Текст книги "Юность в яловых сапогах (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Так, пока поселитесь на КП у РТВшников…

– Товарищ подполковник!!! – заканючили мы все в один голос. Жить с солдатами! Нам курсантам третьего курса!

– Ладно, ладно! Сегодня на КП, а завтра вам подготовят комнату в общежитии в городке!

– Есть, – недовольно согласился наш младший командир.

– Дальше. По гарнизону не шляться! Распорядок дня соблюдать. Завтра приступить к изучению руководящих документов. Через три дня сдаете зачеты по знанию техники, района полетов, упражнений на перехват нашего изделия и… вперед! Наводить сначала с инструктором, а потом, по результатам – самостоятельно. Понятно?

– Понятно… – без особого энтузиазма отвечаем мы.

– Свободны… – подполковник остается один, а мы разбредаемся по командному пункту.

КП, как КП. Мы не видели других, но считаем этот таким же, как и везде. Подземное сооружение. Сверху большой холм, поросший травой. Сбоку в него ведет вход, с закрывающейся железной дверью. Посреди двери «руль» – это замок, повернув его, дверь запирается изнутри, почти, как на подводных лодках. Охрана этой важной части КП поручена бойцам из средней Азии. Впрочем, им поручена не только эта дверь, но и многое другое.

На командном пункте сосредоточена вся настоящая и незаменимая работа истребительного полка. Отсюда летчики получают команду на взлет для перехвата вражеской цели. Отсюда ими управляют офицеры боевого управления, которых еще называют штурманами боевого управления, именно они наводят своими командами летчиков на цели. Это наша будущая профессия. Весь КП напичкан самой современной аппаратурой, установленной по разным помещениям.

Здесь есть комната наведения – темное помещение в котором имеется несколько индикаторов кругового обзора от сантиметровых станций и один – от метровой РЛС. Так положено. Именно с этих индикаторов штурман получает информацию о цели и своем перехватчике. Из центра круглого телевизора, помещенного почти горизонтально, стремительно крутиться луч-радиус, который бежит по часовой стрелке и чертит круги, равные десяти километрам и азимуты, жирные по тридцать градусов, тоненькие по десять. На всей этой нарисованной сетке появляются мелкие метки-квадратики, – это летательные аппараты. С каждым прохождением луча эти метки оказываются на новом месте, происходит это потому, что самолеты летят, а не стоят на месте, и меняют свои координаты: расстояние от точки, от самой РЛС, и меняют азимут. Вот таким способом мы видим все, что происходит в нашем небе, вернее в нашей зоне ответственности. Сантиметровые станции видят лучше объекты, метровые – хуже, но дальше. Есть еще один параметр очень важный для штурмана, – это высота объекта. Ее мы узнаем от высотомера. Это практически та же РЛС, только сканирует она небо не по кругу, как обычные, а сверху вниз. Высотомер видит высоту и передает ее значение по громкой связи штурману, который до этого ставит ему задачу, называя азимут и дальность объекта. Между прочим, не знаю по какой такой причине, но в основном все операторы высотомеров тоже жители средней Азии, плохо владеющие русским языком. Корме экранов и громкой связи, в комнате наведения имеются еще и радиостанции для связи с летчиком. С их помощью штурман управляет перехватчиком. Есть один общий канал на котором любой летчик любого полка связывается с землей. Каждый аэродром в стране знает этот канал, и он всегда включен. Каждый аэродром имеет свой позывной и любой пролетающий в зоне ответственности самолет связывается с аэропортом, получая всю необходимую информацию. А вот для наведения перехватчика полка на цель существуют другие каналы, настроенные на других частотах. Наш полковой перехватчик, взлетая получает команду перейти на нужный канал и с ним уже начинает работать штурман наведения.

Вот, что находится в комнате наведения и вот вкратце, очень-очень вкратце принцип работы КП. Кроме комнаты наведения есть и другие помещения. Самым главным из них можно назвать комнату оперативного дежурного. Это мозг командного пункта в мирное время и сердце всего полка во время боевых действий. Здесь сосредоточена вся связь полка. Сюда приезжает командир и начальник штаба полка руководить боем. Когда на КП нет командования руководит всей жизнью полка оперативный дежурный. Обычно это тоже выпускник нашего училища, но уже прослуживший немало лет, опытный и толковый. Так сказать, если штурман наведения в основном лейтенант и старший лейтенант, то оперативный уже сплошь капитан или майор. Потолок для офицера боевого управления – капитан. Для оперативного дежурного – уже майор. А если это уже не полк, а корпус, то и подполковник, и полковник. Любой штурман стремится стать оперативным дежурным. О значимости оперативного дежурного говорит и то, что именно у него стоит цветной телевизор и все желающие посмотреть программы испрашивают разрешение у оперативного.

Кроме этих двух основных комнат имеется ряд вспомогательных. Это столовая, комната отдыха, комната объективного контроля. Последняя представляет собой маленькое темное помещение с одиноким индикатором кругового обзора, над которым нависает закрепленный фотоаппарат, фотографирующий его во время наведения с периодичностью несколько минут. С помощью этих фоток можно достоверно изучить все, что происходило в небе в тот или иной день.

Ну и в довесок на некоторых КП есть комната релаксации, комната личного состава, библиотека или иная комната в зависимости от размера командного пункта. На нашем КП кроме всех остальных имелась еще комната – учебный класс. В нем мы и должны были готовится к будущим наведениям. Изучив внутреннее расположения КП, побродив по нему, стараясь никому не мешать, мы осели в учебном классе и углубились в изучение руководящих документов, регламентирующих полеты в стране. Нам предстояло вспомнить тактико-технические характеристики самолетов, стоящих на вооружении в этом полку, их еще называют изделие. Изделие, к примеру, 037 или 028. Цифры и говорят сведущим людям о каком именно истребителе идет речь. Важной частью знаний, необходимых для допуска к наведению, является еще район полетов полка. Все авиационные полки имеют районы, в которых летчики могут безнаказанно летать, совершенствуя свое мастерство. В центральной части страны очень много воздушных коридоров, предназначенных для полетов гражданской авиации, поэтому районы полетов всегда имеют ограниченное пространство неправильной формы. Именно там перехватчики отрабатывают упражнения по уничтожению летающего врага. Любой летчик и штурман обязан хорошо знать район полетов и ни в коем случае не нарушать его границы.

Ну и еще нам предстояло сдать экзамены на знание упражнений по перехвату целей. Если в двух словах, то перехватчик может уничтожить врага несколькими способами. Это: перехват в переднюю полусферу, то есть в лоб; перехват в заднюю полусферу или в зад; и перехват под углом. Остальное варьируется по высоте и различным условиям. Так вот для каждого изделия перехваты имеют свои особенности, которые мы и должны были знать.

– Как тебе начальник штаба? – спрашивает Бобер у Строгина, отложив в сторону воздушный устав.

– Вроде нормальный…

– А мне что-то не очень, – не соглашается с командиром Бобер, – чё-то какой-то нудный…

– Посмотрим… – говорит Женя, имея ввиду, что пока рано делать выводы.

– Неужели поместит нас в казарму? – поясняет свое беспокойство мой друг.

– Сказал же, что временно…

– Нет ничего более постоянного, чем временное. Знаешь, так говорят.

– Ничего. Я разберусь. Потом, завтра пойдем в гости.

– Куда это? – спрашиваю я.

– К Елене Кузьминишне…

– Кто это? – спрашиваем все мы.

– Мать летчика.

– Того, что порекомендовал тебе этот полк?

– Ага…

– А ей-то зачем мы?

– Надо передать кое-что от ее сына, – уклончиво отвечает Строгин.

– Завтра, так завтра. А сегодня будем ночевать у бойцов!

– Нет.

– А где?

– Здесь, на КП, в комнате отдыха. Оперативный разрешил. Кстати его фамилия Чемоданов.

– Здорово, ты считаешь в подвале лучше, чем на поверхности?

– Бобер! Ты задрал меня! Все тебе не так и не эдак! Терпеть можешь? Так терпи, я же сказал, завтра все решим!

ГЛАВА 6.

Стажировка началась.

Андреево поле оказался чрезвычайно маленьким городком, в котором как-то, лет двадцать назад по решению командования Московского округа ПВО разместили один из огромного множества авиационных полков и две обеспечивающие его части, такие как ОБАТО – отдельный батальон авиационно-технического обеспечения, который обеспечивает повседневную жизнь полка, кормит, поит его, готовит самолеты, поддерживает их в исправном состоянии, и батальон радиотехнических войск, именно эта часть обслуживает РЛС и обеспечивает штурманов картинкой происходящего, она глаза штурмана. Вот три части, всегда существующие вместе. Кончено, есть варианты, когда из этой троицы исключается основной элемент – авиационный полк, но тогда вместе с ним исключается и ОБАТО Тогда остается из целого полка один его представитель – штурман наведения, там он царь и бог. Такой вариант «дуэта» называется пункт наведения – ПН. Задачи ОБАТО берет на себя уже РТВшный батальон.

Соответственно три части – это значительное число военнослужащих, их жен и детей. Всех их надо устроить, разместить, создать им человеческие условия. Нужны школа, детский сад, поликлиника, магазины, клуб и прочие атрибуты цивилизации. В общем военный городок по существу самый настоящий маленький населенный пункт. В отличие от каких-нибудь частей ракетных войск стратегического назначения, части ПВО всегда располагаются в каком-нибудь городе или рядом с таковым, поскольку задача ПВО прикрывать важные объекты от нападения с воздуха, а важные объекты не размещаются в тайге. И тогда весь мирный гражданский городок живет жизнью своего старшего и главного брата – военного городка. Жители обеспечивают его всем, что тому необходимо.

Андреево поле не был исключением из правил. Военный городок подарил ему вторую жизнь и, не дай бог, если он будет передислоцирован, жизнь в Андреевом поле может остановиться.

Итак, побродив по городу мы почти сразу уяснили для себя его несложную топографию. Военный гарнизон находился несколько на окраине, если так можно было сказать и был огорожен от внешнего мира бетонным забором, внутри которого стояли с десяток панельных пятиэтажек, казармы и столовые. Именно там, внутри периметра и кипела вся военная жизнь. Рядом пробегала трехкилометровая взлетно-посадочная полоса, рулежки и стоянки авиационных звеньев, составляющих эскадрильи – непосредственно сам аэродром, довольно строго охраняющийся и тоже огороженный, но не бетонным забором, а колючей проволокой. Культурная же жизнь была вынесена за пределы забора и сосредоточилась в клубе офицеров, который занял старинное здание особняка, принадлежащего когда-то бывшему местному помещику. Вокруг клуба раскинулся запущенный, но некогда красивый парк. Сейчас липы и сосны выросли и пустили потомство в виде новых молоденьких деревцев, проросших где ни попадя, кусты боярышника, жимолости, сирени торчали совсем без ухода везде, где надо и не надо, основательно заросшие и давно непомнящие садовых ножниц. Дорожки, некогда посыпанные кирпичной крошкой, почти полностью заросли травой и кое-где по ним уже никто не ходил, народ протоптал новые тропы. В общем, в прошлом славный парк превратился в настоящем в обычный лес.

Рядом с клубом, метрах в ста, протекала неширокая речка Западная Двина, видимо глубокая и опасная. Вода в ней была темного, почти черного цвета, что говорило о таящейся в ней опасности. Через речку перекинулся старинный мост, каменный, с тремя арками, соединяющими небольшие пролеты. Там, за мостом примостился сам городок, довольно старинный, но опустевший и зачахший после войны. Старинных домов в нем сохранилось совсем немного и те производили печальное впечатление, низкие, покосившиеся они скорее отталкивали взгляд, нежели притягивали его. В городе было несколько улиц, почти не асфальтированных, а там, где асфальт напоминал о себе, он плавно переходил в песок. Дома в Андреевом поле в основном были деревянные из толстых потрескавшихся и черных бревен, с резными палисадами и кривыми кирпичными трубами, валившими дымок даже летом. Вдоль только двух улиц стояли двухэтажные дома из белого кирпича с деревянными крышами, построенные сразу после войны и не ремонтировавшиеся с тех же времен. Водопровод в городе был, но горячее водоснабжение отсутствовало, по этой причине в нем имелась одна баня, работающая через день для разных полов его жителей. Понедельник, среда, пятница – мужские дни, остальные дни недели – женские.

Что приятно впечатляло в городе, так это то, что в нем напрочь отсутствовали тополя, деревья от которых мы страдали на юге в первый месяц лета, когда тополиный пух покрывал землю словно снег, взлетал и лез в глаза, уши и носы прохожих. Вековые липы напротив приятно осыпали тебя желтыми цветочками и их аромат кружил голову.

Дом, который нам был нужен мы нашли очень быстро. Это был как раз двухэтажный из белого силикатного кирпича дом, коих в городе оказалось так немного. Он стоял совсем недалеко от моста и соответственно клуба офицеров. Два подъезда по две двери на этаже, итого восемь квартир. Нам требовалась квартира на первом этаже слева на лестничной площадке.

– Здесь, – сказал Строгин и остановился перед дверь в нерешительности.

– Точно?

– Точно. Вот адрес, – он протягивает бумажку Бобру и тот сверяет запись с тем, что мы видели.

– Да, вроде здесь, – наконец, соглашается Бобер. – Звони!

Женька немного мнется, держа палец возле кнопки звонка и тогда Бобер давит на его руку, которая по инерции давит на звонок. Где-то в глубине квартиры раздается резкий противный звук. Мы прислушиваемся и явственно слышим приближающиеся к двери шаги. Дверь открывается наружу, оголяя перед нами внутреннюю сторону, обитую дерматином. Перед нами стоит невысокая женщина лет сорока с темными коротко остриженными слега вьющимися волосами. Карие глаза, прямой нос, в целом женщина можно сказать миловидная.

– Здравствуйте, а можно увидеть Елену Кузьминишну? – здороваемся мы все, а Строгин интересуется адресатом.

– Это я…, а вы мальчики из училища! Павел мне говорил о вас! – женщина широко и открыто улыбается, обводя нас взглядом. – Проходите! Не стойте в дверях!

Мы вслед за ней входим в полумрак квартиры. Елена Кузьминишна включает свет и закрывает за последним из нас, Выскребовым, дверь.

– А я ждала вас еще вчера!

– А мы вчера были на КП, а приехали только позавчера, – объясняет ей Строгин.

– Как там мой сынуля? – глаза женщины влажнеют при мысли о сыне в далеком училище.

– Все нормально. Они на следующей неделе едут на летную подготовку. Павла отправляют в Крымск. Так что у него будет время и учиться и в море купаться!

– Ой, как я за него волнуюсь…

– Елена Кузьминишна, не волнуйтесь! Павел просил передать вот эту сумку, – Женька протягивает женщине большую спортивную сумку. А я думал, что она принадлежит ему. – И просил передать, что б вы за него не беспокоились! У него все хорошо! Через два месяца приедет в отпуск.

– Ох, хорошо бы… Ну! – женщина смотрит на нас, оглядывая внимательно каждого, – давайте знакомиться! Меня как зовут вы знаете, но если будете называть тетей не обижусь, а обрадуюсь… А ты, наверное Женя…

– Да, – соглашается Строгин и представляет ей всех нас.

Женщина смотрит очень внимательно на каждого и не выделяет из группы никого.

– Проходите, ребятки, проходите! Я сейчас вас покормлю…

– Спасибо, тёть Лен! Не надо! Мы не голодны! – отнекивается за всех командир. – Мы только что пообедали в столовой.

– Да что там вас кормили разве!

– Так мы же по офицерской норме. Встали на учет и в технической столовой теперь питаемся…

– И все равно не домашнее же! Все! Проходите! Хоть чаю с вареньем попьете! Не спорь! – прикрикивает она шутейно сердито на нашего предводителя.

Он вздыхает и наклоняется развязать шнурки на форменных ботинках, мы следуем его примеру и остаемся в синих форменных носках. Кое у кого они не свежие и попахивают. Мне немного стыдно за этот аромат, хотя воняют не мои ноги.

Через десять минут мы уже с наслаждением едим яблочное варенье и запиваем его ароматным байховым чаем. Тёть Лена расспрашивает нас обо всем: об училище, о городе, об учебе, о том понравился ли нам Андреево поле или нет, как мы добирались на стажировку.

– А у меня дочка в Калинине учиться… – вздохнула она, когда Строгин упомянул нашу ночевку в этом городе. Потом она рассказала где работает, оказалось, что она директор заготпункта. Раньше я не знал, что это такое. Оказалось, что жители области, богатой лесами и дарами, произрастающими в этих лесах, в течении сезона собирают ягоды, грибы, травы и сдают их в специализированные приемные пункту, за что получают деньги. Деньги не весть какие, но тем не менее хорошие для прибавки к невысоким зарплатам. Женщина работала в пункте, который мы как раз проходили по дороге к ней.

Мы посидели с доброй женщиной с часик и собрались уходить.

– Приходите еще! – попросила хозяйка. – Мы с мужем сейчас одиноки. Сын у вас там, дочка в Калинине. Мы одни. А так и вам веселее и нам! Будете приходить?

– Конечно, тёть Лен! Хотите хоть завтра! – пообещал Строгин.

– Хочу! Обязательно приходите! Я наготовлю всякой вкуснятины!

– Придем, но вечером. Нам надо готовиться к полетам.

– Я буду ждать, – погрозила пальцем наша добрая хозяйка.

– Точно придем! Правда? – Строгин посмотрел на нас.

– Точно, точно… – закивали мы головами. Мы искренне хотели прийти. Столько было добра в этой женщине, что лишний раз провести с ней время было за удовольствие.

– Тогда до завтра! – сказала она и закрыла за нами дверь. Мы остались одни на лестничной площадке. На душе было спокойно и приятно, будто побывал у близких родственников.

* * *

Вопреки обещаниям начальника штаба нам не выделили комнату в офицерском общежитии. Вместо этого майор, заместитель командира ОБАТО разместил нас в прилегающей к спортзалу коморке. Комната оказалась светлой большой и, как ни странно, удобной. Бойцы из батальона установили нам четыре кровати, расстелили матрацы, положили на них одеяла и чистое, новое постельное белье. Кровати превосходно встали вдоль всех стен, оставляя проход возле двери и подход к окну. Посреди комнаты мы поставили стол, который до этого стоял у окна. Четыре табуретки, точно таких же, как и у нас в казарме заняли свои места у кроватей. Коморка закрывалась на ключ и поэтому мы могли спокойно оставлять в ней свои вещи.

– А обещал общагу! Да еще и позавчера! Три дня на КП, в подвале и без солнца! Мы словно «дети подземелья»! – с сожалением сказал Бобер, окинув взглядом наше временное пристанище.

– Да, между прочим, здесь будет даже лучше, чем в общаге! – возразил Строгин.

– Эт почему? – не согласился Бобер.

– Да потому, что здесь мы не контролируемы! Никто не придет нас проверять! А в общаге мы были бы на виду у всех и выяснить, когда пришли, когда ушли легче легкого!

– А ведь Женька прав! – согласился я с командиром, осознав правоту его доводов.

– Сдаюсь… – почесав затылок, согласился и Бобер. – Здесь будет лучше!

– Так, сейчас, едем на КП. После, вечером идем в клуб, – приказывает наш старший.

– А кто не хочет в клуб? – спрашивает Выскребов.

– Тот сидит вечером, а может и всю ночь в этой коморке один!

– Ладно! – с удовольствием соглашается наш четвертый товарищ. Он очень необщительный и нелюдимый человек.

Мы все выходим из своей ночлежки и идем на проходную, где садимся в оперативную машину, которая ждет нас и везет обед на командный пункт. Нам предстоит вновь учить цифры и упражнения. Скоро зачет на доступ к наведению. Потрясясь в кузове Газ-66 вмести с ящиками, в которых то и дело выплескивались жидкие харчи, мы входим на командный пункт. Уже знакомым нам маршрутом мы проходим в учебный класс и беремся за тетрадки и книжки. Завтра сдавать зачет, а в голове совсем каша. Зубрить высоты и радиусы мне не хочется. Хочется выйти на воздух, закурить и крикнуть во всю силу своих легких: «Хочу жить и любить!»

В класс входит начальник КП, молодой капитан и, как ни смешно, выпускник нашего училища.

– Здорово! – здоровается он со всеми и жмет каждому руку. – Когда зачет?

– Завтра, – печально вздыхает Бобер.

– Волнуетесь?

– Еще бы!

– Да бросьте! Смотрите! Самое главное знать матчасть. Потом нужно что б от зубов отскакивал район полетов, все коридоры и маршруты наших нужно знать обязательно. Приемы наведения вы должны были выучить в училище, как «отче наш»…

– Так это мы знаем…

– Разницы какой истребитель ты наводишь нет никакой! Все особые случаи выписываете из вот этой книжки, наизусть их знать не обязательно. Их даже летчики не знают! Что остается?

– Тактико-технические данные самолета и положения воздушного кодекса…

– Тоже ничего сложного! Посмотрите принцип воздушного коридора, разнос по высотам и все! Ясно?

– Ясно…

– Ладно, прерывайтесь! Пойдем пообедаем! Оперативный и на вас заказал!

Мы идем в столовую и скромно набираем себе порции офицерской еды, потом садимся за общий стол с начальником КП и оперативным дежурным, последний питается отдельно по летной норме. Так заведено, – дежурная смена всегда столуется в летной столовой. Там все круто и вкусно. На праздники, говорят даже пиво положено и вяленая рыба к нему!

– Ребята, вы были у нас в лесу?

– Нет еще…

– И не ходите, говорят, что возле КП живет рысь. В прошлом году исчез боец РТВшник, нашли только шинель от него.

– Ого… – удивляемся мы.

– Ага всего выела… – смеется оперативный дежурный.

– Ну, вот чего ты не даешь рассказать! – возмущается начальник КП.

– Ну, а чего ты ребят пугаешь всякими россказнями!

– Это не россказни! Это правда!

– Да херня все это! Кто-то из «черных» придумал, чтоб своих бойцов попугать, а ты нашим лапшу на уши вешаешь! Да им в лесу и делать-то нечего! Им бы на дискотеку, да по бабам! А не в лес…

– Ну, вот мужики, самый скверный человек, правда, хороший оперативный! Познакомьтесь!

– Ага и балабол-начальник КП! – в ответку кидает оперативный.

– Ладно, ребята, не обращайте на нас внимание, мы так подкалываем друг друга, – примирительно говорит начальник КП. – Я вот к чему веду. Не хотите пойти со мной в субботу в лес?

– А зачем? – удивляется Бобер.

– Мне нужна ваша помощь.

– Ну, тогда, конечно, пойдем! – сразу соглашается Строгин. – А в субботу не будет полетов?

– Нет! Полеты в полку только в будние дни.

– А чего тебе надо от них? – в свою очередь спрашивает оперативный Чемоданов.

– Да, представляешь, мне тут Танька с АТС сказала, что цветы клюквы очень полезны при ревматизме.

– А что, у тебя ревматизм? – смеется Чемоданов.

– Между прочим, ничего смешного! Я с тех пор, как дежурил оперативным никак не могу вылечить спину. То ли продуло, то натягался тяжестей, не знаю, но нет-нет, а, как встрянет что-то в спину, ни согнуться, ни выгнуться!

– И что, цветы клюквы, думаешь помогут?

– Бабы все говорят, что помогут.

– А зачем тебе ребята?

– Так и для подстраховки, и для помощи в сборе клюквы. Петрович с ЦБУ на прошлой неделе ходил. Говорит полно прошлогодней и хорошо сохранившейся. Может и сушеную соберем.

– То есть хочешь использовать ребят в личных целях!

– Да я не настаиваю! Хотят пойдут, не хотят не пойдут!

– Нет! Мы пойдем! По крайней мере я хочу, – восклицает Строгин.

– Мы тоже пойдем, – соглашаемся и мы, его подчиненные.

Мы с аппетитом уминаем свою порции и запиваем эскалопы домашним квасом, привезенным из столовой в большом бидоне и поставленном на табуретку в углу столовой, чтоб каждый желающий мог утолить жажду в любое время.

– Через неделю корпус будут проверять. Назначены учения с использованием дальней авиации, слышал? – говорит начальник КП Чемоданову.

– Слышал, но мне по барабану! Я со следующей пятницы в отпуске буду!

– Повезло! – начальник КП немного с завистью смотрит на оперативного. – Я и забыл...

* * *

Начальник КП капитан Атрепов Алексей Анатольевич, – невысокий, худенький человек. На вид ему можно дать с трудом двадцать пять лет, хотя ему все тридцать. Причем причина не только в том, что он молодо выглядит внешне, а причина в его поведении. Он суетится, быстро говорит, на лице живейшая мимика в купе с его юношеской внешностью, манерой держать себя со всеми по-дружески, на равных, создается впечатление, что он только недавно выпустился из училища, а китель с капитанскими пагонами одел по ошибке.

Мы встретились с ним, как и договаривались в субботу сразу после завтрака. В пятницу мы успешно сдали зачеты на допуск к наведению с инструктором, правда начальник штаба появился на КП только после трех часов и час ушел на беседу с ним, поэтому в тот же день нам не пришлось наводить, впрочем, мы не очень расстроились от этого.

Днем раньше Строгин сводил нас в клуб офицеров, как я и говорил, делать там было нечего, дискотеки устраивались только по выходным, и мы просто побродили по пустующему вестибюлю. Правда, я подозреваю, что цель посещения культурного места была не совсем в том, о чем говорил наш старший группы. На самом деле он высматривал работников клуба женского пола. И вправду, оказалось, что молодые девчонки сновали по коридорам. Так оказалось, что библиотекарша – это молодая восемнадцатилетняя девушка, недавно закончившая школу и не поступившая в прошлом году в институт, а в этом решившая совсем не поступать. У нее в библиотеке сидели две подружки приблизительно такого же возраста. Они с огромным интересом посмотрели на Строгина и на нас.

– Приходите в субботу! У нас танцы по субботам и воскресеньям!

– А много народу?

– Да если честно, то не очень…

– Ну а вы девушки будете? – спросил Бобер.

– Мы обязательно придем! И вы тогда приходите! – попросили девчонки.

– Придем! Все равно делать нечего! – пообещали мы.

Потом, гуляя по городу, мы зашли к тете Лене в ее заготпункт. Она встретила нас с радостью, засуетилась, стала предлагать попить чайку, несмотря на то, что у нее присутствовали люди. Мы отказались, тогда она взяла с нас обещание, что мы зайдем к ней домой в субботу. Мы пообещали.

И вот сегодня на проходной нас встретил Атрепов. Он критически осмотрел каждого и присвистнул, потом с сожалением покачал головой.

– Вы что в таком виде собрались идти на болота?! Вы когда-нибудь ходили в настоящий лес?

– Но не в форме же идти! – сказал в нашу защиту Женька.

– Да, но и не в джинсах и кроссовках! Там настоящие болота! – Сам он был тоже в джинсах, но на плече у него висела сумка с противохимическим костюмом. – Ладно! Пойдемте!

Он решительно зашагал в направлении, противоположном от проходной, а мы поспешили за ним. Возле казармы ОБАТО Атрепов остановился.

– Подождите меня здесь в курилке. Я скоро, – сказал он и исчез в казарме.

Мы прошли по навес курилки и закурили. Погода была теплая, солнце, правда, изредка скрывалось за облаками, но от этого холоднее не становилось. Через десять минут на пороге казармы появился начальник КП и махнул нам свободной рукой. В другой он держал четыре точно таких же сумок, что и сумка на его плече.

– Вот, оденем в лесу, – сказал он и раздал нам по одной.

Из казармы вышел прапорщик и протянул каждому из нас руку для пожатия. Мы с трудом привыкали к тому, что нас здесь принимают за равных и наравне с офицерами. Хотя я догадываюсь отчего так происходило. Как я уже говорил кругом на руководящих должностях были сплошь наши выпускники и неравен час, через год-два и кто-нибудь из нас придет в этот полк, а тогда держись те, кто обидел курсанта!

– Алексей! Только, пожалуйста, не порвите комплекты! Мне же потом по ним отчитываться! – попросил прапорщик.

– Не ссы! Все будет нормально! Не порвем! – Атрепов пожал руку прапорщику и скомандовал. – Форвардс!

Мы вернулись на проходную. Выйдя за пределы городка, возле ворот он остановился и посмотрел на часы.

– А чего мы ждем? – спросил его Строгин.

– Машину… – уклончиво ответил живчик и закурил. – Можете пока минут пять покурить…

Мы встали рядом с ним и тоже закурили. Вскоре вдали показалась «оперативная» машина, возвращающаяся с КП. Алексей вышел на дорогу и перегородил ей путь. Из кабины выпрыгнули оперативный дежурный и дежурный штурман.

– Леха чего ты? – спросил Атрепова оперативный пожимая ему руку.

– Хочу реквизировать «оперативную»…

– Зачем? – удивился человек в синем комбинезоне.

– Да что подбросил меня в лес.

– Ты куда собрался? И их берешь? – кивнул оперативный в нашу сторону.

– Да. Ладно! Идите отдыхайте, – он еще раз пожал руки сменившимся офицерам и, обойдя кабину, подошел к водителю. – Так, Серега! Разворачивайся! Отвезешь нас на тринадцатый километр.

– Товарищ капитан, мне сдаваться на кухне, – попытался возразить водитель, явно не хотевший больше никуда ехать.

– Не понял?! Это ты мне?! Потом сдашься! – отрезал начальник КП. – Да! И в три часа, после того, как привезешь обед на КП, заберешь нас оттуда же! Понял?! Если надоело служить на «оперативной» можем сменить!

– Никак нет! Так точно…

– То-то! Перечишь командиру! Мужики в кузов! – крикнул он нам, а сам сел в кабину, на освободившееся от дежурной смены место.

Через двадцать минут, Газ-66 остановился у лесной обочины. Мы спрыгнули на землю, Атрепов вышел и захлопнул дверцу, «оперативная» развернулась и скрылась за поворотом.

– Куда теперь? – спрашивает Строгин.

– Куда? В лес! Но сначала давайте оденем костюмы. Самое главное это чулки.

Мы открываем сумки и, достав из них резиновую зеленоватую одежду, натягиваем ее на себя. Размер ноги при этом совсем не важен, поскольку чулки вообще безразмерные. Мне кажется они размера семидесятого, а то и сотого. Облачившись в химкостюмы, мы становимся похожи на каких-то инопланетян.

– Зато не промокните! – говорит Алексей. – Вперед!

Мы переваливаем через песочный вал, и входим в лес. Комары и мошкара кружатся облаком над нами, радуясь приходу свежей крови. Я натягиваю на голову капюшон и становлюсь почти недоступен комарам. Только лицо остается оголенным, но и оно защищено вонючим кремом. Не знаю отгоняет ли он комаров и мошек, но людей отворачивает дай боже! Подойти поближе к человеку, намазавшемуся таким кремом, может только другой, намазавшийся этим же кремом.

Высокие сосны скрывают от нас голубое небо. Здесь сумрачно и мрачно. Мягкий мох съедает химчулки, обволакивая их со всех сторон почти до большой берцовой кости. Но пока мы не дошли до болота. Алексей идет впереди очень уверенно, будто зная куда точно нужно идти. Внезапно он останавливается и нагибается. В руках у него появляется прямая длинная палка.

– Найдите себе такие же. Они пригодятся! – советует он, состругивая лишние веточки со своей палки. Оказывается, у него есть и перочинный нож огромного размера.