Текст книги "Фантастика 1985"

Автор книги: Виктор Пронин

Соавторы: Альберт Валентинов,Михаил Беляев,Дмитрий Поспелов,Александр Морозов,Игорь Доронин,Геннадий Разумов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Владимир ПИРОЖНИКОВ НА ПАЖИТЯХ НЕБЕСНЫХ

Интеллект отличает возможное от невозможного; здравый смысл отличает целесообразное от бессмысленного.

Даже возможное может быть бессмысленным.

Макс Борн

– Говорит и показывает радиотелецентр астероида Мидас! “Лучше видеть глазами, чем бродить душою!” Этой строкой из Екклезиаста мы по традиции открываем очередной обзор событий на астероиде. Программу ведет Ян Клапер. Местное время двадцать два часа тридцать минут. Во всех жилых помещениях пансионата и базы температура двадцать девять и семь десятых градуса, уровень радиации превышает нормальный на ноль целых и две сотых рентгена, что не является опасным. На астероиде сейчас находится тысяча восемьсот шестьдесят пять человек. Мы призываем всех экономить электроэнергию и воду.

– “Лучше видеть глазами, чем бродить душою!” Говорит и показывает радиотелецентр астероида Мидас. Вторые сутки продолжается всплеск солнечной активности, вследствие чего нарушена радиосвязь и транспортное сообщение внутри всего Пояса. Продолжается метеоритный дождь, радиант которого находится в созвездии Геркулеса. Главный астроном базы Мидас доктор Вадим Седов считает, что этому незарегистрированному метеорному потоку можно присвоить временное название “гекулиды”. Доктор Седов предупреждает, что, несмотря на небольшую плотность потока, возможно спорадическое усиление бомбардировки.

– Говорит и показывает радиотелецентр астероида Мидас! Продолжаем выпуск. Сегодня после совещания руководства возобновились восстановительные и профилактические работы на международной транспортной базе, где вчера произошло падение крупного метеорита. Наряду со многими неполадками, вызванными резким сотрясением грунта, была отмечена значительная утечка ксенона, который в виде временной прозрачной атмосферы окутал сейчас весь астероид. Ксенон – тяжелый инертный газ – обладает способностью светиться, когда его пронизывают частицы высоких энергий,– составляющие солнечный ветер. Этим объясняется то феерическое сияние и неповторимое зрелище звездного дождя, которым гости нашего астероида любуются второй день. Однако, помимо зрелищного эффекта, метеорно-корпускулярная атака имеет и другую, драматическую, сторону. Ремонтная группа инженера Георга Шебеля, которая сутки назад оказалась отрезанной в нижних отсеках базы, все еще находится там, на глубине двадцати пяти метров под поверхностью астероида. Запас воздуха и воды дает этим людям возможность продержаться еще около двадцати часов. Напоминаем туристам пансионата, что по требованиям космической безопасности во всех помещениях, возводимых на астероидах, установлены следящие телекамеры. Благодаря им вы можете непрерывно наблюдать за судьбой группы Шебеля по третьему телевизионному каналу. Что мы увидим? Ужасную агонию восемнадцати человек, среди которых одна женщина, или волнующую встречу спасенных и спасителей? Группа служащих базы вместе с десятью добровольцами из числа отдыхающих в нашем пансионате пробивается вниз. Их действия транслируются по четвертому каналу.

– “Лучше видеть глазами, чем бродить душою!” Говорит и показывает радиотелецентр астероида Мидас. Два часа назад произошло событие, полное мистического смысла. Как мы сообщали, вчера были найдены мертвыми у себя в номерах Джульетта Ромбелли двадцати четырех лет и Бенедикт Сард шестидесяти двух лет. Их тела после вскрытия были помещены в криокамеру. Два часа назад по команде компьютера оба тела были выброшены за борт, в космическое пространство. На запрос дежурного оператора компьютер ответил, что поступил так согласно инструкции, предписывающей немедленно избавляться от продуктов, подверженных разложению, когда температура среды превышает двадцать градусов Цельсия. Напоминаем, что вследствие неполадок, возникших из-за метеоритной бомбардировки, криогенные системы работают с большой перегрузкой, и повышенная температура установилась не только в жилых, но и вспомогательных помещениях. Перегрев также сказывается на работе исправной техники. Так, начальный импульс, приданный телам покойных, не превысил расчетной скорости убегания, и сейчас оба трупа обращаются вокруг астероида по вытянутой орбите, постепенно сближаясь с его поверхностью. Примерно через сорок часов они должны упасть на реголитовый слой где-то между пансионатом и базой. Капеллан совета церквей преподобный Уолтер Грин пока не дал ответа, можно ли считать помещение тел в реголит погребением. Патер Грин выступил в холле гостиницы с проповедью, в основу которой были положены слова из главы тринадцатой Евангелия от Луки: “Ибо, сказываю вам, многие поищут войти и не возмогут”. Сейчас в западной части неба на фоне созвездия Водолея виден медленно плывущий к востоку Бенедикт Сард. Облако окружающих его темных частиц – это кусочки мозга покойного, просочившиеся наружу вследствие трепанации черепа.

Через несколько минут примерно в тсда же направлении над зубцами Крокодильего хребта взойдет тело Джульетты Ромбелли.

– “Лучше видеть глазами, чем бродить душою!” Говорит и показывает радиотелецентр астероида Мидас. Сегодня в полдень истек срок ареста технического директора и совладельца пансионата доктора Шона Балуанга. Начальник полиции Мидаса сержант Крэг утверждает, что этот двухсуточный арест был произведен по указанию зонального комиссара в качестве превентивной меры для пресечения деятельности так называемого мыльного клуба. Несмотря на истечение срока превентивного ареста, комиссар, прибывший утром на Мидас, отказался освободить доктора Балуанга, ссылаясь на смерть Ромбелли и Сарда, в которой, по мнению комиссара, может быть повинен доктор Балуанг. Полиция Мидаса располагает актом медицинской экспертизы, где говорится, что смерть Джульетты Ромбелли вызвана сильной дозой снотворного, а Бенедикт Сард скончался в результате инсульта. Тем не менее по распоряжению комиссара и в нарушение всех юридических норм интецсивные допросы доктора Балуанга продолжаются…

Диктор, вещавший с экрана, очень хотел представить меня тираном и узурпатором, этаким тупоумным космическим шерифом в форме комиссара; кое-кто из сидящих в зале уже начал оглядываться в мою сторону, за спиной возник шепоток… как вдруг весь ресторан погрузился во тьму. Я понял: генераторы переключились на подачу энергии в защитное поле, установленное вокруг жилых корпусов. Значит, подумал я, моему “разоблачению” в глазах публики помешал крупный метеорит. И точно – через секунду взвыли сирены.

– Держитесь! – успел крикнуть я соседям по столику, и в тот же миг мы покатились по полу. Удар был настолько сильным, что вокруг не устоял никто. Разом обрушились треск, грохот, звон стекла, визг женщин… Казалось, Мидас раскалывается на куски и из крупного астероида превращается в тучу щебня. После первого удара последовало два-три более слабых – обломки падали в кальдеру нового кратера. Потом всех нас, отброшенных к стене, осветил экран, обнимавший половину зала. На нем где-то впереди, за близким горизонтом Мидаса, дрожал и переливался перечеркнутый тенями широкий сноп зловещего багрового света – будто кто-то на миг убрал заслонку, прикрывающую жерло огня.

Моя рука упиралась во что-то мокрое. Я поднес ее к лицу, лизнул… Спиртное в космосе. Это была явная улика против Балуанга, которого теперь снова можно было арестовать на два дня.

– Господи, помогите! – Девушка-мажоретка, упавшая с эстрады, вцепилась в мое плечо. Ее наряд, состоявший из сапожек и крохотного бикини, открывал взгляду голое тело, усеянное мелкими порезами от битого стекла. Это была одна из тех шикарных девушек-танцовщиц, которые, как я подозревал, стоили особенно дорого. Фотография ее уже давно лежала в досье на Балуанга.

– Держись, Ло, это метеорит, – сказал я ей тоном свойского парня, включая в кармане магнитофон.

В следующий момент она обнаружила на своем лице кровь и обильно разбавила ее слезами: – Мы взрываемся? Да?… Ты меня не бросишь?

Она приняла меня за своего.

– Сейчас начнется посадка в спасательные ракеты, – деловито бросил я. – Где твои документы?

Немного помявшись, она всхлипнула: – У Шона.

– Работаешь на него?

– Да.

– Как тебя зовут?.

– Лола Рейн.

Это была вторая улика. За несколько минут я узнал почти все, чтобы поставить точку в долгой игре и закрыть наконец “мыльный клуб”. Вот так порой несколько мгновений встряски дают больше, чем кропотливая полугодовая работа.

– Внимание! – ожили невидимые динамики. – Говорит административный центр туристского комплекса! Всем оставаться на местах! Сейчас будет подано аварийное освещение. Комиссара просим пройти в зал видеосвязи.

Сунув Лоле свой платок, я, раздвигая опрокинутую мебель, выбрался в холл. Здесь тускло горели лампы, под ногами тоже хрустело. Все натуральное, подлинное – таков фирменный стиль Шона Балуанга. Но настоящие зеркала, хрустальные плафоны и китайский фарфор имеют свойство легко превращаться в мусор. Мне теперь даже хотелось, чтобы крупный метеорит ударил еще раз, и не на противоположной стороне астероида, а где-нибудь поблизости, рядом с пансионатом, владельца которого я допрашивал третий день.

Тогда я еще не знал, что метеориты могут и впрямь падать но заказу.

На экране видеофона меня поджидал начальник следственного, отдела Сван Мейден. Вместе со своим столом и флагом над головой он врубился прямо в канал общей телевизионной сети.

– Что у вас там, на Мидасе?

– Вторые сутки метеоритный дождь, только что сильно тряхнуло.

– Так, – сказал Мейден, будто в этом было что-то особенное. – Как с “мыльным клубом”?

– Есть прямые улики.

– Хорошо. Передай дело помощнику и лети сюда.

– Почему? Что за тревога?

Мейден посмотрел куда-то вбок, пожевал губами и, взглянув на меня, тихо произнес: – Этот метеоритный дождь – искусственный…

Учебники космолоции, посвященные Поясу Астероидов, до сих пор открываются выдержкой из монографии Рессела, изданной в 1930 году. “Орбиты малых планет, – писал Рессел, – так запутаны между собой, -что если бы они были проволочными кольцами, то, подняв одно из них, мы подняли бы вместе с ним и все остальные, включая орбиты Марса и Юпитера”.

Мысль Рессела, несомненно, справедлива, однако мы, заселив Пояс, все еще питаемся вытащить из него что-то одно, нам полезное. Между тем в этом проклятом месте все настолько тесно сцеплено между собой, причины и следствия так легко вьют цепочки непредсказуемых событий, что чистых выигрышей почти не бывает, и мед удачи, как правило, густо смешан с дегтем поражения.

Когда-то, например, считалось, что орбиты внутри Пояса будут скоро в точности рассчитаны, смоделированы на компьютерах, и столкновения астероидов, порождающие опасные метеорные потоки, удастся предсказать на много лет вперед, как солнечные затмения. Сейчас Пояс до отказа набит компьютерной техникой, вычислительные комплексы имеются чуть ли не на каждом астероиде, более того, все они могут действовать синхронно, как одна машина в рамках интегральной информационно-компьютерной сети – ИНИКС. И что же? Небесная механика, увы, оказалась здесь столь запутанной, словно мудрый дух божий поленился заглянуть сюда, и Пояс Астероидов так и остался во власти первозданного хаоса. Зато теперь любой мошенник, имеющий вычислитель серии ИНИКС, может, уплатив налог, подключиться к компьютерной сети и использовать ее мощь для моделирования разных приятных штучек – вроде тех, которыми забавляются клиенты в заведении Балуанга.

То же и с добычей ископаемых. В свое время Пояс Астероидов казался этаким сладким пирогом, удобно нарезанным на части; нам очень хотелось добраться до начинки этого пирога.

Теперь мы вывозим из Пояса чуть ли не все элементы таблицы Менделеева, но эта инженерная победа вовсе не окупает творящихся здесь нарушений закона и нравственности. Я ничего не преувеличиваю. Многое из того, что происходит в Поясе, на Луне или Марсе, просто невозможно, ибо там достаточно запустить несколько спутников, чтобы контролировать всю поверхность.

Здесь же, в этом архипелаге космических островов, ничего не стоит спрятать ракету с контрабандой, игорный дом или, если угодно, пиратскую эскадрилью. Комиссариат, национальная полиция стран – участниц освоения знают об этом очень хорошо.

Словом, люди правильно делали, когда не торопились соваться сюда. На моем участке, например, лет десять назад не было ни одного рудника, в камнях копались одни ученые, и было тихо. А сейчас здесь столпотворение, смешение языков и народов. Спокойные времена кончились после того, как начали сдавать астероиды в концессию частным фирмам. Идея, конечно, была благородная: борьба с безработицей, создание новых рабочих мест и все такое. Но в этом мире любое святое дело способно переродиться в козни дьявола. Параллельно с рабочими местами возникли, конечно, и места злачные. Клиенты их потащили сюда все свои радости земные: спиртное, наркотики, рулетку и даже девиц. Недавно, например, пошла мода на “мыльные клубы”. Это уже чисто наше, местное изобретение, и на Земле о нем еще мало знают. Эти клубы работают по методике брачных контор: клиент заполняет особую карточку, где выражает свои желания, платит деньги, а потом компьютер подбирает ему что-нибудь подходящее. Поначалу таким способом составлялись компании для совместного проведения отпуска, затем предприимчивые люди научили компьютеры так подбирать людей, так соединять их встречные потребности, что в заданные сроки они почти наверняка выливаются во взаимоудовлетворяющие отношения. При этом, твердит реклама, сохраняется полная “естественность и непринужденность” отношений; но какая же тут, к черту, “непринужденность”, если человека всячески сманивают и соблазняют скорее стать рабом собственных прихотей?

Так, если кто-то желает наклюкаться не среди знакомых забулдыг, а непременно в компании с лауреатом Нобелевской премии, он платит деньги и может быть спокоен – в гарантированный срок “мыльный клуб” обязательно включит его в банкет, где будет присутствовать знаменитость.

Человеку, покупающему постоянный абонемент, гарантируется удовлетворение любых желаний, не преступающих, как говорится в уставах клубов, “границ явлений, терпимых современным обществом”. На деле это означает, что клуб отказывает клиенту лишь в выполнении требований, нарушающих юридические законы; что же касается законов нравственных, то сколько они существуют, столько и нарушаются, а мир остается прежним – этот факт, по логике основателей клубов, позволяет отнести к разряду “терпимых” все что угодно – от алкоголизма до веселых общин.

С тех пор, как Балуанг создал “мыльный клуб” в моем секторе Пояса, я непрерывно боролся с ним, свято веря, что совершаю необходимое дело по очистке космоса от дряни. И вдруг, когда я уже готов был прикрыть заведение на Мидасе, произошли события, заставившие меня усомниться в смысле этой борьбы. Я увидел, что зло, которое я пытаюсь искоренить, – это лишь кончик дьявольского хвоста, но вовсе не сам дьявол.

На время мне даже показалось, что я похож на того древнего глупого царя, который велел своим воинам высечь море. Словом, я понял, что дело обстоит гораздо сложнее, чем оно обычно представлялось мне.

Нет, я не опустил руки. Сейчас, когда первая растерянность прошла, я могу сказать: это понимание, каким бы горьким оно ни было, не означает смирения. Я еще могу признать справедливость английской пословицы, которая утверждает, что “каждому приходится за свою жизнь съедать пригоршню грязи”, но я никогда не примирюсь с утверждением, будто черпать всюду грязь – это самая неистребимая склонность людей, которую они стремяться удовлетворить где только могут. Уверенность и если хотите, твердость мне при этом дает, как ни странно, та же самая история – та же цепь потрясений и катастроф, которая глубоко поколебала мои привычные, но, как оказалось весьма плоские убеждения. Вот почему я хочу о ней здесь рассказать – она того стоит.

Читатель, наверное, уже понял, что для меня эта история началась на Мидасе, где я занимался “мыльным клубом”. Но вообще-то она началась несколько раньше и сразу довольно шумно – с вереницы крупных аварий, прокатившихся по астероидам. В те дни все наши от Земли до Юпитера, что называется, с ног сбились, стараясь понять, в чем тут дело. Начальник следственного отдела Сван Мейден срочно созвал совещание.

На нем-то я и услышал впервые о Пахаре.

– Смотрите, ребята, – сказал Мейден. – Это биостанция Нектар. Снято в день катастрофы.

Свет погас, и мы увидели с высоты патрульного спутника пейзаж Нектара: острые грани хребтов, звездное небо, хаос трещин и скал, присыпанных черной пылью. Астероид медленно поворачивался справа налево, и вскоре стали видны строения биостанции – несколько жилых куполов и белые цилиндры-польдеры, уложенные в ряд по краю длинного плато. С высоты орбиты цепочка польдеров походила на патронную ленту от крупнокалиберного пулемета, оставленную на астероиде неким богом войны. Впрочем, отметил я про себя, подобные сравнения приходят на ум лишь тому, кто постоянно занимается изъятием оружия. Биостанция – объект сугубо мирный. Польдеры – это, собственно, просто огромные трубообразные парники, где выращивается пшеница, рожь, овощи и прочая полезная травка.

Спрашивается, кому могли помешать огурцы и укроп? Но, с другой стороны, не зря же Мейден срочно собрал совещание. И потом, что это значит – “искусственный метеоритный дождь”?

Правда, он был на Мидасе, а Нектар… Неужели и до тихого Нектара, где нет ни рудников, ни транспортных баз, ни обсерваторий – ничего, кроме безобидного огорода, докатилась волна веселой жизни, с которой мы боремся в Поясе?

– Те из вас, кто бывал на Нектаре, – заговорил Мейден, – знают, что там, кроме обычной работы, ведутся опыты по селекции новых, генетически ценных культур. В качестве фактора, вызывающего генные мутации, используется солнечный ветер и космические лучи. Их воздействие регулируется экранировкой в виде шторных задвижек, перемещением которых управляет компьютер станции. Авария произошла так: сначала сработала автоматика радиационной защиты, все отсеки были изолированы, и пять человек оказались запертыми в польдерах. В этот момент экранные задвижки начали открываться одна за другой, пропуская внутрь летальный поток радиации.

В темноте кто-то присвистнул. Стальные польдеры, пропускающие смертельную дозу лучей, были ненадежнее обыкновенного пиджака.

– К счастью, обошлось без жертв, – сказал Мейден. – Людям удалось спастись только потому, что они успели надеть скафандры. Весь генный фонд биостанции погиб. Расследование показало, что сервомоторы, приводящие в действие задвижки, сработали самопроизвольно.

В зале зашевелились.

– Десятки сервомоторов? – удивленно переспросил чей-то молодой голос.

– Пятьдесят четыре мотора на девяти польдерах, – спокойно ответил Мейден. – Но мы собрали вас не для того, чтобы вы ломали над этим голову. Разгадка уже найдена. Дайте Пахаря. Передаю слово Ривере.

Главный эксперт Ривера вышел к экрану, на котором появился голографический портрет какого-то парня. Сразу было видно, что снимок сделан наспех, где-то на людях, скрытой камерой.

– Это Пахарь, – сказал Ривера. – Является служащим международного вычислительного центра на астероиде Герион. Сейчас у него отпуск, и он путешествует по астероидам. Взят под наблюдение как чрезвычайно искусный брейкер.

По залу пронесся.вздох. Вот оно что! На нашем жаргоне брейкером называется человек, способный без каких-либо внешних проявлений воздействовать на технические системы с целью их разрушения. Мистики тут никакой нет, весь эффект объясняется сверхсильным напряжением биополя, которым обладает брейкер. Поле это можно зафиксировать и нейтрализовать. Но, по словам Риверы, с Пахарем ничего не вышло. Наши несколько раз устраивали ему проверку, тайно замеряли параметры. Оказалось, что никакого биополя у Пахаря нет! Вернее, есть, но как у всякого нормального человека: напряженность, конфигурация, спектр самые заурядные.

– Вероятно, – заключил Ривера, – Пахарь обладает каким-то неизвестным нам полем и потому особенно опасен. Его визиты на астероиды всегда кончаются неприятностями: техника начинает бунтовать или вовсе выходит из строя.

Затем вновь слово взял Мейден. Он сообщил, что, кроме Нектара, Пахарь успел побывать еще на двух астероидах. Сначала он появился на астероиде Тетис. Я бывал на Тетисе и знал, что там рядом с биостанцией находится база космофлота, работающая в автоматическом режиме. Туда заходят для заправки беспилотные транспортные ракеты, совершающие каботажные рейсы внутри Пояса. Взлет, посадку, обслуживание ракет обеспечивает компьютер. Оказывается, пока Пахарь был на Тетисе, ракеты то и дело заходили на посадку с большим отклонением от базы, угрожая врезаться в биостанцию. Биологи начали было думать, что забарахлил компьютер базы Тетис, как вдруг все исправилось само собой. Позднее удалось выяснить: база заработала нормально, как только Пахарь покинул астероид.

– Ракетой по станции, – буркнул кто-то сзади. – Самоубийство…

Мейден услышал реплику.

– Мы думали об этом, – сказал он. – Вызывая катастрофы, брейкер, конечно, подвергает опасности и себя. Но Пахарь, каждый раз успевает исчезнуть, он всегда начеку. Тогда, на Нектаре, оказавшись в польдере, он первым надел скафандр и даже помог другим. На Тетисе у него, видимо, нервы не выдержали, он покинул его слишком рано. Зато потом был случай на Мирре, который ему даром не прошел.

Мейден рассказал, что, когда Пахарь прибыл на Мирру, в хемореакторе биостанции началась неуправляемая реакция, дело закончилось взрывом. При этом кумулятивная струя газов ударила именно в тот отсек, где находился Пахарь. Его спасло лишь удачное расположение обломков, которые послужили ему защитой. Порожденный этим взрывом поток осколков и выпал потам на соседнем Мидасе в виде метеоритного дождя.

Теперь я понял, что имел в виду Мейден, говоря об искусственном происхождении потока мидасовских “геркулид”! В моей голове сразу же включился генератор сопоставлений. Что, если взрыв на Мирре, думал я, лишь условие, которое создал Пахарь для реализации программы “мыльного клуба” на Мидасе? Но к чему тогда его вредительские действия на Нектаре и Тетисе, не имевшие таких широкомасштабных последствий? То, что произошло, например, на Нектаре, можно было вызвать усилиями брейкера, но это никому нельзя было продать. Во-первых, в силу локальности и мгновенности самого инцидента, а во-вторых, ввиду отсутствия покупателя: поблизости от Нектара нет ни одного “мыльного клуба” – единственного приобретателя -катастроф. Двенадцать огнедышащих ракет, которые в течение трех суток одна за другой угрожали рухнуть на биостанцию Тетис, являлись, конечно, более эффектным товаром, но и его в окрестностях Тетиса брейкер не мог бы никому сбыть. Словом, мне оставалось гадать: либо Пахарь подвержен приступам бессмысленного вандализма, либо его действия вообще не имеют ник,акого отношения к деятельности “мыльных клубов”.

Тут вновь подал голос стажер, который интересовался сервомоторами. Этого новичка, видимо, многое у нас удивляло.

– Мне непонятно, – волнуясь, сказал он, – почему не рассматривается альтернативная версия. Почему мы не предполагаем, что этот человек, – он кивнул на снимок Пахаря, – вовсе не брейкер, а все три случая с ним – просто роковые совпадения? Насколько я понимаю, подобные катастрофы могли произойти и от других причин – мало ли их в Поясе? И компьютеры ошибаются…

Вопрос был наивный, однако Мейден ответил на него со всей серьезностью: – Вы рассуждаете логично, но упускаете некоторые детали.

В Поясе нет отдельных компьютеров. Пояс – зона повышенной опасности, поэтому все вычислительные комплексы, работающие на астероидах, объединены средствами космической связи в интегральную информационно-компьютерную сеть – ИНИКС.

Для выработки ответственных решений, ошибки в которых ведут к катастрофам, используется совокупная мощь всего ИНИКСа, а не одного какого-либо компьютера. Значит, если мы исключим вмешательство брейкера, нам придется признать, что с некоторых пор ИНИКС допускает непоправимые ошибки. Но почему тогда мы все еще живы? И почему катастрофы происходят одна за другой только на Нектаре, Мирре и Тетисе, которые посещает некий путешественник?

Стажер сконфуженно сел.

– Другое дело, – продолжал Мейден, – что у нас действительно нет прямых улик, вообще каких-либо оснований для ареста Пахаря. Материальные следы его воздействия на технические системы отсутствуют, так что он всегда может изобразить себя жертвой, а не виновником катастрофы. Формально он сейчас пострадавшее лицо, отдыхает в оазисе Офир на Марсе. Непонятна и цель его диверсий. Единственное, что можно сказать, – Пахарю почему-то не нравятся биостанции. Все его диверсии имели место там, где в космосе выращивается что-либо съестное – так сказать, “на пажитях небесных”. Поэтому, кстати, мы и дали ему кодовое имя Пахарь, под которым он будет фигурировать в оперативных донесениях. Скоро Пахарь закончит курс лечения и сможет вернуться в Пояс. Видимо, нам придется немало повозиться с ним. Но, я думаю, мы сумеем познать цели этого человека и выяснить природу его таланта”.

В словах Мейдена звучала уверенность, но позже, когда я думал об этом деле, меня все больше одолевали сомнения. Брейкер не такая уж частая фигура в нашей практике, и, говоря по правде, никто из нас толком не знает, как с ним бороться.

За двенадцать лет работы в Поясе мне пришлось лишь раз иметь дело с брейкером. То была пожилая женщина-домохозяйка, которую привезли в Пояс откуда-то из предместий Сан-Паулу. Компания, добывавшая на Бригелле цирконий, доконала этот астероид и была на грани банкротства, когда кому-то пришла в голову счастливая мысль с помощью брейкера устроить на руднике катастрофу, дабы получить солидную страховку. Мне пришлось слетать на Марс, чтобы раскрыть умышленное вредительство на Бригелле.

Теперь брейкер угрожал биостанциям, и я опять имел немалые основания для беспокойства. В моем секторе Пояса, на астероиде Амброзия, действовала биостанция, причем двигалась она в стороне от оживленных трасс и, насколько я понимал, представляла собой довольно удобный объект для брейкерских упражнений. Мне, конечно, следовало быть на Амброзии и ожидать там визита Пахаря, но я не мог находиться одновременно в двух местах. Мидас тоже требовал моего присутствия. Поэтому, направляясь туда, я, в сущности, проводил политику испуганного страуса и старался просто не думать о Пахаре. Вернувшись на Мидас, я целиком ушел в дела по ликвидации “мыльного клуба”, и мысли о возможном появлении брейкера постепенно отодвинулись на второй план. Однако Пахарь очень скоронапомнил о себе. Он дал мне лишь несколько дней для спокойной работы, а потом вылетел с Марса, и, конечно же, не куда-нибудь, а прямиком в мой сектор, на Амброзию.

Мне спешно дали об этом знать, и с этого момента Пояс словно бы скорее завертелся вокруг солнца, а я метался внутри него как белка в колесе.

Я немедленно покинул Мидас, надеясь упредить появление Пахаря на Амброзии, но Мейден, с которым я непрерывно поддерживал связь, сообщил, что брейкер, очевидно, будет там раньше меня. Я чувствовал себя человеком, у которого вот-вот должны ограбить дом, однако ничего не мог поделать. Расположение небесных тел, увы, имеет значение не только в астрологии, но и в практической навигации. Пахарь и я двигались в плоскости эклиптики, однако брейкер вместе с Амброзией находился в ее западной квадратуре, а я – в восточной. Благодаря этому Пахарь опередил меня на несколько часов. Когда он ступил на Амброзию, я еще находился в пути и был готов к любым неожиданностям. И они произошли.

Трое наших, незаметно сопровождавших Пахаря с самого Марса, сообщили, что, едва появившись на Амброзии, брейкер вызвал по видеофону научного руководителя биостанции доктора Стефана Мана и передал ему привет от Регины. Ман при этом несколько растерялся, но быстро овладел собой и назначил Пахарю встречу в баре. Этот предварительный мимолетный контакт показал, что все мы, может быть, безмятежно спим на краю пропасти. Имя Регины, произнесенное Пахарем, прозвучало для меня как гром; я вдруг понял, какого рода цель мог преследовать Пахарь.

– Известно, кто такая Регина? – спросил я у Мейдена, чтобы проверить себя.

– Это подруга Пахаря на Герионе, – ответил тот с экрана. – Полное имя – Регина Вербицкая, специальность – психолог. Мы сейчас выясняем, откуда ей известен Ман.

– Тут нечего выяснять, – сказал я. – Два года назад она работала с Маном на Амброзии и… в общем, почти была его женой. Потом они разошлись. Но главное в другом: Пахарь мог узнать от Регины о научной работе Мана. О работе, которая засекречена. Доктор Ман вел на Амброзии эксперименты по аутотрофному синтезу белков, то есть, говоря проще, пытался создать питательную биомассу из неорганических веществ. Эти исследования входили составной частью в какую-то международную научную программу. Я не знал ни участников программы, ни ее конкретной тематики, но смысл ее был мне известен: разработка способов производства искусственной пищи.

Услышав об этом, Мейден незамедлительно сделал запрос в компетентные организации, и через несколько минут мы узнали, что на ряде биостанций Пояса, на этих ангельски тихих “пажитях небесных”, часть которых пострадала от Пахаря, уже несколько лет совершенно буднично и незаметно осуществляется грандиозный научный проект. В числе прочих работ на биостанциях Нектар, Мирра, Тетис, Кифара и Амброзия велись исследования по синтезу искусственных белковых продуктов, способных заменить обычную пищу. Эта научная программа, принятая по инициативе голодающих, носила название “Небесное поле”.

Так, среди головоломных загадок и сложностей этого необычного дела неожиданно всплыл простой и ясный мотив – борьба за жизнь, за все тот же кусок хлеба. С проблем космических мы вдруг опустились до проблем чисто земных, до извечного стремления человека не умереть от голода, а пожить подольше. Характерный, если вдуматься. Ибо он показывает, что мы и в космосе живем среди жгучих противоречий и контрастов, которые отделены друг от друга очень тонкой стеной. Взаимоисключающие явления пронизывают нашу жизнь, сталкиваясь и переплетаясь, но мы преспокойно уживаемся с ними и даже не пытаемся это осмыслить. Для нас это нормальное положение вещей. Но только идиот может одновременно быть сытым и голодным, мертвым и живым. И то, что наша цивилизация до сих пор не изжила подобного раздвоения, указывает на ее шизоидный характер. Мы освоили ближний космос, добрались до орбиты Юпитера. На Земле полное благополучие, но на астероидах люди могут умереть с голоду. Я не знаю, почему так происходит; я лишь могу предположить, что такое положение, видимо, сохранится до тех пор, пока голод будет иметь не только биологическое, но и космополитическое значение.