Текст книги "Толкуя слово: Опыт герменевтики по-русски"

Автор книги: Вардан Айрапетян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

всего выраженного в слове на маленький мирок своих слов (ощущаемых как свои) и огромный, безграничный мир чужих слов – первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни, который, как и всё первичное и само собой разумеющееся, до сих пор мало изучался (осознавался), во всяком случае, не осознавался в своем огромном принципиальном значении.ЙЙЙ

ЙЙЙВ жизни как предмете мысли (отвлеченной) существует человек вообще, – но в самбй живой переживаемой жизни существуем только я, ты. он. и только в ней раскрываются (существуют) такие первичные реальности, как мое слово и чужое слово,и вообще те первичные реальности, которые пока еще не поддаются познанию (отвлеченному, обобщающему), а потому не замечаются им.

А «Поиски» писателем «собственного слова на самом деле есть поиски именно не собственного, а слова, которое больше меня самого; это стремление уйти от своих слов, с помощью которых ничего существенного сказать нельзя.» (из записи 1970/71, с 354). – Три бахтинские категории «другой для меня», «я для себя» и «я для другого» позволяют различать чужое слово, свою мысль и свое слово соответственно, причем чужое слово, это «почти колумбово открытие в филологии Бахтина» (С. Бочаров, Событие бытия , с. 510), оказывается открытием чужести первичного слова. Чужое слово—аналитическое сочетание. (↓1: Лидия Гинзбург о чужих словах. – 2; Чужое слово, своя мысль и свое слово.)

а232: Кто говорит?

Не я сам, по-бахтински я-для-себя, и даже не ты, другой мне, а все другие вместе, ср. язык«(чужой) народ». Это вы субъект говорения, собирательный хозяин языка, вы говорите мне через тебя, тобой. Ты говоришь мне как ваш представитель и орудие, ср. язык«пленник, которого допрашивают». А я только для другого говорящий, для себя же я слушатель, (не)понимающий и думающий. Ведь «для меня в жизни», сказал Бахтин в работе об авторе и герое ( ЭСТ ₁ , с. 23 и 48). отношение «я и другой». «я и все другие» «абсолютно необратимо и дано раз и навсегда». Дальше: «Другость моя радуется во мне, но не я для себя.» (с. 120) – говорит тоже моя другость, но не моя думающая самость. Но индивидуалист этого уже не знает, он привык считать, что его «я» нераздельно. К связи мысли и «я» см. В. Топоров. И.-е. *ЕС'Н-ОМ: *MEN-,сюда же ответ семилетней девочки в записи М. Гаспарова ( Зап. вып ., с. 339):

«ЙЙЙчто важнее – что ты думаешь или что ты делаешь?» – «Именно я?» – «Именно ты». – «Я – что думаю, а другие – что делают». И объяснила: она-то знает, что толкнулась в коридоре не нарочно, а учительница не знает, видит только то, что сделано, и записала выговор.

С триадой мысль, слово и дело связана триада я, люди и весь мир («личность, общество, природа»); мысль связана со мною, а слово с людьми, миром-общиной. Может быть, про другость говорящего шумерская пословица «Мой рот равняет меня с людьми» [35]35
  Перевод В. Афанасьевой (Нач. нач., с. 323).


[Закрыть]. (↓1: Ответы на вопрос о говорящем. – 2: Говоряти мировой человек. – 3: Множестве иное представительства. – 4: К необратимости отношения «я» – другой.)

а233: Разделение себя у Борхеса и Льва Толстого.

Борхес и я : уже с заглавия и почти до конца этого одностраничного рассказа, вошедшего в сборник Создатель ( El hacedor , I960), Хорхе Луис Борхес отделяет свое я-для-других, то есть для нас, его читателей, от я-для-себя, говоря этико-эстетическими категориями Бахтина, прежде всего работы Автор и герой . Именитый Борхес с «его литературой» – «другой» самому себе, еl otro(так будет позднéе назван рассказ о встрече двух Борхесов, старика и юноши); в этом отчужденном su//– teratura«его писанина» слышна концовка верленова Искусства поэзии Et tout le reste est littérature,как и в яростной Четвертой прозе Мандельштама. Художественному разделению себя у Борхеса соответствует, кроме бахтинского философского, исповедальное разделение в дневнике Льва Толстого под 8, 11 и 18.4.1909:

Как хорошо, нужно, пользительно, при сознании всех появляющихся желаний, спрашивать себя: чье это желание: Толстого или мое.Толстой хочет осудить, думать недоброе об NN, а я не хочу. И если только я вспомнил это, вспомнил, что Толстой не я, то вопрос решается бесповоротно. ЙЙЙТебе, Толстому, хочется или не хочется того или этого – это твое дело. Исполнить же то, чего ты хочешь, признать справедливость, законность твоих желаний, это – мое дело.ЙЙЙ

Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение] себя на Толстого и на Я удивительно радостно и плодотворно для добра действует.

Толстой забирает силу надо мной.Да врет он. Я, Я, только и есть Я, а он, Толстой, мечта и гадкая и глупая.

Да, Толстой хочет быть правым, а Я хочу, напротив, чтобы меня осуждали, а Я бы перед собой знал, ч[то] Я прав.

Вспоминается еще Мандельштам: О, как противен мне какой-то соименникЙЙЙ| то был не я, то был другой.( Нет, никогда ничей я не был современникЙЙЙ ). Но не подходит сюда хитроумное разделение себя, которое проделал своим Вид. невид . Яков Друскин. (4–1: К бахтинским «я для себя» и «я для другого». – 2: Борхес и я .)

а234: Словои пословица.

К словукак «услышанному»: «Лишь потом, в других десятилетиях и полушариях, я понял: слово должно быть сказано и услышано (двумя или тремя), иначе оно не слово, а только звук.» – В. Яновский, Поля Елисейские , 7. И Топоров, Святость 1 (из прим. 46 на с. 207 сл.):

Вообще Слово– это то, что может и должно быть услышано, предназначено к услышанию, т. е. то. что предполагает не только Я, субъект речи, автора Слова, но другого(Ты) и, как правило, завершенность коммуникации в слове, иначе говоря диалог, который имел место. – в отличие от сказать (говорить),не требующего непременного участия воспринимающего сказанное друг [ого]и, следовательно, диалога (ср. глас вопиющего в пустыне,повисающий в одиночестве невоспринятости) и – в случае сказать—апеллирующего к феноменальному (зрение – показ: с-казать,но ис-чезать).

– Да, но «Я», которое есть субъект речи, автор Слова, подобает одному Богу, можно сказать вслед за цадиком Аароном из Карлина (по Буберу), а для меня самого говорящий – другой. Идею чужести слова обновляет слово по-словица.от формулы следования и цитирования по слове/слову.обновляемой в по пословице.«Не всякое слово пословица» ( ПРН, с. 972), но это позднéе, когда чужесть в слове ослабла, а первоначально всякое, ср. древнерусское и диалектное пословица«слово (языка)»: первоначально слово есть чужое-общее высказывание (общий:польское obey«чужой», но ср. своеобщий). по котором/которому я делаю и говорю. Пословица—слово мирового человека, кому я пословен,послушен. Близко слову-пословицеобозначение священного писания индуистов śruti– стем же индоевропейским корнем «слышать, слушать», впрочем см. В. Семенцов, Интерпрет. брахман ., 1.8. Сюда же санскр. mantra-,о котором см. Инд. мантру Яна Гонды, и церковное пареми`я«чтение из Священного писания» при паремúяфольклористики ( παροιμíα). О пословицеср. А. Григорян. Посл, посл. , прим. 11 на с. 226.

а235: Гомеровы призывы к Музе

Гомеровы призывы к Музе и поэт как «толковник богов» у Платона, oi δέ ποιηταϊ ούδέν άλλ* ή έρμηνής είσΐ των βεών (Ион, 534e), и Горация, sacer interpresque deorum| – Orpheus( Искусство поэзии . 391 сл.). свидетельствуют об исконной чужести слова, понимание которой вернул нам Бахтин. А Вергилий, начавший Энеиду от себя, стал образцом для европейской поэтической отсебятины – все эти «пою» (их упоминает С. Аверинцев. Поэтика ранневиз ., гл. Слово и книга ) или «певец» как самоназвание того, кто пишет стихи. К порицаемому в Искусстве поэзии зачину «киклического писаки» «fortunam Priami cantabo et nobile bellum» (136 сл.) см. Ч. Бринк. Гор. поэз . 2. с. 214; сходство с Arma virumque Энеиды здесь не отмечено. К чужести слова ср. «Дух Господень говорит во мне, и слово Его на языке у меня.» из Второй книги царств (23.2) или «Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас.» из Матфея (10.20). О говорении того, чтó «хочет Бог, чтобы я говорил», есть запись Слияние своей жизни – в Уединенном Розанова. Но вот как криво истолкован праведный зачин Илиады у Григория Паламы: «Гомер тоже призывает богиню воспеть через него человекоубийственный гнев Ахилла, давая этому демону пользоваться собой как орудием и возводя к той же богине источник своей мудрости и красноречия.» [36]36
  Перевод В. Вениаминова.


[Закрыть]– Триады в защиту священно-безмолвствующих, 1.1.15; это победное, торжествующее выставление языческого божества бесом называется interpretatio Christiana, (i↓1: Мифологема божественного слова. – 2: «Христианское толкование».)

а236: Писатель.

а237: Мандельштам о Данте

( Разговор о Данте . 10):

Секрет его емкости в том, что ни единого словечка он не привносит от себя. Им движет всё что угодно, только не выдумка, только не изобретательство. Дант и фантазия – да ведь это несовместимо!.. ЙЙЙКакая у него фантазия? Он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик… Он весь изогнулся в позе писца, испуганно косящегося на иллюминованный подлинник, одолженный ему из библиотеки приора.

К этому месту есть пояснение Надежды Мандельштам:

Мандельштам утверждает, что «ни одного словечка он (Данте) не привнесет от себя… он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик…» Литературовед этого бы сказать не мог. Это мог сказать только поэт, на собственном опыте познавший категоричность внутреннего голоса. Из приведенной цитаты следует, что в поэтическом труде немыслим никакой произвол, ни выдумка, ни фантазия. Все эти понятия Мандельштам относил к отрицательному ряду. ЙЙЙФантазия и вымысел дают фиктивный продукт – беллетристику, литературу, но не поэзию. ЙЙЙЕсть эпохи, когда возможно только литературное производство, фикция, потому что внутренний голос заглушен и «душа убывает».

–  Моцарт и Сальери (гл. Две стороны одного процесса ). – Но ведь «внутренний голос заглушен» уже у Вергилия, вожатого Данте; нелитературная поэзия это, строго говоря, недостижимый для частного автора идеал дописьменной словесности, идеал фольклора.

а241: Говорить скем.

Собеседник отличается от адресата как разговор от слова, как говорение с кем-то от говорения кому-то. Го верить с кем, совершенный вид поговорить,а не сказать,не управляет винительным падежом: говорящий с кем-то начинает разговор, обычно спрашивает, а тот отвечает; говорят оба, ср. раз-говаривать скем.

а251: Параллель к «Сказалзначит сказал»

На вопрос, чтó есть человек, биолог в Птицах Битова ( Оглашенные , 1) отвечает «Человек равен самому себе. На большее он не способен.» Так и сказалпо первому ответу на большее не способно.

а321: «Закон тождества».

Вот как раз математик по образованию, для которого фигуральный «закон тождества» уже пресная истина: «Но поскольку голое утверждение типа „А есть А“ лишено остроты (point'а), постольку пословицы, основанные на тождестве (тавтологии). несут в себе, имплицитно или эксплицитно, своего рода эпистемологический ореолудивления (что-то вроде: „Как это ни удивительно. А есть А“).» – Юрий Левин. Логико-семиотич… 0.2. Удивление тут мандельштамовское, из Утра акмеизма (5): «Способность удивляться – главная добродетель поэта. Но как же не удивляться тогда плодотворнейшему из законов – закону тождества? Кто проникся благоговейным удивлением перед этим законом – тот несомненный поэт.» А что формула А = А голая и лишена остроты.это у Левина от себя. Например, пословица «Всяк человек равен самому себе» ( Север , с. 110) на самом деле замысловато говорит, что каждый никому не равен, т. е. никому другому.

а322: Осуществленная значимость сказал.

Толкуя слово сказал, мывсяким прямым ответом на вопрос, что оно значит, подтвердим предпосылку вопроса – значимость слова. А непрямой первый ответ ответил на эту предпосылку, не на сам вопрос, причем ответил отрицательно, он отказал слову в значимости. Но неверно думать, что вопреки вопросу о значении сказалэто слово незначимо: напротив, значимость слова осуществляется благодаря вопросу о его значении. Хотя даже ребенок не задаст наш отправной вопрос, он уже задан и сказалстало знаком, а толкуемость слова надо будет принять хотя бы для того чтобы можно было потом от своего допущения отказаться.

а323: Синхрония как «большое время».

а331: Семиотика рядом с герменевтикой.

а431: Канетти против толкования.

Похож на Витгенштейна Элиас Канетти, он тоже против толкования: «Их ЙЙЙ целостность почти свята для меня. Мне претит расчленять их», т. е. слова. «Мания величия интерпретатора: он чувствует себя на свою интерпретацию богаче, чем произведение.» «Не толкуй ничего, не разъясняй ничего.» «Не верю никакимтолкованиям снов. Не желаюверить никаким толкованиям.» «Что касается языка, то ты святоша. Он для тебя неприкосновенен. В тебе вызывают отвращение даже те, кто его исследует.» [37]37
  Перевод С. Власова.


[Закрыть]– из записей 1947, 58. 77, 81 и 85 годов. – У обоих ан-тигерменевтическая установка на описание, изображение словами. Так и Набоков с его отрицанием всего общего или его сумасшедшим комментатором Кинботом. До чего по-разному говорят о вопросе и ответе Коллингвуд в Автобиогр . (5) и Канетти в Массе и власти или же Набоков о бабочках и Розанов о бабочке в Апокалипсисе нашего времени, 8/9 (О страстях мира).

бIII

б121: Анекдот про девятых людей

Анекдот про глупых людей, которые не могут сосчитаться, сохранился по меньшей мере в шести русских записях. В сказке сборника Старая погудка на новый лад 1794-95 годов, скорее пересказе чем записи, сын ищет по свету людей умнее его матери, а находит еще глупее;

(1) потом лежала ему путь-дорога мимо лесочка, где, увидев несколько человек, сидящих в кружке и обедающих, подошел к ним и поклонясь сказал: «Хлеб да соль вам, добрые люди!» Они пригласили его к себе обедать. Прохожий, садясь подле них, рассуждал сам в себе, что нашел умных людей. И как только все пообедали, то мужики просили прохожего, чтобы он пересчитал их, все ли они тут. «Мы уже раз двадцать считались сами. – говорили крестьяне, – но всё одного не досчитались». Сие самого прохожего привело в удивление, и он спросил их: «Сколько вас было?» – «Нас из двора, батюшка, пошло десятеро, – отвечали мужики. – а теперь по нашему счету только осталось девятеро: и мы не можем домекнуться, кого из нас нет; кажется, по виду мы все, а по счету не все». Прохожий велел им при себе сделать счет, и который считал, тот себя никак в число не включал. Прохожий, засмеявшись глупости сих людей, перечел их, и они были сим довольны.

( Ск. ранн ., 51). Такая же составная сказка Лутонюшка , записанная в Тамбовской губернии, есть в собрании Афанасьева ( НРС , 406). Найдя много разных глупцов, Лутоня повернул домой, к матери, и

(2) набрел на дороге на артель работников; сидят вместе да обедают. «Хлеб да соль!» – «Садись с нами». После обеда стали они считать, все ли налицо. Но сколько ни считали, всё одного не досчитываются. «Пожалуйста, добрый молодец, пересчитай нас; отпустил нас хозяин всего-навсего десять человек, а теперь сколько ни считаем – всё одного не хватает». – «Да вы этак никогда не досчитаетесь! Каждый из вас как станет считать, себя-то в счет и не кладет: полно хлопотать попусту, вы все налицо!» – «Спасибо, добрый человек!»

Отдельный вариант анекдота из Олонецкой губернии известен в пересказе ( Сл. олон ., с. 18.– в АТвс не учтен):

(3) Девяты люди(Заон.) дразнят обывателей с. Кузаранды в Заонежье. Причиной этой клички, по уверению крестьян, служит старинное предание: обыватели с. Кузаранды в количестве 10 человек отправились в путь; после какой-то переправы они вздумали проверить, все ли они налицо, но сколько ни считали, кто ни принимался считать, всех участвующих в путешествии оказывалось уже не 10, а 9 человек. Как погиб один из товарищей и кто он такой, они никак не могли припомнить и сильно горевали. Кто-то уже посторонний пересчитал их, нашел, что они все налицо, и объяснил им, что все считавшие забыли сосчитать самих себя.

В 1926 Н. Ончуков записал на Урале сказку Вáньцы, составную, где сменяются глупости одних и тех же глупцов.

(4) Отправилися в полё, вышли – гречуха расцвела белая. Они думали, что озеро.

– Давай купаться.

Их было десять человек. Разделись, покупались, вышли, оделись.

– Много ли нас?

– Было десять человек, надо посчитать.

Считали-считали, одного нет – сам себя не считат. Пересчитали, всё одного нет. Идет мужик.

– Вы чего, Вáньцы, считаете?

– А вот купались в озере, да человека не хватат, один, видно, утонул.

– А вас много ли было?

– А десять человек.

– Да ведь вас десять!

– Нет, одного нет.

Лежит говно коровье.

– А не верите, дак тычьте носами в говно, после дырочки пересчитали.

Перетыкались носами в говно, сосчитали – все Ваньцы.

(изданные только сейчас Завет, ск., 71). Еще одна запись сделана в Литве в 1964. это сказочка Глупый сынок ( Литов ., с. 332) с признаками вырождения; здесь мальчик идет искать людей глупее не его матери, а его самого:

(5) Ишел-ишел, видит – десять человек стоят и плачут, за головы хватаются и думают, как жить на свете – не бедовать. Мальчик подходит и говорит:

– Что вы, друзьи, плачете?

– Одного товарища втеряли. Вчера было десять, а сегодня девять.

Считают-считают, не могут сосчитать. Мальчик сметил, что каждый других считает, а сам себя пропускает. Он и говорит:

– Я вам помогу.

– Ой-ой, если поможешь, сколько денег проси, все отдадим.

Мальчик всех их пересчитал.

– Ай, господи, все деньги тебе отдадим.

– А я не возьму. В Америке и то людям помогают.

Встретились девяты людии в Карелии 1980-ых как «насмешливое прозвище жителей д. Суйсарь Прионежского р-на», по отдаленному пересказу Л. Михайловой ( ЯРФ , с. 119) оно

(6) связано с преданием о том, что на сарае одного из домов деревни десять мужчин шили лодку; желая проверить, сколько человек работает, считающий всякий раз находил девять человек, забывая о себе (в роли считающего побывал каждый из работающих, и результат счета был у всех одинаков).

(↓1: Сюжет Десятеро без одного .)

б122: Собственная исключительность.

Кажется, по виду мы всев записи 121 (1): говоря о людях, мы естественно не имеем в видусебя; себя никак не могли припомнитьсчитавшие (3): «Как про кого говорят, себя не помнят» ( ПРН , с. 620). «Имя свое вся к знает, а в лицо себя никто не помнит» (с. 308, ср. на с. 704), а в анекдоте как раз хотят узнать, все ли налицо(2)/(3), Вот в точности свидетельство мальчика шести с половиной лет: Я себя не вижу, а других вижу! Мне только счастье видеть других.«„Я-то один, а они-то все“, – думал я и – задумывался», признаётся «антигерой» Достоевского ( Записки из подполья . 2.1) и добавляет: «Из этого видно, что я был еще совсем мальчишка.» Сюда же насмешливые пословицы ( ПРН , с. 733. и Р. нар. посл ., с. 139) «Все равны бобры, один я соболек» и Всем по семь, а мне восемь.Эта собственная исключительность – «первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни», говоря выражением М. Бахтина из его заметок о чужом слове (ср. там же «первичные реальности» – ЭСТ , с. 348 сл.). Я иной, мы иные по отношению ко всем людям, другим для меня и чужим для нас. Есть пословица-тип Люди то, а мы другое,обобщающая множество пословиц ( ППЗ , с. 94), ср. людской«чужой» ( СРНГ 17, с. 244) или господское название слуги человек.Я, считающий, сам не в счет, понадобился прохожий(1), посторонний(3), иной, чтобы учесть нас всех: со стороны-то виднее: вот шутка ( ПРН, с. 465, 624 и 850): Отойдем да поглядим, каково-то / хорошо ли мы сидим.Лишь потом мы включаем в людей себя– И я такой же человекили Все мы люди, все человеки (с.303). – и мне или нам противостоят уже не люди, а другие или чужие. (↓1: К «Я-то один, а они-то все». – 2: Из Бахтина об отношении «я» – другие. – 3: Примеры на «Люди то, а мы другое».)

б123: Круглое число, неполное и сверхполное.

Считающихся в анекдоте по всем шести источникам 10, заведомо круглое(К), полное число, но поскольку каждый из них самому себе иной, для каждого людей всего 9, неполное(К-1) число, а чтобы стать 10-ым, мне нужен иной для всех включая меня, 11-ый; 11 сверхполное(К + 1) число. Датских считающихся пошехонцев семеро ( Мудрые деяния , 8). есть варианты с таким же круглым 12, относительно которого 11 уже неполное. Круглое число с его общезначимым прообразом – для 10 это пальцы рук, а пальцы в фольклоре связаны с детьми. – число всех членов ряда, всех частей целого, завершено и потому совершенно. Это оно служит единицей счета, получает особое, несоставное имя, например русское сорокили датское snes «20»,считается счастливым. В волшебных сказках герой замыкает собою ряд как носитель полноты-целостности или же находится вне ряда как особенный, иной: герой не становится К-той жертвой сказочного «вредителя» (к этому термину Проппа см. М. Вайсколф в НЛО . № 24. с. 53–58) или забирает его К-тую дочь, а сам остается К-тым или даже К + 1 – ым среди своих помощников. А неполное число выражает лишенность, ущербность, предзнаменует поражение и гибель вредителя. Например, в сказке НРС, 159 ( Марья Моревна ) кругом дома бабы-яги 12 шестов, на 11 по человечьей голове, только один незанятый: герой приходит к ней за конем и не лишается головы, наоборот, он добывает лучшего коня, а баба-яга его не догоняет и падает в огненную реку. Другой случай: купец нанимает героя копать золото на неприступной горе, оставляет его там на голодную смерть вслед за 99 нанятыми, но герой спасается и делает сотым самого купца ( НРС . 243). И когда в предании Про Мамая безбожного ( НРС . 317) Мамай посылает против русского посла «сильных, могучих богатырей тридцать человек без одного», уже этим сказано, кто кого побьет. Без круглого числа нет сказочной задачи на узнание с ее тождеством, то есть совпадением лиц во всём (волос в волос, голос в голос)кроме их мест. В одном варианте сказки Морской царь и Василиса Премудрая у морского царя 13 дочерей ( НРС . 222), сверхполное число, а не круглое 12. 3 или 77 ( НРС , 219, 220, 224 и 225, где и задача на узнание). Василиса Премудрая – 13-ая, и Иван-царевич не узнаёт по примете, а просто выбирает ее (из-за этого у морского царя оказывается без Василисы Премудрой круглое число дочерей вместо положенного ему неполного). В силу своего вхождения в один ряд все его члены однородны и могут отождествляться.,ср. в Первоосновах теологии Прокла «Всякое множество тем или иным образом причастно единому.» «Если же многие причастны единому, они тождественны в отношении этого одного.» [38]38
  Перевод А. Лосева.


[Закрыть](1 и 66): задача на узнание предполагает такую одинаковость и круглое число. А сверхполное число обозначает иного. Это один, единственный в своем роде, он же другой, отличный от всех (само слово инойобщего происхождения с один,праслав. * jьnъ(jь): * еd-inъ), некто и никто. Иное двойственно, в нем сходятся крайности: 13 «несчастное число» ( ПРН, с. 556). чертова дюжина,но недюжинныйчеловек, изрядный, а не рядовой, тоже ведь 13-ый, как Василиса Премудрая в одном случае или Иисус Христос над двенадцатью апостолами, caput omnium ipse tertius decimus,у Кассиодора (X. Майер и Р. Сунтруп, Сл. числ. знач… стб. 647). вот и Набоков назвал один свой сборник Nabokov's Dozen: 13 Stories , а 5-лелестковый цветочек сирени – «счастье». О неполноте и сверхполноте ср. Ян Гонда, Избыт, недост .: к мифологии чисел см. В. Топоров. Числ. арх. и статью Числа в МНМ 2, ср. его же Число и текст . (↓1: Круглое число. – 2: К 29 богатырям Мамая. – 3: Порядковое число. – 4: К сверхполному числу.)

б124: Включение иного во всё.

Все и иной, или еще один, всё и иное. Всего без иного нет, как нет правила без исключения, но есть включение, приобщение иного, отраженное в схеме натурального ряда n → n + 1. то есть К —→ К + 1. Малый ряд рано или поздно оказывается неполным: находится дополняющий его иной, включаемый в счет и делающийся рядовым. Ряд растет, круглое число становится всё круглее (К + 1 = К'). Но большинство математиков под давлением «догмата натурального ряда» (П. Рашевский, Догм, нат .) готовы переходить к следующему натуральному числу слишком последовательно, до бесконечности. Безудержное, не признающее смысловых границ обобщение приводит в основаниях математики к противоречиям. Вот одно из них – парадокс Рассела в шутливой передаче. Деревенский парикмахер по указу должен брить всех тех и только тех мужчин деревни, которые не бреются сами. А кто будет брить парикмахера? Спрашивающий не находит непротиворечивого ответа. Тогда он решает, что указ нелеп, отменяет его и впредь таких указов силится не допустить: отсюда расселовская теория типов и другие средства. Но не указ сам по себе виноват, а спрашивающий математик, включивший иного во всех. Вопрос математика не возникнет при «исключающей интерпретации переменных» по Яакко Хинтикке (Тождество ), при гуманитарном возврате к меньшему ряду и восстановлении в правах иного. – «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится всё-всё.» – так, повторив na iti па iti«„не“, „не“» Бриха-дараньяка-упанишады, описал Набоков ( Дар , 5) чувство иного и стремление, тягу к нему. Флоренский: «Святой – это прежде всего, „не“.» ( Освящение реальности в БТ 17. с. 149), то есть прежде всего иной. И в Беседах Эпиктета (1.9.4): «ЙЙЙесли кто понял устроение мироздания и постиг, что самое великое, самое главное и самое всеобъемлющее среди всего это система, состоящая из людей и богаЙЙЙ» [39]39
  Перевод Г. Тароняна.


[Закрыть]. а бог у Эпиктета – «иной». ăλλος (1.25.13, 30.1. 2.5.22, 3.1.43. 3.13. 13.13 и 4.1.103). (↓1: Всё и иное. – 2: Иное и рост. – 3: Пример на «чертову дюжину». – 4: Тяга к иному. – 5: Святой и бог.)

б125: Заморышек.

Включение иного в число, мена типа числом происходит в сказке про Заморышка (НРС. 105). Вот начало сказки:

Жил-был старик да старуха: детей у них не было. Уж чего они ни делали, как нимолились Богу, а старуха всё не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами: попадается ему дорогою старый дед. «Я знаю. – говорит. – чтó у тебя на мыслях; ты всё об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку: что будет, сам увидишь!» Старик воротился в деревню: в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо. Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, – *-а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался – хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему не достало имени. «Ну, – говорит. – будь же ты Заморышек!»

Здесь, как в анекдоте про девятых людей,две точки зрения, со стороны в «ихней» деревне 41 двор, но для самого старика, «обошедшего все дворы» кроме своего, их 40, заведомо круглое число. Из своего-то, заведомо сверхполного 41-ого яйца – приходит догадка – и родился у старика со старухой неудачный мальчик по прозванию Заморышек: свое-иное не в счет и безымянно. «Сорок молодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется», но дальше этот Заморышек по-богатырски ловит морскую кобылицу, которая пожрала один из 40 смётанных его братьями стогов сена. Он пригоняет домой 41 жеребенка кобылицы, ее награду, и говорит: «Здорово, братцы! Теперь у всех у нас», т. е. у каждого, «по коню есть; поедемте невест себе искать.» Отроду иной, герой впервые сам через попарное соотнесение «всех нас» с морскими конями вошел в число. Именно однородные, составившие круглое число братья способны долго искать по белому свету 41 невесту от одной матери (однородных невест) и заехать за тридевять земельк бабе-яге, у которой как раз 41 дочь. Братья справляют свадьбу, ночью баба-яга пытается их погубить, а губит своих дочерей, головы дочерей попадают на спицы – число не названо – кругом стены (палаты бабы-яги обведены стеной) вместо голов братьев. Круглость числа, необходимую в пути, ведь «В дороге и отец сыну товарищ», то есть должен помогать ( ПРН , с. 275, 775 и 834) как брат, как равный, тем более необходимую за тридевятью землями, в ином месте, сообщили братьям кони, а поддерживают эту нестойкую круглость 41 столб у ворот бабы-яги, 41 ее дочь и столько же, наверно, спиц кругомстены. Сперва спиц не было, был 41 железный столб у ворот и братья привязали к столбам коней, но когда дело дошло до голов, появились железные же спицы, числом 41, если это бывшие столбы. Такие переделки на ходу встречаются в сказках, а слово кругомподтверждает, что спиц столько: 41 внутри сказки круглоечисло, поэтому 40 неполное. Случай с шестами, спицами или тычинками для голов у дома вредителя, как и задача на узнание, требует круглого числа (чтобы самих жертв было К– 1, положенное вредителю неполное число), и его круглость наглядно сказывается в расположении спиц вокруг дома. Устойчивый тип числа похож на главное значение слова, неустойчивый на неглавное: 41 сверхполное взято готовым, а 41 круглое сложилось внутри сказки, там оно и остается. (↓1: Круглое 40 и круглое 41.—2: Тридевять. – 3: Пушкинские 33 богатыря.)

б126: «Если нет Бога, то я бог».

Считающихся в анекдоте 10. устойчиво круглое число, причем по записи 121(1) они сидят в кружке,а по (2) это артель с ее круговойпорукой: Все за одного и один за всех (артель ярко изображена у Мельникова-Печерского – В лесах . 1.15). К тому же они в пути, а путникам необходима круглость числа, равенство. Но без иного для всех каждый для себя иной, вот идея анекдота. Своим «Если нет Бога, то я бог» высказал эту идею Кириллов Достоевского ( Бесы , 3.6.2), ср. у него же «атеисты, ставшие богами» в черновике речи о Пушкине или «„Я сам бог“ – и заставляет Катю себе поклоняться.» в набросках Житие великого грешника, еще ср. заборную надпись «Бог это я» бунтующих парижских студентов в мае 1968, Ni maître, ni Dieu. Dieu, c' est moi.( Граффити , с. 152), «Бог – я» помешанного Батюшкова и то же самое, но в сослагательном наклонении у Декарта. Размышления о первой философии, 3. (↓1: «Бог это я». – 2: Религиозность герменевтики. – 3: Не я и не все, а чужой.)

б127: Включение себя.

В противоположность «еще совсем мальчишке», думавшему «Я-то один, а они-то все»( Записки из подполья ), старый механик Андрея Платонова знает: «А без меня народ неполный!» Допустим, и я, артельщик из анекдота, понял наконец, что я сам – десятый; что произошло? Я самоотчужденно, глазами встречного Лутони или отпустившего нас хозяинаЙЙЙ

ЙЙЙ яи другиедвижемся в разных планах (плоскостях) виденияи оценки(действительной, конкретной, а не отвлеченной оценки), и чтобы перевести нас в одну и единую плоскость, я должен стать ценностно вне своей жизни и воспринять себя как другого среди другихЙЙЙ. Но это предполагает авторитетную ценностную позицию вне меня.

(Бахтин в Авторе и герое , с. 54). – самоотчужденно «положил себя в счет», для меня наконец сложилось круглое 10 и сменило тип, стало неполным круглое 9. Память о таком включении иного хранят слово сам-десят,вообще сам-«последний*. правило поведения „Я – последний“ и даже схема натурального ряда. Но пока включения себя не произошло, пока сосуществуют круглое для артельщика 9 и круглое для постороннего 10, мены типа нет. Так же нет ее в началесказки про Заморышка, где сосуществуют 40 и 41, с той разницей, что число дворов, яиц и мальчиков без иного – устойчиво круглое, а число артельщиков без иного – неустойчиво круглое. 9 у девятых людейесть дурацкое 10. как 13 есть „чертова дюжина“, сюда же неполный„глупый человек“ ( СРНГ 21, с. 117) и не все дома укого; 9 предполагает 10, первенствующая точка зрения у человека не нашего десятка,11-ого. „Никто не может, так Бог поможет“, „Друг по/обо друге, а Бог по/обо всех“ – печется. „Перед Богом все равны“ ( ПРН , с. 35 сл. и 39). Чем я должен быть для девятерых, тем одиннадцатый является для меня, это и есть „завершение“ по Бахтину: „Но я-для-себя – другойдля Бога. – Чем я должен быть для другого, тем Бог является для меня.“ ( Автор и герой , с. 52), ср. в дневниковой записи Льва Толстого под 27.3.1910 „Ты о людях, а Б[ог] о тебе.“ – Анекдот-притча про девятых людейговорит слушателю „Десятый это ты“, он как зеркало или как лубочная картинка с подписью „Два дурака дерутся, а третий смотрит“, но без третьего на картинке ( ПРН , с. 267, 437 и 574, ср. на обложке Рус. толк .), (↓1: Парадокс собственной исключительности. – 2: Порядковое числительное. – 3; Последний и первый. – 4: Не все дома. – 5: Десятеро. – 6: Люди, „я“ и бог.)