Текст книги "Вторая армия (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Так что в лагере Оучи решили совершенно правильно: замок можно штурмовать.

Забавно, но, первым делом, на следующее утро враги выволокли на взгорок четыре захваченные пушки. Лафетов у них не было (видимо, поломали в битве под Хикосаном), так что просто насыпали кучки земли и уложили орудия на них.

– Они что, собираются стрелять? – изумился Ли Сунмон.

По счастью, пушки молчали. То ли Оучи хотели так припугнуть обороняющихся, то ли – похвастаться. И не только пушками. За почти три дня «сидения» на месте ниппонцы наделали кучу лестниц, огромных деревянных щитов, даже подвижных дощатых навесов для защиты от стрел. Группы самураев, перемещая перед собой дощатые стены щитов, медленно продвигались вперед – искали ловушки, вкопанные колья, рассыпанные шипы. А следом, двигалась… какая-то необъятная масса непонятно чего. Вернее, ясно было, что это люди… Но выглядели они странно: сотни и сотни людей несли над головами связки веток, корзины или чем-то набитые мешки, некоторые просто тащили камни. Добравшись через длительное время до валов, эти люди стали выбегать из-под защиты щитов и засыпать рвы разным хламом.

И вот здесь защитники, наконец, ответили! Естественно, что нападающие, даже несмотря на численное превосходство, не могли засыпать ВЕСЬ ров. Они выбрали несколько участков – на западе, юге и востоке замка, куда и устремились колонны с хламом. Ли Сунмон предусмотрительно расставил своих лучников именно там. И теперь те начали бить врагов практически в упор. К огромному сожалению, среди носильщиков далеко не все оказались бойцами войска Оучи, нередко это была их обслуга или даже захваченные в плен местные крестьяне. Но лучники били всех – от этого зависела судьба замка.

Битва за рвы длилась долго. В ямы скидывали даже тела убитых. Медленно, но верно насыпи росли. Росли до тех пор, пока командиры Оучи не решили, что высота насыпей стала достаточной…

И начался штурм!

Глава 22

Поскольку заваливание рвов явно показало места предстоящей атаки, то и комендант замка сконцентрировал напротив них все силы. Даже стрелков Гванука забрали и распределили по ключевым точкам. В резерве остались лишь рота Дуболомов и рота Головорезов.

Ли Сунмон всё рассчитал правильно: враг собирался атаковать на западе, юге и юго-востоке. Самые высокие и укрепленные стены, где засели Щеголи, их, кажется, не интересовали. Гванук тоже весь свой интерес обратил на южную сторону, где, похоже, развивались главные события.

Оучи решили потрясти южан, нанеся им удар со многих сторон. Даже, несмотря на вчерашнюю неудачную конную стычку, их оставалось больше защитников в два с лишним раза. А потому генерал нападавших мог позволить себе распылить силы. Заревели трубы, загрохотали огромные барабаны, которые ниппонцы расставили возле трофейных пушек – и несколько колонн, размахивая оружием, ринулись на стены. Впереди шли асигару, пара тысяч самураев прикрывали их, обстреливая стены из луков.

«Как же тяжело им штурмовать… без пушек, без пороха» – вздохнул и усмехнулся одновременно адъютант О. И вдруг понял, что уже не мыслит войны без огнестрельного оружия: пушек, ружей, гранат, мин… Возможно, в будущем старый генерал вытащит из волшебной страны еще какое-то огнестрельное чудо.

А оно (огнестрельное чудо) как раз вступило в силу. Ружья палили без залпов: каждый Дуболом или Щеголь с ружьем должен был стрелять сразу, как замечал удобную цель. Изредка раздавались взрывы – Головорезы метали свои гранаты. Увы, их было совсем мало: роту размазали на доброй половине стен Дадзайфу. Но зато у бойцов Угиля теперь имелось побольше, чем по три шара на человека (все-таки полугодовая передышка дала свои плоды).

Оучи несли страшные потери! Расчет их генерала не оправдался. Была бы в замке всего тысяча – то ее бы не хватило сразу на все участки. Но четыре тысячи готовых к бою воинов могли прикрыть все стены полностью.

Кое-где нападавшие все-таки добрались до верха укреплений – и там начиналась рукопашная. Южная армия пока уверенно держала рубежи, но Гванук от нетерпения чуть ли не подпрыгивал: его тянуло в эту схватку! Хотелось принять участие в игре за жизнь против смерти! Снова почувствовать строй, надежный локоть рядом!

Увы, назначение адъютанта командиром резерва ставило крест на этих безответственных порывах. Пока О отирался неподалеку от командного пункта Ли Сунмона, который как раз в самую сечу не лез и держался на возвышении подле сигнальщиков и вестников.

Один такой как раз пробегал по открытой площадке, прямо к коменданту. Гванук внезапно узнал в нем одного из воинов Щегольского полка, невольно потянулся следом…

И успел услышать:

– Атака с севера… Никаких сигналов… Много сотен… лезут прямо в ров…

Ли Сунмон, мрачнея, слушал доклад. И вдруг заметил замеревшего позади командира резервов. Одновременное осознание страшной ошибки пронзило полковника и адъютанта.

– Ты⁈ Почему здесь? А ну, бегом, поднимай резерв!

Гванук только кивнул и кинулся к своим оставшимся двум ротам. Он даже не стал уточнять; внезапно ему и так всё стало ясно.

– Измена, – шептал он на бегу. – Измена… Как мы проглядели-то? Три явных удара на самых очевидных участках. И лишь один внезапный! И именно там, где стоят Щеголи. Сыновья и братья тех, кто нас уже бросили в этой войне! Демоны их раздери! Они точно знали! Спелись как-то. Договорились! Ну, почему мы их одних оставили, не перемешали с верными отрядами!

Завернув за угол, он увидел Головорезов.

– На ноги! За мной!

Уже на бегу заметил ротавачану Дуболомов, велел ему спешно брать двойной запас пороха и свинца и идти следом. Головорезы, позвякивая доспехами, довольно быстро догнали уже запыхавшегося «крошку-генерала», незаметно окружили с трех сторон и хмуро оглядывали каждый темный закоулок.

До северной окраины замка было шагов двести, но они дались Гвануку весьма тяжело. Звуки боя он услышал задолго. Обойдя линию складов, его отряд наткнулся на примерно полсотни бегущих куда-то самураев.

«Явно не Щеголи» – быстро определил Гванук чужаков, которые почему-то были практически без доспехов, и заорал в исступлении:

– В бой!

Здоровяки-гренадеры в один миг оставили его позади, с рычанием бросившись на врага. Те быстро вздели луки, но больше одного раза выстрелить не успели. Бой оказался яростным и коротким. Гванук успел вытащить из драки пару десятков Головорезов и потащил их за угол строения, чтобы прикрыть остальных.

Оттуда уже видно оборонительную линию. Зрелище перед Гвануком предстало печальное: деревянный участок стены захвачен врагами. На стене и под ней находилось уже более сотни ниппонцев. Мелькали камоны Оучи и их союзников, но острый глаз адъютанта выхватил и несколько приметных доспехов Щегольского полка.

«Перебежчики?» – щурился адъютант, пытаясь разобраться в ситуации. Пока было непонятно, потому что казалось, что кое-где в этой людской массе еще идет бой.

Гванук велел своим людям укрыться за зданием, чтобы, не привлекая внимания, дождаться всей роты. Но, с другой стороны, выбивать врага с укреплений нужно, как можно скорее. Все-таки к ним снизу поднимаются подкрепления. Если честно, уже сейчас врагов наверху было так много, что всего одной роты (даже Головорезов!) маловато для сокрушительного удара.

«Но Дуболомов ждать точно некогда!» – лихорадочно соображал Гванук, не находя идеального решения.

– Глянь-ка туда, командир! – бросил негромко ротавачана, протягивая руку влево.

От того, как легко и без подначивания он сказал «командир», у Гванука на сердце резко потеплело. «Командир» проследил за рукой: вдали, дальше к западу, на недостроенной каменной башенке кипел бой. Вернее, кипел вокруг нее, а с площадки нападающих активно поливали стрелами.

«Есть верные! – обрадовался юноша. – Держатся еще! Вот с ними мы точно сможем сбросить врага».

– Строй роту колонной – пробиваемся к башне! – коротко приказал он. – Отбиваем тамошних Щеголей и вместе атакуем северян… А! Еще оставь тут пару парней. Пусть встретят Дубовую роту и передадут приказ: найти удобную защищенную позицию и начать обстрел нападающих. Пусть пока действуют по своему усмотрению.

Покончившие с авангардом Оучи Головорезы кинулись вслед за своим маленьким «генералом». На этот раз Гванук не собирался оставаться в тылу и ревниво следил за тем, чтобы гренадеры его не обгоняли.

А под башней шла нешуточная схватка. Копейщики Щегольского смогли выстроить стену дощатых щитов и успешно сдерживали наседающих самураев. А сверху тех нашпиговывали стрелами лучники. И делали это успешно. Гванук опять обратил внимание, что нападающие почти не имели доспехов.

«Они же по стене карабкались! – осенило вдруг его. – Руками и ногами – ради внезапности. Вот и скинули то, что мешало… Ну, так поделом же им».

Закованные по самые брови Головорезы ворвались в самурайскую голоногую и голопузую толпу и принялись сеять смерть. Гванук и сам обагрил кровью свой меч, правда, не знал: насмерть завалил седого мечника или только ранил. Это бой, а не поединок. Видишь врага – бей. И беги дальше!

Обороняющиеся, завидев помощь, тоже усилили натиск. Раздались отрывистые команды: Щеголи опрокинули доски щитов и ринулись в наступление. Зажатые с двух сторон самураи тоже не сдавались. Копья, мечи, булавы – всё мелькало, гремело, стучало, смешиваясь с воплями боли и ярости.

Шлем наползал Гвануку на лицо, но даже поправить его не было времени. Только бей или отбивай. Чисто по звуку он понимал, что дерущиеся Щеголи уже близко. Но даже близко – это еще не здесь.

Просто здоровенный (и опять же, полуголый) самурай с двух рук из-за плеча рубанул по Гвануку какой-то страшной железякой. Нет, серьезно, этот тонкий изогнутый меч был, наверное, с рост самого здоровяка! И уж точно длиннее юного адъютанта. Гванук принял удар на свой меч, но просто не смог его сдержать. Оружную руку отбросило, а стальная полоса остатками сил ударила по доспеху. Даже этих остатков хватило, чтобы Гванук упал на колени. «Крошка-генерал» еще только восстанавливал равновесие, скрипя зубами от боли, а здоровенный меч уже взлетел ввысь для нового удара.

И тут хищное острие тати выглянуло из груди здоровяка. Голый самурай замер, выронил из рук великанский меч и завалился набок.

– Привет, О! –радостно выкрикнул нежданный спаситель.

Полковник Щеголей Мочитомо Кикучи.

Он спешно вытащил оружие из поверженного тела и выставил его перед собой.

– А мы тут вас уже заждались!

«Кикучи? – моментально покраснел Гванук. – Он… меня спас?».

Рука с мечом, и так безмерно уставшая от рубки, задрожала и едва не выронила оружие. По счастью, кругом было еще немало врагов, чтобы позволить себе страдать от стыда.

«Как-нибудь потом» – приказал себе Гванук, но прямо в глаза полковнику Щеголей не смотрел.

– Выводи и строй людей, полковник Кикучи, – крикнул он мужу своей тайной возлюбленной. – Будем очищать стену от врагов.

Мочитомо зычно прокричал команды на ниппонском. Гванук все-таки решился на важный вопрос:

– Было предательство?

Разгоряченный боем полковник вмиг осунулся.

– Да…

– Много?

– Не знаю. Может быть, сотня. Нападавшие точно знали, к какому участку стены надо выйти, куда лезть. Спелись, гады! И с кем? С подлыми Оучи!

Головорезы и Щеголи не успели подготовиться к атаке – широкой волной на них бросились самураи. Здесь было уже гораздо больше одоспешенных воинов – бой завязался не на шутку. В какой-то момент начало казаться, что придется отходить в башню уже всем…

Но тут в стороне раздался громоподобный ружейный залп!

…С Дуболомами стену зачистили довольно быстро. Отбили еще несколько групп Щеголей, которые не сдавались и продолжали бой. Ситуация в этом полку сложилась печальная: навскидку, без убитых, раненых и предателей, в строю оставалось не более половины от утреннего состава.

Тяжело далась Щегольскому полку их первая битва.

По счастью, сброшенные вниз Оучи на повторную атаку не решились и спешно отходили от стен, преследуемые свинцовыми пулями. Гванук принял решение оставить на стене мушкетеров – для поддержки потрепанного полка. В резерве теперь оставалась только одна рота. Головорезы собрали раненых и понесли их вглубь замка. Добравшись до командного пункта, Гванук выяснил, что после отхода северной группы нападавших, штурм прекратили и все остальные отряды Оучи.

Обе армии отошли на исходные позиции и принялись зализывать раны. Правда, Ли Сунмон своему воинству особого отдыха не дал: разделил оставшихся на ногах воинов на четыре группы и по очереди посылал вниз за стены: добивать раненых врагов и расчищать заваленные рвы. Чтобы на следующий штурм у Оучи прибавилось проблем.

Прошедший бой оказался тяжелым. За день Армия Старого Владыки потеряла более семисот человек. Львиная доля потерь пришлась на полк Щеголей. Но у северян погибшие исчислялись тысячами. Неудивительно, что весь следующий день они носа из лагеря не высовывали.

– Слушай, командир, – тот ротавачана Головорезов, что участвовал в отбивании стены, подошел к Гвануку и небрежно бросил. – А ты не заметил, что наши враги те захваченные пушки до сих пор не убрали?

Так началась операция по возвращению главного достояния Южной армии – ее артиллерии. Головорезы клялись, что легко вытащат пушки, самураи даже не проснутся. Ли Сунмон качал головой и подозревал засаду. Все-таки вражеский генерал показал себя опытным полководцем, способным на разные коварства. Сидели и думали долго, вынашивая самый надежный и безупречный план. Привлекли для него дополнительные силы. Но утереть нос Оучи жаждали все.

Гванук повел Головорезов в ночь лично – это право он не уступит никому. Да и сами гренадеры радовались, когда «крошка-генерал» был вместе с ними. Наверное, считали его чем-то вроде талисмана. Крались тихо и не зря: полковник Ли оказался прав, засада возле пушек была. Но несколько лучших разведчиков Монгола «учуяли» ее первыми. А потом… А потом, когда на тебя падает и взрывается добрая сотня бомб, уже мало желания остается на то, чтобы нападать на кого-то из засады.

Пока почти все Головорезы, выхватив свое оружие, кинулись на уцелевших врагов врукопашную, несколько человек под непосредственным руководством Гванука быстро обвязывали веревками отбитые орудия. Рядом уже стояли всадники Гото Ариты – по десятку на пушку. Каждый десяток попарно был увязан в общую упряжь. «Упакованные» пушки привязывали к основанию упряжи – и всадники бодрой рысью мчались к замку. Дорогу им освещали однополчане с факелами, стоявшие вдоль пути до Дадзайфу. Факелы они тоже запалили по сигналу. Громкому сигналу – взрыву нескольких сотен гранат.

– Отхоооодим! – протяжно закричал Гванук, когда последняя пушка, подскакивая на кочках понеслась «домой».

Из лагеря Оучи уже спешили подкрепления, и требовалось поскорее укрыться за валами и стенами замка. Головорезы были людьми, склонными увлекаться, когда дело доходило до схватки. Адъютанту приходилось лично кидаться в драку, чтобы заставить их выйти из боя.

– Бегом! В замок! – орал он практически в уши разгоряченным бойцам и все-таки смог заставить отступить вовремя практически всех.

Хотя, враги тоже не хотели отпускать дерзких южан просто так. Началась стрельба из луков, малоэффективная в ночи, попытки преследования. В этой ночной вылазке две роты Головорезов потеряли чуть ли не каждого десятого. Но спасение пушек перевешивало горечь потерь.

В Дадзайфу из-за этого царила такая радость, что местных канониров уговорили зарядить четыре «освобожденных» орудия и дать залп в сторону врага.

Просто так!

Наутро со стороны лагеря Оучи не было видно никаких движений.

– Расстроились! – посмеивались бойцы Южной армии.

Только через день гигантское осиное гнездо зашевелилось и выпустило осьминожьи щупальцы во все стороны. Большие отряды начали обходить Дадзайфу со всех сторон и возводить укрепленные посты на равном расстоянии друг от друга.

– В осаду берут, – вздохнул Ли Сунмон.

Все понимали, что за день-два эти крохотные крепостицы будут возведены, потом между ними прокопают рвы – и замок окажется в полной осаде. Даже внезапную вылазку совершить уже не получится. С одной стороны, Гванук знал, что в Дадзайфу собраны весьма приличные запасы пищи, вода тоже есть. Но с другой – в тесном замке сейчас жили четыре тысячи человек и почти тысяча лошадей. Впрочем… если совсем прижмет, то лошади как раз смогут решить проблему голода.

Отбитые пушки с трудом, но добивали до вражеских постов. Так что канониры начали артиллерийскую борьбу со строителями: за три-четыре залпа всей батареи воинов Оучи удавалось разогнать. Но в других местах крепостицы активно строились. Лафетов у Псов не было, так что тяжеленные стволы очень долго перетаскивали к новой позиции, устанавливали, пристреливались – после чего начиналось новое истребление построек. Это замедляло работу врага, он нес какие-то потери, но остановить возведение укреплений полностью четыре пушки не могли.

Ли Сунмон собрал штаб, чтобы решить: для кого осада станет большей проблемой? Для тех, кто остается внутри или окапывается снаружи.

– Поймите следующее, – начал он. – Сегодня-завтра мы еще может что-то предпринять. А после нам придется уже самим лезть на их укрепления и терять много людей. Либо сидеть и тихо подъедать запасы.

– Нельзя нам выступать, – убежденно заявил Ким Ыльхва. – В поле мы намного слабее, чем здесь. У нас уже каждый пятый убит или ранен. И это мы еще за стенами сидим! Нельзя.

– И что ты хочешь? – вскочил Арита. – Сидеть тут, пока не съедим весь рис, а потом всех лошадей? Осада к этому и приведет, и в итоге всё равно придется выходить в поле – слабым и голодным.

– Необязательно, – вырвалось у Гванука.

К нему повернулись. О замешкался, но встал и продолжил:

– Ли Сунмон ведь спросил у нас прямо: кому осада больше вреда нанесет? Мне кажется, Оучи сами себе хуже делают. Они не станут сильнее. Вряд ли, из их провинции смогут прийти сильные подкрепления. А вот к нам могут. Могут одуматься кто-нибудь из сбежавших сюго. Понимаю, мала вероятность, но все-таки. А вот почти наверняка вскоре к нам вернется наш генерал Ли Чжонму. С десятками пушек, сотнями стрелков. Плюс у него моряки… и ополчение Хакаты. Эта сила сможет стать решающей. И я думаю, эта помощь придет быстрее, чем у нас кончатся запасы.

Удивительно, но возражений не было. Только вот и план Гванука также не был воплощен в жизнь.

Потому что уже следующей ночью из Хакаты прибыл вестник от полуторарукого пирата.

– Мой повелитель Мита Хаата, – начал посланник самого что ни на есть бандитского вида. – Желает под утро напасть на лагерь Оучи. И предлагает вам к нему присоединиться.

Глава 23

Черта с два разберешь с такого расстояния, что там выплыло из-за мыса! Наполеон старательно вглядывался в слепящее от солнечных бликов слегка волнующееся море и не мог понять. Тонкий обвод корпуса, чахлый парус… Но их ли это разведчики или какие-то местные рыбаки? Как же не хватает подзорной трубы!

– Мэй! – окликнул он своего начальника тайной службы. – Посмотри-ка ты: это не наша лодка?

Полукровка, для которого каждый день на качающейся палубе корабля был настоящей пыткой, послушно подошел к своему главнокомандующему. Да, он был здесь. На флагмане новой, уже второй, Ударной эскадры.

Потому что вся эта затея – его рук дело. Вернее, с него всё началось. Допросы и пытки пленных моряков дали свои плоды – Мэй Ёнми все-таки выяснил, когда и откуда сёгун Асикага собирается провести высадку войск. На самой южной оконечности огромного острова Хонсю находится крохотный островок Хикосима. Вот в узком и извилистом проливе между ними и собирается потихоньку огромный флот сегуна, где ютится пока в небольших рыбацких гаванях.

Словоохотливые моряки рассказали, что министры Асикаги на разных вервях заказали большие корабли – и в проливе только ждут, когда же те будут закончены. В окрестных замках собирается и армия вторжения. Пленники называли совершенно сумасшедшие числа – сорок тысяч самураев и асигару, хотя, другие были поскромнее и говорили о тридцати тысячах. Причем, говорили о них с каким-то страхом. Все эти люди были откуда-то «с востока». Как понял Наполеон из путанных объяснений, князья востока, которым служили эти воины, не особо-то и подчинялись сёгуну. Они тоже формального чтили больного императора Северной династии, но у всех у них имелся свой управитель. Который относился к Асикаге почти как к равному.

Выходило, что все эти войска пришли не по прямому приказу, а по приглашению. Что могло их заинтересовать в войне со сторонниками Южного двора? Скорее всего, банальный грабеж. Сёгун просто отдавал остров Тиндэй на разграбление восточным даймё.

«Надо будет об этом нашим сюго в красках рассказать» – оставил себе зарубку на память Наполеон.

…Когда Мэй выложил генералу свой доклад со всеми цифрами, у того ладони вспотели. План нарисовался моментально, но вот детали его обсуждали до глубокой ночи. И только с Мэем. Поскольку главной его составляющей стала тайна. Весь план знали лишь два человека. Все прочие (даже самые близкие и преданные) знали только то, что им полагалось сделать. И получали информацию только в тот момент, когда это делать было нужно. Пушки, запасы ядер и картечи, перевозили ночами и по чуть-чуть, чтобы сторонние глаза этого не заметили. А те, кто перевозили, были убеждены, что старый генерал хочет опробовать переоборудованные корабли в море. Так думали и моряки, которым пришлось неделю сколачивать наводные плоты-мишени. И все прочие участники похода думали также. Даже все полковники в Дадзайфу были уверены, что пушки им вернут не сегодня-завтра.

Лишь выбравшись в море (когда берег стал неприметной полоской вдали) Наполеон рассказал истинный план. И то (!) исключительно тем, кому о походе требовалось знать заранее. Мишени в море быстренько расстреляли (проверить стрельбу на море и впрямь было необходимо) после чего флот на всех веслах и парусах двинулся на север.

Эскадра собралась разношерстная: 19 надежных боевых кораблей Южной армии, плюс пара десятков небольших суденышек, которые Наполеон выпросил у города. Ударная эскадра везла более семисот Дуболомов (весь полк без двух рот), две сотни мушкетеров Хакаты, почти всех Псов-канониров и две роты Головорезов, которые крайне нужны в этом походе. Ну, и конечно, около тысячи моряков.

Офицеров здесь тоже хватало. Кроме очевидного Хван Сана, генерал вызвал из Дадзайфу и Звезду Угиля, и артиллериста Чахуна. Три полковника на полторы тысячи человек. И, конечно же, Белый Куй. Хотя, в первый же день на корабле Наполеон убедился, что разговоры про бывшего адмирала Ри Чинъёна – правда. Замкнутый и нелюдимый на берегу, на палубе корабля тот оживал. Ри оставался почти также молчалив, но постоянно что-то делал, за чем-то следил и отдавал короткие приказы морякам… которые беспрекословно их выполняли. После окончания стрельб по мишеням, Ри Чинъён перешел на кобуксон-«черепаху» и взял на себя руководство «мелким флотом».

До места добрались менее чем за сутки. Уже вскоре после рассвета слегка расползшаяся по морю эскадра добралась до пролива между Тиндэем и огромным островом Хонсю, который и был главной частью империи Ниппон. Пролив этот на карте выглядит зигзагообразно. Два крайних сегмента этого «зигзага» довольно широки, изобилуют мелкими островками, а вот серединка его весьма узка: где двадцать ли в ширину, а где и десять! Вот там и ожидалась переправа войск сегуна. Где-то там оно должно высадиться. Увы, место это слишком открытое и людное, никаких островов, и берега весьма ровные. Один кораблик еще можно укрыть, но целый флот…

Поэтому вместе с адмиралами (Наполеон уже смирился, что их двое) было принято решение укрыться на время сильно западнее – в узком, извилистом заливе Докай. Тут тоже селилось немало ниппонцев, но это, в основном, были простые рыбаки из «своей» провинции Бикудзен, которая принадлежала Сёни. А дальше к востоку начиналась густонаселенная территория Оучи, полная замков и даже маленьких прибрежных городков.

«Конечно, надолго мы даже в Докае не спрячемся, – понимал Наполеон. – Но Полукровка уверен, что высадка начнется в ближайшие дни».

В узкую часть пролива была послана самая быстрая «рыбацкая» лодка с надежными людьми главы тайной службы и двойным запасом весел. Она должна немедленно сообщить о начале переправы.

…Шел четвертый день ожиданий. В заливе постоянно появлялись какие-то маленькие лодочки, хотя, моряки Куя старались пресечь любое плавание среди местных. Но раньше каждый раз это оказывались особо дерзкие рыбаки.

– Ну, же, Мэй! – Наполеон нетерпеливо окликнул главу тайной службы, которые едва не свисал с борта мэнсона, вглядываясь в устье залива. – Видишь, кто это?

– Очень далеко, сиятельный, – как обычно, Полукровка сначала набивал цену. – Но там гребут в четыре пары весел. Это не рыбаки, мой генерал. Я уверен.

– Белый Куй! Срочно вывешивай знаки: экипажи на весла, паруса ставить!

– А если не началось еще? Вдруг они по другой причине плывут?

– Значит, обратно вёсла уберем! Лучше лишний раз поработать, зато быть готовым.

Время сейчас решало всё. Наполеон понимал, что никакой флот не сможет высадить 30–40 тысяч бойцов (да еще с лошадьми) за один раз. Скорее всего, высадка продлится даже не один день… Но только быстрота позволит им самим выбрать самый удачный момент. Застать врага в максимально неудобном положении.

– Начали! Начали! – разведчики тоже понимали важность времени и принялись орать издалека, надеясь, что их услышат.

– Выступаем! – бросил Наполеон команду Белому Кую и добавил. – По пути подбери людей с лодки.

Флот зашевелился, заворочался. Всюду пестрели сигнальные флаги, гудели дудки, стучали барабаны. Походный порядок обговорили заранее, но всё равно не обошлось без лишней толкотни и путаницы. И все-таки малоповоротливая туша Ударной эскадры начала медленно вытягиваться в несколько колонн, которые двинулись в пролив, набирая скорость.

– Вышли сразу большой группой! – торопливо делились сведениями выуженные на флагман разведчики. – Кораблей, наверное, тридцать! Несколько просто огромные! Все палубы полны воинов. Видимо, все утро, если не с ночи загружали, а потом пустили плотным строем. Там дальше, на расстоянии еще корабли были, но мы их уже не рассмотрели – поплыли к вам.

«Понятно, – кивал Наполеон. – Проявляют осторожность, сразу высаживают большую группу. В идеале бы, им сразу все корабли загрузить, но, видимо, это технически невозможно – нет в том проливчике таких вместительных гаваней. Наверное, и на нашей стороне сразу все они к берегу не пристанут…».

В отличие от суши, на море всё происходит очень медленно. Вот и место предстоящей схватки открывалось постепенно. Флот Южной армии выходил из-за поворота пролива, и ему неспешно открывалась панорама переправы войск сёгуна. Корабли двигались повсеместно, с большими интервалами и… как попало. Парусов практически не было, везде полагались на весла. Причем, Белый Куй быстро подметил, что ниппонцы плывут не к ближайшему берегу Тиндэя, а сдвигаются сильно к востоку, что заметно удлиняет их путь. Моряки быстро насчитали почти полсотни крупных кораблей. Штук пять-шесть и впрямь пугали своими размерами. Флагманский мэнсон был чуть ли не в два раза меньше них. Борта у гигантов очень высокие, даже не видно: есть ли люди на палубе.

– Вон тот и тот, – тыкал Белый Куй. – Обратно идут. И пустые. Смотри, как на волне подлетают!

«Значит, кто-то уже успел высадиться» – понял Наполеон.

И его это устраивало. Он не хотел полностью предотвратить высадку. Ведь в этом случае всё войско у сегуна сохранится. Идеально – разделить его людей. Одна небольшая часть попадет на Тиндэй (ими смогут заняться войска четырех сюго после того, как добьют Оучи), другая – окажется на воде в момент битвы. Ну, и сегуну пусть кто-то останется. Столько, чтобы уже не мечтать о новой высадке.

– Выдвигаемся сейчас, – решил он. – Куй, понимай флаги на перестроение. Вариант второй.

Еще в дни ожидания в заливе Докай со всеми капитанами обговорили порядок движения кораблей. Наполеон выдал каждому нарисованные схемы и проверил, как они всё запомнили – слава богу, времени на это хватило в избытке. Реальность всегда вносит свои коррективы: корабли путались, перекрывали дорогу друг другу, но все-таки – когда вся Ударная эскадра оказалась на виду у врага – она более-менее приняла боевое построение. На некоторых судах сёгуна их заметили, стало слышно тревожное гудение труб, равномерная переправа нарушилась, корабли принялись сбиваться в общую кучу.

Разумеется, после первых минут волнения, ниппонцы успокоились. Они увидели перед собой два десятка среднеразмерных судов, выстроившихся в неровную линию, на которых войск особо и не видно. За первой линией мельтешило что-то еще, но такое мелкое, что не стоит и внимания. Осмелевшие люди сёгуна начали плавно выдвигаться вперед (лишь несколько пустых кораблей спешили к берегу Хонсю, чтобы поскорее набрать побольше самураев и присоединиться к уничтожению нежданных врагов).

Этого и хотел Наполеон. Давид, выходя против Голиафа, надеется на то, что тот в своем презрении к мелкому противнику расслабится. Не надо собирать весь флот. Не надо думать над планом атаки. Просто идем вперед и крушим зарвавшихся «давидов».

«Они уже знают о пушках, – рассуждал генерал. – Но наверняка не понимают, что их можно использовать на море. Вряд ли, пираты с Цусимы рассказали им об этом, да и там пушек было крайне мало. А теперь…».

А теперь на врагов нацелились 32 пушки! По две на носу каждого корабля Ударной эскадры, кроме «черепах». Канониры уже попробовали стрелять в условиях качки – и не должны подвести. Да и море в проливе спокойное.

Ниппонцы уверенно шли на сближение, расходясь вширь. Тоже где-то 20–25 кораблей, только с неизмеримо большим числом войск – не меньше пяти тысяч. А для них это главное. В этих водах воевать умеют только абордажем.

– Но не сегодня, – усмехнулся Наполеон. – Сбавить ход!

Убедившись, что все корабли первой линии выровнялись, их палубы почти перестало качать, генерал коротко приказал «пли!» – и первый залп ударил по кораблям врага, до которых было еще метров двести. Канониры спешно перезарядили суда, и второй залп вышел почти в упор. Ядра вырывали куски досок в районе ватерлинии, крушили какие-то переборки внутри. В рядах сегуна началась сумятица, уже многие корабли получили пробоины, кто-то даже начал медленно тонуть. Крики, паника! Трубы надсадно звали на помощь остальной флот сёгуна!

Никто и не обратил внимания, как под завесой пушечного дыма в проходы между чосонскими кораблями первой линии ринулись мелкие юркие лодочки. Совсем небольшие, каждую уверенно двигали вперед шесть-восемь гребцов – это были Головорезы, по случаю морской битвы, снявшие с себя все доспехи и прикрывавшиеся закрепленными дощатыми щитами.