Текст книги "Дрейк"

Автор книги: Вероника Мелан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Поддавшись секундной панике, я закрыла глаза и крепко сжала пальцы, надеясь на то, что, когда разожму их, мираж пропадет. Но что именно считать миражом? И что должно пропасть? Парк реален. Даже очень. Я много раз видела его у себя в голове. И вокруг парка город. Все логично. Тогда что должно пропадать? ЧТО?!

Всхлипнув, я, словно сомнамбула, повернулась и медленно зашагала снова к той скамейке, где сидела некоторое время назад. Я плохо соображала, что делаю.

Мне казалось, что там я могу что-нибудь вспомнить, что-то чрезвычайно важное. Но ни одной идеи. Только ощущение, что я не вижу что-то лежащее на самой поверхности, под самым носом.

Утирая льющиеся слезы, я добрела до скамейки – единственной на данный момент по-настоящему знакомого и безопасного места во всем мире – села и уткнулась взглядом в фонтан.

Почему только что было так радостно, а теперь так страшно? Почему?

«Дина, что было до того, как ты увидела фонтан? Было что-то еще…»

Я кивнула самой себе и снова всхлипнула. Что-то действительно было. Не самое приятное, но очень знакомое. И по-своему родное.

Ощущение паники не отступало. Казалось, я одна-одинешенька во всем мире, но я отогнала это чувство – бесполезное, окончательно разрушающее разум.

Сосредоточив взгляд на чаше фонтана, постаралась успокоиться и очистить голову, чтобы ускользающий кусочек памяти снова вернулся на место. Я очень на это надеялась. Всей душой, всем отчаянием, что во мне сейчас было.

Память, помоги мне! Со мной что-то произошло, не понимаю, что именно. Все знакомо и в то же время чуждо, абстрактно, хотя и совершенно реально.

По щекам медленно стекали слезы, ветер холодил проторенные ими дорожки.

Как меня зовут? Нужно вспомнить, как меня зовут, от этого почему-то многое зависело.

«Бернарда, – пришел откуда-то ответ. Из глубины. – Меня зовут Бернарда Валерьевна Кочеткова. Так назвала меня мама».

Мама… Вспомнилось лицо мамы, ее запах. Постепенно в памяти всплыли очертания квартиры, где я недавно легла спать.

От этой мысли во мне снова все захолодело и захотелось кричать.

«Тихо, Дина. Тихо. Просто вспомни, что случилось до того, как ты оказалась сидящей на лавочке».

И я вспомнила. Вспомнила, как приехала домой из больницы, как гладила у подъезда кота Мишку, как вошла в квартиру и, не раздеваясь, легла спать.

«Верно. Все верно, – помог какой-то холодный и рассудительный внутренний голос, – ты легла спать. Было тяжело из-за бабушки. А что случилось потом?»

А потом я стала думать об этом месте. Увидела его настолько реальным, насколько это только возможно. Мне хотелось уйти от проблем, и я представила, что их больше нет, я в другом месте. Здесь. На скамейке, в парке.

Что-то постепенно вставало на свои места, но я боялась даже принять следующий за этим вывод: я в другом месте, хотя лежала в кровати, в темной комнате, пытаясь уснуть.

Хотелось забиться в истерике, но я сдержалась. Не поможет. Нужно как-то вернуться домой, в квартиру, которая теперь казалась невероятно далекой, где-то на другом краю Галактики.

Домой! Хочу домой! Верните меня, черт бы вас подрал, кто бы ни был за это все ответственен!

«Ты сама ответственна, Дина, – вернулся собственный холодный голос, – ты сама это сделала. Никто не знает как, но это ты. И только ты можешь вернуть все назад».

Но как?

Как можно вернуться домой?

«Только тем же методом, которым попала сюда».

Я снова всхлипнула. Как-то безнадежно, потерянно. Не мог этот чертов день стать еще хуже, чем был!

«Заткнись и делай!» – внутренний голос, несомненно, принадлежал мне, но добр отнюдь не был. Однако слова помогли. Я вздрогнула, огляделась по сторонам, будто ожидая, вдруг все само каким-нибудь чудесным образом изменится. И только когда поняла, что не будет этого, принялась думать. По-настоящему сосредоточившись, отключившись от паники и других эмоций. Серьезнее, чем когда-либо до этого, начиная осознавать – если я не сделаю этого, то, скорее всего, пропаду в незнакомом месте.

«Дина, сосредоточься, ты можешь!»

Снова зачем-то кивнула самой себе.

Нужно представить себя в собственной комнате, а потом там, где была до этого. Наполнить все это золотым светом, сделать все точь-в-точь как делала для того, чтобы попасть сюда.

Если это сработало тогда, должно сработать и сейчас, а иначе сидеть мне в этом парке всю ночь, потому что идти мне здесь некуда. Этого места я в жизни не видела и вряд ли захочу увидеть вновь.

Постаравшись не навешивать на себя ярлык «сумасшедшая», я обняла себя за плечи и закрыла глаза.

Я в комнате… Это все был сон. Странный и реальный. Вот моя кровать и теплое одеяло, вот стол, на котором тикает будильник – с утра мне на работу.

Ветер становился все холоднее, но я силилась не обращать на это внимания. Комната будто обступила меня и стала принимать знакомые очертания.

«Вот темный потолок, моя постель, а все остальное – сон. Парка нет, он нереален. Есть я, в своей квартире, лежащая под одеялом».

Не знаю, сколько раз мне пришлось прокрутить все это в голове, прежде чем я действительно сумела ощутить ткань одеяла под пальцами, разлепить глаза и понять, что надо мной больше не закатное небо, а темный потолок и ночь за окном. И больше не шумит вокруг парк и не течет вода из фонтана. Из этой чертовой чаши, которая раньше мне так нравилась.

Озноб сотрясал конечности с такой силой, что я не доверяла собственным ногам – не удержали бы. Я отчаянно боялась, что выгляни я сейчас из-под одеяла, снова появится что-нибудь странное, и тогда я сойду с ума. Сумасшествие уже едва не распахнуло мне свои объятия. Как же просто, оказывается, можно свихнуться. Как близко этот порог…

Всхлипывала я долго. И дрожала тоже.

Лишь через некоторое время, когда уставший от стресса мозг смог полностью отключиться, измотанное тело тоже соскользнуло в сон.

Глава 2

Alone she sits upon a star – Where am I? What the hell?

Mia Martina. Stay With Me

На работу я продолжала ходить.

Но следующие несколько дней прошли как в дымке. Я чувствовала себя больной и разбитой, будто расколотой на части. И все это время старалась не думать. Вообще ни о чем. Боялась.

На автомате кормила и гладила кота, варила ужин и ложилась спать. Осторожно, с тревогой, то и дело переходя-шей в панику. Приближалась к кровати, будто к атомному складу, который может рвануть. Не узнавала саму себя.

Сотрудницы списывали мое состояние на бабушку, оказавшуюся в больнице. Я не жаловалась и ничего не отрицала. Даже Татьяна перестала на время язвить – совесть в ней проснулась, что ли? Я же едва справлялась с работой, голова будто стала чужой, я ей больше не доверяла. И это разрывало на части. Как можно не доверять самой себе?

Оказывается, можно. Особенно когда спокойный и привычный мир рушится на части, а объяснения этому нет. И поделиться не с кем. Не скажешь ведь: «Лена, на днях в моем сознании предстало некое место, и я провалилась туда. Как думаешь, такое возможно?»

Вообразить сочувствующий взгляд подруги не составило труда. Поэтому я молчала. Одна. Закрывшись в своем горе и непонимании происходящего.

Переводы все же удалось сдать в срок. Директриса была довольна.

На полученную премию – мизерную, но приятную – по пути домой я купила мешок трюфельных конфет и две бутылки какого-то алкогольного коктейля. Хотелось не то расслабиться, не то забыться. А может, отпраздновать окончание проекта. Или все вместе.

До остановки я дошла, но в троллейбус почему-то садиться не стала. Просто стояла и смотрела, как он отъезжает. Двери со скрежетом закрылись, а я так и осталась стоять, где стояла, держа в руках пакет с конфетами и алкоголем. И куда теперь? Почему стою?

А потом неожиданно разозлилась на себя и собственные страхи.

Хватит! Нужно просто вернуться к тому моменту и подумать еще раз о том, что же именно произошло той ночью. Сколько можно трусливо бегать от самой себя? Когда-то все равно придется встретиться со страхами лицом к лицу. Так почему бы не сегодня?

От остановки я решительно зашагала к близлежащему скверу. Небольшому и достаточно уютному. Радовало то, что там редко сидели сомнительные компании, распивая алкоголь, все больше семьи с детьми или старики. А они не помешают ни мне, ни моим мыслям.

В одном я была уверена наверняка – я не сумасшедшая. Да, мне страшно мысленно возвращаться к непонятной ночи, но силы восстановились. Теперь я смогу об этом хотя бы спокойно подумать.

Усевшись на детские качели, я открыла мешок с конфетами и откупорила один из коктейлей. Да здравствует пятница и заслуженный отдых! Положив в рот сладкий трюфель, на мгновение зажмурилась – так хорошо стало на душе. Радость хлынула через вкусовые рецепторы к мозгу.

Отпив добрую треть жидкости из бутылки, я отставила ее подальше и медленно выдохнула, чувствуя, как согреваюсь изнутри. Скоро придет расслабление. Впервые за несколько дней. И пусть мой рацион отнюдь не диетический, зато правильный с точки зрения снятия стресса. А это главное!

Старики действительно сидели на лавочках: разговаривали или просто грелись на солнце. Бегали по площадке дети, одетые в яркие куртки, размахивали зажатыми в руках флажками и воздушными шариками. За ними, прикрикивая, носились родители, пытаясь уберечь малышей от падения.

Мирно, спокойно, хорошо. Молодые мамы делились сплетнями и полезными советами друг с другом, молодые отцы курили, думая о чем-то своем.

Напряжение действительно стало спадать. Я ела конфету за конфетой, смотрела на людей в сквере, покачивалась на качелях и ни о чем не думала. Нервы успокаивались, что-то хорошее и правильное возвращалось в норму. Наверное, внутренний баланс. Немного погодя внутри даже снова появился тот свет, который я часто чувствовала в себе. Его трудно описать. Какое-то тепло и благодарность к миру. За все.

Значит, я действительно расслабляюсь.

Продолжая рассматривать людей, я незаметно сползла к мыслям, в которых часто пребывала последний год: неужели мир действительно нечто большее, чем кажется? И что есть мир? То, что вокруг, или то, что в голове? Почему-то казалось, и то и другое. Но верно – существует нечто не видимое навскидку человеческому глазу. Энергия, материя, волны. И их составляющие. И этим всем как-то можно управлять.

Помню шок, который я испытала, посмотрев фильм «Секрет», после которого, собственно, и началась моя эпопея с чтением всего, что под руку попадется, на тему, как использовать закон привлечения в собственных целях, как видоизменять жизнь, как претворить в жизнь то, что задумал.

Именно после того фильма я начала читать Клауса Джоула. Про тот самый золотой свет. Он называл его Любовью. Потом пришел черед Эстер и Джерри Хикс, потом Ричарда Баха, но не общеизвестной «Чайки…», а других его книг, более глубоких. И еще много чего.

Все эти люди утверждали, что мир есть то, во что мы верим. И глаз видит далеко не все. Эти слова отзывались во мне чем-то правильным. Сердце частило в ответ на строчки, будто подтверждая, вот она – истина. И ты это знаешь где-то внутри. Я верила, ибо чувствовала и знала, люди не используют возможности своего сознания, чтобы изменять свою жизнь. А я во что бы то ни стало хотела этому научиться. Если уж так сильно реагировало сердце, значит, следовало к этому прислушаться.

В рот ушла еще одна конфетка. Рядом со мной приземлился резиновый мяч, полосатый и яркий. Я нагнулась и бросила его назад к малышам. Те радостно взвизгнули и снова принялись его гонять.

Мысли вернулись к просмотренному не единожды «Секрету».

Там все объяснялось просто: если вы хотите что-то получить в реальной жизни, только представьте, что у вас это уже есть, поверьте настолько сильно, насколько сможете, и тогда Вселенная предоставит это вам, воплотит в жизнь. Чем больше представлять, тем быстрее оно придет в жизнь. Конечно, в фильме говорилось о существовании временной задержки – «буфера», в течение которого Вселенная постепенно реализует ваше желание. Поэтому результат проявляется не сразу, а находит пути воплощения, основываясь на тех ситуациях, которые вас окружают. Я находила это логичным.

Ричард Бах, в свою очередь, утверждал, что «буфер» возможно избежать. Все зависит от того, насколько сильно вы сможете поверить в то, что видите мысленно. Если вещь или ситуация существует в воображении, значит, она существует на самом деле. Какие-то ученые провели эксперимент и выявили, что для мозга нет разницы, видит он объект глазами или же в сознании. Реагируют одни и те же области. Из этого следует, что воображаемое реально. Или становится таковым. Сразу или погодя.

Первый коктейль заканчивался. Я медленно раскачивалась взад-вперед, дрейфуя в океане собственных мыслей.

Над темой о возможностях сознания я размышляла уже много раз. Училась медитировать, освобождать голову, работать с внутренним светом, посылать его другим людям, потому что, как учили авторы, это помогало их жизни. Много раз я замечала, что, возможно, не сразу, но это действительно помогало. И кто знает как?

Однако пора было возвращаться к тому, что несколько дней кряду отпугивало меня. К той ночи, когда из собственной постели я шагнула на чужой тротуар. Была ли это игра воображения или все же нет? Могла ли я действительно оказаться где-то еще, просто представив себе до мелочей, почувствовав вокруг себя атмосферу?

По книгам выходило, что такое было возможно. А в жизни? Испытывал ли кто-нибудь из этих авторов-всезнаек то же, что произошло со мной?

Я почему-то была уверена – парк галлюцинацией не был. Не важно что – стресс или плохое самочувствие, как знать, возможно, именно данные обстоятельства толкнули меня представить что-то настолько реально, что результат вышел неожиданным? Могло ли быть такое на самом деле?

Мысли и чувства путались. Я обычный человек. Обычная девушка. И верю – день светлый, а ночь темная. Если сказать гадость, настроение портится, а от доброго слова любому становится легче. Верю, что человек не может летать, не может дышать под водой и превращаться в кого-то другого. Но все же за пределами обычного восприятия существует нечто, во что я верю. Но что это?

Потерев лоб, я нащупала мешок с конфетами и поняла, что он изрядно опустел. Открыла вторую бутылку с коктейлем. Иногда можно себя побаловать, и хорошо, что никто не дергает.

Цветы на клумбах качались на ветру, гомон детских голосов не утихал. Вот уж кому точно еще несколько лет не придется ломать голову над сложными вопросами и впихивать в себя то, что не впихивается.

Окончательно размякнув от алкоголя и сахара в крови, я уперлась головой в железную трубу, поддерживавшую качели с обеих сторон, и прикрыла глаза, слушая шум мира вокруг.

«Динка, Динка, вот ведь не было печали. Еще казалось, жизнь до этого была странной, а теперь и вовсе».

К собственной радости, я достигла такого состояния, когда размышления о странном уже не пугали, а скорее веселили.

В конце концов, у меня есть только два варианта: либо я дура, либо нет.

Версия варианта номер один такова: оставшись одна в квартире под грузом навалившихся проблем, в стрессе, я просто поддалась панике, вылившейся в игры сознания, то бишь сдвиг по фазе. И ничего из того, что мне чудилось, не происходило на самом деле, никакого парка в помине. Все это время я лежала в постели. Больное воображение уставшего и измотанного человека.

Да, вполне может быть.

Вариант номер два: все это случилось на самом деле.

От этой мысли я хихикнула.

Вот откину всю логику на фиг и попробую дать волю фантазии. Допустим, все было на самом деле. Тогда что получается? Нарисовавшийся в голове фонтан, успешно наполненный золотым сиянием, взял и претворился в жизнь. Иначе говоря, меня вынесло в незнакомое место в физическом теле, как мне и казалось. Значит, я на самом деле могу перемещаться туда, куда представлю! Как удобно! Если я научусь с этим работать и не бояться, будет здорово попутешествовать.

Нет, алкоголь точно давал о себе знать. Я начинала играть в «сказки» с самой собой. Ладно. Представим, только на минутку представим, что я действительно оказалась в другом месте. Но где? В каком городе? Небоскребы в небольших количествах есть только в Москве, а не здесь, в сибирской глубинке, где я родилась и жила. Но на московские они не тянули. Слишком их было много, высоких, стоявших плотным скоплением. Тогда где? В Америке? Могло ли меня вынести в Соединенные Штаты?

Я снова хихикнула.

Вот было бы здорово просто щелкнуть пальцами и оказаться в Штатах! Да и еще и без визы. А если депортируют? Вот глупость-то!

Я икнула, разговаривая сама с собой.

«Постой-ка, постой-ка, Дин, а ведь там был человек, который спросил меня, все ли в порядке. На каком языке он говорил? На английском?»

Отчего-то по моей спине пробежал холодок.

Не на английском. Я ведь его поняла, не пытаясь запустить мозговой механизм перевода. А может, я настолько привыкла к языку, что не вижу разницы между ним и своим родным? Возможно? Наверное, ведь я целыми днями сижу за монитором и читаю иностранные слова.

Напрягшийся мозг немного успокоился. Наверняка это все-таки был английский.

Пора было выдвигаться домой. Ну их! Всех этих писателей с их идеями! И город этот непонятный туда же. Привиделось или нет, не так уж важно.

Хотя где-то внутри засела заноза. Какая-то часть меня очень хотела прояснить этот момент. Но как? Не проводить же новый эксперимент по перемещению? А вдруг я закончу свои молодые дни в психбольнице?

Но мысль чем-то зацепила и с задворок сознания не ушла.

Выкинув пустые бутылки, я снова направилась к остановке. Все, на сегодня хватит прохлаждаться. Пора домой.

Той ночью экспериментировать я не решилась, но читала допоздна, пока глаза не начали слипаться, а голова окончательно не распухла от объема информации – тонны и тонны книг подтверждали мои теории и повествовали о новых. Я терла лицо, пыталась разложить сотни идей по полкам, но они зачастую расходились, вызывая постоянные противоречия. Мозг будто разбух и пульсировал.

Засыпала я без мыслей. Намеренно. Просто медитировала, избавлялась от эмоций, наполнялась не видимым глазу светом и успокаивалась.

А потом снова читала. Теперь читала везде, где была возможность: по пути на работу, в офисе, в троллейбусе, следующем домой, и снова на кровати. Больше всего мне сносило крышу от «Иллюзий» Баха, особенно в том месте, где Мессия рассказывал о том, как создать перо.

Раскрыв книгу, я еще раз с каким-то внутренним волнением перечитала это место.

Официантка, протиравшая тарелки, время от времени странно поглядывала на него – кто он такой, чтобы говорить такие вещи?

«Поэтому тебе никогда не бывает одиноко, Дон?» – спросил я.

«Если я сам этого не захочу. У меня есть друзья в других измерениях, которые навещают меня время от времени. Да и у тебя они есть».

«Нет. Я имею в виду это измерение, этот воображаемый мир. Покажи мне, что ты имеешь в виду, яви мне махонькое чудо такого магнита… Я очень хочу этому научиться».

«Это ты мне покажи, – сказал он. – Чтобы что-то пришло в твою жизнь, тебе надо представить, что оно уже там».

«Вроде чего? Вроде моей прекрасной незнакомки?»

«Да что угодно. Незнакомку потом. Для начала что-нибудь попроще».

«Начинать прямо сейчас?»

«Да».

«Отлично… Голубое перо».

Он удивленно посмотрел на меня, ничего не понимая. «Ричард, какое голубое перо?»

«Ты же сказал, что угодно, кроме незнакомки, что-нибудь помельче».

Он пожал плечами. «Прекрасно. Пусть будет голубое перо. Представь себе это перо. Увидь его – каждую черточку, края, кончик, хвостик, пушок около основания. Всего лишь на минуту. Этого хватит».

Я на минуту закрыл глаза, и перед моим внутренним взором предстал четкий образ. Небольшое, по краям ярко-голубой цвет переходит в серебристый. Сияющее перо, плывущее во тьме.

«Если хочешь, окружи его золотистым сиянием. Обычно его используют при лечении, чтобы материализовать процесс, но оно помогает и при магнетизации».

Я окружил мог перо золотистым сиянием.

«Сделал».

«Отлично. Глаза можешь открыть».

Я открыл глаза. «Где мое перо?»

«Если ты его четко вообразил, в данный момент оно уже пулей летит тебе навстречу».

«Мое перо? Пулей?»

«В переносном смысле, Ричард».

Весь день я ждал, когда же появится это перо, но все напрасно. И только вечером, за плотным ужином из бутерброда с индейкой, я наконец увидел его. Рисунок и маленькая подпись на молочном пакете: «Упаковано компанией „Голубое перо“, г. Брайон, штат Огайо».

«Дон! Мое перо!»

Он посмотрел и пожал плечами. «Я думал, что ты хочешь настоящее перо».

«Новичку любое подойдет, ведь правда?»

«А ты представлял себе только само перо или то, что ты держишь его в руке?»

«Только само перо».

«Тогда все ясно. Если ты хочешь быть вместе с тем, что притягиваешь, тебе надо и себя ввести в эту картинку. Прости, что забыл тебе об этом сказать».

Мне стало немножко не по себе. Все получилось! Я впервые сознательно притянул в свою жизнь нечто!

«Сегодня перо, – заявил я, – завтра весь мир!»

«Будь осторожен, Ричард, – предупредил он, – а то можешь очень пожалеть».

Вот именно! Именно то, что я и сделала: представила что-то в деталях, а потом окутала золотым сиянием. Все точно так, как описано у Баха.

Я поежилась.

Бабушка поправлялась. Небыстро, но поправлялась. У молодых заживает проще, чем у старых, но теперь в ее сердце стояли шунты, помогающие крови течь по забитым сосудам, а для меня это означало, что жизнь еще сколько-то лет продержится в ее теле. Бог даст, много лет. Очень хотелось в это верить.

Я держала ее руку, сидя у кровати:

– Баба, как ты?

– Неплохо, Диночка. Уже лучше. Это все соседка, она скорую вызвала, когда я на пол стала падать, а если бы не успела… и если бы не твои деньги…

– Забудь, бабушка. Деньги – ничто. Всегда можно еще заработать.

Она слабо покачала седой головой:

– Если бы ты не заплатила за операцию, ее бы не сделали так быстро. Поставили б меня на учет и в очередь. А я б не дожила.

Горько слышать такие слова. Но это правда. Стариков с подобным заболеванием много, и врачи не спешили тратиться на дорогостоящий материал имплантатов, ожидая, что государство возместит затраты. Чертова система.

– Там фрукты, бабуль, и все, что тебе потребуется. Ты только ешь, ладно? И выздоравливай.

Из больницы я уходила в подавленном настроении. Слишком много лиц с морщинами от горя, слишком много страдания в воздухе, слишком отрешенные маски докторов, которые понимали, что они не всесильны, и не по своей вине.

А я всегда была неимоверно чувствительной к атмосфере мест, слишком остро пропускала через себя то, что висело в воздухе. И это очень мешало нормально жить.

Постепенно Ричард Бах зачитался мной до дыр. Когда настало время «Гипноза для Марии», я не могла оторваться. Задыхалась, перечитывала одни и те же строчки много раз, понимала каким-то чутьем, что написанное – правда. Стрелка разума зашкаливала, приходилось много медитировать, потому что прочитанное говорило о том, что люди пропускают каждый день собственные убеждения, а они, по всему выходило, были всем.

Я тонула в строчках книги, как в океане истины. Хотелось кричать всему миру, что в руках у нас самое сильное оружие, которое только можно найти. Ключ ко всему. А мы отворачиваемся, предпочитаем не видеть и не слышать откровенных подсказок. Но почему так? А глаза снова и снова перечитывали отдельные главы.

«Итак, весь мир – это принятые утверждения, и они становятся моими убеждениями, моими предположениями, моей собственной личной главной истиной. Мои позитивные истины „я могу…“ открывают путь для новых установок, новых возможностей. Мои негативные истины „я не могу…“ закрывают для меня этот путь, становятся моими ограничениями. Убеждения других не влияют на мою жизнь, подумал он, пока не становятся и моими убеждениями.

Любое утверждение, подумал он, с которым мы можем согласиться или не согласиться на любом уровне, – это установка.

Он был так поражен этой мыслью, что забыл о самолете.

Любое утверждение? То есть практически каждое слово, которое он видел, произносил, слышал, о котором думал или мечтал, безостановочно днями и ночами напролет, более полувека, не считая невербальных установок, еще в десять тысяч раз более живучих.

Каждую долю секунды мы натыкаемся на стену и в который раз подтверждаем: твердая-сквозь-такую-не-пройти. В скольких микрослучаях в течение одного дня наш разум сталкивается со стенами? Дверями? Полами? Потолками? Окнами? Сколько миллисекунд мы принимаем границы-границы-границы, даже не отдавая в этом отчета?

И в основе всего этого – страх. Мы, смертные, должны научиться бояться, подумал он. Если мы собираемся играть в эту игру, опасность необходима, гибель должна быть возможна.

Вынуждены играть, вынуждены погружаться глубоко, глубже, глубже в этот океан установок на то, что мы смертны, ограниченны, уязвимы, слепы в отношении всего, кроме мелких бурь, доступных нашему разуму; превращать ложь в непоколебимое убеждение, без всяких вопросов, и при всем этом стараться не умереть как можно дольше, а пока мы прячемся от смерти, понять, почему мы вообще сюда попали и какая может быть причина называть эту игру развлечением.

Да, все настоящие ответы скрыты. Игра заключается в том, чтобы найти их самим среди тьмы ложных ответов, которые находят другие игроки, и они им подходят, но, к сожалению, совсем не подходят нам».

Отложив книгу, я долго смотрела в окно.

Значит, я тоже в плену убеждений? Сделалось как-то беспомощно и зябко. А что случится, если я попробую сломать их? Что случится со мной, обычной девушкой, если я изменю основополагающие истины сознания? Изменится ли мир?

Дядя Толя видел мое задумчивое лицо вкупе с пальцами, вцепившимися в книгу, и с разговорами не лез. Пил тихо. Варил что-то после того, как я заканчивала готовить ужин для себя. А однажды вечером даже занес занятые в долг двести пятьдесят рублей, положил на тумбочку и тихо закрыл за собой дверь.

А я лишь отвернула голову обратно к книге.

Мне еще слишком многое нужно понять.

Кота, впрочем, я кормила исправно, тексты переводила, как и раньше. Почти не разговаривала с коллегами, потому что сознание постоянно тонуло в отвлеченных размышлениях.

А что, если попробовать? Попробовать что-нибудь создать. Не перемещаться черт знает куда, ибо страшно, к таким опытам я, очевидно, не готова. Зато попытаться притянуть какие-нибудь предметы в жизнь вполне можно рискнуть.

Все больше я чувствовала, что нужно либо подтвердить, либо опровергнуть теории, которые мешают спокойно жить, быть обычным человеком, находить темы для разговоров. По всему выходило, что, если все продолжится в том же духе, очень скоро я превращусь в замкнутого в себе изгоя общества.

Помнится, я и раньше практиковалась в представлении различных вещей и наполнении их светом. Тот же красный модный плащ, который сначала увидела в журнале, а через месяц его откуда-то привезла мама. Совпадение? Потом была сумка, настоящая, красивая, кожаная. Пара недель мечтаний – и я выиграла ее в каком-то конкурсе. Тоже совпадение? Дальше, когда училась в университете, была даже поездка, не очень далеко, на Украину. Мне очень хотелось присоединиться к группе, и я много думала об этом по ночам, представляя, как здорово было бы оказаться в том автобусе. Но все места были расписаны за месяц вперед. И кто знает, почему в самый последний момент выбыла из списка одна девочка, а ее место предложили именно мне? Еще одно совпадение? Да, именно так я их и называла, не особенно связывая свои мечты, наполненные светом, с настоящим результатом.

Теперь же возникало странное и стойкое ощущение, что зря.

Видимо, настало время либо для воплощения чудес в жизнь, либо крушения веры в них. На этот раз тотально.

И работу над этим я решила начать завтра же с утра, как только приду в офис.

Настроение с утра задалось на ура.

Ну а как же еще? Ведь завтра вечером приезжает мама! И неделя, которая обещала быть тягучей и противной, для меня, погруженной в чтение, пролетела незаметно. Ну наконец-то! Мама, мамочка будет дома!

В офис я направилась бодрым шагом, на ходу придумывая, какой бы такой предмет мне попробовать «притянуть» в жизнь, пока занимаюсь переводами. На ум пришла чашка кофе – дешево и сердито. Но мне понравилось. Во-первых, потому, что кофе я пила крайне редко, и девчонки об этом знали. А во-вторых, я представила определенную чашку – ту большую, с ягодами земляники по краю. Ею обычно пользовалась только Татьяна и никто больше.

Я плотоядно улыбнулась.

Если получится – хорошо, а нет – черт с ним. Не корову проигрываю, в конце концов. Еще не дойдя до дверей офиса, я уже в деталях представила стоящий на моем столе дымящийся кофе. Хорошо представила, качественно! Даже выпить его захотелось. И чтобы, как у Баха, результат появился быстрее, окружила чашку в воображении золотым сиянием. Не повредит. Буду все делать по инструкции.

Я хихикнула как раз тогда, когда открывала дверь кабинета.

– Во! Бернардина лыбится! Только поглядите на нее! – тут же раздался едкий голос благоухающей на весь кабинет духами Татьяны.

– Привет всем, – миролюбиво отозвалась я и прошла к своему столу. Сняла плащ, повесила на спинку стула сумку.

Девчонки пожелали доброго утра, а Татьяна не унималась:

– Ты завела, что ли, кого? Счастливая уже с утра ходишь. Круглая, как самовар, и сияющая…

Я бросила на нее неодобрительный взгляд и прошла на маленькую кухоньку, чтобы налить себе чаю. Заодно еще раз бросила взгляд на нужную чашку с ягодами, чтобы запомнить больше деталей.

Когда вернулась к столу, заметила, что Лены нет. Опаздывала она сегодня.

Я повернулась к Юлии:

– А где Лена, не знаешь?

Спокойная и аккуратная Юлия отодвинула мышку и ответила:

– Лена звонила Валентине Олеговне, сказала, что немного задержится.

– А-а-а, – неопределенно протянула я и вернулась к монитору посмотреть, что Бог сегодня послал. М-да-а-а, не кусок сыра, конечно, а чей-то сертификат о разводе, требующий перевода с русского на английский. Ну, сертификат так сертификат! Женятся они там или разводятся – не мое дело. Мое дело переложить все на зарубежный алфавит.

– А где печенье-то твое утреннее? – проплыла мимо Татьяна, направляясь на кухню. – Принести тебе десять-пятнадцать штучек? До обеда небось помогут продержаться.

– Артемьева! – фыркнула на Татьяну прихорашивающаяся за своим столом Валентина Олеговна. – Уймись уже!

Я с благодарностью посмотрела на администраторшу. Та немного виновато улыбнулась в ответ.

Что ж, утро начиналось вполне обычно.

Чтобы попусту не тратить время на обиды, я еще раз представила в деталях красивую чашку, стоящую на моем столе, после чего с чистой совестью принялась за работу.

На обед я в этот раз выбежала в уличное кафе-столовую, потому как из дома ничего с собой не захватила. В сумке лежал только пакет «вискаса», который я не скормила Мишке по причине того, что просто не нашла его во дворе. Не есть же чужой обед!