Текст книги "Правда людей (СИ)"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Глава 3

Москва. Лето 2013-го.

Развалившись в глубоком кресле, дядя Ваня сидел, словно он является хозяином жизни. Вальяжный и уверенный в себе господин, как он есть.

Генерал-майор хотел покрасоваться и произвести на меня впечатление – это понятно. Благо добился многого и живет богато, и я, изображая из себя провинциала, рассматривал высокие потолки его квартиры невдалеке от Арбата, дорогие картины на стенах, резные стулья, мебель из красного дерева, огромный настенный телевизор, иконы в красном углу и стойки с холодным оружием.

Шик и блеск! Вот только кому все это нужно? Мне? Да в хер не впилось это барахло, ибо не человек для вещей, а они для человека. Так что пропади ты пропадом, дядя дорогой. Сейчас я тебе улыбаюсь и не забываю время от времени от удивления открывать рот, типичная реакция для двадцатилетнего парня, который в своей жизни кроме завалившегося родного дома, райцентра и армии ничего толком не видел. Ну, а когда ты сдохнешь, то я стану изображать скорбь, но в душе буду совершенно спокоен и без зазрения совести, если получится, хапну твои деньги.

Впрочем, все это будет потом, а пока дядю не одели в деревянный макинтош, у меня в запасе есть немного времени, если быть точным, шесть дней, чтобы собрать команду и обеспечить себе запасную позицию в виде съемной квартиры невдалеке от базы сектантов из "Нового Мира". С командой более или менее ясно, пара кандидатов на примете имеется, а вот с квартирой проблема, ибо для того, чтобы ее снять требуются деньги, которых нет. Однако в моей прошлой жизни богатый родственник расщедрился и предложил молодому провинциалу денег, но я повел себя не умно и взял лишь сотню евро, которые ушли на всякую мелочевку, вроде дешевого ноутбука и вещей. Ведь, в самом деле, планировал учиться. Ну, а сейчас мне стесняться нечего и некого, ибо жизненные приоритеты совсем другие.

– Вижу, племяш, – смерив меня взглядом, в котором было самодовольство, сказал дядя Ваня, – тебе мое скромное жилище понравилось.

– Конечно, у меня даже слов нет, – я развел руками. – Круто стоите, дядя.

– Ничего, Егорша, – хозяин квартиры встал, и покровительственно похлопал меня по плечу, – еще обвыкнешься. Я сам, когда в столицу попал, дураком деревенским был, хоть и офицером, а сейчас, сам видишь, не последний человек. А все почему? Потому что живу правильно.

– Это точно, – согласился я.

– Ладно, – Иван Егорович направился на выход, – пора мне, дел еще много и могут к начальству вызвать. А ты не теряйся. Устраивайся, обживайся и гуляй по Москве. Насчет твоего поступления еще поговорим, есть у меня знакомый декан в солидном заведении, где детки крупных чиновников учатся. Но это потом. Пока отдохни, купи себе чего-нибудь из одежды, и если возникнут какие-то проблемы, то звони мне. Номер-то, помнишь?

– Конечно.

– Вот и хорошо. Но учти, шлюх и знакомых сюда не водить, ключи сдавать охране на посту и если нагрянет моя супруга, то будь предельно вежлив и не вздумай называть ее тетей. Строго Анна Андреевна, и только так.

– Понял.

Иван Егорович дошел до входной двери, резко остановился и прикоснулся раскрытой ладонью ко лбу:

– Совсем забыл. Тебе же денег надо дать.

Он достал кошелек и раскрыл его. Там находилось несколько кредиток и немного наличности. Он вынул все бумажки, какие были, и протянул мне. Я этого ждал, и если в прошлый раз долго отнекивался, то в этот деньги взял и сказал:

– Спасибо, дядя. Заработаю и обязательно отдам.

– Чепуха, – Иван Егорович посмотрел на меня, тяжко вздохнул, видимо, вспомнил что-то плохое или сравнил племянника с собственными непутевыми детьми, а затем покинул квартиру.

– Щелк! – клацнул замок, и я посмотрел на зажатые в руке деньги. Семьсот евро. Для начала это очень даже неплохо – не придется грабить какого-нибудь мажора возле ночного клуба, и теперь можно пройтись по Москве. Все по совету дяди, вот только моя цель не прогулка.

Я сменил одежду. Нейтральная серая майка навыпуск, свободные серые брюки с ремнем и плетеные турецкие тапочки. Для лета, то, что надо. При себе оставил только двести евро, телефон и паспорт. Вроде бы готов, можно выходить. Правда, не хватает пистолета, и рука постоянно тянется за пояс проверить, на месте ли он. Но пока по Москве можно гулять без оружия, по крайней мере, в центре и днем, так что все в норме.

Я спустился вниз, сдал ключ от квартиры охранникам, серьезным ребятам, наверняка, бывшим силовикам, и оказался на улице. Вокруг меня была суетная Москва, жители которой никого не замечали и не смотрели друг другу в глаза, и это было непривычно. Но мне было ясно, что не пройдет и двух недель, как я сам стану частичкой этого гигантского многомиллионного муравейника, где каждый индивид занят каким-то делом и является винтиком огромной системы. Поэтому, не обращая ни на кого внимания, я вклинился в людской поток, и двинулся по направлению к метро, а пока шел, вспоминал людей из своей прошлой жизни. Одному дело по экспроприации неправедно нажитого и реализованного дядиного добра мне не потянуть, а значит, как я уже отмечал, мне нужны сообщники. Причем, не просто какие-то работяги или ненадежные уличные гопники, а прирожденные авантюристы, которые могут вписаться в любое лихое дело. Таких я знал, и было их двое. С одним познакомился через несколько дней после того, как меня с дядиной квартиры согнали, а с другим немного позже, на стройке. Конечно, сейчас моя личность им неизвестна. Однако с каждым из этих людей, в свое время, я был близок и знал о них немало. Поэтому найти с ними общий язык планировал быстро.

Первый жил невдалеке от станции Авиамоторная, и звали его Паша Гоман. Бывший десантник, воевал, и некоторое время служил в ОМОНе, тридцать восемь лет, не женат, живет на пособие по безработице и получает копейки за участие в боевых действиях. Ну, а помимо этого за долю малую он следит за порядком в своем подъезде. Нет-нет, не убирается в нем, а контролирует гастарбайтеров, которые обитают рядом. Время от времени проводит с ними профилактические беседы и заставляет азиатов прибираться за собой, за что хозяева съемных квартир регулярно ему проставляются. По этой причине водки и харчей у Паши много и собутыльников хватает. Но он пока не опустился и не спился, и если ему дать правильную мотивацию, то бывший боец крылатой пехоты, который, кстати сказать, имеет при себе пару стволов, горы свернет. Это я понимал очень хорошо, поскольку случались у нас с ним задушевные разговоры, и как-то он поделился со мной своими самыми сокровенными мыслями.

"Знаешь, Егорка, – с надрывом в голосе, сказал он, когда мы культурно допивали вторую бутылку водки, – вот пришел бы ко мне хоть кто-нибудь, и позвал на серьезное дело, и я бы все бросил. К черту водку! К ебеням эту хату и тупое существование! По боку болячки и старые раны, из-за которых меня выперли на гражданку! Жить хочется, а не существовать, действовать, а не сидеть на жопе ровно. Но ведь не зовет никто. Не нужен Паша Гоман. Не потребен. Не в формате и не в тусовке. Списан. Вот потому и выпиваю. Растрачиваю свою жизнь на бухло и жду, что произойдет нечто, способное перевернуть мир вверх тормашками. Может, апокалипсис наступит или война, и тут я, хоть на что-то, но сгожусь".

Слова Паши я запомнил и не раз вспоминал его потом, когда бродил по оккупированной врагами стране. Сколько их, таких вот Гоманов, сидело и ждало, что они кому-то понадобятся? Тысячи. Десятки тысяч. Сотни. Не только воинов, но и простых трудяг, которые считали, что они нужны своей стране. Но не было лидера, и отсутствовала Идея, а сами люди уже были не способны самостоятельно двигаться против течения и потеряли всякие жизненные ориентиры. Поэтому их огромный потенциал, который мог изменить сложившийся порядок вещей (по моему глубокому убеждению, неправильный и несправедливый), остался невостребованным и был растрачен по мелочам.

Что же касается второго кандидата в подельники, то это девятнадцатилетний студент-филолог Эдик Шмаков. Как и я, он из провинции, сейчас учится на втором курсе университета и подрабатывает на стройках. В общем, самый обычный парень. Однако как-то мы с ним работали в паре, и студент покосился на китайцев, которые дружной толпой шли из общежития на пошивочную фабрику, и бросил, что они отнимают рабочие места русских людей. Хм! Сказал и сказал, а потом я узнал, что Эдик, оказывается, юный борец с этнической преступностью и ночами вместе с такими же, как и он, молодыми парнями, патрулирует один из московских районов.

Тогда я не придал этому значения и даже отстранился от студента, ибо своих проблем хватало, хотя он пытался меня сагитировать на вступление в какую-то националистическую организацию. Ну, а гораздо позже, я встретил его под Хабаровском, и он командовал одним из сводных московских отрядов, основу которого составляли националисты. Бились эти мужики и парни до конца, ведь не за приключениями приехали, а русскую землю защищать. Вот только убили Шмакова быстро. Не повезло. Выпущенная с ударного дрона ракета влетела прямо в подвал и всем капец. И когда я об этом услышал, то почувствовал себя виноватым перед Эдиком. Ведь имелся шанс все изменить и заставить правительство думать о людях. Можно было дать отпор приезжим, а затем заставить их уважать наши законы и обычаи. Однако не судьба. Я самоустранился и отстоялся в стороне от людей, которые не стеснялись называть себя русскими или славянами. Моему примеру последовал другой, а за ним пошел третий и четвертый. И только прожив немалый жизненный отрезок и пройдя через кровавую мясорубку войны, я осознал, что был не прав. Всем нам казалось, что жизнь наладится сама по себе и страну перестанет лихорадить, а президент и правительство разрешат спорные моменты, после чего мы перебедуем мировой кризис и у России будет великое будущее. Но мы ошибались. Как показало время, чиновникам было плевать на народ и его чаяния. Они отделывались от него подачками и умело кормили электорат обещаниями, а ресурсы России в это самое время продолжали уплывать на запад, и когда пришел час суровых испытаний встретить врага было некому, да и нечем.

Однако до печального конца России еще далековато, а вот чувство вины перед Шмаковым все еще имеется, и потому я хочу прислонить его к своим делам. Благо, парень горит. Он жаждет реального дела и если сходу найти к нему подход, то быть нам вместе. Ну, а поскольку Эдик парень резкий и спортивный, а самое главное, не балабол и уже имеет какие-то контакты среди правильной столичной молодежи, напарником он должен быть хорошим.

Тем временем я добрался до станции метро Киевская и спустился под землю. По Кольцевой доехал до Таганской и перешел на Калининскую линию. Затем до станции Авиамоторная и подъем. Все же удобная вещь метро, сказать нечего.

Снова я на поверхности, точнее, в переходе. По привычке оглянулся и столкнулся взглядом с китайцем, низким и приземистым мальчишкой лет шестнадцати, который стоял на ступеньках и держал в руках пачку цветных объявлений. Ничем не примечательный гражданин, но взгляд недобрый и в них было нечто злое. Он смотрел на меня с каким-то презрением, по крайней мере, мне так показалось, и я спросил себя: "А вот интересно, о чем он сейчас думает?"

Ответ пришел моментально: "Ходишь и улыбаешься, русский? Ну-ну, давай. Только недолго вам чувствовать себя здесь хозяевами. Близится наше время".

Невольно руки сжались в кулаки, и захотелось подойти к азиату и сломать ему переносицу, а затем бить его ногами и втаптывать в асфальт. Однако я себя одернул. Сам негатив накручиваю, а все потому, что привык воспринимать выходцев из Поднебесной как врагов, которых необходимо уничтожать. Но лично этот китаец не сделал мне ничего плохого. Приехал человек заработать немного денег, и это правильно, поскольку рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Здесь все просто, а противниками мы станем потом, когда наше демократическое правительство окончательно скурвится и выпустит нити управления страной из своих рук, а армия утратит боевую мощь. Слабых били всегда – это закон, а мы стали слабыми и потому нас разгромили. Но войну можно предотвратить, если изменить текущую реальность. Так что, глядишь, еще задружим с узкоглазыми и вместе по американцам ударим. Но для этого необходимо двигаться, а значит вперед, Егор, и поменьше сомнений.

Я прошел мимо китайца, который привлек мое внимание. Было, он попытался всучить мне рекламу, но, увидев мой бешеный взгляд, отшатнулся. После чего я вышел на тротуар и потопал в сторону 1-й Кабельной улицы. Шел не очень долго и не плутал, потому что почти год в этом районе прожил. Девятиэтажный дом, в котором я квартировал вместе с Сан Санычем и его бригадой, обнаружил быстро, на двери набрал код и уверенно вошел внутрь.

В подъезде было на удивление чисто – Паша Гоман не дремал и обязанности коменданта жилого дома, который стремительно превращался в общагу для мигрантов и приезжих работяг, исполнял со всей пролетарской ответственностью. По губам тут же пробежала улыбка и, поднявшись на третий этаж, я замер перед нужной мне дверью. Рука дернулась к звонку и замерла, поскольку в голове возникли резонные вопросы. А как начать разговор с Пашей, для которого я незнакомец с улицы? А что ему сказать? А как он меня встретит? А примет ли он мое предложение?

– Спокойно, Нестер, – успокаиваясь, прошипел я сам себе. – Все нормально. Увидишь человека, и слова найдутся. Не дрейфь.

Палец вдавил кнопку звонка. Сомнения отступили прочь и за дверью послышались шаги. Паша был дома, а значит, отступать поздно. Решил, делай.

***

Скрипнув петлями, дверь открылась, и я увидел перед собой Пашу Гомана, точно такого, каким его запомнил. Слегка полноватый, но крепкий русоволосый мужчина в потертых спортивных трениках, тапочках на босую ногу и полосатой вэдэвэшной майке. На левом предплечье татуировка – купол парашюта и под ним цифры 94–96. В карих глазах спокойствие и пофигизм. В уголке рта сигаретка.

Гоман смерил меня оценивающим взглядом, губами перегнал сигарету слева направо, и я спросил:

– Войти можно?

Он отреагировал именно так, как я и ожидал, посторонился и кивнул:

– Проходи.

Я направился на кухню, где на столе стояла початая бутылка водки и тарелка с нехитрой закуской: черный хлеб, сало, колбаса, пара головок чеснока и лук. Молча, я присел, а Паша расположился напротив. После чего я протянул ему ладонь и представился:

– Егор.

– Паша, – пожимая мне руку, сказал он и, цыкнув зубом, посмотрел на бутылку: – Выпьем?

– Давай, – согласился я.

Хозяин достал пару рюмок, разлил по ним алкоголь и мы, не чокаясь и без тостов, выпили. Алкоголь горячим комком прокатился по пищеводу и рухнул в желудок. Кровь быстрее побежала по венам и прилила к щекам. Хорошо. Пьянство зло, но по нормальному поводу, когда нет помехи или надо расслабиться, немного выпить не грех. Для русского человека эта истина и тут самое главное меру знать, да не заливать в себя всякий суррогат.

– Куришь? – Паша достал пачку сигарет и зажигалку.

– Можно и покурить.

Закурив, я сделал пару затяжек, расслабился и стряхнул пепел в баночку из-под кофе. На душе было спокойно и мне ничего не хотелось. Однако в эту квартиру я не отдыхать пришел и потому, поймав взгляд Гомана, спросил его:

– Зачем я к тебе зашел, узнать не хочешь?

– Если есть что сказать – скажи, а я послушаю, – Паша пожал плечами. – А нет, так сиди и пей. Водка есть, покушать найдем, сигарет два блока. Лично я никуда не тороплюсь.

– А вот я тороплюсь, Паша. И чтобы не тянуть кота за причиндалы, давай говорить откровенно. Ты не против?

– Валяй, – снова равнодушное движение плеч.

– В общем, есть тема, – я усмехнулся. – Надо наказать плохих людей и помочь хорошим. Мне напарник нужен, а про тебя я слышал, что ты человек реальный, потому и навестил.

– Угум, – Паша снова разлил водочку по рюмкам и сказал: – Сразу два вопроса. Первый – кто в твоем понимании "хорошие" люди и кто "плохие"? Ну и второй – от кого ты про меня слышал, и кто тебе дал мой адрес?

– А про само дело узнать не хочешь?

– Это вторично.

– Ладно. Отвечаю. Хорошие люди – это те, кто живет по совести, не грабит, не ворует, любит свой народ и родину, уважает старость и не хапает все, что плохо лежит. Ну, а плохие, соответственно, наоборот. Они наживаются на чужих бедах, живут одним днем, стараются пригнуть русских к земле и сделать нас рабами.

– Стоп! Ты нацист что ли?

– Нет. Все проще. Свой народ люблю больше, чем все остальные вместе взятые. Поэтому говорю за русских, а не за всю необъятную Россию с Кавказом, Татарстаном, Калмыкией и другими регионами.

– Патриот, значит?

– Выходит, что так.

– Продолжай. Что насчет второго вопроса?

– Что касательно адреса, то получил я его от майора Тарасенко. Помнишь такого?

Я знал, что майор Тарасенко, который проживал в Екатеринбурге, уже мертв. Он работал в полиции и в ночном клубе налетел на нож обдолбанного наркотой мажора, которого практически сразу отпустили под подписку. Про это Гоман узнает через месяц, после чего будет долго тосковать и вспоминать, как вместе с молодым лейтенантом Жорой Тарасенко в составе сводного полка 76-й дивизии ВДВ он бегал по чеченским горам. Информация запомнилась, и сейчас я ее использовал. Ведь Тарасенко все равно, а подход к Гоману нужен не через неделю, а сейчас.

– Тараса помню, – Паша улыбнулся и спросил: – Давно его видел?

– Дней десять назад. Проездом в Йобурге был, встретились.

– И как он?

– По-прежнему. Служит родине.

– Он такой, – Гоман приподнял рюмку и предложил: – Выпьем за него и всех честных служак, благодаря которым страна еще не развалилась.

Чокнулись. Выпили. Закусили. Помолчали. После чего разговор продолжился.

– Так что за дело намечается?

Паша приподнял бутылку, но я покачал головой – хватит. Он это принял, водочка вернулась на стол, и я ответил:

– Неподалеку секта обосновалась, "Новый Мир" называется. Обычная тоталитарная община. Наркота, психоделики, разврат, "бомбардировка любовью", моления и духовные практики. Косят под христиан, но не христиане. Качают бабло с богатых буратин и их детишек, которым скучно. Прикрытие в полиции и даже, как поговаривают, в Госдуме. Просто так к ним не подступишься, охрана хорошая, но я все же хочу попробовать вскрыть их на деньги. В одиночку это дело не потяну, поэтому собираю команду. Много людей брать смысла нет. Двоих-троих отчаянных, не больше. Подробности позже.

– Слышал про этих сектантов, да и так, сталкивался на улице пару раз, – Гоман поморщился. – Однако не уверен, что ты сможешь их подломить. Слишком молод, да и глуповат. Про меня ничего толком не знаешь, а пришел и вот так вот сразу в лоб – на криминал подбиваешь. Не серьезно это.

– Хм! Я только выгляжу молодо, Паша. А насчет не серьезности и глупости, я тебе так скажу. Мне надоело бояться каждой тени. Надоело оглядываться. Надоело, что в стране, за которую мои и твои деды жизнь отдали, я чужак. Надоело видеть сытые и самодовольные ряхи новоиспеченных хозяев жизни, которые рассекают по улицам на шикарных машинах с мигалками, а в провинции в это самое время народ последний хер без соли доедает и на китайские бич-пакеты копейки выгребает. Надоело видеть, как добивают промышленность и сельское хозяйство, а армию превращают в какой-то бордель. Надоело смотреть на несправедливость и зло. И потому нельзя бояться. Нельзя всего опасаться. Нельзя отворачиваться от всех и каждого только потому, что он потенциальный сексот. Нельзя проявлять слабость. И я плевать хотел на опасность, хотя от разумной осторожности отрекаться нельзя. Я тебе верю. Как только увидел тебя, так и понял, что ты именно тот, кто мне нужен. Ведь ты, Паша, такой же, как и я, только постарше. И если ты пойдешь со мной, то не прогадаешь. Я вижу, что ты горишь делом и жаждешь его. Но ты не уверен в себе и не знаешь, что нужно делать…

– А ты, получается, знаешь? – Паша прервал меня.

– Знаю.

В моем голосе была непробиваемая уверенность, и не было ни капли сомнения, и Гоман слегка повел шеей:

– Да-а-а… Силен ты, Егор… Паренек вроде простецкий, а по мозгам словами ударить можешь… Уважаю…

– Уважение это хорошо, Паша. Но мне нужен твой ответ. Да или нет?

– А ты не торопись, парень. Не надо. Посидим еще и поговорим. Спешка в таких делах ни к чему. Лучше скажи, сколько ты планируешь взять и на что хочешь потратить добычу?

– Взять думаю не меньше пяти-шести миллионов евро…

– Серьезно. А потратишь, небось, на баб и на гулянки?

– Ты меня слышал, Паша. Поэтому, если воспринимаешь меня всерьез, то должен понимать, что о себе я буду думать в последнюю очередь. Так что нет, ошибаешься ты. У меня планы иные и размах другой. Не надо размениваться на мелочи и если дело выгорит, то деньги будут вложены в организацию боевого отряда, конечная цель которого, свержение правящей верхушки. Разумеется, не сразу. Возможно, на это понадобится десять лет, а то и больше. Но путь я для себя выбрал и пойду по нему, не взирая ни на что. Так-то, Паша. Я пойду, и хочу потянуть за собой тебя.

У Гомана загорелись глаза, и он завелся:

– Красиво говоришь, Егор, и правильно. Мне такая позиция по душе и она, словно бальзам на раненое сердце. Так бы слушал тебя, и слушал. И если тебе нужен мой ответ, то я с тобой, парень. Убедил ты меня. Не знаю почему. Наверное, как и ты, мне все надоело. Да и терять мне нечего.

– Отлично.

Мы ударили по рукам, и хозяин квартиры поинтересовался:

– Прямо сейчас от меня что-то потребуется?

Про оружие, которое имелось у Гомана, я решил не упоминать. Придет срок и он сам его мне передаст, в этом я был уверен, а нет, так не беда, столица место такое, что при желании здесь даже танк купить можно. Поэтому я коснулся самого простого вопроса:

– Сейчас мне квартира нужна. Желательно в этом доме. На три месяца. Без регистрации. Вот деньги, задаток. Сделаешь?

Я бросил на стол сотню евро и Паша кивнул:

– Это просто. Приходи завтра, и будут ключики. С деньгами это не проблема, с хозяином соседней квартиры договорюсь. Что-то еще?

– Остальное завтра обсудим. Надо будет подходы к "Новому Миру" пробить, посмотреть, как охранники меняются, какие у них машины, и что они могут. Сроку нам две недели.

– Ну, дай-то бог, чтобы ты оказался не пустым мечтателем, а реальным человеком. – Паша встал, посмотрел на меня сверху вниз и добавил: – Однако учти, если ты подставной или пустобрех, то я тебя урою. Сам жить не буду, а тебя достану. Усек?

– Да, – я тоже встал и кивнул в сторону выходу: – Проводишь?

– Провожу.

Спустя минуту, получив номер Пашиного телефона, я уже спускался вниз. Несколько обескураженный и ошарашенный Гоман, жизнь которого резко изменилась, стоял на лестничной площадке и смотрел мне вслед, а я не оборачивался. Один этап был позади. Теперь второй – разговор с Эдиком Шмаковым.