Текст книги "Lvl 3: Двойник. Part 2 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

TRACK_69

Раз уж время назначили без меня, то уж место я выбрал самостоятельно. С чувством, с толком, с расстановкой... С сигареткой, опять же.

– Мёрдок, почему мы должны разговаривать с сортиром? – донеслось из-за двери.

– Это один из этапом просветления, Ник, – сказал я, балуясь с дымком круче Гэндальфа. – Сначала тебе нужно постичь мудрость сортира, а уже потом ты поднимешься до высочайших степеней познания и преисполнишься истины.

– А почему на участке Сандры? – спросил Федька.

– Это хэзэ, – честно признался я. – Тут уютнее. Так вы чего хотели-то? Излагайте, что ли, пока у меня приёмные часы не закончились.

Они закряхтели, озадачились. Я довольно улыбнулся. Всё-таки я гениален, что ни говори. Скоро все директора и прочие деловые люди начнут перенимать мою стратегию: вести деловые переговоры исключительно на очке. Так всякая мелюзга, которая решила потревожить тебя своей хернёй, впадает в ступор и задумывается: «А так ли уж важна моя херня, чтобы поверить её сортиру?»

Важный вопрос. Вот ты! У тебя есть какие-то предъявы к кому-то? Подойди к своему сортиру и попробуй изложить. Если нормально изложится – значит, иди к кому надо, а если на середине поймёшь, что ты – долбо*б, несущий херню перед сортирной дверью, то и нехер людей отвлекать по беспонту.

В моём случае, правда, ребята попались упорные. Покряхтев и посмущавшись, они преодолели психологические барьеры (Ник, сука, опытный в этом деле) и затеяли говорить:

– Слушай, я понимаю, что ситуация за гранью идиотизма, но я хочу просто попросить за своего брата, – сказал Федька.

Я озадаченно пёрднул, и Федька по интонации сообразил, что я требую пояснений.

– Короче... Мёрдок, у тебя ведь всё хорошо, ведь так, да?

– Да я по жизни в шоколаде, – не стал я спорить.

– Ты здесь, в виртуале, строишь свою жизнь... Или ломаешь её. В общем, делаешь с нею всё, что захочешь.

– И у тебя на меня встал? – предположил я. – Федь, ну это... Ну – нет. Ни при каких обстоятельствах. Я высоко оценил тот факт, что ты ради моего высочайшего расположения ё**ул Мудайкла-Дристана, которого я предлагаю с этого момента называть Мудристан Великий, но всё равно – нет. Мне жопа нужна для совершенно других дел. Вот как, например, сейчас.

– Да я не об этом! – заорал обозлённый Федька и даже стукнул по двери кулаком.

Ишь, как возбудился. Опасный пидарюга. Точно пора валить из города, пока до беды не дошло. Вот прям чувствую зов Мэйтаты. Ментальный, астральный – такой какой-то. Ждёт он меня. Бухла по-любому затарил столько, что крышей поехать можно.

– Мёрдок, – перехватил безвольно повисшую нить переговоров Ник, – пойми, Иван Воронцов – инвалид, чудом вернувшийся к жизни. Благодаря... тебе... Ну да, благодаря тебе – он сейчас богат и знаменит. Но ты сейчас уроешь его. Понимаешь? Ты закопаешь его в землю. И он больше не сможет подняться. Он потеряет всё.

– Вот именно об этом я и говорил, – буркнул Федька. – Подумай, насколько маме больно будет на это смотреть. Подумай, что с ним будет, если он осознает себя неудачником, который потерял все лучшие годы, у которого больше нет ни единого шанса. Что бы сделал ты?

– Забухал бы, – не задумываясь, ответил я.

– А у него всего одна почка. И здоровье уничтожено двенадцатилетним запоем и десятилетней наркоманией. Ну и двухгодичная кома тоже ни разу не прибавила очков.

Я затянулся.

– И что вы предлагаете? Чтобы я сказал: «Ладно, Вань, ты крутой, я сдаюсь?»

– Нет, – снова вмешался Ник. – Это не сработает. Я ведь знаю тебя, Мёрдок. Ты... Помнишь, ты показывал мне картину, которую подарил тебе Дерек?

– Нет.

– Это было когда мы пили вместе с Экси.

– Не исключаю.

– Эта надпись – «А он, мятежный, просит бури», или как-то так. Ведь это верно и для тебя, и для него. Он не примет подачки, это его только подкосит. Ты, Мёрдок, ты уже перешагнул этот рубеж, ты смотришь на себя без розовых очков, ты научился работать с первоосновами, ты великий и...

– Тихо! – прикрикнул я. – От таких речей встаёт у меня, а я на очке сижу. Если у меня балда в фаянс упрётся – я ж расстроюсь, Ник. Тебе и огребаться. П**ды получишь по-взрослому.

– Ваня совсем не такой, – вмешался Федька. – Он не хочет верить, что он – никто. Он хочет верить в победу, в себя. В то, что он способен легко и просто одолеть тебя одной левой. Но это ни разу не так. Ты, благодаря разработанной мною системе прокачки...

– Так! – оборвал я его. – А вот это уже негативно влияет на потенцию в целом. На твою потенцию, Федя. Потому что если ты мне ещё про свои очки и уровни хоть слово скажешь в этот прекрасный ясный день, я тебе х*й оторву и скормлю Лимузину.

Я встал, преисполненный решимости, смыл бычок и прочее в унитаз и произвёл гигиену. После – вышел и радостно запел:

– Somebody once told me,the world is gonna roll me, I ain’t the sharpest tool in the shed...

И двинулся обратно, в направлении арены, позволяя этим двум недоумкам грустно смотреть мне вслед. Грустно им было потому, что они понимали: живи ещё хоть четверть века, а такими крутыми, как я, им не стать. Это врождённое, на уровне генетики, и поддержанное долгими упражнениями.

***

– Тебе не кажется странным, – сказал Ник, провожая Мёрдока взглядом, – что в этом томе не было эпизодов в третьем лице?

– Думал об этом, – кивнул Теодор. – Но подумал, что это – композиционное решение. В первом томе тоже не было эпизодов в третьем лице. Как бы... история сделала круг и замкнулась сама на себя. Это видно во всём. В том числе и в структурных решениях.

– Да, но мне не хочется думать, что эта история совсем уж закончена. Ведь... виртуал – вечен. Сколько всякого дерьма может случиться с каждым из нас! А уж с Мёрдоком – тем более.

Теодор грустно покачал головой:

– Если из-за его действий погибнет в реале Ваня, он уйдёт на самое дно. В его жизни не останется ничего, кроме беспробудного пьянства. Он всю дорогу реагирует на всё именно так.

– А мне кажется, мы до него достучались, – задумчиво сказал Ник.

– Это вряд ли.

– Я психолог. И я успел неплохо узнать Мёрдока. Он никогда на словах не признает чью-либо правоту, но в итоге поступит – правильно.

– Думаешь? – усомнился Теодор.

– Уверен. Вернее, поступит он не совсем правильно. Он поступит странно, непонятно, аморально, даже чудовищно, все о**еют и проклянут день и час, когда они родились. Но в итоге каким-то неуловимым образом всё выстроится в нужном порядке...

Они оба замолчали, глядя на опустевшую уже улицу. Пожалуй, весь город опустел. Все сейчас были на арене, смотрели величайшее шоу в истории города, а то и всего виртуала.

Кроме вот этой вот женщины с ником «Доротея». Она шла откуда-то с рынка и, поравнявшись с Ником и Теодором, прошипела сквозь зубы:

– Из-за выродка этого у меня сегодня ни одной булки не купили!

– Да и х*й на твои булки, – сказал Теодор.

Доротея подпрыгнула от неожиданности и вытаращилась на Теодора.

– Ты-ы-ы?! – взвыла она.

– А ты х*ли думала? – усмехнулся Теодор. – Хорошего человека должно быть до**я! А ты – исчезни, мразь блевотная, пока я тебе убивающим мечом не пере**ал.

Доротея, взвизгнув, убежала.

– Не прочитала ник, – заметил Ник.

– Да она вообще не семи пядей, прямо скажем, – фыркнул Теодор. – Ладно. Идём на арену. Мы сделали всё, что могли.

TRACK_70

– Ты где был?! – налетела на меня Сандра, как только я вошёл в закулисье.

– Срал, – коротко ответил я.

Но как бы коротко ни ответил, облако перегара накрыло Сандру, и взгляд её замутился, а полосочка алкашки над головой быстро поползла к запределью.

– М-му... Ме... Мёрдок, ты охренел? – пробормотала Сандра, пятясь от меня в безопасную зону. – Тебе на сцену выходить, ты как умудрился так ужраться за сорок минут?!

– Х*й х*й, – ответил я философски. – Гроб пидор. Ну чё, где моя бравая армия?! А ну, вперёд! В атаку, нах**й! Разъе...

– Они на сцене, публику греют! – простонала Сандра. – Боже, да ты хотя бы сцену найдёшь в таком состоянии?

– Найду. И трахну.

– Кого ты трахнешь?!

– Сцену.

– Бля... – Сандра схватилась за голову.

Вообще, мне было трудно фокусировать на ней взгляд. Она постоянно норовила куда-то уплыть из поля моего зрения, приходилось напрягаться, ловить её... В общем, я забил и стараться. Отвернулся и вышел.

Вернее, попробовал выйти. Смутно ощутил, будто во что-то въ**ался, потом осознался на полу.

– Помоги мне, боже! – стенала Сандра, поднимая меня на ноги.

– Н-не, давай не стоя, прыгай сверху, – предложил я.

– Мёрдок, б**дь, концерт!

– Да драл я этот концерт, мы уже всех победили!

– Да победили, победили, б**дь! Пока мы по очкам лидируем. Но тебе ещё шесть песен исполнять! Шесть!

– Охренеть, как много. Ну, тащи меня, херли делать. Будем исполнять.

– Сейчас, буду тащить... О, Лимузин! Как ты кстати, мой хороший! Помоги этот куль с говном вывезти на сцену.

– Рад помочь хозяину!

Я очутился на осле и, убаюканный покачиваниями, уснул.

Проснулся резко и неожиданно. Заорал:

– Какого х*я?!

И замолчал.

На меня тысячами глаз смотрела реальная толпа. В руках была гитара.

Я поднял гитару, внимательно осмотрел.

– Б**дь, что это?!

Голос громыхнул так, что я едва не обосрался.

Гитара? Концерт? Совсем, что ли, е**нулись?! Я ж бухаю!

– Мёрдок! – вклинился в ухо шёпот Иствуда. – Ты помнишь сет-лист?!

– Слышь, чурка японская, ещё бы мне не помнить сет-лист!

– Тогда начинаем!

– За себя волнуйся.

Иствуд отвалил. А я неуверенно зажал какие-то струны на грифе. Бахнул правой рукой, послушал звук.

– О**енно, – сказал я.

И тут мой звук догнала волна. Волна из баса, барабанов и клавиш. Она ударила меня в спину, окутала и оглушила.

– М-м-ма-ма! – заорал я.

Потом вспомнил мелодию, которую играла Вивьен, и, перезажав струны по-другому, попробовал вписаться. Руки нихрена не хотели двигаться с нужной интенсивностью. Догнал я своих не скоро, а когда догнал, оказалось, что нужно ещё и петь.

– А-а-а-а! – заорал я в панике и попытался упасть со сцены.

Получилось примерно на пятьдесят процентов. Со сцены-то я упал, да только не с той, с которой хотел, а с виртуальной. Мир стремительно изменился, вокруг меня снова был Линтон.

– Бля-а-а-а! – застонал я, лёжа на спине. – Больно, сука, выпить – дать.

Зашарил вокруг руками, но выпивки не было. Зато надо мной появилась ослиная морда и сказала:

– Хозяин, вам плохо?

– Я не то, что ты думаешь, и не настолько в принципе, это отсутствует!

– Я вас не понимаю, хозяин.

– Потомушт я – гениален. Ты – говно...

Осла оттолкали. Дон и Коля склонились надо мной.

– Что с тобой, Мёрдок?

– Пап, ты как?

– Да откуда у вас столько беспокойства в голосах?! – вмешался Иствуд. – Вы на «алкашку» его посмотрите!

Присвистнуло сразу много человек. Или у меня в ушах троилось?

– Невозможно! – услышал я голос Федьки. – Я... Я ведь ему прокачал «алкашку» так, что её чисто технически невозможно догнать до такого уровня! Ну, по крайней мере, не за полчаса!

– Хочу бублик, – сформулировал я невнятное желание.

– Принесите ему бублик срочно! – заорал Коля. – Быстро! Найдите эту п**ду Доротею, или я её сам сейчас найду!

Потом всё куда-то плыло, что-то происходило. Я отключался. Спал так хорошо, пока не началась музыка.

– Б**дь, выключите эту срань! – заорал я. – Вырубите на**й!

– Не получится, – посочувствовал чей-то голос. – Мы поменялись с «Живыми», сейчас выступят они, а потом мы закроем программу. И выступит жюри. Мёрдок, твою ж мать...

Я с трудом приподнял голову.

Лежал я за сценой, звук долбил прямо в голову. Рядом со мной кружком расположились, как на пикнике, Сандра, Ромыч, Вивьен и Иствуд. Сандра на меня не смотрела, Иствуд был расстроен, Вивьен глядела с завистью, а Ромыч – волком.

– Батя, вот! – подбежал запыхавшийся Коляня и сунул мне в руку что-то тёплое и круглое.

– Что это? – не понял я.

– Бублик!

– На**й мне бублик?

– Не знаю, ты просил.

– А. Ну, добро, сынку, добро.

На х*й я бублик надевать не стал. Откусил кусочек, пожевал и выплюнул. Сознание опять поплыло...

– А ну-ка заткнулись нахер! – внезапно громыхнул сверху мой голос.

Музыка остановилась, я встрепенулся.

– Это уже вообще конкретное оскорбление! – разорялся на сцене Ваня. – Это значит, какая-то нарисованная херня не может выступить, потому что забухала, да. А я чё – рыжий, что ли?! Щас я покажу рок-н-ролл. Вискарь на сцену! Плачу налом, мне пох! А вы – вон отсюда, ублюдки попсовые. Я соберу другую группу. Вас я видал на х*ю! И вертел на нём же!

Сандра подняла голову.

– Какого хрена он-то делает?!

– Я уже, типа, вообще ничего не понимаю, – признался слабый на понимание Ромыч.

– Интересно, а реальный виски чем-то отличается от виртуального? – озадачилась Вивьен и развратно облизнула губы.

– Надеюсь, ему не принесут виски, – заметил Иствуд. – Ему, по идее, вообще нельзя пить.

– Уже несут, – каким-то мёртвым голосом сказала Сандра.

Меня как подбросило. Вскочил – тут же упал. Ноги не держали вообще.

– Почините меня срочно! – заорал я.

Вновь мир плыл, и всё было странно. Мне казалось, что я качаюсь в маленькой лодочке посреди бурного моря, и подо мной – струя светлей лазури... Это потому, что я обоссался? А обоссался ли я? В принципе, не должен. Без моего осознанного решения навык не активируется. Но на всякий случай надо бы снять штаны...

– Я тоже рад тебя видеть, Мёрдок, но это уже чересчур, ей богу.

Я моргнул и обнаружил над собой рожу.

– Ты, б**дь, ещё кто такой?!

– Уайт. Жрец. Наше знакомство началось тогда, когда ты застрелил меня из арбалета. Потом я помогал тебе после ранения клинком ассассина. Потом – когда вы дописывали ваш охренительный альбом, который мне, конечно же, не понравился. Я и здесь оказался чисто случайно, концерт – вообще не слушал. Победы вам – не желаю. И помогать тебе не хочу. Но это финал серии, а значит, тут должны по максимуму появиться все персонажи, чтобы создать ощущение завершённости, поэтому я тебе опять помогу. Уж как умею.

Он поднёс бутылочку мне к губам, и я сделал пару глотков. Так уж меня жизнь приучила – дают пить – пей.

Вы приняли снадобье Последний Сухостой

Б**дь...

– А-а-а! – заорал я и вскочил, будто пружиной в жопу ужаленный.

И немедленно побежал на сцену.

– Мёрдок, штаны! – попытался догнать меня окрик Сандры.

Не догнал. Куда ему, слабосильному.

TRACK_71

Когда я выскочил на сцену, там было считай что пусто. Стоял стул, на стуле сидел Ваня с электрогитарой, а перед ним – микрофонная стойка.

Ваня держал полупустую бутыль вискаря и прибухивал, в промежутках вещая в микрофон.

– Очки, очки, очки... Раз занырнул в эту х*ету виртуальную – чуть мозг своими очками не сломали, б**дь. Я спрашиваю: на**я человеку столько очков? Типа, одно раздолбят – ты другое носить будешь, или чё? Так мож, проще не долбиться, чем постоянно очки собирать? Пингвины, б**дь, очковые... Не оцифровывайтесь, короче, ни**я, а то будете вот как эта у*бина, – указал он на меня бутылкой.

Я, шатаясь, подошёл к нему и попытался выбить бутылку из руки. Хер-то там, рука насквозь пошла.

– Своё пей, нарисованное, – прокомментировал Ваня и приложился.

– Ты х*ли делаешь, утырок?! – заорал я. – Ты же сдохнешь сейчас нахер! Бросай бутылку и п**дуй на диализ, пока не поздно!

– Слышь, ты чё – моя мама? А почему тогда у тебя такой большой х*й? И х*ли он на меня встал?

– Это не на тебя, это меня Последним Сухостоем накачали. Уайт, в лоб ему с ноги. Не может нормального средства сделать, обязательно со стояком нужно. А ты про маму-то подумай, а? А ну как ты сейчас тут кони двинешь?!

– А не похер? – Ваня смотрел на меня уже порядком осоловелыми после длительного воздержания и внезапной развязки глазами. – У неё вон, два нарисованных останутся. Оба хорошие – что твой п**дец. Куколки, б**дь. Она уже от компа не отлипает. Сидит и смотрит камеру эту сраную. То один появится, то другой. А на меня – ноль вниманья, х*й презренья.

– Так ты веди себя по-человечачьи, ё**ный!

– Слышь, ты чё, учить меня будешь, или чё?! – встал Ваня.

– Да, б**дь, буду! Учись, пока я жив!

– Ты сдох!

– Это ты, сука, сдох. А мне от роду два года, я юн и прекрасен, как эльф.

Ваня опять приложился к бутылке. А я смотрел, как он пьёт, и мне было страшно, как, наверное, никогда в жизни.

– Знаешь, что? – сказал я. – Да и хер с тобой, золотая рыбка.

Ваня поперхнулся, прокашлялся и переспросил:

– В смысле?!

– В смысле, западло мне с тобой на одной сцене стоять. Ты променял рок-н-ролл на бухло. Как музыкант ты – ноль. Со школьниками состязаться было бы не так позорно. Слышали все?! – повысил я голос. – Я кладу на ваше состязание вот это! – Я изящно покачал бёдрами. – Голосуйте, за чё хотите. А я пойду в свой скучный виртуал и пройду пару квестов, заработаю бесполезных очков, после чего буду и дальше заниматься тем, чем мне захочется.

Чтобы уход выглядел более эффектно, я прикинулся в лёгкий доспех и красиво развернулся.

Но не успел сделать и двух шагов, как снадобье Уайта накрыло меня с новой, невероятной силой.

– Коня! – заорал я, брызгая виртуальной пеной в ночное небо. – Коня мне!

Послышался цокот копыт, и на сцену каким-то образом забрался Лимузин.

– Хозяин?! – завопил он в панике. – Что случилось?!

– Каково моё жизненное предназначение?! – заорал я на осла.

– Рок-н-ролл, хозяин!

– А-а-а-а-а-а-а!!!

Дальше помню только багровую пелену. Помню, что активировался навык Гнев Берсерка, и я кинулся на Ваню. Помню, что мои кулаки проходили сквозь его рожу, и я плакал от обиды, как малое дитя.

Потом всё вертелось и переворачивалось. И я лежал на сцене, а надо мной нависал Ваня и вопил: «Что такое „Последний Сухостой“?! Где ты его взял?! Почему ты, сука, не делишься со мной!»

И он пытался отп**дить меня электрогитарой. Я пытался его обоссать, и у меня это даже визуально получилось.

Куда-то летел осёл.

Почему-то проломилась сцена.

Изувеченные, чуть живые туши американских ОМОНовцев ползали то тут, то там, прося по рации прислать вертолёты с морскими пехотинцами.

Что-то горело. Дьявольски хохотал Ванька, а может быть – я.

Мы с ним вместе, хором пели: «Мама, это – рок-н-ролл, рок – это мы!» и «Бойцы ядовитой воды и дырявой дороги».

И он лил вискарь на меня, и вискарь лился сквозь меня, и я испытывал единение с вселенной.

Плакали, обнявшись, и писали друг другу в альбомы трогательные стихи...

Впрочем, это уже, кажется, глюк.

Всё закончилось как-то вдруг.

– Достаточно этого говна! – рявкнул раздосадованный голос Палыча.

А потом он и сам появился. Как настоящий, только без пенсне.

– Вань, братуха, у**и ему? – попросил я.

Ваня у**ал, и Палыч обескураженно упал.

– А кто это? – спросил Ваня.

– Это Палыч, – сказал я грустно, и меня отпустило.

Мы стояли посреди разбомбленной сцены и созерцали последствия. Меня начало знобить. Сандра молча подошла и протянула мне штаны.

– Ничё так отыграли, – пробормотал я.

Штаны сперва убрал в инвентарь, потом надел сразу, чтоб не возиться.

– Норм, – не стал спорить Ванька.

– Вы, два долбо*ба, обосрали всё, – сказала Сандра. – Две карьеры уничтожены одним махом.

– Не стареют душой ветераны, – скромно признал наши заслуги Ваня.

И тут что-то оглушительно грянуло. Как я не сразу понял – это были аплодисменты.

***

Пока гремели овации, специально подготовленные люди убрали со сцены мясо и наскоро закрыли деревянными щитами проломы.

– Иван, – послышался из динамиков чей-то голос, – мы вынуждены попросить вас покинуть сцену. Сейчас сюда выйдет жюри. Мы не хотели бы подвергать этих людей опасности. Мёрдок, вы, разумеется, можете остаться.

– А чё бы ему сразу не вручить награду, а? – сходу завёлся Ванька. – У вас же всё с самого начала было решено, угрёбки!

Не сразу его утихомирили. Ваня позволил двум выжившим ОМОНовцам заковать себе руки за спиной и увести со сцены.

А на сцену поднялось жюри в полном составе.

– Мама, – пискнула Сандра, вцепившись мне в руку.

И правда – мама...

Я стоял на одной сцене с Полом Маккартни. С Китом Ричардсом. С Оззи-мать-его-Осборном. И со многими другими... Людьми, чьи имена полагалось произносить лишь шёпотом. Людьми, которые сами по себе были целыми историческими эпохами. Титанами. Монстрами.

Пол взял слово первым.

– То, что я сегодня увидел и услышал, – сказал он, – нельзя назвать музыкой. Это была безобразная драка двух бездарных подонков. Я понимаю и ценю панк, как музыку протеста против общества, определённых сложившихся в нём ценностей. Но против чего был направлен этот протест? Против себя и друг друга. Это было разрушительное, саморазрушающее нечто. И я не могу это поддерживать. Да, в музыкальном плане я отдаю предпочтение одному из двух участников. Но в целом – я отказываюсь судействовать на этом конкурсе. На войне не бывает победителей и проигравших, только проигравшие. И поддержать одну из сторон – значит поддержать саму идею этой бессмысленной войны. Я закончил.

Оззи вытирал слёзы.

– Это был настоящий рок-н-ролл, ребята, – сказал он. – Настоящий! Голосую за «Мы, живые», только потому, что человек с одной почкой, хлещущий на сцене вискарь, это достойно восхищения. А виртуальное бухло – это как виртуальный секс. Не считается.

Кит Ричардс и Игги Поп в целом разделили мнение Осборна.

Я с благоговением слушал приговоры, звучащие мне один за другим, и... в душе моей пели ангелы.

– Пидарасы! – на всякий случай сказал я. – Жопашники. Ни**я в музыке не понимаете.

Но мне отрубили переводчик, и монстры рока только озадаченно на меня покосились.

Пф! Тоже мне, нашли проблему. Щас.

– You’re ass-fuckers! – любезно сказал я. – Your mothers blew me every day when I was alive.

Я хотел добавить, что, мол, ничего личного, что я на самом деле не хочу оскорбить ни их, ни их уважаемых матерей, просто держу марку, как подобает рок-звезде, но организаторы, пересравшись, отрубили мне звук вообще.

– Итак, по итогам голосования жюри и с учётом всех критериев, лидирует группа «Мы, живые», – сказал голос хрен знает откуда.

Публика в реале разразилась аплодисментами. Публика в Линтоне грустно вздохнула. Я внешне поморщился, а внутренне сказал себе: «Молодец, Мёрдок. Пусть никто тебя не понимает. Главное, что ты сам себя понимаешь. И мы с тобой сейчас пойдём в кабачок, сядем, накатим красивенько... А может, накатим у себя в комнате над кабачком, да под граммофончик...»

– Но мы ещё не заслушали жюри со стороны виртуала! – сказал голос, когда шум стих.

Я вздрогнул. Бля-а-а-а... Вот из головы-то вылетело.

– То, что вы сейчас увидите, – продолжал голос, – поразит ваше воображение. Корпорация «Втораяжизнь» не готова давать комментарии по этому поводу. Одно можно сказать точно: аномалия произошла без вмешательства кого-либо из работников корпорации. И, согласно нашему внутреннему кодексу, а также законодательству Соединённых Штатов, принятому в отношении виртуальных граждан, мы ничего не можем с этим сделать. Как относиться к этому – решать вам. Мы можем лишь показать вам факт.

И они поднялись на сцену.

Стало тихо. Везде, во всём мире, во всей вселенной – стало тихо.

Ко мне подошёл человек с длинными волосами, интеллигентным лицом и в круглых очках.

– Can I?.. – спросил он, протягивая руку и интеллигентно улыбаясь.

– А? – вздрогнул я. – А, микрофон? Да не вопрос, братуха...

Переводчик спешно врубили, и ответ я услышал уже на человеческом языке:

– Спасибо.

Он подошёл к краю сцены и заговорил негромко:

– Привет, Америка! Честно говоря, не скажу, что соскучился. У меня с этой страной связаны не самые тёплые воспоминания...

Публика нерешительно засмеялась, но быстро замолчала, будто одёрнув саму себя.

– Хотя, конечно, приятно, что даже спустя столько лет вы так обалдели, увидев меня. Эй, кто-нибудь, помогите тому парню, он, кажется, забыл, как дышать!

На этот раз толпа засмеялась увереннее. Леннон заводил её, как опытный шоумен.

– Наверное, выйди на эту сцену Иисус Христос, вы бы обалдели меньше, да? О-о-о, вот оно! Как же мне этого не хватало! Ну, давайте вместе: «Бу-у-у-у-у-у!»

Бедные ребята... Сколько я их чмырил, а тут ещё этот. Перебор. Это может привести к потере больших человеческих жертв.

– Ладно, – махнул микрофоном Джон. – Хватит маяться дурью. Мой голос – той команде, которая вышла на эту сцену, как на поле боя и продержалась до конца. Ну и их тексты относительно напоминали какую-то поэзию. «Благодарные мертвецы» – ура!

– Ур-р-ра-а-а-а! – грянул Линтон.

А Джон обернулся и бросил микрофон следующему, стоящему в очереди.

– Твой ход, Лу!

Лу Рид подошёл к краю сцены, окинул орлиным взором собравшихся, поднял микрофон и сказал:

– Жопа, говно. Обе группы, и все дебилы, которые припёрлись их слушать. Добавить нечего.

Бросил микрофон себе под ноги и ушёл, не оборачиваясь.

Микрофон поднял Виктор Цой.

– За то, что Мёрдок сделал с моими песнями, я бы оторвал ему голову, – сказал он. – Руки́этому человеку я не подам. Если бы «Мы, живые» хоть немного старались, я бы отдал им свой голос. Но, к сожалению, «Мертвецы» были на две головы выше и выкладывались, как в последний раз. Голосую за группу, которую презираю– за «Благодарных мертвецов».

– Я не колебалась с той самой секунды, как услышала вокал Вивьен, – сказала Дженис Джоплин. – Б**дь, как ты, сучка, это делаешь?! Я тебя ненавижу! «Мертвецы» – форева!

– Если кто-то из этих двоих и владеет гитарой по-настоящему, так это Мёрдок, – заявил Джимми Хендрикс.

– Я нихрена не понял в музыке «Мертвецов». Стиль «Живых» мне показался более живым... – промямлил Сид Вишес.

– От «Мертвецов» у меня разболелась голова, а от «Живых» чуть не вырвало. Я как будто снова оказался в той ванне с передозом. На**й такую музыку, – сказал Джим Моррисон.

– Итак, счёт равный! – провозгласил голос из хрен-победи-где. – А значит...

– Ещё не всё, вообще-то, – оборвал его густой и нервный где-то глубоко внутри голос.

И мне показалось, что я чувствую запах сирени.

Игорьдержал микрофон. В психоделической майке, с психоделической гитарой. И весь мир безмолвствовал.

Я затаил дыхание...

– Я считаю, – сказал он, – что все, кто сегодня вышел на сцену, вели себя, как самые настоящие бойцы. Сражаясь на той земле, которую послала им судьба, тем оружием, которое досталось им от бога. Так, как могли и умели, вот. И я не отдам свой голос ни одному из них. Но не потому, что брезгую. А потому что не считаю, что здесь есть победитель. Всё на этом. А теперь – последняя песня. Можно, пожалуйста, Ивана обратно? Спасибо. Мёрдок, усилишь ритм?

Я растерянно кивнул.

– Вивьен, пожалуйста, на клавиши. Иствуд – бас, Рома – ударные. Вань, соло.

– А какая песня? – просипел охеревший до полной бессознательности Ваня.

АИгорьтолько улыбнулся в усы и заиграл. И я подхватил. Все подхватили.

Хватит веселиться, хватит горевать

Можно расходиться, можно забывать

Кто бы что ни сделал, кем бы кто ни стал

Никто не проиграл.

Верные пожитки на своих местах

Скверные улыбки тлеют на устах

Тяжким коромыслом вечная ничья

Никто не проиграл.

На крылечке по утрам

Блюдце с молоком

Камешки и песни в пустоту

Я почти ничего не замечал, играя партию ритм-гитары и подпевая ему. Но в какой-то момент, повернув голову, совершенно точно увидел, как Пол Маккартни подошёл к Джону. Они о чём-то поговорили, хотя вряд ли могли услышать друг друга. А потом – обнялись.

Руки Пола обнимали пустоту. Он не сжимал объятий, чтобы не разрушить иллюзию.

Что бы я ни сеял,о чём бы я ни пел

Во что бы я не верил,чего б я ни хотел

Куда бы я ни падал, с кем ни воевал

Никто не проиграл.

Никто не проиграл.

Никто не проиграл.

Никто не проиграл.

Под ракитовым кустом

Осень круглый год

Сумерки и мысли ни о чём

Камешки и песни в пустоту

Сумерки и мысли ни о чём

Камушки и песни в пустоту...