355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вейкко Тэхкэ » ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход » Текст книги (страница 39)
ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 19:58

Текст книги "ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход"


Автор книги: Вейкко Тэхкэ


Жанры:

   

Психология

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

Разрешение конфликта

Разрешение патогенных триадных конфликтов невротического пациента означает оказание ему помощи в завершении его незаконченного подросткового кризиса, который активировал его вытесненные эдипальные интроекты, но не смог привести к сравнительному отказу от них и к интеграции интернализованного Собственного Я и объектных идеалов. Ситуация невротического пациента до некоторой степени сравнима с ситуацией человека, который отказывается признать потерю центрального объекта любви, продолжая вместо этого искать его или его реинкарнации во внешнем мире. Невротический пациент не отказался от своих связей с эдипальными родителями, чьи трансферентные экстернализации ищут поддержания иллюзии их продолжающегося присутствия в текущей внешней реальности. Помимо попыток их трансфе-рентной актуализации и отыгрывания, бессознательно активные триадные конфликты, которые являются носителями экономически и динамически центральных объектных связей пациента, будут порождать разнообразные хорошо известные невротические симптомы и черты характера.

Процессы постепенного отказа отэдипальных интро-ектов, которые обычно происходят.во время и посредством смятений подросткового кризиса, должны у невротических пациентов запоздало завершиться в аналитических взаимоотношениях, где аналитик начинает представлять как трансферентный, так и новый эволюционный объекты для пациента. Подростковые процессы конфронтации с реактивированными образами эдипальных идеальных объектов в текущей реальности, а также их последующий относительный декатексис и замещение личными идеалами, представляют первую проработку растущим индивидом главной объектной утраты и таким образом модель для обращения с любыми важными утратами позднее в жизни (Wolfenstein, 1966). Следовательно, лечение невротических пациентов может в некоторых отношениях быть сравнимо с различными аспектами и стадиями процесса траура (Alexander, 1925; Fenichel, 1941; Lewin, 1950; Stewart, 1963; Karush, 1967; Tahka, 1974b). Применяя эту аналогию к аналитической работе с невротическими пациентами, мы можем концептуализировать ее как помощь пациенту посредством трансферентных интерпретаций и конфронтации встретить фактическое отсутствие эдипальных объектов в текущей внешней реальности, за чем следует постепенное признание их утраты в длительном, одновременно болезненном и освобождающем сравнивании прошлого и настоящего, происходящем в процессе тщательной аналитической проработки (Tahka, 1974b). Однако, как будет видно, аналогия с трауром применима лишь к части аналитической работы с невротическими пациентами.

Постоянно активные бессознательные эдипальные интроекты невротического пациента будут, как правило, сравнительно просто экстернализироваться на образ аналитика, делая его для пациента представляющим желанных и ненавидимых эдипальных родителей или альтернативным образом ограничивающим и вызывающим страх представителлем родительской власти. «Трансферентный ребенок», представленный невротическим пациентом, склонен быть пре-подростковым, эдипально задержанным мальчиком или девочкой, который может представлять отдельную, часто обаятельную индивидуальность, приглашающую аналитика принимать соответствующие родительские роли. Однако они являются приглашениями к задержанным эди-пальным отношениям, лишенным каких-либо реальных эволюционных чаяний или потенциальных возможностей. Трансферентный ребенок с его пресловутыми тупиковыми целями является более ускользающим у невротических пациентов, чем у пациентов с более тяжелыми патологиями. Это в основном обусловлено легкой инфильтрацией альтернативных взаимоотношений, доступной для невротических пациентов, с элементами переноса. Трансферентный ребенок невротического пациента может, таким образом, эксплуатировать или скрываться за на вид текущими взаимоотношениями с аналитиком, а также проявлять показную готовность принимать аналитика в качестве нового эволюционного объекта.

Образы эдипальных родителей, интроецированные и вытесненные в конце подлинной эдипальной стадии в качестве мощно катектированных протообъектов для взрослой сексуальности и идентичности, будут сохранять свои ин-цестуозные и убийственные содержания и цели неизменными до тех пор, пока они остаются бессознательными. Хотя их активация вследствие усиления давления влечений при половом созревании делает триадные интроекты мобильными и склонными к трансферентной экстернализации, она не позволяет прекращения вытеснения их истинной природы, до тех пор пока сохраняется внутренний статус-кво посредством сохраняющегося интроекта эди-пального суперэго, которое у невротических пациентов, как печально известно, обнаруживает себя в своей первоначальной архаичной суровости. Как хорошо известно, главным орудием аналитика для постепенного аннулирования вытеснения эдипально детерминированных образов, одновременно побуждающим пациента сравнивать реальности прошлого и настоящего, являются интерпретации переноса пациента на аналитика.

Трансферентные интерпретации, постоянно конфрон-тирующие пациента с несуществованием эдипальных родителей в настоящем, угрожают пациенту как возрождением его первоначальных триадных травм, так и утратой его центральных объектов. Таким образом, вряд ли можно рассчитывать на то, что интерпретации аналитика, которым приходится преодолевать могущественные сопротивления, будут приняты и абсорбированы пациентом, если не выполняются специфические соответственные предварительные условия между пациентом и аналитиком. Обычно считается, что такие предварительные условия присутствуют, когда интерпретация может даваться рефлективному и интроспективному Собственному Я пациента в установившемся терапевтическом альянсе (Zetzel, 1956; Greenson, 1967). Однако, как говорилось в части II-, необходимо подчеркнуть, что тогда терапевтический альянс должен пониматься как текущие рабочие отношения, переводящие его в подлинный терапевтический альянс вследствие представления аналитика в качестве нового фазово-специфически идеализируемого объекта для пациента. Без аналитика, обеспечивающего пациента образцом нового эволюционного объекта, прошлые эволюционные объекты, представленные трансферентными объектами пациента, не могут быть поставлены под сомнение аналитиком, и также не могут быть оставлены пациентом на любом уровне задержанного психического развития.

Если преобладают вышеназванные условия, трансфе-рентные интерпретации будут коммуникациями аналитика, которые специфически конфронтируют пациента с иллюзорной и анахронической природой его направленных на аналитика ожиданий, таким образом выстраивая мост между прошлым и настоящим и инициируя постепенную замену трансферентных образов реальными или фантазийными образами эдипальных родителей, корректно располагаемых в пространстве и времени.

Этот постепенный отказ от образов эдипальных объектов как существующих в настоящем с одновременно возникающими воспоминаниями о них как принадлежащих прошлому аналогичен «классическому»-варианту работы траура (Freud, 1917), которая включает в себя постепенное «позволение умирать» утраченному объекту как индивиду через болезненное сравнение вспоминаемой и текущей реальности, сопровождаемое одновременным повторным выстраиванием образа объекта в психике скорбящего человека как воспоминание о прошлом объекте (см. главу 5).

Этот процесс также является той частью тщательной проработки переноса невротического пациента, которая наиболее точно подтверждает знаменитое утверждение Фрейда (1914Ь), согласно которому перенос -• это повторение вместо припоминания. Он также составляет важную часть невыполненной подростковой работы пациента, в которой реактивированные эдипальные интроекты должны были приходить в столкновение с образами текущих внешних родителей, пока не станет возможен их постепенный декатексис и отказ от них.

Однако триадные проблемы невротического пациента, как правило, не могут разрешиться путем их простого осознания и проработки вытесненных эдипальных конфликтов пациента, так как они были экстернализованы в его трансферентных взаимоотношениях с аналитиком. Анализ переноса невротического пациента означает не просто раскрытие отвращаемого пациентом от осознания эдипального периода и таким образом освобождение пациента для дальнейшего развития, но также предполагает разделяемое понимание неудавшегося и потому задержанного эдипалъного развития. Хотя причины такой неудачи могут в различной степени зависеть от факторов, которые не включены в саму эдипальную ситуацию, в большинстве случаев триадные взаимоотношения пациента были нарушены, искажены и задержаныт?о того, как они были интроецированы и вытеснены в конце его подлинной эдипальной стадии. Триадно переживаемые родители являются фазово-специфическими эволюционными объектами ребенка во время эдипальной стадии, и взаимодействия с ними в большой степени определяют, будут ли эдипальные репрезентации интроецированы и вытеснены как задержанные и неспособные к дальнейшему развитию или же они будут в должное время доступны для развития, приводящего к относительно автономной взрослой идентичности и объектному выбору.

Это означает, что в любой эволюционной задержке, даже в невротической патологии, и неудавшиеся, и прерванные аспекты нарушенного развития должны приниматься во внимание при столкновении с ними в аналитических взаимоотношениях. Хотя история неудавшегося и задержанного эдипального развития пациента будет раскрыта, понята и тщательно проработана в анализе его переноса на аналитика, пациент может все еще в различной степени нуждаться в аналитике как новом эволюционном объекте для прерванных аспектов своих триадных развитии, которые должны быть завершены, прежде чем для него станут мотивированы и возможны процессы, сравнимые с подростковой эмансипацией.

В клинической ситуации это подразумевает, что и во время, и после анализа своего эдипального переноса невротический пациент будет использовать аналитика в качестве нового эволюционного объекта для своего незавершенного эдипального развития. Это тем более очевидно, чем в большей мере были поняты и тщательно проработаны триадные переносы пациента. Фантазии и эмоции пациента, которые продолжают оставаться эдипальными по своему характеру и будут становиться все более аналити-ко-специфическими, могут ошибочно приниматься как указывающие на возрастание до сих пор не проанализированных переносов. Будучи приучены рассматривать невротическую патологию существенным образом с точки зрения вытесненных бессознательных конфликтов, аналитики часто склонны сильно полагаться на генетические интерпретации переноса, даже когда взаимоотношения пациента с аналитиком более не «анализируемы» с исторической точки зрения.

Важно, чтобы аналитик был внимательным и интерпретировал остаточные переносы пациента и их инфильтрацию в преимущественно аналитико-специфические эдипальные желания и фантазии пациента. Однако фазово-специфичес-ки адекватным способом приближения аналитика к этому материалу будет эмпатическая помощь пациенту в понимании своего способа переживания себя и аналитика, а также помощь ему в восприятии этого как важное развитие, которое ранее было ему недоступно по причинам, понятым в анализе его переноса. Хотя и являясь тактичным и эмпатичес-ким, аналитик должен быть настороже и не допускать никаких компромиссов в аналитическом воздержании, делая таким образом возможным окончательную утрату эди-пальных иллюзий пациента достаточно подлинной, чтобы мотивировать и инициировать в нем эволюционное движение к возрастанию автономии и окончательной эмансипации от аналитика как эволюционного объекта.

Я попытался здесь сжато изложить некоторые менее известные точки зрения относительно природы и аналитического подхода к триадной патологии, в других отношениях широко и тщательно изучаемой. Теперь я намерен более подробно обсудить аналитическое понимание и способы обращения с вышеописанными диадными конфликтами, которые сохраняют хронические страхи позорных и унижающих переживаний у большинства невротических пациентов. Эти конфликты проявляются как общий внутренний запрет на самовыражение и/или как разнообразные нарциссические защиты и черты характера у пациентов, чья патология в ином отношении представляется преимущественно триадно мотивированной.

Очевидное главенство невротической патологии и отсутствие подлинных пограничных черт чаще представляются обусловленными либо игнорированием диадно детерминированных защитных внутренних запретов и нар-циссических защит пациента, либо их ошибочным пониманием и интерпретацией как триадных по своему происхождению. Хотя пациенту можно помочь стать относительно свободным от его триадно порожденных симптомов, его ди-адные конфликты, оставаясь неизменяемыми, как правило, наносят ущерб его общей радости жизни, свободному самовыражению и полному наслаждению социальными отношениями. Когда это происходит в тренинговом анализе, полное использование аналитиком своей личности в работе не всегда возможно, по этой причине также возникают трения в аналитических обществах, в то время как застарелые сохранившиеся нарциссические защиты аналитика могут достаточно часто приводить его к состоянию все^юльшей грандиозности и владения абсолютной истиной.

Структура диадных конфликтов, хотя она является вытесненной и таким образом имеет скрытую историю, значительно проще, чем структура триадного конфликта. Триадные конфликты являются полностью интернализован-ными, существуя между сознательным переживанием Собственного Я индивида и вытесненными интроективны-ми организациями конфликтных эдипальных репрезентаций с виной в качестве главного аффективного сигнала, предупреждающего об активации конфликта. В диадном конфликте вытесненное состоит из воспоминаний болезненно унизительных взаимодействий между ребенком и его индивидуальными диадными идеальными объектами, связанных с непереносимым и тревожным опустошением индивидуального переживания Собственного Я ребенка. Последнее мотивирует ребенка к длительной бдительности и превентивной защищенности от внешних объектов, стыд представляет сигнальный аффект по поводу любого предчувствуемого возрождения вытесненных нарциссических травм. Таким образом, диадные конфликты занимают промежуточное положение между конфликтами, переживаемыми интрапсихически, и конфликтами объектных связей (Dorpat, 1976), которые преобладают до установления константности Собственного Я и объекта.

Таким образом, решающе важным для аналитического подхода отличием между триадными и диадными конфликтами, по-видимому, является то, что в то время как три-адные конфликты сохраняют вытесненные образы сильно катектированных объектных связей, активно стремящихся к реэкстернализации в триадном переносе, диадные конфликты служат главным образом для сокрытия и избегания непереносимых состояний Собственного Я, что, наоборот, ведет к отсутствию их актуализации в переносе. Вместо этого конфликт, вызывающий вытеснение, продолжается в здесь-и-сейчас взаимодействиях с внешними объектами.

В некоторых отношениях диадные конфликты, по-видимому, сравнимы с травматическими неврозами, которые могут развиваться после переживаний, в которых субъективному существованию индивида серьезно угрожала внешняя опасность. Общеизвестно, что поскольку травматическое переживание было вытеснено как вовлекающее в себя опасно опустошающие и непереносимые состояния Собственного Я, попытки поднять вытеснение на поверхность интерпретациями бесполезны. Как хорошо известно, единственный эффективный способ помочь пациенту восстановить интегрированное переживание Собственного Я, это привести его к достаточно безопасным взаимоотношениям, где он сможет подвергать себя постепенному вспоминанию травматического переживания, терпя соответствующие состояния Собственного Я и таким образом постепенно восстанавливая консолидацию своей подвергшейся опасности идентичности.

Хотя имеются важные отличия между патологией, основанной на нарушенных идеальных диадах в раннем развитии и на травматическом переживании угроз Собственному Я вследствие непреодолимых внешних угроз позднее в жизни, обе они по сути являются патологиями переживания Собственного Я, основанными на вытеснении непереносимых состояний Собственного Я, несущих в себе угрозу или временно включивших в себя утрату индивидуальной идентичности. Оба состояния характеризуются вытеснением нарциссически травматизированных репрезентаций Собственного Я с продолжающимся конфликтом между индивидом и потенциально травматизирующим внешним миром. Таким образом, к ним можно приближаться и влиять на них, лишь обеспечивая пациента новыми взаимоотношениями с внешними объектами, которые достаточно безопасны, чтобы позволить достичь запоздалого господства над первоначальными травмами. Однако в то время как в случае травматического невроза у взрослого человека процессу запоздалого достижения господства будет помогать главным образом нечеловеческая, или безличностная, природа травматического переживания, а также его более продвинутая предтравматическая организация Собственного Я, к соответствующим травматическим переживаниям, которые являются эволюционными травмами, стоящими за диадными конфликтами, можно приблизиться и достичь над ними господства лишь в возобновленных эволюционных взаимодействиях.

Диадные конфликты проявляют себя специфически как нарушения того уровня развития, на котором утрата переживания дифференцированного Собственного Я как центральная опасность была заменена утратой недавно достигнутой индивидуальной идентичности. Они представляются результатами травматических фрустраций в диад-ных ожиданиях ребенка относительно отзеркаливающих откликов от индивидуальных идеальных объектов, которые будут определять, подтверждать и консолидировать его свежее и уязвимое переживание Собственного Я как индивидуальности. Соответственно, при приближении к диадным конфликтам пациента по мере их проявления в аналитических взаимоотношениях принятие аналитика в качестве нового эволюционного объекта для пациента будет возможно лишь через успешную передачу аналитиком пациенту корректно уловленного им эмпатического понимания индивидуального способа переживания пациентом себя и аналитика. В отличие от пограничных пациентов, действующих на функциональном уровне переживания и привязанности, достигший индивидуации пациент будет воспринимать себя понятым, лишь когда ощутит, что аналитик искренне интересуется им как личностью, то есть тем, что происходит в его индивидуальном внутрением мире. Такой интерес нельзя притворно выразить, и, если предпринимается эмпатическое описание на менее личностном уровне, пациент будет неизменно переживать это как нарциссическую рану. То же самое происходит, если аналитик пытается интерпретировать диадные переносы с исторической точки зрения, и даже в еще большей степени, когда он показывает отсутствие своего понимания, предлагая триадные объяснения для диадных аспектов взаимоотношений пациента с ним.

Когда эмпатическое понимание аналитика достаточно точно и тонко передано, пациент склонен реагировать на него как на страстно желаемое фазово-специфическое отзерка-ливание себя как личности. Узнавание и понимание его повторяющихся переживаний как переживаний уникального человеческого бытия будет постепенно приводить к тому, что аналитик начнет представлять для пациента новый фазо-во-специфически идеализируемый диадный объект. По мере того, как пациент начинает испытывать доверие к аналитику в том, что тот не станет причиной постыдных и унизительных переживаний, вытесненные первоначальные травматические переживания пациента с его диадными идеальными объектами могут всплывать и ранее непереносимые переживания могут вспоминаться и выноситься. Сопутствующие этому нарциссические защиты пациента и застенчивость как предчувствие стыда склонны проходить и все в большей мере заменяться фазово-специфическими идентификациями с аналитиком в качестве нового диадного идеального объекта. Эти идентификации будут приводить новые аспекты к одновременной тщательной проработке триадных развитии пациента в аналитико-специфической нетрансферентной части. К концу аналитического лечения эти идентификации будут участвовать как важные ингредиенты в финальной интеграции автономных структур пациента.

Прибегая к нарциссическим защитам, пациент неизменно хочет передать аналитику: «Мне все равно. Я не нуждаюсь ни в ком. Я выше вас. Вы не представляете никакой ценности, поэтому не имеет значения, что вы говорите или делаете». Если аналитик не понимает частого диадного происхождения нарциссических защит и черт характера невротического пациента, то характер этих защит noli me tangere [*]38
  Не прикасайся ко мне. – Прим. перев.


[Закрыть]
скорее обескураживает аналитика, нежели побуждает его постараться проникнуть вглубь этих защит. Часто ошибочно считается, что посредством анализа триадного переноса пациента с его регрессивными выработками будет постепенно исчезать большая часть нарциссическихчерт невротического пациента, а то, что может оставаться, будет неанализируемо или достаточно безвредно, чтобы пациент продолжал с этим жить.

Но как узнать, являются ли нарциссические защиты невротического пациента в данное время диадно или триад-но мотивированными? Мобилизация нарциссических защит в анализе невротического пациента неизменно означает, что аналитик чем-то больно его задел. Как правило, для аналитика не слишком сложно понять самому или выяснить у пациента, что вызвало реакцию пациента, и после этого эмпатизировать с его состоянием оскорбленного чувства. Независимо от того, известно ли уже аналитику или нет, что нарциссическая обида пациента триадно или диадно детерминирована, всегда полезно разделить с пациентом его переживание обиды, прежде чем пытаться давать возможную интерпретацию. Отклик пациента на передаваемое аналитиком понимание оскорбленных чувств пациента, как правило, информирует аналитика о подлинной мотивации реакции пациента как через содержание материала пациента, так и в особенности через собственные эмоциональные отклики аналитика на это содержание.

В отличие от того, что часто рекомендуется, я хочу подчеркнуть, что эмпатическое разделение и отзеркалива-ние аналитиком нарциссических обид и защит пациента на индивидуальном уровне не должно непременно включать в себя ни какого-либо ясно выраженного оправдания способа переживания пациента, ни обвинения аналитиком себя и извинения, если он не причинил пациенту другого вреда, кроме трансферентно переживаемого. Если аналитик признает эмпатическую неудачу, не испытывая вины перед пациентом и жалости к нему, значит он должным образом принимает во внимание взрослый статус пациента, а также его одновременно существующие триадные взаимоотношения с аналитиком. Также нет надобности в каких-либо подчеркнутых выражениях симпатии и теплоты. Переживание пациента, что его постоянно и по-настоящему понимают, в особенности когда он использует свои наиболее отталкивающие межличностные защиты, само по себе может быть достаточно трогательным и удивительным, чтобы активировались прерванные эволюционные потребности и желания пациента и начали искать новый объект в анализе.

Тонко передаваемое аналитиком эмпатическое понимание не только наиболее эффективное средство для разрушения нарциссической защитной позиции пациента, но оно также часто сопровождается тем, что пациент становится глубоко тронут, часто до слез. На более поздних стадиях анализа пациенты часто говорят аналитику, что подлинный интерес и понимание последнего в такие моменты воспринимались как громадное облегчение, как чувство чего-то такого, на что пациент более не смел и надеяться. К концу своего анализа мужчина-пациент в начале пятого десятка рассказал о таком переживании следующим образом: «Это был поворотный момент в анализе, когда вы впервые позволили мне почувствовать, что я вам интересен и вы правильно меня понимаете, в то время, когда я чувствовал себя смертельно оскорбленным вами и делал все возможное, чтобы передать вам, что более в вас не нуждаюсь. Я никогда не смогу забыть то чувство, когда вы в разгар моей холодной ненависти к вам дружелюбно и непреднамеренно позволили мне испытать, что вы все время пытались понять мои чувства и мою точку зрения и что вы способны рассказать мне о них лучше, чем это смогу сделать я сам. Вся моя ненависть улетучилась, и я не могу описать, сколь хорошо мне стало. Я чувствовал себя подобно Робинзону, который давно оставил надежду на то, что его найдут, и вдруг внезапно это случилось. В горле у меня стоял ком, и я был близок к тому, чтобы заплакать. После этого я никогда не испытывал столь отчаянной безнадежности, я начал чувствовать, что в большей мере существую сам по себе».

Помимо нарциссических отношений и черт характера менее бросающиеся в глаза защитные позиции против возрождения вытесненных нарциссических травм представлены диадно детерминированными внутренними запретами выражения Собственного Я у невротических пациентов, обычно сопровождаемыми хронически низким самоуважением. Хотя сходные симптомы будут обильно встречаться у невротических пациентов как мотивированные их бессознательными триадными конфликтами, на диадно обусловленный внутренний запрет и застенчивость нельзя повлиять тщательной проработкой их вытесненных эдипальных отношений и их регрессивных «догенитальных» выработок. Вместо этого, подобно нарциссическим защитам, диадно мотивированные внутренние запреты и склонность к стыду будут, как правило, доступны для эмпатического схватывания и передаваемого аналитиком понимания диадного переноса пациента на него [*]39
  Я понимаю, что рекомендуемый мною подход к пациентам с вытесненными нарциссическими травмами и заторможенными диадными идеализациями сходен с подходом Кохута (1971, 1977) к пациентам, проявляющим нарциссические расстройства личности со связными переживаниями Собственного Я. Такие сходства, по-видимому, говорят в пользу того, что патологию этих пациентов следует рассматривать в основном как патологию Собственного Я с подчеркиванием необходимости для аналитика терпеть идеализацию себя пациентом, а также в пользу роли в лечении передаваемой эмпатии. Однако важные различия в наших взглядах на психическое развитие в целом и таким образом в наших способах понимания этого частного уровня патологии не дают мне возможности попытаться провести дальнейшее сравнение между двумя нашими точками зрения в этом вопросе


[Закрыть]
.

Чем в большей мере аналитик воспринимается пациентом в качестве нового диадного идеального объекта, тем более важным будет правильное осознание аналитиком различных форм идеализации пациента. Когда аналитик знает, чего искать, обычно для него не очень трудно отличить диадные идеализации пациента оттриадных, а также трансферентные идеализации от идеализации нового объекта в каждой группе.

Хотя иногда кажется, что диадные и триадные идеализации придают силу друг другу, до подростковых интеграции они являются в основном отдельными и часто в корне отличными способами переживания идеальных объектов в качестве как объектов любви, так и образцов для подражания. Образы диадных индивидуальных объектов, первоначально возникшие как идеализируемые и не зараженные амбивалентностью, эдипальной сексуальностью и соперничеством, будут продолжать существовать в основном вне конфликта в качестве идеальных образцов для себя и для объекта любви. Как говорилось ранее, они будут сохранять базисный либидиналь-ный катексис индивидуальных первичных объектов на всем протяжении развития, а также обеспечивать модели для жизненно важных структурообразующих идентификаций. Соответственно, диадные идеализации в целом отличаются своим постоянным и сохраняемым характером в отличие от намного более амбивалентной и изменчивой природы эдипально мотивированных триадных идеализации.

В соответствии с вышесказанным идеализация диадного объекта любви представляет неамбивалентную идеальную любовь, в основном асексуальную преданность, которая стремится к ненарушаемой гармонии между двумя индивидами, максимально представленными во внутренних мирах друг друга. Идеализация индивидуальной диадной любви объекта мотивирует большинство информативных идентификаций в период раннего развития, важным образом содействуя развитию способности растущего индивида к эмпатии, а также к переживанию все более дифференцированных эмоций.

В отличие от этого, идеализация триадного объекта любви специфически относится к эдипальному объекту любви и к идеализации его или ее эдипально детерминированных характерных черт. К ним относятся сексуально желанные и эротически обожаемые свойства объекта, его или ее индивидуальная внешность и характерные эмоциональные черты. Информативные идентификации с идеальным эдипальным объектом любви особенно любопытны в отношении эдипально связанного внутреннего переживания объекта, включая в особенности знаки с надеждой ожидаемой эдипальной взаимности. Будучи постоянно подвержена ревности и фрустрациям в эдипальном соперничестве идеализация триадного объекта любви значительно более амбивалентна и изменчива по сравнению с прототипическим диадным образом первого идеального объекта любви индивида.

Идеализация диадного объекта для подражания характеризуется константностью и отсутствием амбивалентности, которые характеризуют установившиеся взаимоотношения с образами диадных идеальных объектов. Оценочно-селективные идентификации с диадным образцом для подражания будут иметь первостепенное значение для консолидации идентичности индивида, в особенности как представителя своего пола. Результатами успешных оценочно-селективных идентификаций будут пользоваться как установившимся сходством с диадным объектом для подражания, увеличивающим чувства солидарности и лояльности индивида как к объекту, так и к своему полу.

В отличие от этого, идеализации триадного объекта для подражания являются амбивалентными идеализация-ми могущественного и успешного эдипального соперника. Следовательно, оценочно-селективные идентификации с ним мотивированы желанием устранить его и занять его место в эдипальном треугольнике. Вместо возросшей связи с триадным объектом для подражания успешная идентификация с его характерными чертами, как правило, переживается как триумф над ним и частичное устранение эдипального соперника. Однако оценочно-селективные идентификации с эдипальным образцом для подражания имеют первостепенное значение в обеспечении базисной готовности к будущим ролям растущего индивида в качестве сексуального партнера, супруга/супруги и родителя в три-адно структурированной семье.

Опора главным образом на информативные эмоциональные отклики аналитика на коммуникацию пациента одинаково важна как для проведения отличия между вышеназванными формами идеализации, так и для установления того, является ли идеализация пациентом аналитика трансферентной или идеализацией нового объекта.

Триадные идеализации пациента могут принадлежать к любой из этих категорий. Когда они трансферентны по своей природе, они принадлежат к вытесненной эдипальной истории пациента и, как правило, будут интерпретироваться и тщательно прорабатываться вместе с его анализом. Однако когда триадные идеализации имеют отношение к аналитику как новому эволюционному объекту, принадлежа таким образом к аналитико-специфической части три-адных развитии в аналитическом лечении невротического пациента, они будут, как правило, все в большей степени заменяться фазово-специфическими интернализациями, так как прерванные аспекты эдипального развития пациента будут завершены в ходе лечения. Интерпретативный подход аналитика к новым эволюционным аспектам триадной идеализации пациента не требуется и не рекомендуется до тех пор, пока триадная идеализация является осознаваемой и выполняет эволюционную функцию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю