Текст книги "Тарра. Граница бури"

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 87 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Разумеется, были у него и друзья, и возлюбленные, и родня. С одними разлучала жизнь, другие становились чужими, третьи оставались рядом до сих пор. Он успел похоронить многих – кого в морской бездне, кого – на чужих, диких берегах, кого – в пышных фамильных склепах. Годы текли, а он шел вперед, делая то, что должен, и стараясь не оглядываться. Шел, понимая, что когда-нибудь попадет в передрягу, из которой не сумеет выпутаться, и относился к этому философски. Каждый волк рано или поздно промахнется, угодит в капкан, получит пулю или стрелу, попадет под копыта разъяренного лося…

Смерть адмирала не страшила, только в последнее время он все чаще вспоминал, как двадцать восемь лет назад тащил умирающего друга через каменистую атэвскую пустыню. Мышиная чума считалась смертельной, за ними шла настоящая охота – старый калиф приказал расстреливать из луков и затем сжигать как заболевших, так и всех, кто был с ними рядом, но Рене плевал и на калифа, и на мольбы и ругань Артура, требовавшего бросить его или добить. На тринадцатый день Артур умер. Рене завалил изъязвленное тело валунами и оставался рядом еще восемь дней – столько, сколько было нужно, чтобы убедиться: зараза его не тронула.

Счастливчик сумел обойти стражу калифата, в очередной раз обманув смерть, и на долгие годы вычеркнул из памяти раскаленные камни, выгоревшее небо с безжалостным кругом солнца над головой, ядовитых маленьких ящериц с раздвоенными хвостами и хрипы умирающего. А вот сейчас он словно бы вновь шел пыльной преисподней, пытаясь спасти то, что обречено, чувствуя за спиной неотвратимую погоню. Нет, Счастливчик Рене не боялся. Сама мысль смириться вызывала у него отвращение. В пустыне его оружием оставался здравый смысл. Тогда главным было не пропустить копивший под серой толстой шкурой влагу кактус агхо, укрыться от полуденных лучей, не наступить на змею, неожиданным поворотом сбить со следа погоню. Теперь место змей и палящего солнца заняли неизбежная война и что-то непонятное и потому особо опасное…

Герцог прислушался – «Серебряные» пели. Для этих мальчишек все просто – они идут за тем, кого считают чуть ли не бессмертным. Маринеры другие, они повидали достаточно, чтобы понимать: победа – не только реющие по ветру знамена и валящиеся под ноги коней враги… Но и они не сомневаются в счастливой звезде своего вождя. Никто не поверит, что Счастливчик не знает, что делать. Впрочем, почему не знает? Нужно готовиться к войне с Таяной и Тарской; к войне, в которой на каждого маринера придется восемь таянцев. Те, правду сказать, вряд ли с радостью пойдут против старых друзей, но у Тарски есть свои войска. Уже сейчас ясно, что Марко призовет гоблинов и Проклятый знает каких еще тварей, а значит, придется действовать наобум, уповая то ли на Великих Братьев, то ли на собственную удачу.

Над холмами поднималось созвездие Медведя – ночь приближалась к середине. У дальнего костра все еще пели:

 
То ли ветер рвет листья желтые,
То ли дождь над крышами мечется.
А душа застыла как мертвая,
И на сердце боль, что не лечится.
Во саду цветы отцвели давно,
Травы инеем запорошены,
А беда пришла да глядит в окно,
Словно гость недобрый, непрошеный…
 

Глава 6
2228 год от В. И. 23-й день месяца Лебедя
Таяна. Олений замок
Роггский тракт
Фронтера. Старая Таянская дорога

1

Опытная серая сова издали углядела здоровенного зайца. За свою жизнь мудрая птица добыла множество косых. Неслышно взмахивая мягкими крыльями, ночная охотница устремилась к беспечной добыче, однако не долетела. Сову обуял смертельный ужас, перья на круглой голове встали дыбом. Коротко ухнув, она рванулась назад и успокоилась, лишь забившись в самое отдаленное и глубокое из известных ей дупло.

Счастливо избежавший птичьих когтей огромный заяц продолжил свой путь. Отъевшиеся русаки если и покидают лес на исходе лета, то лишь затем, чтоб совершить набег на крестьянские огороды; этот заяц затаился на обочине Роггского тракта, где сроду не росло ничего, достойного заячьего внимания. Стояло позднее лето, но шерсть зверька была белой, хоть и не той ласковой снежной белизной, что по зиме отличает ушастую братию. По цвету она скорее напоминала клубящуюся сырую мглу, выползающую по вечерам из холодных, мокрых оврагов.

Зверек ждал довольно долго – после постигшей старую сову неудачи никто не покушался на его спокойствие. Наконец вдалеке застучали копыта. Заяц сначала поднял длинные чуткие уши, а затем сел столбиком, повернув мордочку навстречу звуку. Ночной путник ехал один и явно спешил, однако был достаточно опытен, чтобы не гнать лошадь во весь опор. Заяц внимательно смотрел на странника, вбирая серыми ноздрями воздух. Удостоверившись, что это тот, кого он ждал, зверек поскакал следом. Внимательный взгляд заметил бы светлую тень, мелькающую вдоль обочины, но всадника волновало лишь то, что происходило на тракте. Он то и дело оглядывался через плечо в ожидании погони, копошащиеся в придорожных зарослях зверушки его не интересовали.

Белый заяц следовал за путешественником как пришитый. Иногда он взмывал свечой вверх, проверяя, все ли в порядке, иногда забегал вперед и, затаившись в ямке, ждал, когда наездник приблизится, но все эти предосторожности были излишними: по сторонам преследуемый не смотрел. Наконец впереди засветились жаркие рыжие огни. Заяц тихо пискнул от отвращения, но долг погнал его вперед, к ненавистному пламени.

На опушке каштановой рощи был разбит большой лагерь. Всадник оживился, пустил лошадь в галоп, но почти сразу передумал и свернул с дороги. Хорошенько спрятав коня, он крадучись пошел на огонь. Бедный заяц увязался следом, хотя каждый прыжок давался ему с трудом – огонь, даже далекий, причинял зверьку немалые страдания. Тем не менее он подобрался достаточно близко, чтобы увидеть, как ночной путник тихонько окликает часового, видимо, хорошо ему знакомого. Часовой с трудом подавил крик удивления, коротко кивнул и пошел к кострам.

Всадник ждал, прислонившись к перекрученному ветрами и веками необъятному стволу, и белый заяц ждал вместе с ним. Затем ветви кустарника расступились, и показался еще один человек. В лунном свете его волосы блеснули серебром. Зайца пронзила острая боль – присутствие чужака жгло не хуже огня, однако ушастый вытерпел и это, только неуклюже, совсем не по-заячьи отполз назад. Он видел, как приехавший, размахивая руками, что-то взволнованно рассказывал. Белоголовый молча привлек юношу к себе, и они уселись прямо на траве, подстелив плащ. Разговор затягивался. Старший что-то мягко, но настойчиво доказывал. Младший не соглашался, но в конце концов кивнул и спрятал лицо на груди собеседника. Заяц, собрав все свои силы, подобрался поближе, ему даже удалось услышать часть разговора. Затем седой ушел, а юноша встал, потянулся, поправил волосы и снова устроился на плаще.

Не прошло и получаса, как белоголовый вернулся, ведя в поводу черную лошадь. Чутье у нее было получше, чем у той, что принадлежала юноше. Она нервно повела ушами и коротко, зло заржала, поворотив голову в ту сторону, где затаился белый заяц. К удаче последнего, хозяин не только не обратил внимания на недовольство коня, но и цыкнул на животное, которое послушно замолчало, недобро косясь в темноту. Вскоре два всадника осторожно выехали на тракт и пустились в обратный путь. Заяц поскакал следом, стараясь не приближаться к пугливой лошади и ее опасному хозяину.

Путники выехали на берег Рогга, когда над горизонтом, предвещая скорый рассвет, поднял крыло звездный Лебедь. Впереди тихо плескалась темная вода, шуршали тростники, сонно крякнула утка. Наездники спешились и долго стояли рядом, держась за руки, затем юноша направил коня в воду, где оказался брод. Седой какое-то время смотрел ему вслед, а затем неспешной рысцой поехал вдоль реки. Белый заяц последовал за ним, но всадник уехал недалеко. Отыскав в придорожном лесу полянку, незаметную с тракта, он привязал коня к дереву и улегся в траве, глядя в светлеющее небо.

И снова заяц ждал. Небо стало льдисто-зеленым, окрасилось в сиреневые, желтые и, наконец, малиновые цвета. Заблестели капли росы, цветущий который месяц кряду шиповник и заросли переспевшей малины огласились жужжанием пчел. Зверек, хоть и забившийся в самую чащу, испытывал непереносимые страдания, но глаз с седого не спускал, а тот лежал почти неподвижно, раскинув руки и чему-то улыбаясь. Легкие высохшие травинки смешались с серебристыми волосами, голубые глаза не мигая смотрели в ослепительное небо. Человек вряд ли мог лежать час за часом, в упор глядя на летнее солнце, но для седого это, похоже, было истинным наслаждением. Солнце уже склонялось к горизонту, когда он наконец встал и пошел к своему коню, лениво срывая подвернувшиеся под руку ягоды. Заяц настороженно следил за тем, как мужчина взлетает в седло и направляет лошадь по узкой дорожке, ведущей в глубь леса. Следовать за ним и дальше не имело смысла – заяц прекрасно знал, куда ведет эта тропа.

Зверек пролежал в кустах еще пару часов, а когда тени сгустились настолько, что можно было не опасаться прямых солнечных лучей, помчался к броду.

2

На всякий случай Рене дважды объехал опоясывавшее старую башню каменное кольцо в три человеческих роста высотой. Массивные ворота распахиваться не спешили, но рядом имелась калитка, размеры которой позволяли провести коня. Рене и провел.

Смазанные петли даже не подумали заскрипеть. Оказавшись во дворе, мощенном булыжником, эландец запер калитку – у Иланы есть свой ключ. Все было спокойно, только высоко над двором проносились ласточки, обещая назавтра солнце.

Герцог отвел своего цевца на конюшню и поднялся по пологим ступеням. Еще один ключ легко повернулся в замке, и дверь гостеприимно распахнулась. Несмотря на приближающуюся осень, дни стояли жаркие, и прохлада башни не могла не радовать. Аррой знал, что Илана появится позже, но это его не заботило. Наскоро стряхнув дорожную пыль, эландец обошел Приют Королевы, в котором после смерти сестры так ни разу и не побывал, и в итоге расположился в примыкающей к Белой башенке Морской гостиной, где был накрыт изысканный ужин: прежде чем в оговоренный час покинуть замок, слуги привели все в надлежащий порядок.

Трепетно относящийся к своим обязанностям Жан-Флорентин обследовал еду и питье, не забыв ознакомиться с цветами в вазах, свечами и заботливо сложенными в камине на случай холодной ночи поленьями, потребовал, чтобы его пронесли по всем указанным им местам, и объявил, что отравы поблизости нет.

– Собственно говоря, я в Ланке и не сомневался, – откликнулся Рене.

– Если в доме есть слуги, – резонно возразил Жан-Флорентин, – их всегда можно подкупить. Доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить.

– Они живут здесь много лет и очень любили сестру.

– Но они могут не любить принцессу Илану, или же в дом мог проникнуть кто-то чужой. – Жаб, как всегда, когда ему представлялся случай поговорить, не преминул пуститься в многословные рассуждения о верности. Рене слушал вполуха, не забывая иногда вставлять ничего не значащие словечки, – зачем обижать славное и, безусловно, полезное создание? Жаб вещал, а Рене думал о том, что его жизнь с этой ночи переменится.

Когда они покидали Гелань, Илана даже не вышла. Рене полагал, что племянница сочла его предателем. Добиваться встречи он не стал – девчонка никогда не умела владеть собой; скажи он ей правду, она бросилась бы к отцу с упреками, и Проклятый знает, чем бы этот разговор для нее закончился. Пусть уж лучше остается в неведении – рассерженная, презирающая, разочарованная, но живая.

То, что вывезти Илану без боя не удастся, Рене понимал. Если побег Герики был все же возможен – от тихой королевы никто не ждал подобной прыти, то исчезновение Ланки сразу же связали бы с эландцами. О союзе с Таяной и так следовало забыть, но каждый день мира позволял что-то сделать для войны; и адмирал не стал встречаться с Иланой. В глубине души он надеялся, что Роман, которому он оставит предупреждение в Белом Мосту, вместе с Шандером найдет способ вытащить из Гелани всех троих: Лупе, Герику и Ланку. Ему же надо думать о другом.

Однако все благие намерения пошли прахом, когда ночью ему на голову свалилась удравшая из монастыря принцесса. Рене сам не понял, как согласился с ее безумным замыслом, и вот его воины, повинуясь приказу, переходят Гремиху без него, а он здесь, в Оленьем замке, ждет жену тарскийского господаря. И как ждет!

…Услышав, как поворачивается ключ, Рене отошел за аквамариновый занавес, но это была Илана. Переодетая мальчиком принцесса, вернее, герцогиня недоуменно и грустно озиралась по сторонам, и тогда эландец засмеялся и вышел из своего укрытия, на ходу вбрасывая шпагу в ножны. Лицо Ланки вспыхнуло счастьем, и дочь короля Марко с радостным криком бросилась на шею возлюбленному.

Герцог еще успел спросить, не заметил ли кто ее; она протестующе тряхнула головой, взметнув веером короткие медные прядки, неумело, но жадно прильнула к чужим губам – и для этих двоих все пропало: прошлое, будущее, войны, смерти, потери. Илана добилась того, чего желала более всего на свете, – таянская лиса выиграла у эландского волка. И Рене с готовностью признал свое поражение.

3

«Эландцы!» – это были первые слова, которые произнес Стах Гери после того, как «Серебряные» и десятка четыре «Золотых» покинули Гелань. Их не преследовали. То ли не успели, то ли не сочли нужным, а скорее всего, и то и другое. Пятьсот или шестьсот даже очень хороших воинов – не ахти что в войне, где счет пойдет на десятки и сотни тысяч, в том же, что будет война, никто и не сомневался.

Беглецы шли рысью. Они и так потеряли почти сутки, объезжая по дуге возможные засады. Все молчали. Кто обдумывал свою собственную судьбу, кто перебирал в памяти тех, кто ушел раньше или, наоборот, остался. На душе было мерзко, люди чувствовали себя виноватыми, хотя даже сам Судия не осудит воина, исполнившего приказ.

Когда впереди замаячили огни большого лагеря, таянцы немного приободрились: вера в Счастливчика Рене давно затопила не только Эланд, но и Таяну. Почему-то казалось, что герцог знает, что делать, но и эта надежда рухнула. Эландцы, к слову сказать при приближении неизвестных схватившиеся за оружие, вряд были в лучшем настроении, чем вновь прибывшие. Когда разъяснилось, кого это Проклятый носит по ночам, Сташека и лейтенанта Роцлава Завгороднего, по старшинству возглавившего остатки гвардии Стефана, пригласил к своему костру командор. Старый маринер, и так суровый и немногословный, был еще молчаливее и жестче, чем всегда. От него и узнали, что адмирал минувшей ночью покинул отряд. Диман получил приказ идти в Идакону так скоро, как допускают приличия. Отряд, сопровождающий тело усопшего клирика высокого ранга, не может нестись как угорелый, но Рене велел торопиться.

Если Диман и знал, куда и зачем подался герцог Аррой, он тщательно хранил тайну. Зато ветеран не упустил ни одной подробности схватки в Высоком Замке. Видно было, что он одобрил решение Гардани. Сташеку стало немного легче, когда эландец потрепал его по плечу и рассказал о старом идаконском обычае. Маринер, первый раз выходя в море, клянется жертвовать всем – жизнью, здоровьем, добрым именем, – чтобы спасти остальных.

– Так было нужно, сынок, – взгляд командора стал непривычно теплым, – Шандер должен был остаться, ты – уйти. Пусть Великие Братья позволят тебе спросить с той сволочи, что теперь засела в замке.

…В эту ночь все, включая Сташека, спали как убитые, хотя юный нобиль и был уверен, что не сомкнет глаз. Сутки в седле лечат от бессонницы лучше любого зелья. Не спали только часовые. И Диман. Старый маринер разрывался между желанием броситься назад за Рене и приказом.

Будь на то его воля, командор никогда не отпустил бы Рене, но удержать того не представлялось никакой возможности. Адмирал сказал, что узнал нечто очень важное, что вынуждает его вернуться. Диман получил строжайший приказ двигаться вперед, словно ничего не произошло. Рене обещал нагнать их во Фронтере. После разговора с таянцами Диман не сомневался – Рене встретился с Иланой, но куда они отправились потом?

Хорошенько подумав, ветеран решил, что дело в принцессе. Маринер политикой не интересовался, но только слепой и глупый не видел и не понимал, что впереди маячит война с Марко. Эланд и так застали врасплох, так что каждый день мира был на вес золота. Кроме того, Марко и Годою нужно объяснить свое поведение хотя бы Церкви. Похищение принцессы развязывало им руки, но отдавать девчонку тарскийцу… Лучше всего было где-то ее укрыть, и Диман почти не сомневался, что именно этим Рене сейчас и занят. Что ж, это не самое опасное из его похождений. До рассвета оставалось еще несколько часов, когда командор, убедив себя в том, что ничего страшного не происходит, смог наконец уснуть.

Глава 7
2228 год от В. И. Ночь с 23-го на 24-й день месяца Лебедя
Таяна. Олений замок
Корбут
Таяна. Роггский тракт

1

Илана пришла в себя первой.

– Жизнь моя, – принцесса слегка отстранилась и лукаво улыбнулась, – нам надо поговорить… Все остальное успеется, ведь у нас впереди целая ночь и… целая жизнь. Давай сядем.

Ланка подала пример, с ногами забравшись на один из атэвских диванчиков. Рене усмехнулся и опустился на белый мех. Он давно научился себя сдерживать, тем более что ночь и в самом деле принадлежала им.

– Что же ты хочешь мне сказать?

Ланка рассказала все. Или почти все. Она хотела стать императрицей, разумеется, если императором будет Рене Аррой. Арция стара и слаба. Если по ней ударят объединенные силы Таяны, Эланда и Тарски, она не продержится и месяца.

На развалинах Арции они создадут великую державу от Последних гор до Атэвского пролива и пойдут дальше. Маринеры шутя совладают с ортодоксами и серьезно – с атэвским флотом. Вместо прогнившего в середине лоскутного одеяла возникнет Благодатная империя, которая будет стоять вечно.

Илана говорила быстро, пытаясь как можно короче и понятнее растолковать возлюбленному, как швырнуть к своим ногам Тарру. Главное – успешно начать! Для этого надо объединить силы Эланда, Таяны, Тарски и Корбута, где у Михая есть могучие союзники, которым все равно, кому помогать – герцогу или герцогине. Рене – прямой наследник Таянского престола, переманить же нынешних помощников Годоя нетрудно. Она не зря обвенчалась с господарем Тарскийским, который не так уж и здоров, как хочет казаться, иначе… Иначе она никогда бы не согласилась, но этот брак неопасен, зато молодая герцогиня договорится с союзниками Тарски, после чего Михай получит все, что заслужил. Рене к этому времени освободится от супруги и Рикареда и спокойно женится на вдовствующей герцогине Тарски. Когда же Судия пошлет вестника за королем Марко, а этого, похоже, ждать недолго, Таяна перейдет под руку Рене и Иланы, но и это еще не все…

– Императорский дом Арции выродился, – твердо сказала Илана, – а сама Империя насквозь прогнила. Если мы и дальше станем ждать, мы и оглянуться не успеем, как окажемся под властью султанов Эр-Атэва.

– Там не султаны, – спокойно поправил Рене, – там калифы.

– Это ничего не меняет. Если мы не завоюем Арцию, это сделают другие, и тогда не они окажутся во власти у нас, а мы у них. В Таяне и Тарске достаточно сил, чтобы захватить Мунт. Да, он слишком далеко от наших границ, зато стоит на берегу широкой Льюферы, не так уж и далеко от устья. Твои корабли легко подойдут к городу. Чтобы все сошло тихо, их можно выдать за торговые суда – горные товары в империи на вес золота, и они у тебя будут. Закрыть пушечные порты резными гирляндами не так уж и сложно, ты сам об этом рассказывал, а таможенников можно подкупить. Они, конечно, поймут, в чем дело, но умирать за Базилека и его зятя никто не захочет. Их можно будет потом взять на службу, нам понадобится своя таможня…

– Ты будешь доверять тем, кто однажды уже предал?

– У нас они получат больше, чем у Базилека. Им можно пообещать десятую часть найденных беспошлинных товаров, но дело не в этом. Анхель принял на службу тех, кто служил Пурине, и они служили ему, потому что он был императором, а не тухлятиной. Они видели Базилека, они увидят тебя и выберут.

– Так. Разумно. И что же дальше?

– Ночью наша армия высадится на берег и захватит город. Базилек струсит и отречется от престола. Нужно подобрать надежного академика, который сделает документы, доказывающие, что нынешние императоры не являются Волингами. Кстати говоря, это действительно так… Единственные законные наследники престола – потомки бежавшего в Эланд принца Руиса Арроя. То есть ты и твои наследники. Ты вернешь тебе то, что тебе принадлежит. Я узнавала, Мунт взять просто.

– Столица – это еще не империя. Кстати, и Таяна, и Тарска присягнули Анхелю Светлому и его потомкам.

– Об этом все давно забыли, а Эланд никакой присяги не давал.

– Да. Эланд никому не присягал, – без улыбки подтвердил Аррой. – Что ты скажешь горцам, чтобы они поднялись на корабли?

– Мы объявим им, что они могут в течение трех дней брать в Мунте все, что захотят. Разумеется, благородные фамилии, признавшие наши права, получат охранные грамоты. Знал бы ты, сколько арцийцев, и не последнего разбора, осело в Таяне! Они ненавидят Базилека и его зятя, который там всем и вертит. Да если хочешь знать, в Таяне полно людей, которые спят и видят, как отомстить мунтским ублюдкам!

– Семья Базилека никогда не смирится с потерей трона.

– Их придется уничтожить. Разумеется, не сразу, иначе догадаются.

– Так, как кто-то уничтожил Ямборов? Предлагаешь взять пример с Михая?

– То, что случилось с братьями, только доказывает: побеждает тот, кто нападает первым. Мне жаль их, особенно Марко, но, раз уж так вышло, я не хочу отказываться от своего. Я – единственный уцелевший ребенок Марко Ямбора и по справедливости должна ему наследовать. Ты – ближайший родственник и друг отца, а по коронному праву ты – наследник. Когда мы поженимся, с Таяной все решится само собой. Корона наша. Вернее, три короны.

– Три?

– Разумеется. Таяна, Эланд и Тарска должны стать единым государством. Эланд хочет, чтобы вместо пьяницы, за которого меня прочили, герцогом стал ты, а по вашему древнему праву ты и так правитель – ведь цепь Первого паладина у тебя. Да тебе стоит бровью повести, и Совет маринеров отдаст тебе черную корону! После нашей свадьбы Эланд, Таяна и Тарска станут единым целым, и мы начнем готовить поход на Мунт.

– Ты забыла о моей семье и собственном отце. Марко еще может иметь наследника мужского пола.

– Ты же знаешь, как я тебя люблю. – Принцесса с вызовом вскинула голову. – Разумеется, я разузнала все, что могла, о твоей жене. Ты начал ей изменять с первого дня, но и она платит тебе тем же. Церковь Единая и Единственная разрешает развод по требованию одного из супругов, если есть неопровержимые свидетельства измены. В Идаконе все знают, что обе дочери и второй сын твоей жены не от тебя. Родимое пятно Ганков не спрячешь, а имение, в котором предпочитает проживать Ольвия Арройя, граничит с землями Огиста Ганка, который не таясь посещает соседку.

– А ты, оказывается, много знаешь обо мне…

– Конечно. Я должна знать о человеке, за которого выхожу замуж, все. Я спрашивала… знающих людей. Все они говорят, что тебе добиться развода так же легко, как получить корону. Теперь об этой корове… У нее не будет ребенка, потому что мой отец уже не мужчина, я это знаю. Если Герика беременна, то или от Стефана, или от тебя, в любом случае ее ребенок – бастард. Отец заботится о наследнике, а кто позаботится о Таяне лучше нас с тобой? Он успокоится и перестанет загонять мужчин в постель к этой дуре.

– Ты ее так ненавидишь, за что?

– За все! За то, что она недостойна того положения, которое занимает. За то, что ее тупость вызывает в вас, мужчинах, какой-то дурацкий восторг. Вы начинаете ее жалеть, потом дело заходит еще дальше, и вы начинаете ее любить. Королю нужна жена, которая сумеет сделать его великим.

– А ты это сможешь?

– Разумеется. Я не дам тебе успокоиться, пока все Благодатные земли не признают твою власть. Даже этот твой калиф…

– Чтобы завоевать Эр-Атэв, придется положить половину твоих таянцев.

– Можно собрать рыцарей со всей Арции и объявить Святой поход. Любой Архипастырь сделает это с удовольствием, да и желающих отобрать у нас власть после такого похода останется намного меньше.

– И где же будет наша столица? В Гелани? В Мунте?

– В Гелани или в Идаконе, разницы никакой. В Идаконе даже лучше – столица морской державы должна быть у моря.

– Илана, – Рене удивляло охватившее его равнодушие, – это все придумала не ты. Допускаю, то, что касается меня и моей жены, ты разузнала сама, но остальное – нет. Это мысли мужчины, причем мужчины хоть и умного, но немолодого и недоброго.

– А я все это вытащила из Михая и дана Бо, – гордо сообщила таянка. – Они мне рассказали, когда уговаривали выйти за тарскийца. С той лишь разницей, что убивать собирались тебя.

– И ты согласилась?

– Я решила, что императором станет другой. Тебе обрадуются не меньше, чем Анхелю, а Годоя Эланд никогда не примет.

– У Михая есть передо мной преимущество – он связан с какими-то колдунами в горах.

– Зато у тебя есть твой либер, а корбутским магам все равно, с кем иметь дело. Я же говорила тебе: они помогут любому, кто даст им возможность выбраться из Корбута.

– Им нужно только это?

– Пока да, но если они захотят слишком многого, мы на них управу найдем. Нашел же ты управу на Михая, несмотря на все его хитрости; но вообще-то эти «бледные» – хорошие союзники.

– Да, убивают они хорошо, – не стал спорить Рене. Очень хотелось выпить, но адмирал не стал нарушать неписаное правило маринера – не пей с тем, кого презираешь. Он молча смотрел на племянницу и не понимал, как еще час назад она казалась желанной. Даже красота Иланы и та – нет, не померкла, стала отталкивающей, как красота морского лилиона, в щупальцах которого находят смерть неосторожные ловцы жемчуга. Эта женщина была не менее опасна. Вот кому следовало родиться дочерью Годоя! Илана была б отцу незаменимой помощницей, пока бы не решила, что старику хватит носить корону.

Рене обвел глазами так и не ставшую приютом любви спальню. Разговор пора было прекращать. Ланка тоже сочла, что сказала все и можно переходить к делу. Таянка встала, гибко потянулась и с лукавой улыбкой взглянула на Рене:

– А теперь скажи мне еще раз, что я умница.

– Ты, безусловно, умница, – подтвердил Рене бесцветным голосом, – я очень многому от тебя научился. Умри я вчера, так бы и не узнал, до какой степени мерзости может дойти женщина. Ни одной из портовых шлюх в страшном сне не приснилось бы то, что ты мне предложила.

На очаровательном личике Ланки сначала проступило недоумение, а потом и обида. Таянка совсем по-детски захлопала ресницами, и сердце Рене дрогнуло, но лишь на мгновение. Перед глазами замелькали искаженные смертной мукой лица, которые Илана столь быстро забыла. Он же, видевший в своей жизни сотни смертей, не забудет и не простит. Каким бы могуществом ни располагали убийцы, какие бы победы ни сулили, адмирал Аррой готов с ними говорить лишь со шпагой в руке, а вот сестра Стефана, Зенона, Лары, Марко этого не понимает…

Жалость, охватившая было Рене, отступила, эландец холодно взглянул на ловившую его взгляд племянницу. Та протянула руки…

– Если ты не хочешь… Ночь нам дана не для разговоров, а для любви. Поговорим утром.

– Нет, Илана, – голос герцога стал холоден, как Ангезский пролив в месяце Вепря, – нам не о чем разговаривать.

Ланка вскочила, ее душили злые слезы, кулачки яростно сжимались и разжимались. Стилет в тонкой ручке казался детской игрушкой, но принцесса владела этим оружием отменно. Молниеносный прыжок многим бы стоил жизни, но эландец спокойно, даже лениво перехватил нацеленную в него руку. Стилет полетел вниз, в белые меха.

Обезоружив противницу, Рене сразу же оттолкнул ее с такой равнодушной брезгливостью, словно это была не женщина, а кангская паучья обезьяна. Нового нападения не последовало. Илана стояла, дыша широко раскрытым ртом. Герцог спокойно сидел под заложенным окном, словно находясь в полном одиночестве.

– Будь же ты проклят! – выкрикнула Илана. – Я думала, ты – настоящий властелин, а ты… Трус и ничтожество! Я все равно добьюсь своего… Не с тобой, так с Михаем! – Дочь Марко повернулась и бросилась вон, глухо хлопнула крышка люка. Рене даже не обернулся.

2

Ланка вылетела из спальни, словно за ней гнался сам Проклятый. Никогда в жизни ее так не унижали, и никогда в жизни она так не ненавидела. И это человек, которого она любила, который казался истинным образцом мужчины, воина, императора! Больше всего Илане хотелось уничтожить, стереть с лица земли человека, отвергнувшего и ее любовь, и ее надежды стать величайшей после Циалы повелительницей, но это было не в ее власти.

Все рухнуло. Куда теперь идти, таянка не знала. Возвращаться к отцу или Годою, сделав вид, что ничего не произошло, – опасно. Дан Бо мог пронюхать, что ее нет в монастыре. Ланка не слишком таилась, рассчитывая на Рене, но эландец предал. Оставалось одно – бежать в Арцию, к тому самому Базилеку, и вынудить империю поддержать Илану Ямбору против отца и мужа. Принцесса пронеслась по башенной лесенке и, выскочив в Морскую гостиную, едва не налетела на дана Бо.

Ланка замерла в дверях, понимая, что пришел конец не только ее надеждам, но и жизни. При ней не осталось даже стилета, а доказать, что они с Рене враги на всю жизнь, не удастся, а хоть бы и удалось? Она все равно предала.

– Герцогиня, – бледный капитан изысканно поклонился, – я и мои люди в полном вашем распоряжении. Я восхищен тем, как блистательно вы избавили вашего отца и вашего супруга от самого опасного из врагов. Полагаю, вы желаете возвратиться в Гелань?

Она смотрела на бледного нобиля, ничего не понимая, и тот слегка приподнял уголки рта в подобии улыбки:

– Предоставьте Арроя его судьбе. Он лучшая шпага Благодатных земель, но он не бессмертен и не способен, подобно героям баллад, один остановить целое войско. Если мы поспешим, через шесть часов вы обнимете своего отца.

Закричать, броситься назад, захлопнув за собой дубовую дверцу… Пока ее будут вышибать, они с Рене успеют уйти известным лишь Илане потайным ходом, а дальше – жизнь, свобода, спасенная любовь…

Илана, герцогиня Годойя, решительно шагнула вперед:

– Едем.

…Из полусотни приведенных даном Бо воинов только половина последовала за своим господином, галантно поддерживавшим молодую женщину в мужском костюме. И это были не самые сильные бойцы.