Текст книги "Апраксин двор (СИ)"

Автор книги: Валерий Пылаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 37

Затвор лязгнул, досылая патрон. Сердито и хищно, почти как живой, будто «Максиму» и самому уже не терпелось поскорее заняться делом. Недобрая сила под пальцами подчинялась с явной неохотой и рвалась из железа наружу так настойчиво, что ее хотелось пустить в ход прямо сейчас, немедленно.

Но я держался. Терпел, отсчитывая в голове бесконечно-долгие секунды. И только когда стайка вопящих дамочек не самого серьезного поведения в коротких пышных юбках процокали каблуками мимо автомобилей, нажал на спуск. Пулемет рявкнул и принялся злобно лягаться, поливая свинцом улицу перед особняком. Один охранник упал ничком и ткнулся в асфальт лицом, второго снесло швырнуло на капот машины, но дальше очередь ушла вверх и полоснула по металлической ограде и стене особняка, выбивая стекла. Сил управляться с тридцатикилограммовой махиной мне хватало, а вот умение все-таки подвело: слишком уж долго я не брался за подобную технику.

Последний раз, кажется, в шестьдесят пятом году где-то на границе с Китаем.

– Вот так их, Володька! – радостно заорал дед Федор, поднимая обрез. – А ну-ка, братцы, поможем!

Нестройный хор выстрелов грянул сразу и справа, и слева. Сибиряки лупили из всего подряд – винтовок, ружей, револьверов… Кто-то даже умудрялся палить сразу с двух рук, задорно посылая через улицу пулю за пулей. Точность, конечно, хромала, но на таком расстоянии это почти не имело значения. За считанные мгновения мы выкосили охрану у ворот и взялись за тех, кто успел спрятаться между машинами.

Но даже они кое-как защищали только от дроби, картечи и тупоносых пистолетных пуль, а винтовочные прошивали тонкий металл кузовов, как картонку. Я уложил двоих засевших у ограды стрелков прямо сквозь лимузин и принялся за тех, кто еще огрызался из-за ворот. Местным явно приходилось туго: мы за каких-то минуту или полторы выбили чуть ли не дюжину, а тех, кто уцелел, накрывали одновременно с обеих сторон. И спрятаться им было попросту негде: двор простреливался с крыши целиком, а тех, кому посчастливилось удрать от снайперов, поджидали мы с «Максимом».

И подгулявшей и перепуганной братии оставалось только одно: ломиться к особняку, под защиту толстых каменных стен. Что они и делали, хоть и с переменным успехом – я то и дело хлестал в распахнутые ворота короткими очередями, и редкое нажатие гашетки не заканчивалось очередным телом, скорчившемся на траве. Не будь в саду женщин, мы, пожалуй, и вовсе бы залили все там свинцом, снося все, что движется и хоть немного похоже на человека с оружием.

Но пока приходилось осторожничать – и изрядно поредевшее Грозинское воинство очухивалось и даже начало огрызаться из окон.

– Вот там, Вовка! – Петропавловский хлопнул меня по плечу. – На втором этаже справа. А ну-ка угости дружка!

Я шевельнул стволом и из чистого озорства не стал отпускать гашетку, напоследок полоснув свинцом по и без того потрепанным автомобилям. Но на этот раз масштаб разрушений превзошел любые ожидания. Видимо, одна из пуль угодила в бензобак: на Шафировской вдруг стало даже светлее, чем днем, и стоявший на тротуаре прямо у въезда во двор «Руссо-Балт» вспыхнули подпрыгнул на задних колесах, выплевывая алые искры. От взрыва створку ворот отшвырнуло на петлях, а стекла в здании вылетели разом на всех этажах.

– Сейчас пойдем! – Дед Федор ловко подпалил торчавшую из стеклянной бутылки вонючую тряпку. – Дай-ка им напоследок, чтобы головы не подняли.

Для полноценной поддержки штурма одного пулемета было явно маловато, но второго не завезли, так что приходилось работать, с чем есть. Сибиряки уже побросали винтовки и, взявшись за обрезы и наганы, один за другим лезли за ограду и бежали к особняку через улицу.

А мне оставалось только прикрывать их в меру сил. «Максим» снова сердито загрохотал, без разбора поливая огрызавшиеся пистолетной трескотней окна. Я прошелся по обоим этажам и остатками патронов размолол в щепки дверь на фасаде, чтобы никому даже не пришло в голову засесть там, поджидая атакующих. Затвор дернулся в последний раз и замер, выпуская из стальных зубов опустевшую ленту.

Трудяга-пулемет отработал честно, без единой осечки – а значит, настала моя очередь. Я напоследок погладил успевший нагреться кожух, прощаясь, махнул через ограду и побежал через улицу. Приходилось догонять: сибиряки уже вовсю палили по окнам чуть ли не в упор и швыряли внутрь бутылки с зажигательной смесью. Цокольный этаж полыхнул первым, да и на остальных Грозинской шушере, судя по воплям, приходилось несладко.

– Давайте за мной, внучки! – ревел дед Федор. – Покажем господам, где раки зимуют!

Даже со своей хромой ногой старик умудрился меня обогнать: подобрался к дому, влепил в ближайшее окно заряд картечи из двух стволов и за шиворот выудил из-за машины зазевавшегося охранника. Даже не стал бить: просто поднял одной рукой швырнул на асфальт так, что бедняга остался лежать. Где-то во дворе еще лаял револьвер, но пули обходили деда Федора стороной, хоть он и шагал не скрываясь. Будто то ли сам искал смерти, то ли снова перевоплотился в грозное и могучее языческое божество – прямо как тогда, на Апраксином дворе. Огромный косматый силуэт шел прямо сквозь огонь, не выбирая дороги, и я почему-то очень не завидовал тем, кто посмеет встать у него на пути.

– Женщин не трогаем! – крикнул я, догоняя. – И гостей тоже. Не за ними пришли!

– Это уж как получится, Володька. – Дед Федор вытряхнул из обреза опустевшие гильзы и полез в карман за патронами. – Ничего не могу обещать.

Я вздохнул, но спорить не стал: старик только что лишился семьи, и не мне лишать его права мстить. Оставалось только надеяться, что когда мы прорвемся в дом, сибиряки не примутся резать всех подряд, не разбирая пола, возраста и наличия в руках оружия. За свою жизнь я успел повидать и даже сделать немало сомнительной дряни, однако стрелять в женщин уж точно не собирался.

Впрочем, и законных целей пока еще хватало с избытком. Наши стрелки на крыше понемногу зачистили сад, фасад особняка со стороны полыхал, но в доме Грозинская братия продолжала упрямо огрызаться: стоило мне заглянуть в дверь со стороны двора, как где-то внутри загрохотали выстрелы.

– А ну посторонись! Не лезь, Володька – дай-ка я им всыплю.

Дед Федор прижался к стене, высунул в проем обрез и нажал на спуск. Громыхнул выстрел, и в ответ ему тут же послышался сдавленный крик. Я не стал дожидаться, пока раненый очухается или позовет друзей – и сразу рванул внутрь, на ходу доставая из-под куртки «браунинг». Отведенное Геловани время понемногу заканчивалось, и на полноценную и длительную осаду и выкуривание его благородия сотоварищи его определенно осталось маловато.

Впрочем, дело было не только в этом – меня гнала вперед чуйка. Что-то внутри настойчиво подсказывало: Грозин не станет держать оборону и отстреливаться до прибытия городовых. На это нужна отвага, а с ней у его благородия наверняка проблемы: такие люди скорее предпочитают удрать, предоставив разгребать все другим.

Наполненное дымом и запахом пороха нутро особняка встретило меня треском пламени, руганью и криками. Я походя пнул в бок скорчившегося на полу мужика, который пытался дотянуться до лежавшего в паре шагов револьвера, несколько раз наугад пальнул в сторону лестницы – и тут же нырнул в направо, на всякий случай убираясь с линии огня в коридор. Через пару шагов навстречу невесть откуда выскочил высокий тощий юнец в мундире гвардейского полка. На поясе у него болталась кобура, но идиот зачем-то рванул из ножен саблю и с визгом бросился на меня.

Я не стал стрелять – не хватало еще ненароком угробить сынка какого-нибудь сиятельного князя, которому не посчастливилось связаться с дурной компанией. Пацан явно не блистал умом и перепугался до смерти, да и орудовать клинком не умел совершенно – так что я просто перехватил удар, стукнул горе-вояку в висок рукояткой «браунинга» и заботливо опустил на ковер.

И едва успел прижаться к стене, когда с дальнего конца коридора загрохотал пистолет. Не обычный наган – явно что-то посерьезнее и подороже.

– Пошли вон отсюда! Вы хоть знаете, на кого лезете, собаки плешивые⁈

Дым и полумрак надежно скрывали лицо стрелка, однако голос я, конечно же узнал. Чутье в очередной раз не ошиблось и вывело меня прямиком на хозяина особняка. Как я и ожидал, его благородие не собирался встречать врага с оружием в руке и явно спешил на выход – но мое появление изрядно спутало ему карты.

– Отлезь, гнида! – рявкнул Грозин. – Убью!!!

Я высадил на звук остаток магазина и полез в карман куртки за запасным. Будь у меня чуть побольше времени пристреляться, я бы, пожалуй, смог бы залепить пару пуль его благородию прямо в черепушку, но тот и не думал сидеть не месте: стоило моему «браунингу» стихнуть, как среди клубов дыма мелькнула широкая спина.

Я успел выстрелить два или три раза перед тем, как в конце коридора скрипнула дверь, но, наверное, не попал – оставалось только бежать следом. К счастью, Грозину не хватило сообразительности караулить у черного хода, где мой силуэт на фоне двери был бы лучше любой мишени. Напротив, его благородие удирал с неожиданным для такого крупного человека проворством и теперь вовсю петлял между деревьями в саду.

Погоня снаружи вряд ли продолжалась дольше минуты, но мы успели обменяться чуть ли не десятком выстрелов. Я старался не палить попусту, и все же боезапас таял куда быстрее, чем хотелось бы. Впрочем, у Грозина дела шли еще хуже: то ли он не имел привычки носить с собой патроны, полагаясь на Талант и недюжинную силу, то ли успел истратить все раньше – когда «браунинг» сожрал последний магазин и снова загрохотал, в ответ раздалась лишь тишина.

А через два десятка шагов я наткнулся на валявшийся в траве пистолет с отведенным назад затвором. Его благородие отстрелялся, и теперь просто убегал, оставляя за собой капли крови – видимо, разок я его все-таки зацепил.

– Эй, чучело! – позвал я, осторожно шагая вперед. – Стой! Все равно ведь не уйдешь.

Где-то за спиной еще гремели выстрелы и догорал в полумраке июньской ночи особняк. Городовые наверняка спешили на шум, а по моим следам могли следовать не только друзья, но и враги – сейчас это не имело уже никакого значения. Остались только я, Грозин, три или четыре патрона в «браунинге» и желание довести начатое на дуэли дело до конца.

Когда высокая и плечистая фигура выскочила из-за дерева в десяти шагах впереди и ломанулась куда-то в сторону, я выстрелил не целясь, от бедра. И наверняка промахнулся – но потом все-таки заставил себя выдохнуть, и время послушно замедлилось, позволяя действовать уже без спешки: развернуться, поднять «браунинг», подхватить снизу второй рукой – для верности, чтобы ствол меньше дергался. Прикрыть один глаз, как в тире, совместить мушку и прорезь на удаляющейся широкой спине.

И, наконец, выстрелить.

Бам. Затвор дернулся, выплевывая блеснувшую латунью гильзу, и Грозин споткнулся на бегу, будто зацепив ногой какую-нибудь корягу.

Бам. Второй выстрел заставил его перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться.

Бам. «Браунинг» лягнулся в последний раз и застыл мертвым железом. А я стоял и смотрел, как темный силуэт в прицеле медленно опускается на одно колено.

– Ну все, отбегался, родной. – Я отшвырнул опустевшее оружие и уже без спешки пошел вперед. – Вот смерть твоя и пришла.

– Обойдешься, – прорычал Грозин, кое-как разворачиваясь в мою сторону.

Я не мог промахнуться. Все три пули совершенно точно попали, куда следует: в поясницу, между лопаток – туда, где у людей обычно находится сердце – и куда-то в область затылка. И все же его благородие явно не торопился умирать.

– Когда ж ты уже подохнешь, зараза? – вздохнул я, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого и, желательно, острого. – Ну не душить же тебя…

– Ишь какой прыткий. Ну подстрелил, догнал – а дальше-то чего? – Грозин сплюнул и с ухмылкой вытер рукавом окровавленные губы. – Один ты тут, дурак – один и помрешь.

Пока трижды простреленное чуть ли не насквозь тело без каких-либо видимых усилий поднималось с залитой кровью травы, я успел подумать, что не так уж много знаю о Талантах и пределах способностей Владеющих в этом мире. Что разумный человек на моем месте дождался бы подмоги или прихватил из дома честно добытую в бою саблю. Что в моем возрасте совершать ошибку и недооценивать противника не просто глупо, а до нелепого смешно…

Впрочем, теперь-то какая разница?

– Ну ладно. Как скажете, ваше благородие. – Я сбросил с плеч куртка. – Душить – значит, душить.

– А вот это вряд ли, – усмехнулся Грозин.

И двинулся на меня, с каждым шагом вырастая примерно на полголовы.

Глава 38

– Да что ж ты такое?.. – пробормотал я, отступая на шаг.

Грозин перевоплощался прямо на ходу: раздался в плечах, чуть сгорбился, будто огромные лапы-ручищи вдруг стали слишком тяжелыми. Грудь разошлась вширь, с треском разрывая одежду. Лопнул ворот на шее, брызнули пуговицы сорочки, а лицо вытянулось вперед, с каждым мгновением все больше напоминая оскаленную звериную морду. Полыхнули в полумраке глаза, отражая огонь далекого пожарища, и во все стороны по саду прокатился низкий утробный рык.

Габариты, надо сказать, впечатляли. Грозин не только стремительно покрывался плотной коричневато-серой шерстью, но и продолжал расти. Я даже успел подумать, что это и вовсе никогда не остановится, однако даже у звериной ипостаси все-таки имелись свои пределы: его благородие вымахал до трех с лишним метров и прибавил где-то с полтонны веса и снова попер на меня, нетерпеливо срывая с плеч ошметки нарядного костюма.

Давненько я такого не видел – лет двести, а может, и больше. В моем мире оборотней считали легендой еще до Петра Великого, а к концу столетия они и вовсе вымерли под корень. Или забрались в такую глушь, что не отыщешь даже с собаками. Надо сказать, я лично изрядно приложил к тому руку… ни, или лапу. Не то, чтобы мне хотелось истреблять или гнать себе подобных, но слишком уж опасными они порой становились.

Особенно те, кто уже хоть раз попробовал вкус человеческой плоти. На таких ночь, голод, злость или фаза луны всегда действовали впятеро сильнее. А иногда им и вовсе напрочь срывало крышу, и тогда я шел по следам из растерзанных трупов. И порой шел неделями – ведь нет и не может быть добычи сложнее, чем суперхищник. Вершина пищевой цепочки, идеальный убийца, наделенный одновременно интеллектом человека и арсеналом самых опасных созданий матушки-природы.

Чего уж там – даже мне порой бывало непросто держать зверя в узде, хоть за сотню лет мы и стали если не лучшими друзьями, то хотя бы союзниками. Я не понаслышке знал, каково это, когда вторая, нечеловеческая ипостась берет верх и готова вот-вот сорваться с привязи.

Именно это сейчас и происходило с Грозиным. Злоба, боль и страх заполнили его полностью, не оставляя места человеческому, а сознание раненого зверя вмещало только одну мысль: драться! Напасть, снести, опрокинуть и разорвать на части хрупкого и жалкого врага, посмевшего бросить вызов мощи родового Таланта.

Однако страха я так и не почувствовал. Было разве что волнение – не тревога, а скорее радостное предвкушение хорошей драки. Мой собственный зверь почуял достойного противника и рвался в бой.

И на этот раз я не стал его сдерживать.

– Здоровый ты уродец. Тяжело хоронить будет, – вздохнул я.

И стянул через голову рубаху. Старая привычка – избавиться от одежды, чтобы не испортить при трансформации. Возиться с застежками времени не осталось, так что брюкам повезло меньше. Ткань жалобно треснула, разошлась, и я перекинулся. Без шума и спецэффектов, куда быстрее Грозина: просто оттолкнулся ногами от мягкой травы и прыгнул, а приземлился уже на четыре лапы, стряхнув по пути ботинки с остатками одежды.

И мир тут же раздался в стороны, впуская сотни недоступных человеческому телу звуков и запахов. В спину будто ударил луч прожектора, высвечивая весь сад до самого здания вдалеке, а рванувший навстречу Грозин замедлился чуть ли не вдвое – и теперь уже не казался опасным. Даже мысли побежали проворее, сбросив все лишнее. Как и всегда: я лишь указывал зверю цель и направление, а действовать он прекрасно умел и сам.

Догонять. Драться. И все.

Я рявкнул, обнажая зубы, и в ответ мне раздался удивленный то ли крик, то ли рев. Изменившаяся пасть Грозина уже не могла производить звуки человеческой речи… Впрочем, мы оба в этом и не нуждались: время разговоров закончилось, и теперь в ходу пойду аргументы посолиднее.

Я метнулся вбок, уходя от удара, и здоровенная лапища, способная переломить мне хребет, лишь неуклюже загребла воздух. Силы и веса Грозин отрастил хоть отбавляй, но скорость все-таки осталась на моей стороне: серое четырехлапое тело работало, как отлаженный и смазанный механизм. Будто и не было этих бесконечно-долгих месяцев, когда я едва мог выжать из себя звериное зрение, лучше чуять запахи или отрастить когти на руке. Еще одна частичка меня вернулась – и на этот раз, кажется, насовсем.

И я только сейчас понял, как по ней скучал. Хотелось, выть, кататься по траве и мчаться, куда глаза глядят. И даже драка с противником чуть ли не втрое больше и тяжелее не казалась чем-то по-настоящему важным и серьезным. Разум понемногу затапливала веселая ярость, и я заигрался: снова увернулся, полоснул зубами по неуклюжей лапе. Потом отпрыгнул, рыча – и закружил, дразня медлительного и неповоротливого врага. Снова напал…

И едва не поплатился: в арсенале Грозина оказались не только когти и зубастая пасть. Приплюснутая мохнатая башка метнулась вперед, и в бок будто ударило пушечное ядро. Меня буквально подкинуло на высоту в полтора человеческих роста, перекрутило в воздухе и впечатало в дерево. К счастью, кости уцелели, и боль не отняла сил, а лишь слегка отрезвила.

– Не валяй дурака… – беззвучно шептал я сам себе, поднимаясь на лапы. – Нельзя!

И стоило начать драться всерьез, как и без того не лучший для Грозина расклад стал и вовсе смертельным. Да, он был больше, тяжелее и куда сильнее. Его удары запросто могли бы расколоть мне череп или превратить внутренности в кашу – имей я глупость снова подставиться. Доставшийся в наследство от отца-сибиряка родовой Талант предлагал уж точно не меньше, чем способности оборотня из другого мира.

Но в таких схватках всегда побеждают не сила и врожденный дар, а опыт. Я столетиями оттачивал мастерство, выращивая из неуклюжего толстолапого щенка двухсоткилограммовую машину смерти с челюстями, способными перекусить стальной прут, и шкурой, которую едва пробьет пуля из винтовки. А Грозин всю жизнь довольствовался лишь жалкими крохами звериной сущности. Ему вполне хватало запредельных для простого смертного мощи мышц, здоровья и крепости тела, способного без следа проглотить урон от трех или четырех пистолетных пуль – а все остальное скорее только мешало. Вторая ипостась лишь портила и без того не ангельский характер, поэтому ее приходилось загонять вглубь. Не случайно Грозин так и не смог перекинуться полностью: Застрял где-то посередине, превратившись в уродливую и нескладную карикатуру с медвежьей головой, загривком и лапами – и почти человеческими ногами и телом ниже груди. Такой облик наверняка эффектно смотрелся бы на обложке книги или киноэкране, но для драки не годился совершенно.

Слишком высокий центр тяжести, слишком длинные берцовые кости – с такими толком не повоюешь на четвереньках, а прямохождение только нагружает человеческий позвоночник мощью мышц, не позволяя Грозину развить настоящую скорость.

Сам не зная того, барон был уже мертв. Я подставил плечо под удар, но зато смог достать зубами ахиллово сухожилие на ноге, а где-то через полминуты перегрыз и второе, опрокидывая огромного противника. Мы вместе покатились по траве, и в какой-то момент Грозин оказался сверху, все полтонны костей, мыщц и жгучей ненависти, однако я уже успел подтянуть задние лапы – и распрямился с мощью сжатой пружины, вкладывая всю силу тела в одно-единственное движение.

Для волка когти не самое главное оружие: слишком тупые и толстые для сражения – куда там до тигриных. Но иногда можно использовать и их. Спину и бока звериной ипостаси Грозина защищала длинная и плотная шерсть, однако на брюхе ее почти не было, и удар вышел на славу. На мгновение даже показалось, что я вообще не встретил сопротивления, вспарывая плоть до самых внутренностей.

От дикого рева заложило в ушах, но он почти сразу перешел сначала в завывание, а потом в панический хрюкающий визг. Я вывернулся из-под гигантской туши и теперь уже сам навалился сверху и просунул морду к шее Грозина, спеша поскорее добраться до горла. Шерсть и складки жира забивали пасть чуть ли не до самой глотки, но я все равно упрямо вгрызался, пока не хрящи не поддались, с жалобным хрустом лопаясь.

Я изо всех сил стиснул зубы и дернул вбок. Грозин больше не пытался сражаться – только бестолково колотил меня по бокам, но с каждым мгновением его удары становились все слабее. И я даже не сразу заметил, что продолжаю терзать уже человека. Кровь хлестала рекой, и вместе с жизнью барона покидал и Талант. Огромные лапы усыхали на глазах, когти втягивались, а запрокинутая к небу морда понемогу обретала прежний вид. Умирающее тело возвращало привычную форму, хрупкую и уязвимую, но я уже успел обжечься дважды – и поэтому орудовал челюстями, пока позвоночник не затрещал, окончательно разделяя голову с изуродованной шеей.

На этот раз, кажется, все. Я оттолкнулся передними лапами и выпрямился – уже в человеческом облике. Ночь выдалась на удивление теплой даже для июня, но тело все равно чуть потряхивало после схватки, так что я вытер ладонью кровь с лица и принялся озираться в поисках хоть чего-то похожего на одежду. Не выходить же к людям голым, да и если вдруг появятся городовые…

– Вот, значит, оно как.

Дед Федор стоял совсем близко, буквально в нескольких шагах. Не знаю, зачем он забрался так далеко в сад – наверное, пошел за мной, как только закончил в особняке. Увидел на траве кровь и стреляные гильзы, двинулся по следам – а потом услышал… что-то. Я представления не имел, как давно он здесь и как много успел увидеть, но, судя по выражению лица, достаточно. И даже чуть больше: оружие в руках говорило само за себя. Стволы обреза смотрели не на меня, скорее куда-то вниз и чуть в сторону, но убирать его дед Федор явно не спешил.

– Володька, матерь божья… – пробормотал он, отступая на шаг. – Кто же ты такой?