Текст книги "С подлинным верно
(Сатирические и юмористические рассказы)"

Автор книги: Виктор Ардов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Труженик

Ниже приводится распорядок рабочего дня писателя Прохора Втиральникова. Только одного дня. И отнюдь не исключительного, а рядового, так сказать…

Довольно позднее утро. Пробуждение.

Семь минут спустя – первый телефонный разговор:

– Аллё, квартира Совкова? Попрошу Евгения Исидоровича. Кто его спрашивает? Втиральников. Что? Спит? А когда думает вставать? Не знаете?.. А вы его спросите!.. Будить не хотите?.. Н-да… ну ладно: позвоню потом…

Неудача делает нашего героя более энергичным, и он с прогрессирующим вдохновением отдается привычному занятию: набирает на телефонном диске номер за номером:

– Игнат? Здорово, Игнат! Я говорю… ну да, Втиральников Прохор. Не знаешь: что там решили вчера на президиуме? План издательства утвердили? Не утвердили? Не утверждали? А что утверждали?.. Как, как, как? Детские ясли? Ну, это мне неинтересно… Прошу тебя, друг: как только утвердят, ты – того: позвони мне сразу. Ну есть. Есть. Есть. Ну есть. Есть!..

Васька? Привет, Васька! Что там слышно насчет нашего сценария? Рассмотрели? Не рассмотрели? Не рассматривали? Ага. Ну, когда рассмотрят, ты того – позвони мне сразу. Ну есть. Есть. Ну есть. Пока.

Аделаида Федоровна?.. Втиральников беспокоит… Хотелось бы получить от вас советик: не пора ли мне уже подкинуть этак маленькую заявочку на мою повесть «Городовой в горах»? А? Пора? Ладно! Завтра подкинем. Приветик. Есть. Ну есть.

Аллё! Крынкин? Здоров, Крынкин! Что там насчет вашего альманаха? Как, как ты говоришь?.. Что?! Я опоздал?! Уже опоздал! Как же так вышло?.. Когда же утвердили? А? Что? Прости, а что, Виталий Викентьевич был там? Да? Выступал? И что? Что сказал?.. Как?! Так. Понял. Спасибо. Что ж, спасибо… Вот я только немножко позабыл: ваш альманах в какую систему входит? Ну какое издательство вас издает? Что? Собственное издательство? Значит, если жаловаться на решение вашей коллегии?.. Неужели– прямо в министерство?.. Теперь вообще права на местах расширяются… Но я ведь такой: я куда угодно дойду. Я ведь жалобами могу и засыпать. Ага. Они еще меня не знают… Нет, еще не бушую, но буду бушевать! Как?.. Ну это другое дело. Рукопись будет завтра.

Татьяна, убирай яичницу: не желаю я есть холодную вашу стряпню! Мало ли что остыла!.. Я тоже не дурака валял, а работал… Аллё! Аллё!.. Не подходят… Рано еще… Тогда вот что… Павлик, принеси мне телефонную книжку, которая у меня на столе в кабинете… Если отец велит, надо идти сразу! Сразу, я говорю!.. Аллё, это – театр имени Еврипида? Попрошу главного режиссера. На репетиции? А что он репетирует? Как, как, как?.. Какую еще «Лисистрату»? Кто написал? Переводная? Ага. А перевел кто? Почему не знаете? Ну и что же, что дежурный вахтер… Раз вы здесь работаете, должны знать! Скажите: а там на доске репетиций не видно, собираются ли у вас репетировать пьесу «Выпь кричит»? Я говорю: «Выпь кричит». Выпь! Выпь, я говорю!.. Выпь. Ну что вы не знаете: такая есть болотная птица, еще с длинным носом… Выпь, я говорю!.. Тьфу ты, чтоб тебя!.. Кладите трубку, я позвоню потом…

Ага! Принес книгу? Ну-ка, какой телефон у этого товарища… Та-ак… Набрали… Соединили! Отлично!.. Простите, могу я попросить Аполлинария Антиповича? Вы?.. Вот радость-то! Ну кто может радоваться общению с вами: конечно – я, ваш старый друг Втиральников. Да, он. То есть я. Да. Ну что, голубчик, не замучили ли еще вас рецензии? Вы еще живы? А что, если нам с вами устроить, так сказать, детский крик на лужайке? А? Часиков этак в шесть махнем-ка мы с вами в ресторанчик, примем внутрь чего полагается, съедим по куску хорошо зажаренного мяса… А? А? А?.. Ну что там – работа! Работа в лес не убежит! Поедем, дружище! Ей-богу!.. А? А? Ну вот и отлично! Значит, ровно в полшестого я за вами заезжаю, и мы… Ну есть. Есть. Есть. Ну есть. До вечера.

Не желая обременять читателя, опускаем остальные семнадцать телефонных разговоров, последовавших один за другим. Переходим сразу к 12 часам пополудни, когда Втиральников проследовал в свой кабинет. Творческий процесс продолжался до 13 часов 4 минут и был прерван сообщением, что приехал шофер собственной машины Втиральникова; приехал и ждет указаний хозяина. В 13. И Втиральников вышел в переднюю, где сидел шофер. Беседу хозяина и шофера мы воспроизводим:

– Здравствуйте, Прохор Николаевич.

– Привет… Что же ты, братец? Я тебе вчера сказал, когда приезжать? К одиннадцати, а ты…

– Свечи заели, Прохор Николаевич. Пришлось менять.

– Все равно – надо укладываться в сроки. Вот так. Теперь, значит, ты поедешь по этому адресу и отвезешь этой гражданке, которая здесь обозначена, коробку подарочных духов… Татьяна, где духи? С чего это ты взяла, что я их тебе купил?.. Ну так давай сюда! Вот. Осторожнее, Саша, это – дорогая вещь. Хрупкая. Смотри, чтобы не разбилась, не разлилась… Да, вот еще что: там, возможно, будут спрашивать – от кого ты? Не говори ни в коем случае. Особенно соседям. Знаю я этих соседей! Сплетни пойдут… И вместо пользы от подарка получится вред: эта редакторша ничего для меня не сможет сделать. Понял?

– Неужели же нет, Прохор Николаевич! Не первый раз развозим…

– Тсс! Ты про это забудь, – слышишь? А если ты где-нибудь что-нибудь только… так я тебя!..

– Зря обижаете, Прохор Николаевич…

– Ну ладно. Вези. И потом сразу подашь мне машину: поедем по редакциям, в театр… Батюшки! Я забыл: сегодня еще на киностудию надо ехать!..

После отъезда шофера Втиральников снова оседлал телефон.

– Редакция? Мне надо отдел искусства и литературы… Попрошу Конопатова. Спрашивает Втиральников. Да, да… Товарищ Конопатов? Добрый день. Втиральников беспокоит. Насчет того же дельца: статеечка еще не готова? Нет, я – почему? Могу дать дополнительные материалы о моем же творчестве. Так сказать: «ранний я». Весь целиком. В подлинниках – в рукописях и в первых шагах на поприще… Хотелось бы, понимаете, чтоб ваша газета отразила бы мое творчество возможно полнее, тем более что ровно через четыре с половиной года будет мой юбилей… Ну есть. Есть. Есть. Ну есть. Извините, что потревожил…

Коммутатор киностудии? Попрошу съемочную группу «Кот, который котует». Да. Режиссера Загибайлова можно позвать? На съемке? А когда приедет? Ага. Нет, ничего. Передайте ему, чтобы позвонил писателю Втиральникову. Вот именно! Пока.

Телестудия? Втиральников говорит. Главного редактора попрошу… На совещании? Ага. Тогда вот что: передайте ему, что звонил Втиральников и спрашивал, когда утвердят план передачи его пьесы? Да. Всего!

Снова опускаем полтора часа телефонных разговоров и вместе с Втиральниковым переходим в его кабинет для написания ряда деловых писем. Письма делятся на два разряда: официальные и дружеские. Официальные больше имеют форму так называемых заявлений: «Прошу уплатить мне причитающиеся по договору деньги», «Предлагаю для издания нижеследующий сборник…», «Прошу отсрочить поправки к моему сценарию…» и т. д. Дружеские послания изложены гораздо бойчее: «Пашка, черт, если не придешь завтра вечером, армянский коньяк будет выпит без тебя», «Любочка, довольно тянуть, отправляй в набор мою рукопись», «Нет, Николай Саркисович, пятьдесят процентов – это не разговор; хочешь – бери двадцать пять, а нет – найдем другого режиссера» и т. п.

Затем имела место поездка по городу до 17.30 (две редакции, один театр, одна киностудия и одно издательство). Затем, согласно договоренности, – говоря деловым языком – наш писатель заехал за Аполлинарием Антиповичем и проследовал в ресторан. Трапеза продолжалась до 22 часов 17 минут. Доставив несколько утратившего дееспособность Аполлинария домой, Втиральников появился в собственной квартире.

– Татьяна, – закричал он жене, – боржом у нас… ик!.. есть?

Вместе с боржомом жена принесла конверт размером в полный лист. Подавая то и другое, она сообщила:

– Днем привезли из журнала «Плетень».

Втиральников нервно вскрыл конверт и извлек из него свою перепечатанную на машинке повесть и письмо от редакции. Прочитал письмо. Зло расхохотался и произнес визгливым голосом:

– Конечно! Им кажется, что моя повесть, видите ли, «недоработана»… А когда я могу ее «дорабатывать», если у меня все время занято?! Ты же сама видела, как я провел, например, сегодняшний день! Тут лошадь посади, и та не выдержит… Нет, завтра же еду на месяц на дачу и буду работать как лошадь!.. Хотя в среду же – банкет в Беллетристиздате… а во вторник – премьера в Еврипидовском театре… Ну ладно! Еду на дачу на три дня и за эти три дня начисто переделываю повесть. Это уже – как штык! Ох-хо-хо… будет когда-нибудь такое время, чтобы я мог бы трудиться и хлопотать ну хоть немного меньше?..

Жена испустила сочувственный вздох и открыла бутылку с боржомом. Газированная жидкость забулькала, словно и она сочувствовала Втиральникову…

Два предложения
(Пародии)

I

Середина XIX века. Роман семейный с психологическим уклоном. Глава, рассказывающая о том, как герой сделал предложение любимой девушке. Написано на одном из западноевропейских языков. Повествование идет от лица героя.

…Погоня кончилась на самой опушке привлекательной рощицы, начавшейся у берега: мотылек внезапно взвился кверху, словно желая сказать: «Ну, довольно, мои дорогие; я с вами побаловался и – хватит!» Алиса подпрыгнула, пытаясь поймать его в свой сачок из розовой кисеи, столь гармонировавшей с ее изящным платьицем из тюля того же цвета, украшенного многими воланами и мелкими бантиками черного шелка. Но прелестное насекомое плыло уже высоко в воздухе, мелькая своими палево-голубыми крылышками. И моя спутница первая рассмеялась, поняв всю безнадежность своих попыток… Этот мелодичный смех вызвал у меня в душе движение, силе которого я внутренне подивился сам. «О дорогая, дорогая мисс Алиса, – мысленно воскликнул я (в своих думах я осмеливался называть ее „мисс Алиса“), – если бы вы знали: как я вас люблю!!»

Очевидно, что-то на моем лице выдало этот порыв, потому-то Алиса спросила, слегка запинаясь от очаровательной девичьей застенчивости:

– Что с вами, мистер Тревитан?

– Со мною?.. А со мною – то, что я прошу вас быть моей женой, мисс Плумперникс! – громко произнес я и тотчас же захлебнулся от собственной смелости. Боже мой! Что я натворил! Вот сейчас она ответит мне отказом, и мое существование до конца дней будет окрашено неизбывным горем, которое причиняет чувствительному человеку неразделенная любовь…

Но что это?.. Дивный румянец покрывает щечки мисс Алисы. Движением, исполненным неподражаемой грации, она опускает веки и склоняет головку на левое плечо. Глубокий вздох исторгается из ее волнующейся груди. И я слышу – да, да, я явственно слышу шепот:

– О, мистер Тревитан, поговорите с моей матушкой. И скажите ей, что моим согласием вы заручились…

Тут мисс Алиса подымает свою тонкую, нежную ручку, и я страстно запечатлеваю поцелуй на ее пальчиках.

– О, мисс Плумперникс! – только и могу произнести я.

Но очаровательное любимое существо поправляет меня:

– Теперь вы можете называть меня просто Алисой…

Нет, у меня не хватает сил, чтобы описать то ощущение неземного счастия, которое овладевает мною при этих словах! Мы оба молчим, раздавленные блаженством этой минуты. И только вернувшийся мотылек порхает над нами, как бы благословляя наш брак…

II

Середина XX века. Роман психологический с уклоном в алкоголизм. Глава, рассказывающая о том, как герой сделал предложение любимой девушке. Повествование идет от лица героя. Язык – тот же.

…Погоня кончилась, когда мы свернули на кладбище, проехав через полуразрушенный забор. Оба мотоцикла и «виллис» умчались дальше, издавая грозный вой своими полицейскими сиренами.

– Кажется – пронесло! – шепотом произнесла Лора. – Дернула вас нелегкая ударить по голове этого кретина в форме… Чем вы его? Молотком?

– Нет, всего лишь гаечным ключом…

Лора засмеялась. Пока шла погоня, она машинально прижималась ко мне. Надо ли говорить, что я сидел за рулем не двигаясь, чтобы не спугнуть этой близости?..

– Лучше нам обождать немного, не правда ли, Лора?

– Называйте меня просто Ляп: так меня зовут дома…

Я посмотрел ей в глаза, потом перевел взор ниже – на ее губы. Я чувствовал, что эта совместная опасность сблизила нас необыкновенно. Ее губы были раскрыты…

…Когда мы окончательно задохнулись и не могли больше длить поцелуя, она сказала:

– Сейчас я выпила бы чего-нибудь…

Увы! Моя карманная фляга была пуста: мы опустошили ее гораздо раньше…

– Я знаю одно кафе, где можно с черного хода добыть кое-что, – заметил я.

– И ты молчал, Туппи!

Так меня никто еще не называл в жизни– Туппи! Но мне очень понравилась эта кличка. Мы двинулись в кафе.

Мой старый друг официант Фреди, обметая поверхность стола своей видавшей виды салфеткой, спросил:

– Что будем пить? Час суток не такой, чтобы принимать внутрь томатный сок… И для закусок время тоже прошло.

Ляп очень обрадовалась. Захлопав в ладоши, она потребовала для себя три раза ром, а мне что-нибудь полегче, например виски без содовой. Фреди с уважением поглядел на нее:

– Ого! У вас дама – первый сорт. Так сказать, экстра!

Ляп весело засмеялась на такой комплимент. Громко смеясь, она и выпила все три бокала рома. Потом мы повторили. Потом еще раз повторили…

В машине очень звякали те четыре бутылки, что мы захватили с собой из кафе.

– Куда тебя везти, дорогая? – спросил я ее. Ведь я познакомился с нею только в половине девятого вечера и решительно не представлял себе, где она может жить…

– Везти меня? – интонацией Ляп дала мне почувствовать свою обиду. – Разве мы не едем к тебе? А где мы разопьем всё это?..

И она пнула ногой в бутылки. Мы засмеялись оба, не сговариваясь. Я прибавил ходу: спидометр теперь показывал 70 километров, но мне казалось, что мы тащимся очень медленно.

Ляп нагнулась и что-то ворошила в глубине машины.

– Ой, щекотно, сумасшедшая! – завопил я. – Что ты там делаешь?!

– Мне пришла в голову отличная идея, мой мальчик… Сейчас и тебе будет хорошо от этого…

Тут она протянула мне бутылку. Пробку она уже вышибла. Можно было глотать джин прямо из горлышка.

Ляп заботливо вытерла мой мокрый подбородок и прильнула к горлышку сама.

– Приехали! – сказал я, икая.

И действительно: радиатор уже уперся в ограду палисадника нашего дома.

Было очень тяжело тащить на второй этаж пьяную женщину и три полные бутылки со спиртным… Но я недурно справился с задачей. Принимая во внимание, что я и сам принял внутрь немалую дозу алкоголя, меня надо было бы наградить каким-нибудь сувениром альпиниста…

Впрочем, судьба уже приготовила для меня подарок: осмотрев мою комнату, Ляп сказала:

– У тебя здесь совсем недурно. Утром я перевезу сюда мои вещи. Можешь считать, что мы поженились.

– Разве? – спросил я со всей учтивостью, на какую был способен в тот момент.

– Факт. Я давно ищу мужчину, который не слишком отстает от меня в выпивке. Мне кажется, в твоем лице я нашла такого супруга. Но это все – завтра, дорогой, а сейчас я хочу принять ванну, выпить последний раз и возлечь на наше брачное ложе. Ты меня понял?

– Несколько поздно, но, кажется, да. Правда, я не успел еще сделать тебе предложение…

– Не тревожься, дорогой, я считаю, что предложение сделано.

Я понял, что я уже женат.

Большая запарка

Производственная драма о плохом директоре, любящем время от времени отрываться от народа.

Действие происходит якобы в наши дни и будто бы в Москве.

ПЕРВАЯ КАРТИНА

Приемная перед кабинетом директора завода. Слышны шум и гулы производства, воспроизведенные сообразно возможностям данного театра. Но желательно, чтобы авторский текст более или менее заглушался шумами, ибо так для зрителей будет гораздо легче.

Посетители ждут приема у директора и пока что делятся между собою восторгами по поводу его – директора – талантов, организаторских способностей, темперамента в работе и чуткости.

Входит молодой рабочий Новаторов.

Новаторов. Клавочке – привет! Хозяин – тут?

Секретарша. Тут. План на будущий год утрясает.

Новаторов. Вот я к этому плану подкину ему подарочек… Понимаешь, Клавка, удумал я такую штуку, что аж в два раза скорее можно будет выпускать шпиндели при той же технике.

Секретарша (радостно). Иди ты?!

Посетители в восторге загудели все вместе так, что даже заглушили шумы и гулы производства.

Новаторов. А вот тебе и «иди ты»… Теперь у нас на каждый шпиндель уходит десять часов работы, а если сделать по-моему, пять часов – и шпиндель готов!

Секретарша. Поздравляю тебя, Новаторов!.. (Незаметно для себя переходит на особый, «драматургический» язык, которым в жизни никто не говорит, но который в пьесах и сценариях встречается часто.) Какой ты, Новаторов, у нас хороший!.. Индустриальный ты какой-то… ищуще-мятежный и… родной…

Посетители в свою очередь поздравляют Новаторова.

Из кабинета вышел директор.

Директор. Что за шум, а драки нету?

Новаторов. Изобрел я кое-что, товарищ директор, вот и шумят…

Директор (сухо). Опять? Ну-ну!..

Новаторов. Теперь, товарищ директор, я вас шпинделями завалю. Не будут больше шпинделя у нас узким местом!

Директор (после паузы, которую автор считает лучшим психологическим местом в данной картине). А кто тебя просил изобретать?

Новаторов. Дык как же… ведь я же… я думал узкое место на производстве…

Директор. Без тебя думаем. Машину мне, Клава: еду в министерство…

Директор отрывается от народа и уезжает в министерство. Посетители оживленно комментируют все происшедшее. Жалобно загудел заводской гудок, как бы подчеркивая, по мысли автора, что весь коллектив завода осуждает неправильное решение директора.

ВТОРАЯ КАРТИНА

Цех на заводе. Опять-таки оформление разрешено сообразно поясу, к которому принадлежит данный театр. В театрах республиканского значения кое-что даже вертится, изображая станки в действии. Театры второго пояса изображают цех в обеденный перерыв, дабы избежать сложных механизмов. В театрах третьего пояса действие переносится в контору цеха, где стоят вдоль фанерных стен те же самые письменные столы, что и в приемной директора, но несколько в ином порядке.

Входят директор в сопровождении цехового начальства.

Директор. Ну-ну… Старайтесь, друзья, план я с вас буду требовать.

Старый рабочий (переходя на драматургический язык). План-то ты требовать умеешь, а вот помочь нам не желаешь!

Директор. В чем помочь?

Молодая работница. Со шпинделями у нас запарка, сами знаете…

Директор. Ну?

Подросток-ремесленник. Так вот Новаторов-то наш удумал, как с этим справиться…

Начальник цеха. Да, в отношении шпинделей желательно было бы…

Директор (багровея от гнева). Отставить! Сам знаю, что надо делать в отношении шпинделей!

Директор резко поворачивается и уходит из цеха.

Старый рабочий (глядя ему вслед, на драматургическом языке). Сломался наш директор… а ведь какой орел был!.. Э-хе-хе-хе!..

ТРЕТЬЯ КАРТИНА

Приемная в министерстве. Посетители со всех концов страны. Входит директор, садится на диван.

Посетитель. Я извиняюсь, вы сами – москвич?

Директор. Допустим. А что?

Посетитель. Вот у нас на Урале говорят, будто бы есть у вас в Москве один такой директор, который не желает проводить в жизнь новое изобретение насчет шпинделей…

Директор. Я – этот директор, я!!

Посетители окружают директора и хором уговаривают его не отрываться от народа и применить изобретение насчет шпинделей. Но он отвергает их советы.

Входит консультант министра.

Консультант. По вопросу о шпинделях есть кто-нибудь?

Директор. Я – по вопросу о шпинделях…

Консультант. Пройдите к министру…

ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА

Директор ужинает у себя дома. В комнате кроме директора жена, семилетняя дочь, полуторагодовалые близнецы и попугай в клетке. Жена вздыхает, но молчит. Дети молча же глядят на отца. Попугай то поглядит на директора, то перекувырнется в своей клетке.

Семилетняя дочь (после глубокого вздоха). Папочка, а что бы тебе, на самом деле, не применить этих… делепиншев?

Жена. Не делепиншев, а – шпинделей, Валя! (Вздыхает и всхлипывает.) О-хо-хо-хо-хо…

Директор. Что – «о-хо-хо»?! Может быть, и ты теперь?..

Жена. Нет, что ты… разве ж я что… (Плачет.)

Близнецы (вместе). Папонька, запусти спинделецки, ну сто тебе стоит?!..

Директор. Вот я вас, пострелята!

Попугай (из клетки). Шпиндели надо запускать, шпиндели надо запускать, о-хо-хо-хо!..

Директор. А, проклятая тварь! (Бросает в попугая чайником.)

Попугай (перекувырнувшись три раза). Шпиндели, о-хо-хо-хо!..

Жена. А что бы тебе, Вася, и на самом деле запустить бы эти проклятые шпиндели?.. (Рыдает.)

Дети заплакали все сразу. Попугай вздыхает.

Директор (рвет на себе ворот). Дура! Какая сейчас картина?

Жена (сквозь рыдания). Че… че… четвертая…

Директор. Ну вот!.. А мне автор запретил соглашаться раньше пятой картины! Неужели я глупее всех?! Да я еще в первой картине понял, что изобретение Новаторова очень ценное! Только что же я могу сделать, если я до пятой картины должен быть таким дураком?.. Эх ты, жизнь моя персонажная, будь она проклята!..

Директор рыдает, жена – тоже, дети – тоже, попугай посильно подражает всему семейству.

ПЯТАЯ КАРТИНА

Декорация второй картины: цех. Входят директор, замминистра и начальник цеха.

Замминистра. А это что у вас?

Директор. Вот применяем изобретение нашего рабочего товарища Новаторова: вырабатываем шпинделя с неслыханною скоростью.

Замминистра. Значит, понял теперь?

Директор. Николай Константинович, так ведь уже пятую картину играем. Теперь и мне полагается понять, что к чему.

Замминистра. Ну и отлично! Составляй там список на премии. И себя не забудь.

Директор. А мне-то за что?

Замминистра. Думаешь, мы не понимаем, сколько ты перенес? Хотим компенсировать.

Директор. Спасибо вам! Нет, все-таки в этих шпинделях есть что-то симпатичное…

Новаторов. Еще бы!

Все действующие лица (вместе). Еще бы!

Автор пьесы. То-то!

Зрители. Ну и ну!..

Занавес