Текст книги "Иллюстрированная русская история"

Автор книги: Василий Ключевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Восстание Богдана Хмельницкого

^{Неизвестный художник. Портрет Богдана Хмельницкого. Ок. 1650.}

яхи и русские, русские и евреи, католики и униаты, униаты и православные, братства и архиереи, шляхта и поспольство, поспольство и казачество, казачество и мещанство, реестровые казаки и вольная голота, городовое казачество и Запорожье, казацкая старшина и казацкая чернь, наконец, казацкий гетман и казацкая старшина – все эти общественные силы, сталкиваясь и путаясь в своих отношениях, попарно враждовали между собой, и все эти парные вражды, переплетаясь, затягивали жизнь Малороссии в такой сложный узел, распутать который не мог ни один государственный ум ни в Варшаве, ни в Киеве. Восстание Б. Хмельницкого было попыткой разрубить этот узел казацкой саблей. С самого начала восстания Хмельницкого между Москвой и Малороссией установились двусмысленные отношения.

Успехи Богдана превзошли его помышления: он вовсе не думал разрывать с Речью Посполитой, хотел только припугнуть зазнавшихся панов, а тут после трех побед почти вся Малороссия очутилась в его руках. Он намекал на свою готовность служить московскому царю, если тот поддержит казаков. Но в Москве медлили, выжидали, как люди, не имеющие своего плана, а чающие его от хода событий. Там не знали, как поступить с мятежным гетманом, принять ли его под свою власть или только поддерживать из-за угла против поляков. Только года через полтора, когда Хмельницкий проиграл уже вторую кампанию против Польши и потерял почти все выгоды, завоеванные в первой, Москва наконец предложила гетману со всем войском казацким переселиться на пространные и изобильные земли по рекам Донцу, Медведице и другим угожим местам: это переселение не вовлекало в войну с Польшей, не загоняло казаков под власть султана турецкого и давало Москве хорошую пограничную стражу со стороны степи.

К тому времени Хмельницкий вынужден был к третьей войне с Польшей при неблагоприятных условиях и усиленно молил московского царя принять его в подданство. В начале 1653 г. в Москве решили принять Малороссию в подданство и воевать с Польшей. Но и тут проволочили дело еще почти на год, только летом объявили Хмельницкому о своем решении, а осенью собрали земский собор, чтобы обсудить дело по чину, потом еще подождали, пока гетман потерпел новую неудачу под Жванцем, и только в январе 1654 г. отобрали присягу от казаков.

Богдан смотрел на свое восстание только как на борьбу казаков со шляхетством, угнетавшим их, как последних рабов, и признавался, что он со своими казаками ненавидит шляхту и панов до смерти. Но он не устранил и даже не ослабил той роковой социальной розни, хотя ее и чуял, какая таилась в самой казацкой среде, завелась до него и резко проявилась тотчас после него: это – вражда казацкой старшины с рядовым казачеством. Эта вражда вызвала в Малороссии бесконечные смуты и привела к тому, что правобережная Украйна досталась туркам и превратилась в пустыню.

И Москва получила по заслугам за свою осторожную дипломатию. Там смотрели на присоединение Малороссии с традиционно-политической точки зрения как на продолжение территориального собирания Русской земли, отторжение обширной русской области от враждебной Польши к вотчине московских государей и по завоевании Белоруссии и Литвы в 1655 г. поспешили внести в царский титул «всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца Литовского, Волынского и Подольского». Но там плохо понимали внутренние общественные отношения Украйны, да и мало занимались ими, как делом неважным. Московское правительство, присоединив Малороссию, увидело себя в тамошних отношениях как в темном лесу. В итоге малороссийский вопрос, криво поставленный обеими сторонами, затруднил и испортил внешнюю политику Москвы на несколько десятилетий, завязил ее в невылазные малороссийские дрязги, раздробил ее силы в борьбе с Польшей, заставил ее отказаться и от Литвы, и от Белоруссии с Волынью и Подолией и еле-еле дал возможность удержать левобережную Украйну с Киевом на той стороне Днепра. После этих потерь Москва могла повторить про себя самое слова, какие однажды сказал, заплакав, Б. Хмельницкий в упрек ей за неподание помощи вовремя: «Не того мне хотелось и не так было тому делу быть».

Внешняя политика Московского государства

^{По иллюстрации Б. А. Чорикова «Боярин Бутурлин принимает в подданство России гетмана Богдана Хмельницкого и с ним всю Малороссию. 1654 год». Из издания «Живописный Карамзин, или Русская история в картинках», 1836.}

арь Алексей, начав войну с Польшей за Малороссию в 1654 г., быстро завоевал всю Белоруссию и значительную часть Литвы с Вильной, Ковной и Гродной. В то время как Москва забирала восточные области Речи Посполитой, на нее же напал с севера другой враг, шведский король Карл X, который так же быстро завоевал всю Великую и Малую Польшу с Краковом и Варшавой, выгнал короля Яна Казимира из Польши и провозгласил себя польским королем, наконец, даже хотел отнять Литву у царя Алексея. Так два неприятеля, бившие Польшу с разных сторон, столкнулись и поссорились из-за добычи, и борьба с Польшей прервалась в 1656 г. войной со Швецией. Опять стал на очередь забытый вопрос о распространении территории Московского государства до балтийского берега. Вопрос ни на шаг не подвинулся к решению: Риги взять не удалось, и скоро царь заключил мир со Швецией (в Кардисе, 1661 г.), воротив ей все свои завоевания.

По смерти Богдана началась открытая борьба казацкой старшины с чернью. Преемник его Выговский передался королю и с татарами под Конотопом уничтожил лучшее войско царя Алексея (1659). Ободренные этим и освободившиеся от шведов с помощью Москвы, поляки не хотели уступать ей ничего из ее завоеваний. Началась вторая война с Польшей, сопровождавшаяся для Москвы двумя страшными неудачами – Литва и Белоруссия были потеряны.

Украйна разделилась по Днепру на две враждебные половины, левую московскую и правую польскую. Король захватил почти всю Малороссию. Обе боровшиеся стороны дошли до крайнего истощения: в Москве нечем стало платить ратным людям и выпустили медные деньги по цене серебряных, что вызвало московский бунт 1662 г.; Великая Польша взбунтовалась против короля под предводительством Любомирского. Москву и Польшу выручил враг обеих гетман Дорошенко, поддавшись с Правобережной Украйны султану (1666 г.). Ввиду грозного общего врага Андрусовское перемирие 1667 г. положило конец войне. Москва удержала за собой области Смоленскую и Северскую и левую половину Украйны с Киевом. Запорожье, согласно своей исторической природе, осталось на службе у обоих государств, Польского и Московского.

Андрусовский договор произвел крутой перелом во внешней политике Москвы. Руководителем ее вместо осторожно близорукого Б. И. Морозова стал виновник этого договора А. Л. Ордин-Нащокин, умевший заглядывать вперед. Вековая борьба с Польшей приостановилась на целое столетие. Малороссийский вопрос заслонили другие задачи. Они направлены были на Ливонию, т. е. Швецию, и на Турцию. Для борьбы с той и Другой нужен был союз с Польшей.

В договоре 1672 г. незадолго до нашествия султана на Польшу царь обязался помогать королю в случае нападения турок. Виды непривычных союзников далеко не совпадали: Польша прежде всего заботилась о своей внешней безопасности; для Москвы к этому присоединялся еще вопрос о единоверцах, и притом вопрос обоюдосторонний – о турецких христианах с русской стороны и о русских магометанах с турецкой. Но тогда еще не под силу был русскому государству прямой приступ к этому вопросу, и он пока сводился к борьбе с врагом, стоявшим на пути к Турции, – с Крымом. Этот Крым сидел бельмом на глазу у московской дипломатии, входил досадным элементом в состав каждой ее международной комбинации.

То теряя, то приобретая на западных границах, государство непрерывно продвигалось на Восток. Русская колонизация, еще в XVI в. перевалившая за Урал, в продолжение XVII в. уходит далеко в глубь Сибири и достигает китайской границы. Эти успехи колонизации на Востоке привели Московское государство к столкновению с Китаем.

Так осложнялись и затруднялись внешние отношения государства. Более близкое знакомство с западноевропейским миром выводило правящие сферы из заколдованного предрассудками и одиночеством круга москворецких понятий. Но всего больнее войны и наблюдения давали чувствовать скудость своих материальных средств, доисторическую невооруженность и малую производительность народного труда. В правление первых трех царей новой династии на какие-нибудь 70 лет (1613–1682 гг.) приходится до 30 лет войны, иногда одновременно с несколькими неприятелями.

Московский мятеж 1648 г.

^{Э. Лисснер. Соляной бунт в Москве, 1648. 1938.}

о XVII в. московское законодательство носило казуальный характер, давало ответы на отдельные текущие вопросы, какие ставила правительственная практика, не касаясь самых оснований государственного порядка. Заменой закона в этом отношении служил старый обычай. Но как скоро этот обычай пошатнулся, тотчас возникла потребность заменить его точным законом.

Московский мятеж 1648 г. случился месяца за полтора до приговора государя с думой составить новый свод законов. В этом мятеже явственно вскрылось положение новой династии. Два первых царя ее не пользовались народным уважением. Как нарочно, три первых царя вступали на престол в незрелом возрасте, оба первых – шестнадцати лет, третий – четырнадцати. Пользуясь сначала их молодостью, а потом бесхарактерностью, правящая боярская среда развила в управлении произвол и корыстолюбие. А царь Михаил обязался, как мы знаем, людей вельможных родов не казнить смертью ни за какое преступление, а только ссылать в заточение. Эти обязательства составляли коренную ложь в положении новой династии и придавали ее воцарению вид царско-боярского заговора против народа.

Народ своим стихийным чутьем понял эту ложь, и воцарение новой династии стало эрой народных мятежей. К царствованию Алексея окончательно сложился в составе московского общества и управления тип «сильного человека» или «временника». Это властное лицо, заручившийся льготами землевладелец или приятный при дворе правитель, крепкий верой в свою безнаказанность и бессовестный. Простой народ относился к этим временщикам с самой задушевной ненавистью.

Московский июньский мятеж 1648 г. был восстанием «черных людей» на «сильных», когда «всколыбалася чернь на бояр» и принялась грабить боярские, дворянские и дьячьи дворы и избивать наиболее ненавистных правителей. Двор перепугался; принялись задабривать столичное войско и чернь; стрельцов поили по приказу царя; сам царь во время крестного хода говорил речь народу, звучавшую извинением; на обещания не скупились.

Не летний мятеж 1648 г., скоро отозвавшийся и в других городах, внушил мысль о своде законов – Уложении, но он побудил правительство привлечь к участию в этом деле земских представителей.

Создание Соборного уложения 1649 г.

^{По иллюстрации Б. А. Чорикова «Царь Алексей Михайлович утверждает вновь составленное Соборное уложение. 1648 год». Из издания «Живописный Карамзин, или Русская история в картинках», 1836.}

ысль составить Уложение, почин дела исходил от государя с правительственным советом, состоявшим из Освященного собора и Боярской думы.

Составить проект Уложения поручено было особой кодификационной комиссии из 5 членов, из бояр князей Одоевского и Прозоровского, окольничего князя Волконского и двух дьяков, Леонтьева и Грибоедова. Комиссия выбирала статьи из указанных ей в приговоре источников и составляла новые; те и другие писались «в доклад», представлялись государю с думой на рассмотрение. Между тем к 1 сентября 1648 г. в Москву созваны были выборные из всех чинов государства, служилых и торгово-промышленных посадских. С 3 октября царь с духовенством и думными людьми слушал составленный комиссией проект Уложения, и в то же время его читали выборным людям. Затем государь указал высшему духовенству, думным и выборным людям закрепить список Уложения своими руками, после чего оно с подписями членов собора в 1649 г. было напечатано и разослано во все московские приказы и по городам в воеводские канцелярии для того, чтобы «всякие дела делать по тому Уложению».

На комиссию возложена была двоякая задача: во-первых, собрать, разобрать и переработать в цельный свод действующие законы, разновременные, несоглашенные, разбросанные по ведомствам, и потом нормировать случаи, не предусмотренные этими законами. Вторая задача была особенно трудна. Предстояла обширная работа, требовавшая долгих и долгих лет. До этого дело не дошло: решили составить Уложение ускоренным ходом, по упрощенной программе.

Уложение разделено на 25 глав, содержащих в себе 967 статей. Уже к октябрю 1648 г., т. е. в два с половиной месяца, изготовлено было к докладу 12 первых глав; их и начал с 3 октября слушать государь с думой. Остальные 13 глав были составлены, выслушаны и утверждены в думе к концу января 1649 г. Значит, этот довольно обширный свод составлен был всего в полгода с чем-нибудь.

Не погружаясь в изучение всего приказного материала, комиссия ограничилась основными источниками. Это были Кормчая, именно вторая ее часть, заключающая в себе кодексы и законы греческих царей, московские судебники, собственно Судебник царский, и дополнительные к нему указные книги приказов. Кроме этих основных источников, комиссия пользовалась и вспомогательными. Своеобразное употребление сделала она из памятника стороннего, Литовского Статута 1588 г. Комиссии пришлось черпать еще из одного вспомогательного источника, живого, не архивного; разумею соборных выборных, призванных выслушать и подписать Уложение.

Приговор 16 июля не имел в виду нового кодекса: он поручил комиссии только свести и согласить наличный запас законодательства. Новыми статьями комиссия только пополняла пробелы действующих законов.

Составление Уложения – сложный процесс, в котором можно различить моменты кодификации, совещания, ревизии, законодательного решения и заручной скрепы. Кодификационная часть была делом приказа князя Одоевского и состояла в выборке и сводке узаконений из указанных ему источников, а также в редактировании челобитий выборных людей. Совещательный момент заключался в участии, какое принимали выборные в работах комиссии. Это участие выражалось в челобитьях. Ревизия и законодательное решение принадлежали государю с думой. Ревизия состояла в пересмотре действующих законов, как их сводила комиссия в своем проекте. Ревизией дума пользовалась безраздельно; но при законодательном решении по свойству решаемых вопросов она принимала разнообразный состав, делясь своей законодательной властью с другими частями собора. Общим и обязательным делом собора, для чего, собственно, и созывали его, было закрепление свода подписями всех членов.

Завершая собою законодательную работу прежнего времени, Уложение послужило исходным моментом для дальнейшей законодательной деятельности. Недостатки его стали чувствоваться скоро по вступлении его в действие. Его дополняли и исправляли по частям новоуказные статьи, служившие прямым его продолжением: таковы статьи о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г., о поместьях и вотчинах 1676–1677 гг. и др.

Централизация управления

осле Смуты московское правительство принялось централизовать управление.

Впрочем, тогда в Москве понимали централизацию по-своему, не в смысле ведомственного подчинения местных органов центральному управлению, а как соединение в одном лице или учреждении разнородных предметов, взаимно соприкасающихся в жизни.

Старая династия покинула областное управление в состоянии крайнего раздробления. Только в пограничных городах, где требовалась сильная военная власть, уже в XVI в. введены были воеводы, которые сосредоточивали в своих руках власть над всем уездом. При царе Михаиле воеводство стало повсеместным учреждением.

Воеводе подчинен был весь уезд со всеми классами общества и по всем делам; власть его простиралась на уездный город и на все сельские общества уезда по делам как финансовым и судебным, так и полицейским и военным. Уезд стал цельной административной единицей, зато местным управлением теперь руководил представитель центральной государственной власти, приказный человек по назначению, а не земский правитель по выбору. С этой стороны воеводство было решительным поворотом от земского начала к бюрократическому порядку местного управления.

Для центральных московских приказов воеводство было удобством. Сподручнее было иметь дело с одним общим правителем уезда, притом своим ставленником, чем с многочисленными выборными уездными властями. Но для местного населения воеводство стало не только восстановлением, но и ухудшением наместничьего управления. Воеводы XVII в. были сыновья или внуки наместников XVI в. На протяжении одного-двух поколений могли измениться учреждения, а не нравы и привычки. Воеводство хотели сделать административной службой без жалованья, а на деле оно вышло неокладным жалованьем под предлогом административной службы.

Воевода судил и рядил в съезжей или приказной избе. Рядом с воеводой стоял другой орган центральной власти в уезде со специальным назначением – губной староста, сидевший в губной избе. Это была высшая судебно-полицейская власть в уезде. В XVII в. губное ведомство расширилось: сверх разбоя и татьбы к нему отнесены были дела о душегубстве, поджоге, совращении из православия, оскорблении родительской власти и др.

С переходом судебной власти к воеводам судные коллегии излюбленных голов с целовальниками были закрыты. В кругу выборного земского управления теперь остались дела финансовые, т. е. казенные сборы, и дела местные хозяйственные. Сбор прямых налогов и хозяйственные дела земских обществ, городских и сельских, оставались на руках земских старост с целовальниками. Земский староста вел свои дела в земской избе, всегда находившейся на посаде, за стенами городского кремля, где помещались избы съезжая и губная. Централизация местного управления уронила земские учреждения, лишила их самостоятельности, не уменьшив их обязанностей и ответственности.

Уже при царе Михаиле уезды соединялись в крупные военные округа, называвшиеся разрядами, в которых уездные воеводы были поставлены в зависимость от главных окружных воевод.

Централизация, хотя в меньшей степени, коснулась и центрального управления, где она была даже нужнее, чем в областном. Количество приказов и беспорядочное разграничение в них ведомств затрудняли контроль и направление их деятельности. Возникла потребность стянуть слишком раздробленное центральное управление. Его сосредоточивали двумя способами: или подчиняли одному начальнику несколько средних по ведомствам приказов, или несколько приказов сливали в одно учреждение; в первом случае группе приказов сообщалось одно руководство и направление, во втором нескольким приказам сообщалась одинаковая организация.

С целью надзора при царе Алексее возникли два новых приказа. Контроль финансовый был поручен приказу Счетных дел. Он существовал уже в 1621 г. Другой был приказ Тайных дел. Название этого приказа страшнее его ведомства: это не тайная полиция, а просто ведомство государева спорта, «потехи», как тогда говорили. Царь Алексей был страстный сокольничий охотник. Тайный приказ поспешили закрыть тотчас по смерти учредителя.

Образование сословий

^{Ф. Г. Солнцев. Русское вооружение ХVI столетия. По изданию Ф. Г. Солнцева «Древности Российского государства», 1849–1853.}

месте с централизацией управления еще в усиленной степени шло сосредоточение общества. Из устроительной деятельности старой династии общество вышло столь же дробным, как и управление. Оно было разбито на множество разрядов, чинов, которые, не считая духовенства, можно свести в четыре основных класса, или состояния: это были 1) люди служилые, 2) тяглые посадские, 3) тяглые сельские и 4) холопы. По отношению к государству основные классы различались родом и размерами повинностей.

Но эти классы, как и чины, не были устойчивыми и неподвижными обязательными состояниями. Лица могли переходить из одного класса или чина в другой, свободные по своей или государевой воле, холопы по воле своих господ или по закону. При такой подвижности между основными классами образовалось несколько промежуточных, переходных слоев разнородного социального состава.

Такой подвижностью и пестротой общественного состава поддерживалась свобода народного труда и передвижения. Но эта свобода крайне затрудняла приказное правительство. С воцарения Михаила законодательство начинает стягивать общество: оно соединяло дробные чины с однородными повинностями в крупные замкнутые классы, оставляя самые чины подвижными в пределах того или другого класса, а промежуточные слои вгоняло в эти классы по наибольшей сродности занятий.

Эту социальную перестройку оно производило двумя приемами: наследственным прикреплением людей к состояниям, в которых заставал их крепивший их закон, и лишением свободных лиц права отказываться от личной свободы. Таким образом, общественный состав упрощался и твердел: служба и тягло превращались в неподвижные повинности по рождению; каждый класс, округляясь, становился плотнее сам в себе и обособленнее от других. Эти замкнутые и обязанные классы впервые в истории нашего общественного строения получили характер сословий.

Это укрепление и обособление сословий началось со служилого класса, наиболее нужного государству как боевая сила. Уже Судебник 1550 г. дозволил принимать в холопство только отставных детей боярских, воспретив прием служащих и их сыновей, даже не начавших еще службы. Закон 1558 г. пояснил, что только сыновья детей боярских, достигшие служилого совершеннолетия (15 лет) и еще не поверстанные в службу, могли становиться холопами, а несовершеннолетние и совершеннолетние, но уже записанные в службу, не могли. Так ратная служба стала наследственной безысходной сословной повинностью служилых людей. Личное землевладение, вотчинное и поместное, стало теперь сословной привилегией служилого класса. Тем и другим служилые чины объединялись в одно сословие.

Такому же обособлению подверглось и посадское население. Тяжесть податей заставляла слабосильных выходить из посада, продавая или закладывая свои дворы людям нетяглым, белым. В то же время к посадам пристраивался разночинный люд: стрельцы, крестьяне из подгородных сел, церковные слуги, поповичи торговали и промышляли, отбивая торги и промыслы у оставшихся посадских тяглецов, но не участвуя в их тягле. Бегство из посадского тягла находило себе влиятельное поощрение сверху. Стоит заметить, что всякий раз, как верховная власть слабела, господствующие классы у нас спешили пользоваться минутой и развивали широкую спекуляцию насчет свободы народного труда.

При царе Михаиле то же повторилось с закладничеством. Этот вид частной зависимости отличался от холопства тем, что он не был крепостным, прекращался по воле закладчика. Закладывались преимущественно посадские люди, торговые и ремесленные, и обыкновенно «за сильных людей», за бояр, патриарха, епископов, за монастыри. Это было большое бедствие для тяглых посажан.

Уже Судебник 1550 г. запретил торговым посадским людям жить на нетяглой церковной земле в посадах. При царе Михаиле закон строго обособлял посадские земли тяглые или черные от нетяглых или белых. Государь указал взять закладчиков в посад и тягло им тянуть с посадскими людьми вместе. Закладничество впредь запрещалось под угрозой тяжкой кары. Так посадское тягло с торгов и промыслов стало сословной повинностью посадского населения, а право городского торга и промысла – его сословной привилегией.