Текст книги "Хозяин Амура (СИ)"

Автор книги: Виктор Коллингвуд

Соавторы: Дмитрий Шимохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Ну что же – отлично! Лучшего момента для удара было не придумать. Прямо сейчас они, уверенные в своей безнаказанности, тащили в гору выкуп и бочонки с отравленной водкой. Наверняка эти мрази предвкушают’пир горой' в честь своей удачи. Этот пир должен был стать для них последним.

– Выступаем, – приказ прозвучал в тихой комнате как щелчок взводимого курка. – Немедленно.

Левицкий с караваном остался в поместье. Здесь, под защитой высоких стен и благодарного хозяина, они были в безопасности. С собой был взят лишь ударный кулак: Беседин и Соболев, полсотни монголов Очира – тех, кто умел обращаться с луком – Сяо Ма и нанайцы – все те, кто умел ездить верхом и бесшумно подкрадываться. Другой полусотне монголов во главе с самим Очиром было приказано окружить селение – в случае если кто-то из тайных соглядатаев бандитов, заметив нашу кавалькаду, попытался бы их предупредить, монголы должны были перехватить его.

– Не выпускайте никого! – предупредил я Очира. – Если кто-то попытается покинуть селение – хватайте и держите до нашего возвращения. А там мы выясним, что ему под вечер дома не сидится.

Казалось, отряд был укомплектован. Но тут я подумал – а не привлечь ли к операции и «факельщиков»? В конце концов, ведь надо их потихоньку вовлекать в мое войско! А эта стычка – прекрасный шанс оценить, чего они стоят.

Они сидели группами, угрюмые и настороженные, как стая волков, попавшая в новую клетку. Подозвав Сяо Ма для перевода, я обратился к ним.

Я не стал говорить о долге или чести, и заговорил о том, что они понимают лучше всего – о добыче и карьерных перспективах.

– Там, в горах, сидит банда хунхузов, – сказал я, и Сяо Ма переводил, вкладывая в слова ярость и презрение. – Они богаты. У них есть оружие, серебро, женщины. Сегодня ночью мы идем вырезать это гнездо.

Они слушали молча, и в их глазах появился интерес.

– Мне нужны добровольцы. Двадцать человек. Те, кто не боится смерти и хочет отомстить. Те, кто пойдет со мной, перестанут быть рабами. Они станут моими воинами, моей личной охраной. Они получат лучшее оружие из того, что мы захватим, и полную долю в добыче. Остальные останутся здесь, ждать своего кайла. Выбирайте.

Им не понадобилось много времени. Из толпы шагнул вперед один, потом второй, третий. Через минуту передо мной стояло девятнадцать человек. Девятнадцать пар глаз, горевших дикой, застарелой ненавистью. Оружия им не хватило, так что пришлось вооружить их тем, что было – тесаками-дао и бамбуковыми копьями.

Едва собравшись, мы двинулись налегке, освещаемые закатным солнцем. Впереди бесшумными тенями скользили нанайцы. Жену Чжао несли на импровизированных носилках двое бывших няньцзюней – бинтованные ноги, обычные среди знатных китаянок, не позволили бы ей сделать и шагу.

К тому времени, как багровое солнце умерло за дальним хребтом, окрасив небо в цвета запекшейся крови, мы были на месте. С заросшего колючим кустарником перевала открывался вид на логово врага. В глубокой, поросшей лесом лощине, прилепившись к отвесной скале, словно осиное гнездо, темнели строения старого монастыря. Из трубы главной кумирни уже вился ленивый, сытый дымок – бандиты разжигали очаг для своего праздника. В окнах, как желтые глаза хищника, зажигались первые огни.

Короткий жест. Отряд беззвучно растворился в складках местности, впиваясь в склоны, оплетая монастырь смертельной паутиной. Мы залегли, превратившись в камни, кусты, тени – в часть этой древней, безразличной земли.

Над ущельем повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра. Оставалось лишь дождаться, когда яд и хмель сделают свое дело.

Дождаться начала пира стервятников, чтобы превратить его в их собственные поминки.

Глава 9

Глава 9

Время шло. Настала чернильная, безлунная ночь. Старый даосский монастырь, прилепившийся к скале, тонул во тьме. Единственным признаком жизни были тусклые, маслянистые огни в бойницах да разнузданный гвалт, выплескивавшийся наружу.

Внутри шел пир.

Пьяный рев, взрывы грубого хохота и надрывные, фальшивые ноты какой-то песни эхом бились о стены ущелья. Они праздновали. Праздновали удачный выкуп, богатую добычу и собственную безнаказанность.

Я лежал, вжавшись в холодную, сырую землю, и слушал. Каждый этот вопль, каждый аккорд их веселья отдавался в висках. Рядом, не шевелясь, застыли мои бойцы: полсотни монголов Очира, казаки Парамона и Беседина, нанайцы во главе с Ороканом и девятнадцать моих новых «факельщиков», чьи глаза горели в темноте диким огнем. Их лица были нечитаемы, но я чувствовал напряжение, висевшее в воздухе.

Сколько нужно аконита, чтобы свалить полсотни здоровых, пьяных мужиков? Мы с Ичигеном сыпали его в бочонки «на глазок». А если доза слишком мала? Если они просто проблюются и озвереют еще больше? Тогда нам придется брать штурмом. И тогда кровь польется рекой. Наша кровь.

Время тянулось, как смола. Десять минут. Полчаса. Мучительный час. Гвалт внутри не стихал, и с каждой минутой в груди нарастал холодный, липкий страх.

И тут что-то изменилось.

Пьяная песня, которую кто-то затянул особенно громко, вдруг оборвалась на полуслове. Нелепо, будто певцу зажали рот. Наступила короткая, звенящая тишина. А потом ее разорвал другой звук. Не крик ярости. А удивленный, булькающий вскрик.

Раздался грохот опрокинутой скамьи и глухой удар тяжелого тела об пол.

Смех сменился испуганными, вопрошающими выкриками. Кто-то начал кашлять – долго, мучительно, с рвотными позывами.

Я ухмыльнулся в темноту. Жатва началась.

Я поймал взгляд Орокана и кивнул на Сяо Ма и Ичигена.

– Посмотрите. Быстро!

Они бесшумно скользнули во тьму, растворились у стен. Ждать пришлось недолго. Они появились так же внезапно, как исчезли.

– Тай-пен, – прошептал Ичиген, его глаза горели в темноте. – Стены пустые. Часовых нет. Сяо Ма добавил, задыхаясь от волнения: – Все внутри. Двери настежь. Путь свободен!

Я медленно поднялся, хрустнув затекшими коленями. Оглядел своих бойцов.

– Ну что, господа… стервятники? – тихо сказал я, и в голосе моем не было ни жалости, ни злорадства. Только холодный расчет. – Похоже, пир для нас уже накрыт. – Тихо действуем, – прошипел я, собирая командиров в тени стены. – Никаких выстрелов до моего приказа. Только холодное оружие.

Стены монастыря были невысокими, но гладкими. В полной тишине мы подвели коней вплотную к камням, в мертвой зоне, не просматриваемой из бойниц.

Один из монголов, вскочил на седло, и вот он уже на стене. Сверху полетела веревка. Через минуту мы все были наверху. Бесшумно спрыгнув во внутренний двор, мы замерли, растворяясь в тенях.

Картина, открывшаяся нам, была пострашнее иной битвы.

Двор был залит светом догорающих костров. И повсюду… повсюду были люди. Десятки хунхузов. Но они не ждали нас с оружием. Они успешно умирали без нашей помощи.

Один, стоя на коленях, извергал из себя черную рвоту с кровью. Другой, сидя у стены, слепо тыкал тесаком в пустоту, отмахиваясь от невидимых демонов. Третий бился в судорогах, его тело выгибало дугой на утоптанной земле. Тот самый пир который мы слышали, превратился в театр кабуки, поставленный самой Смертью. Аконит работал.

– Добить, – мой шепот прозвучал вот тьме, как шелест змеи. – Тихо. Без шума.

И начался танец со смертью. Мои бойцы разделились и пошли по двору, методично и безжалостно. Монголы работали быстро, как мясники на бойне – короткий, точный удар ножом в сердце или под ребро. Нанайцы действовали как охотники, добивающие раненого зверя.

Но «факельщики»… О, эти упивались моментом. Я видел, как один из них, тот самый с бычьей шеей, медленно, с наслаждением, топтал сапогом горло корчащегося бандита, вымещая всю свою накопленную ненависть. Они не убивали. Они казнили.

Мы почти закончили зачистку двора, когда дверь одного из боковых храмовых зданий с треском распахнулась. На пороге стоял хунхуз с ошалелым, но ясным взглядом. За его спиной виднелись другие.

Увидев нас он взвыл.

Да они трезвые! Вот же ублюдки! Видимо, те, кто предпочитал водке опиум или просто не успел приложиться к бочонку.

Их было не больше десятка, но это были отборные, вооруженные до зубов бойцы. Они с яростным ревом бросились на нас.

– Огонь! – рявкнул я, понимая, что тишина кончилась.

Я выхватил «Лефоше», привычно взводя курок.

Грохот моего револьвера в замкнутом дворе прозвучал как удар грома. Ближайший бандит схватился за грудь и упал.

Но остальные уже врубились в наши ряды. Зазвенела сталь. Один из «факельщиков» сцепился с бородачом, оба рухнули на землю, катаясь и пытаясь всадить нож в горло противника. Орокан отбил удар тесака-дао и коротким движением копья проткнул нападавшему бедро.

Началась яростная, грязная резня.

Двор был наш и зачистку надо было продолжить.

– Внутрь! – рявкнул я. – Добить!

Я, Орокан и двое «факельщиков», ворвались первыми. Комната была пропитана дымом и сладковатой вонью опиума.

За опрокинутым столом, тяжело опираясь на него, стоял главарь этой банды: кривоногий бандит с лицом, изъеденным оспой – тот самый, что принимал выкуп на перевале.

Аконит уже добрался до него. Атамана шатало, грудь хрипло вздымалась, по подбородку текла струйка пены. Но бычье здоровье и звериная воля держали его на ногах. И он был вооружен.

Он вскинул руку, и я на долю секунды замер. В его кулаке был не китайский фитильный пистолет, а тяжелый европейский револьвер.

«Адамс»! Твою мать, «Адамс»! Точно такой же, как у моих людей, купленный в Петербурге!

Выстрел! Пуля сорвала щепу с косяка у моего уха. Я выстрелил в ответ из «Лефоше», но в полумраке промазал. Атаман взревел и, отшвырнув стол, бросился на меня.

Мы сцепились вплотную. Его хриплое дыхание обжигало мне лицо. Он пытался вывернуть мне руку, направить мой же револьвер мне в живот, одновременно лягаясь кованым сапогом. Один из «факельщиков» попытался помочь, но атаман, не глядя, ударил его ногой в пах, и тот рухнул, воя от боли. Крепкий, зверюга!

Но на мгновение от отвлекся от моей руки. Я тотчас же отпустил револьвер, позволяя ему упасть на пол, и рванул нож из-за пояса. И, пока он давил на мою пустую руку, я всадил ему нож под ребра.

Раз. И еще раз, проворачивая. Он захрипел, хватка ослабла. Я оттолкнул его от себя.

Атаман сделал еще один шаг, глядя на меня с удивлением, и рухнул на пол, захлебываясь кровью и ядовитой рвотой. Все было кончено.

В фанзе повисла тишина, нарушаемая только моим тяжелым дыханием.

– Кажется, все, – прохрипел я, вытирая лезвие о халат убитого.

И тут из-за шелковой ширмы в углу донесся тонкий, испуганный писк, а следом – тихий плач.

– Выходи! – рявкнул я, подняв «Лефоше». – Живо!

Ширма затряслась, и оттуда, пятясь и кланяясь до земли, выполз маленький, перепуганный китаец в очках и с чернильными пятнами на пальцах. Он трясся от ужаса.

– Не убивай, господин! – залепетал он на ломанном русском, кланяясь. – Я не воин! Я… я писарь! Я только считал!

– Обыскать! – рявкнул я, вытирая кровь с ножа о халат мертвого атамана. – Вывернуть эту нору наизнанку!

Писарь, дрожащий, как осиновый лист, тут же вызвался помочь. Он-то знал, где атаман прятал свое добро. Страх перед пыткой, а мои «факельщики» выглядели так, будто знали в этом толк, оказался сильнее верности мертвому хозяину. Запинаясь, он повел нас по тайникам.

Добыча и вправду превзошла все ожидания. Из-под пола в спальне атамана, из тайника за кумирней, из пустотелой статуи какого-то злобного божка – мы вытащили мешки с серебром, шелками, тюки с опиумом и чаем.

– Пересчитать серебро, – приказал я. – Сто сорок лянов вернуть господину Чжан Гуаню. Это плата за его гостеприимство и риск. Остальное – в общую казну. Разделить между всеми бойцами.

Но больше всего меня интересовало не серебро.

– Оружие! Где арсенал?

Писарь повел нас в дальний амбар. Там, помимо наших фитильных ружей, которые они забрали при выкупе, лежали еще семнадцать исправных «гиндербеев». Негусто.

– Это все? – разочарованно спросил я. Подоспевший Сяо Ма перевел мои слова писарю. Он что-то заверещал, поминутно кланяясь.

– Говори – нет, господин… – перевел Сяо Ма, с отвращением глядя на пленного. Тут писарь ткнул пальцем в угол, на неприметный деревянный ящик, сбитый толстыми гвоздями.

– Вон там, говорит, еще! – пояснил наш маленький переводчик.

Ближайший факельщик поддел крышку. Дерево затрещало. Внутри, на слое соломы, тускло поблескивая вороненой сталью, лежало то, чего я меньше всего ожидал в гнезде диких бандитов. Там лежали револьверы!

Я замер. Это были «Адамсы». Целый ящик! Новые, в густой, желтоватой заводской смазке. Я вытащил один. Тяжелый, идеально сбалансированный. Двадцать штук. Целый арсенал.

– Откуда⁈ – я схватил писаря за ворот. – Говори, или я кишки тебе выпущу!

– П-подарок, господин! – заикаясь, выдохнул он. – Неделю назад. Привез человек… «мистер Текко», так он себя звал.

«Мистер Текко»… Я похолодел. Не тот ли это европеец, что снабжал Тулишэня английскими картами?

– Атаман… он был человек старой закалки, – торопливо добавил писарь, – не доверял этому… сложному оружию. Кричал, что фитильное ружье надежнее. Спрятал ящик. Для особого случая…

Особый случай. Ну-ну. Он настал. Только не для него. Я взвесил револьвер в руке. Похоже, мы наступили на хвост очень серьезному зверю.

– Теперь бумаги, – я ткнул пальцем в писаря, который все еще жался к стене. – Все. Расписки, письма все что есть!

Тот, кланяясь и лепеча, кинулся к другому, окованному железом сундуку, который я поначалу принял за лавку. Дрожащими руками он достал ключ и отпер замок.

Сундук был набит доверху: связки рисовой бумаги, исчерканные иероглифами, счетные книги, какие-то долговые расписки. Обычный бандитский архив. Я без особого интереса перебирал эти пыльные свидетельства их грабежей, пока рука не наткнулась на стопку плотной, дорогой европейской бумаги.

Документы были на английском.

Пульс подскочил.

Вот оно.

Я впился взглядом в аккуратные, выведенные каллиграфическим почерком строки. Имя, которое я уже слышал от этого же писаря, снова всплыло на поверхность: Mr. J. S. Tec.

Но теперь это было не просто имя. Рядом стояли цифры, даты, упоминания о прибытии кораблей в порт Тяньцзинь. И списки товаров. От этих списков у меня по спине пробежал холодок.

Opium , 50 chests. Firearms, Adams pattern, 20 units. Tools mining [1].

Я держал в руках неопровержимое доказательство. Это была не просто шайка оборванцев, грабящих караваны. Это было коммерческое предприятие. Организованное, снабжаемое и, очевидно, направляемое европейцами. Английские карты. Револьверы «Адамс». А теперь – и накладные. Пазл сложился.

Я просмотрел последнюю записку, написанную корявым почерком, видимо, самим писарем под диктовку атамана. Это был план. Атаман планировал встречу с «мистером Текко» через две недели. Место встречи – игорный дом «Хромой Дракон» недалеко от Мукдена. Цель – «получение новой партии товара».

Я медленно сложил бумаги. Мукден. Туда, куда я и так собирался ехать за армией. Судьба, похоже, решила сыграть со мной по-крупному.

С одной стороны, на это можно было наплевать, вот только если все пустить на самотек, чую станет еще жарче. Край попадет под влияния англичан, а там и до нас дело дойдет.

Настоящий игрок, мистер Текко, кто бы он ни был, все еще сидел за доской.

И, похоже, мне предстояло схватиться с ним лицом к лицу. Так еще и купчишка с ним дела имел.

«Ну почему все всегда идет на перекосяк?» – промелькнула в голове мысль.

Поутру, неся на себе едкий, тошнотворный запах гари, пороха и крови, наш ударный отряд вернулся в поместье Чжан Гуаня. Трофейное оружие – «Адамсы», фитильные ружья, тесаки – было спешно погружено на вьючных мулов. Мы выглядели как банда демонов, вернувшихся с ночной охоты.

Чиновник Чжан Гуань встретил нас у ворот. Издал какой-то булькающий звук и рухнул на колени, пытаясь припасть к моим, залитым чужой кровью сапогам.

Я брезгливо, двумя пальцами, поднял его за шиворот.

– Вы спасли мою жизнь, мою честь, господин Кул-ли-лай! – лепетал он, захлебываясь слезами и словами. – Мой дом – ваш дом! Я ваш вечный должник!

– Хорошо, – прервал я его. – Долги нужно платить, господин Чжан. И вы заплатите. Не серебром – у меня знаете ли, полно золота. Но мне нужны некоторые, скажем так, услуги.

И он тут же провел меня в свой дом, несмотря на мой вид.

Мы сидели в его тихом, пахнущем сандалом кабинете.

– Мне нужна связь, – сказал я прямо. – Быстрая, надежная и тайная. Мой прииск в Силинцзы за сотни верст. А враги – вот они, под боком. Я не могу ждать гонца неделями.

– Но, господин… – начал он, не понимая.

– У тебя есть связи в Цицикаре. Найди мне людей, которые разводят синь-гэ. Почтовых голубей.

Его глаза расширились. Голубиная почта в Китае существовала веками, но использовать ее для военной логистики в этой глуши…

– Я хочу знать о том, что происходит здесь в этой провинции. О том, что выбивается из привычного уклада. И особенно – о европейце, которого тут называют мистер Текко. Ты сможешь?

– Это… это трудно, господин. Но я найду! – Чжан Гуань с готовностью поклонился.

Как только мы закончили, все те кто участвовал в ночном происшествии ополоснулись и перекусили и готовы были продолжить дальнейший путь.

Огромный караван тронулся в обратный путь. Атмосфера была иной. Девятнадцать «факельщиков», которых я взял на штурм, больше не плелись сзади, как побитые собаки. Они шли вместе, сбившись в плотную группу, и в их глазах вместо тупой ненависти раба горел новый огонь.

На первом же привале их предводитель, тот самый с бычьей шеей, подошел ко мне. Держался он довольно уверенно, и, едва поклонившись, сразу перешел к делу.

– Мы дрались, – сказал он коротко, а Сяо Ма перевел. – Мы убивали за тебя. Мы хотим в твое войско. Все! Все, кто есть!

Я усмехнулся. Ярость – отличный мотиватор. Да и доля в военной добыче была явно не лишней.

– Вы это заслужили. Вы больше не «факельщики». Вы – мои солдаты.

Я кивнул и новобранцам раздали трофейное оружие – те самые фитильные ружья и тесаки-дао. Они вцепились в сталь, как в единственную ценность в этом мире.

Несколько дней пути прошли на удивление спокойно. Караван медленно полз по степи, монголы несли дозор, а я уже мысленно был в Силинцзы, просчитывая, как разместить эту ораву. Мы были почти дома.

Я ехал в голове колонны, когда из-за дальнего перевала, где желтая трава встречалась с бледным небом, показалcя всадник. Он летел, не жалея коня, вздымая за собой длинный шлейф пыли. За ним еще двое. Это были дозорные монголы Очира.

Очир подлетел ко мне, осадив коня так, что тот захрипел. Лицо монгола, обычно непроницаемое, как выделанная кожа, было встревоженным. – Тай-пен! – выкрикнул он, указывая на северо-восток.

– Впереди! Пыль! Большой конный отряд!

– Хунхузы? Остатки того отряда? – напрягся я.

– Нет! – Очир резко помотал головой. – Слишком много коней. И это не торговцы – они идут боевым порядком. Широким фронтом – пыль идет по всему горизонту. Мы видели много ружей!

– Кто это? Монголы? Маньчжуры?

– Эвенки, – Очир сплюнул на сухую землю.

– Это те самые солоны, – подтвердил подоспевший Баосу – у которых мы купили коней, когда ехали в Цицикар. Они вышли на войну. И, похоже, их враг сидит в Силиньцзы!

[1] Опиум, 50 сундуков. Огнестрельное оружие образца Адамса, 20 единиц. Инструменты для добычи полезных ископаемых.

Глава 10

– Однако, – только и выдал я. – Вот только мы-то тут при чем? Мало ли кому они войну объявили, – не сразу понял я.

Очир лишь покачал головой и кивнул на своих нукеров, которые стащили с коня связанного эвенкийского охотника.

– Говорит, их собралось пять сотен, а то и шесть! И идут они на Силинцзы.

«Какого хрена?» – была первая мысль.

– Мы у них на пути! – добил меня Очир.

Пять сотен. Против наших полутора, считая трудяг, новобранцев и монголов. Я посмотрел на наш медлительный, растянувшийся на версту караван – идеальная мишень.

– Бежать бессмысленно, – глухо сказал Левицкий, поняв все без слов. – Они налегке, а мы с грузом. Нагонят и перережут поодиночке.

– Послать парламентеров! – решил я. – Узнать, чего хотят. Чего это они войной пошли? Выиграем время.

Но времени у нас уже не было. Другой дозорный, оставленный на дальнем холме, подал сигнал – трижды взмахнул в воздухе белым платком. Они ускоряются. Идут в атаку.

Стало ясно: это не случайная встреча. Они шли именно за нами.

– Баоса! – крикнул я, и нанаец тут же оказался рядом. – Ты и твой товарищ! Берите лучших коней и еще заводных! В Силинцзы! К Софрону! Скачите, не жалея ни себя, ни лошадей! Расскажите все, что видели! Нам нужна помощь!

Двое гонцов, не говоря ни слова, вскочили на коней и, пригнувшись к луке седла, стрелами понеслись на запад. А на востоке, на горизонте, поднятая пыль уже превращалась в темную, быстро растущую грозовую тучу, которая двигалась прямо на нас. Началась лихорадочная, отчаянная подготовка к бою, который мы не могли выиграть.

– В круг! – проревел я, перекрывая начинающуюся панику. – Повозки – в круг! Верблюдов – на землю! Живо!

Команда была старой, как сама степь. Монголы Очира, привыкшие к таким маневрам с детства, действовали быстро и слаженно. С гиканьем и свистом они разворачивали арбы, ставя их вперехлест колесами, создавая импровизированную стену. Погонщики-кули, понукаемые криками и ударами плетей, с рычанием заставляли упрямых верблюдов ложиться на землю, превращая их живые тела в дополнительный высокий бруствер. В центре этого шаткого форта сбились в кучу безоружные – пленные няньцзюни, перепуганные погонщики и женщины.

Я оббежал наш круг. Картина была плачевной. На полтысячи атакующих у нас было чуть больше сотни бойцов, способных держать оружие. Штуцеров и фитильных ружей – кот наплакал. Наш главный козырь – скорость и точность, но против такой лавины и этого было мало. Требовался огонь. Плотный, убийственный огонь на короткой дистанции.

– Револьверы! – Я подбежал к Левицкому, который уже расставлял своих стрелков. – Всю партию «Адамсов»! Раздать бойцам!

Я видел, как дрогнуло его непроницаемое лицо.

– Кому, Серж? – изумленно спросил он. – Русских воинов у нас нет. Китайцы и монголы не обучены. Неужели ты хочешь снабдить современным оружием этих дикарей?

– Да, черт возьми! Раздай всем! Всем, кто умеет стрелять! – отрезал я. – Монголам, факельщикам – мне плевать! Выбери самых толковых! Времени нет!

Эта идея вызвала ропот. Старый Парамон, перезаряжавший свой штуцер, мрачно сплюнул.

– Давать этакое оружие иноверцам? Басурманам? Не по-христиански это, командир! Ладно, наши тайпины хоть какие-никакие, а христиане. Можно дать этим диким факельщикам мечи и копья. Но револьверы? Опасно! Как бы не постреляли нас в спину ради казны!

– Исполнять приказ! Сейчас нет ни христиан, ни басурман, Парамон! – оборвал я его. – Есть те, кто стреляет в них, и те, кто будет стрелять в нас! И я ставлю на первых!

Левицкий тут же, поняв мой замысел, схватил ящик с револьверами. Вместе с Парамоном они торопливо начали инструктировать.

– Смотри сюда! – кричал Левицкий, на пальцах объясняя ошеломленному монголу принцип действия барабана. – На курок жмешь – он стреляет! Понял⁈ Шесть раз стреляет!

Монголы, чьи предки веками воевали луком и саблей, с детским восторгом и страхом брали в руки тяжелое, вороненое оружие. Несколько самых свирепых на вид няньцзюней тоже получили свои «Адамсы», и их глаза загорелись хищным огнем. Они уже знали, как опасно и сильно это оружие.

Враг приближался. Вокруг кипел хаос – погонщики тащили упиравшихся верблюдов, кричали люди, ржали лошади. А на горизонте темная туча уже обрела форму – сотни всадников, рассыпавшись лавой, неслись на наш изготовившийся к бою караван.

Они налетели, как степной пожар, внезапно, стремительно и неотвратимо. Небо потемнело от пыли, поднятой тысячами копыт, и в воздухе повис дикий, многоголосый, гортанный вой, от которого стыла кровь в жилах. Сотни всадников, гикая и потрясая оружием, рассыпались широкой дугой, окружая наш импровизированный форт. Караван вжался в землю. Лошади от страха били копытами.

Первой пришла туча стрел. Они взмыли в небо черной стаей и с сухим, змеиным шипением обрушились на нас. Впиваясь в борта повозок, в тюки с товаром, глухо стучали по спинам лежащих вьючных животных. Верблюды, в которых попадали эвенкские стрелы, пронзительно кричали. Раздались и первые крики раненых – кто-то, имевший неосторожность выглянуть из-за повозки, получил стрелу в плечо.

– Не стрелять! – ревел я, перекрывая шум. – Подпустить ближе! Целься в коней!

Наши стрелки – те, у кого были штуцеры, – терпеливо ждали. А эвенки, увидев, что их обстрел не произвел особого эффекта, начали кружить, осыпая нас стрелами. Сколько длилась это адская карусель, я не знаю.

Но вот наступило затишье, раздался звук рога, и эвенки пошли на штурм. Первая волна, человек сто, с диким ревом бросилась на наш квадрат с восточной стороны. Промчавшись вихрем мимо флангов, они попытались врезаться в наши повозки, используя острые пики и сабли.

– Огонь! Залп! – скомандовал я.

И наша «крепость» дружно огрызнулась огнем. Редкие, но точные выстрелы из штуцеров начали выбивать всадников из седел. Трескотня фитильных ружей заставила передовых всадников падать в пыльную степную траву, по инерции перекатываясь через голову. Но другие неслись вперед, не обращая внимания на потери, и вот уже первые из них оказались у самых повозок.

Начался ад. Бой кипел на самой границе нашего импровизированного гуляй-города. Я стрелял из укрытия, выбирая самых дерзких. Видел, как один из монголов Очира, юный нукер, только час назад впервые взявший в руки револьвер, хладнокровно, выстрел за выстрелом, почти в упор снимает с коней эвенков, пытающихся прорубить себе дорогу. В его глазах – дикий, первобытный восторг. Враги были повсюду, и так близко, что даже не надо было целиться – он просто направлял ствол в сторону ближайшей фигуры эвенка и жал на спуск. Рядом с ним его старший товарищ, могучий лучник, теперь уже без лука, просто с криком бросился вперед, и его длинный тесак дважды мелькнул над головой всадника, рухнувшего с коня.

Левицкий, бледный, но спокойный, как на дуэли, методично вел огонь, его «Лефоше» глухо гремел, извергая огонь и клубы дыма. Рядом с ним старый Парамон, матерясь сквозь зубы, отбивался от наскочившего на него всадника своей шашкой, сверкавшей, как молния, в свете случайных выстрелов.

Вдруг на край повозки, возле которой укрылся один из няньцзюней, попытался взобраться враг. Тяжело дыша, он почти дотянулся до края, но тут наш новобранец, побледнев от ужаса, взмахнул тяжелой, ржавой киркой и снес эвенку голову. То ли случайно, то ли от отчаяния.

Револьверы стали нашим спасением. В этом аду, где не было времени на перезарядку длинных штуцеров, именно их скорострельность, их убийственная мощь на короткой дистанции сеяла смерть и ужас в рядах нападавших. Эвенки, привыкшие к обстрелу из луков или слабых, не отличающихся скорострельностью фитильных ружей, столкнулись с огненной стеной, которая выкашивала их, прежде чем они успевали приблизиться и нанести удар копьем или саблей.

После нескольких яростных, захлебывающихся в крови минут они дрогнули. Еще один залп из фитильных ружей в упор, и они, оставив у наших повозок горы трупов людей и лошадей, с воем отхлынули назад.

Бой стих так же внезапно, как и начался. Мы стояли, оглушенные, тяжело дыша, глядя на страшные плоды нашей победы. Добрых полсотни эвенков остались лежать перед линией наших повозок – черные, неподвижные кучи, остывающие под безразличным небом.

Мы знали, что победа эта была пирровой.

– Сколько патронов осталось? – крикнул я Левицкому.

Ответ корнета был короток и страшен.

– Почти ничего. Еще одну такую атаку нам не выдержать!

Второй атаки не последовало. Вместо этого из рядов эвенков, стоявших теперь в полуверсте от нас, выехали трое всадников. Впереди один из них держал длинный шест с привязанным к нему пучком белого конского волоса – степной знак перемирия.

– Хотят говорить, – сказал Очир, который все это время не сводил с них глаз.

– Вот и славно, – ответил я. – Говорить лучше, чем стрелять.

Мы вышли им навстречу: я, Левицкий и Очир, который должен был переводить.

Когда мы сошлись, всадники спешились. Двое, очевидно, главные, остались стоять, а третий, что держал шест с конским волосом, шагнул вперед, выступая в роли толмача.

– Наш великий эркин Кантегор желает говорить, – произнес он на ломаном маньчжурском, что тут же перевел мне Очир. Он указал на старика – высокого, сухого, с лицом, похожим на потрескавшуюся кору дерева, и длинными седыми косами, в которые были вплетены медные бляшки. На нем был богатый халат, подбитый мехом соболя.

– А с ним великий саман Чонкой! – продолжил толмач, указывая на второго. Тот был моложе, широкоплечий и яростный. Его лицо было раскрашено желтой охрой, а в длинных, спутанных черных волосах виднелось несколько темных перьев филина и пучки крашеного конского волоса. На шее висело грубое ожерелье из медвежьих клыков, а от всего его костюма из оленьей кожи шел терпкий запах дыма, трав и чего-то еще – дикого, древнего и чужого. От него веяло первобытной силой и терпким запахом дыма и каких-то неведомых трав.

Я кивнул в знак уважения.

– Я слушаю великого эркина.

Прежде чем начать разговор о деле, Кантегор через своего толмача высказал первую просьбу.

– Он говорит, что вы сильные воины. Вы сражались храбро. И просит позволения забрать с поля своих мертвых и унести раненых. Таков обычай.

– Мы не воюем с мертвыми, – ответил я. – Забирайте.

Эркин дал величественный знак, и по полю тут же засновали эвенки, подбирая тела своих павших и унося стонущих раненых. Эта мрачная процедура заняла не меньше получаса. И только когда последний убитый был унесен, и на поле остались лишь трупы их лошадей, старый эркин начал настоящий разговор.

Он говорил медленно, с достоинством, и Очир так же медленно переводил.

– Он говорит, вы деретесь как волки, – сказал Очир. – Говорит, таких воинов они давно не встречали. Он уважает вашу храбрость.

– Поблагодари его, – ответил я. – И спроси, зачем они напали на мирный караван. Мы не сделали им ничего плохого.

Старик выслушал перевод и покачал головой.

– Мы не воюем с вами. Мы исполняем долг. Человек по имени Тулишэнь заплатил нашему роду много золота. За это золото мы дали ему слово, что уничтожим ваш отряд и вернем ему город Силинцзы.

Чонкой, до этого молчавший, вдруг шагнул вперед.

– Слово, данное, пусть даже за золото, – прошипел он, – для нас, детей тайги, тверже любого камня. Мы не можем отступить. Мы не можем потерять лицо.

Я смотрел на их непреклонные, фанатичные лица и понимал – мы в тупике. Их не купить, не запугать. У этих диких народов очень развито понятие чести. Понятие, которое заставляло их идти на верную смерть ради слова, пусть даже данного китайскому разбойнику.