Текст книги "Булачка"

Автор книги: Васіль Ткачоў

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

ПОЖАЛЕЛА

Бабка Маруся вышла на крыльцо. Был поздний вечер. С неба лило, как из ведра. К тому же холодный, пронизывающий ветер. Старушка подивилась, что делается вокруг, и сама себе громко сказала:

– И как в такую погоду воры крадут, бедняжки! Холодина же. Слякоть. Темень. Ай-яй-яй, горемычные, и пожалеть вас некому.

И тут из темноты к бабке шагнул довольно форматный силуэт в армейской плащ-накидке.

– Не бойся меня, бабуся, – сказал силуэт басом. – Мы уже вывели твою корову из сарая, но забирать не будем. Ты пожалела нас, а мы тебя. Спасибо, тетка, что хоть одна такая нашлась. Забирай, забирай корову. Пусть под дожем не мокнет.

Бабка Маруся как стояла, так и покатилась с крыльца на мокрую землю.

ВЗБУЧКА

В горпоселковой столовой выступал как-то писатель Писулькин из области – рассказывал о себе, делился творческими планами, читал смешные отрывки из произведений. Весело, одним словом, было. Женщины, а это ж они сидели во время обеденного перерыва за столиками в зале в беленьких халатиках, оживленно реагировали почти на каждое слово литератора, а когда тот начал рассказывать про Петра, прохиндея и пьяницу, смеялись да слез. Писателю оставалось только удивляться:«Вроде бы и смешного ничего не было, а они, хохотушки, вишь ты, от смеха умирают. А может, у меня что на одежде не так?» И он чуть заметно скользнул взглядом вниз: нет, там все так.

– Так вот, – продолжал говорить гость,– однажды приходит герой моего рассказа «Конченный Петрок» домой, а жена его и близко на порог не подпускает. Где, говорит, набрался, там и живи, обормот! Брысь! Бери свои вещи, забирай, пьянтос ты этакий! Чтобы глаза мои тебя больше не видели! И на крыльцо полетел заранее подготовленный чемоданчик. И дверь на крючок.

Женщины аж киснут от смеха. А мужчина, который сидит как раз посреди их в новеньком халатике, – впервые, видимо, по случаю встречи с писателем на его натянули накрахмаленную одежку, – дергается, краснеет и белеет, места себе не находит.

Писатель же продолжает:

– Куда ж податься герою моего рассказа «Конченный Петрок»? Вокзала в поселке нету. Есть только автокасса. На улице холодно, дело было почти осенью. Родственники и знакомые тоже Петру не открывают – тошнит у тех от его пьяного вида. Так что ж тогда делает наш герой? Не долго думая, он набрасывает на рога корове веревку и выводит ее из сарая...

Смех такой в зале, что и писателя не слышно. Когда женщины немного утихомирились, кто носовым платком, кто уголком халатика смахнули слезы на ресницах и щеках, писатель Писулькин в заключение сказал:

– Вижу, мой герой очень понравился. Спасибо. Скажу больше...

Но его перебила маленькая и худая женщина:

– Так интересно, куда ж он корову завел, Петрок ваш?

– А никуда. Попугал жену. Увидела она в окно, что потянулся он с буренкой, кинулась вслед, забыв обо всем на свете, вцепилась в хвост корове: не пущу-у! А Петрок свое талдычит: «Кыш отсюда! Тебе дом остается, кабанчик, куры, огород... А нам с Марьей и корова хорошо будет». Видит жена: дела принимает серьезный оборот, Марья с коровой кого хочешь примет, любого пьяницу, потому что сама такая – мимо рта не пронесет. Пропьют, конечно же, корову вместе, а тогда она под зад Петру: катись, ты мне больше не нужен такой... без коровы. Подумала жена, поколебалась да и уступила – пустила назад. Домой даже чемодан со шмотками мужа сама несла и с высоко поднятой головой вела корову.

Никогда еще в своей жизни не имел Писулькин такого успеха на встречах с читателями. Аплодисменты, слова благодарности, пожатие рук. Только один тот мужчина не досидел до конца – дал деру.

...Вечером Писулькин зашел в ту же столовую – поужинать. Женщина, которая стояла на раздаче, приветливо улыбнулась, как старому знакомому, и тихо, как бы стесняясь, спросила:

– Извините... Вы всегда так делаете?

Писулькин удивился, развел руками: не понимаю.

– Сначала разнюхаете все, а потом пишете и нам про нас читаете?

– Не понимаю, – теперь уже вслух удивился Писулькин. – А что, извините, случилось?

– Как что? Вы ж про нашего Петра написали. Про грузчика. Тютелька в тютельку. Чемодан тоже жена выкидывала за порог. И корову вел на веревке к другой женщине. Ее, кстати, тоже Марьей зовут. И пьяница она...

– Вот как! – искренне улыбнулся писатель. – Бывает, бывает... Совпадение... Должны понять... Так-так...

Сама же женщина и выручила совсем растерявшегося писателя:

– Хоть вы только сегодня к нам приехали... Когда могли успеть? Совпадение, видать, и в самом деле. Эти Петраки всюду есть. Однако за то, что ему хорошую взбучку отписали, я вам за это немножко побольше мясца подложу. Кушайте на здоровье. А за взбучку еще раз спасибо. Может, поумнеет, паразит? Я ж, товарищ писатель, жена того Петра, чтоб ему глаза повылазили, булькачу окаянному!

ОБЪЯСНИЛ

– Дедушка, мне сказала бабушка, что раньше сто рублей были очень большие деньги. Не то, что сейчас.

Дед с внуком идут по городской улице.

– Бабушка не врет.

– А я не представляю, какие это были деньги. Ты мне не объяснишь?

– Ну, на сто рублей раньше можно было купить почти тридцать... погоди... так, так... Нет, правильно: на сто рублей раньше можно было купить тридцать бутылок водки.

– А сколько это? Много?

– Конечно! То ж – сто рублей! Ого-о!

– Не понимаю.

– Мал еще. Тогда вот тебе второй пример. Запоминай. Или, внучек, за те деньги раньше можно было купить двести банок кильки в томате. Как? А?

– Дедушка, а почему – водка, а почему – кильки?

– Так и тогда же, внучек, товаров много было разных. Люди же не сидели, сложа руки, что-то делали. Горы товаров были. Горы. То разве все запомнишь?

КОТ

Холостяк Митькин поздно вечером вернулся домой. Собрал на стол скудный холостяцкий ужин, только было хотел приступить к трапезе, как у ног, виляя пушистым хвостом, начал тереться здоровый чёрный кот.

– Мяу-у,– попросил кот у Митькина чего-нибудь.

– Ишь, чего захотел! Сам с корки на корку перебиваюсь. О ценах слыхал?– ответил Митькин и отодвинул кота носком ботинка подальше от себя. – Брысь!

Кот послушно убрался. Полежал на холодном полу, жадно поглядывая на своего нового хозяина, потом всё же не выдержал, подошёл к столу.

– Мяу-у,– тихо выжал из себя кот.

Холостяк Митькин схватил кота за холку и швырнул в открытую форточку. Живое существо безропотно полетело с третьего этажа.

На следующий день Митькин пришёл домой тоже поздно. Решил доконать остатки холостяцкой пищи, уселся за стол.

– Мяу-у,– подошёл к ноге кот.

Митькин подумал: «Живой. Сейчас я тебе покажу, как объедать!»

И снова кот мелькнул хвостом в форточке.

Через неделю Митькин вернулся домой из командировки. Открыл дверь и на полу увидел кота. Почему-то Митькин на этот раз был рад его появлению. Даже улыбнулся ему. Только холостяк Митькин хотел было погладить существо, протянул руку, как кот, вильнув хвостом, сделал прыжок в форточку...

НАШЛИ ВЫХОД

Синичкин в последнее время сильно налег на чарку. Жена не могла никак поставить на путь праведный. Взбучки и другие методы перевоспитания не помогали. Что же делать? Как быть? Пропадает человек! Женщина пожаловалась родителям. Те посоветовали: надо купить автомашину. Глядишь, и поумнеет Синичкин. За руль же не сядешь после чарки. Синичкина ухватилась за идею, поданную родителями, тем более что те пообещали помочь деньгами. Денег наскребли всего на «Запорожец». Хоть так. На курсы Синичкины решили пойти вместе. Это ж хорошо, рассуждали, когда в семье два шофера. Мало ли что? Тем более что строили планы в перспективе приобрести иномарку и путешествовать по стране и даже зарубежью.

Получили водительские удостоверения. Купили «Запорожец». Назавтра Синичкин, как и планировалось, направился на работу в салоне «Запорожца». Жена, провожая его, помахала рукой и прослезилась:

– Наконец-то ты стал человеком, Синичкин!

С работы Синичкин задерживался. Казалось бы, раньше, чем всегда, должен быть дома, а его, бедолаги, нет. Жена начала волноваться. И когда зазвенел телефон, она ухватилась за трубку:

– Алле! Слушаю! Кто это?

Звонил муж. Он бодро просил жену, чтобы та срочно приехала за ним. И объяснил – почему:

– Тут, понимаешь, выпили понемножку. Ну, у Сидорчика день рождения у тещи. А за руль же, голубушка, в нетрезвом состоянии я сесть не могу. Приедь, забери меня вместе с «Запорожцем».

Синичкиной ничего не оставалось, как торопиться на выручку.

КИНО

Козюткины смотрят кино. По телеку. Кино про нашу с вами жизнь, в ролях-известные актёры, поэтому к экрану прилипли все-от старого до малого.

– А Крючков пил водку! – когда на экране мелькнул популярный актёр, заметила, хмыкнув, мать. –Все вы, мужики, одинаковые. Вам бы только глотать, вам бы только хлебать!..

Муж не оставил без внимания ее слова, отозвался тут же:

– Крючков, говоришь? А Шукшина сколько раз замужем была? Подсказать?

– То ж Шукшина, а не я, дура!– вздохнула, пожалев о прожитом, жена.–Между прочим, а ты не скажешь, сколько раз бегал в ЗАГС тот же Крючков?

– Ну, три...– ответил муж. – Для артиста – нормально.

– Так ему можно, а Шукшиной – нет?

– Мама, папа! – попросили дети. – Тише вы, ничего же не слышно!

Молчание продержалось недолго. Вскоре старшая дочь Козюткиных заметила:

– Крамаров, кстати, в Америке... Это он раньше снимался... Ему там глаза выпрямили.

Мать хмыкнула:

– Глаза? Ему извилины в голове надо было выпрямить. Это ж надо – сбежал один, а семью в Москве оставил. И как совести хватило на такое? Или возле его семейные всё время должны были с косами стоять, караулить?

Муж не поверил, сказал:

– Не может быть, чтобы семью бросил, не взял.

– Может! Может! От вас всего ждать приходится!– жена покраснела, стала похожа на перезрелый помидор. – Что, отвернулся, идиот? За вами глаз да глаз нужен! Больше в командировку не поедешь! И не мылься!

– Да при чём здесь я? Крамаров Савка сбежал... в своё время... дал дёру... а мне что-отвечать за него, так? Вон Мордюкова... Глянь на неё. Подивись. Тихонова Штирлицем обозвала.

– Она, кстати, его первая жена,– подсказала средняя дочь.

– Разве?– удивился отец.

– Ленка правду говорит! – вступилась за дочь мать.– Да и кто с ней уживётся? Какой дурак? Газеты читать надо. Там пишут. Как только в гостиницу в каком-нибудь городе зайдёт ваша Мордюкова, там весь обслуживающий персонал сразу в обморок падает: опять Мордюкова приехала. Замордует. Загоняет. То это ей не так, то другое...

Кино кончилось, идут новости, а Козюткины – от малого до старого – всё ещё сидят перед экраном телевизора и вспоминают, о чём же оно было.

РАДОСТЬ

Домой старик Зюлев вернулся как никогда радостный. Светился, как та лампочка. Быстренько сбросил плащик, повесил шляпу, а потом посмотрел на жену, которая вышла ему навстречу с кухни.

– Интересно, почему такой радостный? – опередил старик жену.

Жена откровенно призналась:

– Ты не ошибся.

–Угадай. Что, слабо?

– Попробую. Премию, может, ветеранам выдали, как участникам войны?

– А вот и нет! А вот и нет!

– Бумажник никак с деньгами нашел?

– Мелочи! Думай лучше, думай лучше!

Но жена, сколько не называла причины радости своего старичка Зюлева, никак не могла попасть, как говорится, в яблочко. Сдался сам старик:

– Мне сегодня место в троллейбусе уступили! Событие! Запомни этот день. Запиши где-нибудь... Будем праздновать. А ты – премию, бумажник... Позвони сыну, порадуй и его. Соседям скажи. Пусть и они порадуются!..

ЛЁКСА РАССКАЗАЛА...

Приехала Лёкса в город. После пенсии. Денег вроде бы много, а на ценник глянет – портится настроение: боже, сколько нулей! Примерялась к вещам, а надо и сапоги, и фуфайка, и чулки, и еще всякая всячина, однако же – нули, чтобы им муторно стало!..

Ничего не купила старая. Решила не торопиться и хорошенько подумать: нужны ей те вещи или пока можно потерпеть? Жалко, по правде говоря, денег.

Пока ходила по магазинчикам и городскому базару – проголодалась. Поинтересовалась, сколько стоит беляш. Ответили. Ого! У Лёксы глаза на лоб полезли. Но голод – не тетка. Старая махнула рукой и громко сказала:

– Давайте беляш! Как вспомню, сколько мой мужик пропивает, так и не дорого!

Походила, поприценивалась – опять есть захотелось. Остановилась у лотка с чебуреками. Один стоит?.. Ого! Но вспомнила Лекса, сколько пропивает ее муж, и попросила чебурек Хотя и жалко было денег.

Съела – как языком лизнула: было бы что там есть!

«Может, и мороженого взять?– подумала старая и долго глядела-дивилась, как люди им аппетитно лакомились.– Возьму. Пусть себе и восемьдесят тысяч стоит. Как вспомню, сколько мужик пропивает...»

И протянула продавщице деньги.

Будет что вспомнить бедной Лёксе...

ЕЗДИТЕ СТОЯ, СТАРИКИ!

Монолог студента

Ну, и что ты им скажешь, старикам?! Сегодня, далеко ходить не надо, дергает меня за плечо дедуля. В троллейбусе. Я сижу, как и подобает, слушаю музыку и еду к себе... в университет... на вторую пару. А он дергает. Поворачиваюсь. Что тебе, ископаемый двадцатого века, надобно, а? А он пальцем показывает на свою старушенцию... на такую, извините, ископаемую статую, как и сам: «Молодой человек, а не могли бы уступить место бабушке?» Слышали? Видели? А почему – я? Почему, спрашиваю, я? Крайнего нашли? Да разве я виноват, что у меня родители честные и я езжу в общественном транспорте на лекции? Вам, может, захочется завтра на «Опеле» проехать... Что, будете останавливать иномарку, карабкаться в салон легковой против воли хозяина? Нет? А тут, в троллейбусе, что – можно? Я, кстати, заплатил... как и подобает. Сам. Без протекции президента. Да и посмотрите вокруг, старики, разве я один, молодой, сижу? Все, все молодые сидят, поскольку они половчее, это и понятно, поэтому и захватили места, когда на конечной остановке штурмом брали троллейбус. Еще не хватало, чтобы вы и тут вперед вырвались. Х-хе!

Нет, я ничего не ответил обидного дедуле, отвернулся, в окошко гляжу, музыку слушаю. Еду. А он снова: «Молодой человек...» И на старушенцию показывает. На кого там смотреть? Шапка из норки, значительно старшей, чем сама, и морщины...вспаханное поле. «Не могли бы вы уступить?» Достал, блин! Ну, сказал же я тебе... разве по глазам не видишь, паук старый, что место занято. Да и кто сказал, что вы, старики, должны ездить сидя. Где записано? В какой Конституции? Может, вам еще и кровать в троллейбусе поставить? Да и так спите много... Пенсия... сон... сон... пенсия... А что вы еще видите, о чем судачите?!

А я так считаю: все старики, все пенсионеры должны ездить стоя! Так и только так. Поймите меня, будущего специалиста с высшим образованием. Когда сидишь, ну, что увидишь? Ничего. Шиш. Пшик. А вам, старикам, надо использовать каждую минуту, чтобы успеть жизнью надышаться, чтобы больше успеть увидеть, чтобы больше ухватить в этой жизни. А когда стоишь, когда за поручень держишься, то можно еще и шею вытянуть... чтобы увидеть, что где-то за окном троллейбуса кипит жизнь: кто-то кому-то дает по физиономии, где-то спит на травке пьяный, а рядом стоит его напарник с протянутой рукой и просит денег на операцию сыну, которого не видел и в глаза, а сейчас вот проехали забор, за которым что-то строят очень много лет... Или не то, что обещали? Или не коммунизьм? Простите, надо выговаривать без мягкого знака, да-да. А если бы сидели, то увидели б только плиты, которыми огорожена стройка. Так что дальше можно увидеть все, уважаемые ископаемые, только стоя. Стойке и не каркайте. А то проедете то, что строили.

А вон, посмотрите, навострите зрение: молодые обнимаются. Целуются? Всего?! Этим сегодня, видимо, и вас, стариков, не удивишь. Но если будете больше стоять в общественном транспорте, поверьте мне, и секс увидите... гарантирую... через окно троллейбуса. Что, что вы говорите – зачем в окно смотреть, когда все это есть здесь, в салоне? Где, где? Покажите! Пока сам не гляну на свои глаза – не поверю. На заднем сидении, говорите? А-а, идея: вот их, дедуля, и сгоните! Гляньте вы на них – разлеглись, и правда, столько места занимают, а старики стоят! Ну, блин, дают! Хотя погодите: если бы они, старики, сидели, никогда бы не увидели, что происходит у них за спиной.

Так что ездите и в самом деле стоя, старики! Больше увидите!

БУЛОЧКА

Муж вернулся домой после получки. С бутылкой водки. Жена у него совсем не пьёт. На столе был хороший ужин: котлеты, салат, селёдка... Муж наполнил стакан – почти до краёв – и залпом опорожнил его, а закусывать не стал. Даже не дотронулся до еды.

– Ты же закусывай, закусывай,– суетилась перед мужем жена.– Я же старалась, готовила. Вот котлеты... Вот селёдка...

Муж похвалил жену, снова наполнил стакан, снова выпил, крякнул, а к еде и не притронулся.

Жена снова показала рукой на котлеты, на салат, на селёдку...

Муж вылил в стакан всё, что оставалось в бутылке.

– Хоть булочкой закуси,– жена пододвинула булочку поближе к нему.

Муж отломал кусочек булочки, после того, как допил водку, проглотил его. И... посунулся на пол с табуретки. Но успел упрекнуть жену:

– Видишь, что твоя булочка наделала?!

МОДНИЦА

Кем работает у нас Петровна? Никогда не догадаетесь. Никогда. Посмотрите на нее, подивитесь – одевается всегда с шиком, с иголочки, даже, видимо, директриса Степановна завидует ей. Модница! А почему и нет? Я же и говорю, все на Петровне блестит-сверкает, а переодевается она, к слову заметить, по не– сколько раз на дню. И где только деньги берет, спросить бы? Кто спонсирует? Вроде бы и любовника не имеет. А берет же где-то! Веником их не наметешь особенно, шваброй не нашвабришь. Теперь, надеюсь, вы догадались, что Петровна – уборщица. Самая обыкновенная, самая рядовая. Хотя, право же, и не совсем: за ней закреплен кабинет директора, что не каждому доверят.

Как-то Петровна сделала уборку в кабинете директора и прихорашивается перед зеркалом. И тут кто-то постучал в дверь.

– Входите, пожалуйста! – вежливо пригласила Петровна.

В кабинет просунул голову чем-то взволнованный молодой рабочий Аленчик. Сначала удивился, что директриса и в самом деле так рано приходит на работу, в бригаде не врали, потому от неожиданности не сразу нашелся, что сказать:

– Мне на три дня надо... отвернуться. По семейным делам. Отпустите? Посоветовали к вам обратиться... да.

Петровна внимательно рассмотрела Аленчика, пожала плечами и разрешила:

– Если надо... то надо... что ж... лично я не против. Бывают же ситуации, когда необходимо... да-да... я понимаю...

– Бывают, – согласился Аленчик, поблагодарил за понимание и доброту... директрису и, отвесив поклон, исчез за дверями. И за проходной фабрики. На три дня. Как и разрешила ему уборщица Петровна.

Через три дня за прогулы Аленчик получил первый в своей жизни выговор, но с последним предупреждением, а Петровну обязали одевать на работе халат и посоветовали прихорашиваться перед зеркалом дома – чтобы никто не принимал ее больше за Степановну.

И, конечно же, дала Петровне нагоняй сама... директриса: знай свое место, модница!

ПРИЕХАЛИ МИЛИЦИОНЕРЫ...

Сонька заявила в райотдел милиции, что ее мужа напоила бабка Маруся – так отблагодарила она, мол, за то, что тот распахал несколько борозд картофеля. Просила принять меры, потому как муж совсем спивается. Приехали милиционеры, спрашивают у бабки Маруси:

– Самогон есть? Только честно!

– Так... оно ж... ага...– растерялась старая.

– Доставай сама, а то будем искать!

Бабка Маруся поставила на стол начатую трехлитровую банку.

– И это все, – сказала.

– Поверим. Ну, а сейчас давай аппарат.

– Так... я ж, деточки, сама уже не осилю производство, так... ага... соседа Тимку попросила, чтобы и для меня, когда сам гнал, заодно вытиснул. Он всегда выручает.

Милиционеры пошли к Тимке. Тот также не успел израсходовать самогон – выставил все банки-склянки. И еще аппарат.

–Эх, люди! – ругался Тимка. – Знаю, знаю, кто меня заложил. А больше и нет кому, как Леону: дрожжей ему не одолжил, так сейчас во мстит, паразит! Он, товарищи милиционеры, шепну вам, вчера пьяный был, сам видел. Где взял? Вопрос законный, потому как в магазине ничего выпить нету – уборочная. А?

У Леона милиционеры забрали аппарат и весь самогон.

– Когда бы знал, что такая штукенция получится, и сегодня бы напился, – вздохнул Леон. – А этот Пахом, должен сказать вам, гнилой человек, он один только и знал, что я выжал самогон. И донес, а? У меня с ним свои счеты. Давние. Ничего, ничего, разберемся. Так вот, товарищи милиционеры, должен сказать вам: вчера Пахом полдня воду носил – как в баню носят, а той у него нету. Что это значит?

У Пахома в большой бочке стояла брага – литров 200, не меньше.

– Брагу вылить, а бочку разломать! – приказал старший из милиционеров.

– Э-э, нет-нет, бочку не ломайте! – взмолился Пахом. – Меня же тогда всей деревней повесят. Раздерут! А как же! Когда какая у кого большая гулянка намечается, то ее, бочку, берут в аренду у Кондрата – за литр первача. Так что, товарищи милиционеры, поймите меня: что хотите делайте, любой штраф выдюжу-переживу, а емкость эту не троньте...

Бочку милиционеры оставили, пожалели – все же вещь хорошая, где сейчас такую найдешь, а штраф дали всем.

– Во наделала делов наша Сонька! – крутили головами сельчане, вздыхали-выдыхали, однако в глаза не высказывались: ей и так горе, когда муж пьяница.