Текст книги "Вторая армия (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Но только по одной! – пророкотал он. – После этих взрывов, мы сразу поднимемся снизу, чтобы испуганные враги не успели нас остановить. И не хочется, парни, чтобы вторая ваша граната упала уже на наши головы!

С улыбочкой, от которой у многих похолодело в крови, полковник Угиль спустился вслед двум своим ротам. Идти по дну ручейного каньона было недолго, так что сигнал не заставил себя ждать.

– Дядя, можно мне еще гранату? – поклонился Гванук старому вояке.

– Прости, парнишка, у меня и так одна осталась…

– Хватай мою, малец, – стоявший слева воин небрежно бросил адъютанту тяжелый шар и хохотнул. – Я видел – ты в этом деле уже почти мастер. Будущий Головорез растет! Нельзя такого без дела оставлять!

Гванук почтительно, но спешно поклонился, поскольку всюду командиры орали, надсаживаясь: «Поджигай! Поджигай!». От похвалы он зарделся, как девушка, но, тем не менее, запалил фитиль и, не отставая от старого вояки, зашвырнул к врагам гранату под его громкое «Я-ххо!». На этот раз снаряд полетел слишком низко, но, вроде бы, ничего не задел. Единственное, взорвется он, скорее всего, далековато от вражеских спин…

Гвануку уже давно пора было возвращаться к старому генералу. Но так хотелось подольше оставаться не мальчиком для посылок, а… Будущим Головорезом! Полк Угиля – это был концентрат боевой лихости и героизма. Стать частью этого состояния… было маняще!

И Гванук застрял на левом фланге, успокаивая себя тем, что сам лично потом расскажет генералу Ли о развитии событий здесь. О том, как никем не замеченные, из недр скал, проточенных ручьем, вылезли три сотни Головорезов во главе с самим тигромедведем. Вылезли на землю, полную дыма, копоти, крови и боли. Как растянувшись в широкую линию (никто даже не попытался их остановить), лихие рубаки вынули свои тяжелые мечи, топоры, булавы и с ревом бросились на тыловые ряды войска северян. А те даже не могли толком сопротивляться – многие сотни среди них были ранены осколками гранат.

Крики «Окружение!» наполнили весь правый фланг войска Сёни, где оставалось еще несколько тысяч боеспособных пеших воинов. Эти тысячи совершенно не понимали, что происходит, что за враг объявился позади – и невольно начали пятиться. Поскольку отступать тоже было почти некуда, то ряды асигару сбивались в плотные скопища, где толком рукой не двинуть, не то, что оружием махать. Кто-то в отчаянии прорывался сквозь тонкую линию Головорезов в тылу, но большая часть медленно отходила к центру схватки – единственному еще открытому направлению.

Всё это Гванук более или менее наблюдал сам лично. Зато он совершенно не видел, что примерно в это же время в центре, в районе огнестрельных батарей, где Дуболомы добивали покалеченных Сибукава и отдалились от реданов уже на сотню шагов – вдруг появились тысячи всадников.

И вся эта орда двинулась на стрелков Хван Сана.

Глава 7

– Назад! Назад! – надсаживался Наполеон, носясь вдоль бруствера, прекрасно понимая, что они его не слышат. – Трубите! Барабаньте! Машите флагами!

Он даже приказал одной пушкой дать холостой сигнальный выстрел… Но из этого толку не вышло: орудия и так периодически постреливали по флангам, когда находили достойные цели, плюс на левом фланге вовсю грохотали гранаты.

…Над его главным детищем – первым стрелковым полком в этом мире – нависла угроза уничтожения. Бесконечные толпы кавалерии выходили откуда-то из тылов армии северян и готовились нанести сокрушительный удар по рассеянным рядам Дуболомов. Их количество с редана даже невозможно оценить – но это тысячи и тысячи конных самураев. В центре позиций Южной армии поверхность земли была не идеально ровной, как справа, но конница вполне могла здесь пройти и нанести удар, если не галопом, то, хотя бы, рысью.

И в принципе, солдатам Дубового полка объясняли, что плотный штыковой строй в четыре-шесть шеренг способен остановить практически любую конницу. Только пока это всё – лишь слова. Их не учили этому, не тренировали, а такое полезное построение, как каре, Дубовым вообще незнакомо. Но самое главное – для такого боя нужно иметь железные нервы, а еще лучше – опыт! Но практически все стрелки Хван Сана – зеленые, необстрелянные новички. Выдерживать прямой удар конницы никто из них не пробовал.

«Не выстоят. Побегут» – били в голове Наполеона мысли.

Конечно, побегут! Да еще на таком открытом пространстве, где даже зацепиться не за что. Но весь ужас еще в том, что местная самурайская конница уникальна. Она способна действовать и как тяжелая… ну, относительно тяжелая; и как легкая, стрелковая. Конные лучники могут просто перестрелять Дуболомов в упор. Их больше, а луки стреляют гораздо быстрее. И дальше. А у бойцов Хвана доспехи легкие и никаких щитов.

Одна надежда – отойти под прикрытие реданов. До конницы еще далеко, но кони имеют неприятную способность: очень быстро передвигаться. Сейчас всё зависит от расторопности Дуболомов. К счастью, многие из них тоже видели угрозу. И нашлись в полку смышленые командиры, которые начали командовать отход, не дожидаясь приказа сверху. Поначалу, медленный – чтобы не разорвать общую линию. А затем, когда беду заметили уже все, начался бег во все лопатки. В принципе, каждая рота знала маршрут отхода: занять свой узкий проход между валами реданов у самого основания. Запирая горловину, одна рота Дуболомов может построиться в шесть и даже в десять рядов, такую пробку даже конным таранным ударом не выбить.

– Пожалуйста, успейте! – молился уже непонятно каким богам Наполеон.

Самураи заметили, что добыча ускользает и тоже принялись понукать своих лошадок, каковые в Ниппоне явно недоедали и весьма не уродились статью. Наступал момент наивысшего напряжения: если Дуболомы успеют дойти до нужной позиции первыми, да не побегут дальше, а развернутся – у конницы Сёни будет мало шансов. Но если те нагонят стрелков во время бегства…

– Не нагонят… – прошипел сквозь зубы генерал.

Своим чутьем он уже понял, что вот сейчас и наступил узловой момент боя. Ли Сунмон хладнокровно и уверенно держал правый фланг от огромного количества пехоты. На левом Головорезы грохотали бомбами, и ситуация там выравнивалась. Всё решалось в центре и прямо сейчас. Если сомнут Дуболомов, то возьмут и реданы. Можно, конечно, спЕшить полк Гото Ариты и привести сюда… Но это будет скорее агония, чем спасительное решение.

В убегающих Дуболомов уже летели стрелы. Зато, стрельба слегка замедляла всадников. Лучше потерять вот так часть, чем всех сразу… Отвратительные мысли!

– Заряжайте все пушки и наводите на центр, – приказал Наполеон канонирам. – Сейчас ядрами, но дальше готовьте картечь. И ждите сигнала.

Стрелков надо прикрыть хоть как-то. Хоть чем-то! Есть вероятность попасть из пушек по своим… Но больше у Наполеона не было под рукой никаких инструментов.

– Огонь! – рявкнул он, когда расстояние между Дуболомами и самураями сократилось до смертельно опасного минимума.

Пушки нестройно грохнули, соседние реданы подхватили, окутав центральную позицию новым облаком дыма. До конца не удалось разглядеть: попали ли по своим? Но залп привел к положительным последствиям: конница в испуге притормозила (лошади есть лошади, это от природы пугливое животное), а вот бойцы Дубового полка обрели второе дыхание. Вот передние уже добрались до намеченных позиций, развернулись и выставили ружья со штыками, пропуская отстающих. Полусотники и ротавачаны, надрывая глотки, подгоняли свои отряды. Большей частью они замыкали «колонны» отступающих, почему едва ли не первыми получали самурайские стрелы…

Некоторые Дуболомы в страхе лезли на валы, и вот они представляли из себя самые удобные мишени для лучников. Наполеон велел своим бойцам спешно вытягивать их, но держать отдельно, чтобы потом примерно и публично наказать за трусость и неисполнение приказа.

Главное, что нужно вдолбить в его армию нового типа: солдат должен исполнять приказ, не думая! Только так, разумно управляемая воинская масса станет способной на любые чудеса.

«Но это потом… – оборвал сам себя Наполеон, не любивший рассуждать о пустопорожнем, когда требуется думать о конкретном. – Посылать ли за конницей?».

Дубовый полк, несмотря на заметные потери, успел выстроиться во всех проходах между реданами и принять в штыки первый натиск конницы. Сходящиеся стенки валов помешали всадникам разогнаться: пространство с каждым шагом сужалось, лошади цеплялись друг за друга, опрокидывались. Потому удар вышел не особо сокрушительным. Во всех проходах Дуболомы его выдержали, а конница заполонила собой всё огромное пространство между реданами. При этом, непосредственно в бою могла участвовать меньшая часть воинов, остальные бессмысленно толклись сзади. Стрелять у самураев тоже не было возможности. Видно плохо и трудно понять уже, где свои, а где чужие.

«Мышеловка захлопнулась» – удовлетворенно потер руки Наполеон.

– Картечь заряжена?

– Да, мой генерал! – радостно выкрикнул Чахун, который тоже всё понял и лишь в нетерпении ждал команды.

– Огонь, – негромко скомандовал генерал, и орудия разрядились практически в упор.

Картечь не выбирает кого поразить. Смертоносные горошины, обрезки и обломки в равной степени впивались в людей и лошадей. И, наверное, ни один из снарядов не воткнулся в землю – настолько плотно конница набилась между реданами. Угловые стенки работали отлично – всё пространство прекрасно простреливалось.

Шум внизу стал просто душераздирающим! Раненые животные бились в ужасе, сбрасывая седоков, лягая людей и друг друга. Даже невредимые лошади от дыма и грохота лишились покоя полностью. Дуболомам теперь приходилось выдерживать не столько атаку злобных самураев, сколько безумный натиск животных. Но они пока справлялись.

– Заряжай! Быстро!

Канониры уже и так заряжали. Откатив пушки, канониры шуровали банниками, спешно заколачивали с стволы новые картечные заряды. Торопились все, ибо понимали, что ситуация для стрельбы максимально выгодная. И стрелкам внизу надо помочь.

– Залп!

Дымовая завеса снова накрыла место боя. Но, когда оно более-менее очистилось, на реданы посыпались стрелы. Всадники, оставшиеся позади и не попавшие в самый ад картечной стрельбы, поняли, откуда исходит главная угроза. Там, далеко перед реданами, они стояли не так скученно и могли стрелять относительно прицельно. Канониры разом попадали на землю, некоторые – уже с торчащими из разных частей тела стрелами.

На реданах стояли ниппонские дощатые щиты-стенки, но было их не так чтобы много. Уцелевшие Собачники укрылись за ними, но толком орудовать пушками теперь не получалось. Наполеон их не подгонял: живые канониры ему нужны больше любых других бойцов.

«По счастью, кони неспособны забраться на стенки наших валов» – улыбнулся генерал и тут же выругался. Кое-где самураи начали спешиваться и лезть по насыпям уже на своих четверых. Наполеон приказал находившимся на реданах Головорезам и сбежавшим Дуболомам выдвинуться к валам и отражать вражеские атаки. Пока верхолазов было немного и сбрасывать вниз их несложно, но полководец понимал, что ситуация будет только усугубляться. Несмотря на страшные потери всадников, их – живых и боеспособных – под реданами оставалось не меньше пары тысяч.

«Пришла пора последнего резерва» – решил Наполеон, отполз в тыл своего командирского редана и сам принялся искать Ариту.

Конный полк изнывал от ожидания в тылу. Рослый самурай с вечным хитроватым выражением на точеном азиатском лице сам выехал навстречу генералу.

– Неужели пора и нам? – неискренне удивился он.

«Зубоскал проклятый» – без злости выругался Наполеон.

– Да, пора. Отдай мне одну стрелковую роту для защиты реданов, а с остальными выходи в тыл войска Сёни. Судя по тому, что я видел, уже все их отряды втянулись в битву. Иди по широкой дуге – ты никого не встретишь на своем пути до самого их лагеря. Только там еще остались какие-то отряды. Надо ударить в спину коннице, которая сейчас лезет на Дубовый полк и реданы. Попробуй сделать то, что мы тренировали.

Полковник нахмурился.

– Давай! Я знаю, что самураям не нравится. Но это почти идеальная ситуация для такой атаки – где еще попробовать, если не здесь!

Гото Арита пожевал губу и кивнул.

– Возьми у меня третью роту, генерал. Это самая старая, там большинство – ронины. Они самые надежные… Ах да! У меня для тебя новость есть: в нашем лагере пусто. Мацуура все-таки сбежали.

Наполеон бросил взгляд вверх по склону. И верно, в тени деревьев было на удивление тихо.

«Вроде бы, я и прав оказался, а всё равно грустно… Ну, хвала местным божкам, что хоть в спину не ударили…».

Пока лучники третьей роты спешивались, остальные всадники построились в колонны и двинулись за правый фланг, удерживаемый Стеновиками Ли Сунмона. Впереди их ждал ровный, как стол, склон, на котором можно без проблем провести любые перестроения.

Генерал Ли быстро разделил переданную ему роту на пять отрядов, один из которых сам повел на центральный редан. А там уже завязалась рубка! Северные самураи активно лезли на вал, остановить их становилось всё труднее. Даже канонирам пришлось хватать холодное оружие и вступать врукопашную.

«Крайне обидно будет потерять батарею уже на пороге победы. Надо, хотя бы, полчаса продержаться» – поставил себе цель Наполеон и выхватил саблю.

Да, практически настоящую пехотную саблю! Тяжелый хвандо с ужасным балансом, смещенным к острию, раздражал генерала без меры. Фехтование такой болванкой больше напоминало рубку дров топором, и делать это (особенно, с в стариковском теле) было невыносимо. Черт знает, сколько времени пришлось Наполеону стоять над душой хакатского кузнеца, чтобы добиться привычного для себя оружия. По счастью, изгиб клинка у сабли почти такой же, как у местных катан. С остальным были сложности: «Ли Чжонму» требовал переделывать оружие снова и снова. Чтобы обух у основания был потолще, а само лезвие к низу плавно истончалось – только так создавался идеальный баланс. Чтобы острие было колющим, чтобы рукоять – всего на одну ладонь. А уж бронзовую гарду с двумя дужками переделывали раз пять.

Зато сейчас сабля легла в ладонь, как родная. Как привет из бесконечно далекой родины, где он был молод и полон сил. Нет, честно! Медная оплетка рукояти словно вдохнула новые силы: генерал взметнул оружие вверх и кинулся в атаку.

Первый враг умер сразу. Какой-то непозволительно полный самурай сцепился с перепуганным канониром и не видел приближающуюся угрозу. По счастью, в ниппонских доспехах слишком много открытых и уязвимых мест – сабля своим острым «носом» играючи вошла в бок пониже подмышки. Но какое-то чутьё все-таки подсказало ниппонцу, тот в последний момент начал резкий разворот, вздымая свой тати над головой в обеих руках. Саблю едва не вырвало из старых рук генерала, пришлось покачнуться вслед за убегающим эфесом…

И лишь благодаря этому тяжелый клинок уже умирающего самурая опустился не на голову лидера Армии Южного двора, а куда-то мимо.

«Надо быть осторожнее!» – приказал сам себе генерал, вытащил, наконец, саблю и уткнулся в нового врага.

Доспех последнего был плохо выкрашен, местами проржавел и состоял из совсем мелких пластинок. Зато к шлему была подвязана оскаленная полумаска, долженствующая напугать врага.

– Уарырдрраху! – что-то непонятное прорычал самурай, усиливая пугательный эффект… и покуда чосонский старик еще не оправился от ужаса, нанес стремительный косой удар в голову – прямо под тулью шлема.

Генерал легко взял верхнюю левую защиту обратным разворотом, надеясь перевести блок в удар… но не успевал! Тати летел в него уже справа, затем слева – только успевай подставлять саблю.

Крайне неудобно фехтовать с ниппонцами. Генерал привык, что сабля должна сама летать в руке фехтовальщика! Практически свободной птицей. А поединщик лишь умело направляет этот полет… Но самураи дерутся иначе. Клинок в обеих руках, удары жесткие, резкие, почти неостановимые. Он видел их поединки – скала идет на скалу.

Остановив новый удар за линией плеча, генерал попытался закрутить тати своей саблей… но куда там! Одна старческая рука против двух молодых. Ниппонец брезгливым жестом отбросил «ластящуюся» саблю и снова пошел в атаку.

«Придется скалой на скалу» – вздохнул генерал, расставил пошире ноги и с размаху пошел на удар встречным ударом. Клинки со звонким стуком встретились, в запястье отдало неприятной болью, но главнокомандующий выдержал.

«Сейчас ты хочешь меня додавить, – усмехнулся он. – Такой молодой и сильный… А мы вот так!».

Генерал провернул саблю обухом к тати, так что загнутое острие оказалось за линией вражеского клинка.

«Ну! Попробуй-ка сделать также, держа меч двумя руками!» – усмехнулся «старик» и быстро, пока ниппонец его не опрокинул, сделал выпад, скользя вдоль вражеского лезвия. Сабля четко вошла под оскаленную маску, тогда как тати лишь бессильно прошелестел по крепкому чосонскому наручу. Самурай начал захлебываться собственной кровью и безвольно опустил руки.

В этот же миг новый вражеский меч с силой ударил генералу в бедро! Пластинчатая «юбка» доспеха выдержала, хотя, «старику» пришлось покачнуться. Не глядя, возвратным движением сабли, он полосанул по ударившей его руке. Третий самурай с шипением отскочил. Не от боли – эти жестокие воины плюют на боль. А от досады, что раненая рука не способна добить врага.

«Меня, кажется, окружают» – меланхолично заметил генерал. К счастью, не только он.

– Защищайте сиятельного! – заревел где-то в стороне полковник Чахун.

Тут же Головорезы и свежие ронины с удвоенным рвением ринулись в бой – так что за десяток вдохов редан был полностью очищен. А новые северяне лезть на вал не спешили. И понятно почему.

В тылу северной армии разворачивалась кавалерия Ариты.

Их было всего около шестисот. Но это был совершенно свежий отряд. Конечно, незаметно подойти им не удалось, и многие конные самураи спешно разворачивали лошадей против новой напасти. Две стрелковые роты Ариты уже рассыпались редким строем и начали обстрел вражеских всадников. Покуда от них стрел летело больше, чем от северян, но к последним присоединялись всё новые и новые группы – из тех, кто не было скован боем с Дуболомами.

Аритовы лучники припустили вверх легкой рысью, активно опорожняя колчаны. Они ловко выбивали врагов из седел, но и им доставалось. Чем ближе сходились лучники, тем больше потерь.

Вдруг, как по команде (а на самом деле – именно по команде) стрелки развернули лошадей и галопом припустили на фланги! А северяне увидели, что на них несется плотный строй. Это были копейные роты: четвертая – в первой шеренге, пятая – во второй, в десятке корпусов позади первой. Атака двумя шеренгами – этот маневр Наполеон учил самураев выполнять все последние недели. Выходило плохо. Такой бой ниппонцам был непривычен и неудобен. Но сегодня они все-таки решились попробовать.

Копейные роты были снабжены лучшими доспехами. Сейчас они подняли свои пики вверх и покачивали их – считалось, что так можно сбить часть стрел. Конечно, шеренга была далека от идеала. Никакого равнения. Но всё равно рассеянную по полю конницу северян она испугала. Кто-то из них еще пытался стрелять, кто-то уже тянулся за нагитанами и мечами, кто-то спешно разворачивал коней, понимая, что этот строй их сейчас сметет. Но уйти не успел никто. Попробуйте уйти от уже разогнавшейся лощади!

Первая шеренга опустила древки и накрыла рассеянных самураев; пики нашли свои первые жертвы. Затем копейщики Ариты достигли основной массы вражеской кавалерии – вломились в нее с треском и хрустом, на ходу выхватывая мечи вместо переломанных пик. А следом – через небольшой интервал – влетела вторая шеренга!

Бой становился совершенно неуправляемым и кровавым. Тут еще слева на центр повалили асигару, с которыми, похоже, разобрались Головорезы… Сумятица полная, стрелять из пушек некуда.

Однако, Наполеон забыл обо всем этом, когда взглянул в сторону озера.

Глава 8

Как Гванук ни рвался, размахивая своим легким мечом (который Угиль упорно называл ножичком), но пробиться к строю северян не выходило. Перепуганные сигару всё активнее отступали к центру битвы, так скоро и подраться не с кем будет!

Хакатское ополчение уже оттеснило врага от берега ручья, адъютант рванул в образовавшееся свободное пространство, но там ниппонцев теснили уже Головорезы. Просто сплошное невезение! Обойти еще и их? Но Гванук вовремя заметил, что далеко в центре кружат сотни всадников…

«Э, нет! Туда я не полезу» – осмотрительно заметил юноша. Чувствовать себя Будущим Головорезом было крайне приятно. Но лезть в опасную близость к конным самураям он ни за что не станет. Если не расстреляют за сотню шагов, то уж точно затопчут. И меч-ножичек ему никак не поможет.

Не отдаляясь от спасительного каменистого склона, который мог стать неплохой защитой, Гванук в растерянности остановился.

Что делать? Возвращаться уже, наконец, к сиятельному? Но свою лошадь он сейчас ни за что не найдет…

Отдаленный, но всё равно явно опасный шум заставил его резко повернуться влево. Там, внизу – озеро с маленькой деревней и, как хорошо знал О, лагерь армии северян. И вот сейчас прямо на этот лагерь, выскочив из дальних рощиц, неслись воины! Конные, пешие, они что-то яростно кричали, еще более яростно трясли оружием…

И они явно нападали на лагерь врагов!

В том лагере тоже оставалось немало воинов. Может быть, даже побольше, чем нападавших. Но это явно были не лучшие войска Сибукава-Сёни. Лучшие сейчас гибли перед реданами с их пушками, гранатами и стреляющими дубинами. А тыловые отряды явно не готовились в битве за жизнь… и некоторые пустились наутек, даже не скрестив мечи с неведомыми нападавшими.

Завязалась кровавая, но короткая стычка, после которой появившиеся из чащи незнакомцы стали хозяевами лагеря, обратив в бегство тех, кто уцелел.

Только сильно позже Гванук узнает, что это были воины из кланов Мацуура и Рюдодзю, которыми командовал Садака. Лишившийся господина Садака не находился себе покоя. Печень его раздулась и болела, он искал смерти, но хотелось умереть так, чтобы забрать с собой хоть кого-то из подлых Сёни, пленивших господина Хисасе. Садака был крайне раздосадован тем, что Ли Чжонму повелел союзникам охранять лагерь в тылу. И, еще не разогнувшись из поклона, решил, что приказ этот нарушит. Едва только Армия Южного двора с хакатцами втянулась в схватку, он поднял всю свою тысячу и увел вглубь лесов. За прошлую неспокойную ночь его люди нашли немало лесных тропок, по которым приходили мерзкие синоби без чести в сердце.

И теперь эти тропки пригодились.

Лагерь захватили быстро. Перебить удалось всего пару сотен врагов, правда, подлецов с камонами Сёни оказалось совсем немного – они были на поле боя. Богатства здесь нашлись немалые, но потом Садака нашел такую добычу, что тут же велел уходить обратно под защиту лесов. Недовольные самураи хватали, что попало под руку, но приказа все-таки не ослушались.

Что и спасло им жизнь.

Потому что захват лагеря заметил не один Гванук. Шуму было столько, что и сражающиеся северяне поневоле обратили внимание на свой тыл, свою базу. И ее разорение вдруг стало последним камешком, который столкнул лавину. Где-то ниппонцы еще могли сражаться, да и в целом, на поле битвы северян оставалось заметно больше, чем южан. Но первыми начал отход левый фланг, представленный отрядами кланов, служивших Отомо. Они не были окружены, как правый фланг, и могли передвигаться, сохраняя порядки и готовность к бою.

А вот кавалерия в центре, намертво сцепившаяся с полками Ариты и Хвана, уже вырывалась, как могла. Одиночки или небольшие группы вырывались из круговерти схваток и просто мчались во весь опор. Кто-то – к разоряемому лагерю; кто-то – куда глаза глядят. Недобитые части правого фланга – пешие асигару с небольшими отрядами самураев Сёни – уже просто пытались вырваться из окружения, спастись. Особо отчаянно они стали вырываться из кольца, глядя, как бегут все остальные отряды.

Опять же, позже Гванук узнал, что Ли Чжонму приказал всем, кроме конных лучников, не преследовать отступающих. Но пока приказ дошел до командиров, пока командиры смогли довести его до всех бойцов… Всюду разгорелись небольшие схватки озверевших от ярости воинов. Гигантская битва длилась уже большую часть дня, люди привыкли кромсать, рубить и защищаться настолько, что вытеснили из голов все прочие мысли.

Убивай. Убивай. Убивай!

Гванук понял, что лихорадка боя недавно захватила и его.

– Надо возвращаться к господину, – тряхнул головой адъютант.

До центрального редана он добирался долго. По счастью, старый генерал оставался там же, устроив заседание штаба возле батареи. Приглашенные рассаживались прямо на ящиках, также обустроился и измученный сражением Ли Чжонму, всё еще в доспехах, забрызганных почерневшей кровью. Разве что над ним на скорую руку натянули небольшой тент. Поджидая полковников, он постоянно что-то выводил кисточкой на маленьких листочках, кого-то подзывал, отдавал приказы…

«А я всё это время Головореза себя строил» – Гванук мысленно отхлестал себя по щекам и с поникшим лицом приблизился к господину.

Старик замер на полуслове, оборвав очередное поручение.

– Жив… – тихо выговорил он очевидное. Будто, успокоил сам себя. – Цел?

– Да, господин, – пристыженно ответил адъютант и поспешно спросил. – А ты, сиятельный?

– Целее многих, – дернув уголком рта в кривой ухмылке, бросил генерал.

– Позволь, я помогу тебе снять доспех, – кинулся Гванук к господину, но был остановлен движением ладони.

– А с чего ты решил, что бой уже окончен? Садись рядом, бери кисть. Сейчас проверим, как ты знаешь цифры и насколько овладел сложением.

Дождавшись Угиля, Ли Чжонму начал заседание штаба. И первым говорил Чхве Сук.

– Расскажи про северян.

– Они какое-то время были в лагере, захваченном Садакой…

– А Садака-то где? – спохватился генерал.

– Я послал за ним. Ищут… – смутившись, ответил Монгол и продолжил. – В общем, уцелевшая пехота Отомо и конница Сёни из лагеря уже ушли. Они спустились почти к самой Онге, куда большинство северян и бежало. Сейчас стоят там, реку пока не переходят.

– Много их?

– Очень трудно понять, сиятельный. Данные разнятся. Но не меньше шести тысяч. Правда, сколько среди них раненых…

Затем начались доклады полковников. Гванук выводил колонки цифр и ужасался, какие огромные потери у Армии Южного двора. А ведь еще будут умирать раненые… Легче всех отделался Собачий полк. Чахун заявил, что у него только пятеро убитых при огромном числе раненых. У огнестрельщиков опасения вызвали другие потери.

– Ядер осталось меньше сотни. Картечных зарядов поболее – штук по семь на пушку. Только вот порох… Я сам еще не мерил, но по моим записям выходит, что выстрелов на 140–150 осталось. Остальное – только в хранилище Дадзайфу.

А вот у других полков потери были просто ужасные. Сильнее всех пострадали конники Ариты и Дуболомы. Каждый из полков лишился почти полной роты. И это только убитыми. А ведь были еще и раненые. Самурай-полковник без тени улыбки на лице заявил, что сможет сейчас повести в бой не более трех сотен воинов. Кто убит, кто ранен, кто без коня остался.

У других полков ситуация была лучше, но не намного. Чу Угиль признался, что у него нет точных данных для доклада. Он только-только вернулся с поля, где до последнего возвращал из преследования увлекшихся Головорезов.

– Но почти все живы! – хлопнул он себя по бедрам. – Не больше трех десятков полегло.

Ли Чжонму повернулся к адъютанту, который дрожащими руками сводил колонки чисел.

– Получается, О?

Гванук кивнул, не поднимая лица.

– Пятьсот… Почти.

А потом всех добил злой, как дикий зверь, однорукий пират Мита. Он еще не знал правил, заведенных в войске генерала Ли, и не собрал данные для послебоевого доклада. Но хакатцы собирали тела земляков, намереваясь вернуть их домой для упокоения. И выходило, что городское ополчение потеряло больше четырех сотен. Только одно ополчение потеряло почти столько же, как вся Южная армия! Причем, Мита Хаата злился совершенно не из-за потерь. Он до сих пор бесился, что Головорезы вмешали в ЕГО бой и отняли ЕГО победу!

– Воины идут на войну, чтобы умереть, – рубанул он воздух ладонью здоровой руки. – Если до этого они успеют выпустить чужие кишки – уже неплохо.

Пират не думал, что сейчас он вел в бой не шайку бандитов, а простых горожан. Он по привычке шел вперед и ломил силу силой. Да, у него выходило неплохо: про Миту Хаату говорили, что за один бой он своей секирой убил более двух десятков асигару и даже пару самураев. Уж больно ловко пират владел непривычным здесь щитом на изуродованной руке. Беда в том, что калека так же требовал драться и непривычных к войне горожан.

Гванук мельком посмотрел на генерала и заметил, как почернел у того взгляд.

– Ну, что будем делать, господа полковники? – немного успокоившись, спросил он у штаба.

– Да чего думать! – тигромедведь даже привстал в воодушевлении. – У них убито, пленено или разбежалось более десяти тысяч человек! Осталось вдвое меньше. Приводим быстро себя в порядок – и дружным натиском добиваем их! Сбросим в реку гадов!

Как пират Мита не злился на Угиля за «украденную славу», но сейчас не удержался и одобрительно хакнул.

– Здорово ты чужие трупы считаешь, порковник Угирь, – процедил Гото Арита. Эти двое всегда спорили и грызлись между собой. Обычно, в шутку. Но не сегодня. Самурай всё еще не мог успокоиться от потерь своего полка. – А ты наши посчитай! У Южной армии вместе с хакатцами меньше трех тысяч осталось. Соотношение едва ли не хуже, чем в начале битвы!

– Зато они бежали! – встал на сторону недавнего врага полковник-пират. – Они струсили, их дух сломлен! Надо добивать и именно сейчас!

– Чем добивать? – это уже Хван не удержался. – У нас шесть сотен пленников, две тысячи раненых. Нам людей на это не хватит. Надо пушки защищать, лагерь. Какими силами наступать-то?

– Всех повести! Даже раненых! – ярился однорукий калека. – Ты хочешь выпустить победу из рук?

– Это мы им подарим победу! – спокойно, но громко высказался Ли Сунмон. – Наше главное преимщество – пушки. И мы должны оставаться возле них. Иначе северяне нас одолеют. Арита прав, сил почти нет. А возле укреплений, под прикрытием пушек шанс победить имеется. Даже великий шанс.

Полковники ругались так, что Гвануку показалось, будто, он попал на базар. Только двое молчали. Чахун явно хотел боя, но пушки крайне трудно будет доставить к реке. А без его полка какой бой тогда! Ну, а Ким Ыльхва всегда думал, как генерал. И, пока генерал не высказался, Киму тоже говорить было нечего.

– Вот встанешь ты у своих пушек, Ли, а северяне возьмут и останутся у реки! – кричал Звезда. – Они же не дураки! Что тогда? Что нам делать тогда? Стоять тут, пока ваш Сом-Намадзу весь Ниппон в море не опрокинет?