Текст книги "Между Друзьями (ЛП)"

Автор книги: Вэнди Джинджелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Ты с самого начала не доверяла мне, – упрямо сказал он. Он поступил нечестно. Она с самого начала была настроена переубедить его, и он был возмущён этим. У него хорошо получалось выглядеть нормальным – он умел сливаться с толпой.

– В смысле, первое, что ты сделал, это попытался заставить меня помочь, – отметила продавщица. – У меня нюх на людей, которым нужна помощь. Но я стала уверена только тогда, когда ты начал задавать вопросы о том, как использовать всё то, что узнал.

– Он умеет сливаться с толпой, – сказал охотник за головами. Комплимент в его устах был сущим пустяком. – Вот почему меня послали на его поиски. Я умею находить предметы, которые выглядят как люди, но не совсем ими являются.

– Я человек! – сказал Деррик, разозлившись на это больше, чем на что-либо предшествующее. – Этот... вампир укусил меня! Ты знаешь, что я человек!

– Ты упускаешь несколько важных деталей, – сказал охотник за головами. – Ты не запредельный, но я не думаю, что ты тоже считаешься человеком.

– Ага, у меня такое же чувство, – сказала продавщица. – Некоторые люди менее человечны, чем некоторые запредельные, которых я встречала.

– Я человек, – сказал ей охотник за головами; затем, как будто подумав об этом и решив, что что-то не так, он добавил: – Хотя я не в счёт. Мы рады, что вы живы: мы подумали, что вы, должно быть, друзья, иначе вы были бы мертвы к тому времени, как мы вошли. Не думали, что мы успеем вовремя, но, похоже, вы двое знаете, что делаете.

– Вы тоже, – сказала продавщица, указывая на щупальца, обившиеся вокруг Деррика. – Я как раз собиралась убить его, если он попытается причинить нам вред.

– Деньги будут выплачены независимо от того, жив он или мёртв.

– Мы не просто убиваем людей, – сказала секретарша, но произнесла это не так, как будто это было фактом. Она произнесла это почти с упрёком, как будто напоминала охотнику за головами.

– Да! Правильно! – сказал он. – Мы не просто убиваем людей по умолчанию. Не все пытаются убить нас.

– Не все, – ответила продавщица. – Но чертовски многие из них.

Глаза охотника за головами загорелись.

– Именно это я и сказал Вив! Она говорит, что у всех разный опыт.

Секретарша вздохнула, и этот тихий звук, казалось, привлек внимание охотника за головами к тому факту, что её нога всё ещё застряла в двери. Он снова развернулся и бросился вперёд, чтобы схватить её под мышки, и тянул до тех пор, пока она не пискнула и не выскочила из двери.

Её лицо стало ещё краснее, чем было, когда секретарша, задыхаясь, сказала:

– Лука, ты можешь меня отпустить! Я внутри!

Теперь, когда она была внутри, короткие каштановые кудряшки, зачёсанные назад с обеих сторон с помощью гребней, стали тёмно-рыжими, а не каштановыми; её очки без оправы были круглыми и почти незаметными, а шоколадные брюки с высокой талией были покрыты капельками влаги, которые слегка блестели, как будто она его коснулись те же щупальца, что сейчас обвивались вокруг Деррика. Вместе они с охотником за головами выглядели так, словно сошли с обложки журнала из 40-х.

Охотник за головами сказал:

– Извините за щупальца – это был единственный способ, который мы смогли придумать, чтобы попасть сюда до того, как он что-нибудь сделает с вами обоими.

– Это чертовски хороший выбор, – сказала продавщица, и на её лице отразилось восхищение. – Они больше, чем я думала. Они перемещаются в Между или просто проходят сквозь них? Они бестелесны?

В глазах охотника за головами зажёгся тот же тревожный, расширяющий зрачки интерес, который Деррик заметил ранее. Ему это выражение тоже было знакомо; он достаточно часто ловил его на себе в размышлениях, чтобы понять, что это было. Возбуждение-интерес.

– Не бестелесны. Она может путешествовать в Между, но только когда дело доходит до воды. Она достигает, когда ей нужно.

Продавщица с интересом спросила:

– У тебя есть питомец гигантский кальмар?

– Гигантский осьминог! – радостно воскликнул охотник за головами. – Познакомься, это Сеффи!

В лавку просунулись ещё две огромные руки, мокрые, с которых обильно капало, и воздух наполнился запахом солёной воды. Продавщица зачарованно погладила эти щупальца, нежно и бесстрашно; вампир отшатнулся, оскалив зубы.

– Формальное говоря, она может перемещаться прямо через Между, не нуждаясь в воде, – добавил охотник за головами. – Но дело в том, что для неё это неудобно. Она предпочитает воду.

Продавщица с горящими глазами сказала:

– Мне нужен такой же. А как насчёт магии? Она может использовать магию?

Вампир издал раздражённый звук и сказал секретарше:

– Теперь они будут говорить вечно.

– Ну что ж, – сказала секретарша. У неё был усталый голос, как будто она привыкла иметь дело с охотниками за головами. – Мы могли бы с таким же успехом представиться в каком-нибудь более... уединённом месте.

Говоря это, она слегка наклонила голову в сторону Деррика, что вызвало в нём волну паники и негодования.

– Вы не можете оставить меня здесь! – запротестовал он. Он был важнее этого – они не могли рисковать его потерей. И в свете новой информации он не был до конца уверен, что не погибнет в пасти гигантского осьминога, прежде чем сможет освободиться и снова затеряться на улицах Хобарта. – Эта тварь меня съест!

Вампир фыркнул.

– Я уже разок попробовал. А чего тебе бояться?

– Это правда, – сказала продавщица. – В Пусане их продают на улицах в упакованном виде. Правда, не таких больших, как Сеффи.

– Сеффи тебя не съест, – сказал охотник за головами. – Она исключительно ищейка. Тебе просто не понравится, если она найдёт тебя и заберёт туда, где она живёт – там не так много воздуха.

– Вы не получите за меня свои деньги, если я буду убит, – сказал Деррик, энергично извиваясь. – Я слишком важен для вас, чтобы позволить мне умереть.

Слегка маниакальная ухмылка охотника за головами заставила его вздрогнуть.

– Мне всё равно не заплатят. А если говорить о важных людях, то ты убил всего около десяти человек. Я убил по меньшей мере сотню.

Между бровей секретарши пролегла небольшая морщинка, когда она на мгновение прикрыла глаза.

– Нам, наверное, пора возвращаться, – сказала она. – Мы и так отсутствовали дольше, чем предполагалось. Я должна отчитаться за время, которое мы проводим в отсутствии.

– Сначала кофе, – твёрдо сказала продавщица. – Я хочу побольше узнать о гигантском осьминоге.

– Их полезно есть, – так же твёрдо сказал вампир, следуя за ней мимо прилавка и по коридору в заднюю часть магазина.

Охотник за головами хлопнул в ладоши, поворачиваясь лицом к секретарше.

– Они сказали «кофе», – сказал он, указывая соединенными ладонями. – Мы не можем не получить кофе.

– Лука...

Но охотник за головами уже развернулся и направился по коридору, оставив секретаршу наедине с Дерриком и щупальцами отсутствующей Сеффи. Деррик увидел, как морщинка между её бровями стала глубже, а губы сжались в тонкую линию. Кем бы она ни была, секретарша не была убийцей, как охотник за головами, и ей не слишком нравилось, что охотник за головами был убийцей.

Это разъедало её изнутри, и Деррик точно знал, что с этим делать. Он сказал с мягкой злобой:

– Однажды он убьёт и тебя.

Он увидел, как раздулись её ноздри, но всё, что она сказала, было:

– Я не принимаю советов от детоубийц, – и последовала за остальными. Деррик услышал, как её шаги затихают в коридоре, словно последний проблеск надежды, и почувствовал, как воздух похолодел градусов на пять от зловещего скольжения щупалец.

Что-то коснулось его ботинка, осторожно, с любопытством, и он вздрогнул, сгорбившись в своих путах. Эти оковы двигались вместе с ним, но никогда не ослабевали, слишком чуткие, чтобы быть чем-то из того мира, в котором, как думал Деррик, он жил до сегодняшнего дня, и он знал, что нет смысла пытаться освободиться от них. Не похоже, что он собирался сбежать. Не сегодня. Сегодня он просто собирался попытаться выжить. Позже у него будет время разобраться в этом новом мире, в который он попал, и когда он это сделает, он также точно поймёт, как использовать его в своих интересах.

И когда он это сделает, не только охотник за головами и секретарша почувствуют его ярость – продавщица и вампир пожалеют о том, что сделали с ним сегодня.

12. Булавки и иголки

(Здесь нечего сказать. Вы знаете, что это за тема: неизведанная территория)

***

В магазине всегда можно было найти булавки. Марли почти каждый день ползала по ковру, собирая их, и ловила глазами серебристый блеск, означавший, что у неё есть ещё одна булавка; она осторожно протыкала каждую булавку в рукав, пока у неё не получился целый ряд, а затем бежала искать подушечку для булавок или человека, готового их получить. По опыту Марли, подушечки для булавок были более желанными, но менее забавными адресатами её булавок, особенно если она преподносила их с таким же энтузиазмом, указывая пальцем вперёд.

Должно быть, кто-то на каком-то этапе был слишком благодарен – или подбадривал – Марли, когда она нашла первую булавку, и у неё вошло в привычку находить их даже после того, как реакция перестала быть такой волнующей.

В это время дня мама и папа обычно были заняты в торговом зале, но сегодня они находились в маленькой уютной солнечной комнате в задней части дома, которая отличалась от остальной части магазина. Марли тоже нравилось там бывать, но в последнее время она чуть не заблудилась за диваном, и что-то пыталось вытащить её через окно, когда оно открывалось больше, чем следовало. Она была скорее раздосадована, чем напугана, но после этого мама с папой стали держать дверь закрытой, а сегодня там тоже был гость.

Марли знала, что гостей не следует беспокоить, пока их не представят друг другу; а пока нужно было найти булавки. Коллекционирование булавок, возможно, не было бы таким интересным – и, возможно, не развлекало бы Марли так долго, – если бы не подруга, которая приехала в гости на целый день.

Было много друзей, которые посещали магазин, и некоторые из них, как, например, вязальщица, которая была здесь сегодня, приходили сюда регулярно. Иногда появлялся очень низкорослый мужчина, у которого был сердитый голос, но который всегда совал ей в руку печенье и считал булавки вместе с ней непонятными для неё способами, и который, казалось, заставлял её булавки множиться не совсем обычными способами. Там был мужчина в инвалидном кресле, от волос которого пахло солью и рассолом, когда Марли забиралась к нему на колени, чтобы вплести цветы в его каштановые кудри, и там всегда была толпа мальчишек, которые были настоящими собаками, когда хотели, и которые никогда не возражали, если она часто слегка дёргала их за волосы, когда они играли вместе.

Однако сегодня их посетила мастерица по вязанию. Она сидела на стуле в углу и вязала шерстью и тенями, а вокруг неё ходили посетители магазина; по мере того, как её спицы щёлкали, в проходах в задних рядах небольшого магазина становилось светлее. Марли была недостаточно взрослой, чтобы знать так много, но задних рядов было значительно больше, чем можно было предположить по размерам магазина.

Марли не обращала на это внимания – она просто сидела на ковре и подбирала булавки, а когда они заканчивались, она переползала, прыгала зайчиком или перекатывалась в другую секцию.

Когда оба её рукава наполнились, она воткнула одну булавку в подол платья, тут же встала на него коленями и сердито закричала. Затем она встала и подошла к вязальщице, которая сидела в холодном, умиротворенном молчании, и позволила своему гневу улечься, пока она вытаскивала булавку за булавкой из рукавов.

Подушечки для булавок не было, но это ничего. Булавки были очень похожи на иглы, и, хотя иглы были крошечными серебряными штучками, очень похожими на булавки, они также были очень большими деревянными или металлическими штучками, которыми вязала вязальщица.

Итак, Марли вынимала булавку за булавкой, проводя по ним своими крошечными пальчиками, и убедила каждую из них, что на самом деле это спица. Она так хорошо их убедила, что вскоре рядом с ней на ковре уже лежала целая стопка вязальных спиц. Она справилась с целым рукавом, когда вязальщица, в некотором замешательстве оглядываясь по сторонам, наконец остановила свой взгляд на стопке.

– Больше никаких булавок, – твёрдо сказала старушка.

Марли слегка выпятила нижнюю губу и шмыгнула носом.

– Как и спиц, – сказала старушка, прежде чем Марли успела изменить ещё одну булавку.

Она снова принюхалась и подняла нос. Мальчикам-волкам всегда нравилось, когда она изменяла вещи.

– Посмотри на свой маленький носик, – сказала старушка, дотрагиваясь до него концом вязальной спицы.

Марли могла бы сказать: «Ха» и успокоиться, но она почувствовала, как воздух в комнате изменился, когда остальная часть магазина соединилась с солнечной комнатой. Вместо этого она сказала:

– Дверь открыта.

– Так оно и есть, – согласилась вязальщица. – Иди, дорогая. Я уверена, что ты им нужна.

Марли фыркнула и осторожно поднялась на ноги, затем прошлёпала по коридору в сторону солнечной комнаты. Дверь была открыта, и она не сомневалась, что ей здесь рады; она могла исследовать всё, что было открыто в магазине, и, поскольку казалось, что чем больше дверей было закрыто, тем больше других вещей было ей доступно, Марли никогда не чувствовала себя в ловушке. Однако было приятно, что одна из этих закрытых дверей открылась.

Она нашла мужчину в сером костюме, сидящего в её любимом кресле – деревянном одноместном кресле с кожаной обивкой, которое не всегда было таким независимым от ковра, каким казалось. Марли стояла у двери, наблюдая за мужчиной, очень долго. Он позволил ей наблюдать, лишь задержал на ней свой взгляд на несколько мгновений, а затем снова отвернулся и уставился в окно.

Конечно, вокруг него было много теней, и многие из них были окровавлены, но и вокруг вязальщицы тоже было много теней. Марли смутно понимала, что эти тени были частью серого человека, а не чем-то, ему он придал другую форму, в отличие от теней вязальщицы; но она также знала, что тени не всегда были плохими.

Тени означали только то, что там было что-то, что их отбрасывало.

Приняв решение, Марли вошла в солнечную комнату, проскочила сквозь тёплый солнечный свет в тень на другой стороне и забралась на колени серому человеку, цепляясь за серую шерсть, чтобы вскарабкаться наверх.

– Боже мой, – сказал мужчина, хотя Марли не была уверена, с кем он говорит. – Как думаете, ей следовало это делать?

– Это моё кресло, – укоризненно сказала ему Марли, упираясь ногами в обтянутые шерстью ноги и хватаясь за его лацканы, чтобы сохранить равновесие и заглянуть прямо в серые глаза, которые тоже были затенены.

– Это её кресло, – сказала мама с порога. Она внесла в комнату чайный поднос, балансируя своей единственной рукой и слегка наклонившись, чтобы перенести вес на отсутствующую руку. Марли почувствовала знакомый аромат кофе и чего-то ещё, мягкого и цветочного.

– Как восхитительно знакомо, – сказал серый человек, с болью глядя на свои лацканы, которые всё ещё сжимали маленькие ручки Марли.

Она знала, что означает этот взгляд, поэтому вместо этого обвила руками шею серого человека, хихикая над тенями позади него и протягивая руку к этим сверкающим миазмам.

– Боже мой! – снова произнёс мягкий серый голос. – Вижу, кое-кто пошёл в свою мать.

Марли заметила, что он не обнял её в ответ. Она неодобрительно сказала:

– Обними меня.

– Приношу свои извинения, – сказал серый человек и заключил её в короткое объятие, которое было столь же нежным, сколь и тонко пахнущим.

Марли счастливо рассмеялась, уткнулась щекой в шерстяное плечо и почувствовала, как что-то холодное и золотистое коснулось её носа. Она знала, что уже слишком взрослая, чтобы класть в рот всё подряд, но, несмотря на это, всё равно не удержалась и на мгновение прикусила зубами эмалевую булавку, которая соблазнительно красовалась рядом с лацканом пиджака мужчины, восхитительную по цвету и форме.

Тонкая смуглая рука протянулась мимо неё и убрала её от её рта, обнажив запястье на дюйм, выглядывающее из рукава шёлкового костюма. Это было забавное запястье. Марли издала радостный смешок и заскрежетала зубами так быстро, как только смогла, вызвав смех у серого человека, который отпустил её.

Владелец запястья тут же присел на корточки, прищурился и погрозил ей пальцем.

– Ты. Никаких укусов.

Марли помахала ему в ответ пальцем и сказала:

– Никаких укусов.

Она осознавала, что, хотя кровь и пахла восхитительно, во рту она была мутной и не вызывала восторга. Она всё ещё не решалась кусать что-нибудь, чтобы проверить ещё раз, но была достаточно взрослой, чтобы понимать, что единственный человек, с которым она может быть в безопасности, – папа.

Соответственно, она подождала, пока папа повернётся и неторопливо направится через комнату к маме с чайным подносом; затем спрыгнула с колен серого человека и, обхватив папу за плечи, впилась зубами ему в шею.

Если бы Марли знала, как должно было быть иначе, она могла бы понять, что и прыжок, и укус выходят за рамки ожидаемых способностей среднестатистического четырёхлетнего ребёнка. Поскольку она этого не знала, её прыжок напугал только серого человека, который ещё раз воскликнул: «Боже мой!» – когда папа взвизгнул, замахал руками и закружился по кругу.

Мама просто перенесла поднос с чаем на другой стол и села со своим кофе, а Марли вцепилась в папино плечо, глубоко вонзив зубы в плоть, которая пульсировала от слишком быстрого сердцебиения. В первые дни этой игры Марли сбрасывали и мягко ловили чаще, чем она держалась, но теперь она была намного сильнее.

Она подождала, пока папа перестанет биться и упадёт на пол, затем дважды сосчитала до трёх и отпустила его. Она, хихикая, плюхнулась на пол рядом с ним, и папа повернул голову, чтобы посмотреть на неё тёмными глазами.

Он сказал: «Плохой ребёнок», но Марли разглядела в его улыбке оба острых резца и поняла, что он гордится ею.

– Должен... должен ли он учить её этому? – спросил серый человек, словно зачарованный.

– И это говоришь ты, – сказала мама, но в её голосе не было злости. – Кажется, это не плохо. Полезно знать, когда что-то действительно умерло, даже если оно не собирается делать это само.

– Как недальновидно с моей стороны.

– Так ли это? – спросила мама. – Подумала, что это из-за беспокойства. Похоже, ты стал немного более открытым с тех пор, как мы виделись в последний раз. Кстати, ты не позволишь своей подружке зайти и присесть? Или она должна всё это время торчать рядом и ждать тебя?

Марли в волнении села, когда комната за спиной серого человека сдвинулась с места, засверкала ещё немного и открылась. Теперь в этой массе теней появилась какая-то индивидуальность – нечто такое, чего Марли ещё никогда не видела.

– Кажется, она хотела бы присоединиться к нам, – сказал мужчина. – Как мило. Но поскольку ты уже поставила дополнительную чашку, я подозреваю, что ты знала, что она согласится.

Сев и поправив пиджак, папа сказал:

– Конечно, она захочет с нами познакомиться.

– О, я думаю, вы уже встречались, – сказал серый человек, когда одна нога ступила на открытый воздух и легко коснулась нагретых солнцем досок пола. – Но, возможно, пришло время представиться должным образом: вам действительно пора познакомиться с моей женой.

– Вот же блин! – воскликнула мама. – А ты времени зря не терял!

– Враньё, – сказал папа. – Кто бы пошёл за тебя замуж, старик?

Марли ничего не знала о браке и очень мало о знакомстве, если не считать запрета кусать людей, с которыми она только что познакомилась. О чём она точно знала, так это о том, как менялся, увеличивался и уменьшался её мир, и она радовалась тому, что в комнате стало теплее, когда из тени за спиной серого человека появился ещё один человек – и то, как это тепло, казалось, коснулось и его самого.

Она снова забралась к нему на колени, протянула руку ему за спину и обнаружила, что её сжимает гораздо большая ладонь. Эта рука отдёрнулась с такой силой, словно хотела утянуть её вместе с собой в тень, и Марли, потеряв равновесие, упала на лацкан пиджака человека в сером. Привыкшая к вызовам со стороны отца, она пищала и сопротивлялась, её острые коленки упирались в грудь, которая казалась непроницаемой для них.

Чувствуя, как чьи-то ободряющие руки обхватили её за лодыжки, чтобы поддержать и обездвижить, Марли перевела дыхание и протянула вторую руку, чтобы присоединиться к первой. Затем, как она всегда делала, она тянула до тех пор, пока то, чего она хотела, не вышло из изменчивого пространства и тени в реальность.

13. Ответственность Зеро

(Для всех вас, фанатов Зеро. Всем нам время от времени нужен наш эмоционально недоступный гигант, владеющий мечом. И да. Это не по порядку. Потому что, по-видимому, так здесь принято...)

***

Заточка клинков всегда была чем-то особенным. Постоянные, повторяющиеся действия; уверенность в том, что количество усилий и навыков, вложенных в работу, приведёт именно к желаемому результату; осознание того, что человек готовится к собственному выживанию на более позднем этапе – всё это было причинами, которые в совокупности привели к тому, что во время стресса заточка клинков действовала успокаивающе.

Таким образом, Лорд Сэро, когда-то известный как Зеро – и до сих пор известный, по большей части, среди своих друзей как Зеро, – вновь возвысившийся до положения Лорда Сэро после смерти своего отца, снова точил клинки.

Его личные клинки уже были настолько остры, насколько это было возможно, поэтому Зеро направился в оружейную, напугав старого фейри, который управлял этим местом и который, покачивая старыми, негнущимися бёдрами, отошёл от одного из рядов с оружием и подошёл к нему при первых признаках вторжения его владения.

– Рад снова видеть вас, сэр, если позволите так выразиться, – сказал он, кланяясь так низко, как только позволяли его бёдра, и протягивая лук одной рукой, загрубевшей от многих лет пребывания на рукояти.

– Леонард, – сказал Зеро, вспомнив об этом слишком поздно, чтобы произнести это имя в подходящее время. В его детстве было очень много дней и часов, которые существовали только за завесой смутно припоминаемого ужаса, кровавого по краям. – Давненько мы не виделись.

– В самом деле, сэр, – сказал старый Леонард. – Я помню, как вы и Слуга, который прятался здесь, то есть я помню, как он втащил вас внутрь и велел вам сесть здесь или там. В те дни от него почти ничего не осталось – просто какая-то палка со слишком острыми краями. О да, а вы тогда были послушным ребёнком.

Брови Зеро сами собой поползли вверх. Он был уверен, что тогда в словах было очень слабое ударение.

– А сейчас нет?

Упоминание о человеке по прозвищу «слуга» вызвало у него острое чувство, которое в первую очередь привело его сюда, в оружейную палату, и он почувствовал себя уязвлённым сразу по нескольким причинам.

– Я всегда думал, что было бы жаль, если бы кто-то из детей Сэро был слишком послушным, – задумчиво произнёс старый фейри. – Старого Сэро, то есть. Приятно видеть, что вы, так сказать, прокладываете свой собственный путь, сэр. Что я могу для вас сделать?

Зеро было очень трудно ответить на этот вопрос. Пока он быстро соображал, как именно на него ответить, лицо старого Леонарда просветлело.

– Ах, так оно и будет, не так ли? – сказал он и снова покачнулся на своих напряжённых бёдрах. – Просто посидите здесь, сэр. У меня есть кое-что, над чем вы могли бы поработать.

Затем он исчез только для того, чтобы вернуться почти через двадцать минут с маленькой одноколёсной тележкой, буквально набитой оружием, которое должно было быть острым, но таковым не было.

– Мы влили ежегодную порцию свежей крови, – объяснил старина Леонард. – Обычно я заставляю их затачивать эту партию самостоятельно; я смогу шокировать их тем фактом, что их хозяин сделал это сам, и им придётся бегать кругами. Им это не понравится!

Зеро не улыбнулся сухому, озорному смешку, сопровождавшему эти слова, но вовсе не из-за отсутствия веселья. Он очень рано приучил себя не проявлять никаких признаков эмоций, которые могли бы быть использованы против него, и эта ранняя тренировка, какой бы полезной она ни была, практически заморозила мышцы, которые он мог бы использовать в противном случае, просто по привычке.

В последнее время у него было больше практики улыбаться – и веселиться – чем раньше, но всё равно приходилось прилагать усилия, чтобы не забывать использовать эти мышцы. Но для этого было уже слишком поздно: мастер оружейной снова усмехнулся про себя, как будто это его нисколько не удивило, и направился обратно в заднюю часть оружейной, не дожидаясь ответной улыбки.

Так Зеро обнаружил, что точит тренировочные клинки в оружейной, наедине со своими мыслями и не уверенный, действительно ли он хочет остаться с ними наедине. Незаметно для себя он вернулся к своей обычной рутине, медленно и размеренно проводя своим маленьким точильным камнем по направлению к острию лезвия; и когда он это делал, ему казалось, что его мысли каким-то образом разглаживаются и тоже немного разглаживаются наружу.

Но хотя они и выпрямились под воздействием постоянного движения, они всё равно продолжались.

Он думал, что теперь, когда Питомец будет в безопасности от худших опасностей, которые её подстерегают, – когда она сама справится с худшими из них, – ему будет меньше нужно думать и беспокоиться о ней. Он ошибался, потому что Питомец была Питомцем, и неприятности сами настигали её. Что с этим можно было сделать? Особенно если учесть, что последняя из этих проблем была той, которую она приветствовала, и с которой он был совершенно не в состоянии справиться?

Вопрос о наследстве занимал в его сознании не столь большое место, но всё же присутствовал: Зеро не собирался вступать во владение отцовским имуществом после его смерти. Честно говоря, он также не собирался этого не делать. И всё же он был здесь, осматривая старое место и пробегаясь по старым названиям и гербам, чтобы отделить грязь от золота, а смертоносное от защитного. Уборка коридоров, которые вели в места, куда детям никогда не следовало ходить в одиночку при дневном свете, не говоря уже о темноте, свойственной таким залам; и убирает последние, зловонные остатки влияния своего отца с украшенных цветами галерей.

Намеревался ли он навести здесь порядок и закрыть всё, что хранило воспоминания о его детстве, до тех пор, пока все тёмные залы не закроются навсегда, и это место снова не погрузится в землю, из которой оно возникло, или же он намеревался продолжать приводить это место в порядок и использовать его, изгоняя призраков, раз они пришли?

Как будто он готовился там жить. Как будто он готовил это место для своих детей.

Нет, не его детей. Однако, нужно было подумать о Пэт. Возможно, именно её он имел в виду, когда вернулся домой и начал тщательно прочёсывать всё вокруг, устраняя тьму, даже если не был уверен, как внести свет. И каким-то образом, несмотря ни на что, свет начал приходить. Возможно, он был там всё это время, просто ожидая, когда тьма исчезнет.

Зеро, взявшийся за планку от точильного камня для нескольких самых тонких клинков, которые он только что обработал, и завершивший заточку каждого из них, теперь снова задумался о своих мотивах, побудивших его сделать то, что он сделал.

Неужели он думал, что поместье будет готово для Пэт, когда всё пойдёт наперекосяк и ей больше некуда будет идти? У Пэт была привычка приземляться на ноги и делать всё, что в её силах, несмотря ни на что, но Зеро не любил позволять вещам, которые он любил, падать, независимо от того, были они склонны приземляться на ноги или нет, и он никогда бы не согласился на её брак, если бы у него был реальный выбор в этом вопросе.

Это привело к опасным вещам. Это привело к тому, что жизнь в Между ещё больше укрепилась, что уже стало опасным для Пэт и стоило ей руки. Это привело к... это привело именно к той проблеме, которая в данный момент больше всего занимала его мысли.

Зеро всё ещё не решил большинство мучивших его вопросов, хотя к тому времени, когда он наполовину справился со своей задачей, он зашёл так далеко, что позволил им утихнуть, превратившись в тлеющее беспокойство на задворках сознания. Если бы только Пэт не попадала в такие ситуации, из-за которых её семья постоянно беспокоилась, это было бы...

Прервав эти мысли, знакомый голос – и ещё одна причина, по которой он так яростно точил клинки, – произнёс:

– Так вот где вы, сэр.

Зеро оглянулся через плечо со странным покалывающим чувством, которое было чем-то средним между предвкушением и беспокойством, и увидел Паломену, своего первого лейтенанта, стоящую там со всей своей обычной опрятностью и молчаливостью.

– Я искала вас повсюду, сэр, – сказала она.

Она не выглядела так, будто искала его повсюду. Она выглядела так, словно точно знала, где в первую очередь его искать. В её голосе также не было упрёка, которого Зеро ожидал бы, если бы действительно доставил ей такие неприятности.

– Я нахожусь здесь по меньшей мере последние два часа, – сказал он.

– Не уверена, что оружейная была... ну, доступна обитателям дома в течение последних двух часов, сэр, – сказала она.

Понятно. Теперь, когда это было его поместье, всё вокруг начинало подстраиваться под его желания и образ жизни; иногда это приводило к сокрытию его местонахождения от других обитателей поместья, а иногда делало жизнь ещё более неудобной для всех, кто не был им.

– Тебе придётся обсудить это с домом, если не одобряешь, – сказал Зеро, пробуя большим пальцем край новейшего клинка. – Это дом наших предков, и таким он был на протяжении веков.

– Я никогда не одобряла подобные вещи, – неожиданно сказала Паломена. – Особенно в отношении определённых людей и определённых сословий.

Зеро намеренно опустил клинок, не торопясь, и опустил свой конец ремня, прежде чем переключить всё своё внимание на неё.

– Ты имеешь в виду, в частности, меня, – сказал он. – Почему?

– Взгляните на это с другой стороны, сэр, – сказала она. – Если бы ваша племянница попробовала то, что она так успешно делает у себя дома, сработало бы это?

– Я бы прекратил это много лет назад, если бы мог заниматься подобными вещами в другом месте, – решительно заявил Зеро. – Я бы запер её в комнате, где у неё не было бы проблем.

– Да, сэр, – сказала Паломена тем тоном, каким обычно говорят: – Именно это я и имела в виду.

– Ты думаешь, для неё лучше, что ей отрезали руку по частям? Ты думаешь, для неё лучше, что она вышла замуж за вампира и теперь...

– Думаю, – спокойно сказала Паломена, – что ваша племянница разрушила весь мировой порядок, одновременно сражаясь с вами изо всех сил, чтобы убедиться, что она может делать то, что считает правильным, даже если это будет стоить ей всего. Думаю, что она сама должна была протянуть руку помощи, а не вы должны были её удерживать. Полагаю, что именно та помощь, которую оказывают поместья властным владельцам, и стала причиной того, что вы уехали в юности.