Текст книги "Кавалер по найму"

Автор книги: Василий Казаринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Я запомню, – улыбнулась она.

Мы приблизились к низкому надувному бортику, и, прежде чем я успел что-либо предпринять, она, сложив руки крестом, ухватилась за край платья, резко потянула подол вверх... Публика одобрительно заголосила.

– Давай. В случае чего я выкину на ринг полотенце.

Ничего такого не потребовалось. Она держалась на зыбкой основе ринга свободно и уверенно и при этом ухитрялась демонстрировать отменную реакцию, собранность, расчетливость. Порядком уже измотанная в предыдущих поединках, девочка-одуванчик все чаще опрокидывалась навзничь после несильных тычков соперницы.

Наконец, в очередной раз растянувшись в жиже, она с явной неохотой поднялась, встала на четвереньки и устало махнула рукой.

Бэмби помогла ей подняться. Они перебросились парой фраз – будто старые знакомые.

– Занятно, – пробормотал я себе под нос.

В самом деле – начиная с того момента, когда они сошлись в ринге, чтобы приветственно шлепнуть друг дружку по перчаткам, и вплоть до финала поединка меня не покидало впечатление, будто они знакомы. Видят друг друга не впервые, во всяком случае.

Киса, возвысив голос до предельных высот, объявил аут.

Я передал одной из официанток платье Бэмби, уселся за стол и стал поджидать свою подопечную.

Она появилась из-за плюшевого занавеса спустя минут двадцать – свежая, бодрая, с распущенными, еще влажными после душа волосами – и направилась к бару с таким видом, будто меня не существовало вовсе.

– Эй! – окликнул я ее, когда она проходила мимо моего стола. – Еще один маленький совет на будущее.

– Да? – бросила она на ходу.

– У тебя плохо работает правая рука. Особенно когда ты хочешь выполнить прямой в голову. Слишком широкий замах... – Я кивком указал на лавку: – Присаживайся. Я тебе кое-что расскажу про драку.

Принес из бара пару рюмок водки и легкую закуску. Когда выпили, я сходил за новой порцией.

К тому моменту, когда на столе выстроилось шесть рюмок, я понял, что надо подводить черту– иначе это плохо кончится. Глянул на часы – половина третьего. Чувствовал я себя прекрасно, потому что сердцевина ночи – моя родная стихия, но Бэмби то и дело позевывала, прижимая ладошку ко рту.

– Пошли отсюда, – я поднялся из-за стола, – провожу тебя до дома.

Она прищурилась, вопросительно глянула на меня.

– Ты не о том подумала. Провожать даму до дома – моя служебная обязанность.

Она подняла на меня влажно поблескивавшие глаза, и я инстинктивно напрягся: это не был взгляд любительницы дольче вита, в нем чувствовалась тревога, усталость и даже боль.

– Давай улизнем по-тихому... – Я взял ее под локоть и повлек к выходу.

Тайком не получилось. Едва мы с трудом пробрались сквозь толпу к выходу, нас ослепил мощный луч софита.

– Господа, как печально! – прорезался в динамиках у сцены голос Кисы. – Наша очаровательная чемпионка покидает вечеринку в обществе молодого, симпатичного джентльмена. – Он сделал выразительную паузу и добавил: – Надо признать, они так мило смотрятся вместе.

Подхватив спутницу, я устремился прочь из подвала.

Ночь поджидала нас и встретила прохладным ветерком, слабо шевелившим листья старой липы, подсвеченной мощным уличным фонарем. На паркинге мы были не одни. В белом японском микроавтобусе с зашторенными окнами одна за другой исчезали девочки, принимавшие участие в драках на сладком ринге. Командовал процедурой крепкого сложения молодой человек с мощной бычьей холкой и лысым черепом– тот самый, что флиртовал с Фанни.

– Так они из одной команды? – удивленно пробормотала Бэмби, прижимаясь ко мне.

– Ага. Точнее – из одного отряда. Lepidoptera.

– Что? – отшатнулась Бэмби.

– Чешуекрылые. Бабочки, иными словами. Что касается этих – они явно бабочки ночные...

– Ты хочешь сказать... Они проститутки?

– Нет, это группа целомудренных монашек, возвращающихся в свою обитель после ночной молитвы. Везет же им – развозят на приличном транспорте. Кстати о транспорте. Мне надо бы тебя проводить до дома. Но метро давно закрыто. Мы пойдем пешком?

В ответ она молча покрутила на пальце ключи, и застрявший в густой кроне липы свет фонаря пятном отпечатался на ее лице – оно сделалось незнакомым и загадочным.

Призового "жука" уже выкатили из подвала, – должно быть, позади здания имелось нечто вроде пологого пандуса.

– Зачем ты ввязалась в драку? – спросил я, когда мы уселись в машину и она вставила ключ в замок зажигания.

– Не знаю, – отозвалась она. – Просто я такая. Немного сумасшедшая. Сначала что-нибудь выкину, а потом начинаю думать. И переживать. И раскаиваться.

Она включила зажигание и, вслушиваясь в мерное гудение движка, улыбнулась своему отражению в зеркальце над ветровым стеклом:

– А впрочем, что касается этой маленькой машинки, то она не столько приз, сколько подарок.

Ее рука легла на рычаг переключения передач.

– Тебя удивляет это?

– Сказать по правде, да. Я впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда за подарок приходится драться.

– Я не вполне уверена, но, когда увидела эту машинку, сразу подумала об одном своем... – Она сделала паузу, подыскивая слово, но, видно, не нашла и произнесла обычное: – Об одном своем приятеле.

– В какой связи?

– Он на днях обещал мне подарить именно такую машинку. Такого же цвета.'

– И говорил о том, что за подарок придется заплатить купанием в брусничном желе?

В глазах Бэмби блеснул лукавый огонек, и она тихо рассмеялась:

– Нет... Просто он частенько произносит одну фразу: за все в этой жизни приходится драться.

– Ну это вряд ли откровение.

Она включила передачу, и машина тронулась.

Фонарь на мгновение окатил лобовое стекло скользким светом и тут же потух за спиной, будто срезанный под корень углом дома, у которого мы свернули в тесный и темный, плотно заставленный припаркованными машинами переулок.

Но я кое-что успел заметить – там, сзади.

– За нами кто-то увязался.

Бэмби удивленно покосилась на меня:

– Ты видишь затылком?

– Ну почему затылком... Я птица ночная.

– Ты странный, – бросила она, прибавляя газу. – И кто же за нами увязался?

Кто – не знаю, но автомобиль разглядел. Это был маленький черный "ренглер". Он тронулся с паркинга сразу вслед за нами. Возможно, я и не обратил бы на него внимания, если бы он не крался за нами тихой сапой, с потушенными фарами, почти растворясь в ночи.

– Да брось ты! – отмахнулась она.

Вела она машину типично по-женски – напряженно подавшись вперед и всматриваясь в бегущую перед фарами дорогу. Впрочем, в том, как она уверенно выкручивала руль, пока мы плутали в темных переулках, чувствовался неплохой водительский навык, потому я немного расслабился.

Да, размяк и слишком поздно среагировал, когда метрах в ста впереди вдруг возникли вспышки пунктирно нарезанного света.

Мы медленно, на самой малой скорости, обогнули огороженную металлической сеткой яму, вырытую посреди проезжей части – здесь шел ремонт подземных коммуникаций, – и покатили вперед: деваться было некуда, развернуться в тесноте переулка невозможно, так что пути к отступлению оказались отрезанными.

– Что? – вздрогнула она, когда я тронул ее за локоть.

– Автоинспекция. Жезл светящийся видишь?

Она сбросила скорость, остановилась. В свете фар возник человек в милицейской форме и, помахивая жезлом, направился в нашу сторону. Это был крепко сбитый, коренастый малый. В его исполненной уверенности поступи и пластике движений я безошибочно угадал человека из породы ночных охотников. От встречи с ним ничего хорошего ждать не приходилось, тем более что мы с Бэмби выпили.

– А, черт, – сдавленно пробормотала она, – у меня же нет документов на машину. И права я оставила дома.

– Ну иди сдавайся, делать нечего, – вздохнул я. – Объясни ему, что да как. Ничего, у меня есть с собой немного денег. Откупимся...

Я чуть приоткрыл дверцу, впуская в салон свежий воздух и обрывки покаянных слов Бэмби.

Она каялась истово и очень убедительно, то и дело простирая руку вправо и вверх, обозначая жестом местоположение модного заведения, от щедрот которого ей нежданно привалила эта машина. А мент лишь ритмично покачивал головой, сцепив руки за спиной. Он терпеливо слушал, то и дело поглядывая в мою сторону.

Что-то было не так...

ГЛАВА ВТОРАЯ

Откуда исходит угроза, я стал догадываться, едва заметил черный передок джипа, высунувшийся из приземистой подворотни.

Другого автомобиля поблизости не было.

Человек, сидевший на водительском месте, расслабленно прилег на рулевое колесо. Казалось, он спал.

Выходило, что подловивший нас ночной патруль либо прогуливается по городу пешком, либо разъезжает вовсе не на милицейском автомобиле – в плавных обводах и мощном, таранного типа, хромированном бампере угадывались мускулистые контуры "лендкрузера". Что-то явно не так: автоинспекция пешком не ходит, а джипов в ее автопарке, насколько мне известно, нет. Тем более что водитель джипа почему-то спит.

И было еще что-то настораживающее в облике ночного охотника. Я внутренне собрался.

Слушая объяснения Бэмби, он стоял, заведя руки за спину, – но даже не эта слишком расслабленная поза заставила меня напрячься, а нечто другое: он был в перчатках.

С какой стати в душную летнюю ночь милиционер – если он, конечно, не страдает каким-то кожным заболеванием – расхаживает в кожаных перчатках?

И еще. Бэмби, разумеется, этого не видела – тем более что он прятал руки за спиной, – но мой-то наметанный, привыкший к потемкам глаз прекрасно различил стальной блик: так может бликовать, ловя далекий отсвет желтой лампочки, укрепленной на металлической ограде вокруг ямы, только затворная рамка пистолета. Он был засунут стволом вниз за пояс черных форменных брюк.

Такой способ ношения оружия, конечно, встречался у киношных героев в телесериалах. Что касается ментов реальных, то свои стволы они носят по-другому – потому что извлечь оружие из-за спины сложнее, требует лишних телодвижений. За это время противник успеет нашпиговать тебя свинцом.

И тут справа от меня возникла тень Она была почти невидимой, будто бесплотной, но я ощутил ее приближение, и, когда меня коснулось ее дыхание, я резко ударил плечом в дверцу, навалившись на нее всей тяжестью тела.

Раздался глухой, ватный звук и приглушенный вскрик – тень покачнулась, отшатнулась и вновь качнулась в мою сторону, но я уже успел выскочить из машины.

Противник мой чересчур расставил ноги, стараясь сохранить равновесие, а я опять не растерялся и резко ударил его в пах.

Он глухо замычал и переломился пополам.

Сцепив руки замком, я шарахнул его по затылку. Он ткнулся лицом в землю, по-прежнему сжимая в руке черный прут милицейской дубинки.

Пока все это происходило, я не терял из поля зрения Бэмби.

Почуяв неладное, она отшатнулась от мента, который тут же стал поворачиваться в мою сторону.

– Прямой в голову! – заорал я. Она мгновенно – неосознанно, просто подчиняясь команде, – среагировала. Ее кулачок мягко ткнулся в висок мента. Никакого вреда этот слабый удар, конечно, не нанес, но он потерял главное – инициативу.

Секундного замешательства мне оказалось достаточно, чтобы преодолеть расстояние между нами и прыгнуть – удар моего кулака пришелся ему в голову. Он замедленно, будто не веря происходящему, начал валиться на Бэмби, но та ловко увернулась, отскочив в сторону. Мент рухнул на колени и так стоял, мотая головой и глядя на меня снизу вверх мутными зрачками.

Я с удовольствием ткнул его в переносицу – голова мента дернулась настолько резко, что я испугался: не ровен час, повредил шейные позвонки.

– Ты, псих! – горестно вскрикнула Бэмби, приподнялась на цыпочки, заглядывая мне в лицо, и отшатнулась: – Господи, что у тебя с глазами? Они кошмарно пожелтели... – Она повертела головой и тихо выдохнула: – Псих, что ты наделал!

– Ага, – кивнул я, наклоняясь над ментом и прислушиваясь к его дыханию: он был в глубоком нокдауне. – Нужно было просто позволить ему пристрелить тебя – и дело с концом.

– Пристрелить? С чего ты взял?

– Не знаю... Просто почувствовал. Ты, наверное, забыла – я ведь по природе своей хищник. Чувствую брата по крови.

Я наклонился к лежащему на асфальте менту, вытащил пистолет у него из-за пояса – старый добрый "Макаров", как в кобуру, улегся в ладонь.

Но опять что-то было не так.

Подчиняясь внутреннему приказу, я поспешил от него избавиться и зашвырнул пистолет за бетонный забор, огораживавший находящийся на реставрации пятиэтажный дом с башенкой.

В этот момент бывшая тень зашевелилась около машины, и я локтем ударил его под затылок. Он опять затих.

– Господи, с кем я связалась, – прошептала Бэмби, отступая от меня.

– Да уж, повезло тебе, – сказал я и, кивнув на нашу машину, вновь скомандовал: – Поехали отсюда! Самое время сматываться.

– Нет. С тобой я не поеду.

– Ой, Бэмби, не стоит здесь задерживаться. Прыгай в машину. У нас в самом деле мало времени.

Я втолкнул ее в салон, сам сел за руль и резко рванул с места, стараясь поскорее оказаться на залитой неоном большой улице.

Последнее, что я увидел на месте нашей стычки, был размытый силуэт человека, спавшего за рулем джипа. Он вроде бы проснулся. Откинулся назад, тряхнул головой. Лица его я рассмотреть не успел – мы свернули за угол, понеслись вперед.

– Глупо, – утомленно-безразлично заметила она. – Они очнутся и сообщат своим. Нас тормознут на первом перекрестке.

– Не думаю, – возразил я. – Я ведь обыскал этих бойцов. При них нет ничего, что свидетельствовало бы об их милицейской принадлежности. Нет даже рации. Только пара мобильников. Странно, да?

Я хотел было добавить, что никаких документов в их карманах не было... Но промолчал.

– Что-то тут не так, Бэмби, – пробормотал я, выворачивая на освещенную улицу. – Но теперь мне ясно одно: веселый вечерок устроил нам твой драгоценный муж, вот уж воистину дольче вита...

Она подалась в мою сторону, изумленно раскрыв рот, и тихо переспросила:

– Драгоценный муж?

Я не придал значения ее интонации, надеясь проанализировать все потом, лишь осведомился: куда мы путь держим? Оказалось – в Крылатское. Быстро прикинул маршрут: лучше всего добираться туда через Мневники.

Спустя минут сорок мы, избежав дорожных приключений, свернули в тесный и сумрачный двор, замкнутый с трех сторон высокими плоскими башнями.

Где-то далеко, наверное в черной промоине Крылатского оврага, протяжно выла бездомная собака, и опять Бэмби, едва мы выбрались из машины, прильнула ко мне, потому что ночь хлынула на нас своими тенями, тревожными запахами и звуками, однако, оказавшись в лифте, со скрежетом тащившем нас на восьмой этаж, разом пришла в себя. Выпорхнув же из кабинки, облегченно выдохнула и уверенным движением вставила ключ в замок тяжелой стальной двери, охранявшей вход в жилой бокс.

Темный, тесный коридор за дверью расслаивался на два русла, мы свернули в левое и, стараясь в потемках не порушить громоздящиеся вдоль стен штабели ящиков, в которых жильцы таких домов держат всякое барахло, ощупью добрались до квартиры.

Я слышал, как в кромешной темноте слабо позвякивают ключи в ее руке, как проворачивается механизм замка, как, наконец, приглушенно зевнула отворяемая дверь, принимая нас в пахнущий уютом дом.

– Ну вот я и дома... – неуверенно произнесла она.

Я шагнул через порог и тут же замер, прислушиваясь к едва уловимым голосам незнакомого жилища – мерному гулу холодильника на кухне, тиканью будильника, слабому ворчанию воды в трубах. Бэмби, устремившись за мною, мягко ткнулась мне в спину.

– Да заходи же, – прошептала она. – Подожди, я зажгу свет.

Щелкнул выключатель, под потолком прихожей вспух рыжеватый свет, наполнив рыжим теплом шар китайского пергаментного абажура. Вдруг сзади раздался тихий вскрик Бэмби, и я едва успел подхватить ее, без чувств оседающую на пол.

Шар под потолком, похоже, был единственным предметом в доме, остававшимся на положенном ему месте, – остальное было раскромсано и разворочено.

В коридоре, на кухне и в гостиной был жуткий разгром. Мягкая мебель вспорота, два абстрактных полотна валялись на полу, рядом – извлеченные из боксов видеокассеты, тут же перевернутый маленький столик.

Тяжелая столешница, окантованная по периметру толстым ободом неполированной меди, нарочито грубоватой, шершавой, испещренной тонкими пятнами фальшивой патины, представляла собой массивный поддон, выстеленный осколками разнокалиберной, но тщательно подогнанной мозаичной керамики, каждый из них в свою очередь был аккуратно окаймлен серым, слегка шершавым швом цементирующей основы. Выпивать за таким столиком, полеживая на диване, – одно удовольствие. Нет нужды тревожиться за винные или пивные кляксы, оброненные рассеянной рукой из стакана: протер керамику влажной тряпкой – и порядок.

Присев в кресло, я обвел взглядом картину разгрома, потом, уперевшись ладонью в столик, поднялся – при этом керамическое полотно едва заметно покачнулось. Должно быть, цементирующая основа рассохлась, и прочная ее сцепка с окантовочной медью слегка расшаталась.

Я вернулся в прихожую, осмотрел замок входной двери и покосился на Бэмби, которая, кажется, начала приходить в себя, – во всяком случае, обморочная бледность схлынула с ее лица, а в глазах появилось осмысленное выражение.

– Ключи от дома только у тебя? – спросил я.

– Ну да! Хотя...

Она осеклась на полуслове, медленным, плывущим взглядом обвела разруху вокруг, подняла глаза к китайскому плафону и некоторое время что-то обдумывала. Потом, будто встряхнувшись, решительно вскочила на ноги и, ухватив меня за руку, повлекла вон из дома.

Уже и то неплохо, что мне удалось – пока мы ждали лифта – уговорить ее отдать мне ключ.

Заперев квартиру, я вернулся как раз в тот момент, когда двери лифта со скрежетом расползлись в стороны и Бэмби, облегченно выдохнув, ринулась в полумрак кабины.

В темноте ночи я почувствовал себя в родной стихии – вздохнул свободно, ощутив прилив свежих сил. Бессонная собака, протяжно голосившая в овраге, наверное, уже выплакала свое горе и умолкла. В небе висела полная луна, матовый водянистый свет которой, пробиваясь сквозь ветошь бледной облачности, казался размытой лункой, протопленной чьим-то дыханием в темном, слоистом бархате неба.

Сутулый кузов нашего "жука", припаркованного сбоку от детской площадки, слабо поблескивал в темноте.

В двух шагах от нас по затоптанному газону стремительным прочерком бесшумно мелькнул какой-то маленький зверек.

– Что это было? – вздрогнула Бэмби.

– Кошка.

– Как ты смог увидеть?

Я пожал плечами: зрение филина, как известно, обладает поразительной остротой, ему хватает освещенности всего в пару миллионных долей люкса, чтобы увидеть притаившуюся в траве неподвижную мышь.

– Здорово, вот бы мне так! – отозвалась она.

Она подалась ко мне, и я ощутил мягкое тепло ее дыхания.

– Мне страшно. Те, кто ворвался ко мне...

– Ну, – я погладил ее по волосам, – смелее. Кто же они?

– Во-первых, кто-то все время названивал последнюю неделю. Мужчина. Говорил гадости. Сальности всякие... И еще говорил, что мне придется... – Она вновь смешалась, но потом решилась: – Хреново придется. А когда я спросила "почему?" – он ответил как-то странно.

– Что именно?

– Сказал: "Спроси у своего дружка". А потом этот случай с моей машиной... Три дня назад. Я здесь паркуюсь, во дворе. Вон там, сбоку от "ракушек". Видишь, там дорога выворачивает из двора? Она немного под уклон идет... Ну я села с утра в тачку, поехала и на повороте, естественно, немного притормозила. А педаль провалилась в пол. И я тюкнулась передком в фонарный столб. Слава богу, скорости не было. В автосервисе мне сказали, что подпилены тормозные шланги... Ой, ну ладно. Не хочу этого вспоминать. Поехали отсюда. Куда мы путь держим? – спросила она, вертя на пальце автомобильные ключи.

– Нет. Оставим твой подарок здесь, от греха подальше. – Я огляделся: – Где тут можно поймать ночного извозчика?

До Полянки нас подбросил хозяин "Нивы", коротавший время в ожидании клиентов за разглядыванием порнографического журнала. На его глянцевой обложке широким циркулем раскинула ноги блондинка с глазами куклы и тонким ртом мегеры, съехавшим набок в вульгарной улыбке. Шофер нисколько не смущался своего занятия, и, пока мы усаживались в салон – сначала я сзади, потом Бэмби спереди, – продолжал пытливым взглядом исследовать ту заветную область между ее ног, что была бесстыдно выставлена на обозрение.

– М-да... – неопределенно протянула Бэмби, метнув быстрый взгляд на глянцевый лист, и вдруг напряглась, вжавшись в спинку кресла.

По лицу ее пробежала тень, губы напряженно сомкнулись, и, забеспокоившись, я поспешил отвлечь ее:

– Да брось ты, эти картинки – образец дурного вкуса, а вообще, вполне в духе времени.

Рассуждая на эту тему, мы сошлись на том, что именно животное начало и есть начало всех начал:

– Вначале было тело...

– И тело было Бог, – находчиво вставил водитель, проворачивая ключ в замке зажигания.

Подавшись вперед, я с интересом глянул на извозчика – столь глубокие познания в канонических текстах у ночных шоферюг встречаются нечасто..

– Я давно по ночам работаю, – пояснил он. – Всякого повидал.

Пока одышливо похрипывающий, изношенный двигатель не наладил ровное дыхание, шофер продолжал разглядывать журнал и собрался было перевернуть страничку. Однако Бэмби в порыве внезапного гневливого чувства вырвала журнал из рук водителя и метнула его в открытое окошко.

– Да я, собственно, ничего такого... – изумленно отозвался извозчик, извинительно разведя руки в стороны. – Этот журнал пассажир забыл.

Мы тронулись. И спустя полчаса прибыли на место.

– Простите меня, ладно? – примирительно дотронулась до плеча шофера Бэмби, открывая дверцу, когда мы въехали во дворик моего дома. – Ну за журнал...

– Да ну... – улыбнулся шофер. – Чего там...

Вошли в квартиру. Я наблюдал за тем, как Бэмби настороженно осваивала новое для себя пространство... Как шумно втягивала носом воздух, будто сортируя запахи незнакомого дома.

Дурашливо хихикнув, она приложила к плечам выданную мною в качестве банного халата рубашку, потом юркнула за дверь, оставив меня около поспевающего чайника.

Должно быть, я вздремнул за кухонным столом и не услышал, как она возникла на пороге кухни и замерла, привалившись плечом к дверному косяку. Она неясно улыбнулась, медленно разведя в стороны полы рубашки. А я, бросив короткий взгляд на ее свежее, дышащее живой силой оленье тело, вдруг остро предощутил завтрашнее чувство мутной печали, что неминуемо навалится на нас ранним утром, когда мы проснемся в моей обширной постели и не будем знать, о чем говорить.

Предчувствие оказалось верным лишь отчасти – в том, что касалось печали, – необходимость же спросонья подыскивать какие-то слова отпала сама собой, потому что рука, пошарив сквозь утреннюю дрему по жесткому ложу, повисла в пустоте. Сев в кровати, я повертел головой, прислушиваясь, – в доме было пусто. На кухне я нашел записку, рассеянно пробежал ее глазами:

"Спасибо за все. Ты в самом деле хороший. Не ищи меня – это пустое занятие.

Что-то еще хотела тебе сказать... Ах да. Вчера ты говорил что-то про моего мужа и dolce vita. Так вот, dolce vita мне по душе, а что касается мужа – ты, видимо, меня с кем-то спутал.

Нет у меня никакого мужа.

Целую, пока".

Фраза насчет мужа была подчеркнута жирной чертой.

Рядом валялся мой мобильник. Я забыл его выключить, питание было почти на нуле. Я машинально, как делал всякий раз по утрам, позвонил в сервисную службу и озадаченно присвистнул. Похоже, утром Бэмби звонила с моего телефона, причем говорила долго. Во всяком случае, счет мой увеличился на три доллара.

Сунув руку в карман брюк в поисках зажигалки, я нащупал связку ключей от ее дома – забыл их вернуть.

– Нет. У меня. Никакого. Мужа, – произнес я, глядя в пыльное стекло окна, в котором туманно отразилось помятое после сна лицо, шевелящее губами: – Интересно, кто же тогда Марьяна?

От этих мыслей меня отвлек телефонный звонок. Если это Лис с предложением опять составить какой-нибудь клиентке компанию, то придется вежливо отказаться: я нуждался в коротком отдыхе от дольче вита.

– Да! – резко произнес я.

– Сегодня тринадцатое, – послышался в трубке голос.

– М-м-м, Паша... – Я смягчил тон. – Да, тринадцатое. Извини, я забыл. Такая жизнь.

– М-да, ты опять забыл, – с досадой произнес Паша Михонцев. – Сегодня наш день.

– Да, наш.

Когда-то в этот день мы с Пашей вышли за ворота части. И с тех пор каждый год встречаемся. Я всякий раз забываю, и Паша мне напоминает; Он человек порядка. Если, конечно, можно назвать порядком то броуновское движение, которое в нашем городе принято считать движением автомобильным и за правилами которого Паша следит по долгу службы – служит он в головном офисе автоинспекции, что находится в сером доме на Садовом кольце, рядом с Театром кукол.

– Ну и какой у нас план? – спросил я. – Встретимся, немного посидим в какой-нибудь кафешке и выпьем пива?

– Увы, я не могу сегодня. Давай перенесем.

Я вдруг припомнил события прошлой ночи: паркинг рядом с клубом, белый микроавтобус, стайка ночных бабочек, впархивавших в салон.

– Паша, ты мог бы оказать мне услугу?

– Если ты попросишь устроить тебе липовые права, отмазать за езду в пьяном виде или снабдить проблесковым маячком, то я – пас.

– Да нет, ничего такого. Я ведь знаю, что ты у нас последний герой.

Я живо представил себе, как его голубые глаза на мгновение похолодели – так всегда бывало, когда кто-то покушался на его веру в торжество добра и справедливости. Помнится, когда-то в прошлой жизни, посиживая в каптерке в ожидании заветного дембельского дня, мы с ним не раз об этом говорили... Он искренне полагал, что человек человеку друг, товарищ и брат, а вовсе не волк. Что вор должен сидеть в тюрьме. Что быть бедным, но честным – достойно. Ну и так далее. Я так не считал, потому мне было проще жить. А ему, кажется, не очень – тем более на его службе.

– Ну так что тебе нужно? – поинтересовался Павел.

– Да так, ерунда. Пробей по своим каналам один номер. Это белый микроавтобус.

– Зачем тебе?

– Ну ты же знаешь. Я ведь ночная птица. Летел себе вчера над центром, в районе Сретенки, и кое-что видел. Эта машинка проскочила под красный сигнал светофора. И едва не сбила какого-то пьяницу.

Насчет нарушения правил: и пьяницы я соврал, но иначе не мог объяснить свой интерес к белому микроавтобусу.

– Ладно, подожди у телефона.

Отсутствовал он минуты три. Наконец в трубке послышался его голос:

– Есть такая машинка. Зарегистрирована на фирму "Диана". Кстати, вчера ночью ее останавливали. Она притормозила на светофоре, все вроде нормально... Но инспектору показалось странным, что из салона доносились женские визги. Он проверил документы. Все в порядке. Потом заглянул в салон. Там было несколько девчонок. Они сказали, что возвращаются со дня рождения и немножко повздорили из-за какого-то пустяка. Наш парень их отпустил с миром. Орать в машине правилами не запрещено.

– А что за "Диана"? – спросил я.

– Обычное акционерное общество. Владеет несколькими кафе в спальных районах, у метро. У "Кантемировской", еще где-то... – Паша помолчал. – Да, кстати... Уж если ты летал над центром, в частности в районе Сретенки... Ничего не заметил?..

Я поперхнулся – Паша назвал переулок, в котором нас ночью остановили странные ребята в милицейской форме.

– А что? – спросил я, откашлявшись.

– Да нет, ничего... – Он мягко улыбнулся – я это почувствовал по его интонации. Наверняка в этот момент на его щеке проявилась детская ямочка.

– Ты знаешь, кое-что заметил! – Я откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок, – Да, там стоял желтый "фольксваген". Дверцы распахнуты, никого в салоне нет. Мне это показалось странным. Пустая машина среди ночи. А что? Этот "жук" числится в угоне?

Паша ничего не ответил.

– Наверное, пацаны, – продолжал я, – выпили, угнали тачку, покатались и бросили.

– Ну если это пацаны, —раздумчиво, словно обращаясь к самому себе, произнес наконец Паша, – то пацаны серьезные... Там рядом небольшое офисное здание. Ночной сторож позвонил в милицию и сообщил, что прямо у дверей офиса кто-то дерется. Совсем неподалеку как раз находилась милицейская пээмгэ. Ну ребята быстро подъехали. И нашли парочку, как ты выражаешься, пацанов.

– А в чем проблема? – деланно-равнодушно поинтересовался я.

– А в том... – Паша, видно, набрал в грудь воздуху, – что эти пацаны были в форме автоинспекторов... Но за нашим департаментом эти ребята не числятся.

– А третий?

– Третий? – удивился Паша.

– Да, забыл сказать. Там в подворотне стоял джип. За рулем его был какой-то человек. Он спал, навалившись на руль. Хотя, возможно, мне просто померещилось.

– Похоже, третий тебе в самом деле померещился. Когда приехали ребята, никакого джипа там не было... И вот еще что... Менты пошарили вокруг. И нашли за забором ствол. Пистолет Макарова... Эй, ты что?

Когда смысл последней фразы дошел до меня, мое внутреннее "я" уже выдало сигнал тревоги, глаза густо пожелтели, а рассеянное дневной полудремой зрение мгновенно заострилось. Смутный шепот инстинкта предупреждал об опасности.

Я вспомнил ощущение неуюта в ладони, сжимавшей рукоять, – впервые оно возникло в кабинете господина Селезнева.

Потом еще раз – после того как я выдернул пистолет из-за пояса рухнувшего на землю парня и взвесил его в руке, прежде чем швырнуть за забор.

– Да-да, пистолет Макарова, – повторил я. – Со сколом на правой щечке... Извини, Паша, но мне пора.

– Ты куда? – насторожившись, спросил он.

– Лечу охотиться на уток...

В знакомом холле было прохладно. Охранника при входе не было, поэтому я беспрепятственно впорхнул сюда и подлетел к стойке регистрации, где восседала моя вчерашняя знакомая.

– А где этот тюлень, который охранял вход? – спросил я, облокачиваясь на мраморный столик.

– А-а-а! – неопределенно махнула она рукой, не поднимая взгляда. – Охранник, что ли? Ха, тюлень!.. В этом что-то есть.... Сегодня другой парень стоит. Но он отлучился на минуту. Приехало начальство охранного агентства, и его вызвали на какое-то совещание.

Догадываюсь, по какому поводу. Менты наверняка пробили номер пистолета и выяснили, за кем записан тот "Макаров".

– Да, кстати. Мне опять надо заглянуть в фирму "Кондор".

Девочка наморщила носик и задумчиво помассировала пальцем висок.

– Какие-то они странные, эти новенькие. Похоже, никто из них сегодня не появлялся. Хотя, возможно, кто-то и проходил, когда я отлучалась ненадолго.

– Я подожду у них в приемной?

– Как хочешь.

Я поднялся на второй этаж, толкнул знакомую дверь. В приемной было пусто. На черном столе – словно отблеск потухающего огня – роза. Та самая, которую я воткнул в роскошные волосы Кармен. Ее нежные лепестки увяли. Я потянул носом воздух. Запах Кармен тут почти не угадывался.