Текст книги "Вторая армия (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27

Даже безграничное горе дало на миг трещину – Гванук вздрогнул. О старом владыке клана Оучи, который едва не сверг сегуна, он слышал многое.

– Глупый, маленький, милый мальчик, – почти пропела девушка. – Ты совсем ничего не понимаешь. Вы все ничего не понимаете. Оучи призваны править Тиндэем. Моему деду это почти удалось, но он захотел большего. Его брату пришлось годы прожить в унижении, покуда сила клана не стала прежней. Я едва вошла в пору, когда меня продали первенцу Кикучи. И я пошла, не сомневаясь ни на миг. Два года у меня ушло на завоевание этого гордеца, два года я настраивала сына против отца. Но преуспела, тот даже отправил наследника в заложники клану Асо. Всё шло что так, как должно. И тут появились вы. Словно, морские демоны. Ворвались, нашумели. Порушили всё…

Айдзомэ уже не говорила, она шипела, а руки ее, словно, тянулись к его шее. Гванук внезапно испытал мистический ужас, ладонь его невольно стиснула кинжал… Но теперь у него уже не было сил даже поднять руку.

– Однако, Оучи отступают, но не сдаются никогда. Вы оказались настолько странные. Настолько непохожи на всех прочих, что вас необходимо было понять. Изучить вашу силу и вашу слабость. Стоило провести с тобой всего несколько вечеров, мой милый, чтобы понять секрет: это не порох и не пушки, а всего один человек. Как жаль, что покушение сорвалось. Пришлось идти долгим путем. Убедить мужа пойти к вам на службу, научиться быть такими, как вы. Убедить его держать тебя поближе и терпеть…

Гванук дернулся, как от пощечины.

– Но теперь вам приходит конец. Все князья приползут на коленях к нашему дому. И принесут ваши удивительные ружья и пушки.

В это время топот ног стал совсем громкий. Самураи сюго-заговорщиков, наконец, нашли путь в комнату с решеткой и ворвались в нее с мечами наголо. Гванук зарычал в ярости и, наконец, пустил в ход свой кинжал. Короткий клинок пару раз злобно звякнул о пластины доспехов, прежде чем, юношу повалили и скрутили.

Никто не предупредит полки.

…Он не знал, сколько времени прошло: день, сутки или все десять дней. В яму для преступников его не посадили, а заперли в каком-то чулане с крепкими стенками. Рядом стояла чашка с водой (которую он давно опустошил), так что никто к нему не приходил ни с едой, ни с питьем. Гадить приходилось в одном из углов, так что воняло в темнице непереносимо.

Когда дверь отперли, внутрь хлынул свет – Гванук даже зажмурился от боли в глазах. И вздрогнул, услышав ее холодный голос:

– Вставай, защитник. Пойдешь со мной.

– Госпожа, я все-таки не уверен, что стоит…

– Я желаю, чтобы он сам это увидел! – в голосе Айдзомэ сквозила такая властность, что пленник поежился.

Стражники деловито связали ему руки и повели вслед за принцессой. Гванук опустил глаза, ибо видеть ее, даже одну только ее спину, даже после всего случившегося – для него было нестерпимо больно.

Замок буквально кишел самураями. Айдзомэ уверенно вела своих сопровождающих всё в тот же тигровый дворец. Несколько коридоров, переходов – и они снова оказались в комнате под потолком главного зала с решеткой вместо стены.

– Нравится мне здесь, – мило улыбнулась девушка. – Место приятных воспоминаний. Быстро закройте ему рот.

Стражи сноровисто запихали Гвануку в рот какую-то тряпку; глубоко, пока он не стал давиться. А потом другим лоскутом обмотали лицо, чтобы кляп нельзя было выплюнуть. Юноша завопил, зарычал, но смог выдавить из себя лишь еле слышное, глухое мычание. Не обращая внимание на возмущение, руки пленнику растянули и привязали к каким-то деревянным стропилам.

Гванук, полуподвешенный, оказался прямо напротив решетки. С трудом, но он видел хорошо освещенный зал. Видел, как распахиваются двери, и в них входит… Ли Чжонму! Гванук задергался, замычал, даже попытался изо всех сил пнуть решетку – но ноги не дотягивались. А шума в людном зале было гораздо больше, жалкое мычание сверху не расслышать. Только заметив, с каким наслаждением любуется на него Айдзомэ, он сразу сник и затих.

– Приветствую тебя, генерал! – это был голос Хисасе Мацууры. Видимо, главнокомандующий сидел вне поля зрения пленника.

Гванук с ужасом ждал продолжения. Генерала Ли сопровождали шестеро воинов из роты Монгола, у каждого, помимо меча, за поясом пистолет… Но в зале стоят, по меньшей мере, два десятка самураев. У каждого – крест Симадзу над головой (видимо, южный князь Мацууре не очень-то доверял).

Никаких шансов, если князья захотят убить старика.

– Мне не очень понравилось твое последнее письмо, сюго, – без предисловий начал Ли Чжонму. – Почему ты отказываешься идти в бой против Оучи? У тебя ведь такие силы!

– Прости, сиятельный, но силы мои не так, чтобы велики, – голос Мацууры был отталкивающе жалостливым, чуть ли не плаксивым. – В нескольких штурмах мы потеряли немало людей. Гарнизоны оставили в семи замках. А враг свежий, отдохнувший. И им некуда бежать – они будут драться яростно и до конца.

– А вам что мешает драться до конца?.. Воины! – сиятельный не смог скрыть презрения; самураи в зале недовольно зашевелились.

– Я ведь писал тебе, господин, что прочие сюго могут не пойти в бой, если не будут уверены в победе. А, если они не пойдут в бой – то и я проиграю. Вместе с твоими верными двумя полками. А ведь надо всего-ничего: дать нам помощь, господин. Даже не надо войск, просто нужно побольше порохового оружия.

Наполеон промолчал.

– Хотите оружия? – наконец, сцедил он слова.

– Да, господин. Если ты хочешь победы, дай мне ружья и пушки.

– И сколько же?

– Я хочу тысячу ружей и… ну, хотя бы, еще десять пушек. Пушки, конечно, нужны с твоими людьми. Только они могут из них стрелять.

– Ясно…

– Не скупись, господин! – Мацуура явно старался чересчур. – Тебе ведь это немного стоит. А зачем нам рисковать предстоящим сражением, если можно победить наверняка. Дай мне оружие – и вскоре я сам приеду к тебе с вестями о победе!

– Что ж, – генерал Ли думал долго. – В целом, ты прав. Очень важно уже окончательно добить этих Оучи. Не тот случай, когда надо экономить… Да. Ты меня убедил. Завтра же отправлюсь в Дадзайфу и распоряжусь отправить вам помощь. Да и людей пришлю.

– Людей? – Мацуура растерялся лишь на миг. – Да, так тоже очень хорошо! Дубовых или Стеновых. Они нам сильно помогут. Господин, а много ли с тобой охраны?

– Рота.

– Нет, это слишком мало. Вокруг в горах бродит много врагов. Нужна хорошая охрана.

– Ладно, возьму с собой пару рот из полка Ариты.

– Нет!

Ли Чжонму удивленно воззрился на командующего.

– Господин, твои полки – самая боеспособная часть нашей армии. Не лишай меня их. Я дам тебе в дорогу тысячу конных самураев. Они проводят тебя до Дадзайфу, а потом будут охранять оружие по пути назад.

Генерал Ли согласно кивнул.

«Нет! – вопил Гванук. – Не соглашайся! Это ловушка, сиятельный! Ну, взгляни наверх, заметь меня!».

Увы. Его вопли душила тряпка во рту. Старик ничего не слышал и спокойно покинул зал.

– Как печально, – Айдзомэ подошла к юноше, глухие крики которого уже перешли в еле слышные рыдания. – Чосонский старикашка скоро уедет, и Симадзу с Мацуурой отправятся подчинять ваши полки. Это будет нетрудно. Поверь, мой супруг с радостью перестанет притворяться, что служит выдуманному Го-Камеяме. Потом сюда привезут ружья и пушки – и мы перебьем тех ваших воинов, что прибудут с оружием. А после, вместе с моим кланом Оучи, все вместе князья добьют то, что осталось.

Принцесса присела так, чтобы поймать взгляд Гванука.

– Не переживай, мой милый. Ты проживешь еще достаточно долго. Я очень хочу, чтобы ты увидел это.

Пленника развязали и отвели в прежнюю каморку. На этот раз ему дали поесть и ведро для отхожих дел. И снова он потерял ход времени, находясь в кромешной темноте. Отличное место для того, чтобы ковыряться в своих душевных раз. Гванук успел тысячу раз проклясть себя за то, что поверил словам лживой принцессы. Его мир треснул и раскололся, в нем не осталось ничего, за что стоило бы цепляться.

«Но есть и другие, – твердил он себе в самые тягостные мгновения. – Им тоже скоро придется очень плохо… В том числе, и по моей вине…».

Это было самой ужасной мыслью. Когда в голове юноше стихли страдания по растоптанной любви, нахлынули новые. Ведь это, прежде всего, он сам раскрывал шпионке все важные тайны. Никто, не знал сиятельного генерала Ли так, как он. И только он мог поведать своей любимой самое сокровенное.

Он погубил всё и не знал, как исправить хоть что-то.

…– Выходи! – дверь открылась, правда, на этот раз свет не ослепил пленника. Значит, снаружи ночь.

Гванук встал. Вернее, попытался, но отекшие ноги его не послушались.

– Быстро! – стражники не стали церемониться, схватили адъютанта за шиворот и выволокли из провонявшей темницы.

Так его и тащили по коридорам до самой цели. На этот раз – не в комнату с решеткой и не в большой зал приемов. Гванук узнал личные покои главнокомандующего. Квадратный самурай сидел на почетном возвышении в полном доспехе, разве что без шлема. Пленника бросили на пол прямо у входа. Гванук подобрал ноги и уселся по-монгольски, непочтительно откинувшись спиной на стенку. Ему было плевать на этикет.

– Дерьмово выглядишь… – хмуро бросил Мацуура и продолжил молчать.

Гванук тоже ничего не говорил и даже закрыл глаза.

– Мне сказали, что ты уже знаком со сложившейся ситуацией… – как-то неуверенно заговорил наконец предатель и снова задумался. – А, ладно! У нас случились неприятности…

– Очень рад этому, – мрачно бросил пленник.

– Смолкни, несчастный, – даже не разозлился Мацуура. – Воины из конного и пехотного полка нам покорились. Канониров-то мы всех повязали, им веры нет. А вот своим, особенно, стрелкам – доверяли. И, как оказалось, зря. Этой ночью некоторые из них предали нас…

– Предали предателей – как смешно! – натужно расхохотался Гванук. Мацуура махнул рукой – и один из стражей тяжелой ногой пнул адъютанта О прямо в лицо. Смех захлебнулся.

– Я велел тебе смолкнуть, – тяжело произнес сюго. – И слушать. В общем… некоторые из них смогли сбежать. Хоть, погоня и послана… Думаю, они доберутся до генерала Ли. И всё ему расскажут. Нам придется идти войной на него. Ради ружей и пушек. Много погибнет храбрых воинов по обе стороны, О. И ты погибнешь одним из первых.

Снова пауза. Гванук не понимал, к чему клонит князь. Новости услышать он был рад, теперь Армию Старого Владыки врасплох не возьмут – это уже радость…

– Не улыбайся! – с усмешкой бросил Мацуура (видимо, Гванук обнажил свои эмоции). – Ли Чжонму и его людям победы не видать. Слишком большая сила против него поднялась, даже пушки не помогут. Но я не хочу лишних смертей. Мне нужно только чудо-оружие старого генерала… Скажи, ты хочешь жить?

Гванук совершенно не дорожил своей конченной жизнью. И едва не выплюнул эти слова командующему в лицо. Но адъютант Армии помнил главное: есть и другие.

«Он хочет меня как-то использовать, – моментально догадался юноша. – Надо ему подыграть. Только не переусердствовать».

– Хочу… Но генерала Ли предавать не стану.

– А предавать не надо, О! – оживился Мацуура. – Я хочу просто обменять его жизнь и жизни его людей на оружие. Мне их жизни без надобности. Но я точно перебью всех за пушки и ружья. Понимаешь? Веришь?

Гванук дважды кивнул.

– Я хочу, чтобы ты поехал в Дадзайфу и передал старику мое предложение. Пусть отдаст мне всё пороховое оружие. И убирается со своими людьми в ваш проклятый Чосон. Только ты очень постарайся его убедить, О! Он знает тебя и любит. Доверяет тебе. Не надо врать. Расскажи ему всю правду. Что здесь собралось уже тридцать тысяч воинов, а мы соберем и еще. Скажи, что все объединились против него, и у его крошечной армии нет шанса. Но я помню его доброту и готов помочь ему спастись. Пусть пришлет мне всё оружие – вот сюда, в этот замок. И тогда я его отпущу.

«Вот где обман! – озарило Гванука. – Привезти СЮДА. Они хотят, чтобы я внушил генералу мысль, что всё войско предателей остаётся на месте. Чтобы мой господин, получивший сведения об измене, расслабился. А, между тем, войско сюго придет быстро. Ну, не в самом же деле, Мацуура надеется, что генерал Ли просто отдаст всё оружие…».

– Я пойду, – кивнул Гванук. – Я хочу оказаться подле моего господина и вернуться в Чосон. Уйти с вашей проклятой земли!

…Гванука собрали и отправили в Дадзайфу уже этой ночью. В сопровождение выделили сотню самураев, которые бдительно следили за своим подопечным. Ехали спешно, видно, что воинам дали приказ торопиться. И только к утру пленник рассмотрел, кто командовал отрядом – Мочитомо Кикучи.

Муж Айдзомэ.

– Испугался? – ощерился полковник. – Не трясись, убивать тебя не стану. Мне надо оправдаться за разбежавшийся полк. Так что доставлю до самого Дадзайфу. Но если ты дашь мне хоть крохотный повод…

Кикучи подвел коня к лошади пленника и сжал стальными пальцами его лицо.

– Я буду рвать тебя на части по кускам, – сын сюго замер на месте, вглядываясь в глаза Гванука. – За твои поганые мысли об Айдзомэ. За то, что приходилось улыбаться тебе в лицо… Да как ты вообще подумать мог, что такая женщина посмотрит на тебя – жалкого чосонского выродка? А уж тем более полюбит!

– Твоя жена была очень убедительна… – прохрипел Гванук.

Ему внезапно полегчало. Исчезло давящее чувство вины перед обманутым мужем. Во-первых, Айдзомэ сама коварно его обманывала. И, оказывается, Кикучи всё знал. Знал! И изображал друга и верного слугу генерала Ли. Какая мерзкая семейка!

– Что ты хочешь этим сказать?

Гванук ничего не ответил. Ему было плевать, что подумает Кикучи. А еще – очень хотелось добраться живым до старого генерала. Повиниться и предупредить.

«А там уже можно и умереть».

Они ехали, практически не останавливаясь, лишь сменяя заводных лошадей. Так что на следующий день уже вышли к долине Хакаты.

– Похоже, маленький гаденыш, ты еще поживешь… Какое-то время, – с улыбкой, но разочарованно протянул Кикучи. – Но помни: я не оставляю надежды свидеться с тобой и выпустить твои кишки… Доведем тебя до замка и отпустим. Надеюсь, ты хорошо запомнил слова господина Мацууры и сможешь спасти никчемные жизни своих людей.

Гванук не слушал Мочитомо.

«Мы ехали очень быстро, – старательно рассуждал он, насколько мог в своем состоянии. – Явно, хотели не отстать сильно от беглецов. Получается, даже, если всё их войско выступило сразу за нами, то оно всё равно сильно отстало. И появится не раньше, чем завтра…».

Это надо сообщить генералу Ли в первую очередь. Остальное он и так уже знает. Наверное…

Замок Дадзайфу был виден издали. И сразу показался Гвануку каким-то странным. Он долго не мог понять, в чем дело, но остро чувствовал какое-то отсутствие жизни. Как? Сам не понимал. Был день, а значит, никакое освещение в замке не требовалось. Настало лето, значит, и жаровни могли не дымить. Но всё равно отсутствие людей чувствовалось. Остановившись в трех сотнях шагов от рва, Кикучи послал вперед десяток самураев. Те долго кружили вокруг, потом забрались на стены – и в недоумении вернулись к командиру.

– Там пусто. Совсем.

Полковник (хотя, какой он теперь полковник!) повернулся к пленнику.

– Что ты об этом знаешь?

– Не больше, чем вы, – усмехнулся Гванук. – Отпустите меня здесь или повезете в Хакату?

Кикучи размышлял долго. Потом отобрал самых свежих воинов и послал их назад, чтобы те сообщили о новых странных известиях. А остальной отряд повел дальше: через Микасу к югу, в обход каменистой гряды, а потом – строго на запад. Дорога наезженная – последние полтора года по ней постоянно ходят войска и караваны. И сразу, едва вывернув из-за поворота, Гванук заметил на ней нечто новое и странное – какие-то сооружения. Он разглядел вкопанные бревна, перекладины, там что-то шевелилось. Адъютант О догадался первым, но через несколько шагов начали возмущенно гудеть и сопровождавшие его охранники.

С перекладин на веревках свисали мертвые самураи. В одежде, в доспехах, так что сразу можно было понять, что это люди Симадзу и Кикучи. Те самые, что отправились сопровождать генерала Ли.

Вкопанные столбы тянулись всё дальше и дальше в сторону Хакаты. И, даже не пересчитывая, Гванук догадывался, что на этой дороге висит ровно тысяча покойников.

Глава 28

Гванук едва сдержался, чтобы не запрокинуть голову и не расхохотаться. Но волна ярости среди его пленителей набухала такая сильная, что было ясно: сначала прибьют, а потом подумают, зачем это сделали. Адъютанту же теперь с особой силой хотелось добраться живым до старого генерала. Потому что самураи в петлях висели уже явно не первый день, и следы разложения на них стали вполне заметны.

«Это что же получается?» – задался Гванук вопросом, ответа на который не смог найти.

Так как за его спиной вдруг что-то громко грохнуло, породив целую волну криков боли, ржания. Пахнуло гарью.

Граната!

А на дороге почти одновременно взорвались еще несколько гранат. Гванук, вжимаясь в лошадь, увидел, как отовсюду – из любого мелкого укрытия, заборчика, сарая – стали выскакивать огромные, закованные в сталь, бойцы; довольно крупный отряд появился впереди на дороге…

– … рошку не зацепите! – услышал он отголоски команд.

Самураи толком не успели оправиться от взрывов, многие зажимали раны или вообще падали с перепуганных лошадей. Одни хватались по привычке за луки; другие, понимая, что стрелы тут уже не помогут, выхватывали из ножен мечи. Были и те, кто пытался развернуть коней и мчать назад, но дорога уже входила на обжитые и застроенные селянами земли, все пространство в разных направлениях пересекали каменные заборы или густые кустарники, высаженные в ряд. А Головорезы (а это были именно они!) уже сбегались из укрытий, перекрывали дорогу, пытаясь не дать уйти быстрым всадникам.

В нескольких местах завязались схватки. Самураи имели преимущество, будучи, верхом, но среди них годных в бою осталось меньше половины, тогда как Головорезов вокруг было уже сотни две. Гванук тихонько сполз с лошади, но держал ее за повод, чтобы животное защищало его своим телом. Незаметно он подобрал легкую катану, выдернув ее из уже застывших пальцев мертвого самурая.

Ниппонцы сгрудились вокруг своего предводителя, многие также спешивались, прикрываясь лошадьми. А вот сам Кикучи даже приподнялся на стременах, что-то выглядывая.

– Угиль! – зарычал он, перекрикивая шум боя. – Вижу тебя, труса! Выходи на бой со мной, коли ты настоящий командир! Выходи, трус!

«Что за чушь, – изумился Гванук. – Идет бой. Какие тут могут быть поединки? И какой настоящий командир бросит руководство боем ради поединка…».

Увы, он плохо знал Звезду. Тигромедведь, конечно, слушал наставления генерала Ли, но внутри него всегда сидел зверь, жаждущий боя и славы.

– Всем стоять! – прогрохотало издалека.

Головорезы замерли и отступили на несколько шагов.

Угиль шел. Действительно, странно, что он шагал к Кикучи откуда-то издалека. Несмотря на свои полковничьи регалии, Чу Угиль всегда дрался в первых рядах. Рослые гренадеры расступились, и в тот же миг Гвануку всё стало ясно: Звезда шел, прихрамывая, левая рука его была плотно примотана к туловищу, а по щеке со шрамом будто теркой прошлись.

– Нельзя! – завопил адъютант О, забыв о плане оставаться незаметным. – Он же ранен! Какой тут может быть поединок⁈

Он кинулся к другу, но самураи его перехватили и отбросили назад.

– Молчи, О! – рыкнул Угиль. – Я этого мелкого предателя одной рукой уработаю… Даже, если он с коня не слезет.

Это Звезда ловко ввернул. Кикучи все-таки устыдился и спешился. Взял свой тяжелый тати в обе руки и плавными шагами двинулся к тигромедведю. Тот держал свой хвандо опущенным. Однако, когда холодная сталь змеиным броском метнулась к горлу Звезды, рука его резко взметнулась, и широкий клинок парировал удар. Даже одной лапы полковника Головорезов хватило, чтобы остановить тати врага. Но с трудом.

Кикучи отошел, но тут подшагнул вперед и разразился серией сильных ударов. Угиль успевал везде. Но все-таки, под напором ниппонца шагнул назад, скривившись от боли. Почуяв слабость, Мочимото усилил напор. О, он был хорош! Видно, что княжеского сына бою на мечах учили настоящие мастера.

«Держись, Угиль! – мысленно молился Гванук. – Арита ведь научил тебя всем ниппонским уловкам!».

И уловки не срабатывали. Тигромедведь, действительно, научился у своего друга-соперника читать бой. Нигде Кикучи не смог застать чосонского полковника врасплох. Но полковник-предатель не сбавлял свой напор. Осознав, что раны сильно донимают Звезду, предатель бил снова и снова, стараясь не столько поразить соперника, сколько утомить, заставить двигаться. Он бил и бил в хвандо, надеясь отсушить единственную рабочую руку Угиля.

Последний ушел в глухую оборону. Конечно, Чу Угиль мог надеяться на то, что от такой долгой и яростной атаки Кикучи утомится, но все видели, что Звезда устает сильнее. «Только обороняющийся проиграет; рано или поздно, но проиграет» – это простую истину боя Гванук знал отлично. И вот уже тати первый раз лязгнул по доспеху тигромедведя. Вот он обрушился на его латное плечо. Угиль поднял руку с хвандо повыше, защищая самое важное – голову. Он тяжело дышал, его движения стали медленнее… Тут-то Кикучи резко перевел клинок вниз и глубоко всадил его в открывшееся бедро. То самое проклятое бедро Звезды!

Чу Угиль зарычал от страшной боли. Кровь стремительно заливала его штанину. Неловко отмахнувшись, тигромедведь потерял равновесие и мешком завалился на спину. Хвандо выскользнул из ослабевших пальцев.

Кикучи облегченно выдохнул.

– Ну, вот и всё.

Он шагну вперед, картинно крутанул клинком, беря тати обратным хватом, чтобы воткнуть меч в открытое горло поверженного врага.

– Нет.

И из груди Мочитомо Кикучи вылезло окровавленное острие легкой катаны.

Забытый всеми О Гванук с подобранным вражеским мечом тихо рванул к двум сражающимся полковникам, нарушая святое пространство поединка – и всадил катану в спину врага. Кикучи еще только начал заваливаться, а адъютант уже вынул меч, встал над тяжело дышащим Угилем, выставил оружие перед собой и заорал в исступлении:

– Убейте их всех! Никаких поединков! Просто валите!

Головорезы волной нахлынули на несколько уцелевших десятков самураев и в короткий срок перебили их всех.

«К демонам благородство, – Гванук холодно смотрел на избиение. – Они все должны сдохнуть».

…Колонна из пары сотен гренадеров, спеша изо всех сил, шла к Хакате, вдоль развешанных мертвых самураев. Шли молча. Не особо хотелось говорить, когда рядом, на самодельных носилках умирал их легендарный полковник. Рану Чу Угиля плотно замотали, но кровотечение остановить не удавалось. Опытные воины понимали, что будет, если на ноге перебить важную вену. У Звезды кровь отлила от лица, он потерял сознание, но еще дышал.

Быстрее! Быстрее! Может, лекари еще успеют залатать рану – и полковника удастся спасти.

Гванук шел рядом с носилками. Конечно, очень хотелось схватить какого-нибудь коня, коих после боя немало бродило по округе, и во всю прыть нестись к генералу! Предупредить! Но он не мог оставить Звезду в таком состоянии. Это было выше его сил. Тем более, что пара Головорезов это сделали вместо него и мчались сейчас в город, чтобы сообщить о новой стычке. И спасенном адъютанте.

Именно поэтому встреча Гванука с Ли Чжонму состоялась раньше, чем ожидал первый. Целая кавалькада всадников заполонила дорогу, и впереди бодрой рысью скакал главнокомандующий. Не доезжая до Головорезов, он довольно бодро спешился. Подошел к Гвануку, тяжко вздохнул – и вдруг крепко обнял юношу.

– Слава богу! – прошептал он на тайном языке, так что слышал только Гванук.

После повернулся к носилкам.

– Лекари! Быстрее! – махнул он нескольким городским целителям, которых привез с собой.

Головорезы тихонько опустили носилки с Угилем на землю – и лекари занялись свежей раной.

– Пойдем, – Ли Чжонму повлек юношу за собой. – Мы тут уже ничем не сможем помочь. Разве что помолимся в пути.

Гванук вывернул локоть из руки старого генерала.

– Нет. Сначала выслушай меня, господин.

И принялся рассказывать всё без утайки. Как обманула его подлая женщина, с черной коварной улыбкой; как слепо он верил ей, мечтая о невозможной любви; как, выведав у него главные тайны, враги нацелили нож на сердце сиятельного Ли Чжонму; как потом сюго предали своего господина, а он, Гванук, не смог предупредить. И теперь – исключительно по его вине – всё пропало.

– Я всему виной, сиятельный, – рассказ вновь распалил застывшее было сердце юноши, он снова пережил всю испытанную боль, отчего говорить ему стало очень тяжело. – Я пришел сюда только для того, чтобы сказать: не верь Мацууре! Войско сюго наверняка идет за мной следом. И, скорее всего, уже завтра оно будет здесь. Может быть, вместе с Оучи и их союзниками. А теперь убей меня. Казни за постыдную слабость. Я недостоин даже сражаться и умереть рядом с тобой.

Ли Чжонму растерянно остановился. Совершенно неуместная улыбка начала растягиваться на его лице, но он подавил ее.

– О… Мальчик мой. Во-первых… никто умирать не будет. А во-вторых, не кори так себя. Ничего непоправимого ты не сделал. Что за нами следят – это было неизбежно. Не от тебя, так от кого-нибудь другого, наши тайны выведали б. Ведь не такие уж это и тайны… Особо не скроешь.

Он снова настойчиво взял растерянного адъютанта под локоть.

– Что же касаемо измены сюго… То она не стала для меня новостью. Когда их войско по неясным причинам отступило перед не особо сильным врагом – я уже заподозрил неладное и стал предпринимать меры. А когда поехал на встречу к Мацууре, меня уже прямо предупредили.

– Кто? – замер на месте Гванук.

– Не поверишь! Садака Рюдодзю. Правая рука Мацууры… Я бы и сам не поверил. Но он мне доступно объяснил мотивы своего поступка. Говоря поэтически: квадратный самурай разбил ему сердце. Он обожал своего господина… я, конечно, подразумеваю обожание в нормальном смысле. Когда мы спасли Мацууру из плена, Садака проникся к нам искренней благодарностью. Он убежден, что и его господин Мацуура должен испытывать не меньшую благодарность. А тот замыслил измену. И Садака написал мне подробное письмо, в котором изменил клятве верности Мацууре, раскрыл его план и добавил, что после этого сам уйдет из жизни…

Ли Чжонму сделал несколько шагов в задумчивом молчании.

– Странные они тут, О… То раздражают, то вызывают восхищение. Невозможный народ – никаких сил нет.

Он вздохнул, но продолжил с нарочитой бодростью.

– Из письма я понял, что наши сюго смотрят на ситуацию не так глубоко, как твоя шпионка. Им не я был нужен, а как раз ружья и пушки. И, пообещав их, я выторговал себе и жизнь, и – главное – время!

«Верно, – вспомнил Гванук беседу заговорщиков. – Они все хотели наше оружие, чтобы вымолить милость у сегуна. Симадзу так и говорил… – юноша озадаченно встал. – А, может быть, Мацуура меня сюда отправил втайне от Симадзу? Чтобы самому захватить пушки и обойти южного князя?».

То, что враги уже обманывают друг друга и норовят обокрасть, внушило ему некоторую надежду.

– А как ты распорядился полученным временем, господин?

– Ты скоро это сам увидишь, О! – рассмеялся старый генерал. – Главное – наши моряки взяли на абордаж все корабли Мацууры, а войска – захватили его главный замок. Еще до того, как я вернулся. Захватили и сравняли с землей – чтобы познал гаденыш цену измены. Всё самое ценное вывезли в Хакату: и оттуда, и из Дадзайфу.

– Почему в Хакату?

– По ряду причин. Город усиленно готовится к обороне, все мастерские работают круглые сутки! Кстати, ты же не знаешь! Наш полуторарукий друг Мита Хаата разогнал совет и стал единоличным правителем города. А я его в этом поддержал. Мы за эти дни о многом договорились…

Они сели, наконец, на лошадей и поехали в город.

– Потом наша Армия вместе с хакатцами «встретили» тысячу самураев, что «сопровождали» меня, – Ли Чжонму кивнул на очередной висящий труп, мимо которого проезжала кавалькада. – Сделали всё отлично, правда, Угиль в своем боевом угаре получил аж несколько ран. Неопасных. Я велел ему оставаться в тылу, заниматься перевозками в гавани, а он, оказывается, опять полез на самый передний край. Болван! – с горечью в голосе выругался старый генерал. – Так и не понял, что значит быть полковником…

Дальше какое-то время все ехали в скорбном молчании. Главнокомандующий любил тигромедведя. Он возвысил того из самых низов и гордился тем, какого талантливого командира нашел и воспитал. Но воспитал не до конца; Чу Угиль так и остался лихим рубакой, для которого яростный бой был важнее разумного управление полком.

– Он был жив, – попытался утешить его Гванук. – Лекари обязательно его подлатают… Звезда еще принесет тебе отрубленные головы предателей-сюго, сиятельный!

– Нет, – коротко бросил Ли Чжонму, а рука его стиснула повод до хруста в суставах.

Гванук не знал, что на это сказать. А через несколько бодрых лошадиных шагов даже думать об этом забыл. Они с генералом Ли миновали очередную группу строений окраинной части Хакаты – и вдруг Гванук оказался перед свежим пустырем (здесь явно снесли не один десяток хибар), а за пустым пространством находилась внушительная стена!

Огромная земляная насыпь, выполненная в виде углов-реданов. Не особо высокая, где-то в полтора человеческих роста, но основательная, невероятно толстая, даже издалека это было заметно. На вершине насыпи установили деревянные платформы, укрытые корзинами с землей, из-за которых выглядывали жерла пушек.

– Видел бы ты свое лицо, О! – Ли Чжонму даже слегка повеселел. – Ты ведь не был в городе уже давно. Три месяца идет стройка. Мы окружили ядро Хакаты, восточную и центральную часть, со всеми важнейшими храмами, мастерскими и пристанями. Не везде она такая… завершенная, но главное направление сходу не возьмешь.

Старик наклонился к адъютанту.

– И главное – об этом сюрпризе мало кому из наших врагов известно.

– Мы уничтожим их, – с жуткой улыбкой на лице прорычал Гванук. – Перебьем их всех!

Улыбка медленно сошла с лица Ли Чжонму. Он ничего не ответил, только ударил коня пятками, понукая его к открывающимся воротам.

Внутри город кишел, как муравейник. Всюду просто толпы людей! Новый правитель города Мита Хаата развернул кипучую деятельность. За стены загнали практически всех жителей окрестностей. И не просто загнал: тысячи крестьян и горожан сбивались в отряды, которых прямо сейчас спешно наставляли в азах боевой науки.

– Разграбление владений Мацууры дало нашему пирату требуемые ресурсы. Есть оружие, чтобы вооружить каждого, а запасов риса хватит на многие месяцы осады. У Миты Хааты уже около десяти тысяч воинов.

– Крестьян? – скептически уточнил Гванук.

– На стене и крестьянин с копьем – вполне себе воин… С моря тоже угрозы нет. В гавани 20 кораблей Ударной эскадры, мы захватили полтора десятка судов Мацууры, часть я отдал городу.