Текст книги "Искатель. 1989. Выпуск №5"

Автор книги: Веслав Анджеевский

Соавторы: Сергей Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Игорь Козьмич рот раскрыл, потом страшными глазами посмотрел на Ремезова.

– Да-а… – переводя дух, сказал он и, подтянув через плечо шлем, крикнул в него: – Станислав! Слышишь? Между двух упавших деревьев проползла… Пограничники, мать честная!

Неделю троих Ремезовых держали на карантине.

– Переживем еще одну комиссию, подстрахуемся еще десятком подписей – и все, – сказал потом Игорь Козьмич. – Пора откупоривать наше Лемехово… Вернемся в город – поедем ко мне. Я жену с пацанами на юга, в Адлер отправил… Нечего им пока тут околачиваться… Поехали… хоть посидим по-человечески.

Квартира директора мало чем отличалась от дачи, разве что камина не было, зато на кухне висела такая же, выполненная под холст, роскошная репродукция Босха.

– Так… выпьем наконец за встречу, – предложил Игорь Козьмич. – Или ты соблюдаешь… там, в своей пустыни?

Ремезов усмехнулся и кивнул на рюмку. Игорь Козьмич разлил. Ремезов поднял рюмку и, невольно защищаясь иронической улыбкой, посмотрел на однофамильца:

– По-моему, ты принимаешь меня за кого-го другого.

Игорь Козьмич ответил дружеской улыбкой, напоминавшей о том, что в детстве у обоих было много общих радостей.

– А ты – меня, – сказал он. – Так за встречу? И за то, чтобы у нас…

Он замер вдруг, сдвинув брови, пытаясь что-то вспомнить.

– Ну где же это? – вдруг спросил он. – Где мы с тобой были?

– Где? – удивился Ремезов. – На карантине сидели…

– Не то… – весь напрягся Игорь Козьмич. – Ну, деревня…

– Лемехово? – совсем оторопел Ремезов.

– Вот! – просиял Игорь Козьмич. – Да. Витя… Не спеши в начальники. Ранний склероз, как видишь. Так за встречу и чтобы у нас… черт, опять! – Он едва не расплескал рюмку.

– Лемехово, – с испугом, торопливо подсказал Ремезов.

Игорь Козьмич виновато улыбнулся и пожал плечами:

– Лемехово… Вот чтобы там… там кошки не дохли… в этом… – Он выпил и тут же резко налил еще.

Затрезвонил часто, без передышки, телефон. Игорь Козьмич одним глотком выпил и вскочил:

– Междугородний! – сказал он. – Это мои!

По жилам растеклось тепло, и Ремезов без мыслей погрузился в себя… Он не прислушивался к разговору в коридоре, однако скоро заметил, что голос Игоря Козьмича отрывист и напряжен. Потом стукнула трубка, стало тихо – и Ремезов насторожился. Так прошла минута-другая. Наконец Ремезов заставил себя подняться и выглянул в коридор.

Игорь Козьмич стоял, отрешенно глядя в зеркало, бледный, точно пришибленный внезапным известием.

– Пусти-ка меня, – буркнул он и, впихнув Ремезова в комнату, стал лихорадочно рыться в секретере.

Он шарил в бумагах, в папках, в коробках, распихивая их, разрушая канцелярский порядок.

Наконец он наткнулся на корочку пропуска.

– Прячет, мать честная! – злобно бросил он. – Сама не найдет…

Он раскрыл пропуск у самых глаз и сразу весь размяк, опустил плечи и глубоко вздохнул.

– Света… Ремезова Светлана Борисовна… Светка, Светик…? – механически проговорил он.

Он постоял неподвижно, потом, словно задумавшись о чем-то, спрятал пропуск у себя в пиджаке.

– Поехали! – вдруг выпалил он.

– Куда? – изумился Ремезов.

Внизу у подъезда стояла машина, опять черная «Волга». Ремезов подумал, что ее подали минуту назад, и опешил, увидев, что место водителя пусто. Но за руль сел Игорь Козьмич, и Ремезов догадался, что машина его, частная…

Во дворе дома бился холодный резкий ветер. Низко над домами на выпуклом книзу небе неслись плоские облака – слепяще-белые с краев и синие снизу.

– Куда мы? – спросил снова Ремезов.

– Подожди, – нервно бросил Игорь Козьмич. – Дорогу забуду.

«Он как в бреду, – подумал Ремезов. – Разобьемся…» Но сел в машину и, сразу согревшись, стал молча наблюдать: таким он Игоря Козьмича еще не видел.

Машина, вырвавшись из лабиринта улиц, понеслась по шоссе.

«Он забыл, как зовут жену, – вдруг дошло до Ремезова, и он весь похолодел и затаил дыхание, упершись взглядом в дорогу. – Теффлер и Изуцу! Мгновенное угасание условных рефлексов!.. Нет! Не может быть., По всем реакциям – ноль. Сразу все анализы врать не могут… У них же здесь мировой уровень… Нет такого симптома, чтобы имена забывать… Чушь… А если Игорь заражен, как же я…»

Ремезов судорожно сглотнул и бесцельно огляделся… Ветер посвистывал в щелях окон. «Что я помню?! Погоди, погоди… не паникуй…» С трудом отгоняя лезущую, липнущую к мыслям толпу уродцев с репродукции Босха, Ремезов перебрал в уме родные имена и названия. «Так… своих помню всех… Всех, да?» – Ремезов спохватился: оставил записную книжку в чемодане. – «Как проверить?.. К сестре бы съездить, а здесь что…» Он тряхнул головой, сообразив, что мучает мозги абсурдом.

Машина остановилась внезапно – на пустой дороге посреди леса.

– Все, дальше не помню, – сказал Игорь Козьмич каким-то разбитым, глухим голосом. – А ты помнишь?

– Что? – спросил Ремезов.

– Дорогу в деревню.

Игорь Козьмич включил дальний свет и долго с напряжением смотрел вперед. Лес впереди нависал над дорогой и вдали свертывался вместе с ней в черную воронку.

– Может, и помню, – признался Ремезов. – Но сейчас темно.

– Темно, – согласился Игорь Козьмич и повернулся к Ремезову. – А что еще помнишь? Как тетка Алевтина картошку копала, помнишь?

– Помню, – признался он.

– У тебя остались фотографии?

– Какие? – снова изумился Ремезов и вдруг догадался. – У сестры есть два альбома… Ага! Там и мы с тобой… в трусах… На той березе с веревкой. Помнишь?

– Березу? – с дрожью в голосе сказал Игорь Козьмич и снова перевел взгляд на дорогу. – Не помню…

– Как же ты березу не помнишь? – даже рассердился Ремезов, – Вместе же качались…

– Не помню… Как утром бреюсь, помню.

«Бред, – подумал Ремезов. – Или разыгрывает?.. А почему он обязательно должен помнить березу? Я тоже не все помню… Психоз… Нет. Чтобы у Игоря психоз… Чушь… Но березу не помнить!.. Что с ним такое?.. Сорвался… Доначальствовался… А с виду вроде крепок». И, глянув на Игоря Козьмича, Ремезов еще раз прикинул, не пора ли увозить его в казенный дом.

Ремезов представил, как санитары ведут размякшего Игоря Козьмича, – и ему стало стыдно, очень стыдно. Все это показалось ему позором и предательством… «Зря он пил», – подумал Ремезов и спросил однофамильца о самочувствии. Игорь Козьмич пожаловался на провалы в памяти, на «черноту в голове». – …Как будто кто-то по потолку ходит, – сказал он.

– Ты устал. Сорвался. Надо успокоить нервы, – докторским тоном произнес Ремезов. Игорь Козьмич помолчал в тишине и вдруг проговорил холодно, совершенно бесчувственно:

– Ты ничего не понял, главный эксперт…

– Чепуха, – уверенно ответил Ремезов, – Все анализы одновременно врать не могут… И потом, таких симптомов не бывает.

– Ты ничего не понял, – снова проговорил Игорь Козьмич механическим голосом. – Вируса нет в организме. Организм для него – только мембрана, через которую надо проникнуть в память…

– Ну, это уже мистика, – пожал плечами Ремезов.

– У памяти нет иммунитета, – словно не слыша его, вещал, как медиум, однофамилец. – Память – среда, в которой он размножается… Ты можешь представить себе рак памяти?

– Но это же… – пробормотал Ремезов, теряясь. – Память ведь тоже в клетках мозга. Не может же она быть где-то не в голове…

Игорь Козьмич шевельнулся и медленно вздохнул:

– Это старая история, – равнодушно сказал он. – Еще никто не находил на вскрытии ни памяти… ни совести… А тебя, – он обернулся к Ремезову, посмотрел на него невидяще, – тебя надо беречь. Тебя в заповедник. Праведников зараза не берет…

Ремезов этим бормотанием, этим наговором сам был наполовину загипнотизирован и, только услышав про «праведника», встрепенулся, разогнал пелену.

– Ты ошибся, Игорь Козьмич, – громко сказал он, невольно надеясь, что ему наконец удастся развеять наваждение, встряхнуть однофамильца. «Вообще не надо было ему пить», – снова подумал он. – Я, с твоего позволения, – не «праведник». Это у тебя студенческий рефлекс на слово «Алтай». У тебя на Алтае и Тибете – все махатмы… А мне что Алтай, что Бологое – все равно. Главное – от тебя удрать… Да, я терпеть не мог Гурмина и не стал бы на него пахать… Да, я не смог работать, как на урановом руднике. Ведь он приказывал… Если б он по-человечески попросил… кто знает, может, и согласился бы. Не там, так здесь… Все равно в жизни без нашего советского риска не обойдешься. Короче, Игорь, в Тмутаракань я подался со злости и зависти. Сам себя утверждал – глядите, какой я хороший… Вот так, Игорь, если дело дошло до исповедей. Ты был прав: мне бы… В мою келью под елью да хорошую бы аппаратуру. Искусить меня легко, ты не думай. Да не тебе, слава богу.

Игорь Козьмич сидел неподвижно, вполоборота к Ремезову.

– Тетку Алевтину порасспросить бы, – вдруг сказал он. – Что она могла забыть?

– А что тетка Алевтина, – усмехнулся Ремезов. – Ей за семьдесят. У нее уже склероз, а не вирус. Она и так ничего не помнит…

– Все-таки ты меня не понимаешь, – с тихой досадой сказал Игорь Козьмич. – А может, ты и прав. Нелепая случайность: на меня комар сел, а на тебя нет…

Он вышел из машины и постоял, оглядываясь по сторонам. Ремезов последовал было его примеру, но потом остался на месте, подумав о холоде снаружи.

– Темно, – сказал Игорь Козьмич, принеся с собой хвойную прохладу. – Переночуем в машине.

Машина сдвинулась на обочину и уперлась в кусты. Игорь Козьмич опустил спинки передних кресел. Этому странному ночлегу Ремезов, однако, не удивился. Сколько ночей уже пришлось на самолет и «авиационный ангар…». Устраиваясь на боку, он только решил, что это лучше, чем ехать. «Игорю как раз проспаться бы… Подумаешь, забыл, как жену зовут…»

Он очнулся, ощутив неприятный, изматывающий зуд. Этот зуд проник в тело еще во сне, сковывая до онемения, как несильный электрический ток. Ремезов с трудом разомкнул сведенные током веки. В машине было светло и, казалось, морозно. Он с трудом шевельнулся и глянул на часы: семь тридцать, и снова ему почудился этот внешний, как бы не касавшийся его холод…

Уже совсем проснувшись, Ремезов догадался, что никакого зуда нет, а есть звук электробритвы, отчетливый, звенящий в ушах. Игорь Козьмич, сняв пиджак, брился. Глядя в зеркальце заднего обзора, он тщательно водил по щеке черным аппаратиком без шнура…

«Утро вечера мудренее», – подумал Ремезов, глядя на белоснежную спину однофамильца.

Из зеркальца над лобовым стеклом на Ремезова глянули глаза Игоря Козьмича, глянули ясно и остро. Он бодрым голосом пожелал Ремезову доброго утра. Ремезов ответил тем же.

«Дурачил он меня», – подумал Ремезов, но утро он встречал где-то на дороге в лесу, рядом сидел однофамилец в официально белом и с бордовым галстуком – это уже мало походило на розыгрыш. Впору было продолжать удивляться. «Посмотрим», – сказал себе Ремезов и ощутил запах дорогой туалетной воды. Игорь Козьмич открыл дверцу и впустил внутрь холод утреннего заморозка. Он вышел наружу и с наслаждением потянулся. Белая сорочка засверкала на солнце, и Ремезов, глядя на него, даже прищурился.

– Хорошо-то как! – сообщил он Ремезову, заглядывая в салон. – Освежиться бы… Ручья поблизости нет, не помнишь?

Ремезов посмотрел на незнакомый лес.

– Я этих мест не знаю… До Лемехова-то далеко?

– …А вот это мы сейчас и выясним, – сказал Игорь Козьмич, садясь за руль. – Брейся, и поедем… Надо же узнать, как тетка Алевтина в зону проникла. Там, у меня, и позавтракаем.

– Где это «у меня»? – не понял Ремезов.

Игорь Козьмич уверенно привел машину к заграждениям, и, увидев их, Ремезов вдруг заметил в себе досаду – оказывается, он подспудно ждал подтверждения вчерашнему феномену, ждал, что однофамилец дорогу не найдет.

Войдя в «авиационный ангар», Игорь Козьмич сразу направился к военным и очень вежливо сказал полковнику:

– Сегодня мы поедем вдвоем. Я сам сяду за руль.

– Не положено так, Игорь Козьмич, – сказал полковник.

– Не положено, – согласился директор. – Но сегодня необходимо исключение.

Как в скафандре, так и за рулем вездехода Игорь Козьмич выглядел очень уверенно, исчезла даже неуклюжесть движений.

Остановка произошла не у дверей филиала ИКЛОН, а у крыльца директорской дачи. На этот раз Игорь Козьмич не забыл даже вытереть у порога ноги, и Ремезову пришлось последовать его примеру.

Игорь Козьмич заговорил только в гостиной. Но сначала он что-то сделал с собой – и скафандр раскрылся. Игорь Козьмич выскользнул из него, потянулся и с наслаждением опрокинулся на диван.

Голоса однофамильца Ремезов не услышал, но догадался, что тот, насмехаясь над большой белой куклой, говорит:

– Что, трусишь?

Ремезов стал шарить по скафандру и тем еще больше рассмешил Игоря Козьмича. Тот легко спрыгнул с дивана и принялся помогать.

В доме оказалось зябко, и Ремезов поежился.

– Мерзнешь? – спросил Игорь Козьмич, сам он, худой, босой, в шерстяном трико, казался йогом. – Пошли утеплимся…

Он повел Ремезова на второй этаж в свой рабочий кабинет. Здесь у него располагался и небольшой гардероб. Игорь Козьмич взял в одну охапку все, что в нем было, и свалил в кресло.

– Выбирай, – сказал он. – У нас ведь один размер…

Ремезов пожал плечами и не решился. Тогда Игорь Козьмич взялся за дело сам, и Ремезов оказался в теплом свитере, модной курточке, потертых джинсах и старых, но вполне годных и удобных спортивных туфлях.

Одевшись так же, директор привел Ремезова на кухню и, открыв холодильник, выгреб оттуда банки с пивом.

– Пиво еще годится, – сообщил он. – Колбаса тоже помереть не успела… Где-то есть баранки и печенье…

Расположились в гостиной, в мягких роскошных креслах.

– Как тебе у меня? – спросил Игорь Козьмич.

– Ты уже спрашивал, – невольно засопротивлялся Ремезов.

– Тот раз не в счет. – Игорь Козьмич кивнул в сторону отброшенных в угол скафандров. – Тогда мы, считай, здесь не были, а видели все по телевизору…

– А зачем ты спрашиваешь? Сам знаешь, как у тебя… Пансионат. Дом творчества нобелевских лауреатов.

– Неплохо, согласись, – кивнул Игорь Козьмич, срывая язычок с пивной банки. – Жаль, электричества нет… Музыку послушали бы… Эх, Витя, сколько лет мы так с тобой вдвоем не сидели?

– Много, – сказал Ремезов. – Культурная программа не отменяется. Ведь ты вроде обещал бар, сауну и кегельбан…

Игорь Козьмич приподнял бровь:

– Сауну? Хорошая идея… Но лучше завтра. Сегодня у нас – Синьково болото… Тоже аттракцион, а? Для крепких нервов. А потом – бар… Такая программа устраивает?

– Болото так болото, – хмыкнул Ремезов, но в болото ему не захотелось, и он посмотрел на себя со стороны. Картина оказалась необыкновенной: встретились два однокашника через десять лет, сидят в необитаемой «зоне» с вирусом и под инфракрасным колпаком, пьют датское пиво, закусывая баранками и сервелатом…

– А не заразимся? – вдруг спросил Ремезов. – Ты вроде уже один раз собирался…

– Что наша жизнь, – философски заметил Игорь Козьмич. – Тихо здесь. Как думаешь, а не закрыть ли нам «зону» навсегда? Будем одни на озере рыбу ловить…

Ремезов не ответил: ему такая шутка не понравилась.

– Пора, пора взглянуть на лаз тетки Алевтины, – сказал Игорь Козьмич, взглянув на часы. – А то совсем стемнеет.

Против всякой деревни есть в лесу одно место – плохое, но для людей с недоброй славой. Для Лемехова и Быстры таким местом было Синьково болото. Во времена детства Ремезовых оттуда не вернулся человек – бочар – Аркадий Иваныч, ушедший за клюквой с бутылкой портвейна, а годом или двумя позже – две отбившиеся от стада коровы.

Синьково болото лежало в большом лесном распадке, как в корыте. Чтобы попасть в него, нужно было спуститься где по камням, где по торчащим корням.

Здесь, внизу, воздух стоял особенно тихо и был плотен, тяжел. У края болота пахло вереском, а дальше оно дышало из-под ног то холодным, то теплым травяным настоем. Лес с болота казался сизым, взвешенным над землей и уже через несколько шагов – очень далеким со всех сторон… Солнце садилось, верхушки елей чернели.

Игорь Козьмич шел-ухал широким шагом. Ремезов едва поспевал, и его затягивало идти след в след, он замечал это и держался в стороне.

– Жерди бы выломать, – предложил он. – Безопасней…

Но Игорь Козьмич не отвечал и шел по болоту, как по аллее в парке. Ремезова вдруг как током ударило.

«Он убить меня хочет! – вспыхнула мысль. Ремезов отогнал ее и перевел дух. – Поперлись на ночь глядя…»

– Ты ночевать здесь не думаешь? – злясь, сказал он Игорю Козьмичу. – Или нам опять «Волгу» подадут?

– Успеем, – ответил Игорь Козьмич и замер вдруг: – Смотри!

Ремезов поднял голову и уперся взглядом в щит:

ХОДА НЕТ! СМЕРТЕЛЬНО!

Потом он увидел другой щит, пустой, и догадался, что надпись – на обратной стороне, обращена к тем, кто рискнет не выйти, а войти…

– Не туда смотришь, – спокойно сказал Игорь Козьмич.

Ремезов внезапно осознал, что между щитами, всего метрах в пятидесяти от места, где они стоят, – граница, убивающая все живое. Ему стало зябко. И, растерянно поблуждав взглядом, он наткнулся наконец на два лежащих на болоте ствола с обломками сучьев. Игорь Козьмич, подперев бока, рассматривал лазейку и ее окрестности.

– Значит, главное – через «ленточку» перескочить… – сказал он наконец. – Здесь у нас недочет…

Ремезов невольно приглядывался к стволам: где же эта «ленточка»? Какая же тут «ленточка»?.. «Недочет, – усмехнулся он. – Сейчас наглотаемся всех этих вирусов и пойдем гулять, а у него – „недочет“»… Он хотел было поддеть Игоря Козьмича, но тот вдруг пошел вперед, к стволам, и, остановившись у начала «колеи», поставил ногу на облом одного из двух сгнивших деревьев. Ремезов пошел за ним и, только встав рядом и поднял глаза, содрогнулся: вот она, смерть, – еще три шага – и тебя не станет… Кучка золы… Ремезова снова охватил озноб, его потянуло попятиться, но он пересилил себя…

Воздух в трех шагах был ясен и ничем не выдавал смертельную грань. Трава под ногами и трава через три шага ничем не различалась, но та обыкновенная трава, что росла через три-четыре шага, тот кустик вереска, то желтенькое пятнышко морошки были недосягаемы.

Ремезов огляделся; две установки – тоже вроде «марсиан», на треногах, – стояли в болоте, и он, Ремезов, казалось, находился точно между ними. Он не выдержал и сделал шаг назад. «Дурак! – подумал он об Игоре Козьмиче. – Чего с огнем играет? Сорок лет мужику…» Однофамилец повернулся к границе спиной и стал глядеть Ремезову в глаза. Лицо его было очень бледным, но совершенно спокойным.

– Есть шанс попробовать, – сказал он с испытующей улыбкой.

«Он хочет убить!» – снова вспыхнула мысль, в висках застучало. Ремезов с трудом сглотнул.

– Зачем? – сказал он и, заметив, что голос у него совсем глухой, севший, повторил тверже и громче: – Зачем?

– Старушка-то с ведром… – как-то нехорошо, хищно улыбаясь, сказал Игорь Козьмич. – Фору нам дала… Что ж теперь, так и будем тут стоять?

«Вот сволочь!» – не сдержавшись, подумал в сердцах Ремезов и бросил со злостью:

– Сам лезь, если жизнь не дорога!

Игорь Козьмич рассмеялся. И вдруг на Ремезова нашел столбняк… Взгляд Игоря Козьмича в сумерках был очень отчетлив, даже ярок… Ремезова осенило, что его завел в болото и теперь стоял перед ним посреди болота кто-то другой, очень похожий на Игоря Козьмича, но не он… Это был какой-то отретушированный, целлулоидный «Игорь Козьмич», «Игорь Козьмич» в новой упаковке… Кто-то весь день с наслаждением дурачил его, уводил… уводил… «Мать честная! Что за бред?!»

– А тебе жизнь дорога? – спросил тот, кто стоял лицом к лицу.

– Проверить, что ли, хочешь? – злобно ответил Ремезов. – Ну… пусти-ка…

– Зачем ты так сразу? – вдруг смягчился Игорь Козьмич. – Я же шучу. – И он достал из кармана монету. – Кидай. Ты – орел, я – решка.

– Почему не наоборот? – невольно потянул время Ремезов.

– Кидай, – тверже повелел Игорь Козьмич.

Монета в пальцах сразу стала влажной от пота и холодной.

Ремезов щелкнул и судорожно поймал монету в кулак. В кулаке оказался «орел». «Это он – нарочно», – мелькнуло в голове.

– Измажешься – ничего, – предупредил Игорь Козьмич. – Все списано. Дачное.

– Отойди, – хрипло сказал Ремезов, хотя Игорь Козьмич вовсе не загораживал дорогу… Ремезов лег у «входа» и обрадовался, что вес вминает его глубоко в траву. «Смеется, наверно, гад», – подумал он и пополз вперед…

Хотелось побыстрей, но от быстроты тело выгибалось, нужно было ползти медленно, очень медленно… Ремезов больше всего боялся поднимать голову, и лицо его тоже провалилось в траву, в болотную темноту. Дышалось тяжко, в нос било терпкой гнилой зеленью, вереск драл по лицу…

«Вот сейчас… вот сейчас… и будет конец… только чтобы сразу… чтоб не по спине… сразу бы весь… – шептал Ремезов. – Господи, помоги… Господи… вот сейчас…»

– Сколько еще?! – отчаянно захрипел Ремезов.

Но ответа не услышал и прополз еще столько же. «Все! – пришло ему вдруг. – Черт с ним! Сгорю! Больше не могу!» И он рванулся вверх с одним отчаянным желанием – подпрыгнуть выше и сгореть сразу, целиком…

Ремезов не сгорел, но его бросило в жар, и лицо, ободранное, мокрое, загорелось само. В глазах было темно.

…Он прополз между деревьями – и мял, пахал болото еще метров пятнадцать, не меньше. Игорь Козьмич по ту сторону грани весело смеялся. И Ремезову вдруг стало смешно, просто по-мальчишески весело, как в детстве: чуть не сгорели, разведя под стогом костерчик, зато уж пометались, как тараканы, ища выход, – есть над чем посмеяться снаружи.

– Зараза ты, Кенар, зараза! – крикнул Ремезов, вспомнив детскую кличку однофамильца, и сплюнул набившуюся в рот травяную шелуху. – Лезь давай! А я погляжу!

– А зачем? – издевательски спросил Игорь Козьмич.

– Как зачем? – весело вспылил Ремезов. – Да я тебе морду набью!

Он едва успел опомниться, а то бы кинулся на однофамильца, как медведь, верхом…

– Зачем мне лезть, если и так уже ясно, что пролезу? – резонно объяснил Игорь Козьмич. – Какой интерес? Весьма вероятно, что по периметру много таких лазеек. Пойдем посмотрим…

И он, не дожидаясь ответа, пошел вдоль «ленточки» по на правлению к темному шару на треноге.

Ремезов шел уже без всяких мыслей по другую сторону границы – и никак не мог отдышаться… Только обходя установку и на мгновение потеряв Игоря Козьмича из виду, он опомнился и остановился: куда дальше? Но Игорь Козьмич уже видел следующего стража границы и смело двигался к нему.

«Главное – держаться параллельно, – подумал Ремезов. – Он знает… Уже ходил тут, что ли?» И только сейчас Ремезов вспомнил, что они весело так идут по Синькову болоту.

– Ты осторожней там, – крикнул он Игорю Козьмичу. – Завязнешь… а мне что делать? Тоже смеяться?

Но Игорь Козьмич точно не слышал. «Два идиота, – подумал Ремезов и увидел на пути однофамильца темное пятно высокой травы. – Он что, не видит?»

– Эй! Куда ты! Смотри! – крикнул он.

Но Игорь Козьмич шагнул дальше, провалился по колено и как ни в чем не бывало стал погружаться в болото.

«Мать честная! – охнул Ремезов и замер столбом. – Да это он нарочно… Опять дурачит, что ли?.. Утонет сейчас!»

Игорь Козьмич спокойно, не дергаясь, тонул. Он только повернул голову к Ремезову, и тому почудилась какая-то грустная улыбка. «Как же он! Что делать?»

– Эй, Игорь! Ты что?!

– Руку дать сможешь? – спокойно сказал однофамилец.

– Куда ж ты смотрел, мать твою! – сорвался Ремезов, заметался – и замер.

«Что ему от меня надо?! Гад, сволочь!.. Что делать?..»

Ремезов огляделся. Рядом торчала сухая осинка, позади, но немного дальше – предупреждающий транспарант. Ремезов поднатужился, выдернул осинку с культей корня и швырнул было ее сквозь границу, но в последний миг испугался: а вдруг для стражей любой летящий предмет – мишень… – и тогда он накроет однофамильца огромным факелом. Рядом с топким местом на той стороне Ремезов заметил возвышенный островок. Забыв о страхе, он подскочил к границе и метнул деревце гуда… Осинка полыхнула как-то с одного бока и упала, и ее ствол, оставшийся без ветвей, погас от удара и густо задымился.

«Ага! Он только слева бьет… слева… – лихорадочно рассчитывал Ремезов. – Это хорошо…» На Игоря Козьмича он старался пока не глядеть. В три прыжка подскочив к щиту, он дернул его вверх что было силы и, ободрав руки, вырвал из болота.

«Дюралевый! – обрадовался Ремезов. – Порядок! Прорвемся!»

Щит оказался громоздким, но не тяжелым. Подняв его над головой, Ремезов поискал глазами, откуда прыгнуть, и снова обрадовался: где-то совсем рядом с границей, по э т у сторону, нашелся такой же возвышенный островок.

Игорь Козьмич всего в четырех-пяти метрах от этого островка погрузился уже почти по грудь и с тем же хладнокровным любопытством наблюдал за Ремезовым. «Если разыгрывает – убью гада!» – мелькнула мысль. Ремезов, едва удерживаясь на ногах, взбежал на свой островок. «Все! – выдохнул Ремезов. – Господи, помоги… Только бы не мучиться… Ну, давай… давай… Что тебе терять?.. Давай…» Он, прикрывшись сбоку щитом, рванулся и прыгнул. И в тот же миг будто врезался с оглушительным треском и звоном в огромное раскаленное стекло…

Ремезов очнулся от холода… Одежда по грудь была мокрой до нитки. «Искупался», – подумал Ремезов, застучав зубами, и оторвал голову от земли. Вокруг стоял непроницаемо-черный мрак.

«Что это?» – не понял Ремезов, а догадавшись, вскинулся разом, поскользнулся, но удержался на ногах.

Стояла ночь без звезд и луны, стояла тяжкая, подземная тишина.

– Игорь! – со страхом позвал Ремезов. – Ты где?

Ответа не было. «Утонул!» – выстрелило в голове, и Ремезов кинулся было куда-то… но успел остаться на месте: где-то рядом была граница, «ленточка», но в какой стороне?

«Вот влипли… так влипли, – прошептал Ремезов, опускаясь для верности на землю. – Сколько времени-то?»

Но не то что часов, руки во тьме было не разглядеть.

Так Ремезов в полном безвременье сидел в темноте, боясь двинуться с места, пока не услышал далекий гул… Гул показался знакомым, и в душе зародилась надежда.

Вдали замигали малиновые огоньки, а под ними стали заметны прозрачные стержни прожекторных лучей. Где-то над филиалом ИКЛОН… или над деревней… где-то далеко летел вертолет.

«Ищут», – догадался Ремезов, и вдруг ему стало еще тошнее, вдруг захотелось, чтобы вертолет миновал стороной… Он и летел стороной: те, кто искал, вычеркнули из района поиска Синьково болото. «Может, они выключили „колпак“?» – подумал Ремезов, но проверять не решился. Пальцы совсем окоченели, Ремезов подышал на них и сунул руки в карманы. Он не сразу догадался, что в кармане лежит сокровище: зажигалка!

«Живем! – воспрянул духом Ремезов. – Прорвемся!»

Пальцы не слушались. Он долго вертел зажигалку, боясь выронить ее и потерять, и наконец в руках вспыхнул маленький, но бойкий огонек. Первое, что увидел Ремезов: изогнутый, распоротый наискось щит. Ремезов содрогнулся… «Везет дураку…» – подумал он про себя. И снова вздрогнул, едва не уронив огонек Он увидел. Увидел сначала ноги, а потом тело с бурым пятном чудовищного, едва ли не сквозного ожога… Ремезов шагнул к нему и понял, что на земле лежит труп.

Огонек долго дрожал и бился, прежде чем Ремезов сумел о чем-то подумать. Наконец он подумал: «Он сгорел – не утонул… Как же так?.. Бред какой-то… Где мы? Здесь или там?.. Доигрались…»

И наконец в сердце ударила боль – был мертв Игорь Ремезов, с которым он прожил бок о бок тридцать лет…

– Куда ж ты лез! – простонал Ремезов.

Он решился и, нагнувшись, поднес огонь к голове. В тот же миг зажмурился – и сразу подкатило к горлу… Он едва успел отвернуться. Его рвало натужно, неудержимо, выворачивало всего наизнанку. А когда отпустило, Ремезов, клацая зубами, зашептал:

– Это же бред… бред… просто померещилось… зачем… не надо… не надо так…

И он задержал дыхание, напрягся весь до ломоты в костях, сжал челюсти до боли и снова повернулся к телу…

То, что видел он, не было телом Игоря Козьмича… Труп был одет не так, а лицо – совершенно не обожженное – не было лицом однофамильца. Но это было лицо, которое Ремезов знал… свое лицо он помнил. Но это было мертвое, позеленевшее, с разинутым ртом… страшное и ничье…

– Вот оно что… вот оно что, – дрожа, колотясь всем телом, шептал Ремезов. – Конечно, так… прыгал же я, а не он… он же не мог сгореть… утонул… подожди… где я?

Его бросило в жар, и он разом вспотел… и, стирая пот со лба, вдруг догадался, что стирает свой пот с чужого лба и чужой рукой… Он схватился за волосы, волосы были жесткие, кудрявились – совсем не его волосы, такие у Игоря Козьмича…

Ремезов погасил свет, и так вдруг сразу стало спокойней.

– Погоди… не сходи с ума… что это… ведь он хотел убить, верно?.. Конечно, хотел… он же нарочно, подай, говорит, руку… Сволочь… Погоди, погоди… Надо разобраться… Зачем убить?.. А кто он?.. Ведь он стал другой… Он же забыл, как зовут жену… Он же говорил как-то: с женой нелады… Он стал забывать все, что ему мешало… Я же тоже мешал… То, что перестало мешать… Что больше не волновало… Перестало иметь значение… Но ведь он не забыл дорогу в Лемехово… Значит, это был уже не он… Кто-то уже был в нем, кто-то подстроился… Ерунда какая-то… А зачем ему я?.. Погоди, нелады с женой кончились уже давно… Так я же враг! От меня надо было освободиться! Освободить память… А куда он без меня?.. Его же без меня быть не может… Только я для него имею значение… А если б я сгорел?.. Так я же и сгорел… Значит, я только отпечаток у него в голове… Бред… Он же утонул… Он же не мог вылезти сам… А он и не тонул… Это ловушка… Вот он брился, сволочь… Он уже был не человек… Он же меня проверял… Вот если б я не прыгнул, тогда б он сейчас сидел там, во мне… По т у сторону… Вместо меня… Поди проверь, что там, в голове… Это он такую дуэль придумал… Кто он-то?.. Мать честная, у него же двое детей, жена!

Ремезов не смог устоять на ногах, сел… И снова ужаснулся: откуда в нем эта «мать честная»? Это же – е г о… И он вспомнил жену Игоря Козьмича и его сыновей, хотя никогда их не видел… «Значит, он тоже здесь… тоже здесь… он здесь…» Ремезов застонал, обхватил голову руками, уткнулся в траву.

– Я больше не могу! Не могу я, я не смогу так… Пощади меня, господи! Все… сейчас… Это надо кончать…

Он поднялся. Граница была рядом… «Стой, гад! Стой! Права не имеешь… Теперь уже не имеешь… Что, сволочь, жить надоело?.. Что, завидовал дружку?.. Вот и получи, мразь… Одного ты уже убил… И еще одного хочешь… А кто тебе дал право…»

Болото на рассвете стало седым. Трава под ногами хрустела.

Он встал над телом, взглянул на раскинутые в стороны одеревеневшие руки, взглянул на застывшую рану, на чужое теперь, холодное, затянутое инеем лицо.

– Пойдем, – невольно прошептал он над телом и с трудом взвалил его на плечо. «Игорь-то Козьмич тоже силен», – подумал Ремезов. Он прошел через болото, через лес, мимо озера и поднялся на узкое шоссе. Так он шел, пока не увидел предупреждающую надпись. Поодаль, за щитом, стояли заграждения, а за ними угадывались силуэты людей. Он хотел было окликнуть их, но осекся, впервые испугавшись нового, чужого голоса… Он остановился и стоял молча, но его заметили.