Текст книги "Lvl 3: Двойник. Part 2 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

TRACK_03

В целом, сеанс хорошо прошёл, душевно, мне даже понравилось. Под конец только Ник впечатление испортил. Мало того что не заплатил ни**я – так он ещё и с меня хотел денег взять.

Совсем дурак, что ли?

Пришлось немного побушевать. Окна побить, статуи поронять. На картины Дерека рука не поднялась. В общем, так себе расстались.

Сандра, причём, меня же виноватым и назначила, дура. Надулась, как мышь на крупу.

– И сортир твой я сегодня же снесу!

– Хрена лысого ты мой сортир снесёшь, – сказал я. – Свой – сноси, если ума нет. А мой сортир – моя крепость.

– Заставляешь из-за тебя краснеть!

– Ну и красней себе, в чём проблема? Сексуально смотрится.

– Дебил! – взвыла Сандра и реально покраснела.

И посмотрела мне тут же в область ширинки. Там наметилась реакция.

– Кошмар, – прошептала Сандра. – Животное. Я сама рядом с тобой деградирую.

– Ты деградируй как-нибудь побыстрее, – попросил я. – А то мне одному скучно. Ладно, чего там у нас дальше в культурной программе?

Сандра, всё ещё дуясь, достала свиток, развернула его и вчиталась.

– Так... Сегодня у нас понедельник. К психологу сходили...

– Он мне, кстати, ещё и должен остался, – вставил я.

– Мёрдок, прекрати!

– Ни*уя себе «прекрати»! Я сколько на него времени потратил!

– Дальше у тебя кабак.

– Правильно, надо прибухнуть.

– Я о работе!

– Прибухнуть и поработать, – согласился я. – А завтра у нас – вторник...

– Вот насчёт вторника, Мёрдок, давно хотела поговорить. Это обязательно – устраивать каждую неделю невменяемый дебош?

Ответить я не успел, потому что в этот самый момент навстречу нам попалась лошадь. На лошади сидел Иствуд. Но большая часть Иствуда была не видна. В основном бросалась в глаза сидящая впереди лохматая деваха в полупрозрачной блузке и с выражением таким мечтательным, будто под клофелином. От Иствуда я видел только руки, держащие поводья, шляпу и голову.

– Привет, Мёрдок, – сказала голова из-под шляпы.

– Привет, Иствуд, – сказал я и, не придумав другого объяснения увиденному, спросил: – Таксуешь?

– Что? – удивился ковбой. – Нет! Это моя девушка, её зовут Эрминтруда.

– Сам вижу, что Эрминтруда. – Ник-то видно, право слово. – А точно девушка? Кадык щупал?

Сама Эрминтруда, кажется, вообще меня не замечала. Смотрела куда-то вверх. Малахольная.

– Опять двадцать пять, – буркнул Иствуд. – Мёрдок, может, уже хватит? Твои загоны – это твои загоны. Давай ты не будешь распространять их на мою личную жизнь?!

– Как у тебя может быть своя личная жизнь, если ты играешь в моей группе?! – изумился я.

– Ой, всё. Тебя ищет куратор. Я недавно оттуда. – Он указал в сторону холма. – Просили зайти, как только сможешь.

Куратор – это значит, Доброжелатель. Федьку свергли, отлучили от виртуала, как в своё время Мудайкла. Может, вообще вдвоём сейчас территорию метут двумя мётлами, жалуются друг другу на горькую судьбу и на то, какой Мёрдок урод е**ный.

– Зайду, – решил я. – Сейчас в кабак загляну – и сразу туда.

– Мёрдок, мы здесь все знаем, что случится после того, как ты заглянешь в кабак, – сказал Иствуд.

Херасе, умные какие все. Я даже сам никогда точно не знаю, что случится после того, как я загляну в кабак. Это ж всегда – неожиданность, приключение, невероятные повороты сюжета, глубокие философские переживания...

– Не, не все, – возразил я. – Эрминтруда твоя, по ходу, вообще ничего не знает. Ты чем её накачал, утырок?

Эрминтруда издала свой первый звук – она икнула.

– Ничем, – буркнул Иствуд. – Она сама напилась. Живёт в соседней комнате. Утром вышла за добавкой и свалилась посреди зала. Я подобрал...

– Хозяйственный, – похвалил я.

– Я просто хотел показать тебе хоть что-нибудь, чтобы ты, наконец, от меня отстал! – В голосе ковбоя слышалось отчаяние.

Да, в последнее время я ему спуску не давал. Ну согласитесь – подозрительно. Виртуал, где нет ни болезней ни залётов, где всем и на всё, в общем-то, насрать. А Иствуд никого не трахает. Вообще.

Даже Ромыч успел аженьки двух баб оприходовать. Правда, внешне это была одна и та же баба. И обе-две – неписи. Но, как говорится, беззубой собаке и х*й – косточка. Может, так, конечно, и не говорится. Но теперь будет.

– Ты, Иствуд, так легко не отделаешься. Чтобы меня на**ать, тебе нужно подождать, пока она проспится, и договориться, чтобы она всё подтверждала. Потом вы должны при мне как будто бы раздеться и сделать вид, будто трахаетесь. То есть, с полным проникновением и изображая пылкую страсть. При этом в глубине души можете не испытывать удовольствия. Вот тогда я посмотрю, премудро кивну своей гениальной головой, перекрещу вас бутылкой и отправлюсь писать новую песню. А вот это – пьяную девку на кобыле катать – даж не смешно, чесслово.

Иствуд уехал сильно расстроенным. Ну а как он хотел? «На**ать Мёрдока» – это дорогостоящий проект, требующий огромного количества ресурсов. Брательник мой вона чего устроил, чтобы меня на**ывать, а я один хер не прогибаюсь. Живу, можно сказать, с гордо поднятым факом, адресованным всея системе.

Сандра тоже свинтила домой – отсыпаться. Разбудили её, понимаешь ли, ни свет ни заря. А я, как и обещал, пошёл во «Вспышку», поскольку я – человек слова. И пусть слово это – матерное, но я не посрамлю!.. и всякое такое.

В кабаке по случаю раннего часа было малолюдно. Только неписи робко ютились по углам, да висел посреди зала на верёвках осёл Лимузин.

Мне понравилось, как он смотрелся подвешенным у меня дома, и я перетащил его в кабак. Тут он был натуральным украшением. Плюс, из такого положения он уж точно никак не мог никому нагадить.

– Здравствуйте, хозяин, – сказал Лимузин.

– И тебе привет, жопа ослячья, – сказал я. – Как висится?

Я сел у стойки. Неписаная красавица тут же подсуетилась и подошла с вопросом, какого х*я угодно господину управляющему. Я сказал, что господину управляющему угодно пивка.

– Прекрасно висится, хозяин, – сказал Лимузин; он нашёл себе развлечение: закручивался в одну сторону, а потом раскручивался и закручивался в другую. – Только я бы предпочёл, чтобы я не висел...

– Ну, Лимузин... Предпочтения – дело такое. – Я глотнул пива. – Я, может, тоже бы предпочёл сейчас стоять посреди Красной площади и ссать в сторону Кремля. Однако кого это е**т?

– Ваша правда, хозяин... – признал вертящийся осёл. – Да только вы ведь должны понять, что я не виноват! Меня так запрограммировали – чтобы я постоянно спрашивал, можно ли съесть ваши травки. А тот вы – он был совсем как вы. И я не мог ослушаться...

– Вишь, какая херня, Лимузин, – доверительно сказал я, – того мудака я достать при всём желании не могу. А ты – вот он. И – причастен. Причастен ведь?

– Причастен...

– Ну вот. Тебе и огребаться. Логично же?

– Логично, – совсем расстроился Лимузин. – Так что же, мне теперь тут так всегда и висеть?

Да нет, конечно. Только пока Дон не увидит. А уж он-то, увидев, обязательно придумает, почему это всё – п**дец и нельзя. Нудные они, европейцы эти.

– Я тебе, Лимузин, вот что скажу. – Я повернулся на высоком табурете и удобно облокотился на стойку правым локтем, чтобы было удобно хлебать пиво из кружки, которую держал левой рукой. – Ты вот мне на жалость давишь, мол, не виноват, мол, запрограммировали, приказали... А ты думаешь, что – у людей иначе? Вот иной долбоклюй пойдёт – убьёт, ограбит. И что думаешь? А он не виноват! Его среда довела. Жизнь заставила. Детство трудное, отчим-педофил. А то, может, и вообще – на всё божья воля, и хоть тебе х*й по деревне. Или по-другому – «бес попутал»! В общем, кого ни спроси – никто ни в чём не виноват. Никогда. Что ж тогда? Отпустить всех из тюрем?

– Я, хозяин, не в теме насчёт тюрем, – признался Лимузин. – И про реал в целом. В меня таких познаний не закладывали...

Что забавно – все более-менее интеллектуальные неписи в этой педовне прекрасно отдупляли, что они – не настоящие, не живые. И совершенно по этому поводу не напрягались. Ну, неписи и неписи, ну функции у них какие-то. Так ведь и люди так же живут. И всем по**й. Никаких вам «Бегущих по лезвию» и прочего говна.

– Не верю я в действенность наказаний, – внезапно погрустнев, сказал я. – Перевоспитываешься, когда сам себе искупление назначишь, вот что я тебе скажу, Лимузин.

– А как же я назначу, если я в таком положении?

– А я знаю? Крутись как хочешь!

– Кручусь... – Осёл закрутился.

– Вот и долбо*б, – похвалил я его.

Допил пиво и пошёл к выходу. Если Доброжелатель зовёт на аудиенцию – значит, важное что-то, не просто так х**ня какая-нибудь.

TRACK_04

Дворец на вершине холма уже подозрительно долго стоял, не меняясь. С осени – точно. Такая стабильность немного настораживала. Неужто проект наконец-то выходит из тестового режима?! Собственно, почему нет. Раз уж дали возможность связываться с роднёй, а на носу – вообще мега-концерт.

В качестве пароля я показал стражникам сразу два средних пальца. В качестве отзыва они не сказали и не сделали ничего. На том и порешили.

Доброжелатель уже слонялся по залу в крайнем нервяке.

– Здорово, – сказал я, протянув руку. – Чего ходишь, как по*банный?

– У нас проблемы, – с места в карьер начал Доброжелатель.

– И то правда, – прокряхтел я, устраиваясь на троне. – Проблем у нас, доложу я тебе, х*ева гора. Начать с того, что я подозреваю своего басиста в нехорошей ориентации...

– Есть основания? – удивился Доброжелатель.

– Баб не е*ёт-с... И вместо того, чтобы показательно отъ*бать хоть одну, изобретает детские бессмысленные обманы.

– А мужчин?

– Не замечен.

– А они его?

– Тем более.

– Тогда почему?..

– Доброжелатель, экий ты испорченный человек! – возмутился я. – Я ведь не сказал, что подозреваю его в пидорстве, я сказал – в нехорошей ориентации! Ты что, хочешь сказать, что гомосятина – это нехорошо?! Как тебя только из Сан-Франциски не выгнали, сволочь ты нетолерантная!

– Стыдно! – поднял руки Доброжелатель.

– То-то же. Подозреваю в асексуальности. Вот это – нехорошо... А пидарасы – нехай себе пялятся, лишь бы на меня не попало. Над ними просто угарать смешно. Так что ты, Доброжелатель, пробей там, по своим каналам.

– Не понял, что пробить?! – удивился Доброжелатель.

– Ну, Иствуда же. Чего там при оцифровке налажали. При жизни-то он, говорит, шпилил замужнюю тёлку, нормальным человеком был. А тут внезапно стал ковбоем, и кроме лошади ему никто не нужен... Кстати. Вот о чём я не подумал. А ну как он лошадь в конюшне шпилит?!

– Исключено, – мотнул головой Доброжелатель. – Технически невозможно.

– Предусмотрительно, – похвалил я разработчиков.

Ну а чё, правда мудро. Лучше сразу сделать лошадь без дырок, чем потом, когда возникнет проблема, лихорадочно их зашивать одной рукой, другой отбиваясь от истерически визжащих зоозащитников, которым в очередной раз обосрали все права и чувства.

– Но ты всё равно разберись.

– Посмотрю, что можно сделать, – кивнул Доброжелатель с серьёзным видом.

Вот за что мужика уважаю – так это за то, что он ко всему серьёзно относится. Не то что остальные. До последнего вечно отмахиваются, пока гром не грянет.

– Итак, господа, вы обсудили самые важные проблемы, – раздался вдруг новый, неожиданный голос, и из-за трона моего великолепного вышел, собственно, Палыч.

Он посмотрел на меня, как на говно, потом – на Доброжелателя, тоже как на говно. Он вообще на всё смотрел, как на говно. Серьёзный человек.

– Здорово, Палыч, – сказал я. – Какими судьбами? Как жизнь молодая?

– Посредственно, Мёрдок, посредственно. Как, кстати, и твоя.

– Что за проблемы? – Я закинул ногу на подлокотник кресла.

Палыч снова посмотрел на Доброжелателя, как на говно. Доброжелатель, видимо, вспомнил, с чего должен был начать, засмущался и заговорил:

– Ну... В общем, слушай. На сегодняшний день ситуация выглядит так. Иван Воронцов находится в состоянии комы. Поскольку в больницу его определяли при участии Фёдора, тот и оказался юридическим представителем Ивана. Всё законно.

– Так, – сказал я, предчувствуя нехорошее развитие событий.

– Насколько мне удалось понять, первое же, что он сделал, вступив в права, это запретил распространять все твои записи. Ну, ты понимаешь. Прижизненные. Хорошо, что у меня была вся дискография. Песни исчезли даже из стриминговых сервисов.

– На рутрекере стопудов всё есть.

– Так-то да, но он заблокирован.

Мы внимательно посмотрели друг другу в глаза и заржали аж до слёз. Палыч терпеливо ждал.

– Ладно, – просмеявшись, сказал Доброжелатель. – В общем, в какой-то момент врачи вынесли вердикт: смысла продолжать держать Ивана на аппаратах нет. Отключили ИВЛ – ну, всё это дерьмо, ты понимаешь. Однако Иван не умер.

– Молодцом, мужик!

– В настоящий момент он стабилен, однако пока он находится в коме, твой брат вертит всеми делами. До недавних пор он вёл себя тихо, но когда получил свою новую зарплату, урезанную, прямо скажем, в три раза, он, видимо, разозлился.

– Странно, сх*я бы это...

– И немедленно начал бурную деятельность. Он вернул в продажу все твои записи.

Я пожал плечами. Схрена ли, собственно, переживать? Мои записи и при жизни-то в хер никому не упёрлись. Вряд ли сильно озолотится. А и озолотится – не жалко. Он же о матушке заботится, в конце концов.

– Ты не понимаешь, Мёрдок... Корпорация уже начала рекламную кампанию. И ты – её лицо. Ты ведь не изменил своего лица, оцифровался как есть! И на фоне этого твои записи сильно поднялись в цене. Они продаются огромными тиражами, два альбома стали платиновыми в Великобритании, один – в Штатах.

Я по-прежнему не отдуплял, в чём проблема. Конечно, мне гораздо сильнее захотелось отп**дить Федьку, но разрабов-то такие мелочи вообще не должны парить.

– Он выпустил твои песни, Мёрдок! – воскликнул Доброжелатель. – Ты отдал нам тогда свой двойной альбом, и этот гадёныш выпустил ту его часть, где ты поёшь один, в реале! Наши юристы попытались что-то предпринять, но будто на стену натолкнулись. Юридически ты – это и есть Иван Воронцов. Юридически ты не можешь принимать никаких решений в реале. Юридически Фёдор – твой представитель. Он закатил пробный шар в лузу и попал в десятку!

– Погоди... – Я скинул ногу с подлокотника и наклонился вперёд. – Ты хочешь сказать, что эта пидарасина может запретить концерт?!

– Легко, – процедил сквозь зубы Доброжелатель. – Мы оказались в крайне неприятной ситуации. Остальные участники группы – мертвы, и то, что они делают сейчас, курируется в реале только нами. Разумеется, по желанию Сандры, Ромула и Иствуда, мы направляем часть отчислений их семьям, или кому угодно. Однако никто в реале не имеет прав на их виртуальное творчество. Но Иван Воронцов – жив! Это – охеренная дыра в законодательстве, и Фёдор её нашёл!

– Да чтоб оно всё обосралось тысячу раз! – закатил я глаза. – Законы придуманы пидарасами для пидарасов.

– Увы, против законов мы ничего не можем, – развёл руками Доброжелатель.

– Значит, идеально будет, если я в реале сдохну?

– Нет, – вмешался Палыч, и Доброжелатель сразу же как-то стих и затушевался. – Если ты умрёшь в реале, то у Фёдора останутся права на всё твоё творчество до момента смерти. Идеально будет, если Иван Воронцов придёт в себя и подпишет документ, согласно которому он передаёт права... Кому-нибудь другому.

– Как я уже говорил сегодня одному предательскому ослу – мечтать не вредно, – фыркнул я.

– А это не мечты, Мёрдок, – сказал Палыч, глядя на меня, как на говно. – Это – повод опробовать новую революционную технологию, пока ещё – совершенно секретную. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в квест? Не обычный квест. Это будет квест в голову Ивана Воронцова! Там тебе предстоит найти опустевшую рулевую рубку и запустить все системы. Открыть глаза в больничной палате. Позвать медсестру. И наорать на неё за то, что она пришла без бутылки, да к тому же недостаточно сексуально одетой. Как идейка, а, Мёрдок?

Я в течение секунд пяти-шести переваривал идейку. Потом сказал:

– Чё?

Как-то больше ничего умнее в голову не пришло.

– О, брось, ты всё понял, – поморщился Палыч. – Не заставляй разжёвывать. Ты проникаешь в голову Воронцова. Берёшь контроль над телом, насколько это возможно. Наши юристы уже подготовили документы, один из них будет дежурить в больнице. Как только ты очнёшься и подтвердишь, что способен принимать решения, ты подпишешь документы, и твой брат лишится всех прав на твоё наследие.

– В чью пользу? – спросил я, смутно соображая, что вести такие разговоры надо бы в присутствии менеджера.

– В пользу корпорации.

– Сразу на**й.

– А кого бы выбрал ты? Свою маму, которая поступит так, как нашепчет ей Фёдор? Или Ингу, которая – его жена? Кто ещё у тебя остался по эту сторону, а, Мёрдок? – наседал Палыч.

Я впервые за хрен знает сколько тысячелетий был совершенно охеревший. Даже не знал, что сказать. Нужно было как следует подумать. Бутылок пять-шесть...

– Времени на размышления нет! – отрезал Палыч, будто мысли прочитал.

Может, и правда прочитал. Он же в пенсне своей волшебной, от него всего можно ожидать.

– Есть и другой путь, – подал голос Доброжелатель.

– Чушь! – заявил Палыч.

– Чушь – это ставить Мёрдока в безвыходную ситуацию!

– Мы все – в безвыходной ситуации!

– Но выход – есть!

– Это полная ерунда, которая не выдержит и...

– Молчать! – рявкнул я, стукнув кулаком по подлокотнику. – Заткнуться! Отжаться!

Отжиматься никто не стал – хотя Доброжелатель едва сдержался, я заметил, – но все заткнулись.

– Ты, – указал я на Доброжелателя. – Излагай альтернативу.

– Ты ещё не понял, Мёрдок? – пробормотал тот.

– Я-то всё понял, но хочу проверить, понял ли ты.

– Тот, кто отправил тебя на больничную койку – твой брат. Это он шёл за тобой следом той ночью. Он вонзил нож тебе в почку, Мёрдок. Он напал и на меня. Он стоит за убийством того чернокожего паренька в тюрьме и за исчезновением адвоката. Я копал эту историю больше года. Нашёл множество доказательств, но, к сожалению, все они косвенные.

На этот раз я молчал долго. С минуту, наверное. Так долго, что Палыч решил, будто мой приказ можно считать отменённым.

– В том-то и дело, что – косвенные, – сказал он. – Любой толковый адвокат не оставит от них камня на камне.

– И всё же этого достаточно, чтобы пойти в суд! – возражал Доброжелатель. – Это – процесс. И есть шансы. Возможно, он не захочет абсолютно угробить свою жизнь. Мы ведь можем предложить ему отступные...

Голос Доброжелателя стал тише, потом и вовсе исчез. Потому что дверь за мной захлопнулась. Сам я при этом оказался снаружи и с вершины холма невидящим взором озирал притихший в ожидании очередного п**деца Линтон.

– Вот тебе и х*й, товарищ прапорщик, – тихо, со значением сказал я.

И пошёл вниз. Думать.

TRACK_05

Репали мы уже по традиции в кабаке, днём, задолго до «часа-пик». Народу нет, а если кто сдуру и забурится – так он обычно не возражает.

Пацаны поначалу нервничали, когда левые люди заглядывали во время репетиции, а потом привыкли. Чё стеснятся-то? Муза́– атомная. Я вообще предложил Сандре замутить платные репетиции. В смысле, чтоб народ приходил за деньги смотреть, как мы оттачиваем свои хиты до безупречности.

Однако Сандра чего-то сразу начала источать упаднические настроения. Мол, такими вещами группы занимаются, когда они уже как творческие единицы выдохлись напрочь и начинают лихорадочно соображать, как бы вы**нуться. Платные репетиции, выступления с симфоническим оркестром, прочее говно...

Так-то права, конечно.

– Сто-о-оп! – заорал я в микрофон, после чего воцарилась тишина.

Творческий коллектив взирал на меня в ожидании указаний.

– Иствуд, – решил я до**аться до басиста, – у тебя х*й в басуху упирается, она меняет плоскость, и звук плывёт! Хорош вы**ываться, иди и трахни кого-нибудь. Перерыв пять минут.

Но ковбой был хитёр, он не попался в мою дьявольскую ловушку.

– Мёрдок, какого чёрта тебя так беспокоит моя половая жизнь?

– Стебёшься? – уставился я на Иствуда. – Ты ж в моей группе, ты мне как брат родной... Хотя нет, херовая ассоциация, брата-то родного я вертел известно на чём... Но ты, в общем, понял. Твои проблемы – это мои проблемы. Наши проблемы! Ромыч, Вивьен, вы поняли? У нас проблемы!

– Чё? – не отдуплил Ромыч.

А Вивьен, умница, сразу всё поняла и начала изобретать пути решения:

– Иствуд, я могу тебе помочь, если Рома не будет против. Всё для группы, всё для...

– Слышь?!! – заорал Ромыч, всем своим видом давая понять, что он будет против.

Вивьен заткнулась. А Иствуд, мучительно позеленев, процедил сквозь зубы:

– Я очень рад, что все вы осознали свои проблемы. Но, увы, у меня проблемы – нет! По крайней мере, проблемы в сфере отношений...

– Тьфу, ковбой, ты не выражайся! – вздрогнул я. – Кому вообще нужны отношения? Я тебе про секс говорю! Отношенцем можешь ты не быть, а трахать бабу ты обязан. Ну или хоть что-нибудь. Помимо кулака. Ты... Ты отдупляешь, что ты портишь имидж группы?! Что это за рок-н-ролл, когда бас-гитарист ведёт монашеский образ жизни?! Сандра, скажи ему!

Сандра сидела за стойкой с чашкой чая и благосклонно наблюдала репетицию. Она за месяцы своего менеджерства привыкла уже ко всему и знала, что какую бы херню я ни творил – в конечном итоге всё для дела пригодится, всё в варенье попадёт. На худой конец, сгодится для вдохновения. Хотя откуда у нас в группе худые концы – недоумеваю.

– Иствуд пьёт и иногда курит, – сказала Сандра. – На монаха он не сильно похож. Я бы не волновалась за имидж.

Вот предательница злая! Ладно, мы с тобой ещё поквитаемся. Как-нибудь, придумаю потом, как.

– Ладно, – вздохнул я. – Давайте с начала.

– Ту же самую? – спросил Иствуд. – «Кто я?»

– Ну а чё, ты хочешь сказать, что ты её уже охренеть как отрепетировал, даже придраться не к чему?

– Просто спрашиваю.

– Ты б так просто баб трахал, как спрашиваешь.

Грянули.

Старый материал, который мы записали на альбом, репетировать больше смысла не было. Хватало того, что мы его исполняли на концертах. Все аккорды, ритмы и гармонии уже на подкорке прописались.

Но почивать на лаврах я не собирался, потому упорото работал над новым материалом.

Вейдер был послан нахер. Он об этом, правда, не знал. С тех пор, как к нему вернулась Даниэлла, он вообще ни о чём не знал, его никто и не видел толком. Но вот если бы он ко мне приполз на коленях, умоляя купить за копеечку его гениальные тексты – я бы его послал нахер.

Потому что Сандра была права. Это – моя группа, и песни должны быть – тоже мои. Пусть я и не поэт ни разу, зато – от души. От своей.

Сандра помогала. Мы с ней проанализировали первый альбом, он же основа нашего концертного репертуара, и обнаружили, что там всё – абсолютно забойное. То есть, такое, чтобы просто таращить на нас глаза, прыгать и орать.

А людям, между прочим, охота иногда и просто посидеть, выпить не напрягаясь.

На концертах это решалось до поры довольно просто. Время от времени группа удалялась на перекур, а я садился на табуреточку с гитарочкой и играл пару-тройку своих песен. Они все были, как на подбор, медленные и мелодичные.

И все были категорически непригодны для группового исполнения.

Вот мы с Сандрой и засели разрабатывать более спокойные песни.

Ребята к этому времени уже достаточно прокачались, как музыканты, и смена стиля далась им легко. Даже более того – как только мы начали репетировать новое, у всех с усиленной интенсивностью попёрли вверх цифры уровней и уровней навыков, и, может, даже уровней уровней навыков.

В общем, если поначалу я относился скептически к такому ходу, то спустя пару недель репетиций привык и понял, что то, что мы делаем – хорошо.

А тексты вообще без проблем писались. Вот, например, «Кто я?» – отличная, прям сел и написал. По совету Сандры только пару матов заменил на приличное. Чтоб дети могли альбомы покупать и на концерты ходить.

Кто я?

Ответь, холодное небо!

Кто я?

Был я живым или не был?

Кто я?

Скажи мне, убитая сказка

Кто я?

Сорви с меня мою маску!

Вот вместо «сорви с меня мою маску» изначально было «говори, пидараска!», но Сандра забраковала. В общем, тружусь я под чудовищным гнётом цензуры, вот.

– А когда мы будем с этим выступать? – спросил Ромыч во время очередного перерыва.

– Сэнди, когда там день икс? – повернулся я к стойке.

Сандра уже в одну каску продолжала встречаться с Палычем или ещё с кем – я не вникал. В общем, она успешно занималась организацией концерта в реале. Вернее, в реале занимались реальные люди, а Сандра систематически давала им п**дюлей, чтобы они всё делали правильно.

– Конец мая, – сказала Сандра. – Пока ориентировочно – двадцать восьмого. У нас больше месяца.

– Ответ услышал? – посмотрел я на Ромыча.

Тот побледнел.

Они вообще постоянно бледнели, как про концерт слышали. Что Ромыч, что Иствуд. Только Вивьен, как всегда, была за любой кипиш, кроме общества трезвости. Она ждала концерта с радостью. Для неё это вообще была единственная возможность позырить в реал, про который она столько слышала.

– Может, имеет смысл сначала опробовать на небольшой аудитории? – пролепетал Иствуд.

– Неа, – мотнул я головой. – Вопрос энергетики. Я не хочу, чтобы на большом концерте мы вышли, все такие подготовленные и уверенные. Я хочу, чтобы это была война. Мы – против зрителей. Эта охеревшая толпа потребителей-контентофагов, и – мы. Живая сила искусства. Титаны музыки. Рыцари творчества, чьи яйца настолько огромны и сверхмассивны, что освещают целую соседнюю галактику! Три соседних галактики. Иствуд, к слову, тебе нужно сбросить чутка фотонов, иначе скоро твои яйца коллапсируют, превратятся в чёрную дыру, и целой галактике п**дец.

– Со здравым смыслом такое решение не имеет ничего общего, – сообщила Сандра. – Однако переспорить Мёрдока удаётся раз в год. А в этом году я уже убедила его убрать маты из песен, так что... – Она развела руками и попросила у неписаной красавицы ещё чаю.

– Мамке с батей перелёт оплатят, – сказал Ромыч. – Типа, на концерт...

– Не ссы в трусы, всё будет круто, – сказал я. – Видишь, хоть какая-то от тебя польза. Родители в кои-то веки на самолёте покатаются, Штатов посмотрят, бирюлек каких-нибудь купят. Иствуд, твои-то кто-то прилетят?

– Нет, я ушёл налегке, – покачал головой Иствуд. – Мы уже достаточно отдохнули? Может, продолжим, а то скоро посетители начнут заходить.

Мы прогнали «Кто ты?» ещё пару раз. Потом я показал пацанам следующую песню, как я её вижу. То есть, просто спел под акустику и велел думать над аранжировкой, строго-настрого наказав не превращать в боевик. Нам нужна разбивка.

И вот когда все уже потырили в инвентари инструменты (Ромыч, как настоящий рыцарь, таскал у себя клавиши Вивьен), в кабак вошёл неожиданный посетитель.

– Да ну на**й! – заорал я. – Вышибалы! Вышвырните его нахер отсюда, чтобы ноги этого мудака здесь не было!

– И тебе здравствуй, Мёрдок.

– До-о-онни! Как жизнь, мудила ты грешный?

– Потихоньку, управляю. Сам как? Смотрю, кабак пока стоит, значит, всё неплохо.

– Кручусь-верчусь. По пивку, что ли? А то как будто зря зашёл.

– Крутишься, значит? – Дон задумчиво посмотрел на вертящегося безмолвно осла. Кивнул каким-то своим мыслям и забил на осла болт.

Дон охотно согласился раздавить по пивку. Никто к нам не присоединился, да я на это и не рассчитывал. Ромыч потащил Вивьен домой – очевидно, трахать и жаловаться, какой я плохой. Иствуд ломанул на конюшню. А Сандра, закончив чаепитие, сказала, что ей нужно вправлять Палычу мозги – и тоже свинтила.

– Ну, будем! – сказал я, стукнувшись с Доном кружками.

И мы были.

– Что-то ты какой-то напряжённый, Мёрдок, – заметил Дон, когда нам подсвежили пивка.

– Да вот смотрю, думаю, трек этот новый – какой-то провальный. Ни тебе веселья, ни тебе забоя... Одно сплошное про жизнь. Вот как сольются с него все...

– Да и х*й на них, разве нет? – Дон похлопал меня по плечу. – Как это ты говоришь: меньше народу – больше кислороду. Непидарас не сольётся, а пидарасов не жалко.

Ух, как он все мои байки выучил, молодца, Донни.

– Я ж чего зашёл-то, – понизил он голос. – Слух до меня добежал, будто ты к психологу пошёл.

– Нынче утром и ходил, – не стал я отпираться.

Тайна – дело херовое. Когда она вылезет наружу – ты её уже не контролируешь. Потому жить нужно явно и чисто конкретно, как Маяковский завещал.

– Утром, да ещё и к психологу, – покачал головой Дон. – Не поделишься со старым другом? Беспокоюсь.

Я немного подумал, болтая пиво в кружке, потом поморщился:

– Не, Дон. Не хочу тебя грузить. Помочь – не поможешь, так что и ну его нахрен. Не боись, сильнее чем сейчас, с катушек не уеду.

– Да это и вообразить-то трудно.

– Вот. Но раз уж разговор зашёл, то тема всё-таки есть. Но сразу предупреждаю: вот чтобы никому, понял?! Просочится наружу – вы**ут всех.

– Так, – стал моментально в десять раз серьёзнее Донни. – Девочка, уйди-ка в подсобочку.

Я подождал, пока неписаная красавица удалится, убедился, что осёл висит далеко и занят вращением, и вполголоса заговорил:

– Короче, слушай внимательно, без охов и ахов, не в порнухе снимаешься.

– Да уж разберусь.

– Немца считаю нужным предупредить.

– Мёрдок, я тебя пристукну. Это стереотип! Это – оскорбительный стереотип!

– Ну вот, попёрли охи-ахи...

– Молчу. Излагай.

– Излагаю. Я живой.

– Эм...

– Не «эмкай» мне тут, Донни! И не п**ди, что не знал. Я ж помню, как ты моргалки свои прятал, когда ещё в первом томе проп**делся, что в этой педовне есть кто-то, кого живьём оцифровали! Но я оценил, что этого никто, кроме тебя, не знает, значит, молчать умеешь. В общем, из-за гомосячьих законов мой брательник теперь имеет права на всё моё творчество. Может концерт запретить. Или потребовать себе столько бабла, что п**дец-караул. Для корпорации теперь два варианта: либо встать перед ним раком, либо забить на меня болт. Ну, то есть, тренькает там какая-то херня на гитарке в компьютерной игрушке – и болт на неё.

– Ситуа-а-ация, – протянул Дон и задумчиво отхлебнул пива.

– Это ещё не ситуация, ситуация сейчас начнётся. Мне один добрый человек намекнул прозрачно, что есть секретная технология по прописыванию виртуального сознания в реальный человеческий мозг. До того, чтобы получить на такой звездец разрешение – лет сто, не меньше. Однако в эксперименте все крайне заинтересованы. Но, сам понимаешь, подопытную крысу достать непросто.

– Так, – тихо сказал Дон. – То есть, ты хочешь, чтобы тебя отсюда прописали в твой реальный мозг? Ты очнёшься в реале и лишишь своего брата всех прав?

– Мудрость в тебе, Донни. Великая мудрость. Только тут не всё так просто, понимаешь. Процесс сложный, и всё придётся делать с этой стороны. Всю сложную галиматью уже научились переводить на язык нашей педовни.

– Объясни человеческим языком.

– Пытаюсь, даже без мата. Ну, я – типа, инородное сознание. Мозг заточен под другое. Будет сопротивление клеток изменениям. Логично?