Текст книги "Хозяин Амура (СИ)"

Автор книги: Виктор Коллингвуд

Соавторы: Дмитрий Шимохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14

Глава 14

Когда улеглась первая суматоха, связанная с внезапным и таким удачным приобретением нового прииска, я решил лично осмотреть нашу новую жемчужину. Оставив Мышляева поддерживать порядок на «старых» приисках, я в сопровождении Лян Фу, Орокана и Софрона отправился на ту сторону.

Переход по нашему импровизированному подвесному мосту сам по себе был испытанием. Шаткий, сплетенный из веревок разной толщины, он угрожающе раскачивался над ревущим внизу потоком Желтуги. Каждый шаг по хлипким, скользким доскам отдавался в желудке холодком; казалось, одно неверное движение – и ты полетишь в кипящую пену, которая мгновенно перемелет твои кости. А ведь нам предстоит перетаскивать по нему сотни пудов грузов ежедневно!

Но то, что мы увидели на том берегу, заставило забыть о риске.

Прииск «Золотой Дракон» был устроен с размахом, куда большим, чем все остальные. Даже «Тигровый Зуб» бледнел перед ним! Он располагался в широкой долине, защищенной от ветров скалистыми склонами гор. Здесь все было основательнее: бараки для рабов сложены не из досок, а из дикого камня; склады – огромные, способные вместить годовой запас провианта. На складах обнаружились богатые запасы шанцевого инструмента, лотков для промывки, и даже запас ртути со специальным выпаривателем, позволявшим экономить ртуть, используя ее по несколько раз. Несомненно, это было эхо английского присутствия. Правда, золота здесь обнаружить не удалось: в процессе восстания оно куда-то «испарилось». Допрос рабов ничего не дал: все они кивали на «белых дьяволов». Впрочем, большая часть работников прииска, получив провиант, тут же приступила к работе. Стоя у берега реки, мы с удовлетворением наблюдали, как работники, дружно отрезав свои косы, тачками везут на промывку золотоносный песок.

– Теперь это золото будет служить Небесному Царству, а не белым дьяволам, – с мрачным удовлетворением произнес Лян Фу, зачерпнув в пригоршню горсть тяжелого, красноватого песка из промывочного лотка. Невооруженным взглядом заметно было крохотные золотинки, крохотными звездочками блестевшие под осенним солнцем.

– До него еще добраться надо, – сплюнув, проворчал прагматичный Софрон, глядя на почти отвесные скалы, окружавшие прииск. – Без жратвы и пороха это просто красивые сказки. А таскать все это добро через мост… Да половина в реку ссыплется!

Увы, но в чем-то он был прав. Этот отдаленный прииск и так-то было сложно снабжать, а с нашим, сверстанным на живую нитку мостом, размещать тут тысячи человек было бы безумием. Нужно либо строить настоящий, капитальный мост, либо искать другой путь. И я, кажется, уже знал, где его искать.

Еще раз развернув «трофейную» английскую карту, я расстелил ее на большом плоском валуне. Мой палец уперся в тонкую синюю линию безымянного ручья, впадавшего в Желтугу чуть выше по течению. Ручья, который неведомый мне англичанин с чисто британским апломбом назвал «ручей Форсайта».

– Люди что-нибудь говорили об этом месте? – спросил я Лян Фу.

Тот кивнул.

– Говорили. Белые дьяволы часто ходили туда со своими блестящими приборами. Запрещали кому-либо приближаться. Говорили, там – священное место их бога.

– Их бог – золото, – усмехнулся я. – Ну что, пришло время воочию взглянуть на это место. Пойдемте!

Лян Фу тут же подозвалнесколько «проводников». Мы вновь пересекли качающийся мост, затем шли около часа, продираясь через густые заросли, и, наконец, вышли к нему. Небольшой, ничем не примечательный ручей, бегущий по каменистому ложу – один их сотни впадаюий в верховья Мохэ. Но именно здесь, на его берегах, я нашел то, что искал -следы их работы.

Перед нами предстали останки базового лагеря настоящей, серьезной геологической экспедиции. Остатки палаток, остывшее кострище, обложенное камнями, а главное – следы профессиональной деятельности. В одном месте в скальный выход породы был вбит стальной колышек с вырезанной на нем латинской буквой «F». Рядом валялась брошенная, уже покрывшаяся легким слоем ржавчины кирка. Судя по клейму, она была сделана не в Китае, а в английском Шеффилде.

Они собирались обосноваться здесь надолго, это было ясно.

По моему приказу Софрон взял лоток и зачерпнул грунт со дна ручья. Через несколько минут он, молча, протянул лоток мне. Я посмотрел, и сердце мое пропустило удар: на дне, среди серого песка, тяжелым, маслянистым слоем лежало золото. Не просто отдельные блестки, как на Золотом Драконе, нет! Самородки размером с ноготь! Такого я не видел даже на самых богатых участках своих приисков.

Теперь все было ясно: вот оно, их Эльдорадо. Отличное место: вода – рядом, рабочие руки – не в избытке, но имеются. Место, где можно было бы наладить баснословно выгодную добычу. Правда, было одно «но»: если я правильно понял, богатая жила уходила вглубь, под толщу скальной породы. Чтобы добраться до нее, нужны были не кирки и лопаты.

Нужен был динамит. Много динамита. А где у нас динамит? Правильно, динамит у нас в России!

Пока мы возвращались с ручья, мысли о поездке в Россию буквально не отпускали меня. Там было все: динамит, заказанное и, что немаловажно – готовое оборудование, заказанное мною в Петербурге, которое нужно было оплачивать. Ведь я, договариваясь с Путиловым и Нобелем, оставил им только предоплату, собираясь расплатиться с прибыли Амбани Бира, но из-за этой кутерьмы с Тулишеном так и не удосужился этого сделать. Возможно, там уже начисляются неустойки… Там же. в России, стоило проведать и перспективные мои проекты – прежде всего, Бодайбо. Да и Кокорева не мешало бы проведать – как у него идут дела с железной дорогой? И, наконец, самое главное – там была Ольга.

Но прежде чем отправиться в путь, нужно было организовать новоприобретенное хозяйство в безупречно… б***ь, да кого я обманываю – в хотя бы сносно работающий механизм – назначить ответственных руководителей на все направления, отдать последние распоряжения, составить списки того, что следует закупить в России.

Начали, само собой, с «кадрового вопроса». Хоть люди на прииске показали делом свою готовность работать, между нами не должно было быть недомолвок: надо огласить условия контракта и получить ясное согласие освобожденных людей его исполнять. Лэй Гун собрал всех бывших рабов прииска на большом плацу «Золотого Дракона». Почти пятьсот человек – изможденные, оборванные, недавно еще голодавшие, но не сломленные. Уважаю таких! Они стояли молча, и в этой огромной толпе чувствовалась не рабская покорность, а глухая, напряженная сила.

Первым слово взял Лэй Гун. Он взобрался на перевернутую арбу, и его могучая фигура возвысилась над толпой.

– Братья! – проревел он, и его голос, казалось, сотряс горы. – Мы сбросили ярмо яо! Мы омыли нашу честь кровью мучителей! Но что дальше? Снова голод? Снова прятаться по горам, как шакалам?

Толпа недовольно, тревожно загудела.

– Нет! – крикнул он. – Я говорил с Тай-пеном Ку-ли-даем, что пришел с реки Черного Дракона. Он предлагает нам не рабство, а союз! Не цепи, а оружие! Слушайте его!

Я поднялся на арбу следом за ним. Рядом встал Лян Фу для перевода.

– Я не ваш новый хозяин, – сказал я громко и четко, и Лян Фу повторял каждое мое слово, вкладывая в него всю возможную силу и убежденность. – Я – ваш военачальник. Я предлагаю вам сделку. Простую и честную, как удар кайла о породу.

Я сделал паузу, обводя взглядом их напряженные, ждущие лица.

– Я предлагаю вам свободу. Но свобода – это не анархия. С этого дня мы живем по закону. Каждый, кто останется здесь, будет получать плату за свой труд – едой и честной долей от намытого золота. Вы получите те же условия, что и люди с других приисков – долю с добычи. Но каждый, кто украдет, кто убьет брата, кто поднимет руку на женщину, – будет судим. И приговор будет один. Смерть!

Толпа молчала. Этот язык они понимали.

– И последнее, – продолжал я. – Эта земля теперь наша. И мы будем ее защищать. Каждый, кто способен держать оружие, станет солдатом моей армии.

Я закончил и ожидал ропота, недоверия, споров. Но из толпы вдруг вышел худой, изможденный старик, чье лицо было покрыто сетью морщин.

– Господин… – сказал он, обращаясь ко мне, и Лян Фу перевел его дрожащий голос. – Я слышал о тебе. Слухи пришли раньше твоих солдат. Говорят, ты дал рабочим на своих приисках то, чего у них никогда не было.

Он посмотрел на меня своими выцветшими, но все еще ясными глазами.

– Надежду.

И в этот момент из глубины толпы, сначала один, потом другой, третий, а затем и сотни голосов начали скандировать, как клятву, как молитву:

– Тай-пен! Тай-пен! Тай-пен!

Смотрел я на них. Ничего не скажешь – волнующее зрелище: видеть тех, кто поднял восстание, победил, добился свободы и теперь готов был драться за нее!

Затем я объявил набор в вооруженную охрану, и тут местные работники меня удивили: вперед шагнуло почти двести человек. Чуть ли не половина от всего состава работников! Как оказалось, именно здесь, на самом дальнем и каторжном из приисков, хунхузы держали самых непокорных. Среди них было много бывших няньцзюней, «факельщиков», для которых восстание было смыслом жизни. В сущности, именно это хунхузов и погубило – такая концентрация бунтарей и привела к восстанию, как только прошел слух, что с остальных приисков хунхузов турнула неведомая, пришедшая с Амура сила. Их лидером и был Лэй Гун – «Громовержец», – тот самый, кто и возглавил бунт. Его авторитет среди них был непререкаем.

План сложился сам собой.

– Цзюнь-шуай, —обратился я к Лян Фу после собрания, стараясь изъясняться по-восточному цветисто. – С этого дня Лэй Гун – твой заместитель. Вы вдвоем – сила. Управляйте этими землями вместе.

Лян Фу, помедлив, охотно кивнул. Как опытный военный и мудрый политик, он тут же оценил выгоду этого союза. А Лэй Гун, простой и прямой, как копье, воин, совершенно доселе не уверенный в собственных перспективах, был горд оказанным ему доверием. Хрупкий, но необходимый баланс сил был создан. Мое маленькое горное государство обрело устойчивую структуру. Теперь можно было уезжать.

Разобравшись с делами на приисках, я оставил там Лян Фу и Лэй Гуна – лед и пламя, которые теперь должны были править вместе. Наш небольшой отряд двинулся в обратный путь, в Силинцзы. Верховые лошади позволили проделать путь в три дня.

В Силинцзы меня ожидала хорошая новость – пришел один из монгольских отрядов, привел с собой 57 пленных няньцзюней. По словам сотника Адуучина, за ним следом шло еще несколько сотен, ведших в общей сложности почти три сотни крепких «факельщиков». Мы довольно быстро договорились о цене и, что немаловажно – о том, что монголы будут снабжать нас разведывательными сведениями, сообщая о всех важных событиях, происходящих по эту сторону Великой Китайской Стены. Расстались мы при полном взаимном удовлетворении. Купленных «факельщиков» всем гуртом отправили на «перековку» к Лян Фу и Лэй Гуну. Что-то подсказывало мне, что эти люди скоро вольются в нашу маленькую армию.

Здесь я собрал в большом зале ямэня всех, на кого теперь оставлял свое горное государство. Прощальный совет получился коротким и деловым.

– Владимир, – я обратился к Левицкому, – ты остаешься за главного. Ты – мой наместник. Вся власть здесь – в твоих руках. Управляй справедливо, но жестко.

Он молча кивнул. За эти месяцы он из гвардейского корнета превратился в сурового, битого жизнью администратора, и я знал, что могу на него положиться.

Остальные получили свои приказы. Софрон – комендант Силинцзы, на нем все хозяйство, склады и оборона города. Тит – главный по арсеналу и муштрой новобранцев. Сафар, уже почти оправившийся от ранения, получил то, чего желал больше всего – он возглавил нашу разведку и контрразведку. Теперь охота на Тулишэня стала его официальной работой. Первым делом ему предстояло наладит голубиную почту, а затем – систему сбора сведений по всей Маньчжурии.

– Я уезжаю, – сказал я, обводя их взглядом. – Надолго ли – не знаю. Остаетесь на хозяйстве. Не подведите.

Прощание вышло по-мужски коротким, без лишних слов и сантиментов. Мы слишком многое прошли вместе, чтобы нуждаться в этом. На рассвете мой маленький отряд выехал из ворот Силинцзы. Я брал с собой лишь самых верных и незаменимых: десяток монголов Очира, привычных к долгой дороге, и отряд нанайцев Орокана – моих глаз и ушей в тайге. Из казны Силинцзы я взял два пуда золота. Еще шесть пудов с лишком остались у Левицкого, на закупки провианта и оборону.

Мы спешили. Осень уже вовсю хозяйничала в этих краях, окрашивая тайгу в золото и багрянец, но с каждым днем дыхание приближающейся зимы становилось все холоднее. Мне нужно было во что бы то ни стало успеть на последние пароходы, что уходили по Амуру вверх, в Сретенск, до того, как река встанет.

Путь лежал через ту же степь, но теперь она не казалась такой враждебной. Навстречу нам уже попадались торговые караваны и арбы крестьян – весть о том, что хунхузы в горах уничтожены, а новый хозяин, тай-пен Ку-ли-лай, жесток к врагам, но справедлив к мирным и никого не обижает без нужды, разлетелась с невероятной скоростью.

На второй день пути, когда мы уже можно сказать вышли из земель, подконтрольных Силинцзы, наши дозорные-монголы, скакавшие впереди, вдруг резко остановились. Вскоре Очир вернулся, скача во весь опор.

– Нойон! – крикнул он, подъезжая. – Там… эвенки. Задержали караван. Кажется, торговцы оружием.

Мы ускорили шаг, и вскоре перед нами открылась полная драматизма картина. На дороге стоял небольшой караван из десятка мулов, груженых длинными ящиками. Вокруг него, суеверно держась на расстоянии, но готовые в любой момент броситься в атаку, гарцевали эвенкийские воины. Они окружили группу испуганных до смерти китайцев, чьи руки были уже связаны. Командир эвенков, здоровенный воин с лицом, рассеченным старым шрамом, как раз тряс перед носом главного купца каким-то странным, неуклюжим оружием.

Присмотревшись я узнал этот предмет. Ба, да это же скорострельный арбалет чжугэ ну! А ведь я заказывал их в Цицикаре!

– Что здесь происходит⁈ – рявкнул я, подъезжая.

Эвенк, увидев меня, почтительно склонил голову, но злости в его глазах не убавилось.

– Нойон, мы поймали этих шакалов! – прорычал он. – Они везут оружие хунхузам! Смотри!

Он снова ткнул арбалетом в сторону перепуганного купца.

Я уже был готов согласиться с ним, но тут один из пленников, маленький, юркий китаец, который, как я помнил, был хозяином той оружейной лавки, узнал меня.

– Тай-пен! Господин! – закричал он, и в его голосе смешались ужас и надежда на спасение. – Пощади! Это твой заказ! Твой!

Он с плачем бросился мне в ноги, насколько позволяли веревки. Я присмотрелся. И действительно узнал его. Я совсем забыл об этом заказе в суматохе последних недель.

– Развязать их, – приказал я.

Эвенки, недовольно ворча, подчинились. Мастер-оружейник, кланяясь и благодаря, рассказал, что он несколько недель плутал со своим караваном по степи, не решаясь идти в горы, где шла война, и только сейчас, узнав, что дорога свободна, осмелился двинуться в путь, чтобы доставить мой заказ.

Я взял в руки один из арбалетов. Мастер сделал их на совесть. Тетива была туже, плечи – толще, а ложе – из крепкого, пропитанного маслом вяза. По моей просьбе он сделал их усиленной, более дальнобойной конструкции. Судя по всему, прицельно бить из такого можно было шагов на сто, а то и сто двадцать. Для бесшумной охоты или для вооружения плохо обученных новобранцев – идеальное оружие.

Я щедро расплатился с мастером и дал ему несколько эвенков – сопроводить до безопасных мест. Арбалеты было решено отправить на прииски – Лян Фу найдет им применение. Наверняка среди бывших «факельщиков» найдутся те, кто умеет с ними обращаться. В тайге это бесшумное и скорострельное оружие могло сыграть очень важную роль… Но несколько штук я велел оставить себе, упаковав их во вьюки. Нужно будет показать это простое, но эффективное оружие нашим русским инженерам. Возможно, из этой китайской диковинки можно будет сделать что-то более серьезное.

Дальше наш путь пролегал уже без особых приключений. Мы скакали быстро, меняя лошадей на стойбищах наших новых союзников-эвенков. И чем дальше на север мы уходили, тем больше мои мысли устремлялись вперед, в Россию. Что там творится на прииске Амбани-Бира, как справился с хозяйством Изя? Не растащил ли все к чертям хитрый Сибиряков на Бодайбо, пока меня не было? Как продвигаются дела в Петербурге с моими железнодорожными проектами?

Хотелось скорее увидеть сына. Услышать его смех. Увидеть Ольгу…

И было еще кое-что. В переметной суме у меня, рядом с мешочком золотого песка, лежал самый главный трофей этой войны, куда более ценный, чем все прииски Тулишэня. Пачка английских карт и бумаг, перевязанная бечевкой. Их нужно было как можно скорее отдать на перевод, изучить, понять. Именно в них, я чувствовал это нутром, скрывался ключ ко всей этой кровавой игре.

Я скакал на север, навстречу зиме, навстречу сыну, навстречу невесте. Но я знал, что это лишь передышка. Потому что главная моя война, война с невидимым и могущественным врагом, который прятался за спиной Тулишэня, еще даже не началась.

Глава 15

Глава 15

Тайга расступилась, и перед нами блеснула свинцовая, холодная гладь Амура. А на высоком холме, чернея на фоне низкого осеннего неба, темнел знакомый силуэт. Наш импань. Наш первый форпост на этой земле.

Но что-то изменилось. Даже издали было видно, что база заметно укрепилась. Вокруг частокола теперь был выкопан ров, а склоны холма, раньше заросшие кустарником, были расчищены – идеальные сектора обстрела.

– Стой! Кто идет⁈ – раздался с вершины стены резкий, но знакомый окрик. Часовой на вышке вскинул ружье.

Очир, ехавший рядом со мной, усмехнулся.

– Свои! – крикнул он в ответ, и его голос гулко разнесся над рекой.

На стене на мгновение воцарилась тишина, а затем послышались радостные, возбужденные крики. Ворота заскрипели и отворились. Нас встречали с неподдельной, мужской радостью. Гарнизон был немногочислен, как я и помнил: четверо крепких бородатых мужиков-добровольцев из Куриловки, несколько старых товарищей из бывших каторжан, оставленных здесь из-за легких ранений, и с десяток молчаливых нанайцев.

– Все тихо, Владислав Антонович, – доложил старший Матвей. – Хунхузов духу нет. Видать, после вашей взбучки все по норам разбежались. Зато китайцы объявились. Торговать. Кланялись, благодарили, что от шакалов избавили.

Я кивнул, с удовлетворением оглядывая порядок на базе. И тут мой взгляд зацепился за то, чего раньше не было. У самого подножия холма, под защитой наших стен, приютилось несколько новых, наспех сколоченных из досок и глины фанз. Из их труб вился тонкий дымок.

– А это что за самострой? – спросил я.

– Беженцы, – ответил Матвей. – Как прослышали, что Тулишэня здесь больше нет, а правит справедливый тай-пен, так и потянулись. Сначала одна семья пришла, потом другая. Просят защиты и работы.

Я смотрел на эти убогие хижины, на играющих рядом с ними чумазых ребятишек и понимал, что началось что-то другое. Что-то куда более сложное и ответственное. Я перестал быть просто атаманом. Я становился защитником. Хозяином.

Переправа через широкий, осенний Амур заняла несколько часов. Лошадей пришлось перегонять на неуклюжих плотах, которые мы тащили за нашей джонкой. Когда мы наконец причалили к стойбищу, нас встретили радостными криками.

Это было возвращение домой.

Молодежь с горящими глазами обступила моих бойцов, жадно расспрашивая о боях в далеких горах. Особый восторг вызвали тарбалеты чжугэ ну – диковинное, скорострельное оружие завораживало молодых охотников. Но старики и женщины смотрели на нас иначе. В их взглядах была не столько радость, сколько тревожное ожидание.

Ко мне подошла седая, высохшая старуха, мать одного из воинов, оставшихся с Лян Фу.

– Тай-пен, – сказала она, и Орокан перевел ее тихий, но настойчивый голос. – Скоро пойдет кета. Большая вода несет рыбу. Наши мужчины… они вернутся к путине? Если они не набьют коптильни, зимой стойбище будет голодать.

Наступила звенящая тишина. Радостные крики смолкли. Старуха молча поклонилась и отошла. Вокруг нас образовалась пустота. Нанайцы смотрели на меня с обидой и недоумением. Орокан опустил глаза.

Я смотрел на их замкнувшиеся, отчужденные лица и вдруг понял, какую чудовищную ошибку совершил. Идиот. Они не мои солдаты, связанные присягой. Они – союзники, связанные словом. Их зима, их голод – это теперь моя проблема. Их выживание – это основа моей силы.

Позже, когда сумерки начали сгущаться над рекой, я сам пришел в большой дом старейшин. Они сидели вокруг очага молча, и это молчание было тяжелее любого упрека.

– Я подумаю как быть, и как Вам помочь, приходите через пару дней на прииск, думаю к этому времени будет решение.

В его глазах было облегчение и… уважение. В этот вечер я перестал быть для них просто сильным чужаком, принесшим войну и золото.

Переночевав у нанайцев, мы двинулись к главной базе – прииску Амбани-Бира. Уже на подходе я видел, как он изменился. Вместо горстки разрозненных построек теперь стояло настоящее, укрепленное поселение с высоким частоколом и дозорными вышками.

Не успел я спешиться, как из ворот, расталкивая людей, вылетел Изя Шнеерсон. Его лицо было красным от волнения, а очки съехали на кончик носа. Он подбежал и, забыв про всякие церемонии, вцепился в меня, что-то бормоча на смеси русского и идиша.

– Курила! Шоб ты был здоров и совсем не кашлял! Вернулся!

За ним, кряхтя, спешил старый Кузьмич. Увидев меня, он замер, снял шапку, и по его морщинистому лицу, не стыдясь, потекли слезы. Он бросился мне на шею, бормоча:

– Вернулся, соколик… Живой…

И тут из-за его спины, держась за штанину старика, выглянула маленькая фигурка. Светловолосый мальчишка лет трех, в ладно сшитой рубахе и маленьких сапожках. Он смотрел на меня большими, серьезными глазами – моими глазами. Ваня. Мой сын.

– Папа? – тоненько, но отчетливо спросил он.

Это простое слово ударило сильнее любого вражеского выстрела. Я опустился на колени, чтобы быть с ним на одном уровне. Все бои, все смерти, все золото мира – все это померкло в один миг. Он вырос.

– Да, сынок, – прохрипел я, чувствуя, как в горле встал ком. – Папа.

Он сделал неуверенный шаг, отпустив Кузьмича, и ткнулся мне в плечо. Я обнял его, вдыхая запах его волос – запах дома, тот самый, ради которого я и вел все свои войны.

– Болтает без умолку, сил нет, – добродушно проворчал Кузьмич, вытирая слезы рукавом.

– Все тебя ждал. Каждое утро спрашивал: «Деда, а папа ско-ло?» Вот, дождался, непоседа.

После первых бурных, сбивчивых эмоций Изя, таинственно сверкая глазами, потащил меня в амбар.

– Идем, идем! – шипел он. – У меня для тебя есть сюрприз! Такой сюрприз, что ты упадешь!

Он подвел меня к дальнему углу, где в несколько рядов стояли тяжелые, окованные железом сундуки, запертые на амбарные замки.

– Смотри! – прошептал он с благоговением. – Смотри и плачь! Это все – наше!

Он щелкнул замком и откинул крышку одного из сундуков. Я заглянул внутрь и на мгновение потерял дар речи. Сундук был доверху набит тяжелыми, тускло поблескивающими слитками золота.

– За время, что тебя не было, – голос Изи дрожал от гордости, – мы намыли… больше шестидесяти пудов!

Шестьдесят пудов. Почти тонна. Я быстро прикинул в уме. По нынешним ценам… почти миллион рублей серебром. Миллион. Эта цифра не имела вкуса или запаха. Это была просто абстракция. Абстракция, способная покупать армии, строить заводы и менять судьбу империи.

– Как⁈ – только и смог выдохнуть я.

– Амальгамация, шоб ты так жил как всем желаешь! – восторженно зашипел Изя. – Эта твоя ртуть – это слезы бога! Мы перемыли старые отвалы, те, что считали пустыми! Там было еще столько же! Мы просто выбрасывали его под ноги!

Он снова засмеялся, счастливый и гордый.

– И еще новость! – не унимался он. – Со дня на день ждем пароход из Благовещенска!

Пароход. Вот оно. Судьба сама давала мне в руки все карты. – Отлично, Изя, – сказал я, приходя в себя.

– Значит, так. Я еду в Россию. Через Сретенск и Кяхту. Нужно продать часть этого, – я кивнул на золото, – забрать оборудование, узнать, как дела на Бодайбо и у Кокорева.

Лицо Изи вдруг вытянулось.

– Курила… Серж… возьми меня с собой! – вдруг попросил он, и в его голосе прозвучала непривычная, тоскливая нотка. – Я так соскучился по запаху настоящей кофейни, по хрусту французской булки…

Я посмотрел на него. На этого гениального афериста, который в глухой тайге сумел наладить производство и приумножить наше состояние.

– Не могу, Изя, – ответил я, и мой голос прозвучал жестче, чем я хотел. – Ты нужен здесь. Кузьмич один может и не справиться.

Утром, глядя на сундуки с золотом, я думал не о богатстве. Я думал о дороге. Тысячи верст по земле, где закон – это ствол в твоих руках. Идти с таким грузом без абсолютно надежной охраны – все равно что плыть по реке с пираньями, обмазавшись кровью. Решение пришло само собой: казаки.

Но к атаману едут не с просьбой, а с дарами. Я вспомнил о своем обещании снабжения, данном Гольцову, когда он выделял мне людей для похода в Маньчжурию. Это был не просто подкуп. Это был язык, который в этом краю понимали лучше всего – язык силы и щедрости. Я приказал нагрузить нескольких вьючных лошадей мукой, солью и несколькими бочонками трофейного пороха.

Взяв с собой пятерку людей для статуса, я выехал в Тепляковскую станицу. Она встретила нас лаем собак и настороженными взглядами крепких мужиков, чинивших оружие на завалинках. Это был островок русского мира, суровый и самодостаточный.

Атаман Елизар Фомич Гольцов встретил меня на крыльце своей просторной избы. Его взгляд-буравчик осмотрел меня, а затем с одобрением задержался на груженых вьючных лошадях. Взгляд потеплел.

– С добрым делом пожаловал, господин Тарановский, – пробасил он. – Проходи, гостем будешь.

В его избе, пахнущей деревом и воском, за простым дубовым столом разговор пошел сразу по-деловому.

– Еду в Россию, атаман. По делам государственной важности, – сказал я, не вдаваясь в подробности. – С большим грузом. Нужен конвой. Десяток бойцов. Плачу по-царски: пятьдесят рублей серебром в месяц каждому, полное обеспечение и наградные по итогу.

Гольцов долго молчал, поглаживая окладистую бороду. Десяток – это серьезная сила, оголять станицу не хотелось, и так не все вернулись после твоего похода.

И в избе повисло молчание. Атаман думал.

– Будут тебе бойцы, – наконец кивнул он, приняв решение. – За такую плату – будут. Да только, – он хитро прищурился, – боюсь, десятком дело не кончится. Слухи о тебе, Тарановский, по станицам летят быстрее птицы. Молодежь вся на тебя смотрит. Говорят, платишь честно, воевать умеешь, и дело у тебя правое. Многие бы государеву лямку на твою службу променяли. Ты бы подумал… о своей сотне. На постоянной основе.

В шоке от такого предложения я лишь кивнул, а вечер пролетел не заметно за разговорами о моих приключениях.

В итоге на прииск не один. За мной ровным строем ехал десяток бородатых, вооруженных до зубов чертей во главе с молодым, но уже битым жизнью сотником – мой новый личный конвой. Первая и главная задача перед дорогой в Россию была решена.

Прошло несколько дней после моего возвращения из станицы. Прииск гудел, как растревоженный улей. Десяток моих новых казаков, с их размашистой удалью и громкими голосами, быстро влились в гарнизон, привнеся в него дух вольницы и порядка одновременно. Весть о моем возвращении и о разгроме хунхузов разлетелась по тайге, и теперь наш Амбани-Бира был не просто прииском, а столицей моей маленькой, дикой империи.

И вот, на исходе третьего дня, дозорные доложили о гостях. Это была не ватага старателей и не торговый караван. На прииск прибыла делегация: десяток седых, морщинистых, как печеное яблоко, стариков с нескольких соседних нанайских стойбищ. Они двигались медленно, с огромным достоинством, и каждый их шаг говорил о том, что они пришли не просить, а говорить как равные. Они ждали, пока я вернусь, чтобы говорить со мной лично.

Я принял их в главной избе, где уже был накрыт стол. Но они не притронулись к угощению.

– Тай-пен, – начал старший из них через Орокана, и в его голосе не было прежнего подобострастия. – Хунхузов на нашей стороне больше нет. Река чиста. Зачем наши охотники проливают кровь в чужой земле, когда дома их ждут сети и семьи? Скоро пойдет кета. Без мужчин мы умрем с голоду зимой.

– Потому их и нет, старик, что мы добиваем их в их логове, – ответил я. – Если мы дадим им отсидеться, они вернутся. И тогда снова будут гореть ваши стойбища.

Я видел, как помрачнели их лица. Они поняли логику, но не приняли ее. И тут до меня дошло.

– Но… – я сделал паузу, смягчая голос. – Ты прав. Семьи воинов не должны голодать, пока их мужчины на войне.

Я видел, как дрогнули их непроницаемые лица.

– Я немедленно отправлю гонца в Силинцзы, – продолжил я. – С приказом вернуть половину ваших охотников. Они успеют к путине. Но, – я поднял палец, – и вы поможете мне. Война не окончена. Мне нужны воины. Каждые две луны ваши стойбища будет отправлять мне свежих бойцов на смену тем, кто возвращается.

Старейшина, самый древний из них, долго смотрел на меня, потом медленно кивнул.

– Это слово вождя.

Чтобы окончательно закрепить союз, я повернулся к Изе.

– Изя! Выдай старейшинам по пять мешков муки и риса на каждое стойбище, чьи воины сейчас в Маньчжурии. В дар. От меня лично.

Этот широкий жест подействовал лучше любых угроз. На их лицах проступило изумление, а затем – искренняя, глубокая благодарность. Последняя проблема перед моим отъездом была решена. Союз с нанайцами, только что едва не треснувший, теперь был крепок как никогда.

И в этот самый момент с дозорного поста на холме донесся протяжный крик:

– Дым! Пароход идет!

К нашему берегу, тяжело пыхтя и черня небо клубами дыма, действительно приближался колесный пароход. Это было не знакомое нам судно, а другое, с надписью «Людорф» на борту. Как и было условлено, он шел к стойбищу Орокана, чтобы загрузиться дровами.

Я, в сопровождении своего нового казачьего конвоя, спустился к реке. Владелец судна, купец Людорф – хмурый, обветренный немец лет пятидесяти с практичным, усталым взглядом – лично руководил швартовкой.

– Господин Людорф, – обратился я к нему, когда он сошел на берег. – Меня зовут Тарановский. Мне и моему отряду нужно добраться до Сретенска. И с нами ценный и тяжелый груз.

Людорф смерил меня цепким взглядом, задержался на моих казаках, на их добротном оружии.

– До Сретенска? – он скептически хмыкнул. – Путь неблизкий, господин Тарановский. И недешевый. Особенно с тяжелым грузом. Пароход мой и так почти пустой идет, себе в убыток.