Текст книги "Всадник на рыжем коне (СИ)"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Судя по тому, что толпа, успевшая собраться вокруг нашего столика, в хорошем темпе вернулась на свои места, командир моего отделения пользовался непререкаемым авторитетом. Но меня порадовало не только это – перед тем, как выполнить приказ, большинство парней либо сочувствующе хлопало по плечу, либо пыталось подбодрить, либо выказывало поддержку каким-нибудь иным способом. Не остались в стороне и соседи по столику: Робокоп накрыл мое предплечье своей клешней и сжал пальцы, а Флюгер поиграл желваками и уставился в глаза:

– Сегодня воскресенье, день отдыха и самоподготовки. Как я понимаю, лежать на кровати и тупо глядеть в потолок не в твоем характере, верно?

Я утвердительно кивнул.

– Тогда предлагаю после завтрака заглянуть в ПМП. А потом определиться с местом, где мы будем убивать время…

…Как вскоре выяснилось, местоимение «мы» он употребил отнюдь не для красного словца: на выходе из столовой к нам присоединилось еще четыре бойца, быстренько представилось и двинулось следом. Пока шли по коридорам в неизвестном направлении, до меня довели комплектацию, состав и штатную структуру отделения, описали три варианта вооружения в зависимости от типа поставленной задачи и поинтересовались, в какой роли я себя вижу.

Услышав этот вопрос, я недоуменно нахмурился, потом сообразил, что Валет не мог не переслать на тактический комплекс Варнака хотя бы минимум информации о моей персоне, и пожал плечами:

– В тех учебно-боевых выходах, в которые меня когда-то таскал отец, большую часть времени приходилось работать в головном и тыловом дозоре, исполняя обязанности разведчика, старшего разведчика и разведчика-снайпера. Неплохо знаком и с обязанностями бойцов ядра группы, однако практических навыков относительно немного – серьезно грузить меня работой тяжелым вооружением собирались лет с шестнадцати, но в тринадцать я остался сиротой и загремел в детдом, а на протяжении следующих шести лет только боролся и дрался.

Командир отделения задумчиво хмыкнул и задал следующий вопрос:

– С лесом все более-менее понятно. А что у тебя с городом?

– Было неплохо: работал как в составе штурмовых групп, так и групп прикрытия на профессиональном оборудовании для тактических тренировок. Последний год – вместе с сотрудниками спецслужбы, на базу которой меня регулярно привозил отец.

В этот момент мы подошли к ничем не примечательным дверям, шестеро «рядовых» бойцов замерло на месте, а Варнак, засветив личико перед терминалом СКД, жестом показал мне следовать за собой. Я, естественно, повиновался и перешагнул через порог медблока. Или, как его стоило бы называть в армии, пункта медицинской помощи. А после коротенькой прогулки по светлому, пропахшему медикаментами коридору, вломился в просторный кабинет и, по приказу командира отделения, «сдался» его хозяйке. В смысле, сел на стул перед ее столом и положил руки на столешницу.

Миловидная женщина лет тридцати пяти с мощной шеей, широченными плечами и характерными мозолями на костяшках кулаков нехотя оторвалась от монитора, на котором что-то сосредоточенно изучала, покосилась на кровящие ссадины, на удивление цепким взглядом «сфотографировала» лицо и насмешливо фыркнула:

– А в октагоне ты казался поумнее и поопытнее…

– У парня были очень веские причины… – рыкнул Варнак.

Как ни странно, фразы, выделенной интонацией, хватило за глаза – женщина мгновенно потемнела взглядом, искренне извинилась, а потом представилась. Довольно оригинально:

– Афина, маньячка-рукопашница и одна из твоих вернейших фанаток!

– Раздор! – ответил я и, отреагировав на удивление, появившееся в ее глазах, добавил: – В девичестве Чума.

– А что, вполне логично! – как-то уж очень быстро разобравшись с ассоциативным рядом, кивнула она и превратилась в ураган – метнулась к шкафчику с медикаментами, залезла в стерильный бокс за инструментами и т. д. Тем самым, дав мне прекрасную возможность оценить свои совсем не женские стати – спину, ширине которой мог позавидовать любой борец, на редкость упругую задницу, на каждом шагу распирающую белый халат, и бедра, объем которых вызвал бы комплекс неполноценности у большинства качков. Впрочем, при росте под два метра все это могло бы смотреться более-менее терпимо, если бы не выпуклые грудные мышцы, среднюю часть которых зачем-то прикрывали чашечки лифчика с пуш-апом.

«Вот уж действительно богиня войны…» – отрешенно отметил я в тот момент, когда Афина занялась моими ссадинами. Потом впал во что-то вроде ступора, в котором не видел того, что она со мной делала, не чувствовал боли или жжения и не вспоминал прошлое.

Увы, пребывание в этом состоянии получилось не таким уж и долгим – как только хозяйка кабинета закончила возиться с руками, на плечо опустилась лапища Варнака, а над ухом раздался его низкий горловой рык:

– Шевелить верхними конечностями тебе пока не желательно. Поэтому поработаем нижними. Как насчет небольшого марш-броска километров, эдак, на двадцать?

Глава 2

Глава 2.

14 мая 2041 г.

…Первые два с лишним месяца службы показались одним бесконечным днем – командир отделения и инструктора «Яровита» грузили меня учебой и тренировками чуть ли не круглые сутки, а врачи и психологи, наблюдавшие за этим процессом в режиме реального времени, подбирали нагрузку так, чтобы не дать мне ни сломаться, ни травмироваться, ни перегореть. В результате марш-броски с полной выкладкой сменялись занятиями в лингафонных кабинетах, стрельба «до потери пульса» из всего, что в принципе может стрелять – прыжками с парашютом, подрывное дело – тактико-специальной подготовкой и т. д. При этом практически каждое занятие проходило в стресс-режиме, одновременно нагружающем практически все каналы получения информации об окружающей действительности, и усложняющим процесс выполнения упражнения. Поэтому похожих занятий не было вообще. К примеру, в том же самом тире приходилось стрелять в условиях дичайшего задымления или кислородного голодания, под какофонию виртуальных или реальных взрывов, взвалив на плечо товарища или загибаясь от боли, вызванной попаданиями вполне реальных пуль в бронежилет! А садисты-инструктора, заставляющие пахать, как рабу на галерах, в состоянии прогрессирующей усталости, контролировали результаты, наказывали за любую ошибку, постоянно «поджимали» нормативы и достаточно регулярно «радовали» показом учебных пособий, предельно ярко визуализирующих войну и ее последствия.

Нет, я не роптал, так как познакомился с аналогичной методикой психологической подготовки к реальным боевым действиям еще в далеком детстве и иногда мысленно цитировал одну из любимейших поговорок отца: «Если работаешь против ножа, будь готов быть порезанным, если участвуешь в войне, то будь готов к тому, что можешь быть ранен или убит…» Просто здорово уставал от постоянного напряжения. Ведь о свободном времени можно было только мечтать: если мою тушку обычно грузили в специально оборудованных помещениях, то мозги всегда и везде, присылая вопросы по уже изученному материалу на экран «Атаки» даже во время учебно-тренировочных штурмов зданий, ночных полетов на вингсьюте и погружений. Причем с каждым следующим днем требования к скорости и точности ответов становились все злее и злее, а удары тока, которыми «радовал» тактический комплекс при каждой ошибке – все болезненнее и болезненнее. Впрочем, недремлющие «контролеры» знали свое дело более чем хорошо, поэтому прогрессировал я семимильными шагами. Особенно в тех областях знаний и умений, которые когда-то осваивал под руководством отца.

Правда, радоваться успехам получалось крайне редко. Скажем, о том, что удалось реализовать мечту детства и научиться прыгать на «крыле», я задумался во время одного из редких «просветлений» и, заодно, сообразил, что уже летаю на вингсьюте. А скачок веса, поставивший крест на надеждах завоевать чемпионский пояс в полутяжелом весе, я вообще не заметил – узнал об этом во время еженедельного обследования. От Афины, расстроенной потерей «таких перспектив». И почти не удивился. Ведь мой безумный организм, вынужденный выживать в новых условиях, старательно подбирал оптимальные варианты адаптации к воистину безумным нагрузкам. Поэтому параллельно со скоростью реакции, координацией движений и выносливости поднимал силу. В том числе и за счет мышечной массы. Только легче, увы, не становилось – датчики все той же «Атаки», отслеживающие мое состояние круглые сутки, в режиме реального времени передавали данные садистам в белых халатах, а те радостно корректировали имеющиеся планы и доводили ценные указания до Варнака или тех инструкторов, которые меня терзали. В общем, до жилого блока я доползал в состоянии полного нестояния и, бывало, вырубался не на кровати, а в джакузи. Или вообще на коврике в прихожей. Чтобы через миг по субъективному времени прийти в сознание от вибрации будильника или извещения об учебно-боевой тревоге, вскочить на ноги и, навестив санузел, рвануть туда, куда вел полученный трекер.

С такой сумасшедшей нагрузкой вспоминать о гибели девчонок, задыхаться от ненависти к Разумовской и скучать о Таньке Голиковой, Большом Спорте и той жизни, которая осталась где-то далеко-далеко, получалось крайне редко. Хотя нет, не так – я вспоминал прошлое почти каждый вечер. Просто очень недолго, так как слишком быстро вырубался от запредельной усталости. Зато иногда видел сны, в которых Настя, Джинг, Эрика и Дина были живы, и потом ходил сам не свой. До тех пор, пока не получал очередное задание, качественно вышибающее из головы любые «посторонние» мысли.

Почти уверен, что третий и последующие месяцы службы прошли бы в таком же режиме, если бы не сообщение с требованием срочно явиться к командиру «Яровита», прилетевшее на «Амик» Варнака ближе к середине восемнадцатого повторения упражнения два-девять-четыре и убившее надежду сравнять счет с первым отделением нашего же взвода. В принципе можно было радоваться и текущему результату, ведь еще в начале мая мы сливали парням в среднем по восемь боестолкновений из каждых десяти, а до середины апреля не побеждали вообще. Ведь наши соперники были старичками – опытными, битыми жизнью волчарами, прошедшими огонь, воду и медные трубы – а нам до их кондиций было еще далеко. Впрочем, по мере моего врастания в отделение пропасть в уровне подготовки постепенно уменьшалась.

Нет, ничего сверхъестественного я, естественно, не показывал. Более того, в упражнениях на скрытое проникновение на охраняемые объекты до сих пор чувствовал себя балластом из-за того, что не хватало практических навыков работы с электроникой и вспомогательным оборудованием. Зато в штурмах, во время которых от бойцов основной группы требовались скорость реакции, внимательность, расчетливость и непредсказуемость в ближнем бою, без особого труда уделывал даже ветеранов. Поэтому регулярно работал в первой штурмовой двойке на пару с Робокопом и как-то раз умудрился вынести всех защитников здания в одно рыло!

В этот раз от вожделенной ничьи нас отделяло всего две победы. Вернее, полторы, так как в текущем заходе пять из восьми условных террористов уже пали смертью храбрых, а у нас было всего трое «трехсотых». Увы, с уходом Варнака, командовавшего группой поддержки, госпожа Удача повернулась к нам задницей. Сначала Триггер, исполнявший обязанности снайпера, зевнул маневр сразу двух противников, и эта парочка взяла в ножи Кречета и Флюгера. Потом Робокоп проворонил появление все той же двойки у нас в тылу, поймал два маркера в затылок и условно умер, а я, наглухо положив одного и тяжело ранив другого, лоханулся с направлением перемещения и напоролся на растяжку. И пусть Витязь все-таки умудрился свести бой к ничье, на исходный рубеж мы выходили под разочарованные стоны «своих» и довольные хохотки «чужих».

Пока операторы нашего блока универсального тактического тренажера «Город» меняли внутреннюю планировку здания, формировали очередную учебно-боевую задачу и придумывали новые стресс-раздражители, командир первого отделения проводил разбор полетов, демонстрируя ляпы каждого из участников боестолкновения на большом экране «предбанника» и крайне едко подкалывал особо выдающихся тактиков и стратегов. Как водится, досталось и мне:

– Раздор, вот тут, в помещении четыре-четырнадцать, стояло трюмо с полуоткрытой дверцей. Расстрелял ты его, конечно, лихо, но, тем самым, лишил себя и Робокопа возможности увидеть в отражении во-о-от этой части стекла маневры Шерхана и Мачете, чуть было вас не положивших. А перед дверью в четыре-семнадцать сбавил темп из-за…

Продолжение объяснений я, каюсь, не услышал, так как в этот момент завибрировали «Амики» у всего нашего отделения, и мы, вчитавшись в прилетевшие сообщения, бросились в раздевалку, на ходу снимая с себя симуляционную амуницию и избавляясь от разгрузок. Добравшись до своих шкафов, скинули комбезы, изгвазданные краской, убили пять минут на визит в душевую, в темпе высушились и оделись, похватали штатное оружие, вылетели в коридор и рванули в сторону штабного лифта.

Как и в любой другой будний день, праздношатающихся в подземном городе практически не было, так что восемьсот тридцать шесть метров, отделяющие нас от промежуточной цели, мы пробежали минуты за три, затем ввосьмером вломились в кабинку, оказавшуюся на нашем этаже, и прокатились на самый верхний. А там привели себя в порядок, переглянулись и вошли в кабинет к Валету.

Сотрясать воздух докладами типа «Господин майор, второе отделение второго взвода по вашему приказанию прибыло!» в «Яровите» было не принято, строиться не по делу – тоже, поэтому мы быстренько расселись по ближайшим креслам и превратились в слух.

Командир, до этого момента сидевший за столом, вдруг встал, подошел к фальшь-окну, несколько секунд бездумно пялился на сплошную стену из деревьев, затем развернулся на месте, сел на подоконник и непонятно, с чего, уставился на меня:

– Вылетаете в Москву. Всем отделением. Борт будет на взлетке через двадцать три минуты. Маскировка по варианту два-четыре. Боевую задачу доведет Варнак. Документы выдаст он же. Вопросы?

Не знаю, как у других, а у меня их хватало. Да, за два с половиной месяца службы я научился очень и очень многому. Но на фоне любого ветерана «Яровита» выглядел, мягко выражаясь, так себе. Следовательно, был не лучшим кандидатом на участие в боевой операции. Тем более проводимой на территории столицы, что, по определению, должно было автоматически отсеивать всякого рода недоучек. Кроме того, здорово смущало отсутствие каких-либо знаний по упомянутым вариантам маскировки, охренение, читающееся в глазах Варнака, и много чего еще. Но парни молчали, так что промолчал и я. А через считанные секунды вынесся в приемную следом за командиром отделения, еще раз проехался в лифте и вскоре оказался на своем этаже, который делил с Робокопом. Где и получил краткие инструкции по форме одежды, требующейся для варианта «два-четыре».

Процесс переодевания в камуфляж, расцветкой мало чем отличающийся от американского Multicam Black, разработанного для контртеррористических и полицейских спецподразделений, работающих в городских условиях, не затянулся. Правда, пришлось натягивать маскировочные чехлы на внешние блоки «Атаки» и менять обе оборонительные гранаты на светошумовые, но привычный баланс от этого не изменился. Так что в подземный гараж мы с напарником спустились одними из первых, запрыгнули в свой бронированный «Крузак» с наглухо затемненными стеклами, а еще через пару минут вылетели на оперативный простор.

По знакомому тоннелю гнали, как на пожар, благо форсированные движки обеих машин, собранных по спецзаказу, позволяли и не такое. Добравшись до платформы знакомого подъемника, заняли его левую половину. Уступив правую второму джипу отделения. Затем прокатились по вертикали и вскоре оказались в грузовом отсеке все того же Ил-122МВ.

Момента начала движения самолета, каюсь, не заметил – помогал парням фиксировать тачку в транспортном положении. И, видимо, не очень мешал, так как этот процесс был закончен еще до начала разгона по взлетке. В результате я успел последовать примеру более опытных товарищей, то есть, добраться до рампы, которую кто-то успел застелить кусками пористой резины, упасть на свободное место и уставиться на Варнака. А тот дождался замешкавшегося Триггера, потер шрам на правой щеке и поймал мой взгляд:

– Пока тебя мариновали в информационном вакууме, твои спонсоры воевали с Пашей-Пулеметом и теми, кто его прикрывает. Первые недели две с половиной ваша сторона, если можно так выразиться, вела в счете – сорвала крупную сделку по продаже оружия Пакистанской радикально-исламистской боевой организации Техрик-е Талибан, навела ФСКН на несколько крупных региональных оптовых баз, использовавшихся в качестве точек передержки афганской наркоты, уничтожила кортеж Разумовского, оправила к праотцам двух его ближайших помощников и так далее. Увы, сообщение о гибели Паши-Пулемета, озвученное экспертами-криминалистами МВД, работавшими на месте бойни, а затем подхваченное средствами массовой информации, оказалось игрой его контрразведки: он не только выжил, но и нанес ответный удар, в результате которого погибло сразу трое сторонников Алексея Горина. В частности, Геннадий Голиков, Филипп Вильман и Зихао Линь…

У меня оборвалось сердце, а перед глазами возникла знакомая картинка – две сферы и ромб. Положенные пять секунд ее существования я бездумно пялился на алую, заполнившуюся процентов на сорок, и, кажется, скрипел зубами. А когда «Система» исчезла, услышал ненавистное прозвище и заставил себя вдуматься в то, что продолжал рассказывать Варнак:

–…Морану тоже не удалось – первая боевая группа, пробравшаяся в ортопедический центр, в котором, вроде как, лечилась эта тварь, обнаружила пустую палату, а вторая, пытавшаяся неделей позже взять штурмом клинику «Гелиос-Лейпциг», нарвалась на бойцов группы GSG-9 и была арестована. В общем, война на уничтожение шла с переменным успехом до тех пор, пока в нее не вмешалась блоггерша Татьяна Голикова…

– В смысле «вмешалась»⁈ – задергался я.

– В самом прямом! – угрюмо буркнул Варнак, видимо, имеющий представление о том, что она мне не посторонняя. – Сразу после гибели отца эта девчонка начала информационную войну против Паши-Пулемета и его ублюдочной дочурки! С чувством слога у нее оказалось все в порядке, поэтому ее первую статью скопировали порядка сорока трех миллионов раз, вторую – более пятидесяти пяти, а после четвертой каждую поднимаемую волну народного недовольства стали усиливать забугорные спецслужбы. Да, эти уроды, как водится, пытались обобщать и топить не в ту степь, но результаты получились настолько серьезными, что заставили задергаться даже наше правительство. А его недовольство докатилось до покровителей Паши-Пулемета…

Тут Варнак заметил, что меня потряхивает от беспокойства, и успокоил:

– Насколько я понял объяснения Валета, Голикову ищут все, кому не лень, но без толку – она, судя по всему, работает на пару с очень хорошим хакером и, с достаточно большой долей вероятности, выходит в свой блог с территории Западной Европы. Хотя, де-юре, Россию не покидала.

Я облегченно перевел дух и… снова напрягся:

– В общем, с нею все в порядке. В отличие от тебя.

– Не понял⁈

– Адвокат госпожи Разумовской обратился в один из территориальных отделов Следственного комитета с заявлением, в котором просил привлечь тебя к ответственности за изнасилование его клиентки и причинение ей тяжких телесных повреждений.

– О, как! – ошалело выдохнул Триггер, но развить свою мысль не успел, так как получил локтем в бок от Флюгера. Так что напрашивающийся вопрос задал я:

– И адвокат, конечно же, представил железные доказательства всего вышеперечисленного?

– Как ты, наверное, догадываешься, документы, приложенные к этому заявлению, я не читал… – фыркнул Варнак. – Но, по словам все того же Валета, в объяснениях этой твари красочно рассказывается, как ты, воспользовавшись личными связями с администрацией «Акинака», раздобыл ключ-карту к номеру Мораны, ворвался внутрь, вырубил телохранителя и бросился на несчастную. Она сражалась, как львица, и даже сломала о твою голову графин, но силы были неравными. В результате ты, спортсмен, обладающий навыками убийцы, потешил похоть в обычной и извращенной форме, избил несчастную до полусмерти и спокойно ушел. А заключение немецких судмедэкспертов добавляет этому бреду веса: кроме подтверждения факта изнасилования и совершения иных действий сексуального характера, в документе описаны серьезнейшие травмы поясничного отдела позвоночника, перелом крестца и так далее. Но и это еще не все – оказывается, в результате жесточайших побоев у жертвы насилия случился выкидыш. А прерывание беременности на любом этапе считается тяжким вредом для здоровья!

– То есть, в Следственном комитете возбудили уголовное дело, объявили меня в розыск, затем обнаружили в армии и вытребовали в Москву для дачи показаний? – уложив в голове новое знание, спросил я.

Командир отрицательно помотал головой:

– Не совсем. Паша-Пулемет, конечно же, подключил все связи для того, чтобы тебя арестовали и гарантированно закрыли, но задавить или подкупить Главного Военного прокурора ему не удалось. Так что твое дело будет слушаться в Московском Гарнизонном военном суде. В присутствии журналистов, правозащитников, каких-то там наблюдателей, фанатов и так далее.

Я невольно поежился:

– Не слабо, однако, там все закрутилось…

– Мягко сказано! – подал голос Робокоп. – Пока ты пытался забыться в тире, в спортзалах и в учебно-тренировочных комплексах, мы следили за информационной войной и тихо офигевали! Прикинь, даже то интервью, в котором ты объявил о желании временно уйти из Большого Спорта, чтобы помочь правоохранительным органам России в борьбе с ублюдками, использующими армейское вооружение и убивающими ее граждан на улицах столицы, просмотрело и прокомментировало почти шестьдесят миллионов человек, из которых наших соотечественников было меньше трети!

– Зато эта треть умудрилась заставить Пашу-Пулемета свернуть порядка восьмидесяти процентов траффика наркотиков и девочек! – подал голос Витязь. А когда поймал мой непонимающий взгляд, объяснил свою мысль чуть подробнее: – В обсуждениях этого интервью один из твоих фанатов призвал неравнодушный народ объединиться. Мол, раз сам Чума пересел на рыжего коня и объявил войну преступности, то сменить орала на мечи надо и всем тем, кому не плевать на будущее своих детей. Таких в России оказалось предостаточно. Потом к начавшемуся бардаку подключился кто-то хорошо информированный и принялся сливать в комментарии инфу о наркопритонах, точках передержки живого товара и о ворье, продающем вооружение с военных складов. Его примеру последовали другие «неравнодушные, но что-то знающие граждане», в результате чего империю Пашу-Пулемета залихорадило. В прямом смысле слова – самоорганизующиеся «боевые группы» молодежи отлавливают, калечат и сдают милиции торговцев наркотой и сутенеров, поджигают склады и притоны, устраивают митинги и так далее…

– В общем, в Большом Мире – Большое Веселье! – хохотнул Флюгер. А Варнак, дав парням повеселиться, вернулся к основной нити повествования:

– Правительство стоит на ушах и давит на силовиков, прокуратуру и покровителей Паши-Пулемета. Последний вне себя от бешенства и винит во всех своих бедах обидчика своей дочери. Однако сливать тебя никто не собирается – чем бы ни закончилось заседание суда, мы вернемся на базу в полном составе. Более того, я получил прямой и недвусмысленный приказ предельно жестко пресекать любые попытки твоего задержания. А третьему и четвертому взводу, улетевшим в Москву еще в конце прошлой недели и взявшим под плотный контроль подступы к зданию суда, приказано обеспечить наш отход даже в случае боестолкновения с сотрудниками полиции или ФСБ!

Я потерял дар речи, так как смотрел в глаза этого мужчины и понимал, что он говорит правду. Впрочем, эта временная немота прошла достаточно быстро, дав возможность задать вопрос, который в тот момент волновал сильнее всего:

– А вдруг я все-таки виновен?

Парни заржали, как кони. А Робокоп, приподнявшись на локте, ткнул себя пальцем в грудь:

– По второму высшему я дипломированный психолог. Вот уже четыре года помогаю нашим штатным мозгокрутам разбираться с новичками. Тестил и тебя. С первого дня пребывания на базе. А еще проштудировал море материала о твоей жизни в детском доме. Вывод однозначен: никакого изнасилования не было и быть не могло…

–…а все остальное в отношении этой конкретной суки с радостью сделал бы любой из нас… – без тени улыбки заявил Варнак. Затем прервал Витязя, решившего внести свою лепту в обсуждение меня-любимого, отправил нам на «Амики» какие-то материалы и пару раз щелкнул пальцами, призывая ко вниманию: – Все, с лирикой покончено, пора заняться делом…

…Делом, то есть, изучением поэтажного плана здания суда со всеми коммуникациями, прилегающего района, основного и двух второстепенных маршрутов входа-выхода, вариантов экстренной эвакуации, схем построений группы при «мирном» движении и в случае начала боестолкновения, мест возможных лежек «вражеских» снайперов и многого чего еще, занимались практически весь перелет. Причем с такой добросовестностью и дотошностью, как будто планировали реальную боевую операцию. Во время снижения наскоро перекусили, затем нацепили защитные шлемы с поляризованными линзами, скрывающими лицо, разобрали новенькие автоматы АМБ-36 в обвесах не нашей специализации, перебрались на борт американского вертолета UH-1Y Venom и поднялись в воздух.

К Хорошевке шли отнюдь не по прямой. Вероятнее всего, на всякий случай. Зато на приличной скорости и со сквознячком, то есть, сдвинув назад боковые двери и разглядывая город с высоты птичьего полета. По сравнению с тем черным монстром, которым меня когда-то забирали из «Атланта», детище компании «Bell Helicopter Textron» оказалось шумноватым, поэтому мы особо не общались. Но ни одиночества, ни безысходности я не ощущал, точно зная, что парни, летящие вместе со мной в неизвестность, не задумываясь, прикроют, подставят плечо или вытащат откуда угодно. Поэтому невидящим взглядом смотрел сквозь дома, улицы и парки, изредка поглядывал на «Амик», на который вывел карту города, контролировал ритм дыхания и постепенно настраивался на будущее действо так, как будто собирался выйти на канвас. И небезуспешно – к моменту, когда вертушка перелетела через Звенигородское шоссе и, двигаясь вдоль четвертой Магистральной, начала снижаться по направлению к улице Маргелова, я был абсолютно спокоен и готов к любым сюрпризам. Так что спокойно оглядел новенькую стеклянную башню в армейских зеленых тонах, ощутил получение уведомления о десятисекундной готовности, дернувшее предплечье, дождался касания полозьев «Венома» самого центра вертолетной площадки и оказался на крыше. А уже через несколько мгновений в боевом построении вломился в лифт для персон с большими звездами на погонах, спустился на четыре этажа, пробежался по абсолютно безликому коридору, переступил через порог кабинета квадратов, эдак, на восемьдесят, и оказался в перекрестии взглядов на удивление жилистого генерал-полковника, какого-то седого мужика в светлом мундире с тремя вышитыми звездами на погонах и Горина! Вернее, не оказался, а оказались. Ибо я вломился в кабинет третьим, занял свое место в строю отделения, а маску так и не поднял.

– И который из них – ваш? – словно продолжая давно начатый разговор, поинтересовался «мужик» у Алексея Алексеевича. А тот, не задумавшись ни на мгновение, показал на меня. И усмехнулся:

– Валентин Федорович, я знаю Дениса, как облупленного: часами изучал записи его тренировок, анализировал изменения в скорости и техничности после каждого семинара, а про посещение боев и говорить смешно!

– Рядовой Чубаров, выйти из строя! – приказал «мужик», но был проигнорирован.

Генерал-полковник довольно ухмыльнулся и обратился так, как положено:

– Код четыре-десять-альфа-девятнадцать-прим! Раздор, выйди из строя и подними линзу…

Прозвучавший приказ о временном снятии режима секретности позволял и не такое, поэтому я повиновался. И вызвал довольную улыбку уже у Горина:

– Как видите, я не ошибся!

«Мужик» согласно кивнул, затем уставился мне в глаза цепким и довольно тяжелым взглядом, несколько мгновений что-то в них искал, а потом представился:

– Прохоров Валентин Федорович, Заместитель Генерального прокурора Российской Федерации, Главный Военный прокурор и человек, который через несколько часов решит твою судьбу…

…По легенде, озвученной Очень Большим Начальством во время беседы в кабинете, я прибыл на заседание суда прямо из командировки с грифом секретности «Перед прочтением сжечь», поэтому пропустил полтора дня процесса абсолютно законно. Увы, вариант, в котором можно было бы законно пропустить и всю оставшуюся часть, не предлагалось, поэтому минут за пять до начала второй половины сегодняшнего заседания пришлось занять место подсудимого. Не скажу, что я чувствовал себя достаточно комфортно, но компания Варнака с Робокопом, изобразивших статуи по обе стороны от меня, помогала мириться с непривычным статусом. Помогало и присутствие остальных наших парней, разбежавшихся по точкам, с которых можно было контролировать поведение публики, набившейся в громадный зал.

Несмотря на полный аншлаг и обилие крайне деятельных журналистов, найти знакомые лица не составило труда. Весь первый ряд кресел для публики с правой стороны помещения занимали «особо важные персоны» вроде вышеупомянутого генерал-полковника, двух маршалов и десятка облеченных властью гражданских. Второй оккупировали спонсоры и их ближайшие сторонники. То есть, Алексей Алексеевич, угрюмый китаец лет сорока пяти, вероятнее всего, являющийся наследником или ближайшим родственником погибшего Линь Зихао, Бахметев-старший, семеро мужчин, с которыми приходилось сталкиваться на банкетах по поводу моих побед, Линда Доулан и владельцы промоушенов, в которых я выступал. Да-да, оба! Хотя за каким-таким лядом в Россию прилетел сам Ричард Логан я, честно говоря, не понимал. Ну, а на третьем и четвертом рядах кресел расположились все три моих тренера, включая Грегора Грейси, ассистенты Алферова и Батырова, управляющие клубами «Акинак» и «Уроборос», руководство комплексов «Атлант» и «Легионер», Коля Докукин и несколько его парней.

Окажись я в этом зале по другому поводу, бросился бы к ним, забыв обо всем на свете. Или, как минимум, помахал бы всем им рукой. Но мельтешение дронов аудио– и видеофиксации в комплекте с непрекращающимся гулом голосов вынуждали держать себя в руках, поэтому я оглядел всех «своих», склонил голову в знак уважения, а затем уделил толику внимания Паше-Пулемету и его свите, занявшим вторую половину зала.