Текст книги "Вторая армия (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

А еще эти лодки были наполнены горшками с порохом, смолой, маслом и всяким горючим хламом.

Брандеры.

Каждое суденышко, как голодный комар, жадно тянулось к тушам неповоротливых кораблей. Когда удавалось дотянуться, Головорез, стоявший на носу, быстро вколачивал в борт сегуновского судна острый крюк на веревке. Инерция движения резко разворачивала брандер, он тесно прижимал к жертве боком – и тут Головорез на корме вколачивал в борт второй крюк. После этого все гребцы прыгали в воду, а самый последний поджигал фитиль.

Более полуроты Головорезов отправились на эту рискованную атаку. Не всем удалось добраться до неповоротливых туш, и далеко не все смогли уплыть – самураи стреляют метко. Но вскоре, один за другим, над водой вспыхнули двенадцать взрывов. После чего одиннадцать ниппонских кораблей заполыхали.

– Стрелять по уцелевшим! – заорал Наполеон, и третьим залпом пушки стали добивать тех, кто остался на плаву.

В это время к общей свалке подтянулось еще не меньше десяти судов врага. Но после взрывов далеко не у всех осталось желание продолжать сражение. «Израненные» корабли пытались выползти из огненного ада, а вот те, кто посвежее, рвались отомстить за своих товарищей.

«Никакого ближнего боя! – наставлял Наполеон капитанов еще до сражения. – Маневрируйте, уклоняйтесь – и стреляйте! Некуда уходить – задирайте вёсла, чтобы подольше не подпускать врага и не дать ему высадиться на вашу палубу».

Так южане и поступали. Для маневров оставалось всё меньше возможностей, так что моряки, прячась за бортами, выставляли весла, как копья, и сдерживали наседающие корабли ниппонцев. А в это время мушкетеры Дубового полка уничтожали самураев из-за дощатых щитов, которых у них теперь было в изобилии. Время от времени раздавалась команда, судно Ударной эскадры поворачивалось к врагу носом, и две пушки в упор разряжались картечью.

Так удалось захватить пять совершенно целых кораблей.

Наконец, в проливе стало не с кем драться. Конечно, уничтожили далеко не всех, хорошо, если половину флота сёгуна. Но те, кто мог, улепетывали так, что весла гнулись. Море практически кипело от тонущих людей, но на них особого внимания не обращали.

– Идем к месту их высадки! – приказал Наполеон. – Надо же посмотреть, что там у них.

А на дальнем берегу, похоже, даже не оценили масштаб трагедии. С четырех кораблей продолжалась высадка. Несколько тысяч ниппонцев стояли совсем недалеко от берега.

Ну, за такое надо наказывать!

Пушечные корабли снова начали вытягиваться в боевую линию и, буквально одним залпом разнесли корабли на берегу, а вторым – ударили по пехоте. Перепуганные люди кинулись прочь от берега, в горы.

– Как думаешь, много их там? – спросил он мнение Угиля.

– Трудно оценить, – пожал тот плечами. – Может быть, тысяч пять. Или больше.

Расстрелянные корабли подцепили крюками и оттащили в море, пока те не набрали воды – чтобы люди сегуна даже плотов из обломков не смогли сделать. После этого Наполеон приказал возвращаться к месту схватки. Требовалось принять управление над захваченными кораблями, кроме того, нужно посмотреть: нет ли еще судов, не сильно пострадавших от ядер и поджогов, которые можно дотащить до своего берега и затем восстановить?

Пока южане этим занимались, к борту флагмана подошла «черепаха». Из люка кобуксона выглянул Ри Чинъен. Всё это время троица его кораблей с таранами носилась по окрестностям и топила своими острыми окованными носами всё, до чего могла дотянуться. На них, конечно, тоже охотились – все-таки корабли небольшие – но как захватить эту полностью закрытую «черепаху»?

– А вы знаете, что ниппонцы сбежали обратно в свой тесный проливчик, откуда выплыли утром? – невозмутимо поинтересовался Ри Чинъён у Куя и Наполеона.

Генерал в такое счастье не мог поверить! Укрылись в тех же гаванях?

«Они, наверное, думают, что под защитой береговых замков находятся в безопасности? – улыбнулся он. – Так придется их в этом разочаровать».

Глава 24

Гванук был крайне раздосадован. И самое печальное, не мог этого скрыть. Столько дней ждать старого генерала, дабы в красках рассказать, как Южная армия в одиночку выдержала натиск войска Оучи! А потом, вместе с ополчением Хакаты, они вообще прогнали северян прочь! Так вот… Столько ждать этого момента – и услышать от Ли Чжонму сразу после приветствия:

– Нападения сёгуна мы можем больше не опасаться.

Старик снова переплюнул их всех!

«Мы-то думали он в море стрельбами развлекается… Даже волновались, что шторм опять наши корабли погубил, – вздыхал Гванук. – А он уничтожил весь флот сегуна и немалую часть его огромной армии».

Да, это не какие-то девять тысяч Оучи – силы сёгуна оказались раза в три или в четыре больше! А у сиятельного с собой было чуть больше двух тысяч человек! И немалая часть из них – всего лишь моряки… расскажи кому – не поверят.

«Да я бы и сам не поверил, – опять вздохнул адъютант. – Но слишком уж часто генерал вытворяет подобное».

Рассказ его был короток, не перед адъютантом же ему отчитываться.

– А потом мы вошли в узкий пролив. Глупые ниппонцы решили, что в тесных гаванях будут защищены от нас. В первой же мы обнаружили шесть их транспортников. Куй выстроил полтора десятка наших пушечных кораблей на дистанции дальше полета стрелы – и Псы просто изрешетили врага. Двинулись дальше, но там уже всё поняли и попытались сбежать. Мы потопили три судна и одно захватили. Дальше подбили еще три, но те кое-как угребли от нас на север. Слишком далеко уходить я опасался, так что отдал приказ возвращаться к месту битвы. Собирать трофеи и возвращаться домой.

Великая победа. Ударная эскадра захватила семь кораблей разной степени целостности, в том числе, один огромный из недавно построенных. Хватало и иной добычи, но большая часть ее, конечно, утонула. В плен взяли более трехсот человек, но лишь потому, что Ли Чжонму приказал не увлекаться сбором пленников. Ибо непонятно, что с ними потом делать.

Сёгун лишился не менее чем половины своей армии. Как минимум 10 тысяч погибли или утонули в воде, несколько тысяч остались на берегу Тиндэя без возможности вернуться на Хонсю. А отряд сиятельного (у Гванука язык не поворачивался назвать это войском) потерял всего триста с лишним человек. Часть моряков, часть Дуболомов, но больше всего пало Головорезов. От последнего адъютанту О стало грустно: Чу Угиль теряет всё больше людей, а пополнять полк местными не хочет. Так, скоро гренадеров станет даже меньше, чем канониров.

А потом наступил черед Гванука делиться новостями. И внезапно он понял, что новостей-то у него много, да все они с неприятным душком (разве что кроме самой последней).

– Войско четырех сюго было разбито…

– Все четыре сюго нас бросили и разбежались по своим владениям…

– Войско Оучи осадило Дадзайфу…

Каждую из этих фраз пришлось долго пояснять, генерал цеплялся к каждому мало-мальскому факту. Радостное лицо его осунулось, лоб покрылся морщинами новых забот. Так что Гванук очень торопился перейти к радостным новостям:

– Большой штурм мы отбили… Две вылазки завершились нашим успехом… Даже захваченные пушки вернули… А потом ударили вместе с людьми из Хакаты. На рассвете. С двух сторон. Они и побежали. Лагерь опять нам достался (правда, на этот раз большую часть добычи одноглазый Мита забрал), а вот войско свое генерал Оучи большей частью успел спасти.

Известие о победе мало развеселило Ли Чжонму. Старик переспрашивал о деталях снова и снова. И больше всего его интересовало поведение союзников. Гванук об этом мало чего мог сказать. Единственное, он был свидетелем разговора с Кикучи-старшим – и в красках описал его предательство. Правда, нехотя, но вынужден был признать, что сын этого сюго остался верен Армии Старого Владыки и действовал весьма геройски…

– Либо я так чего-то и не понял в этих ниппонцах, – глядя в никуда, бросил задумчиво старый генерал. – Либо в этих даймё и сюго совершенно нет верности. Они много и громогласно говорят о чести, они вспарывают себе животы, не выполнив приказа своего сюзерена… Но, при этом, постоянно готовы изменять. Раз за разом. Ты, О, как считаешь?

Гванук был полностью согласен со своим господином. Ниппонцы (за редкими исключениями вроде Ариты) казались ему лживыми и неискренними. Но просто поддакнуть – это было как-то неправильно. Ли Чжонму всегда был против бессмысленной лести… Против любой лести.

– Мне кажется, они не сильно верят в идею Южного двора, – предположил он. – Им нужен конкретный император, которому им следует быть верными до конца. А ты, сиятельный, для них лишь чосонский генерал. Когда им выгодно – они тебе верны, когда невыгодно…

Адъютант развел руками.

– В твоих словах много верного, – кивнул Ли Чжонму. – Но это не объясняет всего. Я помню, что рассказывал о войне на Тиндэе Гото Арита. Также слышал о мятеже Ёсихиро Оучи. Всего двадцать лет назад эта верная власти семья пошла войной против сёгуна. Дело не только в нас. В Ниппоне постоянно кто-то кому-то изменяет. Предает. Бьет в спину. Только жесткая и сильная рука способна их усмирить. И длится такой мир, обычно, недолго…

Они помолчали.

– Ну, ничего! – хлопнул генерал себя по коленям. – Теперь, только они узнают о поражении – сразу прибегут к нам. Согнувши спины.

– И мы снова примем их? Как будто, ничего и не было⁈

Гванук смотрел на своего господина с такой болью в глазах, что тот невольно смутился.

– Но они нам очень нужны, – развел тот руками. – Выкорчевать эти систему самураев, даймё и сюго мне не под силу. Но… возможно, отдельных людей мы сможем наказать.

После этого Ли Чжонму стал ждать. Пушки торжественно вернули в Дадзайфу (правда, не все, половину так и оставили на кораблях Ударной эскадры), снова начали пополнять новобранцами поредевшие полки. Не все. Полк Щеголей, потерявший так много людей, просто сократили до пяти рот. У Кикучи даже забрали некоторое количество людей, кто добровольно захотел пополнить Дубовый полк. У Угиля всё еще оставалось четыре роты Головорезов, но теперь в каждой роте было едва-едва по сто человек. В общем, даже по штату Южная армия сократилась почти до пяти тысяч. А по факту в ней с трудом набиралось четыре.

Еще больше, чем армии, новобранцы требовались Ударной эскадре. Потерь моряки понесли немало, но главное – это захваченные корабли сегуна. Для управления ими южане нуждались в экипажах.

Ли Чжонму подумывал открыть вербовочные пункты не только в Хакате, где уже ощущалась нехватка людей, но и в подвластных провинциях… Но для этого нужно дождаться прихода сюго с повинной головой.

Которые всё не шли…

И тем не менее, в разгар осени первый из них появился. К общему удивлению, не ближайшие Сёни или Мацуура. И даже не получивший должность сюго из рук старого генерала Кикучи. Пришел тот, кого вообще не ждали.

Мотохиса Симадзу.

Таинственный хозяин всего юга Тиндэя. Глава клана, про который ходило много всяких слухов (местами, весьма жутких). Единственный сюго, который за почти полтора года войны умудрился не встать ни на одну из сторон.

– Удачно пришел, подлец! – искренне восхитился Ли Чжонму. – Так-то он был бы последним. Самым необласканным. Но сейчас для него идеальный момент: с одной стороны, сёгун разбит, и ясно видно, на чьей стороне сила. А все прочие сюго разбежались… И о чудо! Симадзу становится как бы первым!

И ведь как громко пришел Мотохиса! С большим отрядом в две тысячи воинов! С еще более огромным обозом.

– Дозволь служить делу Южного двора, генерал! Всеми моими провинциями! – обратился Симадзу к Ли Чжонму на официальной встрече. – Со мной – 2000 обученных самураев, половина пеших, половина – на конях. Я их всех готов сегодня же передать тебе, на любой срок! Распоряжайся ими, как тебе будет угодно. А, если появится у тебя враг, то по твоему зову придут еще 12 тысяч воинов юга!

Выглядело неплохо. Особенно, теперь, когда силы почти всех прочих сюго заметно прорежены целой серией сражений.

Кроме воинов, Мотохиса Симадзу задобрил главнокомандующего дарами. Почти весь его караван заполняли подарки для Армии Старого Владыки. И какие подарки! С юга привезли сотни гванов бронзы, железа, меди, большое количество кожи, ротанга, серы. Правитель юга прекрасно знал, чего хочет генерал Ли. Видимо, тщательно изучал потребности Южной армии. А еще понимал, что в условиях плохо развитой торговли полезные материалы ценнее даже серебра. Не всё можно купить, особенно, купить сразу.

Генерал Ли с удовольствием принял и людей, и подарки. Самураев разбил на несколько отрядов и отправил охранять Ноконошиму, Дадзайфу и Хакату. Самого главу Симадзу принял радушно, отдарился по мере сил. И даже вручил ему пять богато украшенных ружей (а ведь никто из сюго это оружие до сих пор не получал). Делал это старик публично, шумно и напоказ.

«Хочет, чтобы остальные наместники поскорее об этом услышали» – понимающей кивал Гванук.

Конечно, теперь-то они задумаются. Раньше Ли Чжонму зависел от них. Сюго могли не просто повиниться, но и торговаться об условиях сотрудничества. А теперь… Теперь у Южной армии есть другой, «хороший» сюго. И 12 000 воинов он обещал не только для войны против сёгуна. Гораздо легче направить эту свежую и сильную армию против нерадивых наместников!

Самым первым в Дадзайфу прискакал Мацуура, благо, жил недалеко. Прискакал, повинился – и генерал Ли его простил. Тем более, что и Южную армию квадратный самурай бросил последним. Когда все прочие разбежались, и дело выглядело совершенно проигранным.

А вот, когда заявились Сёни, Кикучи и (с большим опозданием) Отомо, главнокомандующий стал не столь милостив. Князей долгое время держали в ожидании, не принимали. В то же время, со всеми ними Полукровка и толстяк Ивата разыгрывали театр: приходили тайно и шептали о том, в каком гневе пребывал «чосонский старик», и как смягчилось его сердце при виде даров. Сюго тут же послали гонцов домой: собирать по закромам запасы металлов, а коли таких не найдется, то сойдут шелка и серебро.

Промучив трусов (или предателей?) некоторое время, Ли Чжонму вдруг принялся рассылать вестников в их земли к другим даймё. Даже не скрываясь. Очень скоро обделенные вниманием князья узнали, что старый генерал расспрашивает их подданных о том, как они к своим господам относятся, не обижали ли они, не притесняли? В общем, дураку понятно, что подумывает главнокомандующий и представитель Южного двора о том, не поменять ли ему наместников.

Отреагировали сюго на это по-разному. Мицусада Сёни тут же отправил сыновей домой, чтобы те собрали войско и разгромили тот отряд сёгуна, что успел переправиться на Тиндэй. Канетомо Кикучи тоже послал своего младшего (старший служил в Южной армии) и тоже собрать войска. Только те войска быстро обложили замки самых ненадежных даймё в его родной провинции, забрали у них серебро – и с этой огромной взяткой, сюго Кикучи все-таки пробился на прием к старому генералу и добился сохранения за собой поста.

А вот Чикааки Отомо… испугался чересчур сильно. Узнав о возможном смещении, он собрал своих людей и бежал на север. Ли Чжонму даже не расстроился. И не стал собирать новую армию сюго для наказания труса и предателя. Нет, он отправил послания каждому даймё в провинции Бунго: тот, кто привезет в Дадзайфу Чикааки Отомо, живого или мертвого, получит себе звание сюго всей провинции.

– В лучшем случае, они там перегрызутся между собой, в худшем – Отомо не сможет доверять своим подданным, – с улыбкой пояснил генерал Ли.

Такие же послания он отправил даймё, служившим клану Оучи. Но сам признавался: тут мало надежды, что они сработаtт.

«Но вдруг!» – возгласил он, завершая очередное письмо.

И принялся по новому передоговариваться с союзниками, которые так его подвели. Во-первых, в каждой провинции теперь устанавливался определенный налог в пользу Армии Старого Владыки. И платить его требовалось после сбора урожая (то есть, вот прямо сейчас!). Также каждая провинция передавала Южной армии по одному небольшому замку. И не только замок, но и землю, крестьян, необходимые для того, чтобы этот замок содержать. В каждый замок отправлялся символический гарнизон – буквально, полроты из конного полка Гото Ариты (но с правом добора до полной роты). В этих замках каждый полк Южной армии мог развернуть свой вербовочный пункт и безвозбранно нанимать людей для воинской службы.

Причем, генерал Ли подчеркивал, что всё это не распространяется на дом Симадзу. Замки в его провинциях не забирали, а от уплаты налога освободили на два года. И все прочие понимали: если возмутиться и не подчиниться воле Ли Чжонму, то клан Симадзу с радостью поддержит старого генерала со всеми своими силами.

Осень на Тиндэе выдалась на редкость «урожайная». В Дадзайфу шли караваны даров и налогов, приходили новобранцы. В Хакате и на Ноконошиме отливалось и ковалось новое оружие: сразу две партии бронзовых пушек, ружья во множестве. А позже стало известно и о новом оружии – пистолетах. Половина Ударной эскадры всё это время патрулировала пролив между Хонсю и Тиндэем и периодически обстреливала тамошние гавани. По счастью, новых попыток забросить самураев не было. Удивительно то, что сёгун Асикага даже не попытался вывезти тех, кому удалось переправиться. С другой стороны, и Сёни, при всём показном рвении, этот отряд истребить не смог. Мицусада лишь сообщил, что воины сёгуна, в количестве пяти-шести тысяч, разбиться не пожелали и ушли в провинцию Будзен, где, видимо, присоединились к Оучи.

С наступлением зимы, чтобы войско не застаивалось, а враг не расслаблялся, генерал Ли стал организовывать летучие отряды с одну-две тысячи человек (преимущественно, конных) из своих людей и отрядов союзников. У таких отрядов было не больше одной пушечной батареи, и задача у них была проста: захватить какой-нибудь одинокий замок на окраине владений Оучи или Отомо.

«Надо учить князей действовать согласованно, чтобы в следующий раз всё не вышло, как летом» – пояснял он цели таких походов. То, что походы совершались еще и ради грабежа, он не озвучивал.

А «следующий раз» обязательно должен состояться. Еще после заключения нового договора с сюго он объявил, что поход по «полному очищению Тиндэя» состоится, скорее всего, весной, «если не случится ничего внезапного».

– И в этом походе примут участие все! – добавил он грозно. – Горе будет тем, кто попробует отсидеться или покрыть себя позором бегства! Мы полностью освободим Тиндэй! Готовьте войска.

Это было очень хорошее время. После года с лишним непрерывных войн и сражений, владения Южного двора, наконец, получили чуть ли не полгода спокойной и сытой жизни. По крайней мере, в Дадзайфу она была именно спокойная и сытая. Сиятельный генерал Ли почти безвылазно находился на городской верфи, где пребывающие в недоумении корабелы строили странный, неправильный корабль. Они бы, возможно, даже отказались делать такую уродливую и несамостоятельную посудину, но… покуда всё, что предлагал делать Ли Чжонму, работало. И работало отлично!

В общем, все были рады этим месяцам тишины.

Кроме Гванука.

Спасший ему жизнь полковник Мочитомо Кикучи преисполнился дружеских чувств к адъютанту О и принялся зазывать его к себе в гости. Даже не подозревая, что этот самый адъютант каждый раз буквально умирает и воскресает при виде его жены.

«Что же ты делаешь со мной, Айдзомэ?» – стонал Гванук и прямиком от Кикучи шел к толстяку Даичи, просил дать ему новые стихи, чтобы найти, наконец, самые подходящие слова, которые могли бы выразить его чувства. О, стихи могли! Только они и могли…

Однажды он не выдержал и прочитал принцессе самое смелое пятистрочье, которое легко можно было назвать неприличным… Но ему требовалось выплеснуть накопившуюся сладостную боль. И что скрывать – накопившееся желание. Пусть услышит! Пусть обидится смертельно и велит ему убираться!

– Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки

В горах, покрытых дымкою тумана, —

Не утомится взор!

И ты, как те цветы…

И любоваться я тобою не устану!

Прочитал и смолк, весь красный от стыда и ужаса от того, что только что произнес. Айдзомэ сидела у чайного столика. Уже на первой строчке страстной танки, она подняла руки и закрыла рукавами лицо… Гванук в страхе смотрел на укрывшуюся принцессу… а потом услышал негромкое:

– Новая любовь…

Сквозь шрамы от жизни

На нежной коже

Пробиваются робко

Разноцветные крылья.

Глава 25

Наполеон хорошо знал, что здесь новый год наступает не в конце декабря, а на заре весны. Но привыкнуть к этому никак не мог. Причем, такой традиции придерживаются здесь все страны: и Чосон, и Ниппон, и Мин-Китай. Как, наверное, и многие другие. Причем, в каждой стране новый год наступает в разное время. Да что там! Даже здесь, в Ниппоне, каждый новый года наступает в разное время! В прошлом году это был почти разгар зимы, а в этом – уже на явном ее закате. Прошлый год длился очень долго, и всё дело в том, что местные народы считают месяцы строго по фазам луны. У них тут 12 месяцев (как и у всех нормальных людей) только они заметно короче нормальных – 29–30 дней. А потому каждый четыре года они добавляют не високосный день, а целый високосный месяц. Прошлый год как раз таким и был.

Беда в том, что помимо отсутствия стабильного календаря внутри года, нет здесь и нормальной календарной системы. Каждый год, подобно дикарям, ниппонцы именуют по названию двенадцати священных животных и пяти стихий. Например, сейчас наступал год Металлического Быка, а прошлый – длинный – был годом Металлической Крысы. Причем, ниппонцы в этом двойном кодировании разбирались отлично! Скажи им, например, «это случилось в год Деревянной Козы» – и они отлично поймут, сколько лет назад это было! Наполеон же понять этого не мог. Только запомнить названия на пять-шесть лет в прошлое.

Конечно, была и другая система – в высшем обществе годы отсчитывали по девизам правления императоров. С тех пор, как в Ниппоне снова воцарился Северный Двор, девизом стало слово Оэй. Эпоха Оэй! Эпоха, которая длилась целых 27 лет! Это еще неплохо – предыдущая эпоха (генерал узнавал) длилась всего четыре года! Вот и как тут считать? На короткое время – еще более-менее, но глобально – это же невозможно.

В общем, местную календарную систему Наполеон всей душой ненавидел и мечтал уничтожить, как и мудреное иероглифическое письмо. Но ни то, ни другое сделать не получалось.

«Люди многие поколения живут в этом мире, среди своих переусложненных традиций. И ничего менять не хотят, – размышлял Наполеон. – Они слишком вросли в эту жизнь, с корнями…».

В общем, в любом случае новый год Металлического Быка или 28 год Оэй наступил на исходе зимы. Здесь, на теплом, южном Тиндэе так вообще уже начиналась весна. И, после неизбежных празднеств, главнокомандующий Армии Старого Владыки и «официальный представитель» Южного Двора призвал к себе всех сюго.

Всех пятерых. Дело в том, что помимо Мотохисы Симадзу у Южного двора появился сюго провинции Тикуго. После бегства и измены Отомо, провинция Бунго была утеряна, а вот Тикуго удалось сохранить (тем более, что вокруг находились земли союзников). Среди местных даймё (после ожесточенного «аукциона» подарками) победил клан Набэсима. Он не проявил особо выдающейся щедрости, зато был очень непопулярным в родной провинции. А значит, нуждался в защите Наполеона.

Операцией по изыманию средств у князей Тикуго снова занимались Даичи Ивата и Мэй Полукровка. Южная Армия изрядно разбогатела благодаря их деятельности, а провинция Тикуго с тех пор надежно вошла в зону ее контроля.

Все наместники прибыли в кратчайший срок. Наполеон встретил их в Дадзайфу, даже оставив на несколько дней работы на верфи (чертов эрзац-фрегат не получался, хоть тресни! Он уже держался на воде, но мореходные качества у судна оставались отвратительные! От чего мастера-корабелы лишь довольно посмеивались). В первый вечер генерал устроил для сюго роскошный пир, а на следующий собрал на совет.

– Цель наша близка, – начал Наполеон торжественно. – Семь провинций Тиндэя приняли истинную власть Южного двора. Семь из девяти… Я считаю, настало время покончить с недостойными владетелями Будзена и Бунго. Соберем все силы и опрокинем в море Оучи с Отомо вместе со всеми их прихвостнями! Я клянусь, все кто пойдут за мной, все то станут верно и, главное, храбро служить мне – получат богатейшие награды! Земли наших врагов, их замки, их богатства – достанутся вам, мои верные наместники!

Сюго сдержанно поддержали решительную речь – в Ниппоне не принято ярко выражать эмоции. Но Наполеону не нужны были особые таланты для того, чтобы прочесть алчный радостный блеск в глазах его подданных.

Да, именно его. Генерал намеренно в своей речи использовал слова «мой», «мне» – пусть сюго привыкают к тому, что служат именно генералу «Ли Чжонму». Фигуру старика-императора пора задвигать на задний план. А эту феодальную вольницу – пресекать. Управление империей в Ниппоне устроено из рук вон плохо. Кто сидел в конкретной провинции – тот и был ее фактическим хозяином. И чуть только центральная власть утрачивала силу – эти мелкие хозяева, как крысы разбегались по углам. За минувший год он лично столкнулся с этим неоднократно. Но подобное творится на Ниппоне повсеместно.

«Надо искоренять, – хмурился Наполеон. – Нужно прийти к системе исполнительной власти, полностью зависимой от центра. Потихоньку я уже это делаю: Набэсима и Мацуура получили власть из моих рук и будут покорны мне. С Кикучи, кажется, получилось не идеально. А вот древние кланы Симадзу, Сёни… Их сковырнуть будет трудновато».

Правда, генерал понимал, что и перебарщивать с этим нельзя. С Отомо он уже перегнул палку. Как только князь Чикааки решил, что его сместят – тут же кинулся в объятья врагов. Страшно представить, что будет, если так же «напугать» Симадзу. Сейчас этот клан равен по силе всем остальным сюго…

Наполеон понял, что сильно увлекся, пауза затягивалась и перешел к делу.

– Войну мы начнем в ближайшее время. Клан Оучи сильно потрепан в последних сражениях. Отомо лишились почти половины владений. Думаю, даже собрав все силы, каждый из них не сможет выставить более десяти тысяч воинов. Плюс, в их землях находятся несколько тысяч воинов сегуна. Иных пополнений в их землях нет. Корабли моей Ударной эскадры вместе судами дома Мацуура всю зиму патрулировали пролив между Тиндэем и Хонсю. Попыток высадки больших войск не было. Один раз наши корабли столкнулись с небольшим флотом Асикага… Но те быстро отступили. Если честно, сёгун минувшие месяцы совершенно бездействовал. Мне даже кажется, что он уже смирился с потерей Тиндэя. Что говорит о неизбежной победе истинного императора.

Ёсимоти Асикага минувшей зимой ушел в глухую оборону. Вёл себя, как слабак. Конечно, у этого имелись и минусы: морская торговля с остальным Ниппоном почти прекратилась, а в империю Мин зимой корабли старались не плавать. Но это переносимые трудности. Главное – сёгун боится! Видимо, он окончательно понял, что бессилен перед Южной армией: что на суше, что на море. Бессилен перед ее техническим и организационным превосходством.

«Теперь надо дожать» – понимал генерал.

– Дабы уровняться с силами, надлежит каждому сюго в ближайшее время привести к месту сбора по 5000 воинов, обученных и достойно вооруженных.

– Сиятельный! – с улыбкой поклонился Мотохиса Симадзу. – Но я же уже поклялся привести тебе намного больше людей! Хоть, в два раза, хоть, еще более! Не лишай меня этой чести, прошу!

Наполеон задумался.

– Хорошо. Значит, клан Симадзу приведет 10000 воинов, Кикучи и Набэсима – по 4000, а Сёни и Мацуура, как понесшие большие потери в прежних битвах – по 3000.

– Но почему, генерал? – не унимался Мотохиса. – Зачем брать меньше воинов, если можно больше?

– Потому что на войне этих воинов нужно кормить и содержать. Потому что, чем больше армия, тем она медленнее движется, тем сложнее ей преодолеть трудные места. А на Тиндэе трудных мест в изобилии! В общем, незачем брать больше воинов, если хватит и меньшего числа.

– А хватит ли? – хмуро бросил Кикучи.

– Хватит. И тебе прошлым летом хватало, князь. Да ты распорядиться своими силами не смог. В довершении, вашей армии будут приданы части Армии Старого Владыки: полк ниппонских стрелков, полк ниппонских всадников, а также восемь полевых пушек и две осадные мортиры.

Сюго оживились. Артиллерия, мушкетеры (в полку Щеголей уже на каждую роту приходилось по 40–50 ружей) и конница, умеющая воевать особым манером. Почти две тысячи новых воинов. Солдат. С таким кулаком уже можно разбивать лоб врагу.

– Но почему так мало? – жадность не позволила новичку Набэсиме промолчать. – Ведь в Армии Старого Владыки в несколько раз больше и воинов, и удивительных пушек!

– Потому что мои люди защищают Ноконошиму и Дадзайфу. Еще больше воинов и пушек требуется для контроля над проливом. Так что больше никак нельзя.

«Учитесь уже сами воевать!» – промолчал Наполеон, раздувая ноздри.

…Войска собирались крайне долго. О какой бы то ни было внезапности не могло идти и речи, Полукровка сразу махнул на это рукой. Но, с другой стороны, зачем таиться? Оучи и Отомо остались в тотальном одиночестве. Сёгун на помощь им не придет (а корабли в проливе усилили свою бдительность). Мэй даже предложил генералу написать письмо Чикааки Отомо. Что-то вроде «приди и покайся, может, прощу». Наполеон подумал и решил, что это излишне. Но главное: остальным надо показать, что предателям – никакого прощения.

Почти через месяц в округе собрались отряды пятерых сюго и их вассалов. Вместе с экспедиционным корпусом – около 26 тысяч. Огромная армия! Возглавил ее, к удивлению многих, Хисасе Мацуура. Кикучи свою репутацию замарал, Сёни в прошлой войне тоже повел себя не лучшим образом. Ну, а Симадзу, хоть, и привел самый большой корпус, но… такое доверие надо еще заслужить. А вот квадратный самурай все-таки кое-что для дела «Южного двора» сделал.

Новый главнокомандующий, конечно, чувствовал себя крайне неуверенно; Наполеон смог подбодрить его только одним:

«Помни: все части Армии Старого Владыки будут безусловно поддерживать тебя – в случае конфликта с другими сюго. Ну, конечно, если ты не начнешь приказывать совершенную глупость».

Задачу перед новой коалиционной армией он поставил великую, но конкретную: полностью очистить остров Тиндэй от сторонников Северного двора и сёгуна. Если кто сдается добровольно – предельно обеспечить их покорность. Если же сопротивляются – дозволялись любые крайности. Можно устраивать публичные казни, разграбление замков и даже их полное или частичное разрушение.

«Но разрушай с умом, – наставлял Наполеон квадратного самурая. – Сохраняй цепочку стратегически важных замков на пути следования войска – чтобы поддерживать связь с нами. Оставляй в них крепкие гарнизоны. А вот войско не разделяй, держи его в кулаке, даже если враги окажутся в разных местах. Не кидайся на всех сразу, бей по очереди. Планомерно, неспешно дави врага. И держи меня в курсе».