Текст книги "И дух наш молод"

Автор книги: Василий Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Требовала и, не страшась никаких жертв, боролась за это. Фронтовики сами хотели убедиться, что это за партия, что за люди эти большевики.

Многим фронтовикам удалось встретиться и говорить с Ильичем – он всегда напоминал: фронтовиков, только что прибывших с позиций, пропускать в первую очередь.

Владимир Ильич часто заглядывал в комнаты, где располагался секретариат "Военки", подолгу беседовал с В. И. Невским, М. С. Кедровым, Н. И. Подвойским.

Ежедневные контакты с "Военкой", встречи с солдатами-фронтовиками помогали Ильичу постоянно ощущать малейшие изменения в настроении армии.

У истоков

Вызов к Невскому. От молодежных союзов к Союзу молодежи. На районной конференции. "Заметки". Отцы и дети. Слово друга. Путем убеждения (Смирнов и другие). Через годы-расстояния. Вася Алексеев. Бить в одну точку. Ленинская программа действий.

Апрельским утром меня неожиданно вызвали к Владимиру Ивановичу Невскому. Дядя Тимофей (Барановский), вообще-то скупой на похвалу, о Невском отзывался наилучшим образом.

От него я узнал о работе Невского-подпольщика, замечательного большевистского пропагандиста и организатора в Москве, Петрограде, на юге России. В марте 1917 года он стал одним из основателей "Военки". Статьи Невского часто появлялись в "Солдатской правде".

Старый член партии, активный участник Октябрьского вооруженного восстания, В. И. Невский был видным партийным и советским деятелем, одно время возглавлял Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова.

Весной и летом 1917 года, в месяцы, предшествующие Октябрю, Невский производил впечатление сжатой пружины.

Зная его пунктуальность, я пришел в точно назначенное время. Ждал обычных инструкций. На этот раз, однако, разговор пошел о делах, не имеющих прямого отношения к моим обязанностям старшего подвижной группы.

Владимир Иванович сказал, что в 11.00 нас ждет Владимир Ильич. Приглашены и другие товарищи: разговор будет о молодежи.

Расскажу о событиях, предшествовавших этой беседе с Ильичем. Вопрос о создании юношеских социалистических союзов на предприятиях Петрограда возник сразу после свержения самодержавия. Молодые рабочие в февральских боях возмужали, повзрослели, потянулись к политической революционной жизни.

С кем пойдут они?

Старые политические партии легализировались, новые росли, как грибы после дождя. Лидеры партий всячески заигрывали с молодежью – ученической, студенческой, рабочей; пытались подкупить ее, завоевать "левыми" лозунгами, лестью, посулами.

Стали появляться первые молодежные союзы, группы и группки: "Свет и знание", "Труд и свет" и другие. "Труд и свет" – организация явно мелкобуржуазного толка – проявляла особую активность. Чтобы отвлечь молодежь от политики, от решения острых, наболевших вопросов, устраивались танцы, вечера с почтой.

Ближе всех к большевикам стоял союз "Свет и знание", объединяющий трудовую молодежь. По заданию Невского я два раза побывал на собраниях союза. Ребята боевые, горячие, а в голове каша, программа путаная, точь-в-точь, как в пословице о семи погодах: "Сеет, веет, крутит, мутит, рвет, сверху льет, снизу метет".

То они говорили о мировом празднике свободы, то самым серьезным образом обсуждали пункт программы: "Все члены союза должны научиться... шить". Спорили до хрипоты.

На собраниях союза "Свет и знание" выступали В. Невский, Н. Крупская, И. Газа, но все еще сказывалось влияние меньшевиков, эсеров, анархистов.

Владимир Ильич внимательно следил за движением молодежи. Еще в своих "Письмах из далека", написанных незадолго до возвращения из эмиграции, выдвигая задачу создания народной милиции, он предложил вовлечь в пес трудовую молодежь с 15-летнего возраста.

"Такая милиция, – писал он, – втянула бы подростков в политическую жизнь, уча их не только словом, но и делом, работой"{43}.

Учить. Чему? Ильич видел в народной милиции школу воспитания масс для участия во всех государственных делах, школу воспитания гражданина.

Участие молодежи в народной милиции, однако, не решало, да и не могло решить полностью задачу воспитания молодых коммунистов. Противостоять вражескому влиянию, оборончески-шовинистическому угару, нести в массы молодежи идеи научного социализма, воспитывать ее в духе пролетарского интернационализма могла лишь организация, крепко сплоченная, работающая под руководством партии.

14 апреля я принимал участие в работе молодежной конференции нашего района. Этот день можно считать днем рождения Нарвско-Петергофского социалистического союза рабочей молодежи. Организаторами Союза стали Василий Алексеев, Иван Тютиков, Павел Шубин – молодые большевики, успевшие пройти школу подполья, суровой борьбы.

На конференции обсуждались вопросы, глубоко волновавшие в то время молодых рабочих, заводских и фабричных учеников.

– Мы, – говорили делегаты, – требуем гражданских прав с восемнадцати лет, права участвовать в выборах, права служить в народной милиции.

Петербургский комитет РСДРП (б) обратился к молодежи с призывом принять активное участие в Первомайской демонстрации (18 апреля по старому стилю). Вопрос этот тоже обсуждался делегатами. Большинство горячо поддержало обращение Выборгского райкома РСДРП (б) ко всем районным комитетам партии и молодежи организовать среди мальчиков таковые демонстрации. Меньшевики и эсеры выступали против организованного участия молодежи в праздновании 1 Мая: "Не дело мальчишек и девчонок заниматься политикой". В такой обстановке Василий Алексеев сделал свой доклад о текущем моменте и задачах молодежи.

Против линии большевиков, прежде всего против Апрельских тезисов В. И. Ленина, резко выступили подпевалы эсеров, меньшевиков, анархистов.

Разгорелась бурная дискуссия. Запомнились отлично аргументированные выступления С. В. Косиора и В. И. Невского.

Многое, естественно, забылось, но помню общий смысл, дух выступлений. Союз юных коммунистов должен прежде всего стать школой воспитания молодежи, школой революции, школой борьбы за счастье трудового народа. Ничуть не уклоняясь, не уходя от спора с теми, кто выступал с явно антибольшевистских, антиленинских позиций, Косиор и Невский говорили очень сдержанно, спокойно, подкрепляя каждый свой контрдовод конкретными примерами, убедительными аргументами.

Тон их выступлений мне показался слишком мягким, деликатным. Ведь я знал, как резко, непримиримо умеют они спорить с идейными противниками. Я сказал об этом Владимиру Ивановичу. Тот удивленно вскинул брови:

– А ты, Гренадер, молодой и красивый, уверен, что все те, кто сегодня не понимает нас, наши враги? Мы должны терпеливо, спокойно, а главное убедительно доказывать свою правоту, одурманенным открывать глаза. Почитай статью товарища Ленина по этому вопросу. Очень полезная работа.

С этими словами он вручил мне тоненький журнал с небольшой статьей В. И. Ленина "Интернационал молодежи". Всего две или три странички журнального текста, но – какого! За свою долгую жизнь я перечитывал статью Ленина много раз, с каждым чтением открывая для себя что-то новое, крайне важное, необходимое именно в данный момент.

"Заметка" (такой подзаголовок с присущей ему скромностью дает своей статье Владимир Ильич) написана по поводу выхода в свет на немецком языке первых номеров журнала "Интернационал молодежи" – "боевого и пропагандистского органа Международного Союза социалистических организаций молодежи". Но ленинские раздумья выходят далеко за рамки рецензии. Главное в них – именно это делает заметки Ильича актуальными, очень современными в наши дни – каким должно быть отношение старших товарищей, партии к молодежи. "Одно дело, – писал Ильич, – сбивающие пролетариат с толку взрослые люди, претендующие на то, чтобы вести и учить других: с ними необходима беспощадная борьба. Другое дело – организации молодежи, которые открыто заявляют, что они еще учатся, что их основное дело – готовить работников социалистических партий. Таким людям надо всячески помогать, относясь как можно терпеливее к их ошибкам, стараясь исправлять их постепенно и путем преимущественно убеждения, а не борьбы"{44}.

Дальше наблюдение не только политика, диалектика, стратега революции, но и психолога, чутко улавливающего тончайшие нюансы взаимоотношений между людьми. "Нередко бывает, что представители поколения пожилых и старых не умеют подойти, как следует, к молодежи, которая по необходимости вынуждена приближаться к социализму иначе, не тем путем, не в той форме, не в той обстановке, как ее отцы"{45}.

Отцы и дети – тема вечная. К сожалению, мы порой ударяемся в крайности: то противопоставляем одно поколение другому (дескать, "не то", "не та пошла молодежь"), то объявляем проблему отцов и детей надуманной, несуществующей.

В нашем обществе давно исчезли социальные причины, порождающие антагонизм между отцами и детьми. Но были, есть и будут различия возрастные, физиологические. Дети не могут, не должны повторять отцов. Учиться – да, брать пример – похвально, но обязательно идти дальше, подниматься выше, по-своему подходить к новым проблемам, по-своему решать их, переработав, осмыслив ценнейший опыт, знания своих отцов и дедов.

Где тут повод для конфликта? Он возникает лишь в том случае, когда мы, забывая о неизбежных возрастных отличиях, не умеем как следует подойти друг к другу.

Должен сказать, что болезнь эта присуща не только пожилым и старым; страдают ею и некоторые молодые люди, хотя бы в силу особенностей своего возраста и, главное, отсутствия житейского опыта.

"Если бы молодость знала, если бы старость могла..." Да, это правда. Пусть редко, но встречаю среди своих сверстников любителей прихвастнуть прошлым, поставить себя в пример нынешней молодежи, дескать, вы, мол, избалованные, неженки, а под нами земля дрожала. Должен сказать, что говорят это порой люди действительно заслуженные, и пример с них брать не грех. Но они сами таким "подходом" все портят, а иногда и отталкивают от себя молодежь.

Слушаешь их, и невольно приходят на ум горькие тютчевские строки: "Когда дряхлеющие силы нам начинают изменять и мы должны, как старожилы, пришельцам новым место дать, – спаси тогда нас, добрый гений, от малодушных укоризн, от клеветы, от озлоблений на изменяющую жизнь..."

Как важно не растерять в старости драгоценное умение видеть то, "что тем задорней, чем глубже крылось с давних пор", видеть и радоваться, не поддаваясь "чувству затаенной злости", зависти, сварливому старческому задору, который, по словам Тютчева, "и старческой любви позорней".

У каждого человека, мне думается, как бы два возраста – один легко определить по паспорту, но он далеко не всегда совпадает с возрастом души. Встречал я, чего греха таить, этаких двадцатилетних старичков. А другой – и в семьдесят-восемьдесят пусть не всегда крепок телом, но духом бодр и молод.

Не в этом ли один из залогов неувядаемой молодости нашей партии, воплощающей коллективный разум, деяния, дух, волю миллионов, партии, объединяющей людей, столь разных по возрасту?

На собраниях коммунистов "Арсенала", где я много лет состою на партийном учете, встречаю нередко в одном ряду героев Январского восстания, ветеранов войны и совсем молодых коммунистов.

Деды, отцы, сыновья – в одном строю, Вместе обсуждаем и решаем сложные вопросы, спорим, анализируем, мечтаем.

Хорошо об этом сказал в своем выступлении на XXV съезде КПСС друг нашей страны товарищ Фидель Кастро:

"Вчера мы были восхищены громадным энтузиазмом, с которым вы, делегаты съезда, восприняли глубоко революционные концепции, изложенные товарищем Брежневым. Казалось, это была не партия, завоевавшая власть почти шестьдесят лет назад, а партия, полная новой и неисчерпаемой энергии, которая каждый день идет по пути революции. Это был, несомненно, тот же дух, что в в славные дни крейсера "Аврора" и штурма Зимнего дворца"{46} (подчеркнуто нами. – В. В.).

Я слушал Фиделя с чувством непередаваемой гордости за нашу партию, за не стареющую духом гвардию ленинцев. Многое вспомнилось в эти мгновения.

Отцы и дети, молодость и старость... Мне кажется, один из признаков преждевременного старения – потеря контакта, умения подойти к молодым.

Не знаю, как для других, а для меня лично такие контакты служат барометром, верным "камертоном. Встречаясь с молодыми рабочими, воинами, суворовцами, курсантами училищ, слушателями академий, прихожу к выводу, что нынешнее поколение ушло дальше нас. Мы в двадцать лет становились командирами полков, комиссарами, и всего двадцать пять было нашему командарму М. Н. Тухачевскому. Все это так. Но нынешняя молодежь выше своих сверстников времен моей молодости. И не только моей, но и поколения 30, 40, 50-х годов. Научно-техническая революция, огромные успехи в народном образовании расширили кругозор, дали нынешней молодежи такие знания, какие нам и не снились.

И все же радует другое – молодые люди в основной своей массе стоят выше нас по развитию, по общей культуре, умению излагать мысли, мотивировать их. И хочется верить: эти доделают то, что мы не успели или не сумели сделать. Они будут лучше нас, а их дети – лучше их. Так и должно быть. Иначе регресс, топтание на месте.

Ратуя за "самостоятельность союзов молодежи", Владимир Ильич отстаивал и полную свободу товарищеской критики их ошибок. Напоминал: льстить молодежи мы не должны.

И все же, без всякой лести, повторяю: наша молодежь куда чаще радует, чем огорчает. А если радуешься молодости, значит, есть еще порох, значит, еще не совсем одолела старость.

Конечно, вся глубина ленинских строк открылась мне не сразу. Понадобилось время, чтобы сказанное Ильичем сплавилось с личным опытом, с конкретными судьбами людей.

Вспоминаю ноябрь 1919 года. Наш полк стоял на подступах к Омску, когда из штаба армии нам привезли первые ордена Красного Знамени.

Приходят награжденные, мнутся:

– Нельзя ли, товарищ командир, вместо ордена сапоги, кожанку, а еще лучше (мечта многих конников!) – красные штаны?

Растерялись мы с комиссаром: что за напасть, чем объяснить такое, отношение к первому ордену революции?

Тут приходит с докладом начальник штаба, бывший полковник царской армии, но преданный нашему делу человек:

– Беда, Василий Ефимович. Смирнов кашу заварил. Митингует.

И точно. Смотрю – кипит сельская площадь. Бойцы откуда-то бочку прикатили. И на бочке – взводный Смирнов. Молодой, горячий комсомолец.

– Зачем нам ордена? Мы не за жестянки воюем – за идеи. Сегодня ордена, завтра – погоны, а послезавтра – от нас, как при старом режиме, потребуют честь отдавать!

То была не болтовня, не поза. Чувствовалось, Смирнов верит каждому произнесенному им слову. И его страстная, искренняя, хоть и путаная речь находила отклик у красноармейцев, наэлектризовывала их. С большим трудом нам с комиссаром удалось добиться перелома в настроении бойцов. Прошло немного времени, и орден Красного Знамени стал для красноармейца тем, чем он и должен был стать: высшей боевой наградой за особое мужество, смелость, отвагу.

Но все это было потом, а нам после злополучного митинга надо было решать судьбу Смирнова. Расследовав ЧП, не менее горячий инструктор политотдела потребовал исключения Смирнова из рядов комсомола, снятия с должности и т. д. "За самовольные действия, политическую демагогию, за подрыв авторитета Советской власти".

Формально инструктор был прав. Но ведь парень-то свой, в доску свой. Всем хорош уралец, хоть и горяч не в меру. Чуть что – вскипает самоваром. И что на уме, то на языке.

В горячем выступлении на митинге сказалась его бурлящая, ищущая натура. Нашему Смирнову просто не хватало опыта, политической зрелости. И, конечно, давала себя знать ненависть к старой царской армии, ее атрибутам. Отец Смирнова, как выяснилось, в 1905 году погиб от рук солдат-карателей.

Это явно был тот случай, когда требовалось, как советовал Ильич, терпение, понимание, такт, когда ошибки надо было исправлять постепенно, "путем преимущественно убеждения".

Смирнова мы, конечно, наказали. Но он остался в рядах комсомола, успешно командовал взводом. И впоследствии за героизм и доблесть, проявленные -в боях за Омск, сам был представлен к награждению орденом Красного Знамени.

Еще один – из многих – эпизод.

Среднеазиатский военный округ. Коканд. Я только что назначен командиром-комиссаром (была такая должность) 4-го Краснознаменного полка. Мой предшественник снят и предан суду за пьянство, бытовое разложение, бездеятельность.

В штабе округа мне весьма нелестно аттестовали полк в целом (растерял былую славу) и комбатов.

– Присмотрись к ним хорошенько, – напутствовал меня командующий войсками округа П. Е. Дыбенко, – и, если что, освобождай.

Приезжаю, приглядываюсь, осваиваюсь. Познакомился с комбатами: Воронов, Варламов, Стариков. Последний моложе всех. Его вроде бы первого надо освобождать. Положение в батальоне такое, что хоть сегодня меняй командира: боевая подготовка запущена, с воспитательной – еще хуже.

И все же я не стал спешить с увольнением. Не одну ночь пробеседовали мы со Стариковым у моего походного самовара.

Увидел: беда батальона – общая беда полка.

Понаблюдал Старикова – вскоре выдался случай – в бою с басмачами. Раз, другой. Вижу – есть в моем Старикове все, что нужно командиру: смелость, самообладание, способность быстро схватывать обстановку. А ошибки, промахи? От молодости, путаницы: бывший комполка – в прошлом человек заслуженный умел, как говорят, давить на психику своим былым авторитетом. Все сводил к одному: главное, мол, не умение (разве не били мы в гражданку сверхученых генералов!). Главное – бой, он, мол, покажет.

Полк мы поднимали вместе, что, надо полагать, стало неплохой школой для Старикова. А через полгода, по нашему ходатайству, комбат Стариков был назначен моим заместителем. И уже навсегда связал свою судьбу с Красной Армией. В годы Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Стариков командовал армией. Его имя мне не раз встречалось в приказах Верховного, а ведь тогда, в 1928-м, висел на волоске. Кто знает, как сложилась бы его судьба, поступи я иначе. И вряд ли догадывался мой комбат, что своей военной карьерой он обязан Ленину, его мудрому совету.

Я не случайно привел эти примеры. Каждый раз, в каждом конкретном случае в Ленине открывались какие-то новые черты его нравственного облика. Вернее, он был все тем же, а сам я становился иным.

Тут надо бы рассказать еще об одной встрече. Впрочем, XXV съезд КПСС, в работе которого я принимал участие, оказался для меня вообще удивительно щедрым. Этаким путешествием в будущее и одновременно в прошлое – в далекую молодость и в зрелость.

На съезде с отчетным докладом выступал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев. Как известно, в годы войны он возглавлял политотдел 18-й армии. В составе этой армии вверенная мне 138-я Карпатская Краснознаменная стрелковая дивизия шла на запад, освобождала от фашистской нечисти Карпаты.

А в один из дней работы съезда перед трупной делегатов выступил генеральный конструктор танков – создатель легендарной тридцатьчетверки. За несколько лет до начала Великой Отечественной, когда танк, вписавший столько памятных страниц в нашу победу, лишь рождался, мы часто встречались с ним по службе. И вот новая встреча – почти сорок лет спустя.

В перерыве между заседаниями подошел ко мне председатель Самаркандского областного Совета депутатов. Оказалось, Амракулов, мой знакомый по двадцатым годам. Вспомнили Самарканд тех лет, тогда первую столицу Советского Узбекистана... Третий съезд большевиков молодой республики – мы были делегатами съезда.

Но самая, удивительная встреча была впереди. Накануне заключительного заседания; подходит ко мне мой сослуживец по Прикарпатскому округу:

– Тут один товарищ хочет с тобой познакомиться. Узнал, что ты служил в САВО (Среднеазиатский военный округ), с басмачами воевал. Он тоже бывал в тех местах.

И представляет мне генерала армии – человека огромного роста, богатырского сложения. Лященко Николай Григорьевич.

– Где же, – спрашиваю, – начинали?

– Коканд, Чирчик. Красноармеец Четвертого Краснознаменного полка второй дивизии. Тысяча девятьсот двадцать восьмой год.

– Командира, – еле сдерживаю улыбку, – помните?

– Комполка у нас был геройский. Говорили: из питерских, всю гражданскую прошел. И фамилию помню. Очень распространенная фамилия – Васильев.

Тут мой приятель рассмеялся:

– Генерал армии, а командира своего не узнаешь. Вот он перед тобой, твой комполка.

Что тут было! Сгреб меня в свои объятия генерал Лященко. Пошли воспоминания. И подумалось: самое, пожалуй, удивительное, что во всем этом ничего удивительного нет. Скорее – закономерность.

Пора, однако, возвратиться в предгрозовой апрель 17-го года.

Какими были те первые, самые первые впечатления от статьи "Интернационал молодежи"?

Такими, будто Ильич обращался не к одному, а к двум Васильевым. Один фронтовик, путиловец, опытный, как я тогда считал, солдат революции (в группе по охране ЦК были мои ровесники и люди чуть ли не вдвое старше своего командира), – значит, сам наставник, воспитатель. Другой – только что вышедший из юношеского возраста, член Союза социалистической рабочей молодежи, сам – я не мог это не сознавать – объект воспитания. И это вызывало даже какой-то внутренний протест. Хотелось скорее почувствовать себя совсем взрослым, ни в каком воспитании не нуждающимся. Только с годами пришло понимание: воспитание – две стороны одной медали: нельзя успешно воспитывать других, не воспитывая самого себя.

Но уже тогда, прочитав ленинскую статью, я сделал один чрезвычайно важный для себя вывод: ошибка ошибке рознь. Одно дело – сознательно сбивающие пролетариат с толку лидеры меньшевиков, другое – теоретическая путаница в не очень-то зрелых мозгах моего дружка из слесарного цеха. Не отталкивать молодежь, а, опровергая, разъясняя ошибки и заблуждения, изо всех сил искать соприкосновения, сближения, живого контакта с организациями молодежи.

В статье Ленина я, помимо всего этого, искал ответ на вопрос, который все еще оставался открытым, нерешенным. Как выступать молодежи – членам Союза – на Первомайской демонстрации? Вместе со всеми или своей, отдельной колонной? Пусть увидит Временное правительство: социалистическая рабочая молодежь – самостоятельная сила.

Я придерживался именно такого мнения и обрадовался, прочитав у Ленина: "...за организационную самостоятельность союза молодежи мы должны стоять безусловно и не только вследствие того, что этой самостоятельности боятся оппортунисты, а и по существу дела. Ибо без полной самостоятельности молодежь не сможет ни выработать из себя хороших социалистов ни подготовиться к тому, чтобы вести социализм вперед"{47}.

В точно назначенное время, как было договорено, я снова зашел к В. И. Невскому. Застал С. В. Косиора, А. Е. Васильева, председателя завкома путиловцев, и Васю Алексеева, молодого большевика, общепризнанного вожака молодежи нашего района.

Вася Алексеев – мы познакомились накануне моего ареста в 1916 году был наш, до корней волос наш, питерский, нарвский. Родился и вырос на самой окраине заставы. По годам почти мой ровесник, а по опыту подполья, по грамотности революционной значительно старше. Врожденный организатор. К нему, где бы он ни работал, всегда тянулись подростки, сверстники и ребята постарше, пожилые рабочие называли его "сынок", вкладывая в это слово всю суровую нежность пролетария.

Общительный, жизнерадостный, он мог в самую трудную минуту поднять настроение заразительной улыбкой, коротким "не унывай". Для нас был он еще ходячей энциклопедией. Когда ни встретишь – карманы у него всегда набиты газетами, брошюрами. Меня удивляло, зачем молодому рабочему столько газет, нередко – буржуазного толка.

Помнится, незадолго до февральских событий я спросил его об этом.

– Эх, ты, святая простота. Во-первых, врага своего надо знать, а во-вторых, – конспирация. Если задержат, вряд ли заподозрят во мне большевика.

Словом, я очень обрадовался, встретив у Невского Васю Алексеева. Вместе отправились к Владимиру Ильичу.

Ленин сидел за маленьким столиком, что-то писал. Увидел нас, поднялся, вышел навстречу. С каждым тепло поздоровался за руку. Сразу заговорил о молодежных собраниях и конференциях, которые только что прошли по всем районам Питера.

– К сожалению, – добавил Ильич, – кое-где стихийно, неорганизованно, что, конечно, оказалось на руку нашим противникам.

И тут же забросал нас вопросами: во всех ли цехах, участках на Путиловском прикреплены коммунисты к молодежным группам? Велико ли на заводе влияние меньшевиков, эсеров, анархистов? Владимир Ильич при этом напомнил, что в настоящий момент анархические идеи о немедленной отмене государства, абсолютной свободе личности от всего и вся могут среди определенной части молодежи найти отклик.

Всякие попытки придать анархизму социалистическую, революционную окраску крайне вредны. Надо совершенно четко объяснить нашим молодым товарищам: социалистическая революция, разрушая старый государственный аппарат, не отменяет государство. Оно будет использовано для переходной формы от капитализма к социализму. Такой переходной формой станет диктатура пролетариата.

Интересовало Ленина и то, какие конкретные формы организации молодежи возникли после Февраля на Путиловском заводе, на заводе "Розенкранц". Особое внимание уделил вопросам, предложениям молодых рабочих.

Когда Алексеев назвал среди выступивших на конференции Нарвско-Петергофского района особо активных меньшевиков, эсеров и анархистов, Ильич поинтересовался, где и кто избрал их делегатами. Оказалось, все, за исключением одного, явились на конференцию самозванцами. Ленин ничего не сказал, только укоризненно посмотрел на Невского и Косиора: дескать, такие опытные работники и такая неорганизованность.

Кто-то из нас заговорил о большом заводском митинге молодежи, который незадолго до этого состоялся в одном из цехов Путиловского завода. Присутствовало на митинге около трех тысяч человек. Обсуждали решение районной молодежной конференции. Во многих выступлениях ясно и отчетливо поддерживалась идея организации Социалистического союза рабочей молодежи.

Участники митинга решительно требовали, чтобы совершеннолетний возраст считался не с 21, а с 18 лет, дабы молодежь не была лишена права служить революции, участвовать в выборах. Обсуждался и вопрос об участии молодежи в Первомайской демонстрации.

Сообщение о митинге, по просьбе Владимира Ильича, делал Алексеев. Я дополнял. Под конец спросил:

– Как же нам быть на Первомайской демонстрации? Насколько я понял из статьи товарища Ленина, он за организационную самостоятельность молодежи. Вот пусть и будет отдельная колонна.

Ленин поинтересовался, какую статью я имею в виду. Услышав ответ, утвердительно кивнул головой. Сказал, что, на его взгляд, молодежи можно и даже следует выступать отдельной колонной. Не нужно только путать организационную самостоятельность с обособленностью.

Организационная самостоятельность необходима, а полная обособленность молодежи от взрослых рабочих – тем более на первой в истории России легальной Первомайской демонстрации – вредна. Пусть и молодые, и старшие выступают, хоть и своими колоннами, но дружно, сплоченно. Чтобы все видели, сознавали: пролетарское братство крепче любого богатства. Молодые рабочие совсем недавно проявили чудеса пролетарского героизма, свергая ненавистное самодержавие. Им придется в близком, совсем близком, обозримом будущем снова проявить чудеса такого же героизма для свержения власти помещиков и капиталистов, ведущих империалистическую войну. Только сплоченным пролетариат в грядущей социалистической революции добьется победы.

Таким примерно был ход мысли Владимира Ильича.

– Надо бить в одну точку, – говорил Владимир Ильич. – Рабочая молодежь не заинтересована в войне. Но еще сильно влияние традиций, обмана. Первое мая – праздник международной солидарности трудящихся, и лозунг борьбы за мир, против империалистической войны должен быть на первом месте. У молодежи много энергии, но нет еще политического опыта. Отсюда задача – длительное разъяснение до демонстрации и после. Мы против принципиальных уступок, но к допускающей ошибки, колеблющейся молодежи нельзя подходить как к социал-шовинистам. Максимум такта, терпения. Не уходить от острых вопросов, не прятаться за частокол слов, давать конкретные ответы.

Пусть молодой рабочий задумается. Может ли Временное правительство, защищающее интересы толстосумов, дать народу мир, хлеб – голодным, землю крестьянам, дворцы и особняки аристократов – детям рабочих? А если не может, то кто же? Только собственной пролетарской рукой можно разрушить мир насилия, социальной несправедливости.

Так или примерно так говорил Ильич.

Это был наглядный урок конкретной, живой пропаганды – программа действий для молодежных союзов.

...Когда мы уходили, Ленин, прощаясь, задержал руку Васильева-старшего. Указав на меня, улыбаясь, спросил:

– Братья?

– Все мы, рабочие, братья, – ответил Антон Ефимович. – А если точнее, Владимир Ильич, то и род у нас один – Васильевский, И выходит – племяш он мне. А я ему – дядя.

Первомай семнадцатого

Впервые... Под чьими лозунгами? "Наши взгляды". Митинг на Марсовом поле. Иначе не могло быть. Нота Милюкова, Ответ путиловцев. Не выпуская из рук... Сговор. Что задумали меньшевики, и что из этого вышло. Грозное предупреждение.

Весной семнадцатого года многое происходило впервые. 18 апреля (1 мая по новому стилю) пролетариат Петрограда впервые открыто праздновал свой Первомай. К празднику труда и международной солидарности мы готовились долго и тщательно. На Путиловском заводе горячо обсуждались боевые лозунги, собирались деньги на изготовление знамен, транспарантов. Разучивались песни. Каждый цех создавал к празднику свой хор. Вся эта кропотливая работа: какой лозунг выбрать, какую песню разучить, как выступать молодежи – в общей или своей колонне – проходила в обстановке острой борьбы с меньшевиками, эсерами, анархистами за влияние на массы.

Выполняя поручения старшего группы по охране В. И. Ленина и членов ЦК, я не забывал и о нашей районной дружине, о родном Путиловском заводе. Накануне Первомая почти ежедневно наведывался за Нарвскую заставу.

День 18 апреля выдался ясный, солнечный, как по заказу. С утра мощные колонны рабочих, солдат потянулись по Петергофскому шоссе через весь город к Марсову полю. Накануне солдат-самокатчик Измайловского полка привез пачку газет, еще пахнущих свежей краской. Это были первомайские номера "Правды" и "Солдатской правды". В "Правде" – статья за подписью Ленина "Наши взгляды".