Текст книги "Булачка"

Автор книги: Васіль Ткачоў

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

ЮБИЛЕЙ

Петру Селивановичу исполнилось пятьдесят. Круглая дата. Юбилей. По этому случаю друзья-коллеги собрались вместе в актовом зале, чтобы поздравить своего руководителя. Звучали пламенные речи, вручались ценные подарки и красивые цветы. Брал слово даже сам министр. А потом, слегка крякнув, попросился поздравить юбиляра инженер Тиханчик, мягкий, интеллигентный с виду и в самом деле тихий человек, который раньше никогда на таких торжествах не подавал голоса. Он определенное время смотрел в зал, несколько раз поправил на носу очки, кряхтел и сопел, а лишь тогда, кинув короткий взгляд на юбиляра, сказал:

– Тут много говорилось самых разных слов. Слов хороших и красивых. А как же – юбилей... сами понимаете... ага. Надо. Руководитель же он наш, Петр Селиванович. Отец. Поэтому простите, что и я буду хвалить юбиляра. А чем я хуже других? Ко всему услышанному тут добавлю, что и мужчина он хороший... на высоте, как говорят. Орел. Тут вот сидит его половина, Генриетта Сергеевна... она подтвердит. Вижу, вижу: мои слова в яблочко. Так-так. За ним, нашим уважаемым Петром Селивановичем, бегают все наши женщины, а с некоторыми он даже заводит романы... Служебные, так сказать... Как в кино...

По залу прокатился шумок, люди повернули взгляды на жену юбиляра: и надо же такое ей услышать, бедненькой, от какого-то там инженера Тиханчика! Выбрал момент, поганец! А тот, не обращая ни на кого внимания, сыпал дальше:

– И когда ему бы, казалось, успевать везде? Работы много. Реконструкция. С планом запарка. Новые технологии внедряем. Однако – успевает. Молодчина. Моя жена, кстати, тоже призналась, что директор наш – настоящий мужчина. А жене своей я верю, она никогда не врет. Она меня, да-да, несколько раз Петькой назвала, хотя я – все вы хорошо знаете – по паспорту Егор. Так что, уважаемый Петр Селиванович, желаю вам и дальше пользоваться таким уважением у женщин...

И Тиханчик сел.

Сидел и юбиляр.

В большой, как показалось всем, луже.

БЕСПЛАТНО НЕ ЕЗДИМ

– Контролеры, контролеры идут! – прокатилось в пригородном поезде, и Тюлькин потянулся к сумке, которую незадолго до этого аккуратненько поставил на верхнюю полку. Стянул, развязал узелки.

– Пусть идут, – сказал он уверенно и постучал по сумке.– Бесплатно не привык ездить. На шее у государства не сижу.

А контролеры – люди шустрые – тут как тут.

– Ваш билетик! – выросла перед Тюлькиным женщина со сверкающим компостером в руке.

– А, простите, сколько стоит сейчас проезд до Тереховки? Как и раньше? – навострил уши Тюлькин.

– Шестьсот!

– Понятно! С меня – сто пятьдесят! – Тюлькин быстренько достал стаканчик и забулькал в него из бутылки.

– Что вы делаете, гражданин! – занервничала женщина-контролер.–Показывайте билет или платите штраф. Он, гляньте только, пить вздумал в общественном транспорте. Быстрее, быстрее!

– Готово! – и Тюлькин, улыбаясь, подал стаканчик контролеру.– Тютелька в тютельку.

– Я... я не пью! – зарделась женщина.

– А пить и нельзя, – серьезно ответил Тюлькин. – Она, эта водка, – не ваша, она – государственная. С этого времени – собственность дороги. Отнесите ее в кассу. Или на склад. Вместо тех денег, которые я должен был заплатить за проезд.

Женщина неловко пожала плечами, ничего не понимая, беспомощно посмотрела на пассажиров, ожидая от них сочувствия и понимания: что мне делать, скажите ,только с этим чудаком?

А Тюлькин продолжал держать стаканчик в вытянутой руке.

– Берите, берите! Не бойтесь, водка качественная. Сами же делаем. Знаем, что нам будут зарплату выдавать бутылками с крепкими напитками, то лишь бы что не выпускаем. А как же! Так что не волнуйтесь. Видите, сколько у меня тут бутылок? Аванс, аванс получил. Полмесяца буду ездить в общественном транспорте и платить разные штрафы...

Женщина-контролер сделала вид, что Тюлькин больше не существует вместе со своей водкой , и повернулась к старушке , которая держала на изготовке полвилка капусты.

– Я, детка, – пенсионерка, то с меня половинка... Пенсию задерживают... Берите, берите... Капуста хорошенькая... Своя...

Женщина с компостером начала вдруг терять сознание, и ее не было кому поддержать – руки пассажиров оказались заняты сосисками, сардельками, яйцами, подшипниками, гайками...

Бесплатно наши люди ездить не привыкли!

СЕАНС ЛЮБВИ

Рыжиков, как только вышел на пенсию по инвалидности, в городской квартире бывает редко – больше живет на даче. Развел кроликов, кур, что-то выращивает на грядках. В город наведывается только получить пенсию и узнать, живы ли его домашние. Живы. Работают и учатся.

И в тот день он, уставший и счастливый, приехал с полной сумкой, поставил за порогом:

– Ешьте!

А сам посидел немного перед телевизором на диване и уснул.

Под утро обнаружил, что рядом посапывает жена. Вскоре она зашевелилась, начала лапать Рыжикова руками, интимно, ласково. А губы шептали:

– Милый... любимый... как я ждала тебя!..

Рыжиков опомнился только, когда жена стянула с него рубашку, штаны, майку и трусы. Лежал он в чем мать родила. И вдруг жена вскочила с постели и помчалась с одеждой мужа в ванную:

– Вот когда я тебя поймала, грязнуля ты мой!

Рыжиков выругался, плюнул и натянул на себя одеяло.

КРУТЫЕ ПАРНИ

Жменькин, как только тяпнет горькой, вспоминает свою полесскую деревеньку Чемеровку. Так расчувствуется иной раз, что слеза большой горошиной выпорхнет из глаза. И тогда он представляет, как подруливает к родному дому на шикарной и престижной иномарке, посигналит, на пороге появляется мамаша, вытирает, торопясь, о фартук руки – торопится к нему, Жменькину, чтобы расцеловать.

– Неужели это ты, Колька? – вся сияет от счастья мамаша, спрашивает.

– А кто же! Хватит, что батька кобылам хвосты крутил! Я! Я, мамуля! – И Жменькин начнет выносить свое тело из салона престижной автомашины.– Купил. Ну, как колымага?

– То хорошая! – всплеснет руками мамаша. – То даже лучшая, чем у председательских сынов и дочек! Молодчина!

– Знай наших! – подморгнет Жменькин.

Эх, мечты, мечты! За что он, Жменькин, купит тот легковик? За общежитие уже полгода не платит – обещают, если не ликвидирует в ближайшее время задолженность, вытурить на улицу. Штаны протерлись – хоть бы на коленях, а то как раз на том месте, на котором сидишь. Туфли есть просят. Да и сам давно сытно не ел.

А подкатить к родительскому дому, чтобы земляки тоже глаза протерли и ахнули от удивления, ой, как хотелось! Особенно после очередных капель горькой.

– Жди, мамаша! – сказал сам себе Жменькин. – Еду! Заждалась ты, родная!

Легковых автомашин возле универмага стояло много, одна другой краше. Поскольку зевак тоже не меньше, вскоре Жменькин газовал по широкой улице, ловко обгоняя грузовики и разные там «Запорожцы».

– Еду! – ударил по баранке руками Жменькин, и от чувства, что наконец-то он порадует свою мамашу, вновь на бровь вскочила слеза. – На «Форде»! Встречай, мамаша!

Не успел Жменькин затянуть песню – настроение такое, что без нее никак!– как где-то вблизи заскрипели-засвистели тормоза, был слышен писк резины, треск... и он сообразил, что приехал. «Форд» стоял, как вкопанный. Заглох. А перед ним, подставив «глаз», застыл «Мерседес», из которого не спеша вылезли три парня – крутые, сразу смекнул Жменькин, – и направились к нему. Один из них молча, переминая на губах длинную, как карандаш, сигарету, протянул Жменькину ключи и безразлично, но твердо, непреклонно сказал:

– Держи. Ага. Через три дня на этом месте... Ты все понял, микроб? Не отремонтируешь тачку – твоя проблема.

Жменькин еще долго стоял на ватных ногах, даже почувствовал, что пошатывается, хотя ветра и не было. Крутые парни сели в «Форд», порулили, не оглядываясь, своей дорогой. Жменькин же сел в «Мерседес», тот легко завелся. Жменькин возрадовался: «Фару разбил... Подумаешь! И бок немножко помял. Было бы из чего сыр-бор начинать. Мелочи. Едет – и порядок... Ага, так я вам и отремонтирую. Ждите!»

Отьехав немножко от места аварии, Жменькин заметил, что крутых парней задержали гаишники. «Оперативно работают. Молодцы!» – похвалил он милиционеров, а сам свернул в переулок – отсюда ближе до Чемеровки.

Проспавшись, Жменькин долго лежал в мягкой маминой постели и думал, что делать ему с этим «Мерседесом».

ХВАТИЛО БЫ ШНУРА...

В квартире писателя Барханова поздно вечером зазвенел телефон.

– Если Шапкин – меня нету! – бешено замахал на аппарат писатель.– Опять, как и утром, стихами замордует! Слышишь, родная? Нету, нету!

Но Шапкин предусмотрел, что писатель Барханов может замахать руками на телефон и попросить жену, чтобы та сказала, что хозяина нету, поэтому подделал голос. Жена Барханова, ни о чем не догадываясь, позвала мужа, который уже забился на всякий случай куда-то в угол:

– Да не Шапкин. Подходи, подходи, не бойся.

Барханов аж присел, когда с ним заговорил Шапкин.

– Сегодня, после того, как читал вам те пятнадцать стихотворений утром, написал еще семь! – подчеркивая, что он не лишь бы кто, а самый что ни на есть передовик в поэтическом цеху, любого, даже профессионала, за пояс заткнет, затрубил Шапкин. – Слушаете, Юрьевич? « Косил сегодня я на лугу, полз жучок мне по пузу...»

– Погодите, – наконец Барханов пришел немного в себя.– Погодите... А сколько страниц занимают ваши стишки?

– Сколько? Сейчас, сейчас... Почти двадцать!

– Вы мне, пожалуйста, все сразу прочитайте, без антрактов и комментариев,– попросил Барханов. – Я их тогда лучше воспринимаю...

– Согласен! – кивнул где-то на другом конце провода неунывающий Шапкин и начал читать...

Барханов осторожно положил трубку возле аппарата и молча подсел к телевизору – как раз начинались «Новости», его любимая передача. Как, пожалуй, и у каждого нормального человека.

Через несколько минут он подошел к телефону, поднес к уху трубку. Шапкин все еще читал, и делал это он на удивление эмоционально, торжественно, вроде бы стоял на сцене перед большой аудиторией и та вдохновляла его.

В тот вечер у Барханова родилась идея: приобрести длинный шнур. Тогда и вовсе не страшно будет – пусть читают ему по телефону хоть и романы, от слушания которых он пока отбивается, но вот-вот, чувствует, не устоит, сломается – повергнут. Их, как и стихи, рассказы, пьесы, можно будет слушать тогда на кухне, перед телевизором, на балконе, в постели и даже в туалете. Везде. Хватило бы шнура!

ПЕРЕБРАЛ!..

Все чаще и чаще Петрунчик думал-гадал, как подкатиться к начальнику отдела Сидорчику. Надо. И неотложно. Причина на это была самая важная и злободневная: начал замечать подчиненный, что тот в последнее время смотрит на него волком, укусить готов. Поэтому Петрунчик чесал за ухом, рассуждая: «Что ж могло случиться? Какая муха его цапнула? Не иначе, они, нежелательные, замаячили на горизонте, то уже и начал сортировать людей... меня, значит, отбросил... на мусорку... Вишь, вишь, косится, вроде бы я ему фигу показал. Сожрать готов. И слопает, чего хорошего!»

Но как подкатиться к Сидорчику, как подточить контакты, Петрунчик не знал. Обручи, кажется, вот-вот на голове полопаются, а придумать что стоящее – ну никак! Хоть плач. Существует эта же чертова субординация, не скажешь, сдернув шляпу: «А вот он и я! Привет, старик! Как наше ничего?»

Нет, что ни говорите, а для такого важного визита необходима и важная причина. Петрунчик дергался, суетился, часто моргал глазами: «Думай, думай, Петрунчик! Иначе загремишь ты, чувствую, на биржу труда, вручат тебе метлу».

И он, кажется, додумался.

Как раз вчера Петрунчик случайно столкнулся на городской улице с шефом. Тот не шел, а плыл: шеф был под хорошим шафе. Где-то, видите, хорошенько клюнул, не иначе на холяву, и Петрунчик удовлетворенно потер ладонями: а что, если это использовать, а? А он и помнить не будет...

Утром Петрунчик осторожно постучал в дверь начальника отдела.

– Входите! – услышал он бархатный голос Сидорчика. – Входите, входите! Пожалуйста!

От такой вежливости Петрунчик аж растерялся. Он потоптался еще немного в пороге, не веря услышанному, и шагнул к столу Сидорчика, который светился, словно лампочка. Не скажешь, что вчера пил горькую. Но было же...

– Слушаю вас, товарищ Петрунчик, – шагнул навстречу и Сидорчик, крепко пожал подчиненному ладонь, что последнего удивило и впечатлило. – С чем, так сказать, ко мне? Что волнует? Что беспокоит? Слушаю!

– Я... я...– зашамкал ртом, как рыбина, выброшенная на берег, Петрунчик, – вам долг принес. Долг... это самое... так-так... копейка в копейку... ровно пятьдесят тысяч...

И Петрунчик положил на стол деньги одной бумажкой.

– Долг? Какой? – настороженно и удивленно посмотрел на подчиненного Сидорчик.-Прости, что-то не припомню...

– Вчера... ага... мне одолжили... может, не помните... всякое может быть... устали, может, на работе... Ага... Спасибо вам, Павел Евгеньевич,– затряс реденькой бородкой Петрунчик. – Вы меня и мою семью, может, от смерти спасли... На хлеб дали... Дети есть хотели... Есть хотели... дети...

– А я не помню.

– Было, было! – решительно замахал на Сидорчика Петрунчик.– Было! Вы такой человек, что и не признаетесь... Если бы... дети с голода... ага.

– Удивительно все это, – развел руками Сидорчик, скучно улыбнулся.–У меня же вроде бы и денег не было. Пить, товарищ Сидорчик, надо меньше. Что скажешь, Петрунчик? Хорош я был?

Петручик виновато, вроде бы это он вчера был пьян, опустил голову и кивнул.

– Вот и я так говорю, – согласился Сидорчик. – Бес попутал.– Он как-то слишком уж по-дружески мягко положил ему руку на плечо, выдохнул.– Оставляю я вас, Петрунчик. Вчера вот банкетик был... новую должность, так сказать, обмыли немножко. Перехожу в другое бюро, на другое предприятие. А когда... а когда тебе снова деньги потребуются, то заходи... займу. Тем более что отдаешь ты аккуратно, даже очень. Заходи, Петрунчик. Обращайся.

Петрунчик же стоял, вроде мячик проглотил, боясь пошевелиться. А глаза сверлили костюм Сидорчика, то место, где он спрятал последние его деньги.

«Эх, перебрал!» – наконец-то выдохнул Петрунчик и зашагал к двери.

МАНЕВР

Возле мамы с утра вертелся старший сын Костик. Он работает на заводе токарем, а зарплату задерживают.

– Мама, родненькая, деньги нужны,– виновато улыбнувшись, попросил он.–По возможности... Ты же знаешь, я даже курить бросил...

– Что с вами поделаешь?– мать потянулась за кошельком, отсчитала сыну несколько бумажек, тот взял, поблагодарил.

А потом наступила очередь дочери просить деньги.

– И мне... – опустила она голову и робко протянула руку. – Сколько можешь. На мороженое. И в театр, возможно, пойдём всем классом.

Вскоре и дочка получила деньги.

Сашка, самый младший, он ещё в садик ходит, тоже пожаловался шепелявым ртом, что и у него нету денег, а ему они сегодня очень нужны.

– Давай, давай и ему,– заступился за карапуза отец. – Человек растёт! Гражданин! Куда ни кинь-всюду деньги! А ты как хотела? Если Светка сама пойдёт в театр, то к ним тот сам приедет. Со сказкой.

– Ага,– подтвердил Сашка и дёрнул носом. Мать дала несколько бумажек и Сашке.

– Ну, а сейчас моя очередь,– протянул руку и отец.– Отсчитывай. Да побыстрее, побыстрее, а то на работу опаздываю.

Маме ничего не оставалось, как пожать плечами и отдать ему последние деньги.

– Вот сейчас полный порядок! – отец подморгнул детям, и все они дружно высыпали из квартиры – кто куда.

На следующий день дети вместе с отцом поздравили маму с днём рождения. И преподнесли ей подарок. За те деньги, которые выпросили у неё.

Мама прослезилась: подарок ей очень понравился.

ОБМЫЛИ

Тюлькин получил наследие – подворье со всеми постройками в родной деревушке.

– Нам засталася спадчина-а! – словами известной песни поделился он радостью и объяснил друзьям.–Тетка Маруся, пухом ей земелька, видите, не забыла про меня. Умирала, а помнила... Помнила, что есть у нее племяш Колька Тюлькин. Ну, и разве же я после всех этих подношений могу ее забыть, а? Нет, Колька не такой!

И он пустил скупую слезу, хлюпнул носом.

– Ничего, ничего, – потряс Тюлькина за плечо сосед и собутыльник Грибков.–Волноваться не надо, нет оснований. А вспомнить тетушку Марусю надо. И наследство заодно обмыть полагается...

– Да я!.. – Тюлькин сгреб рубашку на груди у себя, та даже треснула где-то на спине. – Да я последнюю копейку израсходую для такого!.. Не забуду тетушку Марусю! Никогда! А сейчас – за мной! В гастроном! Нам засталася спадчина-а-а-а!

После первой чарки Тюлькин вспомнил родное село, в котором давненько не был, и откровенно признался, что даже немножко запамятовал, какова она на лицо была, его щедрая родственница. Вроде бы полненькая? И седая, кажется? Или нет?

– А какая разница? – успокоил Тюлькина Грибков. – Главное, что она была хорошим человеком. Давайте и выпьем за тетку.

Выпили и на этот раз, а потом и завтра, и послезавтра. Тюлькин расщедрился – даже снял последние деньги со сберегательной книжки. «Ради такого события не жалко. Продам дом – и все вернется с избытком!» А когда Тюлькин выбрался наконец в деревню, чтобы хоть одним глазом удостовериться, что там осталось ему в наследство, то остолбенел: ни дома, ни сарая, ни баньки на месте не оказалось. Огород да сад. И лопата посреди участка торчит. Тюлькин поднял вой. Но в сельсовете его успокоили – показали завещание тетки Маруси, где черным по белому было написано: «Если племянник Колька Тюлькин не явится после моей смерти через месяц, чтобы оформить наследство, жертвую свое подворье колхозу. На дрова».

... Тюлькин видел, как из трубы колхозной котельной валил густой дым. И ему ничего не оставалось, как потянуться на автобусную остановку.

ПРОДОЛЖЕНИЯ НЕ БУДЕТ

У сельского гармониста Мишки есть привычка забывать гармонь на гулянке, куда его пригласили повеселить публику. Отыграет, как и подобает, Мишка старательно, хорошо выпьет и потопает домой, а гармонь будет лежать где-то на скамейке или кровати. Назавтра, чуть петух прогорланит, Мишка перешагнет порог той хаты, где еще на столах и не доедено, и не допито.

– Забыл гармонь, – скажет Мишка.

– Гармонь подождет, – скажет хозяин. – Садись поближе к столу, полечи голову.

– Это хорошо.

Полечив голову, Мишка растянет меха, и гармонь далеко слыхать, а на ее голос, глядишь, еще кое-кто придет. Постепенно набирается компания, и пир идет горой. Мишка опять возвращается домой без гармони. Назавтра все повторяется снова. И так может быть несколько дней подряд.

Недавно у Гришечки что-то отмечали. Играл, конечно же, Мишка. Было лето, поэтому темнело поздно, и вечеринка закончилась засветло. Многие видели, как Мишка возвращался домой на хорошем подпитии, а сзади, за спиной, веревкой была привязана гармонь. Что означало – завтра продолжения не будет. У Гришечки больше одного дня никогда не гуляют.

ВСЕ ЖЕ ОБМАНУЛ...

Соседа Филиппа навестил зять из военного городка – в авиации там служит, без спирта не приезжает. Андрею же очень хотелось похмелиться. И он приходит к соседу.

– Я вам там в палисадник пару мешков комбикорма перебросил, – обманул, не моргнув глазом, Андрей.

Сосед поверил – Андрей как раз имеет дело с комбикормом: на ферме телятником работает. Филипп угостил его, после искал-искал тот комбикорм – с ног сбился. Ну, где же ты его найдешь, когда им и не пахло?

«Обманул, негодяй!»– сердился Филипп.

Андрей же вечерком оправдывался:

– А я при чем? Надо было сразу забирать. Может, кто ноги пристроил?

А спирт стоит перед глазами. На следующий день снова приходит Андрей к Филиппу, кивает на палисадник:

– Там два мешка лежат, забирай.

– Опять обмануть решил? – насторожился Филипп. – Не выйдет. Показывай комбикорм.

– От же, люди, – вроде бы и обиделся за недоверие Андрей. – Не верят. Пошли, пошли покажу.

Филипп действительно увидел в палисаднике два мешка, даже пощупал их пальцами.

– На этот раз вижу, что комбикорм.

Снова угостил Андрея.

Однако же Андрей все равно обманул соседа – в мешках были обычные деревянные опилки с колхозной пилорамы.

ПИШИТЕ: ОДИН НЕДОСТАТОК

Васёк Никитчик любит рассказывать разные солдатские небылицы, которые, если верить, случались именно с ним. В противном случае-он где-то был поблизости.

– А про лопатку я не рассказывал? Нет? Г-гы. Приезжает проверка. Построили нас при всей амуниции. Под шнурок. Я на правом фланге. Первый. С меня и начинают. А я же, знаете, в сапёрах служил. Подходит подполковник, берёт мою сапёрную лопатку, крутит-вертит... придраться, разве ж не видно, решил. И на того капитана поглядывает, который блокнот подготовил что-то записывать. «Так,– говорит капитану подполковник,– у рядового Никитчика лопатка грязная, тупая, черенок треснул...» Насчитал, таким образом, пятнадцать недостатков. Тогда я беру свою лопатку у подполковника – дайте сюда! – и кидаю за кирпичный забор. Пишите, говорю, один недостаток: нет лопатки! Г-гы...