Текст книги "Король Крыс"

Автор книги: Виктор Доценко

Соавторы: Федор Бутырский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

15
«Мы будем истинными хозяевами России!..»

Несмотря на несомненные успехи сабуровской преступной группировки, Василия Фалалеева не устраивало положение второго человека в структуре. Кактуса безжалостно жрал червь тщеславия – так хотелось стать полноправным лидером, ни от кого не зависеть, принимать все решения абсолютно самостоятельно, без оглядки на Лютого!

Кактус очень надеялся на Петрова, точнее, на компромат, который бывший майор «конторы» обещал накопать на Нечаева. А в том, что Петров накопает, Фалалеев ни минуты не сомневался. Да и слова Вадима Андреевича запали глубоко в душу Кактусу:

«Компромат хорош уже тем, что при желании его можно накопать на кого угодно, даже на самого Господа Бога».

Но прошла неделя, а от Петрова не было никаких известий, и это сильно беспокоило Фалалеева. Он несколько раз звонил бывшему комитетчику и на мобильный, и домой, но телефоны упрямо молчали. Кактус даже не поленился съездить к Вадиму Андреевичу на Новочеремушкинскую улицу, где тот обитал, но дверь ему никто не открыл.

Все это наводило на тревожные мысли.

Возможно, Максим, человек, несомненно, проницательный и опытный, заметив слежку, ликвидировал соглядатая.

А может быть, и похуже: собрав компромат, Петров посчитал выгодным для себя передать документы и видеозаписи не ему, Кактусу, а самому объекту слежки!

Фалалеев заметно нервничал, и нервозность эта передавалась людям его окружения. Теперь он, нисколько не стесняясь, повышал голос и на бригадиров, дававших еженедельный отчет о проделанной работе, и даже на Шмаля, которому доверял гораздо больше других.

Послушай, Васек, – сказал ему как‑то Артемьев, – никак в толк не возьму: какая собака тебя укусила? Все ништяк: капуста на нас дождем падает, врагов на Москве почти никаких не осталось, менты не лютуют. А ты психуешь, дергаешься.

Беседа проходила в загородном коттедже Кактуса на Рублевском шоссе.

Все вроде бы путем, – продолжал Шмаль и, закурив, бросил пустую сигаретную пачку в стоявшую на полу китайскую вазу эпохи династии Мин. Антикварная вещь, тянувшая на пятьдесят штук баксов, заменяла Кактусу пепельницу.

Да ничего ты не понимаешь. Это одна видимость, что ништяк. А на самом деле хреново все, – возразил хозяин виллы и, взяв мобильный телефон, набрал номер. Приложил трубку к уху, послушал, торопливо нажал «отбой» и мрачно пробормотал: – И куда же этот сучонок запропастился? Столько времени не звонит.

Ты о Петрухе? – догадался Шмаль.

А то о ком же еще? Я уже и пацанов к нему посылал, и сам поздно вечером ездил.

Окна не горят, будто он вообще не бывает дома.

На физиономии Артемьева нарисовался неподдельный интерес.

Вот как? А когда ты его в последний раз видел?

Тогда же, когда и ты. Когда я ему Лютого заказывал.

Так ведь ты ж ему целых полтора месяца дал. Или что‑то вроде того. Забыл? – напомнил Шмаль. – Может, уехал куда. По делам.

Да куда он уехать мог?! – в сердцах воскликнул Кактус. – Я ведь ему за что деньги платил? Чтобы он Лютого пас. А Нечаев теперь в Москве и ехать вроде бы никуда не собирается. И концы все тоже тут. – Фалалеев немного помолчал, а затем добавил сумрачно: – Знаешь, чего я боюсь?

Чего?

Боюсь как бы Петруха на его сторону не переметнулся, вот чего!

То есть? – не понял тот.

Ну, накопал он, например, на него что‑нибудь такое. Дикри… дестри… – пытался выговорить он трудное для себя слово.

Дискредитирующее, – подсказал Шмаль, втайне гордясь своим интеллектом.

Вот–вот. – Фалалеев хотел было повторить мудреное слово, но в последний момент раздумал, заменив на более понятное: – Что– то типа такого позорного, косячного. И решил Лютому это продать.

Так ведь ты ему и аванс дал! Как сейчас помню – двадцать косарей баксов.

Думаешь, Лютый не может нам масть перебить? Или у него ста косарей баксов не будет? – резонно предположил Кактус. – Представляешь, если эта сука Петруха Нечаеву продался. Что тогда Максим со мной сделает? Да и с тобой, кстати говоря, тоже, – добавил он.

А я‑то тут при чем? – заметно забеспокоился Шмаль.

А при том, что ты присутствовал при той беседе, а Лютому об этом не рассказал, – мстительно напомнил Фалалеев. – Или забыл уже?

Лишь теперь до Артемьева дошло, зачем Кактус сделал из него сообщника: круговая порука – самый действенный способ намертво привязать человека к себе.

Да не суетись ты, – попытался успокоить приятеля Шмаль. – Нарисуется Петруха, никуда не денется. Да и сдавать нас Лютому у него резона нет.

Поднявшись с глубокого кожаного кресла, Кактус нервно заходил по комнате.

Боюсь, неспроста все это, ох, неспроста. Куда он пропал, а? Почему до сих пор не появился? Почему его все время дома нет? Дай Бог, чтобы Максим его просто завалил, дай Бог. А если Лютый расколол его и только после этого завалил?

На лице Артемьева отразилось уныние.

И что же теперь?

Я вот что думаю, – вздохнул Фалалеев, – надо бы наших пацанов собрать, какие в авторитете. И честно обо всем перебазарить с ними.

Например?

Ну, предъяв к Лютому у нас и без компромата Петрухи хватает. – Кактус вновь плюхнулся в кресло, на его жирном лбу обозначились рельефные складки. – Смотри: во–первых, те непонятные мужики в камуфляже, которые нас от покушения отбили, – раз. Во вторых, исчезновение Петрова. А обставить надо так: мол, мы попросили этого долбаного комитетчика аккуратненько так пробить, что это за люди нас выручили. А вдруг это не Максим ментов купил, а они его, а? Ну, Петруха, значит, начал работать, а потом, мол, неожиданно исчез. Кому это выгодно? Ясно кому.

В последней фразе явственно прочитывалось: сейчас карьера, а то и жизнь Кактуса и Шмаля зависят лишь от того, кто первый бросит тень на конкурента. Фалалеев на Нечаева или Нечаев на Фалалеева.

И когда ты это думаешь сделать?

Чего тянуть? Давай‑ка я сейчас всех и соберу. – Кактус вновь потянулся к мобильному. – Но сначала подумаем, с кем можно этот рамс перетереть.

С Сытым?

Раз. – Фалалеев принялся загибать татуированные пальцы. – С Кудрявым, Прохором, Соловьем.

Соловей со своей бригадой в Томск поехал, с тамошними барыгами разбираться, – напомнил Шмаль. – Может, Виста позвать?

Как и предвидел Прокурор, коньковские пошли с сабуровскими на мировую, в отличие от очаковского Силантия, который по–прежнему продолжал бессмысленную войну.

Нет, Виста не стоит – человек‑то он новый, может не понять. Потом как‑нибудь с ним перебазарим, отдельно. Ну, с Богом, – вздохнул Кактус и принялся названивать компаньонам.

Максим Нечаев, как уже говорилось, отличался редкой проницательностью, его вообще трудно было обмануть. Как бы ни улыбался ему собеседник, как бы ни заискивал, ни лебезил, ни льстил – Лютый всегда видел его насквозь. От Нечаева не могла ускользнуть даже малейшая фальшь в интонациях, в жестах и, особенно, в мимике. Но Максим никогда не высказывал своих соображений в открытую, хотя мнение о каждом, с кем доводилось встречаться, имел свое собственное. И мнение это, как он неоднократно убеждался, целиком соответствовало действительности.

В последнее время Лютый заметил: Фалалеев здорово изменился к нему. Нет, внешне все было прекрасно: при виде старшого на лице Кактуса играла подобострастная улыбка, но улыбка эта напоминала хищный оскал. Более того, теперь в интонациях порученца проскальзывали слишком уж льстивые и заискивающие нотки, движения сделались чересчур вкрадчивыми, позвоночник – по–лакейски выгнутым, и все это не могло не настораживать.

Поразмыслив о причинах, Максим пришел к единственно правильному выводу: Кактус метит в лидеры, но, оставаясь в тени его, Лютого, вынужден довольствоваться относительно второстепенной ролью. Несомненно одно: этот человек – хитрый, коварный, лукавый и изворотливый. Он использует малейший шанс, чтобы, свалив лидера и создателя сабуровских, самому стать во главе группировки.

А такой шанс у Кактуса уже был.

Нечаев сам понимал, что слова о СОБРе, который он якобы купил для охраны и который сорвал недавнее покушение, прозвучали не слишком убедительно. По всем уголовным законам Фалалеев и Артемьев имели полное право потребовать более детальных объяснений, но Кактус, ограничившись лишь несмелой просьбой познакомиться с милиционера– ми–спасителями, подозрительно быстро отстал с вопросами.

Это было не похоже на Фалалеева – не таким уж он был доверчивым.

Так что опасения Лютого имели под собой основания: Кактус не успокоился, Кактус наверняка начал самостоятельное расследование, Кактус плетет нити интриг, Кактус попытается использовать ту историю с собровцами в своих интересах. Скорее всего, он уже нанял кого‑нибудь для поиска информации, способной серьезно скомпрометировать лидера в глазах сабуровской братвы.

А уж если человек, которого порученец подыскал для сбора информации, раскопал кое– какие факты биографии Нечаева – служба во Втором главном управлении КГБ, работа в так называемом «тринадцатом отделе», – провала никак не избежать. Фалалеев поспешит обвинить лидера в ссученности, и Максиму крыть будет нечем. Тут не помогут ни старые заслуги, ни былой авторитет.

Тогда Лютого тихо и незаметно уберут, а потом «король крыс», с таким трудом созданный, полностью выйдет из‑под контроля.

Надо было что‑то делать, и делать немедленно.

О том, чтобы поделиться своими сомнениями с Прокурором, и речи быть не могло: полная автономность Нечаева была одним из главных условий внедрения. Да и что толку от руководителя КР?! Одно дело – помочь отбиться от наседавших бандитов, а другое – разрешить трения внутри группировки.

Максим долго и мучительно размышлял над сложившейся ситуацией, но ни к чему путному так и не пришел.

А время не шло – оно летело; и время это явно работало не на Лютого.

Как ни странно, но подозрения Кактуса встретили у большинства сабуровских авторитетов скрытое понимание и сочувствие. Впрочем, тому были свои причины: братва, стремившаяся к вольнице, явно тяготилась железной дисциплиной, которую насаждал Лютый. Наркотики – даже относительно безобидные «травка» и экстази – были строжайше запрещены; спиртное и то не приветствовалось в сабуровской группировке. За малейшие нарушения дисциплины была введена жесткая система штрафов и наказаний – никакие оправдания не принимались.

«Причин может быть только две, – говаривал обычно Максим Нечаев, – паралич или смерть».

Более того, в глазах среднего звена сабуровских авторитетов Максим выглядел слишком уж интеллигентным и умным – и настолько, что все эти соловьи, сытые, кудрявые да про– хоры, имевшие за плечами три года ПТУ и пять подвальной «качалки», подсознательно ощущали в обществе Лютого собственную ущербность. И естественно, многие, очень многие хотели бы видеть новым лидером сабуровских Васю Фалалеева.

В той беседе Кактус был вкрадчив и обтекаем и в разговоре акцентировал внимание собравшихся на неудачном покушении. Мол, что это за люди, которые отбили наезд, – непонятно. Я‑де спрашивал у Лютого – тот говорит, что СОБР, но знакомить со спасителями почему‑то не хочет. Получается, ему есть что скрывать от нас, пацанов. Вон и коньковский Вист, с которым мы тогда воевали, тоже ничего не знает.

Нечаев, конечно, в авторитете, старшой, однако, как говорится, доверяй, но проверяй. Вот он, Вася, и решил осторожно проверить. Нанял одного надежного человека, чтобы тот пробил, кто таков этот Максим, где чалился, кто в кентах да подельниках. А человек этот возьми да исчезни. Кому выгодно это, пацаны?!

Пацаны сочувственно цокали языками, кивали, поддакивали, вставляли несмелые реплики, но тем не менее не спешили с главным выводом.

Наконец Сытый, больше других не любивший Нечаева, заявил:

То, что ты нам о Лютом сказал, – хорошо. Ты, Кактус, в натуре, правильно сделал. Мы‑то и раньше видели: слишком уж умным он хочет быть, слишком уж борзо ведет себя, слишком высоко залетел. Как говорится, чем выше взлетишь, тем больней падать. А теперь, после твоих слов, будем думать всерьез.

Пацаны, только все это между нами, – просительно улыбнулся Фалалеев, – чтобы за пределы этой комнаты не вышло.

Понятно, понятно, – закивали пацаны, – мы‑то не враги ни себе, ни тебе.

Как бы то ни было, но слова Фалалеева заронили первые семена сомнения в «правильности» теперешнего лидера, и Кактус ни секунды не сомневался: со временем семена эти дадут долгожданные всходы.

А теперь надо было терпеть, надо было дождаться, пока Максим не проколется на какой‑нибудь мелочи или пока не нарисуется пропавший Петруха со своим компроматом. Фалалеев все еще самоуспокаивался мыслью, что бывший комитетчик выехал в провинцию по делам.

Впрочем, вскоре Кактус на какое‑то время позабыл даже о пропавшем Вадиме Андреевиче – в середине октября произошло событие, неожиданно давшее Фалалееву дополнительный козырь в скрытом противостоянии с Лютым.

Как‑то утром Шмаль разбудил Кактуса ранним телефонным звонком.

Ну, чо тебе еще… – Первую половину ночи Фалалеев пил коньяк, а вторую – трахал молоденькую манекенщицу, очередную «Мисс Европу», и потому был невыспавшимся и весьма агрессивным.

Тут к нам один американский барыга своего человека прислал.

Что за барыга? – Кактус переложил мобильный в другую руку.

Бизнесмен, банкир или что‑то вроде того, – сообщил Шмаль.

Вася взглянул на обнаженную девицу, лежавшую рядом, – теперь, без косметической штукатурки, с помятым лицом и маленькими заспанными глазками, она казалась столь же гадкой, сколь вчера – желанной. Затем лениво пошарил рукой внизу – рядом с кроватью стояла загодя приготовленная бутылка пива и валялась пачка сигарет.

Ну и что он хочет, этот барыга, – поинтересовался Фалалеев, сковырнув пробку передним зубом и сплюнув ее на мускулистую задницу манекенщицы, – крышу ему от американских гангстеров поставить? Или ему Клинтон капусту задолжал, так что, долг надо выбить?

Хочет с тобой встретиться. Кстати, он русский… Мистер Морозофф.

Я по таким мелочам с бизнеснюгами не встречаюсь, даже со штатскими. – Не в силах бороться с жаждой, Кактус приложился к бутылке, острый кадык его быстро–быстро заходил под волосатым подбородком, и из уголков рта потекла густая пена. – Делать мне больше нечего! Для этого бригадные есть.

Да обожди ты, не клади трубку, я еще не все сказал. Барыга этот очень богатый, бабок просто немерено, – продолжал Шмаль. – И он хочет с твоей помощью разместить эти деньги у нас, в России. Типа как вложить в дело. Этот Морозофф теперь в Ялте, в Москву почему‑то приехать не может.

Что, правда такой богатый? – Допив пиво, Кактус бросил пустую бутылку в угол и утер рот углом простыни.

Миллиардер – ни больше ни меньше. Вроде какого‑нибудь Рокфеллера или Березовского, только покруче. Мы уже пробивали его – пургу не гонит. Да и незачем вроде. Короче, просыпайся, приводи себя в порядок и езжай в наш главный офис. Там тебя его человек дожидается. То ли Стив, то ли Стерв. Не помню. Слышь, Васек, эти же американцы такие лохи! А если нам с тобой Морозоффа этого развести, как кролика ушастого?

То, что мистер Морозофф далеко не ушастый кролик и что развести его не удастся, Фалалеев понял уже спустя десять минут после встречи с его заместителем. Порученец бизнесмена, назвавшийся Стивом, беседовал, храня на лице хитрую полуулыбку, но взгляд его – собранный, точный и немного хищный – говорил сам за себя. С ним был переводчик, который отлично знал все нюансы русского языка, и трудностей не возникало.

Этого парня давно завербовал сам Рассказов ,подобрав его на Брайтон–Бич, где тот влачил жалкое существование. Звали юношу Александром Беленьким. В свое время он закончил МГУ и отлично знал не только английский, но и французский. Устроившись в «Интурист» переводчиком, он рано вкусил прелести западной жизни, увлекся тряпками, фарцовкой и однажды, взяв в долг довольно крупную сумму денег, чтобы пустить с выгодой в оборот, не справился и все проиграл.

Дело грозило закончиться плачевно для новоявленного бизнесмена, и он, обведя вокруг пальца кредитора, быстренько подыскал себе великовозрастную еврейку, заморочил ей голову, женился на ней и уговорил уехать в Израиль. До Израиля он, естественно, не доехал, безжалостно бросил «возлюбленную» и начал скитаться по странам в поисках лучшей жизни, пока не очутился в Нью–Йорке, на Брайтон–Бич, где судьба и свела его с Рассказовым. Тот не только пригрел Александра, но и заставил поучаствовать в некоторых опасных делах, чтобы повязать парня. Хотя, как он понял позднее, это оказалось лишним: Беленький и без того был столь предан новому хозяину, что любому глотку за него перегрыз бы.

Когда Рассказов пригласил его в эту поездку, чтобы в случае необходимости прикрываться незнанием русского языка, как говорится, на всякий пожарный, Беленький с огромной радостью и благодарностью отправился с ним. Прямой работы переводчика оказалось немного, и он исполнял в основном мелкие поручения, а иногда и просто был подсобником, таская за Хозяином вещи. Но он не роптал и даже гордился своими обязанностями. Неудивительно, что когда Рассказов отправил Красавчика–Стива на встречу с бандитами, то роль переводчика была поручена Беленькому, и он весьма профессионально, прямотаки виртуозно справлялся с ней.

Да, мистер Морозофф действительно очень богат, – продолжал меж тем Красавчик–Стив. – Да, у него есть желание вложить в российскую экономику большую часть своих сбережений. Но вовсе не потому, что мистер Морозофф такой сумасброд, – он собирается вкладывать деньги не из‑за глупой сентиментальности, не из‑за большой любви к бывшей родине. – Впервые Беленький позволил себе ехидно улыбнуться, передавая мысль Хозяина. – В России теперь большая приватизация и, как следствие, большой бардак. Вот американский бизнесмен и желает погреть на этом руки.

А почему ваш Морозофф решил обратиться именно ко мне? – терпеливо выслушав переводчика, спросил Кактус.

Стив предвидел этот вопрос еще до начала разговора и тут же пояснил:

Мистер Морозофф слышал о вас, как о выдающемся бизнесмене. Кроме того, мистер Фалалеев, ваше влияние в российских мафиозных кругах давно уже ни для кого не секрет. А ведь тут, в Москве, для успешного бизнеса главное – заручиться поддержкой мафии, – не моргнув глазом, продолжил Стив. – Таковы суровые реалии. У нас, в Америке, была схожая ситуация: вы наверняка знаете, что Лас–Вегас построен на деньги мафии. Что наши выдающиеся гангстеры, мистер Диллинджер и мистер Аль–Капоне, крупно финансировали национальный спорт.

Да? – удивленно поднял брови Фалалеев, который, естественно, не слышал ни о Лас–Вегасе, ни тем более о знаменитых американских коллегах.

По–моему, этот олух понятия не имеет ни о ваших мафиози, ни о Лас–Вегасе, – сказал Беленький по–английски Красавчику–Стиву.

Да и Бог с ним, – отмахнулся тот. – Скажи ему, что в конечном счете все это пошло лишь на пользу обществу. – Говоривший был деловит и энергичен, и перебить его не представлялось возможным. – Бизнес не может существовать без мафии, так же, как мафия без бизнеса. Это‑то он поймет, – вскользь заметил он переводчику. – Скажи, что именно по этой причине Морозофф и решил предложить ему взаимовыгодное сотрудничество.

А что я должен делать? – Вчерашний алкоголь все еще бурлил в крови Кактуса, и соображал он с трудом.

Встретиться с мистером Морозоффым, – чуть надменно улыбнулся американец. – Встретиться и поговорить. Только и всего. И поверьте мне, вы об этом не пожалеете!

Ну, так пусть и приезжает в Москву.

К сожалению, мистер Морозофф не может появиться в вашей столице, – перебил Стив.

Это почему?

Появись мистер Морозофф в Москве, пойдут сплетни, кривотолки, поднимется нездоровая шумиха вокруг его имени. А мой шеф этого не любит.

Понятно, – промямлил Кактус, хотя явно ничего не понял. – Так что – мне к нему ехать?

Мистер Морозофф был бы счастлив встретиться с вами в Ялте, – радушно улыбнулся Красавчик–Стив.

Я подумаю, – поразмыслив, произнес Фалалеев, – подумаю и перезвоню вам. Мне надо несколько дней.

Кактус перезвонил Стиву вечером того же дня – ответ прозвучал утвердительно.

Мы и не ждали иного, – ответил посланец «американского инвестора». – Тем более что встреча не займет много времени. К тому же обычный разговор вас ни к чему не обязывает. Не так ли, мистер Фалалеев?

Фалалеев отправился в Крым с Артемьевым и тремя самыми преданными бойцами. Цель поездки не афишировалась, как бы то ни было, Лютый ни в коем случае не должен был знать о ялтинском вояже. Фалалеев понимал: если предложения заокеанского типа окажутся стоящими, чаша весов в противостоянии за лидерство может заметно качнуться в его, Кактуса, сторону.

Ялта встретила москвичей проливным дождем.

Ливень пузырил лужи, загоняя редких прохожих под зонтики уличных кафе и в магазины. Небо – фиолетовое, сумрачное, хмурое – оттеняло густую синеву моря и белоснежные шапки гор Большой Ялты.

Дождь – это хорошо, – улыбнулся Шмаль, выходя из машины. – Говорят, если что‑то начинаешь в дождь – обязательно получится. Типа примета такая.

Еще в самолете Кактус пытался представить себе мистера Морозоффа – лицо, манеру разговора, характерные движения. Воображение рисовало ему эдакого банкира с Уолл–стрит, прожженного делягу, персонажа советских карикатур.

Но это умозрительное впечатление оказалось обманчивым: мистер Морозофф выглядел не так круто, как представлял себе Кактус. Улыбчивый, доброжелательный, доступный, американец к тому же отлично говорил по–русски и, судя по всему, был не дурак выпить, чем явно расположил к себе Кактуса.

Встреча происходила в гостинице «Ореанда», где богатенький янки снимал роскошные апартаменты. Морозофф принял гостей, сидя спиной к окну, так, чтобы лицо его не было освещено. Рядом неподвижными истуканами застыли порученец Стив и безликий переводчик Беленький, которому предстояло переводить только Стива, если тот вдруг вздумает вступить в разговор, и еще переводить с русского самому Стиву, чтобы ввести его в курс дела. Московские бандиты уселись напротив, и беседа началась.

Американец оглядел Кактуса с ног до головы. Тому показалось, что он произвел приятное впечатление, но по каким‑то причинам мистер Морозофф не подтвердил этого ни словами, ни жестом.

Будущий «инвестор» повел издалека. Сперва объяснил, чем он занимается, походя продемонстрировав соответствующие документы, подтверждающие его правомочность. Затем изящно перешел к российской приватизации, присовокупив, что в России по–прежнему нет настоящего хозяина. Посетовав на неразбериху с законами, мистер Морозофф тем не менее весьма похвально отозвался о русской мафии: мол, лучше иметь дело с мафиозными законами, чем вообще не иметь законов.

– А ведь этот буржуй, в натуре, прав, – наклонившись к уху Кактуса, прошептал Шмаль; несомненно, логические построения американского бизнесмена пришлись Артемьеву по вкусу.

Тихо, – цыкнул Фалалеев и, резиново улыбнувшись, взглянул на говорившего.

Тот продолжал:

Я действительно платежеспособен. Я действительно хочу инвестировать деньги в экономику. И не только России, но и других стран Содружества. Той же Украины, к примеру. Но сделать это я могу лишь с вашей помощью. Не удивляйтесь – о сабуровской группировке известно даже у нас, в Соединенных Штатах. Кроме того, вам наверняка знакомо юридическое понятие «неуправляемый инвестор»? И меня, не гражданина России, безусловно, сочтут таковым.

Кактус закусил губу и неожиданно ошутил, как между лопатками стекает холодная капля пота, – явный признак волнения.

Предложение американца таило в себе несомненные выгоды. Этот заморский лох сам предлагает ему деньги: мол., на тебе, дорогой мистер Фалалеев, давай подумаем, куда их вложить, а прибыль разделим пополам.

И какую же сумму вы собираетесь вложить? – переведя дыхание, поинтересовался Кактус.

Сперва следовало бы определиться с объектами, – последовал мило–уклончивый ответ.

Например?

Меня интересуют стратегические направления экономики. То, без чего каждодневная жизнь будет парализована. Энергоносители, транспорт, связь… Тот, кто контролирует эти отрасли, в конечном счете поставит под контроль всю жизнь государства. – Несомненно, мистер Морозофф не страдал мелочностью замыслов.

А как вы все это себе представляете? – не понял Кактус.

Вас интересует механизм? Это совсем несложно, – улыбнулся американец, но улыбка получилась слегка надменной, снисходительной. – Все очень просто: мы организуем совместную корпорацию, множество дочерних фирм и потихоньку начнем скупать акции предприятий, которые нас заинтересуют. Моя задача – вложить деньги. Задача сабуровских – проконтролировать эффективность и безопасность этих вложений. Вполне возможно, что вам придется действовать иногда неформальными способами. Мне все равно. Я не слишком щепетилен. Понимаете мою мысль?

«Механизм», описанный американцем, был для Фалалеева высшей математикой, однако чтобы будущий инвестор не уличил его в некомпетентности, Кактус, придав лицу выражение значительности, ответил неопределенно, но не без важности:

Мы подумаем. Я переговорю с нашими экономистами и юристами, и тогда обсудим это более детально.

Вот и отлично! – Поднявшись со своего места, мистер Морозофф подошел к бару и, открыв его, произнес: – Будем считать, что декларация о совместных намерениях подписана. Есть повод выпить.

Фалалеев оживился: это предложение, в отличие от предыдущего, чисто делового, не требовало больших умственных усилий.

Ну, давайте.

Переводчик Беленький с ловкостью профессионального официанта сервировал столик, и спустя несколько минут «американский инвестор» и русский бандит сидели друг против друга, вежливо улыбаясь.

Мы будем истинными хозяевами России! – поднимая рюмку, хищно улыбнулся мистер Морозофф. – Так выпьем же за это!

Делегация сабуровских пробыла в «Ореанде» недолго – часа полтора. Первый этап переговоров – знакомство и дипломатический протокол – прошел успешно: Аркадий Сергеевич, отлично разбиравшийся в людях и ситуациях, видел, что произвел на господ бандитов самое что ни на есть благоприятное впечатление и что они наверняка клюнут на его предложение, если уже не клюнули.

Ну, как тебе российская мафия, – с кривой ухмылкой спросил Рассказов Красавчика–Стива, когда сабуровские покинули «Ореанду», – небось, прежде никогда не встречался с русскими бандитами?

Тот лишь передернул плечами, взглянув на переводчика, потом на Хозяина.

Бандиты везде одинаковы. Жадные, наглые, лживые. Не вижу большой разницы между японской «якудзой», китайской «триадой», силицийской «коморрой» и американскими гангстерами.

Все правильно, – улыбнулся Аркадий Сергеевич, подливая себе и порученцу водки, – жадные и наглые. Только русские бандиты к тому же еще и не слишком умные. Просто им все чересчур легко дается. Впрочем, чему удивляться: эпоха первоначального накопления капитала.

Действительно, мистер Фалалеев производит впечатление очень недалекого человека, – пригубив водки, согласился Стив.

Несомненно. – Выпив спиртное залпом, Рассказов закурил сигарету. – Я того же мнения.

А вы не боитесь, что они решат вас… м– м–м… Как это по–русски?..

Кинуть, – невозмутимо подсказал Беленький.

Точно, кинуть, – согласился Красавчик–Стив.

Ответ Рассказова был категоричен:

Нет.

Почему?

Потому что они не слишком умные, – развеселился бывший генерал КГБ. – Но, заметь, Стив, и не слишком глупые в то же время. Они не решатся кинуть меня, как ты изящно выразился, до тех пор, пока я не вложу в инвестиции все свои деньги. До этого момента они будут делать все, что я им скажу, будут сдувать с меня пылинки. Именно из‑за своей жадности. А потом, когда я стану одним из хозяев России, наверняка сумею нанести первый удар и избавиться от этих уголовников, переориентировав на себя большую часть группировки. Правда… – Глубоко затянувшись, Рассказов откинулся в кресле и неожиданно замолчал.

Что, шеф?

Боюсь, с сабуровскими не все так просто. Я уже высказывал свои подозрения относительно этого мафиозного сообщества.

Имеете в виду, что… – начал было Стив, но Аркадий Сергеевич не дал ему договорить:

Да, именно то, что ты думаешь. Кроме того, есть еще и номинальный лидер сабуровских – некто Лютый, он же – Максим Александрович Нечаев. Загадочная фигура. О нем мне вообще ничего не известно. И выяснить негде – не у Кактуса же спрашивать!

Мне можно высказаться? – спросил молчавший до сих пор Александр Беленький.

Ну–ну, – с интересом взглянул на него Рассказов.

А почему бы вам не встретиться с этим Лютым лоб в лоб? Вы с вашим умом и опытом сумели бы вмиг расколоть этого парня, – не без лести заметил Беленький.

Мысль интересная, но дело в том, что в любой момент я могу оказаться в российской тюрьме, куда меня давно мечтают упечь бывшие коллеги.

Это существенно меняет ситуацию, извините, – заметил Беленький.

Ладно, не вешайте нос, господа, мы только начинаем. Пока все идет по плану. Пока…

Шеф, а не устроить ли нам небольшой отдых? – заметив на лице Рассказова скучающее выражение, неожиданно предложил Красавчик–Стив.

То есть? – немного оживился тот.

Я ведь еще в первый день рассказывал, какие тут девушки! – произнес порученец тоном заговорщика. – Молоденькие, свеженькие, незатасканные… Просто уму непостижимо: всего десять долларов! Да, можно еще к столу пригласить. Здесь это называется «накрыть поляну». Варварское выражение.

У тебя есть кто‑нибудь на примете? – с интересом спросил Аркадий Сергеевич, и глаза его маслено заблестели.

Ну, тут, в Ялте, этого добра хватает. Сейчас выйдем с Александром на набережную и минут через пять – десять вернемся. – Стив уже поднимался из‑за стола. – Мы – мигом! Сколько пригласить?

Думаю, четверых хватит, – ухмыльнулся Рассказов.

Девушки были найдены быстро. Стайка голодных малолеток, учащихся ПТУ, в ожидании богатых мужчин кучковалась на набережной, неподалеку от входа в «Ореанду».

Предложение Стива за десять баксов трахаться всю ночь без трусов привело юных пэтэушниц в неописуемый восторг, и вскоре четыре самые сексуальные малолетки, провожаемые завистливыми взглядами неудачниц–подруг, исчезли за тяжелой дверью гостиницы.

Ни верный помощник Аркадия Сергеевича, ни его переводчик, а тем более пэтэушницы не обратили никакого внимания на невысокого светловолосого человека, скучавшего на лавочке неподалеку от входных дверей.

Море, подкрашенное неярким лунным сиянием, слегка поблескивало у самого берега, и в тишине слышались его ленивые всплески. Невидимый маяк на пирсе иногда вспыхивал красным светом, на горизонте слабо мерцали огоньки рыболовецких судов, и ветер едва слышно шумел в верхушках пальм и пиний. Все это умиротворяло, но на душе у Савелия Говоркова было неспокойно.

Вот уже четвертый вечер он проводил на скамейке между кинематографической бригантиной, переделанной под кафе, и полукруглым зданием «Ореанды». Рука Говоркова сжимала черную коробочку с толстым отростком антенны – это было устройство для приема информации с установленных в номере «жучков». Со стороны могло показаться, что на набережной скучает типичный курортник – делать нечего, развлечений никаких, вот и решил подышать перед сном свежим воздухом, слушая «Маяк» или местную программу «Ялта, не спать!». И впрямь, сидевший на скамейке то и дело крутил колесико настройки, прикладывая ухо к приемнику, но антенна была направлена в сторону гостиницы.