Текст книги "Варфоломеевские ночи (СИ)"

Автор книги: Василий Варга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Янкель стал на колени, помассировал лысину вождя и начал его утешать.

˗ Пока Лейб˗ба занимается полезным делом, ты, Янкель, еще раз повтори, сколько наших соратников подключены к перевороту? Вспомни всех ˗ евреев, китайцев, венгром, чехов, словаков, американцев, немцев и прочий сброд, сколько их всех? сколько, Янкель?

˗ Триста пятнадцать тысяч с учетом головорезов, выпущенных из тюрем и около пятьсот тысяч настоящего пролетариата.

– А это не мало? это мало, мало...Керенский, он еврей? Если он еврей, он войска поднимать не станет. Я...я боюсь.

– Успокойся, а то произойдет разрыв сердца. Вот уже снова штаны, то бишь женское платье мокрое. Поменьше дуй чаю. А если сердце...тогда прощай, прости. Трон Николая Второго может вернуться. Вспомни Инессу, она сейчас тоже не спит, хочет, чтоб ты ее обнял и хоть несколько раз.... Сексуальная сука, стольких детей родила, но все равно гуляла со всеми подряд, за что ее муж прогнал. А потом ты, эх Володя, она все соки из тебя вытянет.

− ...еволюция, ...еволюция, прррр, − стрельнул Ленин из заднего прохода и тут же направился в нулевое помещение.

***

Бронштейн прислал гонца, который доложил о том, что Зимний взят, Временное правительство арестовано и препровождено в Петропавловскую крепость.

Ленин казался настолько нервным и даже подозрительным, что Янкель Кацнельсон дул ему в затылок.

– Прошу вас повторите! что-что? Зимний? он пал или сгорел? еще раз повторите, что вы сказали, я требую. Вождь мировой революции требует. "Вставай проклятьем заклеймённый..."

Янкель поддержал и гонец, что принес великую весть, тоже присоединился.

Во время исполнения гимна Ленин силился снова посетить туалет, но Кацнельсон сунул ему руку в карман брюк и не отпускал.

После исполнения гимна и ухода Пуцика, присланного Бронштейном, Янкель произнес:

– Поздравляю от евреев всего мира. Это первая наша победа над огромной страной со времен царя Соломона. Надо вырезать всех русских, опустошить эту территорию и заселить ее евреями. Я согласен с Броштейном.

Но Ленин нахмурился и сощурил левый глаз, а когда он щурил левый глаз, Янкель уже зал, что друг мыслит. И точно.

– Ты не понимаешь момента. Я хочу использовать гусских ду..гаков в качестве штыков для завоевания мировой революции. Победим во всемирном масштабе, тогда возьмемся за гусских...выкурим их, похороним в одной общей яме.

18

Какие процессы происходили внутри вождя мировой революции, Янкель не знал, хоть и находился рядом. Он не прочь был, чтобы там, внутри, произошел взрыв и этот человек, издающий непонятные флюиды, от которых наступает дрожь в коленях, разлетелся на части и тогда он, Янкель Кацнельсон, вполне мог бы принять от него волшебную палочку и управлять кровавым оркестром.

Вождь все время поднимал вверх руку и произносил один и тот же лозунг: да зд...авствует ми...овая еволюция! Потом забирался в кресло в бофортах, пытался исполнить древний танец, но тут же сваливался и начинал выть.

– Володя, что с тобой?

– ев...ев...ево...уция! – был его в ответ, потом изо рта капала слюна на колени.

– Да, да, Володя, я знаю, сейчас ответственный момент. Но ты держись. Ты – вождь.

Вождь взобрался на крышку столу в не совсем чистых ботфортах, и оттуда смотрел на Янкеля, как на букашку.

Ленин спрыгивал со стола, как мальчишка, садился в кресло, доставал чистый лист бумаги и в левом верхнем углу ставил роспись, приговаривая: к расстрелу, повесить, расстрелять! Попов, расстрелять всех попов, сжигать живьем, распинать на крестах, церкви и монастыри разрушить, а те, что не поддаются разрушению, превратить в конюшни, складские помещения и даже в туристические базы.

Весь имущий класс уничтожить, отдав все богатство пролетариату.

− Тору, не забудь Тору, − умолял Янкель, складывая руки, как христиане перед изображением Иисуса Христа.

Сам Янкель вдохновился, и это вдохновение помогло ему увидеть в образе Ленина, которого недавно отмывали в ванной, великого человека, некоего миссию, способного перевернуть мир вверх ногами. Старый мир изжил себя, он должен стать другим и стоять на голове!

− Как же я раньше не увидел в нем царя Давида? вот он Давид передо мной... произносит пролетарские лозунги, − сокрушался подельник, Ленина Кацнельсон, но тот его не слышал.

Он стал на колени и уже не поднимался, а только стучал лбом об пол.

Ленин не обращал на него внимания, продолжая произносить лозунги по разрушению старого мира и установлению нового порядка на земле.

Вскоре едва слышно скрипнула входная дверь, в проеме которой показался Лейба Бронштейн в кожаной тужурке со следами крови на рукавах. За ним кошачьей походкой, опустив головы в покорности, следовали остальные соратники. Кто−то из них кашлянул и тут же получил кулаком в рыло от могущественного Лейбы.

Все встали в два ряда, а когда не хватило места, образовался и третий ряд, склонили головы и как по команде, хором произнесли:

− О великий, о мудрый, гений всего человечества! Прости нас! позволь каждому рабу твоему пасть пред тобой на колени и поцеловать твои ботфорты.

− Всем на колени! – велел Ленин и стал обходить своих капризных соратников, сверля глазами каждого. Все отводили глаза. Только Джугашвили и Бронштейн выдержали взгляд вождя.

− На руки вождя и под потолок! – скомандовал Бронштейн−Троцкий.

− Нельзя, обгадится. Костюм новый, белье. Я умоляю вас, клянусь Торой: говорю правду, – умолял соратников Янкель Кацнельсон, наперд зная, что произойдет.

− Что будем делать? – взревел Ленин и выкатил глаза.

Все молчали, в рот воды набрав.

− Что будем делать, я спрашиваю?!

− О, великий, о мудрый! – начал свое краткое выступление Лейба Бронштейн. – После всего, что произошло, после реализации ваших мудрых предвидений, все члены Политбюро, ВЦИК, Цик и мик, добровольно отказываются от своего мнения и хотят руководствоваться только твоим разумом и твоим мнением. Мы раньше ошибались, разнежились в пуховых подушках с молодыми женами и подругами, когда надо было придерживаться параграфа "это есть наш последний и решительный бой". Отныне мнение гения – закон для неразумения, то бишь для неразумных. Прими нас таких, переродившихся, преданных под свое...ленинское крылышко.

− Да зд...гаствует ми...овая еволюция!

Слушая этот замечательный монолог своего коллеги и соперника Лейбу, Янкель Кацнельсон поднялся с колен, поднял руку вверх, подражая Ленину и произнес:

− Предлагаю всем пройтись по Петрограду, который сдался на милость победителя, нашего дорогого вождя Ленина. Если Ильичу понравится город, предлагаю тут же переименовать Петроград в Ленинград.

Раздались дружные аплодисменты и крики ура. Ленин не шибко верил словам, но хлопал в ладоши дольше всех.

− Как, будем нести на руках Цезаря новой России? – спросил Апфельбаум Гершон.

− Нет, я сам пойду в окружении своих единоверцев.

− Шалом! – кто−то воскликнул в задних рядах.

Было ровно 12 часов дня. Отец, русской нации, друг всех детей, выйдя за порог дома и глотнув свежего воздуха, трижды чихнул и всего дважды стрельнул. Улицы города были пусты. Петроград выглядел городом мертвых.

Отцы нации последовали по берегам еще не замерзший Невы, воды которой приобрели красноватый цвет и были наполнены трупами казненных. Убитые и полностью отдавшие Богу душу уже, будучи в холодной воде, лежали вниз головой, распластав руки и волосы, они походили из чучела из пенопласта, одетые в тряпки, и не тонули. Среди казненных было больше детей и женщин. Один мальчишка лет десяти барахтался в воде, высоко держа одну руку, с зажатой пальчиками куклой и робко просил: спасите!

Были и те, очевидно пловцы, получившие не смертельные раны штыком в грудь и живот, которые выползли на берег и просили помощи.

В Неве плавали и выдающиеся люди с золотыми звездами на груди. Вода колебала их тела и ветром относила все дальше и дальше.

В домах люди заколачивали входные двери подъездов, перекрытия на этажах и квартирах. Только кое−где раздавались крики и летели трупы с верхних этажей: вчерашние уголовные элементы, выпущенные из тюрем, на которых Ленин делать ставку, были безжалостны, беспардонны и бесчеловечны.

− Лейба, это твоя работа? Ты устроил буржуям Варфоломеевскую ночь? Мудро, хвалю, – спросил Ленин, как будто речь шла о порубленном картофельном поле.

− Выполняются заветы Ильича, − ответил Бронштейн. – Но это только начало. Мы с Апфельбаумом договорились полностью очистить город от буржуазии. Это маленькие Варфоломеевские ночи...Бронштейна и Апфельбаума. Вечером они продолжатся.

− Архи важная миссия. Знайте, господа капиталисты, пролетариат идет вам на смену. И тут ничего мы сделать не можем.

На повороте у Смольного института трупы казненных соприкасались друг с другом и воды Невы не могли нести их дальше.

− Что с ними делать? – спросил Радек, самый бледный революционер из Ленинской еврейской когорты. – Ить они начнут разлагаться. Чем пролетариату дышать?

− Скоро наступят холода, начнутся морозы, мы их будем вытаскивать крюками, грузить в самосвалы, увозить загород в общую яму. Пусть нам скажут спасибо, что не оставили их на съедение голодным птицам. Я об этом уже думал, − заверил вождя второй вождь Лейба Бронштейн – Троцкий.

− Архи замечательная картина, − произнес Ленин историческую фразу под грифом архи секретно. – Надо только эти морозы...обязать, пусть тоже работают на революцию. Трупы надо заморозить как можно быстрее, поскольку у нас еще много врагов и среди этих потенциальных врагов иностранные дипломаты. У них в наличие фитоаппараты, заснимут, опубликуют у себя и испугают народ. Даже пролетариат испугается. Как нам тогда делать мировую революцию, Лейба.

− Надо удирать.

− Куда?

− В Москву. Москву надо сделать столицей социалистического государства, Владимир Ильич.

− Посылка принята, будем над этим думать. Давайте постоим здесь. Такой картины нам больше не увидеть. Художник Репин жив?

− А кто такой Репин? – спросил Апфельбаум.

− Если его не убили, и он не купается сейчас в Неве, разыщи его, Лейба и поручи создать полотно под названием " Мы от них отказались".

Ленин обратил внимание, что на берегу рядом с убитым хозяином скулит собака. Она лижет мертвое лицо, лапкой дергает за плечо, но хозяин не шевелится.

− Может, подойти? – спросил Гершон Зиновьев.

− Хочешь его прикончить?

− А что делать с собакой? Собаку жалко, − произнес Гершон неуверенно.

− Как думают товарищи? – спросил Ленин.

− Моя думат: собака нада жить.

− Янкель ты?

− Я как Ленин.

− Никаких сантиментов, никакого слюнтяйства. Революция требует жертв. Да здравствует мировая революция.

Мнение вождя тут же было одобрено громом аплодисментов.

***

− Пора нам в Петроградский совет народных депутатов, Владимир Ильич, – сказал Янкель.

– Я выступлю с докладом и сообщу, что временное правительство низложено, Октябрьская революция победила. А хочешь − сам сделай такой доклад.

– Това...ищ Свердлов, пусть это сделает Бронштейн, он все же второй человек в социалистическом государстве. И ты второй тоже. Ты больше, чем второй. А в Петроградском совете я спрячусь где-нибудь в углу, и буду наблюдать, как ведут себя делегаты. Женский платок у меня наготове. Если известие об Октябрьском перевороте будет воспринято массой одобрительно, я выползу из конспиративного места, и вы мне предоставите слово.

– Вам нужен костюм, Владимир Ильич. Нельзя же появиться на трибуне в женском одеянии?

– Этого не будет, товарищ Свердлов. Мировой революции все равно, в каком одеянии предстанет вождь перед пролетарскими массами.

В шестнадцать часов состоялось экстренное заседание Петроградского совета, на котором выступил Троцкий.

– От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство низложено. Отдельные министры подвергнуты аресту, женский батальон деморализован, расстрелян и повешен. В нашем зале присутствует вождь мировой революции Ленин, который в силу целого ряда условий не мог до сего времени появиться. В целях конспирации он в женском одеянии.

– Да здравствует возвратившийся к нам Ленин, – заревела толпа. Аплодисментам не было конца. Все, кто еще был никем, ничем, воры, грабители и прочий нищий люд, пролетариат, желали увидеть того, кто сделает их всем, даст возможность грабить и убивать богатых.

Вождь осмелел и вылупился в женском одеянии, замотанный платком, только глаза светились.

– Снимите это дерьмо с себя, мы хотим видеть настоящего вождя! – ревела толпа, то поднимаясь, то садясь на место.

Обнажилась лысая голова, а потом Троцкий подошел, сдернул с вождя дерюгу, оставив его в майке и трусах.

– Станьте на трибуну, толпа не увидит ваше достоинство, а так останьтесь в майке, как матрос, это ведь матросская тельняшка, – шепнул Троцкий вождю на ухо.

Тут подскочила Инесса Арманд с накрашенными губами. Она принесла вождю отглаженный костюм, рубашку и галстук. Вождь тут же преобразился. Он походил на промотавшегося профессора, исполнявшего роль слуги у богатого барина: его выручала бородка.

Зал притих и готов был взорваться возгласами неодобрения, но Ленин поднял руку кверху и повторил излюбленный лозунг:

– Да здг...вствует социалистическая ...еволюция. У....а, това...ищи!

Несколько матросов поднялись на сцену, схватили вождя и начали подбрасывать до потолка.

– Я уже наверху, я уже наверху...блаженства, да здравствует социалистическая революция, – выкрикивал Ленин, но его никто не слышал.

Эсеры и меньшевики покинули зал. Эта демонстрация означала одно: мы уступаем вам власть добровольно, вешайте, расстреливайте нас, пейте нашу кровь, потомки воздадут вам должное, а мы...мы демократы, интеллигенты, которых ты, Володя, называешь говном, добровольно уходим со сцены.

19

После захвата Зимнего дворца большевиками, который сопровождался беспорядочной пальбой, экспроприацией ценностей и последующий кровавой резни в центре Петрограда, Ленин выступил с сумбурной речью на втором съезде Советов. И выступление Троцкого и Ленина прерывалось бурными аплодисментами переходящими в овации. Гопники ринулись к трибуне, чтоб схватить Ленина и подбрасывать как мяч в воздух, но уже была выставлена охрана, и лысина вождя, подобно мячу, не взлетала на воздух. Это был первый отказ голи в том, чтобы пользоваться не контролированной свободой действий. Многие рычали и даже ругались матом, а некоторые дошли до такой наглости, что стали посылать Ильича на х. Несмотря на эйфорию, Ленин выглядел усталым и решил отправиться в «свою», специально приготовленную в Смольном резиденцию. Его тут же утащили не то на носилках, не то на броневике, куда он залез и накрылся одеялом.

После нескольких часов отдыха, прошедших в радостных воплях и слезах, что цель достигнута, что империя пала, охрана доложила, что во дворе все члены ЦК стоят в очереди в ожидании приема.

˗ Пусть заходят, куда их денешь, этих бездельников, ˗ махнул рукой вождь, доставая уже мокрый платок, чтоб вытереть мокрые глаза еще раз.

Кабинет мгновенно наполнился соратниками. Каждый заходил и тут же становился на колени.

˗ О великий, о мудрый!

˗ Гений всех народов!

˗ Лубимец всего Кавказа, ˗ произнес Джугашвили, отныне Сталин.

Бронштейн стал рядом с Лениным, дабы разделить почести, все старался обнять Ленина, набрасывая ему руку на плечи, но Ленин все отодвигался, давая понять подчиненным, что завоеванная слава принадлежит ему одному, но тут Бронштейн поцеловал его в бородку и произнес какое-то слово на идиш, после которого Ленин успокоился. Остальные соратники хорошо зная, что Бронштейн, отныне Троцкий второй человек в государстве и охотно аплодировали им обоим.

˗ Слава Троцкому, второму вождю победивший Октябрьской революции, который..., который сегодня, после двух ночи организовал Варфоломеевскую ночь в Петрограде, освободив тысячу пятьсот квартир для пролетариата, ˗ выкрикнул Кацнельсон громко, сколько было сил.

Он был немного обижен, что не стоял рядом с Лениным, так как Троцкий. А ведь можно было и получилось бы хорошо: Троцкий слева от вождя, а он, отныне Свердлов, справа. Получился бы всемирный триумвират. Но время ушло, сам проморгал, надо было вовремя стать справа.

Но его призыв был поддержан соратниками, следовательно, Ленин и Троцкий ˗ два сапога ˗ пара, был закреплен на вечные коммунистические времена так коварно прерванные Сталиным.

А Коба, стоял от всех поодаль и дергал усами по очереди, то левым, то правым, и ни разу не улыбнулся. Но бить в ладоши пришлось: идти против всех пока не решался. Что-то ему подсказывало: надо ждать, проявлять терпение. Придет время, и он в единственном числе сосредоточит вокруг себя миллионы. Достаточно будет поднять мизинец, и волна одобрения прокатится по всей огромной стране, как солнечные лучи. Все будут ликовать даже на голодный желудок. А Второй человек отправится в иные миры, как и все те, кто сейчас стоят на коленях перед Ильичом и не обращают на него ни малейшего внимания.

˗ А теперь, по древней традиции, ˗ сказал Бронштейн, ˗ надо 12 раз подбросить нашего пророка к потолку.

Ленина схватили, как мячик и стали посылать к потолку, да так высоко, что лысина гремела о потолок. На девятом броске Ленин пустил струю на головы своих, теперь уже не соратников, а рабов и каждый раб считал это омовением еврейского древнего бога, сочинившего Тору.

˗ Именем мировой революции приказываю: хватит!

Ленина опустили в мягкое позолоченное кресло. Каждый член Политбюро понимал, что для него начинается новая жизнь.

˗ Товарищи! что нам теперь делать? мы победили! Вы понимаете ˗ мы победили! Э, ни черта вы не понимаете. Буржуазия низложена, теперь ее надо чик˗чик. Дорогу пролетариату, гопникам дорогу. Дзержинский, ты возглавишь ВЧК. Какие будут предложения?

Сталин, что сидел в самом дальнем углу и был незаметным, громко произнес:

˗ Моя думат так: тьепер нычего не надо дэлат, толко праздноват. Три дня. Можно вино, можно дэвочка, патаму шьто в такой состояний можно наломат дров. Пройдет три дня, ми всэ войдет в норма и на трезвый голова можно рэшат государственный дэла.

˗ Варфоломеевская ночь прошла успешно. Это очень важно, ˗ сказал Бронштейн.

˗ Ее надо продолжить, ˗ с радостью произнес Ленин, немного выкатив глаза. А когда он выкатывал глаза, все его соратники немедленно освобождали кабинет. Это был условный знак.

Троцкий брякнул невпопад, это возбудило Ильича и привело в неадекватное состояние.

Он сомневался в своих дальнейших шагах после захвата власти, а теперь эти сомнения подтвердились с новой силой. На Варфоломеевскую ночь всей страны он пока не решался, но теперь, когда Лейба подтвердил его мысль, сомнения улетучились. А новые планы заглядывали в лоно всемирной Варфоломеевской ночи...

После успешной отправки всех буржуев на тот свет... только в этом случае революция возможна во всемирном масштабе, а дальше все дальнейшие шаги высвечивались как его бородка в зеркале. Имущий класс должен быть полностью истреблен. Буржуи не захотят разоружаться, они могут только притаиться и ждать. Ждать удобного момента и, если этот момент наступит, возьмутся за оружие, чтоб нещадно сражаться за свои былые идеалы, привилегии и командные островки, откуда можно командовать неимущими, а точнее угнетать пролетариат.

Эта великая идея перекочевала от Троцкого и внедрилась в ум великого человека, мучила его, не давала покоя, и он впервые набрался мужества и ни с кем ею не делился. Даже с Троцким.

Но бдительное око Бронштейна, его идея уничтожить всех русских и заселить пустыню евреями, сделала его сверх бдительным, чуть ли не магом, способным предсказывать будущее.

˗ Ильич, дорогой, что с тобой происходит? ты нас выставляешь из своего кабинета в тот момент, когда мы все пришли на тебя молиться. Ты – гений...всех угнетенных; но что прячется за твоим самодовольством и прищуром, поделись, будь добрый, ˗ спрашивал Лейба со слезами на глазах.

Ленин уставился на второго человека в государстве и стал сверлить его взглядом. Но Бронштейн, в ответ на эту загадочную милость тоже стал сверлить друга, не моргая глазами. Так продолжалось минут десять.

˗ Ладно, ˗ сказал Ленин, сдаюсь. ˗ Только учти...

˗ Все понял, никому ни слова, ˗ ответил друг.– Эй вы, хорьки, освободите кабинет гения, мы с ним останемся вдвоем и погутарим тет-а-тет.

Два гения остались вдвоем.

˗ Варфоломеевскую ночь, которую ты затеял в Петрограде, надо распространить на всю Россию, на весь мир, иначе революция захлебнется в крови...в нашей крови. Но как это сделать, пока до конца не ясно. Что ты на это скажешь?

˗ Я тоже об этом думал, Володя...Бланк, дорогой. Оказывается, мы одинаково мыслим. А как это сделать, у меня уже составлен план...После успешного проведения Варфоломеевской ночи в нашем городе, которую мы продолжим, я лишился покоя. Что дальше делать в масштабе страны? Какие первые шаги? Возможно, это продразверстка ˗ раз, ликвидация попов, монастырей, церквей, изъятие ценностей, высылка интеллигенции, привлечении комсостава царской армии, при отказе расстреливать не только отказника, но и всю его семью, и так без конца. Революция не знает жалости. Когда останется один пролетариат, мы им не оставим ни кусочка земли, а дадим винтовку в руки с кажем:

− На запад! пролетариат западных стран ждет тебя.

˗ Сопротивляющихся надо травить газом и расстреливать из пулеметов и пушек. А пролетариат превратить в рабов. Могущество Римской империи построено на рабском труде. Рабы могут многое, но им нужен вождь. Таким вождем буду я.

˗ Пролетариату нужен хлеб. Я сегодня черную икру ел без хлеба. Давай срочно...Гражданскую войну и невероятный напор на кулаков, интеллигенцию и прочую буржуазию.

Это был очень важный диалог двух титанов мысли, породивший реки крови.

Настала мертвая тишина: Троцкий ждал, что скажет, теперь уже признанный гений.

Но вождь молчал. Это значило, что он сомневается.

− Ильич, подумай. Меня не будет три дня, я буду руководить Варфоломеевскими ночами.

***

Ленин пребывал в эйфории еще положенных три дня. Он даже решился на клубничку.

Апфельбаум притащил ему графскую молоденькую девочку, которой предстояло плавать в Неве.

− Ну, ради мировой революции последний раз. Это графская дочь, непочатая. Мне ее доставили только вчера. Я ее спросил: хочешь жить? Она дрожащим голосом отвечает: хочу, а кто не хочет.

− Тогда, − говорю ей, − ты должна переспать с вождем мировой революции Лениным. −

Так что, Володя, решайся. Это сметана, это...это мед. Это тебе подарок от ЦК.

− Ну, если от ЦК, куда деваться. Я с этим ЦК измучился. Мне нужно вернуть долги...Германии, отказаться от сотрудничества с разведкой, попросить, чтобы сожгли все архивы и чтоб ни одна бумажка, свидетельствующая о нашем сотрудничестве, никому никогда не попала на глаза. Это архи важно, ты понимаешь, Гершон?

Но Гершона и след простыл. Он уже направился в подвал, где содержалась графская дочь, она была бледна как полотно, ручки и губки у нее дрожали и иногда зубки издавали тихий звук.

− Пойдем! если постараешься, значит, будешь жить. Я потом тебя возьму под свою защиту, будешь у меня секретарем, но под видом служанки, а дальше посмотрим. Ты в Бога веришь?

Она кивнула головой.

− Ну вот, твой Бог может тебя спасти.

Они зашли в шикарную приемную, не разрушенную большевиками. Сейчас она была набита народом: каждый рвался на прием к Ленину. Но Зиновьев, известная личность, растолкал всех, втолкнул графскую дочь в кабинет вождя, а сам стал в качестве стража у входной двери.

Баилих Мандельштам, будущий Луначарский рвался на прием, но Гершон сказал ему:

− Не велено пущать. У Ильича на приеме немецкая принцесса Кульмульшкиль. Речь идет о заключении Брестского мира. Поворачивай оглобли и приходи завтра.

***

Графская дочь Анастасия стояла у входной двери, не двигаясь с места. Она высоко держала голову и загадочно молчала. Перед ее глазами сверкала лысая голова, широкие азиатские скулы и неопределенного цвета глаза, в которых горел огонь ненависти ко всему живому на земле. Облик того, кто сейчас начнет поганить ее чистое тело вызвал у нее омерзение, но помня фразу "если хочешь жить", она гордо молчала. У Ильича бесконечно трещал телефон. Он снимал трубку, ругался матом, швырял ее, а потом снова поднимал такую же трубку из другого аппарата.

− Хорошо, хорошо, благодарю, но должен вам сказать: я уже устал от этих фальшивых поздравлений. Вы эсеры ненадежные люди. Скажите своим, чтоб меня больше не беспокоили. Да ты слышал, что я сказал, сволочь, буржуазные прихвостни.

Он бросил трубку на рычаг, вскочил и стал расхаживать по кабинету. И тут его дикий взгляд обнаружил невинные детские глаза.

− А ты что здесь делаешь? ты кто такая? Эй Феликс Дзержинский, где ты!? Не стрелять! Я тебя передам другому дяде, он тебя накормит печеньем, а потом отпустит.

− Меня сюда привели.

− Кто?

− Не могу знать.

− Стань в угол!

Он пошел открывать дверь и столкнулся с Зиновьевым.

− Это твоя работа?

− Мы же договорились.

− Ничего не знаю, забери ее и отведи в подвал, передай Дзержинскому, он ее ждет.

− Но...

− Никаких но, не то отправлю вас вместе к Феликсу.

Но Феликс, легок на помине, уже был в дверях.

− Забери эту террористку и в расход, − приказал вождь.

20

Ленин, захватив власть, не растерялся, он знал, с чего надо начинать. В первые же дни после переворота, все, кто раньше был никем, гопники, бандиты, выпущенные из тюрем и остальной, наиболее многочисленный пролетариат, получили полное право грабить и убивать вчерашних своих господ и занимать их благоустроенные квартиры и богатые дома. Гопники, всевозможные алкаши, выпущенные на свободу уголовники, приглашенные со всей Европы евреи, отдельные части царской армии, кого удалось околпачить ленинским шпикам в бешеном темпе бросились на имущих. Возможно, в душе каждого гопника дремала веками копившаяся зависть и ненависть за былые унижения, а ненависть опиралась на зависть, – вот почему они с такой яростью набросились на тех, кто еще вчера высоко нес голову и решал их судьбу, на своих вчерашних начальников, работодателей, на своих помещиков и капиталистов. На трудовое крестьянство, у кого был кусок земли и одна корова. Трудно представить вчерашнюю служанку, которая вдруг стала госпожой, а госпожа служанкой и просила у нее пощады, снимала дорогие кольца и отдавала бывшей служанке. Но у служанки вдруг всплывала гордость и презрение, ей проще было отправить госпожу на тот свет и занять ее хорошо убранные комнаты и завладеть остальным имуществом.

Эта маленькая еврейская хитрость, обнаруженная еще Мордыхаем Марксом, эта простая ясность, была той дьявольской иезуитской уловкой, тонкой петлей, в которой так просто очутилась русская нация и тут же задохнулась в ней. Все годы большевистского правления, со страниц всех газет, радиопередач, а потом и с экранов телевидения вещали, что октябрьский переворот − это великое благо для всех и каждого. И это благо принес Ленин. Нетрудно было убедить в этом сугубо пролетарские массы, вчерашних гопников, поскольку это были представители уже другой России, России гопников.

Нынешние пролетарские массы с Лениным в груди об этом совершенно ничего не знают, они просто не могут понять, что в умственном развитии стоят на головах: цвет России, уничтоженный большевиками, воспринимается, как нечто исторически оправданное действие, как борьба со злом.

Россия царя Николая Второго и Россия Ленина это две разные страны, они не соединимы.

Настоящую, процветающую Россию большевики тщательно скрывали от народа, ее словно закопали на стометровую глубину, потому что и сейчас, современное общество этого не понимает, не знает, в чем на самом деле прелесть коммунизма и почему переворот в России удался.

Варфоломеевские ночи в Петрограде продолжались свыше двух недель.

Что творилось в городе Петра, сразу же после захвата власти большевиками, покрыто глубокой тайной, хотя отдельные слабые отрывки воспоминаний, чудом оставшихся в живых в этой мясорубке, людей проливают слабый свет на те, страшные события.

Некая Валя коренная жительница Санкт-Петербурга, чудом пережившая Октябрьский переворот, и выжившая, однажды рассказала автору этой книги свою историю.

Я встретился Валентиной Ивановной Лебедевой в 1970. Ей тогда исполнилось 73 года. Она пережила и Ленинградскую блокаду. Неплохо выглядела, исключая левую руку, не сгибавшуюся в локте. Смысл ее воспоминаний таков: ( я правда, не могу поручиться за достоверность этих событий: они нигде не отражены, даже косвенно, даже у тех авторов, кто рисовал зверства большевиков на территории России).

Истреблением зажиточных жителей Петрограда занимались три человека – Ленин, Троцкий и Зиновьев. Все три еврея. Ленин давал указания, Зиновьев обосновывал теоретически, а практическую работу осуществлял Бронштейн – Троцкий.

Когда Лейба Бронштейн вышел из подвала и очутился на улице, его уже поджидали два немца, три поляка и шесть петербуржцев еврейской национальности.

− Шалом, друзья! − произнес Лейба, поднимая руку вверх. Сруль, Хамкис и Мудакис, подойдите ближе. Возьмите с собой часть гвардейцев и отправляйтесь в тюрьмы, освободите всех заключенных и выдайте им оружие. Поставьте перед ними задачу...очистить все дома в районе Смольного от буржуазной нечестии. Правительство Керенского пало, власть в руках пролетариата. Пусть входят в любой дом, в любую квартиру и вырезают всех жильцов, начиная от детей и кончая стариками. Все деньги, документы, все золото, серебро, украшения разрешено оставить у себя. Затем отправьтесь к гопникам, это наши люди. Все дворники, все, кто находился в услужении у господ − наши люди. За Зимним дворцом пять тысяч иностранцев, в основном евреи, с ними провести точно такую же инструкцию и привлечь к этой работе. Нам нужны реки крови. Мы с Ильичом называем русских не людьми, а бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми. Они должны быть уничтожены. Учтите это Сруль, Хамкис, Мудакис.

− А нам можно поучаствовать в этой благородной акции? − одновременно спросили три еврея, которые уже сейчас рвались в последний бой с безоружными мирными жителями Петрограда.

− Сколько угодно. Чем больше капиталистов и прочего люда вы уничтожите, и...вышвырните их трупы на улицу, в канаву, в Неву, тем лучше и гопникам это передайте и людям, которых вы освободите из тюрем, и иностранцам. Квартиры должны остаться чистыми, в них не должно оставаться трупов.

Уже два часа спустя огромная армия убийц, свыше десяти тысяч начала работать в жилых кварталах города. Вопли и крики практически никто не слышал, все происходило в квартирах при закрытых дверях. Головорезы вламывались, не задавали никому никаких вопросов, просто стреляли, закалывали штыками и грабили, а потом выбрасывали трупы ...в канавы, в мусорные баки, в Неву. Иногда щадили молодых девочек. Они их насиловали, потом закалывали штыками и вытаскивали на улицу.