Текст книги "Булачка"

Автор книги: Васіль Ткачоў

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

КАК БРОСИТЬ КУРИТЬ

В беседке мужики забивали «козла». Савоська притопал к ним, поздоровался и радостно сообщил:

– Все, мужики, наконец-то осуществилось!

– Ты о чем это, Савоська? – глянул на него сосед Витькин, потому как не понял, похоже на то, что там у него «наконец-то осуществилось».

– Бросил курить! – с тем же пафосом сказал Савоська.

– Бросить-то оно можно, а вот как не курить? – снова послышался голос соседа Витькина. – Я тоже только что бросил... Насосался – и бросил. А?

– А я давно бросил, – подчеркнуто гордо признался Савоська. – И, самое главное, не тянет. Ни капли. Вот вы курите. Так? А мне хоть бы хны. Мне кажется, что вы отраву глотаете. Бр-р-р! Жутко-о!..

– Так ты что, в ухо укололся?

– Интересно! Научи, Савоська, и нас, как от отравы этой избавиться?

Савоська помялся для приличия, поупрямился, потом, когда установилась тишина, начал:

– Конечно, где-нибудь на диком западе мне бы за мой метод отвалили бы зелененькими, и немало...

– Вот, вот, и он, как все, –только бы ободрать мужика, как липку, – сказал кто-то недовольно.

– Но, но, товарищи! Я понимаю, где и как мы живем, поэтому зря не волнуйтесь – метод продаю вам бесплатно...

Кто-то зааплодировал. А сосед Витькин сказал:

– Да разве вы Савоську не знаете? Он свое отдаст. Последнее. Даром. Лишь бы другим было хорошо. Давай, давай, рассказывай!

– Запоминайте. Утром, как только проснулись, не думайте про сигарету. Думайте о чем-нибудь солнечном, светлом, ласковом... Представьте море... Лучше –Черное... оно ближе... и волны, волны навертываются на берег, трутся у ваших ног... а вам курить хочется. Правильно?

– Еще как!

– А вы: нет...нет...нет... Я не дурак, чтобы на море ехать за такие деньги и курить... Последнее предложение повторите несколько раз... Все, от первой сигареты вы избавились. Вам хочется выкурить вторую. На этот раз представьте лес... Лето... Жара... и везде вывески, которые напоминают, что тот, кто пришел к нам в лес со спичками и папиросами, будет оштрафован, независимо от того, пользовался он всем этим или нет. Шепчите: у меня забрали миллион, миллион, миллион... Штраф, штраф, штраф... и ко второй сигарете вы не притронулись, вам просто перехотелось.

– Еще как перехотелось!

– Здорово ты придумал, Савоська!

– Голова-а!

– Вот это метод так метод! Мне уже, можно сказать, курить не хочется, – возрадовался сосед Витькин. – Ну, ну, давай дальше лечи нас, Савоська! Интересно!

Здесь Савоська заметил свою жену. Та продиралась меж мужчин, расталкивая их, как снопы, и протянула Савоське хозяйственную сумку.

– Хватит анекдоты травить! Ими сыт не будешь! Держи сумку и шуруй в универсам – за едой. Да смотри мне: если опять замылишь себе на курево – их, сигареты, и жрать будешь. Как на прошлой неделе. Помнишь? Или, может, забыл? При такой дороговизне на все он еще и курить задумал! Смотри мне: карманы выверну, так что не рискуй!

Савоська стоял, будто бы в холодную воду опущенный. Мужчины сначала потеряли язык, а когда до них дошло, – громом ударил смех.

Оказывается, курить и в самом деле очень просто бросить – надо только иметь такую жену, как у Савоськи.

ЕГОРКА ОБЪЕГОРИЛ

Приезжаю в родную деревеньку. На лавке перед окнами своей хатки сидит тетка Дуня. Поздоровались. Хотел было идти дальше, но она, всполошившись, говорит:

– Погоди, Василь. Это ж помру скоро, то и рассказать не успею тебе про своего Егорку. Помнишь его, холеру? Это третий мой мужик был... Те первые чарку уважали, а Егорка – еще больше. Однако же и голову разумную имел, не головешку, хотя и пьяница.

Один раз меня так объегорил, что и людям совестилась рассказывать. Тебе расскажу. А то на тот свет унесу. Это ж самогон спрячу – непременно найдет! Весь огород перепорет вилами, перелопатит, сено-солому перетрясет... И налижется. А тут ищет, ищет, а найти не может. Так что тогда делает, паразит? Наливает в трехлитровую банку воду – как раз столько, сколько и самогону в ней заприметил. На стол поставил. Хлеба нарезал. Сала кусок положил. Огурчик. И в окно поглядывает, когда я из магазина возвращаться буду. Переступаю порог, а он лежит на диване и храпит, все равно как пьяный. Глянула я на стол – и обомлела, руками всплеснула: «А боже! Что б тебя, паразит, мухи покусали! Что б ты сдох! В корчи спрятала – и там нашел! Тьфу!» Быстренько за банку со стола, и перепрятала «самогон». А нет, чтобы попробовать, что в ней было, и на огороде ковыряюсь спокойно себе. А он корчи разбросал, они же перед самым порогом лежали, нашел самогон и почти весь выдул. Ну, и не обормот же Егорка, земелька ему пухом, черту...

Вот, хоть и причина была сегодня вспомнить его...

ПОДАЙТЕ МНЕ ЯКОВЛЕВА!

Маргарита Семеновна ковырялась на кухне у плиты, а Рыгор Павлович, ее муж, просматривал в зале на диване свежие газеты. Он что-то бормотал себе под нос, а когда автоматной очередью до него долетала новая порция горячих и раскаленных, слово угольки из камина, словечек с кухни, фыркал, отбрасывал голову, глубоко и горестно вздыхал, слегка постанывал.

– И сколько будет эта дружба продолжаться? – на этот раз Маргарита Семеновна вынырнула с кухни сама, вытаращила на мужа разъяренные глаза.–Ответь мне! Что дает тебе эта никому не нужная дружба? Никак понять не могу. Одни неприятности – и только...

– Хватит тебе, – старался урезонить жену Рыгор Павлович. – Человек как человек Яковлев, таким же воздухом дышит, как и мы.

– Ах, так! Ты, значит, за него! – совсем, кажется, выходила из себя жена. –Гляньте только, люди, кого я в доме держу! Чужого человека! Инородное тело! Нет, вы только поглядите, поглядите!..

– Поехала, – еще больше втиснулся в диван Рыгор Павлович и отгородился от жены газетой, но Маргарита Семеновна так рванула ее, что муж от неожиданности выпустил очки, которые держал вместе с газетой в руке, и стеклышки рассыпались по полу...

– Что, неприятно слушать? Но ты слушай, слушай, дорогой, может, хоть какая-то польза будет. Капля воды и та камень точит. Спрашиваю: когда положишь ты конец этой дружбе? Ты мужчина или баба в штанах? У тебя совесть, честь в конце концов есть?

– Есть, есть и совесть, и честь, – продолжал отбиваться Рыгор Павлович.

– Есть, говоришь? Что-то я не вижу. Вчера, значит, встречаю того Яковлева. На улице, где ж еще! Темно уже, все нормальные люди «Марию» смотрят, чай пьют у экранов, а он, как бездомный, болтается. Напарника ищет – такого же, как сам...

– Ну-ну... и что дальше?

– Вот и ну, вот и ну... Только о себе думаешь. Чтобы брюхо натоптать, на диване полежать... Поразит!

– Заладила: Яковлев, Яковлев...– поморщился Рыгор Павлович. – Не трогай ты его, пусть живет себе спокойно. Ну, приложил однажды руку... не сдержался. Мужик ведь. С кем не бывает? Да и не тебя же он в конце концов тронул...

– Хм, еще не хватало, чтобы меня! – Маргарита Семеновна приняла воинственный вид и, казалось, хоть сейчас готова была дать отпор любому агрессору. – Я ему, ироду, в один момент голову открутила бы! Ты только посмотри на него, гад такой, а! Все только и делает, чтобы людям напакостить, нервы попортить. Одна у него мысль, одна...

На кухне что-то закипело, забулькало, и уже оттуда доносился энергичный, звонкий, полный ненависти голос Маргариты Семеновны:

– Я это так не оставлю! Если муж тюха тюхой, то сама постою за честь семьи! Сама! Я покажу этому Яковлеву, где раки зимуют! Попомнит! Что делать остается, когда мужика в доме нету?

... Утром следующего дня Маргарита Семеновна привела четырехлетнего сыночка Юрочку в детский садик и потребовала: «Подайте мне сюда Яковлева!»

ПЕТУХ

Пригородный дизель-поезд монотонно отстукивал колесами, останавливался через каждые пять минут – высаживал и подбирал людей, а потом, слегка напрягшись, набирал скорость. Пассажиров в каждом вагоне было – что селедки в бочке: не каждому повезло даже удобно стоять.

Обычная в таком случае картина: одни дремлят, другие впили серьезные лица в детектив или в газету, третьи же, которым повезло или нет с местом, безразлично кидают взгляды на пробегающий за окном пейзаж. И вдруг: «Ку-ка-ре-ку-у!» Вагон грохнул от смеха. Петух внес такое оживление, что не передать. Потом «ку-ка-ре-ку-у!» повторилось. Смех был уже не такой дружный, как минуту или две назад, но все же был... Словно артист, отвечая на аплодисменты благодарных зрителей, петух продолжал развлекать людей, пока те наконец-то совсем не насладились его пением. А позднее и петух замолчал, и люди притихли. Снова – детективы, газеты, безразличные взгляды за окно, на соседа. Да вот что интересно: ну, а если бы петух закричал где-то на сельской улице? Пой себе, никто и глазом не моргнет. На городской же – интересно, откуда он здесь? В вагоне – тоже интересно. Всему, говорят, свое место. Так и с этим петухом получилось.

Возможно, я и не вспомнил бы обо всем этом, но очень уж интересным показался мне дедок, который вез крикуна в корзинке. Деревенский дедок. Он подсел где-то посреди дороги, и проехал всего две остановки.

– Это особенный петух, – кидал дедок короткие взгляды по сторонам.– Ему цены нету. Таким петухам памятники надобно ставить, а моя баба – да ну ее! – забей да забей. Вишь ты, что надумала сделать. Нет, Петя, тебя в обиду не дам. Ты меня выручил, и я тебя не обижу. Родина своих героев помнит. А это ж, братки, перебрал я надысь грешным делом, голова раскалывается на части, а баба фигу вместо похмелки подсовывает. Знаю, что есть. Злой, глаза бы мои ее не видели на то время. Я к ней и так, и этак, а она заупрямилась – хоть ты что ей делай. Помираю, можно сказать, а не понимает. Где ж бабе мужика понять? Ну! И медали, что на фронте заработал самым честным путем, не в зачет. Сижу на лавке во дворе, горюю. А тут, вижу, петух в палисаднике ковыряется... Заинтересовался я, наблюдаю... И – верите? – показалась крышка... Я еще больше заинтересовался. «Давай, давай, Петя, не тот ли это клад, который и для меня интерес имеет?»– подбадриваю. Так! Она, трехлитровая банка! Чудеса! От радости я подняться с лавки не могу – ноги отняло. Подбегаю все ж, помогаю петуху... он мне, как разумное существо, уступает: пожалуйста, дальше сам копай. И стоит рядышком, наблюдает за мной. Вытаскиваю. Фу-у! Вот тут я, благодаря петуху, и поправили без того никудышное свое здоровье. Так что, этот петух – герой. А баба: забей, в чугунок ему пора. Это кому? Петуху этому? А смолы ты не ела, старая? Ни за что. Пока сам живой – и петуха не дам в обиду. Вот и спасаю его, бедолагу. К дружку своему везу, пусть у него поживет... подальше от вражьего глаза... А жене скажу: так откуда ж я знаю, куда он, Петя, девался? Не видел, скажу. А Степан в обиду не даст. Он меня поймет. Продлим активную жизнь петуху. А то, вишь ты, в чугунок... Много чего вы хотите-желаете от нас, бабы! Скажи, Петя?

Петуха же, пока и вез его дедок, не было слышно: спал. Как все равно знал, что нет причин волноваться, мужчины выручат, как когда-то и он их...

АЛЛЕРГИЯ

В аллергическое отделение обратился больной – мужчина средних лет, немножко ожиревший, лицо в красных пятнах, вроде бы его кто раскрасил.

– Задыхаюсь, доктор, – пожаловался он.

– Это я вижу. Как и вижу, что у вас аллергия. Интересно, от чего она могла появиться?

– Сам не знаю. Водку не пью. Пиво тоже. Что вы, что вы! И близко не подношу... Одеколоном не пользуюсь. Сосед вон, Таранькин, от него задыхался. Цветы не нюхаю. А что ем? Да что теперь мы едим, известное дело: картошка и сало. Раньше у меня – вы отметьте, товарищ доктор – никогда ее, заразы, не было, аллергии этой. Сначала думал, на жену она... Так нет – половину отпустил на курорт, а болезнь эта еще больше прогрессировать начала.

– А когда жена на курорт поехала, вы чем занимались? – осторожно поинтересовался врач.

– Да нет, налево не ходил, – сразу почему-то начал оправдываться больной.

Доктор улыбнулся:

– Меня это, кстати, не касается. Чем вы занимались, что ели, пили, где были...

– А-а-а! – с облегчением вздохнул больной. – Отвечу, отвечу. Так, значит. Про еду я говорил, а пил квас, чай и телевизор смотрел. И все, кажется? Ну, там на работу сбегаю – дело известное: деньги же надо зарабатывать.

– Так, говорите, как жена уехала на курорт, сразу болезнь начала прогрессировать?

– Истинная правда!

– А вы «Санта-Барбару», «Просто Марию», «Дикую розу» смотрели вместе с женой?

– Нет, это исключительно ее фильмы. Я только футбол когда, новости... И еще там разные другие передачи уважаю, которые идут в перерыве между рекламой.

– Что ж, диагноз известен: у вас аллергия на рекламу. Эта болезнь не только к вам прицепилась – она расползается в последнее время еще быстрее, чем вирус гриппа. Видите, как жена уехала на курорт, вы начали больше сидеть перед телевизором...

– Это так, это правильно, – согласно закивал больной.

– Откуда и болезнь начала прогрессировать.

– Вот в чем дело, оказывается! – повеселел больной. – А я уже чего только не передумал! Вот спасибо вам, доктор, за диагноз. Так есть, говорите, можно все? И нюхать?

– Все делайте, что и раньше делали: ешьте, нюхайте, влюбляйтесь, а вот от просмотра передач пока воздержитесь. Полностью. А потом понемножку включайте, а как только на экране появится реклама – бегите подальше от него! Запомните: реклама – враг вашему здоровью! Имейте ввиду. Так что госпитализировать вас нет необходимости.

– Оно же и правда, доктор, терпеть я не могу рекламу, – счастливо улыбался больной. – А она, негодяйка, и довела. Чуть не до могилы. Но ничего, я от нее сейчас вылечусь быстро – вчера, когда реклама, может, весь час была, так я не выдержал и шарахнул стаканом по экрану. Так что нет телевизора. Пока на новый соберу-у-у! Боюсь только, что у жены может появиться аллергия, когда узнает, что стало с телевизором. На меня. Ну, так я пойду? Лечиться!

Доктор пожал бедолаге руку и пожелал быстрейшей поправки.

ЗАБАСТОВКА

Хмыкин поздно вернулся домой, шлепнулся в кресло и сказал торжественно-усталым голосом жене, которая вышла с кухни с перекинутым через плечо полотенцем:

– Бастуем, Маша!

– Да знаю, знаю, – без особой радости почему-то отреагировала жена, что немножко насторожило Хмыкина. – Сегодня, дорогой мой, будешь в сухомятку кушать – пока пешком дотопала с работы, так готовить уже ни сил, ни времени. И завтра, говоришь, ваши троллейбусники не выедут на маршруты?

– И завтра, и завтра, Маша! Бастовать так бастовать! «Наш паровоз вперед летит...» Представляешь, когда добьемся своего – больше за каких-то там министров получать будем, а? Игра стоит свеч.

– И ты снова, конечно, в своей диспетчерской весь день киснуть будешь? – подозрительно глянула на Хмыкина жена. – И на даче – все пропадает. Так?

– Помидоры, кабачки – потом, Маша. Это на закуску. А пока на первом плане – дела государственной важности, можно сказать. Бастуем! А штаб должен работать. Я выбран в штаб забастовки. Да-да!

– Сиди в штабе, беды той. Но завтра надо будет мне на час раньше встать, чтобы на работу не опоздать. Так что завтраком тебя я накормить не могу. Готовьте сами в своем штабе себе похлебку...

– Да как-нибудь..– зевнул Хмыкин. – Перебьемся. Жертвуем, так сказать, завтраком ради будущего...

Вдруг погас свет.

– Что еще за шуточки? – недовольно хмыкнул Хмыкин.

Света не было, может, с полчаса – и не только у Хмыкиных, – не светились окна во всех домах микрорайона. И Хмыкин не выдержал, зажег свечу, поднес к телефону, чтобы позвонить дежурным электрикам и подсыпать перца, но аппарат молчал.

– Да что б вам плохо было! – выругался Хмыкин и потопал к соседу Темкину.

Темкин открыл на стук дверь, поднес спичку к лицу Хмыкина, проворчал:

– А, это ты, забастовщик!

– Я. Позвонить дай. Футбол начинается, а они там что-то долго чухаются, электрики.

– Не работает телефон. Все, видимо, бастуют. Как и ты. Завтра радио слушать не будем. Зять мой сказал. Тоже собираются бастовать. А как же! Два диплома имеет, мозги полжизни сушил, не то, что ты, неуч, а зарабатывает восемьсот тысяч рублей, хотя и главным редактором работает. Порядочки-и! Кому и бастовать, так таким не талантам, как мой зять. Все у тебя?

– Ага, – оценив ситуацию, Хмыкин задумчиво почесал за ухом.– Спать пойду, коль такое дело.

Назавтра Хмыкин тоже вернулся поздно. Жена была уже в постели.

– Подвинься, – попросил он.

– Сегодня нельзя, – колючим голосом ответила жена. – Наша «Лига женщин» тоже объявила забастовку. Хватит пешком ходить и без «Тропиканки» сидеть.

– Да что б вам! ..– выругался Хмыкин и потянулся на диван.

КОМПРОМИСС

Рабочий Хопун своровал на заводе какую-то вещь. Примерно такую-ю-ю... В последнее время он часто так делает – тянет всё, что привлечёт глаз, и , по его прикидкам, тянет на приличную копейку. Потом в субботу и воскресенье, как порядочный , сидит на авторынке – торгует. Один раз что-то даже продал самому начальнику цеха. Тот сделал вид, что не узнал Хопуна.

Как всегда, Хопун дотащил ту вещь до забора, перебросил её на другую сторону, она ухнула так, будто бы упал с неба метеорит, а тогда перелез и сам.

– Вот и попался! – счастливо смотрел на Хопуна милиционер и улыбался, его же напарник держал руки на всякий случай наготове – чтобы ворюга не дал дёру.– Что же, пошли в отделение. Бери свою вещь и топай за нами.

– Теперь несите вы, – спокойно сказал Хопун. – Я своё пронёс.

Милиционеры переглянулись, и младший сержант кивнул рядовому:

– Неси, Мамонька.

Мамонька обхватил ту вещь руками, как будто клещи гвоздь, но и с места не сдвинул. Беспомощно глянул на младшего сержанта. Тот понял его с полуслова: они вдвоём обхватили вещь, но тоже не смогли поднять.

– Та-а-ак... Не понесёшь, значит?– снова посмотрел на Хопуна младший сержант.

– Не понесу. Я своё пронёс. Вам нужно – несите.

Милиционеры переглянулись.

– Хорошо, – сказал младший сержант, – давай пойдём на компромисс.

– Я всегда!..

– Ты неси свою вещь, куда и нёс, а мы пойдём, куда шли. Идёт?

– А как же! – улыбнулся Хопун, подхватил одной рукой ту вещь и потопал своей дорогой.

КАК ПАХОМ САМОГОН ПРЯТАЛ

Пахом произвёл на свет белый трёхлитровую банку самогона. Сделал-и испугался: а вдруг милиция? С чем чёрт не шутит. Тогда, понятное дело, не избежать неприятностей: и штраф влепят, и на работу сообщат. А там рады будут стараться-начнут принимать меры по полной программе.

Такого допустить нельзя!

Что же, что же придумать? Пахом и сам уже боялся смотреть на тот самогон. «Надо запрятать его так, чтобы никакая милиция никогда не нашла!» – твёрдо решил Пахом и начал действовать энергично, решительно. Спрятал самогон. Выглянул в коридор. Тихо. Никого. Нажал кнопку звонка, быстренько забежал в квартиру, строго спросил:

– Кто там?

И ответил сам себе:

– Милиция! Поступил сигнал, что у вас есть самогон. Откройте!

– Ищите! – разрешил сам себе Пахом и начал искать.

Нашёл. На антресолях.

– Что это?– спросил он сам у себя.

–Дистиллированная вода,– ответил.

– Разрешите попробовать?

– Разрешаю.

Пахом наполнил стакан и залпом выпил. Закусывал и думал: «Плохо спрятал. Совсем. Найдут, и говорить нечего. Сейчас, сейчас я так законопачу этот самогон, что пусть треснут милиционеры, но дудки найдут».

Пахом прятал самогон ещё несколько раз, нажимал кнопку звонка, спрашивал сам у себя, кто это, разрешал делать обыск и попробовать дистиллированной воды. Прятал в шкаф, под кровать, в диван, в мех с картошкой... и всякий раз находил. Совсем растерялся мужик. А когда уже не было чего прятать, в дверь и в самом деле позвонили.

– К... кто... та-а-ам?– икнул несколько раз подряд Пахом и поднял осоловевшие глаза на дверь.

– Милиция! Поступил сигнал, что у вас есть самогон! Открывайте! Да пошевеливайтесь!..

– Да пошли вы! На хутор бабочек ловить, и-и!.. – Пахом попробовал подняться, но не смог, и он, грозясь, помахал непослушным пальцем на дверь. – Сколько можно, спрашиваю? Сколько можно меня, честного труженика, тормошить? Я не понимаю! А? Я же вам открывал сегодня... дай память.. сем раз. Совесть иметь надо-о!..

ТЕЩА-ПОЭТЕССА

У самодеятельной поэтессы Потерухиной дочь живет в столице, а сама она – провинциалка: когда-то работала в районной газете, сейчас уже на пенсии. Живет одна. И то ли от скуки, то ли по велению души нырнула, словно в омут, в поэзию. Всосало. Даже книгу стихотворений издала.

В очередной приезд в столицу Потерухина набралась смелости прочитать свои стихи у памятника классику, где толкались литераторы на любой вкус. А после – вот счастье-то! – к ней подошел бородач, легонько взял поэтессу под локоть и отвел в сторону.

– Я могу помочь вам издать книжку стихотворений, – сказал уверенно и убедительно. – Слушайте меня внимательно и запоминайте. Я издаю ваши стихи, и вы возвращаете мне затраченные деньги. Известно, с наваром. Выступать вы, я заметил, умеете, аудиторией владеете, поэтому проблем больших с реализацией сборника не вижу. Я заключаю с вами договор. Приносите стихи. Чем быстрее, тем лучше. Вот адрес...

Книгу издали. Оставалось сбыть. Это оказалось не таким легким делом, хотя Потерухина крутилась, как белка в колесе. Общежития, электрички, площади, памятники – везде здесь можно было встретить поэтессу. Звучали стихи! Потерухина, понемногу собрав часть денег, относила их бородачу. А издатель чуть позже интересовался:

– Ну, как у нас идут дела?

– Так себе. Стараюсь. Осталось всего сто долларов...

– Даю вам, так и быть, еще три месяца. Действуйте.

Потерухина обрадовалась и приятной новостью похвалилась дома. Дочь и зять как раз ужинали. Услышав такую новость, у зятя выскользнула из рук чашечка с кофе, он широко раскрыл рот, а потом, придя в себя, переспросил:

– Так что ... и все эти три месяца вы будете жить у нас?

– Да. Буду. А где же?

– Сто, говорите, долларов еще надо собрать тому бородачу?

– Да, да: сто.

Зять ничего не ответил, а на следующий день раздобыл где-то необходимую сумму денег и вручил их теще-поэтессе: рассчитаться с издателем.

Сейчас она сидит у себя дома и пишет новую книжку.