Текст книги "Право сильного"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5 Аурон Утерс, граф Вэлш

…– Увернешься – убью! – злобно прошипела фурия в потертом овечьем полушубке, наброшенном поверх потертого крестьянского сарафана, от души размахнулась и метнула в меня снежок размером с хороший кулак.

Умирать в это морозное утро я был не готов, поэтому покорно склонил голову и развел руки в стороны, показывая, что безропотно выполню приказ и… тут же расстроенно захлопал глазами – несмотря на все мои 'труды', снежок пролетел мимо. И влепился в стену каретного сарая!

– Так не честно!!! – обиженно выпятила губку супруга и, подскочив ко мне, сначала пнула валенком по ноге, а затем вцепилась в ворот драной нижней рубашки и попыталась им же придушить.

В этот момент в ее глазах было столько какой-то детской радости, что я, решив ей подыграть, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, рухнул в наметенный за ночь сугроб.

Илзе коршуном упала мне на грудь, вцепилась в горло холодными, как лед, пальчиками, и, что-то грозно прошипев, угрожающе сдвинула брови.

Состроить испуганный взгляд у меня не получилось: я смотрел на раскрасневшееся личико, на котором все еще играла торжествующая улыбка победительницы, но видел не искрящуюся снежинками челку, ниспадающую на лоб, не пышущие жаром румяные щечки, а расширившиеся зрачки, в которых плескалась Любовь.

– Не смотри на меня так… – через вечность выдохнула Илзе. – Я тону в твоих чувствах и не могу дурачиться…

Я послушно закрыл глаза и тут же был наказан – острые зубки моей супруги сомкнулись на мочке уха. Увы, загрызть меня насмерть ей не дали – заскрипели петли двери, ведущей на задний двор, и до нас донесся обрывок недовольного рыка кого-то из поваров:

– …а перед тем, как ощипывать, ошпарь кипятком, дурень!

Увидев нас с Илзе, 'дурень' – мальчишка лет семи-восьми, вразвалочку выбравшийся во двор, по-взрослому нахмурил брови и, явно кого-то копируя, хмуро поинтересовался:

– Вы че, в детстве не наигрались?

Моя супруга чуть заметно напряглась, и я, почувствовав, что ее настроение вот-вот ухнет в пропасть, отрицательно замотал головой:

– Неа, не наигрались! А еще не нагулялись и не наелись сахарных леденцов!

Оценив примерную стоимость наших лохмотьев и решив, что о леденцах я говорю для того, чтобы вызвать в нем зависть, паренек забавно наморщил носик и фыркнул:

– Сладости – не милостыня, их просто так не раздают…

Тут Илзе сообразила, что я лежу в снегу в одной тоненькой нижней рубахе и драных штанах, и озаботилась моим здоровьем:

– Так-с! Вставай немедленно, а то простынешь! И…

– Встану. Если ты с меня слезешь…

– Купи мне леденец… А лучше два, чтобы я могла порадовать и вон того карапуза…

Проигнорировать ее просьбу я, конечно же, не смог, поэтому уже через минуту вышел из ворот 'Хромого Висельника' с супругой на руках. И зашагал в сторону ближайшей лавки, в которой могли бы продаваться сладости.

Со стороны наша парочка выглядела воплощением счастья: Илзе, обнимающая меня за шею, вертела головой, разглядывая проплывающие мимо дома, улыбалась прохожим и изредка шептала мне что-нибудь приятное, а я, соответственно, улыбался ей в ответ. Но я, сделавший пару-тройку шагов в изучении Видения, чувствовал, что где-то в глубине души моя жена все еще переживает о том, что у нее не было детства.

Пришлось ее отвлекать:

– Илзе?

– Да, милый?

– Ты смотришь, но не видишь…

– Не поняла?

– Если бы в детстве каждый день играла в снежки, то сегодняшнее утро не доставило бы тебе особой радости – ну, снег, ну, мужчина…

Она поняла. Сразу:

– Ты прав: вместо того, чтобы радоваться тому, что ты несешь меня на руках по заснеженным улицам покупать леденцы, я упиваюсь одиночеством, которое когда-то ощущала…

– Вот именно!

– Хм… Я исправлюсь… Уже исправилась… – после небольшой паузы выдохнула она.

Я заглянул в ее расширившиеся зрачки и мысленно хмыкнул: с легкостью отодвинув то, что осталось в прошлом, Илзе в считанные мгновения сосредоточилась на настоящем и потянулась ко мне всей душой…

Упражнения на подстройку, которые обычно получались через пень-колоду, вдруг выполнились сами собой, и я, даже не закрывая глаз, растворился в чувствах жены, при этом умудрившись не потерять своих.

Взгляд Илзе тут же полыхнул радостью – она поняла, что мне удалось! И улыбнулась:

– Ну что, смог почувствовать нас обоих?

– Да…

– Складка ткани…

– Между моей левой рукой и сгибом твоего колена…

– Бусинка…

– Давит на позвонок…

– Сердца…

– Твое колотится чуть быстрее…

– Ронни?

– Да?

– Стой…

Я замер, полуприкрыл глаза и понял все, что она вложила в это слово…

…Поддерживать состояние прозрения удавалось без особого труда: я не вглядывался ни в прохожих, ни в подворотни, но видел каждое движение, каждый силуэт или подозрительный след. При этом я совершенно точно знал, что нам с Илзе ничего не угрожает: парень с топором, чье лицо несколько раз мелькнуло между досками забора, собирается колоть дрова, тетка, пытающаяся выплеснуть помои из окна, дождется, пока мы пройдем мимо, а пес, с лаем выскочивший на улицу, бросится не на нас, а на хромого мельника, который вот-вот завернет в ближайший переулок.

Что интересно, это ощущение всезнания почти не требовало внимания: я контролировал окружающее пространство совсем крошечной частью сознания, а всем остальным вслушивался в чувства Илзе. И плавился от вожделения.

Улыбка на лице Бродяги, с которым мы чуть не столкнулись на лестнице 'Висельника', тоже выглядела не так, как обычно: тем же краешком сознания я увидел, что Отт искренне рад нашему с Илзе счастью. И, кажется, даже гордится тем, что служит нам обоим.

Впрочем, стоило мне внести жену в комнату и закрыть за собой дверь, как из головы вымело все посторонние мысли: соскользнув на пол, моя супруга вжалась грудью в мой живот и еле слышно попросила:

– Не выходи из него, ладно?

…От прикосновения ее пальчиков к затылку у меня ослабли колени: я почувствовал не только нежность и ласку, но и безумное, почти невыносимое желание, обуревающее жену. Когда Илзе приподнялась на цыпочки, понял, что ее сводит с ума не только предвкушение поцелуя, но и дрожь, сотрясающая мое тело. А когда она выскользнула из кольца моих рук и распахнула тулуп, ощутил, что она хочет, чтобы я видел, как она раздевается…

…Скользнувшая по краю сознания мысль о том, что занятия любовью превращаются в тренировку, чуть не вышибла меня из состояния прозрения, и для того, чтобы в нем удержаться, мне пришлось подстраиваться еще раз. Как ни странно, после того, как я закончил, ощущения снова изменились – скажем, аромат снега и свежести, который мы принесли с улицы, куда-то пропал; вонь от прогорклого масла и подгоревшего мяса, доносящаяся с кухни – тоже, а вот запахи волос и кожи Илзе усилились в несколько раз. Зрение тоже изменилось: стол, изрезанная ножами лавка, сундук для вещей и стена комнаты, находящиеся в поле моего зрения, словно потускнели и отдалились, а лицо и тело жены стали намного ярче и как будто ближе.

Про ощущения, которые я испытывал, вообще не говорю: когда из-под медленно задирающей вверх нижней рубашки выскользнула грудь жены, я на миг потерял способность связно мыслить; когда Илзе, отбросив рубашку в сторону, провела пальчиками от ключицы к соску – почувствовал, что не дышу уже целую вечность, а когда она приоткрыла розовые губки и прошептала слово 'хочу…', понял, что уже несу ее к кровати…

…То, что у нас получилось потом, трудно выразить словами: если еще совсем недавно мне приходилось вслушиваться в дыхание Илзе, чтобы понять, чего именно ей хочется в тот или другой момент, то тут я это ЗНАЛ. Поэтому дарил ей те ощущения, которых ей не хватало.

Она делала то же самое. Первые несколько минут… А потом, почувствовав, что у нас получается, вдруг взяла и перестала чего-то хотеть. Или… или нет: она словно растворилась во мне, а ее и мои желания стали чем-то единым. После чего я изменился в последний раз: научился ощущать, не касаясь, чувствовать НАС и прозревать ближайшее будущее!

Да, именно будущее – я знал, что и как сделает Илзе еще до того, как она начинала двигаться; я слышал то, что она хотела мне сказать, еще до того, как слова срывались с ее губ; я видел скатывающиеся по ее щекам слезы счастья, не открывая глаз!

Увы, толком понаслаждаться этим состоянием мне не дали – когда мы с Илзе ощутили очередную вспышку единения и ненадолго замерли, отходя от только что пережитого безумия, за дверью раздался расстроенный голос Молота:

– Слышь, Игла, а хде Отт?

– У себя в комнате. Дрыхнет, кажись. А че?

– Кошелек у меня увели, вот че! С его серебром…

…Выйдя из ворот 'Хромого Висельника' на подгибающихся ногах, мы кое-как добрались до поворота на Стременную, потом собрались с силами и припустили бегом. Добежали до шорной мастерской старого Хвара, свернули в безымянный переулок, перескочили через пару невысоких заборов и практически уперлись в дверцу кареты.

– Б-р-р! Холодно!!! – пожаловалась Илзе, запрыгивая внутрь.

– Угу… – кивнул я, влетел следом и, захлопнув дверь, рванул вверх крышку дорожного сундука.

За спиной зашелестел торопливо стягиваемый сарафан, затем я почувствовал запах жены и мысленно застонал: мне хотелось еще. И, желательно, побольше…

– Д-давай п-платье… Б-быстрее, а т-то ок-кочурюсь… – ткнув меня кулачком в поясницу, потребовала жена.

Протянул. Помог надеть. Затем зашнуровал тесьму на корсете и дернулся за шубой: грудь Илзе, почти вываливающаяся из глубокого декольте, покрылась мелкими пупырышками.

– С-сначала с-сапожки… – дрожа от холода, потребовала она. – А п-потом з-зеркало…

В шубу я ее все-таки завернул, решив, что создать нужный образ она сможет и в тепле. Затем быстренько переоделся сам, убрал разбросанные вещи и легонечко постучал в стенку:

– Трогай…

Клайд Клешня, по обыкновению исполнявший обязанности кучера, тут же щелкнул кнутом, и карета тронулась с места.

Немного полюбовавшись на супругу, наносящую на щечки румяна, я выглянул в окно и уставился на Иглу, стоящего на запятках:

– Появились и тут же послали за Клещом?

– Да, ваша милость. А он, как ни прискорбно, пока не на месте…

– Ну, как я тебе, милый? – дождавшись, пока я закрою дверцу и задвину занавеску, игриво поинтересовалась Илзе.

Я повернулся к ней и… ошалело моргнул: передо мной сидела не моя супруга, а совсем другая женщина! Женщина, которая любила плотские удовольствия и не считала нужным это скрывать: над ее губами, вызывающе-влажных и горящих ярко-алым, поблескивала мушка, взгляд подведенных глаз, непонятно как ставших еще больше, раздевал и обещал неземные удовольствия, а краешки ареол, выглядывающих из кружевной оторочки декольте, требовали поторопиться!

– Она что, действительно ходит в таком виде? – оценив 'смелость' Лусии де Ириен, растеряно спросил я.

– Угу… – без тени улыбки ответила Илзе. – Правда, чаще всего прикрывает верхнюю часть лица почти прозрачной вуалью…

– А побрякушки? – взглядом показав на абсолютно не сочетающиеся с платьем серьги и ожерелье, поинтересовался я.

– Со вкусом у нее не очень… И драгоценности дешевенькие… – хихикнула супруга. – Поэтому вешает на себя то, что попадается под руку…

– Мрак…

– Почему это? – притворно удивилась она. – С ней не спал только ленивый. И Коэлин…

– Травяная… – увидев знакомую вывеску, мелькнувшую за окном, буркнул я. – Скоро доберемся…

Илзе едва заметно поежилась:

– Что-то мне страшновато…

Я сдвинулся на самый край сидения, прикоснулся губами к ее носику и успокаивающе улыбнулся:

– Все будет хорошо! Вот увидишь!

…Ворота городского дома покойного графа Затиара распахнулись совершенно бесшумно. И, впустив карету во двор, так же бесшумно захлопнулись.

– Приехали, ваша милость! – настраиваясь на действие, выдохнул я и, дождавшись появления за окном парадного крыльца, выскочил наружу, чуть не сбив с ног одну из личин – невысокого, но довольно крепкого воина с алебардой, пытавшегося открыть дверцу.

– Добрый день, ваш-мл-сть!!! – стараясь не пялиться на прелести выглянувшей из кареты 'леди Лусии', поздоровался он.

– Привет, Жмых, а граф Сауро уже тут? – оперевшись на мою руку, спросила Илзе и тут же 'заметила' карету без гербов, стоящую неподалеку.

– Аха, уже где-т с час как здеся!

– Замечательно! – плотоядно улыбнулась она. – Что ж, тогда я пошла. А ты проводи моих дармоедов в казарму…

Воин поклонился, кивнул Игле, Клешне и Бродяге и сорвался с места, а моя супруга, запахнувшись в меха, царственно поплыла к лестнице. Я, как полагается телохранителю, огляделся по сторонам, не нашел ничего опасного и рванул к дверям, чтобы успеть распахнуть их створки до того, как хозяйка до них доберется.

Успел. И даже заработал благодарный кивок – 'леди Лусия' пребывала в прекрасном расположении духа и щедро делилась настроением с окружающими. Правда, радоваться вместе с ней захотели не все: ночники, охранявшие центральную лестницу, личинами не были, поэтому, увидев ее в доме, выхватили мечи и прикрылись щитами…

– С каких это пор телохранители моего зайчика боятся женщин? – удивленно спросила у меня Илзе. Естественно, достаточно громко, чтобы воины ее услышали.

В глазах обоих ночников тут же появилось непонимание. Впрочем, тут же пропало: тот, который стоял слева, нахмурил брови и задал вбитый в подсознание вопрос:

– Здравствуйте, ваша милость! Скажите пожалуйста, что вы тут делаете?

– Приехала повидаться с графом Сауро… – недовольно наморщив носик, сообщила Илзе. – Чтобы решить с ним один личный вопрос…

– С графом Сауро?! Здесь?! – недоуменно спросил 'левый'.

– Не прямо здесь, а где-нибудь… там… – указав пальчиком в потолок, насмешливо уточнила она.

Этот, донельзя простой и знакомый жест, получился у нее таким чувственным, что воины ненадолго потеряли нить разговора. И пришли в себя только тогда, когда она сделала еще один шаг к охраняемой ими лестнице:

– Простите, баронесса, но в настоящее время граф Ульмер очень занят…

– Занят? – Илзе непонимающе перевела взгляд с одного на второго, потом вспыхнула, раздула ноздри и нехорошо прищурилась: – И с кем же?!

– Простите, леди, но я не могу назвать имя этого человека… – развел руками 'левый' и тут же нахмурился, увидев, как изменилось выражение лица моей супруги:

– Человека?! Она не человек, а курица… нет, корова, причем недоенная! Где они сейчас, в Белой спальне?!

– Это не дама, ваша милость! – попытался успокоить ее ночник. Зря – моя супруга, услышав в его фразе только нужный ей смысл, хищно улыбнулась: – Что, правда?! Он сейчас действительно с мужчиной?!

– Вы не поня-…

– Двор умрет от хохота! Сегодня же!! Я вам обещаю!!!

Воины побледнели – видимо, представили себе реакцию ославленного на всю Делирию графа Сауро – и одновременно всплеснули руками. Тот, кто помоложе, молча. 'Левый' – закрыв глаза и пытаясь не показывать раздражения:

– Ваш-мл-сть, у его светлости не свидание, а деловая встреча!

– Можете не объяснять, я уже все поняла! – презрительно скривилась Илзе. – Деловая встреча. В Белой спальне. С мужчиной… Впрочем, почему бы и нет? Ведь Улли такой милый!

– Ваша милость, я могу проводить вас к кабинету… – внезапно решился 'левый'. – Вы заглянете в щелочку, удостоверитесь, что его светлость ПРОСТО ГОВОРИТ, а затем тихонечко спуститесь к своей карете и уедете. Ладно?

– Зачем? Мне совершенно все равно, с кем он спит! – воскликнула Илзе и повернулась к ним спиной: – Прикажи подать карету, Лар! Мы едем домой!

– Ваша милость, не торопитесь! – взмолился тот, который помладше. И умоляюще посмотрел на меня, мол, помоги, мужик, иначе мы пропали! – Давайте, вы все-таки подниметесь, глянете одним глазком, а потом сделаете выводы?

Моя супруга обиженно топнула ножкой, фыркнула, порывисто шагнула к двери и гневно посмотрела на меня:

– Ты еще здесь?! Я приказала подать карету!!!

– Ваша милость, а может, все-таки посмотрите? – глумливо предложил я. – Если его светлость действительно занят, то у вас появится веская причина обидеться.

Она капризно надула губки, затем нехотя повернулась и посмотрела на лестницу:

– А если он с мужчиной?

– Тогда вы увидите этого 'счастливца' и сможете в подробностях описать подругам то, на что граф Сауро вас променял…

– Хм… Пожалуй, ты прав… – кивнула она, затем решительно подобрала юбки и царственно кивнула ночнику: – К Белой спальне – так к Белой спальне. Веди!

…Останавливать и обыскивать человека, которого еле уговорили пойти и посмотреть, воины не решились. А вот меня охлопали с ног до головы. И забрали все, чем можно хотя бы поцарапать. Я, естественно, не возражал: мне надо было оказаться на втором этаже. Желательно – поближе к кабинету. А оружия там хватало и так.

– Ваша милость, когда мы поднимемся наверх, не торопитесь, ладно? – догнав Илзе, попросил 'левый'. – Если я не подойду к воинам, которые охраняют двери кабинета, они поднимут тревогу. А это не нужно ни вам, ни нам…

– Хорошо… – кивнула супруга. Потом подумала и холодно добавила: – Но если ты предупредишь Улли – не обижайся…

Предупреждать 'Улли' ночник не собирался – поднявшись по лестнице, он вытянул перед собой правую руку, быстрыми движениями пальцев изобразил текущий пароль, а затем рванул к парочке, подпиравшей стены рядом с высоченной двустворчатой дверью.

Несколько сказанных тихим шепотом предложений – и на лицах второй пары подчиненных графа Сауро появилось то же самое выражение обалдения, которое не так давно продемонстрировали нам 'левый' и его напарник.

– Можете идти, леди… – довольно громко шепнул я Илзе, заметив приглашающий жест одного из ночников. – Только потише…

Супруга неторопливо поплыла вперед, а я, держась на шаг позади, поплелся следом. И смог добраться почти до самой двери: ночники, все еще переваривающие рассказ 'левого', вспомнили о своих обязанностях чуть позже, чем полагалось по уставу.

– Ваша милость, подойдите… – шевеля одними губами, попросил самый старший и приоткрыл дверь.

Илзе тряхнула волосами, царственно сбросила шубу мне на руки так, как было надо, прошла к двери и 'зачем-то' наклонилась.

Ночников можно было брать голыми руками: вместо того, чтобы смотреть на меня, они пялились на ее прелести!

Чем я, собственно, и занялся – выдернул иглы из чехла, пришитого под воротником шубы моей супруги, метнулся вперед и ненадолго размазался в воздухе…

'Левый' потерял сознание первым. И не упал на пол только потому, что был вовремя подхвачен моей супругой. Второму и третьему упасть не дал я сам – убедился, что они отъехали, осторожно, стараясь не громыхнуть их броней и оружием, пристроил обоих рядом со стеной, а затем забрал у Илзе ее 'добычу'.

Пока я укладывал на пол последнего, 'леди Лусия' еще раз припала к щели, а затем отошла в сторону, чтобы дать мне оценить взаимное положение находящихся в кабинете мужчин.

Я оценил. Затем ободряюще улыбнулся супруге и взглядом показал ей на дверь:

'Я готов. Входи…'

Глава 6 Гогнар, сын Алоя

…– А теперь – вот этот кусочек сыра, и вкус белогорского покажется вам еще более изысканным… – протянув Маруху золотую тарелку, негромко сказала рабыня.

– Хм, а так действительно вкуснее… – удивленно хмыкнул Марух, после того, как положил на язык кусочек козьего сыра и пригубил вина.

– Кьяра знает, о чем говорит… – ухмыльнулся Гогнар. – Ее отец был виночерпием графа Мальира то ли двадцать, то ли тридцать лет…

– А мои – дуры дурами… – вздохнул сын Нардара, затем по-хозяйски взвесил на ладони грудь лежащей рядом с ним белобрысой красавицы и ухмыльнулся: – Впрочем, с такими прелестями ум им ни к чему…

– С этим трудно не согласиться… – хохотнул эрдэгэ и вскинул кубок на уровень лица: – За красоту женщин, которые принадлежали, принадлежат и будут принадлежать нам, мужчинам!

– И за те пути, которые нас к ним ведут! – подхватил Марух, в два могучих глотка осушил кубок и, оставив его в сторону, впился в губы рабыни долгим и страстным поцелуем.

– Я смотрю, ты к ней неравнодушен… – глядя на раскрасневшееся лицо друга, усмехнулся Гогнар.

– Не к ней, а к ним! – оторвавшись от девушки, ответил сын Нардара. – Они настолько красивы, что каждый день сводят меня с ума…

– Может, каждую ночь? – хохотнул эрдэгэ.

– Каждый вечер и каждое утро! А иногда еще и днем…

– Хм… Что-то у тебя слишком много свободного времени и сил! – притворно нахмурив брови, пошутил сын Алоя и недовольно нахмурился, услышав рык часового:

– Замри! Кто ты такой и что тебе тут надо?!

– Варлам из Свейрена, человек эрдэгэ Гогнара! Вот моя узда…

– Жди… – через пару мгновений приказал часовой, тут же заглянул в юрту и, найдя взглядом сына Алоя, почтительно поклонился: – Тут – человек с деревянной уздой. Говорит, твой…

– Слышал… – бесстрастно ответил эрдэгэ. – Пусть ждет: освобожусь – выйду…

Марух, тоже услышавший имя, мгновенно протрезвел и затравленно огляделся. Что здорово развеселило Гогнара: воин, не боявшийся ни клинка, ни пустой сумы, испугался сотника Ночного Двора, правой руки покойного графа Игрена!

– Надеюсь, в юрту ты его впускать не собираешься? – шевеля одними губами, спросил Марух.

Эрдэгэ сделал вид, что задумался, потом покрутил в руке кубок, усыпанный драгоценными камнями, щелкнул ногтем по заваленному объедками золотому блюду и улыбнулся:

– Нет. Не поймет…

– Тогда иди! А я пока уделю время своей женщине…

…Гогнар вышел из юрты минут через десять, после того, как доел мясо и позволил рабыням ополоснуть себе руки. И, потянувшись, вопросительно уставился на замершего неподалеку дворянина. Тот сразу же изобразил почтительную улыбку и сложился в поясном поклоне:

– Добрый вечер, эрдэгэ!

– Коней… Мне и моему человеку… Живо… – не глядя на часовых, приказал Гогнар, а через мгновение, услышав приближающийся цокот копыт, удовлетворенно хмыкнул: его желания начали предвосхищать!

А вот 'Варлама из Свейрена', явно рассчитывавшего не на ночную прогулку верхом, а беседу с кувшином-другим хорошего вина и достаточным количеством закуски, это совершенно не обрадовало: когда Гогнар взлетел в седло, он стрельнул взглядом в сторону юрты.

'Угу, сейчас! Спешу и падаю…' – мысленно хмыкнул сын Алоя, поднимая жеребца в галоп. – 'Золото, оружие, женщин и коней я взял своим мечом. Поэтому делиться с кем бы то ни было не собираюсь…'

…Добравшись до вершины холма, отстоящего достаточно далеко от военного лагеря ерзидов, эрдэгэ спешился, дождался, пока начальство последует его примеру, и учтиво поздоровался:

– Здравствуйте, ваша милость! Надеюсь, дорога вас не утомила?

– Не ерничай, Подкова! – раздраженно фыркнул шевалье Харвс. – Я искал вашу армию почти неделю!

– А чего нас искать? – искренне удивился Гогнар. – Для того, чтобы узнать, где мы находимся, достаточно было подъехать к любому разъезду степняков и показать узду!

– Деревянную?! – побагровел ночник. – Я, правая рука начальника Ночного двора, хожу с обломком палки, а ты, обычный десятник – с золотым прутом толщиной с большой палец?!

– Чтобы получить медную узду, вы должны победить в Поединке Выбора и войти в один из ерзидских родов… – стараясь, чтобы в его голосе не было слышно и тени насмешки, 'расстроенно' вздохнул десятник. – Чтобы носить серебряную, должны дослужиться до сотника, а золотую…

– Ты – второй человек после Алвана!

– Да, ваша милость, так оно и есть. Но даже первый, берз, вынужден чтить традиции…

Харвс скрипнул зубами и… заставил себя успокоиться:

– Ладно, Дьявол с ней, с уздой! Давай о деле: скажи, почему вы все еще в Морийоре?

Десятник набрал в грудь воздуха и криво усмехнулся:

– Потому, что нас переиграли…

– Кто?!

– Тайная служба Элиреи…

…Толком не дослушав рассказ Гогнара о предполагаемых действиях подчиненных Ромерса Удавки, начальство начало брызгать слюной и шипеть чуть ли не на весь Морийор, а затем в ультимативной форме потребовало собирать армию и вести ее на Арнорд:

– Основная цель этой войны – сломать хребет Элирее, и если ты этого не понимаешь, значит, мы поставим на твое место кого-нибудь другого!

'Другого? На мое место?' – гневно подумал Подкова, а затем с огромным трудом заставил себя успокоиться: – Ваша милость, я готов отправляться в Свейрен прямо сейчас…

– Мне! Нужно! Чтобы! Армия!. Степняков! Атаковала! Элирею! – не услышав его согласия, зарычал сотник. – Поэтому ты сейчас же отправишься к Алвану и убедишь его отдать соответствующий приказ!

– Ни я, ни Алван-берз, ни орс-алуг не сможем заставить ерзидов перейти границу Элиреи раньше, чем через месяц! Они видели волю богов, и ни за что на свете не пойдут ей наперекор!

Хармса чуть не хватил удар:

– Месяц?! Да дней через десять-пятнадцать придет зима! Чем вы будете кормить лошадей? Снегом?!

– То, что не воюющая армия съедает саму себя, я знаю не хуже вас… – вздохнул Гогнар. – Поэтому подумываю захватить Баррейр…

– Нам нужна Э-ЛИ-РЕ-Я!!! Устрой еще одно жертвоприношение, дай ерзидам услышать рев Десарешо…

– Дэзири-шо, ваша милость!

– Да какая разница?! Пусть этот кот рычит хоть целый день, главное, чтобы завтра… в крайнем случае, послезавтра армия двинулась на Свейрен!!!

'Субэдэ-бали – не флюгер, дважды в день решений менять не может…' – глядя на носки своих сапог, мрачно подумал Подкова. Затем поднял взгляд и, не мигая, уставился на начальство: – Ваша милость, вера в то, что я – сын бога воинского счастья, уже покачнулась. Если я сделаю то, что вы требуете, а кто-нибудь из ерзидов захочет поискать следы Дэзири-шо, то Делирия навсегда лишится возможности влиять на решения Алвана…

– Ты слышал приказ?! – набычился шевалье Харвс.

– Да, ваша милость, слышал… Но выполнить его не могу, так как считаю, что спешка повредит интересам Его Величества!

– Что ж, я тебя услышал… – кивнул ночник, сделал паузу и расплылся в 'многообещающей' улыбке: – Так, езжай-ка ты в лагерь, найди мне кого-нибудь из своих людей и вместе с ним скачи сюда!

– Зачем, ваша милость?

– Ты возвращаешься в Свейрен…

Десятник с хрустом сжал кулаки и ощерился:

– В Степь меня послали не вы, а Его Величество! Поэтому уеду я отсюда только том случае, если получу приказ, подписанный ЛИЧНО Коэлином Рендарром!

– Гогнар, ты забываешься!!! – зашипел шевалье Харвс. Но за рукоять меча хвататься не стал.

Мысленно усмехнувшись благоразумию начальства, десятник вставил ногу в стремя, взялся за седло и добавил масла в огонь:

– Да, чуть не забыл: помнится, мне обещали двадцать золотых за объединение Степи и по десять – за каждый город, захваченный ерзидами. Ваша милость, вы не знаете, где мои деньги?