Текст книги "13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь"

Автор книги: Вальтер Моэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– Добро пожаловать домой, – подмигнул мне Гемлут.

Собор. Широченная, не у́же главной магистрали города, лестница вела к парадному входу, охраняемому двумя небоскребоподобными циклопами. Дверь, а точнее, ворота стояли распахнутые настежь: одна створка, величиной с корму трехпалубного корабля, сорванная с петель, валялась на полу внутри, по-видимому, уже очень давно, поскольку из пазов тут и там пробивались пучки сорной травы, крапивы и чертополоха, а кое-где даже молоденькие деревца. Как только мы прошествовали по ней внутрь, в воздух взметнулись стаи голубей. Коричневые тонкие тени чуть слышно перешептывались в темных углах собора.

По другой, не менее широкой лестнице мы взошли на хоры. Внутреннее убранство собора вызывало в душе мрачные чувства и тягостные мысли: в нем царили запустение и разруха. Гнилые ступени вели в никуда, ветхие балконы-перемычки обрывались на полпути, валявшиеся повсюду раскрошенные блоки колонн и куски черепицы намертво вросли в пол, преграждая дорогу.

Сквозь дырявую крышу внутрь пробивались лучи заката, драматично высвечивая безжалостно искалеченные статуи в нишах. На одной стене я заметил высеченный из красного мрамора рельеф – скелет, в длинной мантии и с косой в руках.

Это место мне совсем не понравилось, но близилась ночь, а выбирать было не из чего.

– Во всяком случае, здесь нет крысехвостых, га! – заметил Гемлут, когда мы остановились на большой, поросшей мхом площадке и стали устраиваться на ночлег.

– Крысехвостых? А кто это?

– Га! Кто такие крысехвостые? Да кто их знает. С ними разве поймешь…

Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком

КРЫСЕХВОСТЫЕ. Не пользующиеся большой популярностью мутанты, имеющие сходство с голубем, крысой и тараканом. Крысехвостые достигают в длину полутора метров, имеют тело крысы, крылья и клюв – как у птицы, а лапы, усики и органы пищеварения – таракана. О дальнем родстве с крысами говорит также длинный, мягкий крысиный хвост. В результате самых тщательных исследований черепа этих животных ученым так и не удалось обнаружить мозг, из чего они сделали вывод, что органы центральной нервной системы у крысехвостых располагаются где-то в пищеварительном тракте, занимающем бóльшую часть внутренностей животного. Отсутствует также и сердце, которое заменяет чрезвычайно большая печень, без труда переваривающая даже самые ядовитые продукты и обеспечивающая одновременно циркуляцию крови, которая цветом, запахом и консистенцией напоминает тухлый яичный желток. Охотятся крысехвостые обычно под покровом ночи, хотя их пища состоит преимущественно из отходов и падали, в случае необходимости они нападают и на живых существ. Крысехвостые являются единственным из известных хищников, который в состоянии переварить даже кости, зубы и шкуру животного.

– Ого! Ты уверен, что здесь нет крысехвостых?

– Ну, стопроцентной уверенности у меня, конечно, нет. Га?

Похоже, я поспешил всецело положиться на табачного гнома.

– И часто ты здесь ночуешь?

– Случается.

– Как часто?

– Не один раз.

– Сколько именно?

– Хм… один раз точно.

– Всего один раз! Правда?! И когда это было?

– Вот привязался! Ну хорошо, сегодня будет первый. Доволен? А теперь давай спать, га?

Уже через пару минут спокойное, ровное дыхание Гемлута Гаванны превратилось в упоительное сладкое посапывание, а я так и не мог сомкнуть глаз. События, пережитые за день, все те удивительные вещи, которые я видел в городе, изводящий меня голод и, прежде всего, жуткая обстановка нашего ночного пристанища не давали мне заснуть.

Почему это роскошное, огромное здание до сих пор стоит пустое? Я видел сегодня жителей, ютящихся в самодельных хижинах и ветхих палатках. Почему же они не пришли в этот район и не заняли все эти бесполезно пустующие постройки? Мне вспомнились осуждающие взгляды, которыми нас провожали горожане, когда мы шли в сторону собора. Я думал о неопределенном будущем, ожидавшем меня в водовороте большого города. Потом усталость все же взяла свое и сон сморил меня.

Сон. Мне снилось, что мы с Гемлутом поселились в одной из квартир мраморного льва, но она вся состояла из одной огромной кухни-столовой, оснащенной множеством самых современных плит с горячими керамическими горелками, на которых аппетитно шипели хрустящие отбивные; мне снились большущие фантастические печи, в которых пузырились кипящим сыром гаянские пиццы и в округлых горшках булькали наваристые супы.

У меня в руке была здоровенная ложка, которой я должен был дегустировать все блюда по очереди. Но как только я зачерпывал новую порцию супа, квартира становилась еще больше, а вместе с ней вытягивалась и ложка, так что я в результате уже не мог поднести ее ко рту. Я разозлился и швырнул ее в окно, а через разбитое стекло в квартиру ринулись полчища крысехвостых и бросились пожирать все, что было в доме съестного. Один из мутантов прыгнул мне на грудь и начал жадно лизать мне нос и глаза. Он был очень тяжелый, я почти задыхался, а потом он сожрал и мое дыхание. И тут я проснулся. Действительность оказалась еще хуже, чем сон.

Явь. У меня на носу, жадно сопя, сидел восьминогий носопыр и старательно тянул всеми своими ноздрями воздух. А на груди у меня пристроился ночной кошмар, который, ехидно ухмыляясь, нагло поглядывал на меня.

Носопыр пискнул, кубарем скатился на пол и, отчаянно семеня ножками, живо затрусил к ближайшей щели. Я попытался прибить ночного кошмара кулаком, но он ловко увернулся, подпрыгнул и с гадким блеянием исчез в темноте.

Вне себя от злости, я вскочил на ноги и набросился на Гемлута с обвинениями. Тот спросонья ничего не мог понять. Мне потребовалось время, чтобы объяснить ему, что произошло.

– Подумаешь, плохой сон, га, – равнодушно махнул он рукой. – Ложись, надо спать.

– Это был не сон! Он сидел у меня на груди! А другой прямо на носу!

Тогда я еще не знал, что это были носопыр и ночной кошмар, только возмущение мое от этого было ничуть не меньше.

От возбуждения я не мог даже сесть, не то чтобы лечь. Тяжело дыша, я стоял посреди собора и скользил испуганным взглядом по темным углам. Зловещие тени вздрагивали на стенах, как языки черного пламени. Послышалось шуршание.

– Здесь кто-то есть, – прошептал я.

– Подумаешь, парочка крыс! Ложись и спи, га? – пытался успокоить меня Гемлут.

В этот момент перекрытия собора затрещали и меня окатило осколками сухой штукатурки. Крохотные части старинной фрески посыпались на меня дождем, я успел только различить в мозаике мелких пластинок искусно вырисованные руки, яблоко, крылья ангела и глаза. Потом ударил колокол, коротко и глухо, словно на него приземлилась невидимая птица.

Его звук тяжело отозвался в моей душе.

Все снова стихло.

Гемлут приподнялся и с вытаращенными глазами указал на что-то, находившееся у меня за спиной.

– Га! – воскликнул он.

Я почувствовал за спиной взмах мощных крыльев, потом что-то твердое и острое ударило меня по голове и, глухо ухая, исчезло в темноте. Затылок жгло огнем. Я испугался, что какое-то безобразное чудовище, может быть крысехвостый, выпустило на меня свою ядовитую слюну, провел лапой и ощутил на пальцах теплую липкую жидкость. В лунном свете она казалась совсем черной, но я знал, что это моя собственная кровь. Нужно иметь очень острые когти, чтобы распороть шкуру синего медведя.

– Кровь? – вскрикнул я.

– Вампиры! – выдохнул Гемлут.

И тут началось.

Вампиры. Шипящая черная молния пронзила темноту собора. Это была сильная, мускулистая кошка размером с хорошего дога и разъяренной мордой павиана, она неслась на меня, помогая себе хлопками маленьких крыльев, расположенных у нее на спине.

Она уже почти настигла меня, как вдруг со мной произошло нечто странное: я начал воспринимать происходящее как при замедленной съемке, по телу растеклись приятные тепло и покой.

Для последнего рывка кошке (обезьяне? летучей мыши?) потребовалась целая вечность, так что мне вполне хватило времени точно рассчитать ее мышечный тонус, определить траекторию прыжка и, сделав из этого соответствующие выводы, шагнуть чуть вперед, одновременно отклонив тело назад, в результате чего она пролетела у меня над головой.

А я даже успел рассмотреть во всех подробностях разочарованное выражение морды обезьянокошки и, когда она пролетала надо мной, медленно, с чувством замахнуться и проводить ее хорошим, метким пинком, так что она отклонилась от намеченного курса, ракетой пролетела еще несколько метров и громко шлепнулась о твердый, мраморный пол, а потом, громко визжа от боли, суетливыми, пружинистыми прыжками нервно унеслась прочь.

– Га! Неплохо! – уважительно кивнул мне Гемлут.

То, что, казалось мне, длилось вечно, на самом деле произошло за считаные секунды. Позднее я узнал, что спас меня пробудившийся во мне природный инстинкт. Ведь я как-никак медведь. Раньше, под воздействием хорошего воспитания, он дремал на самом дне моей генетической памяти, но сейчас некто допустил непростительную ошибку, осмелившись напасть на меня, и защитный механизм дикого зверя сработал сам собой. Я запрокинул голову и издал умопомрачительный рев, раскатившийся по всему собору многоголосым эхом.

Две кошки-вампира одновременно бросились на меня с двух сторон. Я резко пригнулся, чтобы одна из них пролетела надо мной и врезалась в стоявшую за спиной каменную колонну, ловко поймал другую за лапу и, раскрутив над головой, запустил ее, словно пращу, в дальний угол. Там она, судя по раздавшимся звукам, врезалась в кучу своих подружек, которые с отчаянным злобным визгом дружно рухнули на пол.

Потом воцарилась мертвая тишина.

– Ого! – воскликнул Гемлут. – Ты сделал их, га! Теперь они не вернутся. Вампиры очень трусливы.

Он презрительно сплюнул и попытался в знак уважения похлопать меня по плечу, но из-за разницы в росте дотянулся только до локтя.

В этот момент на нас бросились еще по меньшей мере пятнадцать кошек-вампиров, а пять других атаковали с воздуха.

Гемлут, как и все табачные гномы, не ведал страха. Это не значило, правда, что он был очень отважным, – отважным считается тот, кто ведает страх, но умеет его побороть. Дело в том, что табачным гномам чувство страха попросту незнакомо, ведь у них зеленая кровь, и в ней начисто отсутствует адреналин. Табачные гномы замечают, когда попадают в опасность, но их это ничуть не пугает. Если на кого-то из них, к примеру, бросится трехметровая злая горилла, он, вместо того чтобы припустить со всех ног, вступит с ней в неравный бой. Такое поразительное бесстрашие приносит порой позитивные результаты, и противник, имеющий многократное физическое превосходство, поджав хвост, обращается в позорное бегство. Вот почему табачные гномы хоть и не вышли ростом, но все же являются весьма опасными и отчаянными противниками. Как и любой другой обитатель джунглей, Гемлут прекрасно знал, что самое нежное и уязвимое место у всех диких кошек и лесных обезьян – их влажный нос. Достаточно резко и метко ткнуть туда пальцем, чтобы на несколько минут полностью обезвредить врага.

Боевой кадор. Кроме того, Гемлут еще владел искусством южнобразильской борьбы, так называемым боевым кадором (у него даже был цветной пояс, свидетельствующий о достижении девятой ступени). Эта борьба представляла собой некую элегантную смесь фламенко, карате и танца тореадора. Он просто стоял на месте, почти не двигаясь, одна рука плотно прижата к туловищу, другая извивается над головой, готовая к резкому выпаду. При этом он мелко-мелко перебирал ногами и непрерывно вращался вокруг своей оси, поочередно выкидывая вперед то левую, то правую ногу, что придавало борьбе черты зажигательного южного танца, в то время как тело, словно маятник, легко отклонялось в разные стороны, пропуская вампиров, которые летели мимо и с шумом ударялись лбами о стены и колонны.

А иногда он, словно рапирой, наносил молниеносный удар двумя сложенными вместе пальцами, целясь то в нос, то куда-то под ребра, не переставая при этом насвистывать себе под нос зажигательные ритмы фламенко.

Моя собственная техника, напротив, не отличалась ни продуманностью, ни четкой выверенностью движений, представляя собой скорее спонтанные выпады, продиктованные интуитивным чутьем. Я и сам был немало удивлен той силе, что долгое время мирно дремала во мне. А ведь медведи считаются одними из самых опасных хищников нашей планеты, только мне до сих пор как-то не довелось это осознать. Да и когда? Я же постоянно был чем-нибудь занят, то бродил по бесконечному лабиринту, то просиживал целыми днями за школьной партой, то есть постоянно занимался каким-нибудь не свойственным нашей медвежьей натуре делом. А оказывается, стоило мне только махнуть лапой – и любая из злобных кошек-вампиров кубарем катилась по полу, стоило только оскалить зубы – и они, поджав хвосты и визжа, мигом разбегались. Так что и от меня они получили хорошую трепку. Я с удовольствием работал кулаками, спокойно прицеливаясь, не совершая лишних движений и не забывая об обороне, как заправский боксер на ринге.

Если бы вампиры действительно были настолько трусливы, как утверждает молва, то они бы уже давно покинули поле брани. Только нет, они продолжали упорствовать: какой бы силы оплеухи на них ни сыпались, сколько бы раз я ни швырял их об пол, они только на мгновение исчезали в темноте, чтобы в следующую секунду возобновить атаку.

У них была своя простая, но действенная тактика: они нападали по очереди, непрерывно сменяя друг друга. Одна группа отступала, чтобы передохнуть и зализать раны, и на ее место тут же заступала другая. В то время как мы с Гемлутом не могли отвлечься ни на минуту, у них то и дело появлялась возможность отдышаться и набраться новых сил. Вскоре стало ясно, что долго мы так не протянем.

Одной из кошек удалось зайти с тыла и вцепиться мне в спину, другая сделала ловкий выпад и чиркнула меня когтем-бритвой по лапе, третья в прыжке лязгнула зубами у самого носа. И тут я почувствовал, что силы покидают меня. Я еле стоял на ногах, а в голове вертелась одна-единственная мысль: прекратить бессмысленное сопротивление, и будь что будет. Но тут вдруг вампиры, как по команде, отступили и растворились в темноте.

Вконец измотанные и изрядно потрепанные, жадно хватающие ртами воздух, мы в гордом одиночестве остались стоять посреди зала. Незнакомые мне до сих пор, но явно не предвещающие ничего хорошего звуки электрическим разрядом прокатились по храму. Они отдаленно напоминали стрекотание гигантского сверчка.

– Караул! Бежим! – завопил Гемлут.

– Что?!

– Крысехвостые. Га. Много. Очень много.

Крысехвостые. Метрах в десяти от нас пол собора пришел в движение. Кишащее море натыкающихся друг на друга существ расползалось по залу, быстро приближаясь к нам. Тут и там из черной волны высовывались тонкие дрожащие тараканьи усы. Иногда какая-нибудь из тварей, взмахнув крыльями, на мгновение взмывала в воздух, и можно было рассмотреть в лунном свете отвратительные очертания ее безобразного тела.

– Здесь нет никаких крысехвостых! – зло рявкнул я, передразнивая моего друга.

– Понимаешь, крысехвостые, они такие хитрые, – не сдавался Гемлут, – всегда появляются в самый неподходящий момент.

Тут Гемлут был не совсем прав, ведь это именно крысехвостые спасли нас от смерти. Хотя скорее всего только для того, чтобы мы достались им самим, но тем не менее вампиры скрылись, что в первую очередь свидетельствовало о разумности этих существ.

– Не дрейфь! Бежим к выходу!

Ну да. Я так и понял.

КРЫСЕХВОСТЫЕ [продолжение]. Повстречавшему на своем пути крысехвостого следует дать один простой, но очень ценный совет – не паниковать и не бросаться бежать сломя голову, а, напротив, постараться двигаться как можно более плавно и медленно, словно скользя по волнам. Крысехвостые реагируют лишь на резкие движения. Эти безмозглые твари настолько глупы, что любое плавно движущееся существо принимают за скользящий по волнам кораблик.

Хороший совет, нечего сказать. А если на вас надвигается тираннокит Рекс или несется опустив голову разъяренный единорог, стойте на месте, не двигайтесь, авось пронесет, – так, что ли? Не очень-то получается верить таким советам. Интуиция подсказывает: хватай ноги в руки и беги, беги как можно скорее. Однако я сделал над собой усилие и постарался двигаться как можно медленнее, как лодка, плывущая по волнам.

– Двигайся плавно и медленно, – сообщил я приглушенным голосом Гемлуту, – тогда они примут нас за лодку.

– Га? – Гемлут вытаращил на меня глаза. – За лодку? Ты спятил?

– У меня в голове «Лексикон», он иногда подсказывает мне, что делать, – прошептал я, медленно скользя вниз по лестнице, как эквилибрист по натянутому под куполом цирка канату.

– «Лексикон» в голове? Га. Понимаю.

– Правда, это не совсем «Лексикон», а идеет. С семью мо́згами. Он видит в темноте, а еще может открыть банку консервов одной лишь силой мысли. Вот он-то и говорит у меня в голове.

У Гемлута на лице появилось выражение, как у человека, слушающего бредни душевнобольного.

– Э-э, друг, – покачал головой он, – да ты и вправду спятил. Ну ничего, не переживай. С кем не бывает. От такого-то ужаса! В общем, слушай мою команду: сейчас мы хватаем ноги в руки и бежим, бежим как можно быстрее.

Я взглянул вниз:

– Нет. Этого мы делать не будем.

– Что?! Это еще почему?

– Потому.

Я показал глазами на нижнюю ступень лестницы. Оттуда уже карабкались вверх новые полчища крысехвостых. Тысячи и тысячи животных-насекомых широкими черными волнами наводняли собор. Они лезли изо всех дыр, через раскрытые окна и трещины в стенах, быстро растекаясь по полу. Вскоре мы оказались зажатыми в кольце.

– Нам конец, – констатировал я.

– Ты прав, нам конец, – согласился Гемлут, что было на него совсем не похоже.

И все же я почувствовал, что он усиленно ищет выход, какую-нибудь лазейку из создавшейся ситуации.

Только она не находилась.

Кольцо крысехвостых вокруг нас постепенно сужалось. Электрический треск их тараканьего стрекотания усиливало многократное эхо от стен собора.

Под ногой у меня что-то зашевелилось. Неужели наступил на одного из крысехвостых?! Я с брезгливым вскриком отшатнулся и схватил осколок кирпича, чтобы размозжить череп насекомому. Уже занеся камень для страшного удара, я вдруг понял, что под ногами у меня никого нет. Одна ступень лестницы осела и ушла вниз, за ней другая и третья.

Посреди лестницы теперь зияла огромная дыра, в которую пролез бы даже слон.

Гемлут, не задумываясь, бросился в пролом.

– Эгей! – послышался его голос. – Дуй за мной! Га! Прыгай! Неглубоко.

Я швырнул камень в море крысехвостых, где он с отвратительным треском расколол чей-то панцирь. И это была роковая ошибка. Несчастная жертва издала звук, похожий на визг пилы, которую саму режут на части. Тысячи насекомых подхватили этот вой, взметнулись вверх и бросились на меня.

Я прыгнул в дыру.

Полет был недолгим. Пролетев не более двух метров, я приземлился, лишь слегка отбив пятки. Пролом в лестнице над головой моментально закрылся, ступени вернулись на прежнее место. Один крысехвостый сунулся было следом за мной, свесил голову вниз и тут же пожалел об этом, потому что уже в следующий миг был разрублен пополам тяжелыми каменными плитами. Воцарился мрак, сравнимый лишь с темнотой в темной камере Филинчика.

– Теперь вы в безопасности, – произнес голос, по которому трудно было определить, принадлежит он мужчине, женщине или какому-нибудь демоническому существу. Он звучал скорее как говорящая труба.

Говорящая труба.  – Идите на голос, я вас выведу. Сюда… Сюда… – повторял незнакомец, а мы послушно брели за ним в темноте.

Не знаю, сколько раз я спотыкался, падал и снова поднимался. Мы шли в кромешной мгле, а препятствий на пути хватало. Временами стену туннеля озаряла ослепительная синяя вспышка, от которой я в оцепенении замирал на месте и поэтому не мог как следует разглядеть нашего проводника. Правда, вспышки были такими короткими, что я даже не успевал определить, в какой он стороне.

Наконец мы очутились в туннеле, кое-как освещенном призрачным светом. Сквозь мелкие дырки на потолке пробивались слабые, тусклые лучики.

– Это крышка канализационного люка, – протрубил голос. – Здесь можно выбраться наружу.

Даже несмотря на наличие освещения, мне так и не удалось разглядеть обладателя голоса. Он должен был находиться поблизости, прямо передо мной, но я никого не видел. По узкой железной лестнице мы взобрались наверх, приподняли крышку и очутились в темном переулке, выходящем на большую улицу, бурлящую обычной городской жизнью. Голос смолк.

– Человек-невидимка! – пояснил Гемлут.

– Человек-невидимка?

– Га. А ты что, его видел?

Решив не вдаваться в подробности, я молча отправился вслед за Гемлутом на Илстатна, одну из самых оживленных улиц города. Было самое время подумать о завтраке. Гемлут вел себя подозрительно тихо, возможно, ему все-таки было стыдно за то, что из-за него мы влипли в такую историю.

Он прилагал все усилия, чтобы собрать хотя бы пару пирас и задобрить меня, угостив завтраком в одной из шахматных забегаловок добраньских быков. Те уже с утра пораньше восседали за своими досками, провожая прохожих неприветливыми взглядами.

События прошлой ночи окончательно убедили меня: чтобы выжить в этом городе, нужно, по крайней мере, иметь крышу над головой. А для этого требовались деньги, а чтобы получить их, нужно было сначала найти работу. Так что я твердо решил, не теряя времени даром, заняться ее поисками. Гемлуту эта идея, правда, не очень понравилась.

– Рабо-ота? – протянул он, даже не пытаясь скрыть отвращения в голосе. – Уж лучше выступать на улице. Я буду петь, а ты – танцевать.

– Я что, по-твоему, цирковой медведь, да?

– Ну ладно, ладно, не кипятись, – вздохнул он.

Работа. Получить работу в Атлантисе оказалось совсем несложно. Сначала мы с Гемлутом несколько недель работали в мехочёске. Там постоянно требовались подмастерья, в обязанности которых входило: вычесывать застрявшие в зубьях расчесок пучки шерсти, сортировать их по типу и длине, а затем отправлять в специальные мастерские, где из них изготавливали шиньоны и парики. День и ночь мы старательно вытаскивали из расчесок волоски троллей, приводили их в порядок и раскладывали по пакетам. Работа, конечно, не из приятных, кому понравится возиться с жирной, спутанной шерстью бывших пещерных жителей, особенно когда тебя за пальцы кусают блохи.

Поэтому вскоре мы перешли на работу в одну из круглосуточных плевательных, где требовались работники сгребать с пола отвратительные, пропитанные наплеванной слюной опилки и засыпать на их место свежие. В общем, ничего сложного, только уж больно противно. Да еще приходилось постоянно увертываться от плевков, что было непросто, поскольку гости, как правило, намеренно целились в обслуживающий персонал.

Донорский пункт. Затем мы устроились работать на донорский пункт. Здесь мы делали специальные отметки на емкостях с кровью, чтобы разные ее сорта не путались и не смешивались между собой. И это была уже, можно сказать, интеллектуальная работа, наметившая начало нашего восхождения по карьерной лестнице. Я ощущал себя кем-то вроде продавца винного магазина. Нужно было хорошо ориентироваться в предлагаемом ассортименте, знать происхождение, группу и год консервации каждой емкости с кровью, а также ее донора, была ли это кровь тролля или гнома, ведьмы или кого-то другого.

Имелась здесь и зеленая кровь ирландских кобольдов, и белая фламандских водяных, и голубая натифтофской знати, и желтая демонов-рикш, но больше всего, конечно же, было крови естественного красного цвета, различных оттенков и густоты, от темно-бордовой, почти черной, крови минотавров до полупрозрачной розоватой дальнезамонианцев, именуемой в народе «киселек».

Неприятнее всего на донорском пункте было наблюдать за работой вервольфов, которые обычно держали эти заведения. Продававших свою кровь они не жаловали и обращались с ними соответственно. Я сам однажды, еще до того как устроился сюда на работу, пытался продать свою кровь. Помню, как я сидел на грязном, грубо сколоченном табурете, а вервольф возился рядом, раскладывая инструмент. Потом наклонился ко мне и спросил:

– С анестезией?

– Да, пожалуйста, – попросил я.

Последним, что я запомнил, был его кулак, нацеленный мне в нос.

Кабинет восковых фигур. А потом мы работали в «Комнате страха». В городе, где йети и демоны-рикши считаются полноправными гражданами, напугать кого-то совсем не просто, так что можно себе представить, к какой изуверской фантазии приходилось прибегать, чтобы посетители «Комнаты страха» трепетали от ужаса. Мы прятались за занавеской и, если какой-нибудь посетитель не выказывал должного беспокойства, вопили истошным голосом, чтобы у него душа ушла в пятки.

Первые два дня мы от души веселились, а потом начали терять голос. Работа оказалась еще и небезопасной. После третьей взбучки, полученной от семейства йети, мы решили оставить это место.

Короче говоря, кем мы только не работали, легче, наверное, перечислить те места, где мы не успели отметиться. Мы были подметальщиками улиц и фонарщиками, распространителями рекламы и могильщиками, половыми в шахматных и зазывалами в плевательных, разносчиками газет и мусорщиками. И это только малая часть того, что мы перепробовали. Правда, ни одна из этих должностей не требовала высокой квалификации. А мне так хотелось иметь возможность продемонстрировать всю глубину своих знаний, полученных в Ночной школе, но это оказалось куда сложнее, чем я ожидал.

Для того чтобы стать учителем, требовался диплом, обзавестись которым можно было, лишь пройдя все ступени сложнейшей образовательной системы Атлантиса, на что ушли бы долгие годы, для иной серьезной должности необходимо было разрешение какого-нибудь загадочного министерства, и, конечно же, ничего не делалось без рекомендации специальной натифтофской комиссии, получить которую можно было лишь путем многодневного простаивания в бесконечных очередях, ценой внушительного размера взятки или же предоставлением бесспорного доказательства своего родства с натифтофами. Все контролировали ужасающие своим размахом и запутанностью структуры, то есть и здесь царил характерный для Атлантиса хаос. Поэтому, пока соответствующее уровню моего образования место не свалилось само мне на голову, приходилось довольствоваться временными работами, самой полезной из которых стала должность помощника повара в одной из гаянских пиццерий (Гемлуту, кстати, досталось место моего ассистента).

Дамский угодник. Гемлут Гаванна – об этом, к сожалению, тоже придется рассказать – был неисправимым ловеласом. Как только выдавалась свободная минутка, он тут же, разрядившись в пух и прах, отправлялся на поиски очередной спутницы жизни. Только за тот период, пока мы пытали счастья на подхвате во всевозможных забегаловках, он – я подсчитал – бегал на свидания с представительницами женского пола ровно семьдесят семь раз. И я ума не приложу, как ему удавалось добиваться успеха. Ведь, откровенно говоря, красотой он не отличался. Куда там! Все гномы, как известно, коротышки. Добавьте еще нос картошкой и кривые, косолапые ноги. Но что-то в нем все-таки было, это точно. Стоило ему только заговорить на улице с девушкой, и уже через полчаса они рука об руку сидели в каком-нибудь кафе, и он напевал ей на ухо свои любимые романтические арии.

Возможно, дело было в пронзительном взгляде угольно-черных глаз из-под густых бровей, или, может быть, впечатление производило это его чувственно-глубокое, раскатистое «эр». В любом случае, ни одна жительница Атлантиса не могла перед ним устоять, независимо от того, к какому подвиду она принадлежала. Он встречался с коротышками, карлицами, натифтофками, ведьмочками, друидками и однажды даже с помолвленной йети, что стоило ему хорошенькой взбучки, когда их застукал ее брат со своими приятелями.

Но все эти романтические связи едва ли длились дольше одного дня, и повод для стремительного разрыва всегда был один и тот же.

– Га. Ну что у нее за волосы, – вздыхал Гемлут, возвращаясь с очередного свидания.

Он мечтал о девушке с самыми густыми на свете волосами. Странная мечта. Но что поделаешь, таков был его идеал. Только даже в Атлантисе, население которого порой отличалось крайней волосатостью, он не мог найти девушку своей мечты.

Винтовая башня. Со временем мы подыскали себе небольшую квартирку в районе Лиснатат: две комнаты, кухня и туалет, который нам, к сожалению, приходилось делить еще с несколькими зельцами, живущими на том же самом этаже. Жилище наше расположилось в одной из вавилонских башен, в так называемом винтовом небоскребе, которых в Атлантисе всего было пять. Эти гигантские сооружения в форме высоченного усеченного конуса, по внешней стороне которого винтом поднималась вверх огромная лестница, благодаря чему они и получили свое название, в свое время взялись возводить вавилонцы, но так и не закончили, бросив начатое дело на полпути, что вообще было свойственно их натуре и, вероятно, объясняло, почему им так не везло в торговле недвижимостью. А потом никто не хотел достраивать эти развалины до конца, поскольку они изначально не соответствовали принятым градостроительным нормам и не имели необходимых согласований и разрешений, и местные власти были вынуждены сдавать квартиры в небоскребах по самым низким, смехотворным ценам с одной лишь целью – не отдавать их на разорение крысехвостым.

Второй причиной невысокой квартплаты была наружная лестница. Добраться до своей квартиры можно было только по ней, и чем выше ты жил, тем, естественно, это было сложнее и тем умереннее была квартирная плата. Мы занимали квартиру на самом верху – ступень 24 802. Вид, открывавшийся оттуда на Атлантис, был невероятный. Ветер, который гулял сквозь незастекленные окна, тоже.

Тихими летними ночами мы с удовольствием сидели на ступенях и наблюдали за голубыми вспышками электрических разрядов, которые появлялись в городе постоянно. Целые улицы иногда на мгновение превращались в реки голубого огня, а мы сидели себе наверху как ни в чем не бывало, словно боги, облеченные неограниченной властью.

Были у жизни в вавилонской башне и другие положительные моменты – там нам, к примеру, никогда не приходилось скучать. Только самые отчаянные и отвязные существа Атлантиса не боялись селиться в этих трущобоподобных руинах, а соседство их отнюдь не всегда было приятным и безопасным. Пещерные тролли, карлики, зельцы и йети, грубый и примитивный народец без каких бы то ни было навыков общежития, окружали нас в небоскребе. Южнозамонианские карлики еженедельно играли свадьбы. Они менялись женами и мужьями, когда хотели, но каждый раз обязательно устраивали по этому поводу грандиозное гулянье, на которое приглашали всю родню и самый громкий из всех национальных оркестров. А музыку эти коротышки исполняли на дулдуффах, инструментах, напоминающих охотничий рог с вмонтированными в него бубенцами, по которым изо всей силы молотят железным смычком, одновременно выдувая дикие трели. Дулдуффы были такие длинные, что их приходилось высовывать в окна; это, правда, никого не смущало, поскольку дверей в доме все равно не было. Родня жениха и невесты изо всех сил старалась перекричать музыкантов, осыпая молодых самыми грязными ругательствами и проклятиями, что у южнозамонианских карликов считалось лучшим свадебным поздравлением.