Текст книги "Дневник графомана"

Автор книги: Василий Ершов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Июль

9.07.

 Вернулся с дачи – дома ждет меня сюрприз: пакет от того самого полковника ВДВ в отставке, Рогова Валерия Павловича. В пакете письмо шариковой ручкой на 23-х страницах формата А4 в клеточку и… медаль «За верность авиации» с выбитым портретом Маресьева;  удостоверение на мое имя подписано Главкомом ВВС генералом армии Петром Дейнекиным.

 Медаль, конечно, общественная, типа  «За присутствие на пожаре»,  но важно другое: это официальное признание меня сообществом военных авиаторов. Довелось-таки свинье на небо глянуть… когда резали.  Как сказано в статуте медали, ею, в частности, награждаются и «лица из состава гражданской авиации… за особые заслуги в освоении, эксплуатации и обслуживании авиационной техники… оказывающие содействие в решении задач, поставленных перед военной и гражданской авиацией».

 А письмо-исповедь тронуло. Человек выложил мне всю свою детдомовскую судьбу и всю боль Офицера за судьбу армии и страны.  Мои книги его зацепили; это он хлопотал за медаль и, от имени военных авиаторов, так сказать, вручил ее мне через курьера.

 И  что  ему  ответить  на  пространное  послание?   Он  с  интернетом знаком плохо,

 э-мейла не имеет, пишет на бумаге по старинке. А я уже и ручку в пальцах не удержу, суставы болят. Придется отпечатать и отправить ему в Рязань почтой.  Ну, он еще позвонит.

 А вечером пришел Олег с подарочным симовским штурвалом, установил его, отладил; полетали.   Подарок этот – от моих друзей, бывших симмеров, а нынче – уважаемых пилотов. Ну, я счастлив. Олег дома еще покумекает, как оставить и джойстик, и штурвал, чтобы  летать и на самолетах, и на вертолете, и чтобы они друг другу не мешали.

 Покумекал, сделал. Включил я флайт-симулятор: все работает и вместе, и врозь; ничего не отключая и не переключая, можно летать на всех типах самолетов и на вертолетах, на джойстике и на штурвале. И в то же время, на «Ту» можно летать со штурвалом, а джойстиком управлять  на земле по путевому каналу. Чего-то Олег там мудрил, мудрил, остался недоволен, – а ведь все работает.

 Я должен быть благодарен этим ребятам: они так заботятся обо мне, так опекают, постоянно навещают, держат в курсе всех новостей… и еще благодарят за то, что мой Ездовой пес взорвал им мозг и изменил всю жизнь.

 Я вот себе думаю: тут медали навешивают за верность… а мне современная авиация ведь неинтересна. Я верен той, старой, советской авиации, которую считал лучшей в мире. Той, которая меня на крыло поставила, в которой я себя человеком почувствовал.

 А кто я в новой авиации? Дед, маразматик, балласт, тина, нафталин. В литературе об авиации я еще что-то, может, и значу, а в реальной авиации, авиации Боингов и Эрбасов, я – ноль.  Неинтересны эти самолеты мне, как неинтересны айфоны, блоги, чаты, твиттеры и прочая типа логистика. Жизнь ушла, улетела на новых крыльях. Вот эти ребята, которым снесли голову мои книги, сидят теперь за штурвалами, вот они опираются на новые крылья… и еще деда благодарят – за мечту и за здравый смысл старой школы.

 Но это – единицы,  фанатики, положившие жизнь на алтарь. А существует же еще громадная масса молодежи, умеющей только болтать на форумах. Там я не котируюсь.

 Правильно написал один участник дискуссии: Ершов и сам уже в гробу, и на мир из гроба глядит.

 Я близок и понятен старшему поколению, а молодежь представляет меня не иначе как сгорбленным бородатым дедушкой с клюкою. Я – настоящий, живой, еще молодой, чувствующий и страдающий я  – уже мертв для них. Ну, вроде как местный, авиационный, занявший свое место на пыльной полке типа классик. Меня цитируют и используют как аргумент.

 Авиация оказалась прерывным процессом. Я-то думал, что через меня в будущее непрерывно перетекает опыт поколений летчиков. Нет: врезали новую трубу, уже после меня, и сосут оттуда. А меня перекрыли. Меня живьем в гробу засыпают. Я сначала бился, стучал в крышку кулаками… и зачем?  Все равно, скоро один конец.

 Нет, какие-то брызги от меня к ним еще долетают. Да только попробовав их на вкус, молодое поколение морщится, говорит «не то» и бежит искать новое – а его и искать не надо, они в нем захлебываются.

 На женской тусовке в интернете жена молодого КВС А320 жалуется. Пока жили на Севере, пока мужик набирался опыта на Ан-24 и зубрил инглиш, жили небогато, иной раз и поесть-то сытно не получалось, – но была романтика, было общение, рыбалка, природа и пр. Взяли его в Москву на Эрбас, полетал три года вторым, и вот ввелся. И – как обрезало. Говорит жене: ты мечтала о достатке? Хватает тебе? Всё, отстань, мне надо учить. И зубрит, зубрит, зубрит, и все разговоры – только вокруг самолета. Романтика кончилась. Зато большие деньги. И теперь она готова отдать назад те деньги за то, чтобы только вновь вернуться в благословенное, небогатое, но романтическое северное прошлое.

 Но дважды в одну реку не войдешь. Мужик стал сурьезным, он полностью выкладывается на работе, приносит в семью бо-ольшущие, немыслимые деньги.

 Ну, на форуме пошла женская дискуссия, спор, надежды, что со временем бремя ответственности облегчится набранным опытом и мужик, мол, вернется в прежнее состояние.

 Нет, не вернется. Он познал изнанку. Он помудрел. Романтика с него слетела. Теперь он будет думать о прессе эксплуатации и о том, как подольше сохранить здоровье.

 А эксплуатация там, как я теперь крепко усвоил, гораздо жестче, чем выжимали из нас. Вот за это непонимание я в свое время и поплатился: от меня отшатнулась самая продвинутая часть летного состава.

 Теперь-то, несмотря на тяжесть своих прожитых летных лет, я понимаю, что тяжесть эта была телесная. Недоспать, высидеть, отмучиться, – зато в полете отдых. Решение задач полета было посильным, в общем, необременительным. Земные заморочки решались Системой. Думать надо было только о безопасности, остальное – экономия, производительность,   удельный расход – было игрушками для взрослых, баловством, капризом начальства.

 А тут ребята жалуются на засилье бумаг, бумаг, бумаг, документов, стандартов, параграфов, пунктов, букв… нагрузка для неискушенного пилотского моска почти непосильная. И нет даже десятка секунд в полете для отдыха. Постоянное нервное напряжение – мина замедленного действия. Особенно это видно на средних линиях, на смычках. Через океан – там хоть сменный экипаж, и можно покемарить в полете; а вот на смычках – каторга.

 Причем, одно дело – смыкать в Якутии, другое – в центре Европы. Это как  сравнивать деревенский переулок  и Ленинградское шоссе.

 И этот молодой командир аэробуса пока спасается еще горящим внутри интересом к познанию новой для него машины, к ее возможностям, комфорту пилотирования и прочим цацкам. А потом навалится смертельная усталость. И денег тех будет не надо, да только из шестерен уже не вырвешься, разве что оставив там навсегда здоровье. Или искать пути на новую, тяжелую, дальнюю технику, в надежде, что, может, там будет полегче. Или на командную должность.

 21.07.

 Почта вялая. На форуме тоже болтовня ни о чем. Расследование катастрофы продлили до октября. Понятно: за это время про нее или подзабудут, или те, кому надо,  сумеют сформировать общественное мнение так, что причина будет усматриваться не в непрофессионализме экипажа, а  в  моральном  давлении  на него президента; либо приплетут посторонние факторы.

 А тут в скандалезном МК статья: старые пилоты Аэрофлота, летающие на Ил-96, не скрывая фамилий, рисуют мрачные перспективы. И когда я все это прочитал, то стало мне стыдно за свои недавние высказывания: я ведь ту же самую ерунду молол. Деды потихоньку выживают из ума, оставаясь мышлением в прошлом веке, журналюги подхватывают их лепет и не стесняясь добавляют своего, и видно это только летающим, а пипло глотает эту белиберду не жуя. Поэтому нужно помалкивать.

 Девять вечера. Не разгибаясь, наваял семь страниц, довел объем до полного авторского листа: 40 тысяч знаков. Много политики, но, мне думается, такая политика читателя заинтересует. Молодым это интересно читать потому, что они этого не пробовали, а хотят иметь представление  и сравнивают с другими источниками. Пожилым интересно окунуться в ту атмосферу, найти в записях что-то близкое, пережитое, провести параллели. Ну, там же еще что-то, самую малость, и про полеты…

 26.07.

 День памяти первого самостоятельного полета на Як-18А. Но это вечером.

 Денис прислал письмо с рецензией на книги Пономаренко. Спорит. Да, собственно, он во многом прав: генерал Пономаренко – практик середины 20 века, а нынче теоретик-оппозиционер. Он ничего предложить не может, только обрисовывает печальную картину, критикует положение вещей. Вопль  в пустыне.

 Денису же нужно реальное приложение теории к современной практике, и он нашел аналогичные труды, изданные  за рубежом  (причем, в практическом  исполнении)  лет на 20 раньше, чем об этом заговорили у нас.

 Я  в тонкости вникнуть не могу по причине ограниченности мышления. Но понял, что сводить  Дениса с Владимиром Александровичем как оппонентов нет смысла. Пономаренко уже и для меня, можно сказать, отец; для Дениса он – чуть не прадед. Потом, он все-таки военный, его менталитет – атакующий, протестный. Денис же – яркий представитель современной гражданской авиации, которая пошла путем чисто коммерческого, цивилизованного, потребительски-расчетливого, с гарантией, логического подхода к безопасности. Стремительный скачок мировоззрения через три поколения.

 Не нам с академиком Пономаренко решать задачи нынешней авиации. Мы должны остаться в своем времени. Либо собрать весь свой потенциал, засесть за информацию и попытаться понять то, что доходит молодым через задницу, в современном верчении бизнеса. Но и поняв, чисто теоретически, мы вряд ли способны будем прикинуть прогноз на будущее. Без нас специалисты найдутся.

 Сейчас время стаи, команды. Единоначалие, личность летчика отходят на второй план. Личностные качества кладутся в общий котел команды. CRM рулит, и Окань пророк его.

 Денис приглашает меня в свой ЖЖ. Я внимательно прочитал его труды, на которые он дает ссылки. Умница парень. И хотя ничего нового я там не почерпнул, до всего этого доходил интуитивно сам, но Денисову логику доведения очевидных истин до среднего летчика в этих разработках оценил.

 Может, Денис и прав в том, что идет к разуму пилота через расчет, логику и систематизацию. Я всегда шел через эмоции, романтическое увлечение, порыв, чувственную мотивацию. Может, поэтому в рассуждениях Дениса об инструкторском труде отсутствует  (или я не усмотрел) такое важное для меня понятие как показ своими руками. А я с этого всегда начинал.

 Ну, те, для кого пишет Окань, – другое поколение. Как обидно сказал о них Архангельский:  тупой прагматизм. Ему показывай, не показывай – он не загорится. А вот логически докажи ему, что если он изучит CRM, SOP и другие премудрости, то за это будет получать 150 тысяч… он возьмется,  тупо вызубрит, и будет свято убежден, что без труда не выудишь рыбки из пруда. Мало того, под этой мотивацией в авиацию сейчас ломанулся вал желающих. Они, видите ли, прям с детства были одержимы мечтой…

 Акценты, которые светятся в рассуждениях Оканя, изучившего суть вопроса с применением CRM, показывают, что время романтики кончилось. Нынче другие критерии и рамки. От сих до сих. От параграфа до следующего параграфа. С каждым вторым пилотом – как с новым. Каждый раз брифинг. Недоговоренностей быть не должно. Логично, четко, ясно… дебильно. Оставь эмоции за порогом штурманской. Фтыкайся в гнездо.

 Ну… столп. Столп новой авиации. Столп авиации бизнеса. Менталитет!

 Ну, а раз у меня душа не лежит, то о чем разговор. Я вежливо поблагодарю Дениса, но дам ему понять, что я остался на берегу, а его уж пусть бог бережет в плавании.

 Я все вчитываюсь в обсуждение на форуме  животрепещущих тем. Понимаю (ох как понимаю!) недавно списавшегося на землю Сергея Ивановича: он никак не удержится от реплик, тирад и пикировки. Он – активен. Он еще думает, что как-то повлияет.  Денис, сын, и тот уже стал сдерживаться и не огрызаться на лай шавок, а отец пока в раже.

 А я не повлияю. Я утратил пыл.

 Скорее бы на дачу, дождаться дождя и засесть за дневники.

 Я тут вытащил тетрадки, по 99 год, такая пачка… Даже страшновато стало: какой труд еще предстоит. А ведь труда-то – чисто механически набирать текст.

  Нашелся читатель, который заказал по Амазону мой «Страх полета». Хочет этим меня как-то отблагодарить за бесплатно выложенные книги в Сети. Да мне это как-то уже не надо.

 Вот читаю двухлетней давности обсуждение моей «Аэрофобии» на авиа ру. Еще проскакивают у оппонентов нотки недоброжелательности, но в 90 процентах отзывов уже одни комплименты. Кажется, это все было лет десять назад. Я тогда еще был полон сил и желаний. Теперь у меня есть авторитет в авиации, но нет вдохновения. Дай бог  вымучить дневники, и всё.

 Десять лет назад я только решился начать на коленке фрагменты своих «Раздумий». Десять лет… Я уже и тогда был в возрасте, что же говорить сейчас. Хотя в середине этого периода  как будто вся моя зажатая молодость вернулась в одночасье и выплеснулась во всю мощь… но это было всего один год. Потом было только хуже и хуже. А сейчас все ушло.

 Никакого расставания с небом. Никаких болезненных переживаний по этому поводу. Небо – это для меня отнюдь не махание крылышками, а нечто гораздо большее, целый мир чувств. И это навсегда осталось со мной.

 Боязнь расставания с полетами свойственна именно таким ограниченным летчикам, каким был и я десять лет назад. Ручка-газ-получка.

 Сколько летчиков, уйдя на землю, прошло через такие этапы, через которые продрался я, оставив на шипах судьбы клочки собственной души? Многие? Вряд ли. Очень, очень  многие так и остались между штурвалом и шлагбаумом, с бутылкой в руке, не более.

 Валяясь в капитанском кресле и отдав ремесло полета на откуп своему слетанному экипажу, я рос внутри себя, в  размышлениях, которые потом выложил на суд читателей. Разрозненные мысли, записанные между полетами в тетрадки, сконцентрировались именно в последние два года полетов, путем сложной внутренней работы, когда я  лежал за штурвалом.

 Теперь этой работы и следов не осталось, только книги. Я перечитываю их и удивляюсь, как будто вижу в первый раз. Старческий маразм прогрессирует.

 Как потом оценят меня как личность, мне не узнать: природа оградила нас от возможности знать будущее, и это правильно. Если судить по отзывам читателей, то вроде неплохо. Но что из всего этого отстоится, а что всплывет и утечет с пеной?

Август

3.08.

 Утром Надя разбудила меня сообщением: ночью в Игарке упал Ан-24 Катэкавиа. Погибли 10 пассажиров и бортпроводница, экипаж остался жив, в удовлетворительном состоянии, один пассажир в тяжелом. Повезло еще, что мало пассажиров было.

 Зашел Олег: ему в 2 ночи уже позвонили; ну, сообщил, что узнал.  Бортеханик – красноярец, летал раньше у нас в СиАТе; пилоты же из Самары, что ли. Самолет разломился пополам, загорелся, правда, спасатели быстро потушили. Вроде как летчики и один пассажир сами выбрались из кабины. Девочку-проводницу  жалко: она сгорела вместе с пассажирами. Ну, и бедных пассажиров – само собой. Судьба.

 Была ночь, в это время в заполярной Игарке как раз темно. ИЛС работала, джипиэска на борту была; погода через полчаса после катастрофы: видимость 1500, нижний край 180, ветер 4 м/сек, дождь… все вроде в пределах минимума. Но отметка пропала с экрана после 3-го разворота, они стали быстро терять высоту, уклонились вправо и упали за 700 м до полосы.

 Раз экипаж жив, то разберутся. Не дай бог, искали землю… тогда лучше бы им погибнуть.

 Естественно, уже меня по мылу теребит телевидение, наш 7-й канал. Я вежливо, но твердо отписал, что с телевидением не работаю вообще. А то прям эксперта нашли, который «знает об авиации все». Ага, щас. Пошли-ка вы все… к местным авторитетам.

 Олег поехал в эскадрилью, вечером зайдет, расскажет.

 В принципе, тайн никаких и не будет, раз экипаж жив. Врать они вряд ли договорятся: в таких случаях экипаж  разделяют и заставляют писать объяснительные каждого по отдельности. Да летный директор уже наверно там: будет стараться вытащить экипаж и прикрыть свою задницу. Если отказ матчасти, это еще полбеды. Хотя над Ан-24 уже давно висит дамоклов меч старости. Но если это личностный фактор…

 Рановато катастрофа произошла: еще ж вроде не кончилось лето. Может, что с правым движком у них… летают ведь на металлоломе.  Пока то да се – вот она, земля.

 Ну, потерплю; все равно ведь узнаю, ну, пусть позже.

 4.08.

 Сижу дома.  Новостей по катастрофе нет. Комиссия работает, Толком никто ничего сказать не может. Олег вчера вернулся из эскадрильи: ничего нового. Единственно: ИЛС там до конца октября не работает, огни подхода тоже; так что заход по приводам, и минимум 200х2500. Он должен сегодня лететь в Игарку, может, по прилету что-то прояснит.

 Левандовский дал телеинтервью: общие фразы о высоте принятия решения. Медведева 7-й канал выцепил по телефону: то же самое. Как можно сказать что-либо конкретное, не имея информации. Я молчу.

 Мне все-таки кажется, что, возможно, был отказ правого двигателя без автофлюгирования. Олег говорит, по этому двигателю были замечания по разнице ИКМ на малых режимах.

 А иначе что бы так могло повлиять на искривление траектории вправо?

 Командир Козлов – старый профессионал: 54 года, 17 или 18 тысяч часов. Уж наверняка летать умеет.

 Самолет сел на мелколесье, видимо, снес шасси, потом загорелся. Фюзеляж лежит весь целиком, середина выгорела от фонаря кабины до киля. Пассажиры погибли в огне.

 Маханцев заходил буквально следом за Козловым, говорит, снижался до 70 м, туман; куда там лезть: дал по газам – и на Туруханск. Внизу просвечивало красное зарево; они еще не знали, что это самолет перед ними упал и горит.

 Тоже спец Серега: минимум там из-за неработающей ИЛС и отрезанного на ремонт куска ВПП равен  200х2500; не надо бы при комиссии-то озвучивать высоту 70 метров в тумане: так можно и талона лишиться, да и комиссия ткнет директора носом в общую слабую подготовку пилотов, тем более, инструкторов авиакомпании.

 То есть: туман натянуло буквально после выдачи  в эфир  фактической погоды 270 на 3500. Формально Козлов минимум не нарушил. Но вполне могло быть так, что туман подошел как раз к моменту его ВПР, и если был отказ, то туман усложнил ситуацию.

 А на борту было еще около 2,5 тонн груза, т.е. посадочная масса была приличная.

 Сижу, ворчу себе. И тут вдруг звонит мне Левандовский. Ну, общие фразы, за жизнь, да про мои книги… Короче: Лена ушла от него в компанию АэроГео, к Мамаеву, там больше платят, и теперь в СКОЛе освободилась должность инженера по лицензированию и по сопровождению РПП; вот он меня и приглашает на это место, за 20 тысяч рэ.

 Если б я не знал, что это такое. А я знаю. Это не только вести РПП, а навалят и всю подготовку к ОЗП-ВЛП, сочинять приказы, письма и т.п. Поэтому я тут же, в торец, решительно отказался.   Не хочу я опять менять свободу на ежедневную обязаловку, на служебный автобус, на сочинение никому не нужной галиматьи, тем более, для вертолетчиков, да на гниение у компьютера, на извивание пред чиновниками из управы, на эти коллективные пьянки, а главное, не хочу быть под пятой уже заржавевшего в своей властности деда Левандовского. Я под ним поработал всласть: при всем глубоком к нему уважении, это далеко не мед, вечные побегушки… На старости лет, за несчастную копейку… нет.    Я – сам Ершов. И на жизнь мне хватает.

 Ну, попутно обсудили катастрофу. Левандовский просто и уверенно сказал: нарушение минимума. Никаких отказов матчасти. Шарились. Маханцев же вон – не раздумывая ушел в Туруханск…

 А я вчера Олегу так и сказал: истина будет проще и банальнее.

 Ну, посмотрим.

 Неужели мужик страх потерял? Я-то знаю, что это такое – старческая самоуверенность зажравшегося профи. Я сам очень вовремя из-за  этого ушел с летной работы. А этот Козлов еще когда-то был и командиром отряда. Обнаглел. Вот жизнь и наказала.

 Надя отреагирует болезненно. Она спит и видит, чтобы меня снова пригласили в какую-нибудь компанию и чтоб в доме были лишние деньги. А тут – от предложения самого Левандовского отказался…

 Стар я уже опять лезть в ярмо и гнить там. Догнию уж на свободе.

 Все в этой вертолетной авиакомпании скажут: вот… пейсатель… а жрать нечего – приполз… Терпеть унижение: вот, ты хоть и книжки пишешь, а командую здесь я, – и будь любезен… И все по мелочам, легкие оплеухи. Ну уж, на фиг.

 Тогда, в СиАТе, это отвлекало от тоски по ушедшим полетам; теперь тоски нет, а наоборот, есть свобода, которой я еще не насытился, и чувство собственного достоинства, которое не хочет, чтобы его топтали за копейку.

 Умер тот несчастный пассажир. Вот теперь экипажу, оставшемуся в живых, отделавшемуся, в общем, ушибами, – отвечать за загубленные жизни двенадцати человек. И не перед родственниками, не перед судом, – перед своей совестью.

 Личностный фактор. Ну что толкало капитана на такие подвиги? Почему он полез в туман, при неработающих огнях подхода и ИЛС, по приводам и GPS, но не шел в торец, а задергался над ближним и метнулся вправо? Почему не ушел? Почему второй пилот не дал газы, не заорал об уходе? И почему Маханцев – ушел?

 Всё узнаем.

 Сижу себе, лениво листаю интернет, отвечаю на редкие, одиночные письма. Мне не скучно. Утром купил на рынке мяса, охладил его; сейчас нажарю Наде отбивных.

 Не жизнь, а каторга.

 А сидеть в клетушке вагончика в СКОЛе… так я уже насиделся в СиАТе, спину за компом угробил.  Как представлю, что зимой ждать того автобуса, а ноги вечно зябнут… Да пошли вы.

 Ну, рассказал Наде о разговоре с Левандовским. Она восприняла, новость достаточно сдержанно, но видно, что ее задело. Однако поезд ушел. Всё, разговор окончен.

 Олег должен был сегодня везти в Игарку родственников погибших. Пока от него ни слуху, ни духу, а уже восемь вечера.

 5.08. Четверг. +17.

 Утром искал новые сведения о катастрофе. Опубликована РД из министерства. Там погода за 19 минут до катастрофы – в пределах минимума: 6 октантов разорванная 270 м, видимость по ночным ориентирам  3500. Так что официально нарушения минимума нет. И, наконец, точные данные о месте катастрофы: от ДПРМ уклонился вправо и упал в 300-400 м до торца и правее курса 400 м. Там лесок небольшой, вот в угол его они и сели.

 И проскользнул один пост на форуме, где о Козлове сослуживцы примерно так отзываются: как пилот и как КВС он – «турист».  Ну, понятно.

 В тысячный раз хочется повторить. Где бы у нас ни случилась катастрофа, искать причину надо только в непрофессионализме экипажа. Самолетопад.

 За тем леском, метрах в пятистах, аккурат на траверзе торца ВПП, находится что-то типа дачного поселка. Его освещение ночью вполне могло соперничать со слабенькими огнями ВПП, которые, по опыту знаю, иногда очень трудно различить издали при слабых огнях подхода. А при их отсутствии – и подавно. И в разрывах тумана вполне можно было от ближнего купиться. Один крик правого летчика «вон, правее огни!» – и КВС ничтоже сумняшеся дернулся туда. А дальше – как в Самаре.

 Что-то я все грешу на это «купился». Ляпнул тогда про Смоленск, теперь вот – про Игарку. Ну да ведь сам в молодости покупался. А уж на Ан-24, с их уровнем подготовки пилотов, это вполне характерно.

 А они ж летают по GPS. Ну, перед ближним, как водится, видимо, всем экипажем искали землю.

 6.08. Пятница. +11.

 Так. За катастрофу взялся МАК, Тут же рапортует на своем сайте, что записи МСРП и магнитофона есть: параметрические – 90 последних минут полета, а речевые – только первые 80 минут.

 Ну почему вдруг магнитофон отказывает  именно в середине полета перед катастрофой?

 Теперь катэковским ребятам, экипажу этому, как-то надо договориться и складно врать. Держать в полной изоляции их невозможно; руководство компании тоже в стороне не останется, так что версию можно придумать.

 И уже потихоньку раскручивается и муссируется тема: метео не сообщило о внезапном ухудшении погоды, диспетчер не предупредил экипаж… А экипаж – что: экипаж лез.

 Не один я высказал предположение, что экипаж купился на огни совхоза. Там правее ВПП, оказывается, расположен совхоз, а не дачный поселок. Пилоты из СКОЛа комментируют. Правда, какие в СКОЛе самолетчики – один Левандовский, другой Николай Савельич Иванов. Но мысль реальная. Огни совхозного поселка-то будут поярче узкой строчки тусклых фонариков на ВПП.

 9.08.

 Смотрю  видеозапись   катастрофы   маленького  вертолета  на  соревнованиях  в  Минске.  74-летний немецкий пилот виртуозно крутит конуса у земли, выполняет вираж с креном 70 градусов… ну прям акробат. От земли, с высоты метров 20, секунды три разгоняется и уходит на мертвую петлю. Мощная машинка, конечно. На пикировании  на полсекунды задерживается с выводом, перед землей судорожно хватает на себя… хлоп о землю… огонь, остановился через несколько метров. Всё, сгорел.

 На форуме романтики развесили сопли: ах, Небо забрало, ах, ушел в последний Полет…

 Небо – страшно жестокая штука. Оно не терпит показухи. Вот так же погиб прекрасный автожирщик Петр Грушин.

 Всегда находятся такие люди, которым важно показать верткость и мощь машины, ну и свою удаль и мастерство, на грани. И платят за это жизнью.

 Земля пухом… Сам себе противоречу, но – «так лучше, чем от водки и от простуд». А зрителям пример:  как  не надо  делать.   Не надо крутить мертвые петли на Ан-2, на вертолетах, – незачем. Тем более, в весьма почтенном возрасте.

 Время как летит. Уже конец лета. Надо уж доделать и выложить пятую часть дневников, чтоб не висело. А осенью продолжу. Нельзя останавливаться и костенеть в одних бытовых заботах. Хоть одна новая книжка, но должна раз в год выходить. До семидесяти лет надо поддерживать внутри себя дух творчества. А потом уже можно потихоньку и в маразм впадать.

 Мне кажется, семьдесят лет – это какой-то рубеж, за которым наклонная плоскость жизни переламывается чуть не в обрыв. Посмотрим. Но эти оставшиеся четыре года надо жить активной творческой жизнью.

 Дневники – тоже творчество. Просто напиток отстоялся, теперь искусство автора – довести его до кондиции.

 Шесть авторских листов. Осталось несколько листиков тетрадки. Но 91-й год еще не кончился, октябрь; продолжу из следующей, до конца 91 года. Еще так поработаю пару дней, потом все проверю, выправлю и на той неделе, даст бог, выложу.

 11.08.

 Всё. Выложил пятую часть: и у Мошкова, и на Прозе. На Прозе придется, как обычно, часика два поработать, выделить абзацы.

 Свалилось. И что – опять безделье? Нет уж, начну шестую часть.

 Видел Олега. Ну, причина катастрофы, как я и говорил, банальна: купились на огни совхоза. Еще от дальнего привода  подвернули вправо и лезли, пока не зацепились за лес. Элементарный, голимый непрофессионализм старого экипажа. Самарская школа, блин. Хотя… при чем здесь прекрасная самарская школа. Самарцы летают ничуть не хуже красноярцев. Дело в личности.

 По опыту, суд даст им года по три-четыре поселения, а то и вообще условно. Но, конечно, отлетались. Бортмеханик отскочит, он ни при чем. И смягчит приговор только то, что они не нарушили официальный минимум, а просто не сумели уйти на второй круг при внезапном ухудшении видимости ниже ВПР. Ведь контакт с землей был установлен – они будут упорствовать в этом. Не нарушение, а ошибка. Ну, навроде как мастерства на 18-й тысяче часов налета не хватило. И будет куча сопутствующих причин: ремонт ВПП, регламент, нестандартная ситуация, синоптик, диспетчер… А главное – нет записей переговоров. Не докажешь. Думаю, выкарабкаются.

 Но моя оценка этим летчикам одна: непрофессионалы, убили людей ни за что.

 12.10.

 Закончил правку абзацев на Прозе.  Читатели еще вчера набросились: и на Либ ру, и на Прозе. Уже отзывы на авиа ру. Кому-то интересно, кому-то скучно: вот… опять повторы; для молодежи дневники – вообще анахронизм; кто-то сказал, что Ершов – самый талантливый графоман среди летчиков; кто-то (из-за бугра) уже обозвал меня предателем, когда, мол, герои спасали гибнущую Россию, он закрома картошкой набивал…

 Я ухмыляюсь.

 Мухи зудят, а верблюд себе идет. Каждый в этих записях что-то найдет для себя. Мое дело – выложить живое свидетельство той эпохи, о которой нынешняя молодежь имеет весьма смутное представление, а уж о том, какие чувства в том безвременье испытывали страдающие люди, – и подавно. Зрелый человек – поймет. А пацаны пусть себе читают фэнтези, пока не поумнеют.

 13.08.

 Артур Попов в Австралии вылетел самостоятельно, на 13-м часу налета. Я его тепло поздравил. Он увольняется с работы: что-то там его не устраивает. Деньги у него еще есть, он пока собирается интенсивно летать. А с работой проблем не видит: видимо, он хороший специалист. Читаю его блог, вижу, что человек очень организован, да еще и наделен литературным талантом.  Дай бог ему стать профессиональным пилотом.

 А тут пишет мне письмо отец молодого летчика, выпускника Красного Кута. Мол, сынок найти работу на Ан-2 не может, друзья тут хором искали по интернету ему местечко, и т.п. Может, Ершов где по блату знает такую компанию?

 Я вежливо ответил, что не знаю, дал ссылку на «Письмо молодому человеку», посетовал, что приходится «отвечать за базар». Ну, расшаркались.

 Вот два полюса. Папа ищет в России работу сыну-пилоту, который на халяву, за государственный счет окончил летное училище.  А молодой очкарик-программист,   симмер из Ухты, активно изучает инглиш, зарабатывает деньги, едет из России в Австралию, находит там работу, зарабатывает деньги, учится летать в аэроклубе – и получает пилотскую лицензию. Вот он и будет пилотом, а этот выпускник, за папиной спиной, пойдет торговать мобильниками, ну или в охрану. Либо – дай-то бог! – стиснет зубы и будет биться сам.

 Мы дремучи. Как жаль, что я был дик, невежествен и, несмотря на приличный уже, сорокалетний возраст, почивал на лаврах и считал себя на вершине прогресса. Если бы мне сейчас вернуться в прошлое, в 85-й год, я бы активно занялся двумя делами: овладел   компьютером и всерьез изучил бы английский. С английским тебе открыт весь мир, можно выбирать варианты. С английским ты везде – равноправный человек. С русским в России вариантов два: если повезет – зацепишься где-то за летную работу; если нет – иди в охрану.

 И у этого папаши ведь есть свой мотодельтаплан, они с сынком подлетывают на нем и считают, что если человек мечтает о небе, то он добьется. Так пусть добивается!