Текст книги "Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв."

Автор книги: Виктор Буганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Разинский отряд, понесший большие потери в сражениях, от голода и болезней, нуждался в передышке. Нужно было возвращаться домой. В конце июля разинские струги, перегруженные всяким добром, взяли курс на север к Астрахани. Среди них находилось немало русских пленников, освобожденных разницами или вымеленных на персидский «ясырь» (пленных). Поход, кроме накопления богатств, имел и другой важный результат, поскольку носил в известной степени и освободительный характер. В разинский отряд вступали даже персы из числа бедных, угнетенных людей.

За каждым шагом разинцев следили шахские и царские лазутчики. На взморье и в устье Волги сторожили «поисковые» отряды на судах. Разин, не надеясь прорваться на Дон через Волгу, намеревается пройти по Тереку и Куме. Однако этого не потребовалось.

В начале августа 22 струга с 1200 разницами подплыли к устью Волги. Здесь они разгромили учуг (участок для рыбной ловли) астраханского митрополита, захватили необходимые им рыбные и хлебные запасы. Отряд обосновался на Четырех Буграх – острове у входа в Волгу. Около него захватили два судна с товарами персидских купцов и подарками самому царю от шаха. Как видно, казаков по беспокоило то, что эти действия вызовут новый приступ гнева у Алексея Михаиловича. Они раздувалили^[49] все имущество с персидских судов, в том числе царские подарки, и отдыхали на скалистом острове.

Астраханские власти, хотя и готовились заранее к возвращению «воровских казаков», все же были застигнуты врасплох. Иначе бы они не допустили нападения на персидские суда и владения митрополита. Получив известие об этом, Прозоровский выслал к Четырем Буграм 3–4 тысячное войско на 50 судах с пушками во главе с С. И. Львовым. Воеводы не очень-то надеялись на стойкость своих ратников: опыт 1667–1668 гг. говорил о другом. Еще больше они боялись астраханской бедноты, которая, прослышав о возвращении разинцев, овеянных славой смелых походов, с нетерпением и воодушевлением ждала с ними встречи.

С. И. Львов вез Разину царскую «милостивую грамоту» – ту, которая была прислана в Астрахань еще в 1667 г. Ее использовали для того, чтобы убедить казаков в мирных намерениях властей. Втайне воеводы надеялись, очевидно, обмануть разинцев и впоследствии расправиться с ними.

Казаки, ничего но знавшие о грамоте, увидели плывущую к ним флотилию и, понимая, что бороться с ней им не под силу, поплыли в открытое море. Их суда были более маневренными, и они не без оснований рассчитывали добраться до Терека и оттуда до своих родных мест. Львов, заключив, что он не догонит Разина, остановил свои корабли и послал ему вдогонку одного сотника Н. Скрипицына в легкой лодке. Узнав от него о «милостивой» грамоте, Разин на этот раз был сговорчивей. После окончания похода и для подготовки нового казаки нуждались в отдыхе на Дону. Разин поцеловал грамоту, положил ее за пазуху, и казаки повернули суда к Волге. Разин прекрасно использовал обстановку, понял нежелание воевод воевать с ним. В переговорах со Львовым казаки в обмен на обещание пропустить их на Дон заявили, что готовы верно служить царю, отдать в Астрахани все пушки, отпустить царских служилых людей, а в Царицыне оставить все суда со «струговыми запасами».

22 августа 1669 г. флотилия Львова, а за ней и рязанские струги подплыли к Астрахани. Львовские ратники дали торжественный залп из пушек и мушкетов. Их приветствовали залпы пушек корабля «Орел», недавно построенного и пришедшего в Астрахань. К этой пальбе присоединились и разинские казаки. Астраханские жители во все глаза смотрели на проплывавшие мимо богато разукрашенные шелками и парчой разинские суда и нисколько не усомнились в том, что салют и весь парадный церемониал встречи предназначены народным любимцам – Разину и его легендарным казакам.

Вскоре удалой атаман в окружении есаулов и казаков явился в астраханскую приказную палату – центр воеводского управления. Здесь в присутствии И. С. Прозоровского он сдал бунчук – символ своей власти, 10 знамен. По его приказу казаки отдали властям 21 тяжелую пушку, часть пленных, отпустили желающих покинуть их ряды царских служилых людей. Взамен Разин просил пропустить его па. Дон и отправить в Москву станицу к царю. С разрешения воеводы в столицу направилось шесть казаков во главе с Лазарем Тимофеевым – они должны были «бити челом великому государю за вины свои головами своими»^[50].

Однако Прозоровский не скрывал недовольство – казаки были отнюдь не склонны, как показал ход переговоров с Разиным, выполнить все требования властей: тяжелые пушки отдали, а 20 штук легких и не думают: они де нужны в пути для обороны от «воинских людей». То же с пленными: их де они добыли «саблею», они поделены между казаками. Купеческие товары и царские подарки не могут возвратить, так как они раздуванены. Кроме того, Разин категорически отказался выполнить воеводское требование переписать всех участников похода – это опять грозило возможными тяжелыми последствиями, т. е. попытками властей вернуть беглых людей из числа донцов.

На переговорах Разин вел себя независимо, как равный. Он чувствовал свою силу и, самое главное, поддержку со стороны подавляющей части астраханского населения, в первую очередь ее бедных слоев. Популярность атамана и его казаков была необычайной. Об их походах и кровавых битвах, богатой добыче, взятой за морем, уже ходили легенды. В народе складывали песни, воспевающие удаль разинцев и их любовь к свободе. Такое отношение подогревалось и поведением казаков на городских улицах и площадях, базарах и в царских кабаках-кружалах. Они задешево продавали ценную посуду, парчу и прочее узорочье, одаривали ими простолюдинов, угощали их вином и едой. Приглашали к собе на суда, украшенные коврами, с парусами из ценных тканей, с канатами, свитыми из шелковых нитей. Разодетый в пух и прах Разин ходил по Астрахани в сопровождении восторженных толп народа, бросал в них золотые дукаты. Бедные люди становились перед ним на колени, называли его «батюшкой». Популярность его в народе была необычайна.

Подарки от разбогатевших удальцов получили не только бедные люди. Даже знатные и богатые не устояли перед искушением – ценные дары получили, например, И. С. Прозоровский и С. И. Львов. Первый из них, главный астраханский воевода, выпросил у Разина бесценную соболью шубу, крытую атласом, с драгоценными каменьями. Атаман, скрепя сердце, отдал ее царскому воеводе: «Возьми себе шубу, да не было б шуму!». Этот знаменитый эпизод стал широко известен (сам царь Алексей Михайлович велел задать вопрос об этом С. Разину во время допроса в Москве летом 1671 г.), нашел отражение в фольклоре.

Разин пробыл в Астрахани две недели. Они ушли не только на переговоры и веселые пирушки. Главное, что он достиг в эти дни, – это ознакомление с настроениями астраханской бедноты, се стремлениями, с положением простого люда. Л. Фабрициус, голландский офицер-артиллерист на русской службе, находившийся в это время в Астрахани в составе войска Прозоровского, верно отмечал: «В это время у Стеньки была прекрасная возможность ознакомиться с состоянием Астрахани и разведать, что думает простонародье». И что еще более важно: «Он сулил вскоре освободить всех от ярма и рабства боярского, к чему простолюдины охотно прислушивались, заверяя его, что все они не пожалеют сил, чтобы прийти к нему на помощь, лишь бы он начал»^[51].

Все это говорит, во-первых, о том, что на астраханскую бедноту Разин мог опираться и, несомненно, опирался в своих спорах с воеводами. Во-вторых, он убедился в ее готовности присоединиться к новому выступлению, замыслы которого он вынашивал, вероятно, уже давно. На этот раз речь шла об открытом восстании с целью освобождения простых людей «от ярма и рабства боярского», т. е. от крепостнического гнета.

Соотношение сил в Астрахани складывалось явно в пользу Разина, особенно если учесть, что немало местных стрельцов и солдат сочувствовали его делу, завидовали успехам казаков и добытым ими богатствам, жадно слушали их рассказы и удивлялись их щедрости.

Воеводы постарались побыстрей выпроводить казаков. 4 сентября Разин отплыл вверх по Волге в сопровождении небольшого царского отряда, который должен был предупредить возможные «своеволия» его подчиненных, в частности, «подговоры» людей для вступления в отряд. Однако Разин и не думал выполнять указания властей. Он добился своего – сохранил костяк отряда (хотя часть участников похода 1667–1669 гг. разошлась в разные стороны), вооружение, завязал связи с астраханским простонародьем, на поддержку которого рассчитывал в скором будущем. Для исполнения этого замысла необходимо было снова готовиться, прежде всего призывать охочих людей присоединяться к отряду. И он начал это делать сразу после выхода из Астрахани, не обращая внимания на протесты командира отряда дворянина Л. Плохово. По пути на Волге он «подговаривает» встречных стрельцов и других людей. К нему возвращаются некоторые стрельцы, покинувшие отряд в Астрахани. Перебравшись на Дон, казаки наотрез отказались отдать пушки и паруса от стругов (сами струги они отдали царицынским властям). В ответ на требование Л. Плохово о выдаче только что бежавших к ним «подговоренных» людей Разин заявил: «У казаков де того не повелось, что беглых людей отдавать»^[52].

По дороге на Дон Разин не раз показывал свое истинное отношение к власть имущим: феодалам-эксплуататорам, царским начальникам. Он требовал выдачи колодников, участников восстания в Яике в 1068 г., «бранил и за бороду драл» царицынского воеводу, узнав от местных жителей об его злоупотреблениях. А однажды не побоялся отобрать у сотника Ф. Синцова и бросить в воду царские грамоты, которые тот вез в Астрахань. Казаки Разина нападали на торговые суда, а в Царицыне освободили из тюрьмы всех заключенных.

В начале октября 1669 г. Разин вернулся на Дон, но не для того, чтобы проживать богатства, накопленные в трехлетием походе. Закончился определенный этап в развитии народного движения и назревал новый, более высокий. В результате похода казаки собрали большое количество материальных ценностей, которые использовали для подготовки нового выступления. Сложился костяк будущего повстанческого войска. Разинцы приобрели немалый военный опыт. Была проведена первая проба сил в борьбе с правительственным лагерем, разведана обстановка на будущем, так сказать, театре военных действий, выявлены настроения широких масс бедного и угнетенного люда юго-восточных областей России.

СНОВА НА ВОЛГУ

По-разному встретили жители Дона Разина. Домовитые во главе с войсковым атаманом были настроены враждебно. Ю. Келимбетев, агент астраханского воеводы, доносил, что в Черкасске «Корнило Яковлев и иные старшины и нарочитые казаки его Стенькино воровство не хвалят и к себе ево не желают». Беднота же встретила народного предводителя с воодушевлением. Об этом говорили свидетели событий: «На Дону и да Хопре во многих городках казаки, которые одинакие и голутвенные люди, Стеньке с товарыщи гораздо ради, что они пришли на Дон»^[53]. Казаки Пятиизбянской станицы называли его «отцом».

Разин не распустил отряд, как обычно бывало в таких случаях. На острове между Кагальницким и Ведерниковским городками, в двух днях пути от Черкасска, казаки соорудили Земляной городок и здесь зазимовали.

На Дону установилось своеобразное двоевластие. В Черкасске сидели старшина и войсковой атаман, и они являлись официальными правителями Войска Донского, рассылали по-прежнему распоряжения. Однако их власть существенно ограничил Разин, который, обосновавшись выше по течению Дона, не только не признавал авторитет своего крестного отца и его помощников, но и сам отдавал распоряжения, шедшие вразрез с указаниями старшины. Так, он не пропустил к Черкасску «зимовых казаков» – тех, кто каждую зиму но распоряжению войскового круга собирался в казачьей столице для со обороны от возможных нападений турок и крымцев из Азова. Разин объявил, что он сам придет на помощь Черкасску, если это понадобится. Вольный атаман по сути дела перекрыл все пути, которые вели в Черкасск, не пропускал туда торговые суда с продовольствием и товарами.

Отношения между голытьбой и зажиточной верхушкой обострялись. Домовитые послали в Москву станицу с донесением о самовольствах разинцев. Московские власти, поначалу не разобравшись в истинном характере событий на Дону, рассердились на старшину за медлительность, приказали арестовать станичных казаков и сослать в Холмогоры. Но в конце концов они поняли, что выполнить их требования – «…над Стенькою Разиным с товарищи за ево многие грубости и к великому государю за ево непослушание учинити промысл…чтоб их воровскому заводу не дать распространятца»^[54] – казацкая верхушка попросту не в силах.

Московское правительство быстро меняет курс – с одной стороны, успокаивает донскую старшину, обещает государево жалованье, с другой – принимает меры для того, чтобы не пропускать на Дон беглых, организует разведку. Домовитые посылают к Разину своего представителя, чтобы выведать его планы. Это стало началом переговоров между двумя враждебными сторонами. Богатеи пытались склонить разинцев к верной службе царю, но без всякого успеха.

Между тем Разин развернул бурную деятельность. Уже по прибытии с Волги на Дон в Паншин городок, он, по словам Л. Фабрициуса, «сразу же начал тайком привлекать к себе простых людей, одаривая их деньгами и обещая им большие богатства, если они будут с ним заодно и помогут ему истребить изменников-бояр»^[55]. Действительно, используя огромные средства, накопленные в походе 1667–1669 гг., Разин собирает в Земляном городке бедных, снаряжает и вооружает их, готовит все необходимое для исполнения своего плана. К нему со всех сторон идут «голутвенные люди» – донские казаки, русские беглые крестьяне и холопы, работные люди с судов и промыслов на Волге и Дону, украинские крестьяне, мещане и казаки. Из них формируются десятки и сотни. Покупается оружие и продовольствие, всякие припасы и лодки. Всех своих подчиненных Разин держал «в крепи», лишь отпуская на несколько дней к родственникам («на срочные дни за крепкими поруками»). Дисциплина была жесткой. Постепенно из донской бедноты и всякого «бездомовного» люда формируется повстанческое войско. При возвращении на Дон разинский отряд насчитывал 1,5 тыс. чел., к концу ноября – 2,7 тыс., а к маю 1670 г. – уже 4 или 5 тыс. человек.

По всему чувствовалось, что голытьба готовится к большому походу. Его участники не скрывали своей ненависти к эксплуататорам: будь то русский боярин или домовитый казак, воевода или «приказное семя», царский ратник или иноземный наемник, купец или приходский священник. Войсковые и московские власти испытывают явное беспокойство. Позиции старшины за осень – зиму 1669–1670 гг. сильно ослабли. Зимой, вероятно в феврале 1670 г., выгорел весь Черкасск. По грамоте войскового атамана в свою столицу съехались казаки со всех сторон. Прибыл и С. Т. Разин, и не один, а «многолюдно». Он использовал общий сбор для прямой агитации в пользу своего дела.

До сих пор Разин не очень распространялся о своих намерениях и планах. В ноябре 1669 г. царицынский воевода сообщал в Москву: «Какая у него (Разина. – В. Б.) мысль про то (о планах похода. – В. Б.), и ево казаки немногие ведают, и никоторыми де мерами у них, воровских казаков, мысли доведетцы не можно»^[56]. Теперь же Разин открыто объявил о своих планах. Поспорил он со старшиной по вопросу о восстановлении сгоревшего собора, высказался при этом довольно пренебрежительно о церковных обрядах в том духе, что можно, мол, обвенчаться и без попа; обошли жених с невестой раз-другой вокруг ракитова куста – вот и весь обряд венчания! Эти разинские выпады были потом использованы старшинами и московскими властями – ого обвиняли в безбожии, предали анафеме – церковному проклятию. Но не это главное в мартовских событиях, разыгравшихся в Черкасске. Здесь Разин созвал свой круг, на котором обсуждались варианты предстоящего похода. Они предлагались его есаулами. Когда заговорили о походе на Азов, – «козаки де в кругу про то все умолчали», т. е. не поддержали этот вариант. Следующий – «па Русь ли им на бояр иттить»? – тоже не вызвал особого энтузиазма: «…Они де (казаки. – В. Б.) «любо» молвили небольшие люди». Наконец, третье предложение – «итить на Волгу» – встретило восторженный прием: «И они де про Волгу завопили»^[57]. Здесь характерно, что, отказываясь от военных действий против турок и крымцев в Азове и высказываясь за волжский вариант, разницы голосовали за уже испытанный путь, который давал возможность обогатиться за счет богатеев и свести счеты с власть имущими. Очень важно, что хотя поход «на Русь» против бояр как будто и откладывался, тем не менее такой вариант обсуждался. Вспомним, что Разин при возвращении с Каспия не раз давал понять, что скоро начнется борьба именно против ярма боярского, т. е. против феодалов, в пределах собственно России. Примечательно, что во время этого обсуждения на кругу Разин поручил выяснить стремления и желания казаков своим помощникам-есаулам, а сам молчал, наблюдал и взвешивал. Он и сейчас, и позже при решении таких важных вопросов, как определение направления и целей действий восставших, обращался к кругу и подчинялся ему. Решение черкасского круга идти на Волгу отражало стремление повстанцев не только к тому, чтобы поживиться военной добычей, по и выступить против эксплуататоров-феодалов и купцов, воевод и приказных.

Непримиримое отношение Разина к казакам-богатеям (один из них, войсковой атаман М. Самаренин, обвинял его в том, что он «с ножем метался» на другого войскового атамана – К. Яковлева) переполошило старшину. Она поспешила сообщить обо всем в Москву. Оттуда прислали со специальной миссией дворянина Г. Евдокимова с целью разведать все нужное о Разине и его «воровских казаках».

Царский агент прибыл в Черкасск 10 апреля. Старшина встретила его с радостью и уверяла представителя московской верхушки в том, что она служила и будет верно служить царю. Но в Черкасск снова прибыл Разин. На кругу он учинил Евдокимову настоящий допрос: «От кого он поехал: от великого государя или от бояр?». Характерно это противопоставление царя, авторитет которого не подвергался сомнению, и бояр, с которыми и связывались все невзгоды простого народа. Было ясно, что истинная цель приезда московского дворянина состояла в том, чтобы наметить план борьбы против местных повстанцев. И Разин без обиняков заявил об этом, назвав Евдокимова боярским «лазутчиком». Участники круга, бедные казаки, расправились с ним, утопив его в реке. То же Разин приказал сделать с теми богатыми казаками, которые защищали царского посла и «говорили ему встрешно»^[58]. Далее разницы расправились с И. Хвостовым – присланным из Москвы царским воеводой. Его избили и посадили в тюрьму, а его имущество раздуванили; позже он «от тех побои умер».

Разин пробыл в Черкасско 10 дней, и войсковая старшина, устрашенная расправами, совсем присмирела. Правда, К. Яковлев пытался упрекать своего крестника, но услышал в ответ: «…Ты де владей своим войском, а я де владею своим войском»^[59]. В этих словах отразилось состояние дел в управлении Войском Донским – фактическое двоевластие, причем сила и народная поддержка были на стороне Разина, а не войскового атамана.

Разин, чувствуя прочность своего положения, не скрывал того, что он начинает борьбу с сильными и знатными, правящими Россией. Сам поход на Волгу, о чем кричали повстанцы на мартовском кругу, в его представлении и интерпретации (несомненно, близких к взглядам его подчиненных) отнюдь не должен был сводиться к добыче «зипунов». Более того, в апреле он заявил: «…Итить де мне Волгою з бояры повидатца»^[60].

Через неделю-две после черкасских событий Разин в начале мая поднимает свое войско и направляется к Переволоке. 9 мая он прибывает в Паншинский городок и остается здесь до 14 мая. Из 4–5 тыс. повстанцев насчитывалось до 1,5 тыс. конников; остальные – пехота – располагались на 80 стругах, хороню оснащенных в снабженных пушками, и лодках. «Со многими казаками и черкасы» прибыл прославленный Василий Ус.

В Паншине Разин снова созывает (вероятно, 13 мая) круг и объявляет о своих широких замыслах борьбы против феодально-крепостнического строя за освобождение угнетенных. Делает он это в форме вопроса к участникам обсуждения плана похода: «Любо ль де им всем итти з Дону на Волгу, а с Волги итти в Русь против государевых неприятелей и изменников, чтоб им из Московского государства вывесть изменников бояр и думных людей и в городех воевод и приказных людей?». Правда, Разин и казаки имели в виду не всех бояр и дворян, а «плохих», «недобрых», «изменников». Некоторые из них называются по именам. Это – бояре князь Ю. А. Долгорукий, князь Я. И. Одоевский, думный дьяк Д. М. Башмаков, стрелецкий голова А. С. Матвеев и другие. Их вина в глазах казаков состояла в том, «что де от них к ним на Дон государева жалованья не присылаетца» (т. е. они препятствуют посылке на Дон из Москвы хлеба и всяких припасов). Несомненно, с именами этих же правителей – «изменников» Разин в своей известной речи на паншинском круге – связывал неожиданные смерти и царицы Марии Ильиничны, и ее сыновей – царевичей Алексея и Семена. Но не все бояре выглядели в их глазах «плохими», «изменниками». Разин и казаки на том же круге называли имена «добрых» правителей; это – бояре князья И. А. Воротынский и Г. С. Черкасский. Причина такого отношения проста и бесхитростна: «Как де они (донские казаки. – В. Б.) бывают на Москве в станицах, и их де они («добрые» бояре. – В. Б.) кормят и поят»^[61]. Все эти рассуждения о «плохих» и «хороших» боярах, наивные и незрелые с точки зрения человека XX или даже XIX столетия, вполне естественны для русских людей XVII в. Нет ничего удивительного в их, так сказать, политической слепоте, которую, кстати говоря, проявляли и люди более образованные гораздо позднее и в иной исторической обстановке. Примечательно другое – политическая наивность и крайняя отсталость переплетались в сознании повстанцев и их предводителя с ясным Пониманием того, против чего они собираются выступать, за что (в главном) бороться. Сам Разин в той же речи на круге сказал так: «И им бы де всем (повстанцам. – В. Б.) постоять и изменников из Московского государства вывесть и норным людей дать свободу»^[62]. Таким образом, суть взглядов и стремлений восставших, опутанных царистскими представлениями и иллюзиями, политически крайне неразвитых, состояла в стремлении освободить «чорных людей» (т. е. эксплуатируемые слои населения России) от феодально-крепостнического гнета, добиться для них свободы, т. е. уничтожения зависимого, крепостного состояния. А это затрагивало самую сущность феодальной системы и было направлено против нее в целом, хотя восставшие субъективно этого и не сознавали. Колее того, они и после получения свободы хотели бы оставить политическую власть в руках царя и «хороших» бояр. Характерно, что после того, как круг вынес решение идти «на Волгу на бояр и воевод», Разин, «взяв саблю наголо, говорил им всем, что он на великого государя итти и руки поднять не хочет, путче де ево тою саблею голову отсеките или в воду посадите»^[63].

Стараясь предупредить разрастание разинского движения и локализовать его в пределах Дона, московские власти спешно приказывают воеводам пограничных городов усилить оборону, посылают на помощь Царицыну стрелецкий отряд И. Лопатина (1000 чел.). Организуется разводка, упорядочивается ямская гоньба. По пограничной с Доном черте появляются крепкие заставы, начинается настоящая экономическая блокада Войска Донского. Правительство во все стороны рассылает «милостивые грамоты» – в них власти призывают население к верности царю, охаивают Разина и его дело. С восставшими ведут настоящую идеологическую борьбу, в которую включаются приказные грамотеи и церковные проповедники.

15 мая повстанческое войско (оно выросло до 7 тыс. чел.) вышло на Волгу выше Царицына. Стремительные действия Разина опередили прибытие отряда Лопатина, который еще плыл по реке. Они же предопределили падение Царицына с его относительно небольшим гарнизоном, к тому же в значительной своей части сочувствовавшим, как и царицынские посадские низы, делу повстанцев. Повстанцы осадили город, жители которого подняли восстание, открыли ворота и впустили разинцев. После расправы с воеводой и ненавистными деятелями из числа приказных, торговцев и начальников восставшие поделили между собой их конфискованное имущество. Городские жители избрали представителей власти.

Разин же готовился к продолжению похода. Строились суда. Пополнялось войско – за три недели пребывания здесь оно выросло до 10 тыс. чел. Чтобы предупредить возможные нападения, выставили заставы, по роке и суше выслали станицы для разведки. Укреплялся город, в нем создавались запасы продовольствия – казаки конфисковывали его на торговых судах, плывших по Волге, отгоняли скот у степных кочевников. Слова созывается круг– на нем повстанцы подтверждают свое намерение идти вверх по Волге.

Вскоре Разин получил тревожные известия. С севера к Царицыну подплывал отряд Лопатина, а южнее города у Черного Яра собралось несколько тысяч ратников, которых возглавляли его прошлогодние «знакомцы» – князь С. И. Львов и Л. Плохово. Л. Фабрициус с полным основанием замечает, что воеводы стремились «таким образом зажать Стеньку Разина в тиски»^[64]. Но предводитель перехитрил их. Сначала повстанцы, устроив засаду на Волге в 5–7 верстах севернее Царицына, разгромили отряд Лопатина, остатки которого пытались укрыться в городе (они не знали об его захвате восставшими), по попали под губительный огонь крепостных пушек. В панике они высадились на берег, по здесь на них налетели из засады разинские конники. Разгром был полным – более половины из 1000 стрельцов Лопатина полегли на поле боя, оставшиеся в живых разбежались или попали в плен. Разин приказал сделать пленных гребцами на судах. Лопатина и других начальников казнили. В руки повстанцев в результате победы попало большое количество оружия и припасов, которые Лопатин вез в Царицын.

На новом круге Разин и повстанцы решили идти сначала на Астрахань, а уже потом – «вверх по Волге под Казань и под ыные государевы городы». Это изменение плана похода не было случайным – с юга приближалось большое войско; если бы повстанцы от Царицына сразу повернули на север, то с тыла им, кроме того, грозили бы и другие военные силы понизовых городов, прежде всего Астрахани. Немаловажно и то, что повстанцы понимали нецелесообразность спешки в походе на север «в русские городы» до тех пор, пока в тех местах «хлеб с поля не спрячут». К тому же Разин не мог игнорировать ожидания астраханской черни, так открыто выражавшей свои симпатии ему и делу борьбы за свободу «от ярма и рабства боярского». Наконец, можно было погромить местных богатеев, поживиться за их счет; на новом круге в Царицыне Разин так и сказал: «Не дороги де им бояря, дороги де им купчин и торговых людей животы», т. е. имущество богатых торговцев^[65].

5 июля, оставив для охраны Царицына «человек с 1000 и больше» (по человеку с десятка), Разин направился к югу в сторону Черного Яра. Л. Фабрициус, находившийся в качестве офицера-артиллериста в войске С. И. Львова, подробно и живо описал события, которые произошли под его стенами. Оба войска выстроились друг перед другом для сражения, причем повстанческое «имело необычайно парадный вид». Разин построил своих повстанцев широко развернутым фронтом. Те из них, кто не имел огнестрельное оружие, держали в руках длинные палки, обожженные с одного конца; к ним прикрепили лоскуты или небольшие флажки. «Простые воины» из войска Львова «вообразили, что там, где много флажков и штандартов, должно быть и много людей». Они с развернутыми знаменами и барабанным боем перешли на сторону восставших. Фабрициус, с ненавистью относящийся к разницам, замечает при этом, что царские ратники «стакнулись» и решили, «что им представляется возможность, по которой они так давно вздыхали» – с разницами «они стали целоваться и обниматься и договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы, истребив изменников-бояр и сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми»^[66].

Сражение попросту не состоялось. Правда, в повстанцев стреляли из пушек – с крепостных стен Черного Яра и с судов. Но это длилось недолго. Черноярский гарнизон восстал, арестовал своего воеводу. Когда же к городу приблизились бежавшие с поля боя офицеры во главе с командующим Львовым, стрельцы открыли по ним огонь из пушек. По решению круга рядовые стрельцы и. солдаты казнили многих своих бывших командиров, виновных в жестокостях и притеснениях с выплатой жалованья и т. д. По просьбе Разина оставили в живых только князя С. И. Львова и Л. Фабрициуса.

Повстанческое войско пополнило свои ряды большим количеством военных людей, которые заранее договорились о переходе на сторону Разина, чтобы вместе с его повстанцами идти в Астрахань и расправиться с Прозоровскими и прочими притеснителями, богатеями. Трофеи были настолько большими, что часть пушек, ружей и пороха Разин отослал в Царицын.

Путь на Астрахань был открыт. Повстанцы контролировали путь к Волге, которая, по их горделивым словам, «стала ныне их, казачья». Через несколько дней разинское войско, еще более внушительное, чем до победы под Черным Яром, направилось к сильнейшей по тем временам крепости в устье Волги. В Астрахани располагался сильный гарнизон, имелось около 500 пушек. Правда, часть войск, посланных под Черный Яр, перешла на сторону повстанцев. Но, тем не менее, Прозоровский имел в своем распоряжении около 6 тыс. воинов, укрывавшихся за мощными крепостными стенами.

Однако подавляющая часть астраханских стрельцов и солдат и многочисленная городская чернь (посадские люди, работные люди-наймиты и пр.) сочувствовали восставшим. К тому же среди разинцев находилось немало астраханских ратников, недавно ушедших для борьбы против Разила, а теперь агитировавших горожан открыть ему ворота и перебить воевод. Своим собратьям по службе, стоявшим на крепостных стенах, они кричали: «К чему нам служить без жалованья и идти на смерть?! Деньги и припасы истрачены. Мы не получили платы за год, мы проданы и преданы!». Массы работных людей, влачивших жалкое существование, посадская мелкота ждали Разина, как избавителя от невыносимых страданий, произносили «бранные слова и безрассудные речи» по адресу воеводы^[67]. Еще до прихода разинцев «астраханцы служилые и жилецкие люди меж себя говаривали, хотели боярина и воевод и начальных людей побить»^[68].