Текст книги "Право сильного"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 7 Илзе Утерс, графиня Мэйсс

…За окном бушевала метель. Холодный и до безумия злой ветер, неистовствуя, раз за разом вбивал в карету мириады крошечных ледяных кристалликов и, не сумев ее перевернуть, врывался в щели между створками дверей, чтобы выморозить ее содержимое. Надо сказать, небезуспешно: стенки и потолок моего временного пристанища покрывал иней, тончайшие баррейрские стекла, отделяющие меня от стихии, украшал толстый слой изморози, а шерсть меховых одеял, в которые я куталась, была присыпана снежинками. Мороз, пощипывающий лицо и превращающий дыхание в белый пар, был настолько сильным, что большую часть времени я старалась не шевелиться. И придвигалась к 'глазку' на окне только тогда, когда до смерти уставала от непрекращающегося свиста или пыталась убедиться, что мой двужильный муж и его вассалы не превратились в ледышки и не затерялись в снежной круговерти.

Размытый силуэт Отта, размеренно шагающего сквозь метель в шаге от правой дверцы, дарил успокоение. Но ненадолго: стоило мне вглядеться в белую мглу, клубящуюся вокруг него, и понять, что Бродяга реально видит лишь снег под своими ногами, стенку кареты и, в лучшем случае, круп правого коренника, как в голову начинала лезть всякая ерунда. Вроде желания выбраться наружу, добраться до правой выносной и удостовериться, что Ронни жив и здоров. Однако покидать карету мне не советовали, поэтому, отлипнув от окна и спрятав под одеялами замерзший нос, я закрывала глаза и, некоторое время послушав завывания ветра и еле слышный цокот копыт, уходила в прошлое…

…В 'Белой спальне' – в той самой комнате, в которой я когда-то накладывала личину на Дайта Жернова – было довольно многолюдно: кроме Коэлина, нетерпеливо мечущегося от стены к стене, в ней находилось четверо телохранителей и граф Ульмер Сауро.

Запечатлев в памяти их взаимное расположение и порадовавшись тому, что мой сводный брат не стал садиться в кресло, еще помнящее тепло отца, я мысленно вздохнула и бесшумно сдвинулась в сторону. Ронни, успевший опустить на пол последнюю жертву, тут же оказался рядом и, заглянув в щелочку, повернулся ко мне:

'Я готов. Входи…'

В улыбке, появившейся на его губах в этот момент, было столько уверенности в том, что наша авантюра удастся, что я прониклась: развернула плечи, вскинула подбородок и, чуть приподняв подол платья, нетерпеливо поморщилась:

'Двери-то открой!'

Открыл. Правую створку. И хорошо поставленным голосом объявил о моем появлении:

– Баронесса Лусия де Ириен!

Образ, который я на себя нацепила, оказался весьма неплох: при моем появлении все мужчины, находящиеся в комнате, включая телохранителей, уставились в вырез моего платья. И пропали. На несколько долгих-предолгих мгновений, позволивших мне пройти не 'пару-тройку', а целых шесть шагов. Потом на лице Коэлина появилась презрительная гримаса, и я поняла, что он меня не узнал:

– Леди, что вы тут делаете?!

– Я требую справедливости! – рявкнула я, старательно подражая голосу леди Лусии. И, придав своему лицу нужное выражение, указала пальцем на нового начальника Ночного Двора: – Эта похотливая скотина обесчестила мою младшую сестру! А ведь ей еще нет и двена-…

В следующее мгновение стекла за спиной Коэлина разлетелись вдребезги, и через подоконник перемахнула стремительная фигура Отта.

Реакция телохранителей была мгновенной: один из двух воинов, стоявших около окна, не тратя время на выхватывание оружия, бросился под ноги атакующему, второй, пытаясь закрыть собой охраняемое лицо, метнулся к моему сводному братцу, а пара, изображавшая статуи у двери, бросилась в бой. Зря – как только они сорвались с места, за их спинами возник Ронни. И двумя выверенными движениями отправил бедняг в беспамятство.

– Сир, это покуше-… – взвыл, было, граф Сауро, но тут же схватился за глаза. Еще бы – щепотка жгучего перца, брошенная мною, лишила весьма посредственного мечника даже призрачных шансов принять хоть какое-нибудь участие в бою. Зато сделала его великолепным щитом для меня-любимой…

…Как и предсказывал Ронни, практически одновременная атака с противоположных сторон выбила Коэлина из колеи. Да, совсем ненадолго. Но к тому времени, как в его руке появился меч, я уже прикрывалась телом начальника Ночного Двора, Отт вбивал кулак в голову второго противника, а Утерс Законник успел преодолеть две трети расстояния от двери до центра комнаты. Но совсем не испугала: когда мой супруг пересек границу досягаемости, брат в стремительном выпаде вбил клинок в то место, где должно было оказаться беззащитное горло.

Должно было. Но не оказалось – Ронни, проскользнув впритирку с отточенной кромкой фамильного меча Рендарров, вдруг оказался рядом с Коэлином. И, легонечко шлепнув ладонью по его предплечью, негромко поздоровался:

– Здравствуйте, ваше величество! Искренне рад вас видеть…

Краем сознания отметив, что Ронни опять не солгал, я проводила взглядом упавший меч и невольно поежилась: такой шлепок, да еще и в исполнении моего мужа, надолго отсушивал руку у любого противника, включая здоровяка Нодра!

Звук, с которым голова последнего противника Отта соприкоснулась с полом, заставил Коэлина чуть заметно дернуться. И… вынудил смириться с безысходностью ситуации – он отвел в сторону здоровую левую руку, демонстрируя нежелание сопротивляться, и криво усмехнулся:

– А как же ковры и портьеры?

Я мысленно хмыкнула и тоже вспомнила наше первое знакомство с графом Ауроном.

– Все еще чищу…Но только в мирное время…

– А разве Элирея воюет? – удивился брат.

– Если отталкиваться от одного из любимейших утверждений вашего покойного отца – то да… – кивнул Ронни и, вытащив откуда-то пару иголок, скользнул к все еще трущему глаза графу Сауро.

– И с кем же?

– Как ни грустно это сознавать, но все еще с Делирией…

– С чего вы это взяли? – 'удивился' Коэлин. – Я с вами не воюю!

– Даже чужими руками?

– Что вы имеете в виду?

Прежде, чем ответить, Ронни отправил графа Ульмера в сон, аккуратно положил его на пол и выпрямился:

– Скажите, ваше величество, а в окружении Алван-берза есть люди, работающие на Ночной Двор Делирии?

Брат злобно посмотрел на меня и, набычившись, одними губами произнес: – Мезлина-отс…

Я насмешливо улыбнулась.

– Мезлина-отс! – чуть громче повторил брат. И, не увидев результата, рявкнул на весь Свейрен: – Мезлина-отс!!!

– Зря стараетесь, ваше величество! – буркнул мой супруг. – Слово, позволяющее контролировать Илзе, я убрал довольно давно…

– Вы или кто-то из Нейзеров? – на всякий случай уточнил Коэлин.

– Я…

– Вы предусмотрительны… – ухмыльнулся брат, затем перевел взгляд на меня и неприятно оскалился: – А насколько предусмотрительна ты?

Поняв, на что он намекает, я скрипнула зубами. От бешенства. Но удержала себя в руках и холодно ответила:

– Более чем…

– Уверена?

– Ваше величество, Илзе сообщила мне все три Слова… – абсолютно бесстрастно сообщил Ронни. – Впрочем, если вы в это не верите, можете сказать то, которое когда-то могло ее убить…

Коэлина проняло:

– Ты ему НАСТОЛЬКО доверяешь?!

От чувств, которые он испытывал ко мне в этот момент, меня аж замутило. Поэтому вместо того, чтобы ответить, я грустно вздохнула. И тут же почувствовала ободряющее прикосновение Ронни.

– Ваше величество, я спросил, есть ли в окружении Алван-берза люди, работающие на Делирию! – явно ВИДЯ ответ, повторил Аурон.

Лгать в моем присутствии было глупостью, поэтому Коэлин решил чуть-чуть сместить акценты:

– А вы, конечно же, прибыли в Свейрен только для того, чтобы услышать мой ответ?

– Не 'только'. Но от ответа на ЭТОТ вопрос зависит ваше будущее…

Брат не поверил. А зря: Ронни говорил правду. Более того, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собирался оставить Коэлина в покое, если бы узнал, что Ночной Двор Делирии не имеет никакого отношения к усилению ерзидов!

Несколько мгновений Коэлин делал вид, что раздумывает, затем недовольно дернул себя за ус, поскреб за ухом и… качнулся влево:

– Шаве-…

Навыки, вбитые в мое подсознание Ронни и Кузнечиком, сработали, как надо: вместо того, чтобы воткнуться в пол головой, я ушла в кувырок и, выкатившись на ноги, успела увидеть последнее движение короткого боя – замысловатое вращение Коэлина, после которого он затрепыхался в удушающем захвате моего мужа. Вся картина произошедшего собралась чуть позже. Когда я сообразила, что одновременно с началом третьего Слова сводный брат бросил в меня метательный нож!

– Что ж, будем считать, что ответ на свой вопрос я все-таки получил… – заставив Коэлина приподняться на цыпочки и застыть без движения, прошипел Ронни. – Поэтому имею полное право обезопасить Элирею так, как считаю нужным!

– У ф-фас-с-с нич-чего н-не пх-холучитс-са… – прохрипел Коэлин.

– Получится… – уверенно ответила я, доставая из рукава палочку ушеры. – Вот увидишь…

Этот отрывок прошлого я просматривала почти без внутреннего сопротивления. Скорее всего, потому, что в нем Коэлин еще казался мне человеком. А следующий, тот, в котором сломанный мною брат отвечал на вопросы Ронни – рваными отрывками. Ибо сходила с ума, представляя себе некоторые картинки:

…– Этих четверых я довел до плиты, ведущей в покои Игрена, показал, где находится рукоять рычага, и зажег мерную свечу, чтобы они начали действовать одновременно с нами…

– Зачем вы его убрали?

– Он был верен моему отцу. Кроме того, я обещал его жизнь Заре де Митарр…

…-…а когда я заглянул в смотровую щель и увидел, что рядом с ним спит моя мать, хотел передумать. Но вовремя вспомнил слова отца: 'Жизнь вносит коррективы в самые лучшие планы. Поэтому надо быть готовым ко всему и идти к цели так, как будто препятствий не существует…'

– Но это же были твои родители!

– Отец сломался. А уступать трон мне не захотел…

…– Этой маленькой твари осталось совсем немного: первый же бал – и маленькая царапинка на руке отправит ее вслед за отцом…

– Кто должен ее поцарапать? И чем?

– Андивар Фарбо… Или кто-то из его свиты…

Там, в прошлом, дослушав последний монолог Коэлина, касающийся его планов относительно будущего Элиреи, я настолько вышла из себя, что захотела крови. Однако стоило моей руке дернуться за кинжалом, как ее накрыла ладонь Аурона:

– Не надо…

– Но почему?! Он – чудовище!! Такое же, как и все Рендарры!!!

– Ты тоже Рендарр. Но не чудовище, а чудо…

Услышав этот аргумент, я расплакалась. А через несколько мгновений вытерла щеки рукавом и невесть в который раз за эти месяцы почувствовала себя счастливой: мужчина, только что узнавший обо всех планах Коэлина и имевший море оснований жаждать его смерти, нашел в себе силы подарить ему жизнь!

А вот результаты работы с графом Сауро и последующий визит в посольство Элиреи я вспоминала с удовольствием. Еще бы: моими стараниями Нодр Молот, поводырь начальника Ночного Двора и Серого клана Делирии, стал правой рукой барона Гарата де Шалли:

…– Здравствуйте, барон…

– Добрый вечер, граф! Добрый вечер, леди! Чем могу быть полезен?

– Позвольте представить вам мою супругу, леди Илзе Утерс… и Нодра де Шалли. Вашего племянника, который весь следующий год будет вашим ближайшим помощником…

– Э-э-э…

– Мне напомнить о своих полномочиях? – нахмурился Ронни.

– Что вы, ваша светлость! – замахал руками посол, потом запоздало сообразил, что проигнорировал мое представление, отвесил мне поясной поклон, а затем развел руками: – Я просто не ожидал…

– Тогда продолжу: Нодр де Шалли – человек, имеющий вес как в преступном мире Делирии, так и при дворе Коэлина Рендарра…

– А можно поинтересоваться, насколько большой вес он имеет при дворе? – несколько неуверенно спросил посол. – Чтобы знать, к решению каких проблем его можно привлекать…

– Больше не бывает… – по-мальчишески ухмыльнулся мой супруг. – Я практически уверен, что он в состоянии решить любые проблемы!

Барон недоверчиво выгнул бровь, а затем сглотнул:

– Неожиданное заявление… Впрочем, я почти не удивлен…

Тут он солгал: два этих коротких предложения были озвучены лишь для того, чтобы потянуть время. Ронни это понял не хуже меня, но сделал вид, что поверил:

– Увы, по причинам, которые вы потом придумаете без меня, большую часть своей жизни ваш племянник провел в провинции. Соответственно, его манеры и внешний вид далеки от идеала и требуют некоторой правки…

– Разработать легенду, одеть, как полагается, научить держаться в обществе… – кивнул посол.

– Именно. И решать ВСЕ текущие проблемы через него…

– А если кто-то узнает в нем воина Правой Руки? – после коротенькой паузы спросил де Шалли.

– Об этом можете не беспокоиться… – едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку, отмахнулся Ронни. – Мы сейчас в фаворе. Да, кстати, чуть не забыл: послезавтра в полдень вы должны быть во дворце…

– Зачем, ваша светлость?

– Будете подписывать договор о вечной дружбе и взаимопомощи между Делирией и Элиреей…

Маска невозмутимости, которую только-только натянул на себя посол, дала трещину:

– Что?!

– Договор. О вечной дружбе и взаимопомощи… – хихикнула я. – Слово в слово повторяющий тот, который заключен между Элиреей и Онгароном…

– То есть, все спорные пункты уже оговорены? – на всякий случай уточнил де Шалли.

– Да. Вам требуется только поставить свою подпись, а затем забрать и отправить в Арнорд наш экземпляр…

Барон зажмурился и несколько раз мотнул головой, затем открыл глаза и ущипнул себя за бедро:

– Хм… Вы – все еще здесь. Значит, это не сон…

– Не сон… – рассмеялся Ронни. – Реальность…

– Просто неожиданная-неожиданная… – добавила я. – Впрочем, если вы закроете глаза еще раз и подождете минут пять, то мы исчезнем…

– Куда? А ужин в вашу честь?!

– Нам пора возвращаться… – буркнул Ронни, потом подошел к окну и выглянул наружу: – Вон, и карету уже пригнали…

…Уехать в ночь не получилось: поняв, что наше явление ему не приснилось, граф Гарат заявил, что умрет, но не отпустит нас в дорогу без ужина. Ронни, посмотрев на мое измученное лицо, согласился 'наскоро перекусить и ответить на пару вопросов'. Увы, обильная еда и чуть более крепкое, чем было надо, вино сделали свое дело, и к концу трапезы я начала клевать носом. Настолько явно, что после десерта мой супруг отвел меня не в карету, а в гостевые покои. И, самолично раздев, уложил под одеяло.

В тот момент я была ему благодарна. А через несколько дней, когда карета, любезно предоставленная мне графом Сауро, добралась до предгорий Ледяного хребта, поняла, что сутки задержки могут вылиться в серьезную проблему: одновременно с нами в горы пришла Зима…

…В тот момент, когда карету повело вправо, я пялилась в 'глазок', поэтому когда стекло вдруг отодвинулось от меня где-то на ладонь, а потом стремительно рванулось в лицо, среагировала не сразу. И основательно раскровенила нос. А вот через пару мгновений, когда его вдруг кинуло назад, я была готова, поэтому уперлась руками в дверной косяк и отодвинулась в противоположную сторону, чтобы погасить крен.

Помогло. Но лишь на миг: через пяток ударов сердца карета снова качнулась и поехала как-то боком, а затем до меня донесся приглушенный ветром голос Ронни:

– Отт, держи!!!

Его крик меня не испугал. А вот испуганное ржание лошадей, раздавшееся следом, заставило задергаться: с каретой что-то происходило, но толстый слой изморози на окнах не позволял понять, что именно!

'Если ее повело вправо, значит, нормальная дорога остается слева…' – подумала я, выпростала руку из-под одеяла, вцепилась в левый подлокотник и, подтянувшись, выбила дверцу. Слава богам, не телом, а ладонью: вместо земли или заснеженной дороги под вычурной резной подножкой клубилась бездонная снежная мгла. Такая же жуткая, как та, которую мне когда-то показывал Ронни.

Почувствовав, что рука сама собой тянется к ручке, чтобы закрыть дверцу, я мысленно обозвала себя дурой, качнулась вправо и… услышала жуткий треск трескающегося дерева.

'Надо было ехать через Церст…' – мелькнуло на краю сознания. – 'Но уже поздно…'

Несмотря на панические мысли, мечущиеся в голове, сдаваться я не собиралась: уперлась ногами в левый подлокотник, плавно, но достаточно быстро разогнула колени и, оказавшись рядом с правой дверью, потянулась к ручке.

Ручка дернулась и исчезла. А через мгновение вокруг моего запястья сомкнулись железные пальцы мужа:

– Напряги руку!!!

Напрягла. Изо всех сил. Но недостаточно хорошо – чудовищный рывок, выдернувший меня из кареты, отозвался острой болью под мышкой и в локтевом сгибе. Впрочем, я на нее не среагировала, ибо остановившимся взглядом смотрела, как карета, медленно переворачивающаяся вверх тормашками, исчезает за краем пропасти. Утягивая за собой четверик истошно ржущих лошадей…

– Успел… – глядя на меня круглыми, как блюдца, глазами, выдохнул Ронни. – Успел…

Потом сжал меня в объятиях, чуть не переломав все кости, подняв на руки, вынес на дорогу, а затем повернулся вполоборота и бросил куда-то за мою спину:

– Спасибо, Отт! Я твой должник…

Глава 8 Аурон Утерс, граф Вэлш

…Услышав скрип барабана, донесшийся сквозь завывания ветра, Илзе, до этого момента напряженно вглядывавшаяся в снежную круговерть, вымученно улыбнулась, выдохнула 'Залез все-таки…' и попыталась выскользнуть из моих объятий.

– Рано, замерзнешь… – склонившись к ее ушку, чтобы не перекрикивать завывания ветра, буркнул я. – Герсу поднимут только тогда, когда убедятся, что Отт не солгал…

Не знаю, дошел ли до нее смысл моих слов, но вырываться она перестала. И повторила попытку только тогда, когда сквозь белую пелену протаял край опускающегося подъемного моста.

Объятья я, конечно же, разжал. Но взял ее за руку и, краем сознания ужаснувшись безволию ее тоненьких пальчиков, первым шагнул на стремительно покрывающиеся снегом черные доски.

Первые несколько шагов смертельно уставшая Илзе не прошла, а проковыляла, но потом собралась с силами, величественно вскинула голову и к моменту, когда перед нами возник темный провал захаба, разделенный на квадраты матово поблескивающей решеткой герсы, превратилась в пусть заснеженную, но Королеву.

Пока я обменивался паролями с начальником караула, она ни разу не дрогнула, а когда решетка, наконец, дрогнула и бесшумно поднялась вверх, двинулась вперед с таким видом, будто шла не по захабу пограничной крепости, а по залу для приемов королевского дворца. И выглядела настолько величественно, что сотник невольно отступил в сторону и склонил голову, а трое солдат, забыв про требования устава, сложились в поясных поклонах.

Сил, оставшихся у нее после тяжелейшего пятичасового подъема по ущелью, хватило ненадолго: на сотню шагов по захабу, три десятка от внутренней герсы до двери донжона и на один пролет лестницы, ведущей к гостевым покоям. А на втором они вдруг взяли и закончились: вместо того, чтобы поставить ножку на первую ступеньку, Илзе покачнулась, схватила меня за руку и виновато улыбнулась:

– Сейчас… Немножечко отдохну и пойду дальше…

Конечно же, ждать я не стал: подхватил ее на руки, стремительно взлетел на третий этаж и, увидев, что все щели под дверями, выходящими в коридор, темные, резко мотнул головой.

Отт, двигавшийся следом за мной, сорвался с места, вломился в те самые покои, в которых мы с Илзе останавливались по пути в Свейрен, и сразу же метнулся вправо, к камину.

– Поставь меня – надо снять шубу и разуться… – еле слышно попросила Илзе, когда я перешагнул через порог.

Поставил. Опустился на одно колено, снял с нее один сапог и, дотронувшись до ГОРЯЧИХ пальчиков, изумленно вскинул голову:

– Ты что, не замерзла?

– Неа… – все медленнее и медленнее ворочая языком, ответила супруга. – Если идти в мидида-… медитативном трансе и преста-… представлять, что вак-… вокруг – жаркое лето, то совсем не холодно…

– Значит, огонь можно было не разводить? – стянув второй сапог, пошутил я.

– Задушу… Два раза… Когда проснусь… – пообещала Илзе, сбросила с плеч шубу и, сделав два шага, рухнула на кровать.

– Пусть принесут бочку для омовений, воду, подогретое вино и что-нибудь поесть… – перечислил я и, закрыв дверь за Бродягой, отправившимся выполнять мой приказ, повернулся к жене: – А если я сделаю тебе массаж?

– Что значит 'если'? – уже пребывая за гранью между сном и явью, возмущенно буркнула она и затихла…

…Добудиться до нее мне удалось только на следующее утро. Вернее, не так – на следующее утро, услышав шелест вылетающих из ножен клинков, Илзе шлепнула ладошкой по изголовью и, не почувствовав своего кинжала, испуганно подскочила.

– Он на табурете… Положить тебе под руку я забыл… – прервавшись после первого же движения 'Эха в теснине', виновато улыбнулся я. – Прости…

– Не прощу… Ни за что… – услышав мой голос и успокоившись, сонно пробормотала моя супруга, затем кинула взгляд на мерную свечу и обреченно посмотрела на меня:

– А что, уже утро?

– Вот-вот рассветет… – кивнул я.

Ее глаза на миг потемнели, а затем с губ сорвался вымученный вздох:

– Поняла. Уже встаю…

– Можешь поваляться еще как минимум полчаса: тропильщики только-только вышли за ворота…

Илзе непонимающе нахмурилась, а через несколько мгновений, подумав, поинтересовалась:

– А, это те кто пробивают тропу?

– Угу: хотя бы полпути к перевалу пройдем не по целине…

Илзе закусила губу – видимо, вспоминая вчерашний переход – затем заметила, что над бочкой для омовений поднимается легкий парок, и недоверчиво уставилась на меня:

– Теплая?

– Горячая!

Одеяло тут же улетело в сторону, а моя супруга, оказавшись на ногах и сделав первый шаг к вожделенной бочке, вдруг остановилась и… тряхнула волосами:

– Выкупаюсь, но после десяти повторений 'Глины'…

…Первый проход тренировочного комплекса она сделала через пень-колоду, так как боль в натруженных мышцах была слишком сильной. Второй и третий – чуть лучше. А начиная с четвертого дело пошло на лад: каждое движение выполнялось с максимальной концентрацией, предельно добросовестно и точно. Само собой, такое самопожертвование требовало награды, поэтому после завершения десятого я подхватил ее на руки и закружил по комнате.

Как ни странно, особой радости это кружение ей не принесло: уже через пару оборотов она прикоснулась пальчиком к моей груди и задумчиво уставилась мне в глаза:

– Знаешь, я никак не могу отделаться от мысли, что мы наивны, как дети…

– В смысле?

Илзе взглядом показала мне на кровать, а когда я сел, она поудобнее устроилась у меня на коленях, обняла за шею и тихонечко вздохнула:

– Ерзиды захватили целое королевство. Причем сходу и очень малой кровью. Скажи, неужели ты думаешь, что они послушаются этого, как его, Гогнара Подкову и вернутся в свои степи?

Я отрицательно помотал головой:

– НЕ послушаются и НЕ вернутся…

– Тогда зачем мы тратили время на поездку в Свейрен?

– Алван-берз – самый обычный степняк. Он умеет скакать на коне, махать саблей, орать 'Алла' и пить кумыс. Все остальное делает Гогнар…

– Степь УЖЕ объединилась и УЖЕ научилась воевать!

– С тем, что объединилась, спорить не буду. А насчет 'воевать'… Та тактика, которую степняки использовали в Морийоре, у нас не пройдет. Хотя бы потому, что мы знаем, как ерзиды берут города, и знаем, как этому помешать. Значит, после первой же неудачи им придется придумывать новую…

Поняв, к чему я веду, Илзе расслабилась и заулыбалась:

– 'Им' – это Алвану?

– Теперь – да…

Искорки радости, засиявшие было в глазах моей супруги, вдруг пропали:

– Так, значит, война все-таки будет?

Я пожал плечами:

– Вероятнее всего, да…

Она помрачнела, ткнулась носом в мое плечо, а через несколько мгновений глухо пробормотала:

– А я ломала голову, пытаясь понять, почему мы так спешим и едем через Запруду, а не через Церст…

– Могла бы просто спросить…

Плечики Илзе едва заметно дрогнули:

– Мне надоело быть Видящей…

– В каком смысле?! – чуть откинувшись назад, чтобы увидеть ее лицо, спросил я.

– Хочу стать Думающей… – грустно пошутила супруга…

…Отряд тропильщиков мы догнали часа через четыре после выхода из крепости. И, поблагодарив порядком вымотанных воинов, поперли по снежной целине, местами доходящей мне до середине груди. Шли сравнительно неторопливо и каждые полчаса устраивали коротенькие привалы. Увы, даже такой темп быстро вымотал Илзе до предела: несмотря на две инициации и постоянные тренировки, движение на подъем, в теплой и поэтому тяжелой одежде, да еще и по глубокому снегу оказалось для нее почти непосильным испытанием.

Через два часа после полудня, когда мы поднялись выше облаков и оказались в царстве слепящего света, она настолько устала, что почти без уговоров согласилась не идти, а ехать. На моей спине.

После короткой остановки, во время которой мы натянули на головы глубокие капюшоны и вставили в прорези закопченные кусочки стекол, позаимствованные в Запруде, мы двинулись дальше и уже в вечерних сумерках выбрались на перевал.

Оказавшись на ногах, Илзе, которую все время путешествия у меня на закорках грызла совесть, тихонечко сказала спасибо, а потом, увидев, что воины разбирают лыжи, встревоженно посмотрела на меня:

– Мы что, пойдем дальше?

– Не пойдем, а полетим, ваша светлость… – хохотнул Бродяга. – Почти как птицы…

– В темноте?! – ужаснулась моя супруга.

– А что тут такого?! – притворно удивился он, затянул ремешки на правом сапоге и, выпрямившись, поймал факел, брошенный ему Гореном.

– А-а-а, значит со светом!!! – облегченно улыбнулась Илзе, быстренько отошла до ветру за ближайшую скалу, а когда вернулась, задумчиво посмотрела на меня: – Хм, а палки тебе не понадобятся?

– Зачем его милости палки? – хохотнул неунывающий Горен. – Все равно он рук давно уже не чувствует…

– Я тяжелая, да? – ужаснулась Илзе, услышала наш дружный хохот и врезала меня кулачком по груди: – Вы у меня дошутитесь! Поубиваю!! Всех!!!

– Если устанут руки – не вздумай терпеть, ладно? – отсмеявшись, негромко попросил я. – А то если грохнешься, да еще и на полной скорости – мне будет лень за тобой подниматься…

– Если устанут руки – не вздумай терпеть… – в унисон мне ответила она. – Я пересяду за спину кому-нибудь е-…

– Илзе?! – возмущенно воскликнул я. – Ты чего?!

– Ну… вдруг, они не такие ленивые, как ты?

…Первые несколько минут спуска, пока я привыкал к отсутствию палок и лишнему весу за спиной, Илзе сидела тихо, как мышка. А потом, когда я чуть прибавил скорость и понесся вниз по ущелью, она начала повизгивать. Сначала – тихо. Потом – чуть громче. А когда я намеренно разогнался до свиста в ушах, взвизгнула на весь Ледяной хребет и… расхохоталась. В ее смехе было столько детской радости и счастья, что я не удержался и начал валять дурака – выписывал совершенно ненужные дуги, подпрыгивал на пригорках и иногда вырывался вперед, обгоняя воинов с факелами.

Кстати, они, почувствовав мое настроение, тоже вели себя соответственно: Горен, скользивший первым, расставил в сторону руки и начал изображать птицу, Колченогий Дик поджал левую ногу и ехал на одной лыже, а Клайд, забыв о том, что он десятник, размахивал факелом так, как будто пытался его потушить.

– И… часто… вы… так… катаетесь?! – в какой-то момент, почти прижавшись губами к моему уху, прокричала Илзе.

– Каждую зиму… – ответил я. Потом подумал и добавил: – Если, конечно, проводим ее в Вэлше…

…Веселье продолжалось почти до полуночи. Точнее, до момента, когда факел в руке Горена вырвал из темноты покосившийся тын и я понял, что мы проезжаем Волчье подворье.

Не знаю, почему, но увидев темные окна ближайшей избы и снежный холмик, выросший на видавшей виды телеге, я вдруг вспомнил мальчишку по имени Суор, когда-то сообщившего мне о захвате Запруды Иарусом Молниеносным, и решил выяснить его судьбу.

Замедлил ход, подкатился к околице, ссадил со спины Илзе и, отвязав от сапога правую лыжу, провалился в сугроб до середины бедра.

– Ты куда, Ронни? – как обычно, почувствовав мое состояние, тихонечко спросила супруга.

– В прошлое… – неожиданно для самого себя ответил я, затем увидел, что она зябко поежилась, и коротко пересказал ту историю.

Илзе понимающе кивнула:

– Правильно. Я иду вместе с тобой…

Возражать я не стал – перемахнул через ограду, затем помог перебраться жене, добрался до расчищенной дорожки, ведущей от ворот к крыльцу и, поднявшись по рассохшимся ступенькам, постучал в дверь:

– Эй, хозяева, есть кто дома?

Через несколько мгновений в избе что-то громыхнуло, а потом до меня донесся чей-то надсадный кашель и недовольное ворчание:

– Ну, есть… А шо?

– Это граф Аурон Утерс. Хочу задать пару вопро-…

– Гра-… Хто?! Утерс?! – ошарашенно воскликнули в избе, а через миг там громыхнуло еще раз. На этот раз – погромче. Затем заскрипели петли двери, отгораживающей сени от комнаты, во входную дверь что-то с размаху влетело, и я, отшатнувшись в сторону, еле уклонился от распахивающейся створки.

– Доброй ночи, ваша светлость!!! – склонившись в три погибели, протараторила сухонькая старушка, одетая в видавшие виды нижнюю рубашку и огромные, не по ноге, валенки. – Милости прошу, проходите…

Отказываться я не стал: на улице было весьма морозно, а старушка была не одета. Поэтому прошел внутрь, дождался, пока зайдет Илзе, и плотно прикрыл за собой дверь.

Тем временем хозяйка избы добралась до печи, сдвинула в сторону заслонку и, ткнув в подернутую пеплом алую россыпь углей лучинкой, развернулась ко мне:

– С ума сойти, и вправду Утерс! Ой!!! А чего-эт я стою?! Ща…

Увидев, что старушка, упав на колени, принялась протирать рукавом единственный табурет, я скользнул к ней, подхватил под тоненькие локотки и аккуратно поставил на ноги:

– Скажи, матушка, могу я увидеть мальчика по имени Суор, сына дровосека, погибшего около Запруды?

– А чо-ж нет-то? – удивилась хозяйка избы. – Вона-он, у Марыськи-голоштанной в сенях-эт ночует…

– В сенях? Зимой?! – не поверила Илзе.

– А чо, тама-эт, тепло, да-й тулуп у него… ниче еще… справный…

– Как мне найти избу этой вашей Марыськи? – перебив старушку, рявкнул я.

Поняв, что я гневаюсь, хозяйка избы сорвалась с места и, как была, в одной нижней рубашке, бросилась к выходу:

– Пойдемте со мной, ваш-светлость! Я покажу!!!

Пошел. После того, как заставил одеться. А через пару минут стучался в дверь избы побольше и позажиточнее.

Тут откликнулся не один голос, а сразу три: мальчишеский, из сеней, визгливый женский, явно принадлежащий той самой Голоштанной, и мужской, низкий. Тембром чем-то похожий на голос Воско Иглы.

Не без труда задвинув куда подальше грустные воспоминания, я представился, дождался, пока хозяева откроют дверь, а затем вгляделся в осунувшееся лицо Суора.

За время, прошедшее с нашей первой встречи, он чуточку подрос, раздался в плечах, но при этом похудел. Хотя и тогда не отличался особо плотным сложением. Нос заострился, щеки впали, а шейка стала напоминать цыплячью.

– Кем. Вы. Ему. Приходитесь? – жестом заткнув попытавшихся поздороваться селян и с трудом сдерживая злость на самого себя, спросил я.