Текст книги "Кенилворт"
Автор книги: Вальтер Скотт
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
Главa XLI
Теперь мы должны возвратиться к той части нашего повествования, где сообщалось, что Варни, заручившись полномочиями графа Лестера и разрешением Елизаветы, поспешил удалить графиню из Кенилвортского замка, чтобы сохранить в тайне свои козни,
Он предполагал выехать рано утром, но, рассудив, что граф может за это время смягчиться и пожелает вторично увидеться с женой, решил немедленно тронуться в путь и тем самым предотвратить любую случайность, которая могла бы привести к его разоблачению и гибели. С этой целью он приказал позвать Лэмборна и пришел в неистовое бешенство, когда выяснилось, что его верный слуга отправился на пирушку то ли в соседнюю деревню, то ли еще куда-то. Так как возвращения его ожидали с минуты на минуту, сэр Ричард велел передать Майклу, чтобы он собрался в путь и отправился вдогонку, если вернется после их отъезда.
Пока же Варни прибег к помощи другого слуги, по имени Робин Тайдер, который был отчасти посвящен в тайну Камнор-холла, ибо не раз сопровождал туда графа. Этому человеку, похожему характером на Лэмборна, хотя и не такому проворному и менее распутному, Варни приказал оседлать трех лошадей, приготовить носилки и ждать его у боковых ворот. Помешательство леди, – а теперь в нем были уверены все, – служило достаточно правдоподобным объяснением тайны, которой он окружил ее отъезд из замка; то же оправдание могло пригодиться и в случае, если Эми окажет сопротивление и начнет кричать. Помощь Энтони Фостера была необходима, и Варни отправился за ним.
Этот человек, нелюдимый и угрюмый от природы, да к тому же утомленный своим путешествием из Камнора в Уорикшир, которое он предпринял, чтобы донести о побеге графини, рано покинул компанию бражников, убрался в свою комнату и тотчас же улегся в постель. Он спал крепким сном, когда вошел Варни, полностью снаряженный в дорогу, с потайным фонарем в руке. Варни помедлил мгновение, прислушиваясь к тому, что бормочет во сне его сообщник, и различил слова:
– Ave Maria… ora pro nobis… note 116Note116
Пречистая дева, молись за нас (лат.).
[Закрыть] Нет, не так… избави нас от лукавого… Да, именно так!
– Молится во сне, – сказал Варни, – и путает свои старые и новые молитвы… Немало еще ему придется помолиться, прежде чем он отделается от меня. Эй! Святой муж! Эй ты, кающийся грешник! Вставай! Вставай! Дьявол еще нуждается в твоих услугах.
С этими словами Варни принялся трясти спящего за плечо, что мгновенно изменило его видения, и он заорал:
– Воры! Воры! Нет, я умру, защищая мое золото… Оно добыто с таким трудом! Оно мне дорого обошлось! Где же Дженет?.. Дженет в безопасности?..
– В полной безопасности, горлопан безмозглый! И не стыдно тебе поднимать такой шум?
Тут Фостер окончательно проснулся и, сев на кровати, спросил Варни, что ему нужно в такой неурочный час.
– Твое посещение не предвещает ничего хорошего, – добавил он.
– Плохой ты пророк, святейший Энтони, – возразил Варни. – Оно предвещает, что близок час, когда твоя аренда превратится в собственность. Что ты скажешь об этом?
– Если б ты сказал мне такое среди бела дня, – ответил Фостер, – я бы обрадовался, но в этот глухой час, да при тусклом свете, да еще глядя на твою бледную физиономию, которая никак не вяжется с твоим веселым тоном, я могу думать только о том, что должен выполнить, а не о том, какую получу награду.
– Дурак ты, и больше ничего. А ведь нужно всего-навсего переправить твою подопечную обратно в Камнор-холл.
– И это все, что требуется? Ты бледен как мертвец, а тебя пустяком не проймешь. Это действительно все?
– Да, все… Ну, может быть, чуточку больше.
– Ах, чуточку больше! То-то ты становишься все бледнее и бледнее.
– Не заботься обо мне, тебе просто померещилось в свете фонаря. Собирайся и пошли, приятель! Подумай, Камнор-холл – твоя собственность. Да ведь ты сможешь устраивать еженедельные проповеди и дать Дженет приданое, как дочери барона! Семьдесят фунтов с лишком!
– Семьдесят девять фунтов, пять шиллингов и пять с половиной пенсов, не считая стоимости леса, – перечислил Фостер, – и все это станет моей собственностью?
– Все, дружище, вместе с белками и всем прочим. Ни один цыган не посмеет срезать и веточки в твоем лесу, ни один мальчишка не разорит птичьего гнезда, не уплатив тебе возмещения убытков. Вот то-то и оно. Одевайся, да поживей! Лошади готовы, все готово, нет только этого проклятого мошенника Лэмборна, который застрял на какой-то чертовой попойке.
– Вот, сэр Ричард, – сказал Фостер, – никогда вы не слушаетесь советов. Сколько раз я вам говорил, что этот пьяница и распутник подведет вас в нужную минуту. А я мог бы порекомендовать вам трезвого молодого человека.
– Какого-нибудь неповоротливого сладкоречивого брата по конгрегации? Ну что ж, дружище, пригодится и такой. Даст бог, нам понадобятся помощники всякого сорта. Да вот что, не забудь пистолеты. Теперь пойдем – ив путь!
– Куда?
– В комнату миледи, и помни: она должна последовать за нами. Ты ведь не из тех, кто пугается визга?
– Не испугаюсь, если это будет соответствовать писанию. Там сказано: «Жены, повинуйтесь мужьям своим». Но есть ли разрешение милорда прибегнуть к насилию?
– Будь покоен! Смотри, вот его перстень, – ответил Варни и, умиротворив таким образом своего сообщника, повел его к покоям лорда Хансдона. Объяснив часовому, что они пришли с разрешения королевы и графа Лестера, Варни и Фостер беспрепятственно проникли в комнату злополучной графини.
Можно представить себе ужас Эми, когда, очнувшись от беспокойного сна, она увидела у своей постели Варни – человека, которого ненавидела и боялась более всего на свете. Заметив, что он не один, она испытала даже некоторое облегчение, хотя имела немало оснований бояться его угрюмого спутника.
– Госпожа, – обратился к ней Варни, – у нас нет времени для церемоний. Лорд Лестер, тщательно взвесив все обстоятельства, шлет вам приказ немедленно вернуться в Камнор-холл. Взгляните, вот его перстень с печатью в подтверждение его категорического приказа.
– Ложь! – воскликнула графиня. – Ты украл перстень, ты способен на любую подлость, самую черную, самую низкую!
– Верно, госпожа, – ответил Варни, – настолько верно, что если вы немедля не встанете и не приготовитесь сопровождать нас, нам придется силой заставить вас повиноваться приказу.
– Силой… Ты не посмеешь прикоснуться ко мне при всей своей низости! – вскричала несчастная графиня.
– Как знать, госпожа, – сказал Варни, решив, что угрозы – единственное средство сломить ее непокорный дух, – если вы будете упрямиться, то найдете во мне довольно грубого слугу.
При этой угрозе Эми закричала так отчаянно, что не будь все уверены в ее безумии, лорд Хансдон и другие немедленно поспешили бы к ней на помощь. Убедившись, что кричать бесполезно, она обратилась к Фостеру с самыми трогательными словами, заклиная его честью и чистотой его дочери Дженет защитить ее от насилия.
– Послушайте, госпожа, жены должны повиноваться своим мужьям, так гласит писание, – сказал Фостер, – и, если вы сами оденетесь и спокойно пойдете с нами, до вас никто и пальцем не дотронется, пока я в силах спустить курок.
Видя, что помощи ждать неоткуда, и немного успокоенная уверенным заявлением Фостера, графиня обещала встать и одеться, если они выйдут из комнаты. Варни, в свою очередь, заверил ее, что, пока она будет находиться в их руках, ей нечего опасаться за свою честь и неприкосновенность, и обещал, что не будет даже приближаться к ней, раз ей так неприятно его присутствие. Он добавил также, что Лестер явится в Камнор-холл не позже чем через день после их прибытия.
Злополучной Эми пришлось удовольствоваться этим заверением, как ни мало было оснований полагаться на него. При свете фонаря, который они оставили ей, она начала приводить в порядок свой туалет.
Плача, дрожа от страха и шепча молитвы, несчастная оделась. Да, совсем с другим чувством одевалась она в прежние дни, исполненная гордого сознания своей красоты! Она медлила, как могла, но наконец, испуганная нетерпеливым стуком Варни, была вынуждена объявить, что готова следовать за ними.
Когда они уже выходили из комнаты, графиня с таким ужасом бросилась к Фостеру при приближении Варни, что он дал клятвенное обещание больше не подходить к ней.
– Если вы согласитесь беспрекословно выполнять волю вашего супруга, – сказал он, – вам почти не придется видеть меня. Я постараюсь держаться подальше, а вас оставлю на попечение человека, который вам пришелся больше по вкусу,
– Воля моего супруга! – воскликнула она. – Да, это воля всевышнего, и пусть она свершится! Я последую за мистером Фостером так же покорно, как жертва идет на заклание. По крайней мере он отец, он будет соблюдать пристойность, если не человечность, а тебе, Варни, равно чуждо и то и другое.
Варни ответил лишь, что она свободна в своем выборе, и пошел вперед, чтобы указывать путь; графиня, которую Фостер не то вел, не то нес на руках, была таким образом доставлена из башни Сентлоук боковым воротам, где ждал Тайдер с носилками и лошадьми.
Эми поместили в носилки; она даже не пыталась сопротивляться. Со вздохом облегчения она увидела, что рядом с носилками ехали только Фостер и Тайдер, который правил лошадьми. Варни же, внушавший графине ужас, следовал позади и вскоре совсем скрылся в темноте. Пока дорога огибала озеро, Эми, высунув голову, старалась запечатлеть в памяти вид величественных башен, принадлежащих ее супругу; некоторые окна еще светились огнями – там до сих пор пировали. Но вскоре дорога свернула в сторону, замок исчез из виду, и Эми с глубоким вздохом снова опустилась в носилки и поручила себя воле провидения.
Варни отстал от носилок не только ради спокойствия графини, но и для того, чтобы с глазу на глаз потолковать с Лэмборном, который должен был нагнать их с минуты на минуту. Он знал характер этого человека, проворного, готового на любое преступление, решительного и корыстного, и рассудил, что Майкл будет самым подходящим исполнителем его замысла. Однако он проехал не менее десяти миль, прежде чем услышал позади себя конский топот; наконец его нагнал Майкл Лэмборн.
Раздраженный его долгим отсутствием, Варни встретил своего беспутного слугу с необычайной резкостью.
– Пьяный негодяй! – накинулся он на Майкла. – Твоя лень и распутство скоро доведут тебя до виселицы, и, по мне, чем скорее, тем лучше.
Лэмборн пребывал в чрезвычайно приподнятом настроении, чему способствовала не только непомерная доза вина, но и конфиденциальная беседа, только что состоявшаяся между ним и графом, и тайна, овладеть которой ему посчастливилось. Поэтому он не пожелал снести брань со своим обычным смирением.
– Я не потерплю оскорблений, – заявил он, – даже от славнейшего из рыцарей, когда-либо носивших шпоры. Лорд Лестер задержал меня по важному делу, и это должно быть достаточным объяснением для вас, сэр Варни, так как вы всего-навсего такой же слуга, как и я сам.
Варни был немало удивлен необычно дерзким ответом, но, приписав эту наглость выпитому вину, сделал вид, что не обратил на нее внимания, и начал исподволь наводить Лэмборна на мысль о злодеянии, которое тому предстояло совершить. Заговорив о необходимости убрать препятствие, которое мешает возвыситься Лестеру, он намекнул, что граф сумеет в этом случае вознаградить своих верных сторонников превыше всех их желаний.
Майкл прикинулся непонимающим, и, в ответ на его притворное недоумение, Варни прямо указал на носилки с графиней как на препятствие, которое должно быть устранено.
– Видите ли, сэр Ричард и так далее, – сказал Майкл, – кое-кто поумнее кой-кого – это во-первых, а кое-кто похуже кой-кого – это во-вторых. Мысли милорда об этом деле мне известны лучше, чем вам, поскольку он меня полностью посвятил в него. Вот его приказ, и вот его последние слова: «Майкл Лэмборн, – заметьте, его светлость обращался со мной как настоящий рыцарь и джентльмен, и не называл меня пьяницей и негодяем, как некоторые выскочки, не успевшие привыкнуть к своим новым титулам… – Так вот, сказал он, Варни должен оказывать величайший почет моей, графине; поручаю вам присмотреть за этим, Лэмборн, – так сказал милорд, – и, кроме того, поручаю вам немедленно забрать от него и доставить обратно мой перстень».
– Вот как? – воскликнул Варни. – Он в самом деле так сказал? Значит, тебе все известно?
– Все, все! Советую вам заручиться моей дружбой, пока я к вам отношусь благожелательно.
– И никого не было поблизости, когда милорд говорил с тобой?
– Ни единой живой души, – отрезал Лэмборн, – уж не думаете ли вы, что милорд станет посвящать в такие дела кого-нибудь, кроме испытанного и преданного человека вроде меня?
– Совершенно верно, – сказал Варни и, замолчав, стал смотреть на дорогу, залитую лунным светом. Они ехали по широкой безлюдной равнине, поросшей вереском. Носилки, опередив их по меньшей мере на целую милю, исчезли из виду.
Варни оглянулся назад, но и там простиралось залитое луной поле и вокруг не видно было ни души. Он снова обратился к Лэмборну:
– И ты пойдешь против своего хозяина, который открыл тебе дорогу к придворным милостям, учеником которого ты был? Пойдешь против того, кто указывал тебе глубины и мели дворцовых интриг, Майкл?
– Я вам не Майкл! – отрезал Лэмборн. – У меня, как и у других, есть имя, перед которым положено говорить «мистер». А что касается всего прочего, то если я и был учеником, так срок моего контракта с хозяином кончился, и я решил теперь работать сам на себя.
– Получи сперва расчет, дурак! – И с этими словами Варни в упор выстрелил в Лэмборна из пистолета, который уже несколько минут держал наготове.
Несчастный свалился с лошади без единого стона, и Варни, спешившись, обшарил его карманы и вывернул их, чтобы убийство могло показаться делом рук грабителей. Он забрал письмо Лестера, что было для него самым главным, но взял также кошелек Лэмборна с несколькими золотыми монетами, случайно уцелевшими после попойки. Побуждаемый необъяснимым чувством, он довез кошелек только до небольшой речушки, пересекавшей дорогу, и забросил его в воду так далеко, как только мог. Таковы непостижимые отголоски совести там, где она, казалось, навсегда умолкла. Этот жестокий и безжалостный человек счел бы унизительным для себя присвоить несколько золотых монет, принадлежавших несчастному, которого он только что так хладнокровно убил.
Убийца перезарядил свой пистолет, хорошенько продув его, чтобы скрыть следы выстрела, и спокойно отправился догонять носилки, очень довольный тем, что так ловко избавился от беспокойного свидетеля своих гнусных интриг. К тому же Варни не имел ни малейшего намерения повиноваться приказу, переданному через Лэмборна, а потому в его интересах было повернуть дело так, словно он вообще не получал его.
Остаток пути они проделали с такой поспешностью, которая явно показывала, как мало заботились они о здоровье несчастной графини. Они останавливались только в тех местах, где были полновластными хозяевами и где никому не пришло бы в голову усомниться в правдивости заготовленной ими басни о помешательстве леди Варни, даже если бы ей вздумалось попытаться воззвать к сочувствию тех немногих, кто увидит ее. Но Эми и не надеялась, что кто-нибудь выслушает и защитит ее; кроме того, она не смела нарушить заключенное условие, благодаря которому была избавлена в пути от присутствия ненавистного ей Варни.
Варни часто приходилось добывать лошадей для графа во время его тайных визитов в Камнор-холл, и теперь он легко справлялся с этим делом, так что они прибыли в Камнор на следующую ночь после того, как оставили Кенилворт.
Когда путешествие подходило к концу, Варни подъехал к носилкам сзади, как уже неоднократно делал в пути, и спросил:
– Как она?
– Спит, – ответил Фостер. – Скорее бы попасть домой, ее силы иссякли.
– Сон восстановит их, – заметил Варни. – Скоро она уснет крепко и надолго. Нам надо подумать, как понадежнее поместить ее.
– Конечно, в ее покоях, – решил Фостер. – Я отослал Дженет к тетке и дал ей хороший нагоняй, а старухи – сама верность, потому что ненавидят миледи от всего сердца,
– И все-таки мы не станем доверяться им, дружище Знтони. – Ее нужно упрятать туда, где ты держишь свое золото.
– Мое золото! – испугался Фостер. – Какое у меня может быть золото? Видит бог, никакого золота нет! Хотел бы я иметь его!
– Ах ты глупая скотина, черт бы тебя побрал! Кому нужно твое золото! Если бы оно мне понадобилось, разве я не нашел бы сотню способов добраться до него? Одним словом, твоя спальня, которую ты так хитро запираешь, должна стать местом заключения миледи, а ты, деревенщина, ты будешь покоиться на пуховых подушках в ее апартаментах. Беру на себя смелость утверждать, что граф никогда не потребует обратно роскошную обстановку тех четырех комнат.
Последнее соображение сделало Фостера сговорчивее; он попросил только разрешения поехать вперед, чтобы приготовить все необходимое, и, пришпорив лошадь, ускакал; Варни отстал от носилок шагов на сто, и возле графини остался один Тайдер.
Как только они прибыли в Камнор-холл, графиня тотчас же осведомилась о Дженет и очень встревожилась, когда узнала, что добрая девушка впредь не будет состоять при ней.
– Мне дорога моя дочь, миледи, – грубо сказал Фостер, – и я не желаю, чтобы ее впутывали во всякие придворные штучки с обманами и побегами; она и так уж научилась слишком многому, если вашей светлости угодно знать.
Графиня была очень утомлена и испугана, чтобы ответить на эту дерзость, и лишь кротко выразила желание удалиться в свою комнату.
– Вот-вот, – проворчал Фостер, – так-то лучше. Но, с вашего позволения, незачем вам идти в ваши разукрашенные комнаты-игрушки: сегодня ночью вы будете спать в более надежном убежище.
– Пусть бы оно оказалось моей могилой, – сказала графиня, – только очень страшно представить себе, что душа твоя расстанется с телом…
– Нечего вам этого страшиться, – возразил Фостер. – Милорд приедет сюда завтра, и, без сомнения, вы с ним отлично поладите.
– Он приедет сюда? Это правда, добрый мой Фостер?
– Вот как, теперь я «добрый Фостер»! А каким Фостером я буду завтра, когда вы будете жаловаться на меня милорду, хотя я всего-навсего исполнял его приказы?
– Вы будете моим защитником, правда суровым, но все-таки защитником! – ответила графиня. – О, если бы только со мной была Дженет!
– Ей лучше оставаться там, где она находится; и одной из вас достаточно, чтобы сбить с толку человека. Не хотите ли закусить?
– О нет, нет! Скажите, моя комната… Можно мне будет запереться в моей комнате?
– Сколько угодно, а я еще запру ее снаружи, – ответил Фостер и, взяв лампу, повел Эми в ту часть здания, где она еще никогда не бывала. Они поднялись вверх по высокой лестнице; впереди шла старуха служанка с лампой. Добравшись до конца лестницы, которая показалась Эми бесконечно высокой, они пересекли короткую и очень узкую деревянную галерею черного дуба, в конце которой находилась массивная дубовая дверь. Фостер открыл эту дверь, и они вошли в комнату скряги, в высшей степени неуютную и невзрачную; в сущности, она мало чем отличалась от тюремной камеры.
Фостер остановился у двери и передал лампу графине, даже не предложив ей воспользоваться услугами старухи. Эми не стала настаивать на соблюдении церемоний, схватила лампу и тотчас же заперла дверь, задвинув многочисленные засовы, находившиеся внутри.
Как только Варни, притаившийся на лестнице, услышал, что дверь захлопнулась, он поднялся на цыпочках наверх, и Фостер, подмигнув ему, самодовольно показал скрытый в стене механизм, который легко и бесшумно опускал часть галереи, примыкавшей к лестнице, наподобие подъемного моста. Таким образом, когда галерея была опущена, из спальни, где он обычно жил сам, невозможно было попасть на верхнюю площадку винтовой лестницы. Веревка, приводившая в действие механизм, обычно находилась в спальне, ибо Фостер боялся нападения и на ночь опускал галерею. Но теперь, когда надо было охранять узницу, запертую в комнате, веревку перетянули на площадку лестницы и закрепили там. С превеликой гордостью Фостер потянул за нее и опустил трап.
Барни внимательно осмотрел механизм и несколько раз заглянул в открывшуюся под трапом пропасть. Она была чернее ночи и казалась бездонной. Фостер шепотом сообщил своему соучастнику, что она доходит чуть ли не до самых глубоких подземелий замка. Варни еще раз устремил пристальный и долгий взгляд в эту черную бездну, а затем последовал за Фостером в жилую часть замка.
Войдя в уже знакомую читателям гостиную, Варни потребовал у Фостера ужин и вина получше.
– А пока я схожу за Аласко, – добавил он, – у нас есть для него работа, и нужно привести его в хорошее настроение.
Фостер тяжело вздохнул при этом намеке, но не стал возражать. Старуха служанка сообщила Варни, что Аласко со времени отъезда хозяина не притрагивался ни к еде, ни к питью: он безвыходно сидит в лаборатории, как будто судьба всего мира зависит от дел, которыми он там занимается.
– Сейчас я объясню Аласко, что мир предъявляет к нему иные требования, – заявил Варни, схватив фонарь и отправляясь на поиски алхимика. После долгого отсутствия он вернулся, очень бледный, но на губах его играла обычная саркастическая усмешка.
– Наш друг, – сказал он, – улетучился.
– Как! Что ты хочешь сказать?! – воскликнул Фостер. – Удрал?! Убежал с моими сорока фунтами, которые должен был умножить в тысячу раз! Я за ним отправлю погоню!
– Я укажу тебе более верный путь, – сказал Варни.
– Что? Какой еще путь? – причитал Фостер. – Я отберу свои сорок фунтов… Я был твердо уверен, что они умножатся в тысячу раз… А теперь вернуть бы по крайней мере свою ставку.
– Тогда ступай удавись и подай жалобу на Аласко в адово судилище, потому что он перенес тяжбу туда.
– Как? Что это значит?.. Он умер?
– Да, именно так, – подтвердил Варни, – и уже распух, как положено, и лицом и телом. Он смешивал какие-то свои сатанинские зелья, и стеклянная маска, которую он всегда надевал, свалилась с его лица, так что ядовитые пары проникли в мозг и сделали свое дело.
– Sancta Maria! note 117Note117
Святая Мария! (лат.).
[Закрыть] – воскликнул Фостер. – Да сохранит нас господь от зависти и смертного греха! Как вы думаете, успел он совершить превращение? Вы не видели слитков золота в тиглях?
– Нет, я видел только мертвую тушу. Мерзкое зрелище – он распух, словно три дня проторчал на дыбе… Брр… Дай-ка мне кубок вина.
– Я пойду… посмотрю сам, – сказал Фостер.
Он взял фонарь и бросился к двери, но, дойдя до нее, остановился в нерешительности.
– А вы не пойдете со мной? – спросил он.
– К чему? – возразил тот. – Я насмотрелся и нанюхался достаточно, чтобы испортить себе аппетит. Однако я разбил окно и впустил свежий воздух – там воняло серой и удушливыми парами, словно дьявол побывал у него в гостях.
– А вдруг это дело рук самого нечистого? – проговорил Фостер, все еще не решаясь двинуться с места. – Я слыхал, что над такими людьми он имеет полную власть.
– Ну, если даже туда и наведался сатана, который так терзает твое воображение, то все равно тебе ничто не угрожает. Разве что уж он самый ненасытный из дьяволов и ему мало двух лакомых кусков, которыми он поживился.
– Как это двух кусков? Что вы имеете в виду?
– В свое время узнаешь. Да потом ему предстоит еще одно угощение. Или ты считаешь ее слишком изнеженным блюдом для пасти дьявола? Ей, видно, нужны псалмы, арфы и серафимы.
Энтони Фостер выслушал его и медленно вернулся к столу.
– Боже мой! Сэр Ричард, неужели это должно совершиться?
– Обязательно, Энтони, или не быть тебе владельцем замка, – ответил его неумолимый соучастник.
– Я с самого начала чуял, к чему все клонится! – сказал Фостер. – Но каким образом, сэр Ричард, каким образом? Я ни за что на свете не соглашусь поднять на нее руку.
– Не виню тебя, – заметил Варни. – Я и сам не хотел бы браться за такое дело. Вот уж когда нам не хватает Аласко с его манной, да и дурня Лэмборна тоже.
– Да, кстати, а куда же запропастился Лэмборн? – вспомнил Энтони.
– Не задавай вопросов; придет время, и ты увидишься с ним, если твоя вера истинна. Однако вернемся к нашему делу. Я научу тебя, Тони, как поймать птичку. Твоя западня – ну, этот твой трап, он ведь может держаться, даже если из-под него убрать опоры?
– Ну, ясное дело, может. Конечно, пока кто-нибудь не наступит на него, – подтвердил Фостер.
– Ну, а если бы леди вздумала убежать по нему, он бы выдержал ее тяжесть?
– Он не выдержал бы и тяжести мыши, – заверил его Фостер.
– Ну, так если она умрет, пытаясь бежать, то чем же мы с тобой виноваты, мой честный Тони? Пошли спать. Завтра мы приведем наш план в исполнение.
На следующий день, с наступлением сумерек, Варни потребовал, чтобы Фостер приступил к осуществлению их замысла. Тайдера и старого слугу Фостера услали в деревню с каким-то поручением, а сам Энтони, под предлогом, что хочет осведомиться, не нужно ли чего графине, зашел к ней в комнату. Однако кротость и терпение, с какими она переносила заточение, настолько растрогали его, что он не удержался и посоветовал ей ни в коем случае не переступать порога комнаты, пока не прибудет лорд Лестер.
– Бог даст, вам недолго ждать, – добавил он.
Эми смиренно обещала покориться судьбе, и Фостер вернулся к своему жестокому сообщнику, чувствуя, что сбросил по крайней мере половину тяжкого бремени, лежавшего на его совести.
«Я предостерег ее, – думал он. – Так что напрасно расставлены силки перед птичкой!»
Поэтому он не запер дверь спальни снаружи и, под присмотром Варни, отвел опоры, поддерживавшие трап, который теперь еле-еле держался на весу. Затем они спустились вниз и стали ждать исхода. Но ожидание оказалось напрасным. Варни долго шагал взад и вперед, укутав лицо плащом; наконец он резко отбросил плащ и воскликнул:
– Только самая последняя дура может не воспользоваться таким прекрасным случаем бежать!
– Может быть, она решила дождаться возвращения супруга, – предположил Фостер.
– Верно! Совершенно верно! – воскликнул Варни, выбегая из комнаты. – Мне это и в голову не пришло.
Минуты через две Фостер, оставшийся на месте, услышал во дворе конский топот, а затем свист, каким граф обычно извещал о своем прибытии. Спустя мгновение распахнулась дверь комнаты графини, и в тот же миг галерея рухнула. Послышался глухой удар – звук тяжелого падения, стон – и все было кончено.
Варни тотчас же показался в окне и тоном, в котором сквозила неописуемая смесь ужаса и насмешки, спросил:
– Попалась птичка? Готова?
– О боже, помилуй нас! – ответил Энтони Фостер.
– Ну и дурак же ты! Твой тяжкий труд окончен, и награда тебе обеспечена. Взгляни-ка вниз: что там видно?
– Я вижу только ворох белой одежды, словно снежный сугроб. О боже!.. Шевельнула рукой!
– Швырни в нее чем-нибудь. Сбрось свой сундук с золотом, Тони, он достаточно тяжел.
– Варни, ты дьявол во плоти! – отозвался Фостер. – Не нужно ничего больше – она скончалась.
– А с ней кончились и наши заботы, – сказал Варни, входя в комнату. – Я и не думал, что могу так хорошо подражать свисту графа.
– О, если только существует небесная кара, ты заслужил ее и она не минует тебя! Ты воспользовался ее любовью, чтобы убить ее! Это все равно что сварить козленка в молоке матери!
– Фанатик ты и осел, – ответил Варни. – Давай-ка лучше подумаем, как поднять тревогу; пусть тело пока остается на месте.
Но злодеяниям их пришел конец. Сообщники еще продолжали совещаться, когда к ним ворвались Тресилиан и Роли, которых впустили Тайдер и старик слуга, захваченные в деревне.
При их появлении Фостер пустился наутек. Ему были отлично известны все закоулки и запутанные ходы старого замка, и он сумел спрятаться так, что самые тщательные поиски не привели ни к чему. Варни был захвачен на месте; однако он не обнаружил никаких признаков раскаяния, а с дьявольским злорадством указал им на останки убитой графини. В то же время он категорически отказался признать себя виновным в ее смерти.
Безграничное отчаяние, овладевшее Тресилианом при виде обезображенного, еще не остывшего трупа любимой женщины, которая совсем недавно блистала красотой, было таким бурным, что Роли пришлось насильно увести друга от места катастрофы и самому решать, что делать дальше.
При вторичном допросе Варни почти ничего не утаил ни о самом убийстве, ни о его мотивах. Свою откровенность он объяснил тем, что хотя прямых улик против него не было, однако подозрение в убийстве тяготело бы над ним всю жизнь, и одного этого подозрения было бы достаточно, чтобы лишить его доверия Лестера и разрушить все взлелеянные им честолюбивые замыслы.
– Я был рожден не для того, – сказал он, – чтобы доживать жизнь отверженным изгнанником. И смерть моя не послужит развлечением для низкой черни.
Эти слова дали основание предположить, что он думает о самоубийстве, и потому его лишили возможности привести свой план в исполнение. Но, подобно героям древности, Варни всегда имел при себе небольшую дозу сильнейшего яда, приготовленного, вероятно, прославленным Деметрием Аласко.
Варни проглотил это зелье ночью, и наутро его нашли мертвым. Судя по всему, агония не была мучительной; на лице его даже после смерти застыла презрительная, саркастическая усмешка.
«Нечестивому нет оков в смерти», – гласит писание.
Судьба его соучастника в преступлении долго оставалась неизвестной. Сразу после убийства Камнор-холл опустел, ибо поблизости от места, которое называли комнатой леди Дадли, по уверениям слуг, слышались стоны, вопли и другие страшные звуки.
Спустя некоторое время Дженет, не получавшая никаких вестей о своем отце, была признана полноправной хозяйкой его имущества, которое и отдала вместе со своей рукой Уэйленду – он стал теперь человеком оседлым и занимал должность при дворе Елизаветы. И лишь спустя несколько лет после того, как оба они скончались, их старший сын и наследник, производивший какие-то раскопки в Камнор-холле, обнаружил потайной ход, упиравшийся в железную дверь. Ход этот начинался за постелью в комнате леди Дадли и вел в глухую каморку, где был найден человеческий скелет, простертый на железном сундуке с золотом. Судьба Энтони Фостера теперь перестала быть загадкой. Он бросился в свое тайное убежище, забыв ключ от пружинного замка, и путь к спасению ему отрезала железная дверь, предназначавшаяся для охраны его золота – золота, за которое он заплатил спасением своей души. Там он и скончался в страшных муках. Бесспорно, стоны и вопли, которые слышались слугам, были не только плодом воображения – их испускал несчастный Фостер, который в агонии молил о помощи и избавлении.
