Текст книги "Кенилворт"
Автор книги: Вальтер Скотт
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)
Проклиная в душе судьбу, которая так внезапно осчастливила его высочайшим визитом, он поспешил вниз вместе с Тресилианом, бурную и увлекательную историю которого он до этого внимательно слушал.
– Мой достойный друг, – сказал он, – ты вправе ожидать от меня любой поддержки, какую я могу оказать тебе в деле обвинения Варни из чувства справедливости и благодарности. События вскоре покажут, стою ли я еще чего-нибудь во мнении государыни или действительно мое вмешательство в твои дела может скорее повредить, нежели помочь тебе.
Говоря это, Сассекс торопливо облекался в подбитую соболями мантию, стараясь придать себе самый пристойный вид перед тем, как предстать перед взором королевы. Но никакие поспешные усилия не могли изгладить ужасных следов долгой болезни с его лица, черты которого природа одарила скорее энергией, нежели красотой. Помимо того, он был невысок ростом, и хотя отличался широкими плечами, атлетическим сложением и способностью совершать воинские подвиги, все же его присутствие в мирной зале не представляло особой приятности для женщин. Эти личные особенности ставили Сассекса, вообще весьма уважаемого и почитаемого королевой, в весьма невыгодное положение по сравнению с Лестером, который отличался особым изяществом манер и красотой.
Как ни спешил граф, он встретил королеву уже в большой зале и сразу заметил, что лоб ее нахмурен. Ее ревнивый взор усмотрел военный строй вооруженных людей и свиты, заполнивших весь замок, и первые же ее слова показали, что она очень недовольна:
– Что это, королевский гарнизон, лорд Сассекс, что тут так много пик и алебард? Или мы по ошибке миновали замок Сэйс и высадились у лондонского Тауэра?
Лорд Сассекс поспешил принести свои извинения.
– В них нет надобности, – сказала она. – Милорд, мы намерены как можно скорее прекратить ваши раздоры с другим важным лордом из нашей свиты и притом запретить этот варварский и опасный обычай окружать себя вооруженной и даже разбойничьего вида свитой. Совсем рядом с нашей столицей, более того – в непосредственном соседстве с нашей королевской резиденцией, вы готовитесь начать друг с другом междоусобную войну! Мы рады видеть вас в добром здоровье, милорд, хотя и без помощи ученого врача, которого мы посылали к вам. Извинений не надо. Мы знаем, как было дело, и мы распекли за это юного дикаря Роли. Кстати, милорд, мы скоро избавим вас от него и возьмем его к себе в свиту. В нем есть нечто заслуживающее лучшего общества, нежели он может найти среди ваших весьма воинственных последователей.
На это предложение Сассекс, хотя и не уясняя себе, как оно могло вдруг прийти королеве в голову, мог только ответить поклоном и выразить свое согласие. Затем он стал упрашивать ее позавтракать у него, но успеха не имел. После нескольких любезностей, более холодных и обычных, нежели можно было ожидать после такой чести, как ее личное посещение, королева покинула замок Сэйс, унося с собой волнение и суматоху и оставляя позади сомнение и тревогу.
Глава XVI
– Завтра мне приказано прибыть ко двору, – сказал Лестер, обращаясь к Варни, – как полагают, для встречи с лордом Сассексом. Королева собирается примирить нас. Это – прямое следствие посещения ею Сэйсского замка, чему ты, конечно, не придаешь особого значения.
– Я утверждаю, что не в этом дело, – сказал Варни. – Более того – я знаю от лица хорошо осведомленного, который многое слышал сам, что Сассекс скорее проиграл, чем выиграл, от этого посещения. Войдя в лодку, королева сказала, что Сэйсский замок похож на казарму, а запах в нем – как в больнице. «Или даже как в одном из трактиров Бараньего переулка», – сказала графиня Рэтленд, которая всегда остается добрым другом вашего сиятельства. А тут еще плеснул своим святым веслом и лорд Линкольн, намекнув, что лорда Сассекса следует извинить за то, что хозяйство в его доме ведется так безалаберно и старомодно, поскольку он еще не женат.
– А что на это сказала королева? – быстро спросил Лестер.
– Она отнеслась к этому строго, – ответил Варни, – и заметила, что милорду Сассексу жена совсем не нужна и милорду епископу нечего и заводить речей на эту тему. «Браки, конечно, разрешаются, – сказала она, – но я никогда нигде не читала о том, что они совершаются по приказу».
– Ей не нравятся ни браки, ни разговоры о них среди духовенства, – заметил Лестер.
– Да и между придворными тоже, – подхватил Варни, но, заметив, что Лестер изменился в лице, он сейчас же добавил:
– Все бывшие там дамы, все как одна, потешались над тем, как лорд Сассекс ведет свое хозяйство, и сравнивали с этим тот прием, который, конечно, будет устроен для ее величества лордом Лестером.
– Ты собрал много сведений, – сказал Лестер, – но забыл или пропустил самое главное. Она добавила еще одно светило к тем блистательным спутникам, которых с величайшим удовольствием заставляет вращаться вокруг себя.
– Ваша светлость имеет в виду Роли, этого девонширского юнца, – ответил Варни, – рыцаря Плаща, как его называют при дворе.
– Он, чего доброго, может стать в один прекрасный день даже кавалером ордена Подвязки – так мне думается, – произнес Лестер. – Он быстро продвигается. Она услаждается с ним чтением стишков и тому подобной чепухой. Я охотно и по своей доброй воле готов отказаться от своей части ее скоропреходящих милостей, но не допущу, чтобы меня оттеснил грубиян Сассекс или этот новый выскочка. Я слышал, что Тресилиан сейчас при Сассексе и тот весьма к нему благоволит. Я пощадил бы его, но он сам лезет на рожон. А Сассекс, кстати, почти совсем поправился.
– Милорд, – ответил Варни, – ухабы встречаются на самой гладкой дороге, особенно когда она идет в гору. Болезнь Сассекса была для нас даром небес, и я возлагал на нее большие надежды. Он действительно выздоровел, но не стал от этого для вас более грозным, чем до своей болезни, когда он не раз терпел поражения в борьбе с вашей милостью. Не теряйте мужества, милорд, и все будет прекрасно.
– Я никогда не терял мужества, сэр, – возразил Лестер.
– Не теряли, конечно, – согласился Варни, – но оно вам часто изменяло. Тот, кто хочет залезть на дерево, милорд, должен хвататься за ветви, а не за лепестки…
– Ну ладно, ладно, – нетерпеливо прервал его Лестер. – Я понимаю тебя. Я не утрачу мужества, и оно меня не подведет. Подготовь свиту к выезду, позаботься, чтобы она превзошла своим блеском не только неотесанных приспешников Рэтклифа, но и приближенных всех других вельмож и придворных. Пусть она будет вооружена, но так, чтоб это не бросалось в глаза, чтобы оружие было скорее для вида, чем для дела. А сам держись поближе ко мне – ты можешь мне понадобиться.
Сассекс и его свита готовились к предстоящей встрече не менее тщательно, чем Лестер.
– Твоя жалоба, обвиняющая Варни в обольщении девушки, – сказал граф Тресилиану, – сейчас уже у королевы в руках. Я передал ее через надежного человека. Думаю, что твое дело увенчается успехом: ведь оно зиждется на справедливости и чести, а Елизавета – образец того и другого. Но не знаю, как все это получится. У Цыгана (так Сассекс обычно именовал своего смуглого соперника) хватит времени на болтовню с ней в эти праздничные времена мира. Будь война на носу – я стал бы ее любимцем. Но солдаты, как их щиты и клинки из Бильбао, в мирное время выходят из моды, а вместо них господствуют атласные рукава и рапиры для фехтования. Что ж, мы должны быть веселы, раз такова мода. Блант, позаботился ли ты, чтобы наша свита приукрасилась? Впрочем, в этих игрушках ты смыслишь не больше меня. Ты охотнее командовал бы отрядом копьеносцев.
– Милорд, – объявил Блант, – Роли был здесь и взял на себя эти хлопоты. Ваша свита будет блистать, как майское утро. Другое дело, чего все это будет стоить! Денег, истраченных на содержание десяти современных лакеев, хватило бы на целый лазарет для ветеранов.
– Сейчас нам не до денежных расчетов, Николас, – возразил граф. – Я весьма обязан Роли за его заботы. Думаю, однако, что он помнит, что я старый солдат, и не перехватит лишку во всех этих сумасшедших тратах.
– Ничего не знаю, – проворчал Блант. – Но тут полно добрых родственников и друзей вашей светлости. Они толпами наехали сюда, чтобы сопровождать вас ко двору, где, думается мне, мы не ударим лицом в грязь перед Лестером, как бы он там пи пыжился.
– Дай им строжайшее указание, – закончил Сассекс, – чтоб они не ввязывались в ссоры – разве только, если на них нападут. Это все головы горячие, а я вовсе не желаю, чтобы Лестер торжествовал надо мной из-за их неблагоразумия.
Граф Сассекс очень торопился, и Тресилиану наконец с трудом удалось улучить минутку и выразить свое удивление, что дело сэра Хью Робсарта уже дошло до вручения жалобы королеве.
– По мнению друзей юной леди, – сказал он, – следовало сперва обратиться за справедливостью к Лестеру, так как проступок совершен его подчиненным. И я вам говорил о том же.
– Тогда нечего было и обращаться ко мне. – надменно ответил Сассекс. – Не меня надо было приглашать в советчики, если дело шло об униженной мольбе перед Лестером. Я удивляюсь тебе, Тресилиан. Ты, человек чести и мой друг, хочешь действовать таким низменным способом! Если ты и сказал это мне, то я, конечно, тебя не понял – очень уж это на тебя не похоже.
– Милорд, – сказал Тресилиан, – сам я предпочитаю путь, избранный вами. Но друзья этой несчастнейшей леди…
– Ах, друзья, друзья! – перебил его Сассекс. – Пусть не вмешиваются: мы сами знаем, как лучше действовать. Теперь самое время нагромождать обвинения против Лестера и его приспешников. А твое королева сочтет тяжким обвинением. Но, во всяком случае, жалоба лежит перед нею.
Тресилиан не мог отделаться от мысли, что, стремясь одолеть своего соперника, Сассекс сознательно избрал путь очернения Лестера, не отдавая себе ясно отчета в том, лучший ли это способ для достижения успеха. Но сделанного не воротишь, и Сассекс уклонился от дальнейших рассуждений на эту тему, отпустил своих приближенных и отдал такой приказ:
– Всем быть готовыми к одиннадцати часам! Я должен быть во дворце в присутствии ее величества ровно в полдень!
Между тем как вельможи-соперники тщательно готовились к встрече в присутствии королевы, сама Елизавета не без тревоги ожидала, что может воспоследовать из столкновения двух столь легко воспламеняющихся умов. Каждого поддерживала мощная и многочисленная свита, а надежды и стремления большинства придворных явно или тайно разделились между ними. Вооруженная охрана была наготове, и в подкрепление ей по Темзе из Лондона были подброшены дополнительные отряды. Был оглашен королевский указ, строго запрещавший вельможам любого ранга приближаться к дворцу с вооруженной свитой. Шепотом передавали даже, что главный шериф графства Кент получил тайное предписание привести в боевую готовность часть вверенного ему войска.
Знаменательный час, к которому все так тщательно готовились, наконец наступил. Сопровождаемые многочисленной и блистательной свитой друзей и соратников, графы-соперники ровно в полдень въехали во двор гринвичского дворца.
То ли по предварительному соглашению, то ли по намеку, что так угодно королеве, Сассекс со своей свитой прибыл из Дептфорда по воде, а Лестер – сухим путем. Поэтому они въехали во дворец с противоположных сторон. Это незначительное обстоятельство создало Лестеру в глазах толпы определенное преимущество. Кавалькада его всадников казалась более многочисленной и внушительной, нежели сторонники Сассекса, поневоле шедшие пешком. Графы не обменялись никаким приветствием, хотя пристально глядели друг на друга, вероятно ожидая, что соперник первый проявит любезность; но ни один не хотел начать. Почти в самый момент их прибытия раздался звон дворцового колокола, ворота открылись, и графы въехали в сопровождении тех лиц из своей свиты, коих ранг дозволял им эту возможность, йомены и слуги низшего разряда остались во дворе, и враждующие партии окидывали друг друга взглядами, полными ненависти и презрения, как бы нетерпеливо ожидая повода к схватке или удобного предлога напасть друг на друга. Но их сдерживали строгие приказы их начальников, а кроме того, им внушало невольное уважение присутствие большого отряда хорошо вооруженной королевской стражи.
Тем временем наиболее достойные представители свиты прошли за своими графами по высоким передним и первым залам дворца. Они двигались единой рекой – как два потока, которые принуждены течь по одному руслу, но стараются не смешивать свои воды. Обе группы инстинктивно держались на разных сторонах высоких зал, стараясь избежать соприкосновения, которое поневоле ненадолго возникло в узких дверях при входе. Затем открылись двухстворчатые двери в верхнем конце длинной галереи, выходившей в аудиенц-залу, и пронесся шепот, что королева уже там. Оба графа медленно и величаво двигались ко входу. За Сассексом шли Тресилиан, Блант и Роли, а за Лестером – Варни. Гордость Лестера принуждена была соблюсти придворные, церемонии, и, с учтивым поклоном, он пропустил вперед своего соперника, который раньше, чем он, стал пэром. Сассекс тоже церемонно поклонился и вошел в аудиенц-залу. Тресилиан и Блант пытались последовать за ним, но их не пустили. Привратник с черным жезлом объяснил им, что ему строго приказано допускать сегодня только определенных лиц. Роли, видя, что произошло с его товарищами, тоже отступил назад. Но привратник сказал ему: «Вы, сэр, можете войти!» И тогда Роли вошел в залу.
– За мной, Варни, – сказал Лестер, остановившийся на мгновение, чтобы посмотреть, как будет принят Сассекс. Затем он собирался уже войти, как вдруг Варни, разряженный в пух и прах, был, как ранее Тресилиан и Блант, остановлен привратником.
– Что случилось, мистер Бойер? – спросил Лестер. – Разве вам неизвестно, кто я такой и что это мой друг и приверженец?
– Ваша светлость простит меня, – твердо ответил Бойер, – мне дан точный приказ, и я должен неукоснительно выполнять свой долг.
– Ты подхалим и негодяй! – воскликнул Лестер, весь вспыхнув. – Ты наносишь мне оскорбление, только что пропустив сюда одного из приближенных лорда Сассекса.
– Милорд, – возразил Бойер, – мистер Роли недавно вступил на службу к ее величеству, и ему я приказывать не могу!
– Негодяй ты, неблагодарный негодяй! – крикнул Лестер. – Но тот, кто создал, может и погубить. Недолго придется тебе похваляться своей властью!
Эту угрозу он произнес вслух, вопреки своей обычной политике осторожности, а затем вошел в залу и отдал почтительный поклон королеве. Елизавета, одетая более пышно, чем обычно, и окруженная вельможами и министрами, чья храбрость и мудрость обессмертили ее царствование, принимала приветствия своих подданных. Она милостиво ответила на поклон своего любимца, поглядывая то на него, то на Сассекса, словно собираясь что-то сказать, как вдруг Бойер, в ярости от оскорбления, публично нанесенного ему Лестером при исполнении его обязанностей, выступил вперед с черным жезлом в руке и опустился перед королевой на одно колено.
– Что такое, Бойер? – спросила Елизавета. – Ты не очень удачно выбрал время для своих любезностей.
– Всемилостивейшая государыня, – ответил он, и всех придворных охватила дрожь при виде такой дерзости, – я пришел спросить: должен ли я при исполнении своих обязанностей подчиняться приказам вашего величества или графа Лестера, который публично угрожал мне своим гневом и позволил себе в отношении меня неподобающие выражения только потому, что я, точно выполняя приказание вашего величества, отказался впустить вместе с ним одного из его приближенных?
Дух Генриха VIII мгновенно пробудился в его дочери, и она повернулась к Лестеру с таким грозным видом, что и его и всех его сторонников объял ужас.
– Черт возьми, милорд, – таково было бурное начало, – что это значит? Мы были о вас доброго мнения и приблизили вас к своей особе, но не для того, чтобы вы заслоняли солнце нашим другим верным подданным. Кто дал вам право оспаривать наши приказы или проверять их исполнителей? Я хочу, чтобы при этом дворе, да и во всем этом королевстве, была только одна властительница – и никакого властелина. Смотрите, чтобы Бойер не подвергся неприятностям за преданное выполнение своего долга! Иначе, клянусь как христианка и венчанная королева, вы мне за это головой ответите. Ступайте, Бойер, вы действовали как честный человек и верный подданный. Смотритель дворца нам здесь не нужен!
Бойер поцеловал протянутую ему королевой руку и отошел на свое место, сам удивляясь собственной смелости. Улыбка торжества зазмеилась на устах сторонников Сассекса, а приближенные Лестера, казалось, смутились. Сам любимец королевы стоял с весьма униженным видом и не осмелился произнести ни слова в свое оправдание.
Тут он поступил мудро, ибо политика Елизаветы заключалась в том, чтобы унизить его, но отнюдь но подвергнуть опале, и посему было вполне разумно промолчать, не противореча и не возражая ей, и, таким образом, склониться перед ее властью. Достоинство королевы было сохранено, а женщина сразу же почувствовала всю силу кары, которую она наложила на своего любимца. Ее проницательный взор уловил также радостные взгляды, которыми втихомолку обменялись сторонники Сассекса, а в ее планы отнюдь не входило отдать решительное предпочтение той или иной партии.
– То, что я говорю милорду Лестеру, – продолжала она, помолчав, – относится и к вам, милорд Сассекс. Неужели нельзя не затевать драки при дворе во главе своей группы?
– Мои сторонники, всемилостивейшая государыня, – возразил Сассекс, – действительно затевали драки, защищая вас, в Ирландии, Шотландии и с мятежными графами там, на севере. Мне неизвестно, что…
– Вы затеваете споры со мной, милорд? – прервала его королева. – Я полагаю, что вам следовало бы поучиться у лорда Лестера скромности и молчанию, по крайней мере – в минуты нашего гнева. Послушайте, милорд, мой дед и мой отец весьма мудро запретили вельможам этой просвещенной страны разъезжать с такой буйной свитой. Неужели вы думаете, что если я ношу чепец, то их скипетры в моих руках превратились в прялку? Ни один – слышите? – христианский король не превзойдет в решимости бороться с возмущением двора, притеснением народа и нарушением мира в государстве дерзкими и заносчивыми вельможами ту, кто сейчас говорит с вами. Лорд Лестер и вы, милорд Сассекс, я приказываю вам стать друзьями, или, клянусь своей короной, вы обретете врага, слишком могущественного для вас обоих.
– Государыня, – ответил граф Лестер, – вам, высшему источнику чести, лучше знать, что подобает моей чести. Я вручаю ее в ваше распоряжение и добавлю только, что мои теперешние взаимоотношения с лордом Сассексом возникли не по моей вине и у него не было причин считать меня своим врагом, пока он не учинил мне неслыханной обиды.
– Что до меня, государыня, – сказал граф Сассекс, – то я не выхожу из повиновения вашей воле. Но я был бы рад, если бы милорд Лестер изъяснил, чем я, как он говорит, обидел его. Ведь мой язык никогда не произнес ни одного слова, за которое бы я не согласился немедленно выступить в бой – пешим или верхом на коне.
– А что до меня, – подхватил Лестер, – то, повинуясь воле моей всемилостивейшей государыни, моя рука всегда будет готова подтвердить мои слова, так же как рука любого, кто подписывается именем Рэтклиф.
– Милорды, – сказала королева, – подобные речи в нашем присутствии неуместны. Если вы не можете держать себя в границах приличия, то мы найдем способ вас усмирить. Я хочу, милорды, чтобы вы подали друг другу руки и забыли свою нелепую вражду.
Оба соперника неохотно взглянули друг на друга, но ни один не захотел сделать первый шаг во исполнение воли королевы.
– Сассекс, – промолвила Елизавета, – я прошу вас. Лестер, я вам приказываю.
Но она произнесла эти слова так, что просьба прозвучала как приказ, а приказ – как просьба. Они продолжали стоять безмолвно и упрямо, пока она не возвысила голос; и теперь в тоне ее слышались нетерпение и непререкаемый приказ.
– Сэр Генри Ли, – сказала она офицеру охраны, – отдайте страже приказание быть в готовности и немедленно снарядить барку в путь. Лорды Сассекс и Лестер, еще раз прошу вас подать друг другу руки, иначе, черт возьми, тот, кто откажется это сделать, отведает похлебки в нашем Тауэре, прежде чем снова увидит наше лицо. Я собью спесь с вашей гордости. До того как мы расстанемся, даю вам в этом свое королевское слово!
– Можно вынести заточение, – сказал Лестер, – но лишиться лицезрения вашего величества – значит утратить сразу и свет и жизнь. Вот вам моя рука, Сассекс.
– А вот моя, – ответил Сассекс, – искренне и честно. Но…
– Нет, клянусь честью, ни слова больше, – сказала королева. – Вот так будет лучше, – добавила она, взглянув на них более милостиво. – Когда вы, пастыри народа, объединитесь для его защиты, проистечет благо для стада, коим мы управляем. Знаете, милорды, скажу вам откровенно, ваши безумные выходки и раздоры приводят к диким беспорядкам среди ваших слуг. Лорд Лестер, есть ли в вашей свите джентльмен по имени Варни?
– Да, всемилостивейшая государыня, – ответил Лестер. – Я представил его вам, и он удостоился чести поцеловать вашу царственную руку, когда вы последний раз были в Нонсаче.
– Внешне он выглядит довольно привлекательно, – заметила королева, – но, по-моему, не настолько, чтобы заставить девицу из знатной семьи пожертвовать своим добрым именем ради его прекрасных глаз и стать его возлюбленной. Но так оно и вышло. Этот ваш молодец соблазнил дочь славного старика, девонширского рыцаря, сэра Хью Робсарта из замка Лидкот, и она бежала с ним, как отверженная, из родительского дома… Милорд Лестер, вы худо чувствуете себя? Вы так смертельно побледнели!
– Нет, государыня, – ответил Лестер, но невероятные усилия потребовались ему, чтобы произнести эти слова.
– Да нет, вы, конечно, больны, милорд, – торопливо сказала Елизавета, быстро подходя к нему с видом весьма озабоченным. – Позовите Мастерса, позовите сюда нашего придворного врача. Да где же эти медлительные болваны? Из-за их нерасторопности мы теряем гордость нашего двора. Но возможно ли, Лестер, – продолжала она, глядя на него с нежностью, – неужели боязнь впасть в немилость так сильно на тебя подействовала? Не сомневайся ни на миг, благородный Дадли, я не буду упрекать тебя за безумство твоего приближенного – тебя, чьи помыслы, как мы знаем, весьма далеки от этого. Тот, кто хочет достигнуть высоты орлиного гнезда, милорд, тому все равно, кто ловит коноплянок у подножия стремительной кручи.
– Видел? – шепнул Сассекс Роли. – Ему явно помогает сам дьявол. Все, что заставило бы другого пойти ко дну на глубину в десять футов, ему, видимо, только облегчает плавание. Если бы мой приближенный поступил так…
– Тише, милорд, – ответил Роли, – ради бога, тише. Подождите перемены прилива – сейчас как раз переломный момент.
Острая проницательность Роли не обманула его. Замешательство Лестера было столь велико и он так явно не мог с ним совладать, что Елизавета, бросив на него удивленный взгляд и не получая членораздельного ответа на свои, столь необычные для нее, знаки милости и внимания, бросила быстрый взгляд на придворных; видимо, прочитав на их лицах нечто согласующееся с ее собственными, вдруг вспыхнувшими подозрениями, она резко сказала:
– Может быть, во всем этом таится больше, чем мы видим… или чем вы, милорд, желаете, чтобы мы видели. Где этот Варни? Кто знает, где он?
– Как угодно было вашему величеству, – вмешался Бойер, – это тот самый, перед кем я сейчас закрыл дверь аудиенц-залы.
– Как угодно мне? – резко повторила Елизавета, которая в этот момент пришла в такое настроение, что ей вряд ли могло быть что-нибудь угодно. – Мне не угодно не только, чтобы кто-то нахально врывался сюда в моем присутствии, но и чтобы вы не пускали сюда того, кто пришел оправдаться от взведенного на него обвинения.
– С позволения вашего величества, – ответил смущенный привратник, – если бы я знал, как вести себя в подобном случае, я бы остерегся…
– Вам следовало бы доложить нам, чего он хочет, господин привратник, и получить наши указания. Вы полагаете себя могущественной персоной, ибо мы только что отчитали из-за вас некоего вельможу. Так знайте же, что вы для нас не более чем замок на наших дверях. Немедленно приведите сюда этого Варни. Есть еще какой-то Тресилиан, упомянутый в этом прошении. Пусть они оба предстанут перед нами.
Приказание было выполнено, и Тресилиан и Варни появились в зале. Первый взгляд Варни бросил на Лестера, второй – на королеву. В глазах королевы он уловил признаки близящейся грозы, но из унылого вида своего покровителя он не мог извлечь для себя указаний, каким курсом вести свой корабль к решающей схватке. Затем он увидел Тресилиана и сразу понял всю опасность своего положения. Но Варни был в такой же степени дерзок и сообразителен, как хитер и неразборчив в средствах. В грозящий гибелью момент он оказался умелым кормчим и полностью отдал себе отчет в тех выгодах, которые сумеет получить, если вызволит Лестера из беды, а также в той страшной бездне, которая, разверзнется перед ним, если ему это не удастся.
– Верно ли, что вы, любезнейший, – сказала королева, устремив на него пронзительный взгляд, который способны были вынести лишь немногие, – что вы соблазнили и навлекли позор на молодую, знатную и воспитанную девицу, дочь сэра Хью Робсарта из Лидкот-холла?
Варни преклонил колено и с видом глубочайшего раскаяния подтвердил, что «между ним и мисс Эми Робсарт действительно имели место некоторые любовные взаимоотношения».
Лестер весь вспыхнул от негодования, когда услышал такое признание своего подчиненного. На мгновение им овладела решимость выступить вперед и, прощаясь навсегда с двором и милостью королевы, поведать всю историю своего тайного брака. Но он взглянул на Сассекса, и мысль о торжествующей улыбке, которая зазмеится на его губах при таком признании, наглухо запечатала его собственные уста.
«Не теперь, во всяком случае, – подумал он, – и не в присутствии королевы доставлю я ему такое великолепное торжество».
И, крепко сжав губы, он стоял, полный самообладания и твердый духом, вслушиваясь в каждое слово Варни и полный решимости скрывать до конца тайну, от которой зависело его блистательное положение при дворе. Между тем королева продолжала допрос Варни.
– Любовные взаимоотношения! – повторила она его последние слова. – Какие же это взаимоотношения, негодник ты этакий? Почему было не попросить руки этой девицы у ее отца, раз ты полюбил ее по честному и по-хорошему?
– С позволения вашего величества, – ответил Варни, все еще стоя на коленях, – я не осмелился сделать это, ибо отец обещал ее руку некоему знатному и благородному джентльмену. Я отдаю ему справедливость, хотя знаю, что он ненавидит меня. Это – мистер Эдмунд Тресилиан, которого я сейчас вижу в этой зале.
– Ах, вот как! – воскликнула королева. – А какое имели вы право заставить эту простодушную дурочку нарушить контракт, заключенный ее достойным отцом, из-за ваших любовных взаимоотношений, как вы их дерзко и самоуверенно именуете?
– Государыня, – ответил Варни, – бесполезно оправдываться своей чисто человеческой слабостью перед судьей, которому она неведома, или любовью – перед той, кто никогда не уступала страсти…
Тут он примолк на мгновение, а затем добавил очень тихо и робко:
– Внушаемой ею всем другим!
Елизавета сделала вид, что нахмурилась, но невольно улыбнулась и ответила:
– Ты удивительно наглый плут. Ты женат на этой девушке?
Лестера волновали такие сложные и болезненно-острые чувства, что ему казалось, будто вся его жизнь зависит от ответа Варни. А тот, после минутной, на этот раз уже подлинной нерешительности, ответил:
– Да!
– Ах ты негодяй, лживый негодяй! – воскликнул Лестер, придя в ярость. Но он не в силах был добавить ни слова к фразе, которую начал с таким неистовым пылом.
– Нет, милорд, – вмешалась королева, – мы оградим, с вашего разрешения, этого человека от вашего гнева. Мы еще не закончили с ним разговора. Так вот, знал ли ваш хозяин, лорд Лестер, о вашей проделке? Говори правду, приказываю тебе, и я сама поручусь за твою безопасность, кто бы тебе ни угрожал.
– Всемилостивейшая государыня, – сказал Варни, – если говорить правду, как на духу, то милорд-то и был всему причиной.
– Ах ты подлец, ты хочешь предать меня? – крикнул Лестер.
– Продолжай, – быстро сказала королева, обращаясь к Варни, залившись румянцем, со сверкающими глазами, – продолжай. Здесь не повинуются ничьим приказам, кроме моих.
– Они всесильны, государыня, – ответил Варни, – и от вас не может быть тайн. Но мне не хотелось бы, – добавил он, озираясь кругом, – говорить о делах моего господина в присутствии чужих ушей.
– Отойдите в сторону, милорды, – приказала окружающим королева. – А ты продолжай. Какое отношение имеет граф к твоей мерзкой интриге? Только смотри, милейший, не клевещи на него!
– Я далек от стремления опорочить своего благородного покровителя, – возразил Варни, – но вынужден признать, что какое-то глубокое, всепоглощающее, хотя и тайное чувство недавно овладело им, отвлекло его от домашних забот, которыми прежде он занимался с такой священной тщательностью, и дало нам возможность совершать разные проступки, которые, как вот в этом случае, отчасти позорят и его самого. Без этого я не имел бы ни возможности, ни досуга совершить проступок, навлекший на меня его немилость – самую тяжелую, какую только возможно, если не считать, конечно, еще более ужасного гнева вашего величества.
– И только в этом смысле, и ни в каком ином, причастен он к твоей вине? – спросила Елизавета.
– Конечно, государыня, ни в каком ином, – подтвердил Варни. – Но с тех пор, как с ним что-то стряслось, он уже сам не свой. Взгляните на него, государыня, как он бледен, как весь дрожит. Как все это непохоже на его обычные манеры, полные величия! А почему, скажите, ему бояться вашего величества? Ах, государыня, все началось с той минуты, как он получил этот роковой пакет!
– Какой пакет и откуда? – живо спросила королева.
– Откуда, государыня, не могу догадаться. Но я его приближенный и знаю, что он с той поры носит вокруг шеи идущий до самого сердца локон, на котором подвешен крохотный золотой медальон в форме сердца. Когда граф один, он с ним разговаривает, не расстается с ним даже во сне… Никакой язычник не поклоняется так усердно своему идолу!
