Текст книги "Дрейк"

Автор книги: Вероника Мелан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 6

 
Давай запугаем следы —
Пускай никто нас не найдет!
Давай раскрасим тишину
Плеядами хрустальных нот.
 
 
Твои глаза рождают свет,
Мои – оплакивают ночь,
Я подарю тебе рассвет
И прошепчу…
 
 
О том, что время не властно,
Будет вечность гореть огнем.
Я знаю, все не напрасно,
Пока мы будем с тобой вдвоем.
 

Hi-Fi. Время не властно

С того момента, как состоялась памятная встреча с Комиссией, прошла неделя.

Вернулась домой мама, нагруженная ворохом новых вещей. В доме снова стало светло и уютно. Звякали кастрюльки, кипятился чайник, звучали телефонные трели. Приходили в гости подруги и знакомые – кто чай попить, кто на вещи посмотреть, прикупить обновку для себя или родственницы, кто про заграницу поспрашивать. Хотя мама редко что-то видела, помимо складов и магазинов, любопытство все равно приводило в дом то одну, то другую ее приятельницу, которым было приятно почесать языками, задержавшись на часик-другой по пути с работы домой.

С «прыжками» теперь приходилось осторожничать.

Мама – она и есть мама. Всегда знает, где ты есть, всегда следит, даже когда не смотрит на дочь. Поэтому вела я себя примерно, уставшей не выглядела, улыбалась больше, чем обычно, и улыбки мои отражались теплом в маминых глазах. Ее волнение постепенно сошло на нет, что меня – не любившую расстраивать мать – очень радовало.

Но это касалось лишь «прыжков» по «своим» городам. И если бы только это, то сиять было бы решительно не с чего.

Я же, словно припасшая на зиму тонну орехов белка, ходила притихшая и довольная. Потому что появился секрет. Свой собственный, хороший такой, жирненький, вкусный!

А все потому, что наконец-то сумела осознать одну вещь – время в том мире не движется! Даже не так… Оно останавливается в нашем мире, когда я перемещаюсь в Нордейл! Вот как!

Прежде чем я окончательно уверовала в эту теорию, пришлось провести многократные проверки, но они подтвердили факт того, что, во сколько бы мое бренное тело ни исчезало, возвращалось оно домой всегда в точно ту же минуту, которую перед прыжком на наручных часах засекали глаза.

Однако радости это не уменьшало.

Сначала в голову забрела мысль, что время в «прыжках» вообще перестает идти, но первое же перемещение в Европу развенчало это предположение. Да и предыдущие практики всегда доказывали обратное. Куда бы ни ступала моя нога в пределах родной планеты, часы никогда не зависали, продолжая нагло и вызывающе тикать, несмотря на мой полный надежды взгляд. Однако стоило им оказаться в осеннем парке возле фонтана или на центральной площади Нордейла, как их тут же клинило намертво, эта временная «смерть» неизменно вызывала на моем лице ехидную усмешку и желание сплясать прямо на улице. Думаю, спляши я на самом деле, прохожие не стали бы коситься с упреком, скорее улыбнулись бы, разделив восторг незнакомки, непонятный им. Этот новый мир был каким-то другим.

Так или иначе, открытие окрыляло, позволяя больше не заботиться о том, что моим отсутствием кто-то обеспокоится.

Конечно, это касалось только «прыжков» в другой мир, мысль о котором, подобно листу, упавшему в пруд и медленно опустившемуся на илистое дно, к этому моменту окончательно утрамбовалась и прижилась в глубинах сознания, но это не тяготило. Путешествовать «локально» (слово помпезное и вычурное даже для меня) все равно желания не возникало. Виной всему было неотступно следующее по пятам чувство одиночества. Казалось, людей много, мест много, а все не то и не там. Не хотелось больше Европы, Штатов, райских уголков с синим морем и белыми пляжами. Душа рвалась куда-то далеко, куда с томным взором смотрело сердце, где всегда возникало чувство покоя и умиротворения. В тот самый мир, который Дрейк назвал Уровнями.

Иногда я задумывалась, почему так часто наведываюсь туда, сижу на ночных крышах, как Малыш или Карлсон, глядя, как зажигаются вечерние огни Нордейла (даже родной для Астрид Линдгрен Стокгольм так не чувствовался), смотрю в ночное небо, и мне хорошо. Просто так, беспричинно хорошо. Сидеть и вглядываться в укрытые синевой дали, где горят многочисленные огни, ходят люди и ездят машины, вдыхать аромат асфальта и домов, смешанный с запахом местной растительности, слушать далекие звуки дорог. Почему здесь? Почему не в одном из городов родной планеты, где все привычно и знакомо?

Ответов не находилось. Только каждый вечер, закончив работу и накормив кота, я приходила сюда, чтобы скоротать несуществующую пару часов, зная, что могу вернуться домой когда угодно и ничего не изменится.

От этого знания было спокойно, и возникало внутри великолепное чувство – наконец-то никуда не нужно торопиться! Как груз с плеч. Просто посидеть. Для себя.

Плыли по небу облака, перемигивались над городом ранние звезды, а проблемы уходили далеко-далеко. Перед моим взором расстилался город будущего. Город моего будущего. Так я его теперь называла.

Я точно знала, что с этим местом будет еще многое связано, пока неизвестно, каким образом. И это многое обязательно придет, сегодня или завтра, возможно, через месяц. Ведь если я буду терпеливой, Вселенная обязательно укажет мне правильную дорогу. Нужно просто посидеть в тишине и лучше прислушаться. Так я и поступала.

Дома не обошлось без экспериментов с собственным ртом.

Все хотелось знать, правда ли Дрейк смог наложить невидимый запрет? Пару раз я подлавливала маму, когда та не была особенно занята, вдохновенно открывала рот, чтобы поведать о недавних приключениях (даже если бы получилось, свела бы все к шутке, и дело с концом), да вот только не получалось.

Стоило настроиться на нужную тему – путешествия по своему миру и заглядывание в чужой, – как челюсти намертво замыкало, язык прирастал к нёбу и становился похож на мокрую дохлую рыбу.

Мать ловила выражение полкой растерянности на моем лице и спрашивала:

– Дин, ты чего?

А я начинала безудержно смеяться.

Это не пугало, а почему-то по-детски веселило. Забавляла собственная неспособность выговорить слова. А раз смеялась я, то смеялась и мама. И тема, которую я так усиленно пыталась поднять, тихонько растворялась сама собой, так и не начавшись. Отсмеявшись, я незаметно подмигивала в потолок, салютуя дяде Дрейку за качественно наложенный запрет. Смог ведь! И не соврал, чтобы напугать, а действительно сделал. Хитрец инопланетный!

Бывало, лежа в постели, я пыталась рассказывать про путешествия темной комнате, но выходило неразборчивое мычание, от которого повело бы даже корову, а человеку напомнило разве что глухонемого, просящегося в туалет.

Тогда после тщетных усилий я четко выговаривала в потолок: «Черт бы тебя подрал!» – то ли надеясь, что Он меня услышит, то ли наоборот. После чего мирно засыпала.

В эти дни я чувствовала, что сила моя растет.

Днем, пока работала, я не задумывалась об этом, зато вечерами, лежа в постели, хорошо ощущала этот феномен. Ощущала не столько разумом, сколько телом. Будто потоки энергии вокруг меня усиливались, закручивались и колыхались не видимым глазу ветром. Непонятно, что это означало и как применимо.

Новые способности сами собой не открывались, а старых для удовлетворенности ума уже не хватало. Требовалось продолжать обучение, но в одиночку заниматься самообразованием не получалось. Нужна была поддержка со стороны. Кто-то, кто указал бы, как развязать еще какие-то узлы в голове. Но такой человек все еще не встретился.

Получается, нужны другие авторы и другие книги, но наши книжные уже не спасали. Где же брать литературу?

Допустим на минуту, что в Нордейле нашлось бы что-нибудь в открытом доступе, но на покупку любой мелочи все равно нужны деньги. А мои рубли (евро или доллары), даже если бы таковые удалось пронести, не помогли бы. В существование межмировых обменных пунктов я не верила.

Ну ладно. Времени у меня много. Навалом. Можно попытаться устроиться на местную работу, чтобы получить какие-нибудь гроши и купить книг, но тогда пришлось бы впахивать вдвое больше. В Нордейле – понятно, там время стоит, можно отдохнуть, но для отдыха у меня есть только эта кровать и только этот дом. А здесь, работая за двоих, вдвое больше не отдохнешь. И часы тикают исправно.

Не бросать же, в самом деле, работу в офисе, чтобы попытать счастья непонятно где? Как тогда платить за еду, кормить Мишку, содержать саму себя, помогать маме и бабушке, если понадобится? Нет, о таком речи идти не могло.

Как же заполучить дополнительную литературу? Читать в местных библиотеках? Наверняка потребуется хоть какое-нибудь удостоверение личности, чтобы получить читательский билет. А где его брать, если я не резидент?

Конечно, можно проверить. Зайти, скажем, в одну из библиотек и посмотреть, как устроена их система, правда, я сильно сомневалась, что даже там найдутся нужные мне книги. Вряд ли обычные люди имели доступ к запретным знаниям, открывающим секреты перемещений в пространстве и не только. Местные «там» от местных «здесь» отличались мало. Разве что повышенной вежливостью, но отнюдь не сверхспособностями, практикуемыми прямо на улицах.

Тут нужны были другие люди. Из другой категории. Подобные тем, в серебристых куртках. Они точно обладают знаниями и способностями. Не зря же именно они стояли у руля и руководили всем.

Интересно, большой ли у них мир?

И как это, когда нет континентов, а есть Уровни? Сколько их, как туда попадают, зачем они вообще нужны, как устроены?

От обилия вопросов привычно заболела голова.

Посмотреть бы больше, но для того, чтобы добраться до Клэндон-Сити, потребуются либо деньги на билет (поезд, автобус, что-то должно ходить), либо картинка этого места. И опять в книжный и запоминать… С бухты-барахты не представишь то, где ни разу не был.

Таким образом, не находя ответов и чувствуя беспомощность, я вновь начинала представлять в голове светящийся шар-сферу. Молча смотрела на него, тыкала пальцем в воображаемый мир Уровней, показывая, мол: «Вот туда хочу. Ты уж, пожалуйста, как-нибудь помоги». Казалось, сфера слышала. Но сияла задумчиво. Оставалось ждать.

Дрейк ужинал.

В том самом ресторане, куда часто любил заходить после работы. Понятия «после работы» для него не существовало. Тем не менее перекусывать всухомятку в кабинете он не любил. Вообще не любил перекусывать. Ему нравилось медленно наслаждаться блюдами, со вкусом и знанием приготовленными талантливыми поварами.

Ресторан «Ле Бернадин» славился ими. А еще роскошной, но не кичащейся атмосферой, хорошей, в меру приглушенной музыкой (обязательно живой джаз), вышколенными официантами и неизменно до блеска отполированными столовыми приборами.

Грязи хватало в жизни.

Здесь чистота, которой хотелось. И сервис ее исправно предоставлял.

На Дрейке был идеального покроя черный костюм, белоснежная сорочка и серебристый, с белыми вкраплениями галстук – легкое напоминание об униформе, в которой он предпочитал не появляться на публике. Очень уж она эмоционально на униформу реагирует. От этой мысли Дрейк всегда испытывал щекочущее удовлетворение.

Он любил, когда все подчинялось контролю, было предсказуемо и точно. Приказы выполнялись неукоснительно, подчиненные понимали с полуслова, а люди испытывали легкий трепет при упоминании о той организации, которой он руководил.

Порядок и власть. Жесткая только там и тогда, когда нужно. Совсем не обязательно постоянно заставлять бояться, чтобы получить желаемый результат. Дрейк слишком опытен, чтобы не знать эту простую истину.

Пока спокойные серо-голубые глаза человека, сидящего за одним из дальних уединенных столиков на возвышении, откуда открывался лучший вид на джаз-бэнд, неторопливо оглядывали обеденный зал, люди входили, рассаживались, читали меню в золотистом переплете, ужинали, беседовали, слушали музыку, наслаждались обществом друг друга. Им было хорошо в этом месте, где цена среднего обеда могла составить четверть зарплаты. Все, конечно, зависело от города и занимаемой должности. Но гармония интерьера, музыки и вкусовых ощущений от блюд была идеальной.

Дрейк любил гармонию. Ее в мире не так уж много. А ту, что существовала, трудно держать в равновесии.

Через минуту официант подкатил к его столику серебристую тележку и принялся расставлять заказанное: салат, стейк с овощами, хрустящий пряный хлеб и бутылку красного вина. Удостоверившись, что постоянный клиент больше ничего не желает, официант вежливо поклонился и отошел.

Дрейк неторопливо протер ладони салфеткой, другую, из плотной бордовой ткани, расправил на коленях. Придвинул салат и принялся за еду. Вино в этот раз, впрочем как и всегда, оказалось отменным. Когда с салатом было покончено, настал черед изумительно пахнущего стейка, но отведать получилось лишь один кусочек, в кармане пиджака завибрировал телефон.

Дрейк отложил нож. Взглянул на экран. Увидев имя «Рен Декстер», тут же ответил на звонок:

– Я слушаю.

– Дрейк, тут такая ситуация, – без предисловий начал собеседник. – Под зданием оказался бетонный бункер, без взрывчатки не обойтись, мне одному туда не проникнуть. Вызывать Дэлла?

Дрейк нахмурился.

Рен числился членом спецотряда, которым Дрейк руководил, и лучшим на Уровнях наемным убийцей. Со многими ситуациями прекрасно справлялся сам. Если он был обеспокоен, то к этому следовало прислушиваться. Однако привлекать к этому заданию Дэлла – специалиста по детонации и взрывчатым веществам – Дрейк не хотел.

– Есть ли еще пути внутрь?

– Нет, – ответил Декстер. – Дверь полуметровой толщины, блокируется изнутри. Стены и того хуже. Если взрывать, то все здание. Малой кровью не получится, обязательно рухнут верхние этажи.

Дрейк недовольно поджал губы. Подобного он не ожидал. Ну что ж, значит, придется еще немножко подумать. С любой проблемой можно справиться.

– Уходи оттуда. Не пытайся больше ничего делать, возвращайся. Я пересмотрю тактику.

– Понял. Ухожу.

Убедившись, что звонок завершен, Дрейк положил телефон во внутренний карман. Задумчиво глядя на огонь, играющий языками во встроенном в стену камине, отпил немного вина. Затем вернулся к стейку, все еще размышляя.

Звонок его не расстроил. И вообще не вызвал много эмоций – дело есть дело. Каким бы ни было, его всегда можно решить. Здание взрывать не желательно. Хотелось вообще по-тихому, незаметно и чисто. А Дэллу только дай в руки игрушку, тут же что-нибудь взлетит на воздух. Несомненно, специалист он, как и Рен, высококлассный, не придерешься. Но мальчишки в любом возрасте навсегда останутся мальчишками, любящими войну и спецэффекты. И Дрейк, как родной папа, всегда следил за тем, чтобы эффекты не приумножались. И уж точно не на этом тихом и спокойном четырнадцатом Уровне.

Придется вернуться в офис как можно скорее – требуются новые детали, новые снимки, новые мысли.

Дрейк неторопливо жевал сочное мягкое мясо, запивая его вином.

Он привык, что всегда, во все времена находились люди, желающие поиграть в злодеев. Не важно, здесь или где-то еще. В любом мире, при любом устройстве власти и тем более при ее отсутствии. Но тем интереснее. Забавно изобретать новые методы борьбы с непослушными, изучать психосоциальное поведение отдельно взятых групп, смотреть на реакцию общественности, влиять на эту самую общественность. Это большая и сложная игра, в которой каждый может стать участником. Но далеко не каждый – руководителем.

Мысли снова вернулись к спецотряду. Жаль, он так и не смог никого из них научить работать с материей. Слишком тонко, слишком сложно. Того, у кого нет врожденного таланта, этому не научить. Регенерировать ткани, лечить, влиять на психику, развивать выносливость, уметь переступать через ограничения собственной воли – это да. Здесь, безусловно, требуются навыки, но совсем не те, которые позволят проходить сквозь стены бункеров. Это совсем другая категория знаний.

Вот если бы Рен умел перемешаться сквозь стены… Совсем не дело взрывать тридцатиэтажное здание на одной из главных улиц города. Но даром телепортации на Уровнях не владел никто.

Нож, начавший было резать последний лежащий на тарелке кусок, вдруг завис в воздухе. От возникшей в голове мысли Дрейк на несколько секунд даже перестал жевать.

А как насчет той девчонки, с которой он разговаривал неделю назад, – гостьи из другого мира? Со странным именем Бернарда. Что у нее за потенциал? Сумеет ли она хоть что-то помимо того, чему уже научилась?

Мужчина отложил столовые приборы, не став доедать мясо, отодвинул тарелку со стейком и откинулся на спинку стула.

Ведь она часто появляется в Нордейле. Гуляет или сидит где-нибудь, смотрит, изучает город… Захочется ли ей взяться за новую работу, в случае если подтвердится ее потенциал? База-то уже заложена где-то на уровне генетики – навыки, те самые, необходимые для работы с материей, уже есть.

Дрейк задумывался все глубже.

Если научить ее большему, девушка могла бы принести огромную пользу. Это можно узнать с помощью какого-нибудь теста. Дать ей задание, обрисовать условия в случае успеха, в целях дополнительной мотивации.

Что-что, а мотивировать Дрейк умел. У любого человека есть кнопки, на которые можно нажать. Глава Комиссии очень быстро определял их расположение.

Идея ему понравилась. Она определенно заслуживала рассмотрения. Нужно узнать последние данные по ее «прыжкам», чтобы предположить, где и когда гостья появится в следующий раз. А потом поговорить.

Глупо упускать нужного человека, самостоятельно приплывшего тебе в руки.

Умный руководитель тем и отличается от глупого, что способен вовремя заметить, соединить мелкие детали в большую картину и, таким образом, опередить остальных шагов на десять.

Дрейк допил остатки вина, вслушиваясь в красивое переплетение звуков джазовой мелодии, ни на чем конкретном не сосредоточиваясь. Когда мелодия закончится, он встанет и пойдет в офис продолжать работу. Официант уберет все со стола и получит хорошие чаевые прямо с его счета, внесенного в реестр постоянных клиентов ресторана.

Удобно и хорошо. Ни о чем не нужно беспокоиться.

А удобства Дрейк любил.

В воскресенье дядя Толя отмечал день рождения.

С утра приехали родственники со стороны отчима: две сестры с мужьями. В квартире сразу стало тесно. Через несколько часов прозвенел звонок – прибыла его мать, пожилая женщина в коричневом плаще, сопровождаемая подругой примерно того же возраста.

Откуда приехали? Мама сказала, что вроде бы из Верхней Каменки – маленькой деревеньки под Озерском, где родился дядя Толя.

Я кивнула, нарезая салат. За окном стоял теплый воскресный полдень. Солнечный, без дождя.

Готовили мы с самого утра. На кухне кипела работа: в кастрюльке лежали сваренные овощи, сверкали мытыми пузатыми боками помидоры, толкались с пупырчатыми огурцами и салатом, отвоевывая место на столе. На плите, булькая, варилась белесая картошка, в сковороде скворчали котлеты.

Мама всплескивала руками, переживала, что их на всех не хватит, ведь сестры поначалу отговаривались от длительной поездки, а потом неожиданно, никого не уведомив, согласились. А еще должна была прийти мамина подруга.

– Мам, ну будет еды сколько будет. Могли бы и позвонить, что приедут.

– Дин, ты, пожалуйста, добеги до магазина. Купи еще ветчины и сыра, нарезки тоже мало получается.

Я вздохнула. Но до магазина побежала.

Заодно нашла у подъезда Мишку, накормила, выгладила и унесла подальше от детской площадки, на которой в этот день было слишком людно. И рискованно для глухого уличного кота.

Кот моему уходу был не рад. Шел следом, мяукал, не хотел оставаться один. Я посидела с ним еще какое-то время, после чего позорно сбежала, боялась, что, если задержусь, расстроится запаренная домашними заботами мать. И почему никогда не получается угодить всем сразу?

Через какое-то время все собрались за столом, накрытым белой скатертью, принесенным в зал из кухни. Его можно было раздвинуть на достаточную длину, чтобы уместить в тесной комнате гостей.

Мамина подруга – тетя Таня – пришла позже, когда все расселись.

Дядя Толя ютился на диване, зажатый с двух сторон сестрами – громкоголосыми и тучными, беспрестанно перекидывающимися друг с другом фразами через его тщедушную фигуру. Отчим морщился незаметно. Вежливо терпел.

Мужья их тоже бубнили между собой, дожидаясь, пока на столе появится бутылка водки, чтобы несколько оттаять и сменить тему о погоде на что-нибудь более философское. Например, о правительстве.

Мать Анатолия пыталась помогать с сервировкой, но не слишком активно, постоянно тормозя меня на пути из кухни с тарелками, спрашивая, не нужно ли их поднести.

Я отрицательно качала головой, за вежливой улыбкой скрывая, насколько не по душе мне подобные мероприятия. Но это был мамин праздник. Потому что праздник отчима. И нужно терпеть.

Я задавалась вопросом: а был ли здесь тот, кто не «терпел», а действительно радовался и наслаждался? Сестры, казалось, отбывали родственную повинность, мужья их волочились за ними, словно прикованные цепочкой, разжечь в их глазах немного огня могла разве что чарка. Но ровно до того момента, пока эти самые глаза не помутнеют, не затянутся алкогольной дымкой и снова не сделаются тусклыми.

Хотя столько водки, мне на радость, у нас все равно не было.

Свекровь о чем-то тихо беседовала с приятельницей, расположившись сбоку, моя мама только и думала, как бы все успеть, все сделать правильно, всех накормить, ничего не забыть, сбегать на кухню за добавкой из горячего. Вот уж точно кому не до веселья.

Наконец начались тосты.

Поздравительные слова, дешевые блестящие открытки с надписью «55», пожелания здоровья, долгих лет и упакованные в оберточную бумагу подарки.

Отчим улыбался. Но как-то больше растерянно, невесело. Будто чувствовал себя виноватым за весь этот балаган, что случился в квартире по его вине. Мать, я видела, его подбадривала взглядом, призывала потерпеть, сама налила ему первую рюмку водки, чтобы снять напряжение.

Анатолий был причесан. Сидел в белой выглаженной рубашке и серых брюках. Больше молчал, чем говорил, но того и не требовалось. После первых трех стопок разговорная волна за столом начала разрастаться, голоса стали громче, шутки заковыристее.

Тетки припоминали что-то из детства братика Тольки, но не часто, больше для приличия, постоянно перемежая все это спором о садовых посадках. В этом году и в следующем. Мужья жевали салат, подкладывали картошечку и огурчики, чтобы было чем закусить следующую чарку. Мама о чем-то вежливо расспрашивала свекровь и ее подругу. Тетя Таня приглушенно разговаривала по мобильнику, отодвинувшись к приоткрытому балкону.

Я же, можно сказать, осталась одна, рассеянно ковыряя вилкой в горке пюре, поверх которого кто-то вежливо примостил мне котлету.

Как так? Людей в комнате много, а поговорить не с кем. Почему одиночество нигде не ощущается так сильно, как среди людей?

На ум пришла прочитанная когда-то в книге у Бушкова фраза: «Один, как идол металлический, среди фарфоровых игрушек».

За два часа застолья мне было задано всего несколько вопросов. «Что, правда полное имя Бернарда? Как необычно» (одна из сестер, поморщившись). «Как дела на работе?» (тетя Таня после разговора по мобильнику). «Хорошо, спасибо!» «А ты переводчица, что ли? С английского? А вот мы в школе все поголовно немецкий, да… Давно это было» (мать Анатолия).

Я начала уставать. Голоса сливались, резкий смех отскакивал от стен и неприятно отдавался в висках. Посмотрела на отчима – притихшего и отчего-то даже непьянеющего. Тот ел котлету, изредка улыбался шуткам, подарками не интересовался, только лишь пил минералку, утонув мыслями в чем-то своем.

Я впервые подумала о том, что практически ничего не знаю о человеке, с которым не первый год обитаю в одной квартире. Что у него на уме? Чем вообще живет и дышит? Есть ли хоть какие-то увлечения?

Знала я об Анатолии Геннадьевиче не так уж много. Ему пятьдесят пять, женат никогда не был, родился в деревне, но в юном возрасте уехал в город, поступил в какой-то институт. Лет пять назад работал в ремонтном отделе – чинил телевизоры и радиотехнику. Потом что-то не сложилось там, наняли другого молодого парнишку, а его рассчитали. Он ушел простым слесарем на завод, где и работает до сих пор.

И что такого мама в нем нашла? Вроде бы ничем не примечательный мужчина на первый взгляд.

Этот вопрос я решилась задать ей на кухне, когда мы остались одни.

В моей голове шумел второй бокал вина, на маминых щеках тоже выступил румянец. От выпитого и от усталости, наверное.

– Дин! Да не такой он и плохой, Толька-то.

– Мам, но ты! Женщина видная, умная. Почему с каким-то алкоголиком до сих пор?

Я не хотела резко, но получилось все равно грубовато.

Она погрустнела. Но улыбнулась:

– Дочь, да ведь он не всегда таким был. Он другим был раньше, когда познакомились.

– Каким?

Поинтересовалась осторожно. Чтобы не обидеть.

– Он ведь в аэропорту работал бортмехаником. Самолеты обслуживал.

– Правда? – Я удивленно посмотрела на нее, доставая из холодильника торт. Про самолеты я ничего не знала.

– Да. А ты думала? Он не глупый совсем. Окончил институт, у него в дипломе знаешь какая специализация?

– Не знаю. Какая?

– Техник по радиоэлектронному, локационному и навигационному оборудованию самолетов.

Я с уважением покачала головой. Звучало действительно гордо. И даже как-то не вязалось с тихим причесанным молчуном за столом. Наверное, я действительно ничего не знала о нем. Вот только… Если уж он был молодым амбициозным специалистом, почему стал таким теперь?

– И он работал? Обслуживал самолеты?

Мама достала из шкафа чайный сервиз на шесть человек. Посмотрела на чашки, потянулась к полке над раковиной и добавила еще три (получилось разномастно, но зато хватало на всех).

– Да, в аэропорту он долго работал. Пока не сократили. Это уже потом стал мастером-ремонтником и слесарем. От нужды.

Я помолчала. Почему-то дядю Толю стало жалко и даже понятно.

– А ведь раньше, – продолжала мама, – он астрономией увлекался. Все хотел на телескоп накопить, выезжать с палаткой звезды по ночам смотреть, чтобы свет от города не мешал. И мотоцикл тогда был. Это он потом продал, когда понял, что все равно не накопит.

Я снова вспомнила отчима в белой рубашке, зажатого с двух сторон сестрами. Значит, когда-то он увлекался космосом. И наверное, не пил.

Куски торта расположились на тарелках. Желтые дольки апельсинов и киви застыли, как мухи в янтаре, в плотном прозрачном желе. От коржей пахло фруктовой пропиткой.

– А все-таки… Почему ты его выбрала? Ведь не за то, что он бортмеханик, так ведь?

– Так. – Мать улыбнулась и даже помолодела. – Знаешь, Дин, он умел быть не таким, как другие.

– Это как?

– Ну с ним женщина себя начинала чувствовать женщиной.

Я с удивлением посмотрела на маму. Та задумчиво покачала головой, вспоминая что-то.

– Понимаешь, с плохим мужчиной ты будешь чувствовать себя вечно недостойной и неправильной. А с хорошим – женщиной. Настоящей. Ценимой, любимой, обожаемой. Королевой. И дядя Толя умел так сделать. Были и другие времена, были деньги. Меня он на руках носил, тебя старался баловать, как мог.

Всплыл откуда-то в памяти запах сахарной ваты и леденцов на палочке.

Я забыла про торт, глядя на собственную мать. Глубокие слова она сказала. И правильные.

– И что, он правда мог?

Даже не верилось. И в то же время верилось. Что-то очень важное затрагивали ее слова.

– Правда, дочка. Ты вот когда найдешь мужчину, на это и опирайся. С ним ты должна себя чувствовать лучше, чем ты есть, а не хуже. А если хуже, не держись за такого. Не твоя это кофточка. Как пуговицы не перешивай, а сидеть не будет.

Я улыбнулась сравнению.

Мать закончила разливать чай.

Нужно было возвращаться к гостям.

Я подхватила тарелки с тортом, чтобы нести в зал. Отчего-то возникло желание еще раз взглянуть на дядю Толю. На этот раз по-другому. По-новому.

Это был холм. Хороший холм, укрытый от посторонних глаз, поросший коротенькой травкой. Отсюда хорошо просматривался Нордейл.

Я уселась на землю, вытянула уставшие ноги, гудящие после длинного, суетного и какого-то бесполезного дня.

Уже стемнело, когда гости доели остатки торта, допили минералку, накидали по всей скатерти, заляпанной цветными жирными пятнами, скрученные фантики от шоколадных конфет и кое-как поднялись из-за стола. Тучные Наталья и Валентина (сестры отчима) решили, что переночуют у кого-то из друзей (наша маленькая квартира не смогла бы уместить на ночлег танковый батальон), а вот свекровь милостиво согласилась скоротать ночь на раскладном диване в зале. Подругу оставили при ней. Не в моей комнате, и на том спасибо.

Наступило время отдыха. Настоящего, душевного, тихого. Моего собственного. Посуда отмыта, все прибрано и вылизано, мама, устроив гостей на ночь, ушла в спальню, а я тут же – в другое измерение.

Можно было, конечно, и раньше. Но почему-то не хотелось сначала отдыхать, а потом мыть посуду.

Уже в который раз посетило сожаление о том, что в Нордейле у меня нет собственной квартиры. Можно было бы спать, как сурок, сутками напролет. А потом уже и мытье посуды было бы в радость. В любое время дня или ночи.

Взошла луна. Игриво пряталась за тонкими белесыми тучками, как соблазнительница за кружевами, поглядывала сверху на город, раскинувшийся внизу. Его было почти не слышно отсюда, только мерцали многочисленные крохотные огоньки. Где-то погуще – группами, где-то поодиночке.

Сидеть на траве было хорошо, но немного прохладно. Одеяло бы сюда. Кроме того, на джинсах могут остаться следы. Но не отправляться же в центр в поисках полиэтиленового пакета, оставленного без присмотра! Я, конечно, в этом мире человек без определенного места жительства, но до рыскания по мусорным бакам опускаться не буду.

Наплевав на мелкие неудобства, я целиком вытянулась на траве и закрыла глаза. К черту одежду. Все равно специально старую взяла. Запачкается – не жалко. И с наслаждением втянула свежий ночной воздух, радуясь, что гудящие конечности постепенно расслабляются. Приятно – хоть минутка-другая, а все равно украденная у другого мира в дополнение к полноценному ночному отдыху в своей квартире. А время лишним не бывает.

Через какое-то время я начала задремывать. Поющие в траве сверчки усыпляли лучше всякой колыбельной, ветра почти не было, земля уже не казалась холодной. Ощущение комфорта превышало даже закутывание в домашний теплый халат. Я довольно зевнула, поворочалась и стала соскальзывать в сон.

Не знаю, сколько прошло времени – луна, как мне показалось, висела в том же самом месте, не сдвинувшись, когда меня что-то разбудило.

Звук?

Я открыла глаза и медленно села.

Что? Что такое?

Огляделась – никого. Прислушалась.

Да, так и есть – звук подъехавшего автомобиля. Неужели рядом дорога? Почему, интересно, раньше никто не ездил за спиной?