Текст книги "Ленинград — срочно..."
Автор книги: Валерий Волошин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Глава IX
– Алло?! Герд, у меня для тебя приятная новость!
– Слушаю, Эрнст!
Только что пришло донесение: Физик вышел на Племянника! В контакт пока не вступил, наблюдает…
– О, майн готт! Чего он тянет! Но я рад, рад, Эрнст, спасибо! Значит, как мы и предполагали, Племянник не забыл уроки «Айзсарги», сообщил свои координаты через почтовый ящик.
– Да, Герд. Физик видел, как Племянник входил в проходную радиозавода.
– Отлично!.. Но почему Физик медлит? Черт побери, я всегда говорил, что он слизняк.
– Ты прав, он опасается вступать в контакт, боится провала…
– Что-о?! Племянник на подозрении? Или есть основания не верить ему? Эрнст?!
– Успокойся, Герд, все проще. Племянник, как считает Физик, – мелкий спекулянт и воришка. Физик думает, что рано или поздно он попадется на этом.
– Тем более, в таком случае надо действовать решительно! Нам, милейший Эрнст, нельзя терять ни минуты. Физик должен завербовать Племянника и приступить к операции. Понятно?
– Яволь, шеф, будет исполнено!..
Вербовка
Начало января 1942 года. Ленинград, Лесное
Мухин мерз у забора хлебозавода. «Придет же он наконец, курва! – выругался он про себя. – Вторую ночь дубею на морозе. Ну, держись, племянничек, уж я за все ласки твоего дядечки с тобой рассчитаюсь! Прибежишь, сволочь, никуда не денешься. Желудок запоет – прибежишь…»
Мухин ждал Заманского. Он давно следил за тем, только не знал, почему тот сутками торчит на радиозаводе. Но когда Заманский выскакивал из проходной, то шнырял по одним и тем же улицам: днем шел на рынок, где среди спекулянтов он был, видно, своим человеком, ночью – к пекарне, где подстерегал со специальным крюком машины или подводы с хлебом. Наловчился, подлец, хоть буханку, но украдет. Но в последнее время и Племяннику пришлось потуже затягивать ремень. Мухин услышал случайно, как он жаловался своему дружку по рыночным махинациям: мол, то ли дело, когда баранку крутил, сам себе хозяином был. А теперь каждая отлучка из части опасна.
После этого Мухин решил не связываться с Племянником, еще чего доброго, задержат его милиционеры вместе с Заманским. Проинформировал «хозяина» радиограммой в Цесис. В ответ приказ: немедленно завербовать Племянника!
Похоже, тень шмыгнула от забора. Мухин вгляделся. «Ага-а, явился, субчик, не запылился. Сейчас и поговорю с тобой, «птычка», – он сунул руку в карман полушубка, нащупывая рукоятку «вальтера».
Из загона хлебозавода, фыркая белым дымом, выполз ЗИС. Повернул налево, в сторону Мухина. К нему тут же метнулся отделившийся от забора человек. Неуклюжий на вид, он прытко подпрыгнул, взмахнул рукой и тут же присел на корточки. Мухин, не мешкая, в два прыжка оказался перед ним, наступил валенком на прут, на который была нанизана буханка, чернеющая на снегу.
– Попался, подлец! – прохрипел Мухин. – Кто таков? Откуда? Признавайся!
Заманский вскочил, кинулся на Мухина, но тот нанес хлесткий удар ребром ладони по горлу Племянника, который словно подкошенный упал. В желтом свете луны блеснул пистолет.
– Пристрелю на месте! – грозно рявкнул Мухин.
– Нет! Подождите, – залепетал со стоном Заманский. – Не губите!
– То-то же, сука! – удовлетворенно процедил Мухин и спрятал оружие. – Выкладывай, кто таков? Не то живо в милицию сдам!
Заманский выпалил:
– Я из секретного радиобатальона. На радиозаводе счас роблю в команде.
– Что там делаете?
– Яку-то станцию варганим.
– Радиостанцию?
– Угу-у, только антенна як деревяка, шоб лучше самолеты бачить…
– Так ты специалист?
– Нет, мое дело шо-то кому поднести, подать, подержать, костер запалить…
Мухин вытащил коробку «Северной пальмиры»:
– Закуривай, небось забыл запах махорки, если даже со жратвой в вашей секретной части туго. Ишь, воровать приловчился! Давно я за тобой смотрю. – Показал на крюк: – Удивляюсь, как ты еще не влип. Рынок с сегодняшнего дня забудь. Ноги чтоб там твоей больше не было. Это мой приказ, понял? Впредь зови меня Физиком. Будем знакомы, Племянник.
– Как?.. Это шо ж т-таке? – заикаясь, промямлил За-манский, пятясь к стене. Его пробирала дрожь. «И откуда он взялся, чертяка? Как же вырваться? Нет, от такого целым не уйдешь, пришибет на месте… Почему он меня Племянником назвал? Неужели что-то знает?..»
– Поклон тебе от дяди, Павлуха. Не забыл «Айзсарги»? – вдруг спросил Мухин.
От неожиданности Заманский поперхнулся дымом. Мухин похлопал его ладонью по спине:
– Будет, будет… Что, не рад привету? – дружески подмигнул он. – Дядька твой велел кланяться…
– Шо ж ты сразу не казав, кобель! Т-ты ж заикой меня чуть не сробил! – разозлился Павло, осмелев. – Та я дядьке пожалуюсь, он за такие шуточки шею…
– Это я тебе сверну шею, как «птычке», – резко перебил его Мухин. – Будешь мне мозги тут пудрить. Или не понимаешь, кто меня послал?
– Понимаю, понимаю, – заскулил Заманский.
– Вот и молодчина. Теперь ты поступаешь в мое распоряжение, Племянник. Вот так-то. Я тебя могу судить, могу миловать. – Он достал из внутреннего кармана полушубка небольшую плоскую бутылку с завинчивающейся пробкой: – Глотни.
Заманский, отхлебнув, закашлялся:
– Зараза, крепка!
– Спирт. За хорошую работу хозяева наши его не жалеют, – удовлетворенно хохотнул Мухин и припал к горлышку. Протянул Заманскому ломоть хлеба с салом, мол, закусывай, не то захмелеешь.
У Заманского закружилась голова. Он уминал сало за обе щеки, и жизнь уже казалась ему безоблачной. «Ну и шо, если даже завербовал меня этот хмырь? Так и дядько, видно, на него робит. Один черт, шо «Айзсарги», шо немчура, лишь бы кормили. Теперь хоть харч самому добывать не надо. Физик прокормит. А сведения потребует, так шо знаю, скажу, в крайнем случае сбрешу. Про деньжата еще надо побалакать…» – думал Заманский и уже по-свойски пообещал Мухину:
– Шо треба разузнать – кажи. Мигом проведаю, в лучшем виде. Только сразу обговорим, шо – почем.
– О, да ты сообразительный мужик, далеко пойдешь, – похвалил Мухин. – Не зря мне тебя хвалили. – Вдруг глаза его сузились, и он с угрозой сказал: – Но гляди, будешь водить за нос – пощады не жди!
– Не маленький, башка шурупит, – огрызнулся Заманский. – Как платить будешь?
– Свое получишь сполна. Сначала рассказывай, кто командир батальона? Каков его состав?
– Бондаренко командир. Был капитаном, на Новый год майора дали. Горластый. Я в его квартире чуть не прокололся, – оскалился Заманский, вспоминая. – Потом расскажу. – Снова отхлебнул из фляжки и закончил: – А вообще я мало чего знаю, потому что в хозвзводе числюсь, а там нас в секреты не очень-то посвящают.
– Жаль. Так ты много не заработаешь, – покачал головой Мухин. – Слушай внимательно. Меня интересует прежде всего, сколько станций в батальоне, которые обнаруживают самолеты. Где они находятся, как их выявить. Подробней разузнай о той, что на заводе мастерите. Понятно? Начнем с этого. Жду тебя через три дня, только не здесь. Я сам подойду к проходной радиозавода, как стемнеет. И гляди у меня, проболтаешься кому-либо, сам себя погубишь. Сразу к стенке поставят!..
Через три дня Заманский доложил Физику:
– Станции называются «Редутами». Штук пять-шесть их будэ. Но ту, которую заканчиваем на заводе, кличут «девяткой». Вроде пойдет она за Ладогу. Где-то по пути возьмут на нее опытных спецов. Их не хватает.
– Не врешь? – сурово спросил Мухин.
– Ей-богу! Сам слыхав, як балакали меж собой инженер Осинин и наш отделенный сержант Пилюлин…
Вместе с буханкой хлеба и куском сала Заманский получил новое задание. Операция «Племянник» началась…
Старший оператор Микитченко
Ириновка. Через двадцать дней
Я и оператор Вовик Щеглов едем за Ладогу, нас зачислили в расчет «Редута-9». Представляете – у нас уже есть «девятка»! Уму непостижимо, практически своими руками собрали.
…Я дежурил третий час, когда дверь аппаратной открылась.
– Гарик, собирай-ка свои вещи да иди в землянку, – сказал вошедший лейтенант Ульчев.
Он посторонился и пропустил в фургон старшего оператора.
«За что? Почему?!» – моему недоумению не было предела.
Парень, который подменял меня, шепнул:
– Не волнуйся, Гарик, повезло тебе, на Большую землю поедешь. Пока, дружище…
Щеглов уже уложил свой вещмешок и переминался с ноги на ногу у входа в землянку, поджидая меня. Рядом с ним стоял воентехник второго ранга Купрявичюс. Он предупредил:
– Ты, Гарик, только ребят не разбуди. Им скоро заступать…
– А я не хочу на Большую землю. Почему меня?! —
выпалил я и обиженно отвернулся от инженера.
– Хочу, не хочу – для деток разговоры, товарищ красноармеец, – строго одернул меня подошедший Ульчев. – Приказы не обсуждаются. Две минуты на сборы – и живо вниз, к дороге. Там вас ждут.
– Есть две минуты на сборы!
С Ульчевым лучше не спорить. В нем военная косточка глубоко сидит, никакими уговорами не возьмешь. А для меня в путь собраться – пара пустяков. Жалко, с ребятами попрощаться не придется. Ну да ладно, может, свидимся…
Ульчев с Купрявичюсом пожали нам руки, поблагодарили за службу. Инженер успокоил: «Это вам, парни, доверие оказывают. Начинать работу на новой установке всегда трудно, сами знаете. Ее ведь сколько еще настраивать надо!..»
Снег поскрипывал под ногами, когда мы шли с горы к дороге. Справа на обочине стояла колонна. Возле «Редута» прогуливался лейтенант, мой новый командир, и я постарался не оплошать: доложил звонко, на одном дыхании.
– Да тише ты, не на параде ведь! Маленький, а горластый, – с укоризной сказал лейтенант и добавил: – Только ты теперь не рядовой красноармеец, а младший сержант, назначен к нам командиром отделения операторов.
«Вот это да…» И я от радости гаркнул пуще прежнего:
– Служу Советскому Союзу!
– Что, не понимаешь русского языка? – сердито оборвал меня начальник установки. – Я же просил: тише! Нельзя к себе внимание привлекать, да и расчет разбудишь. Мне и так кажется, будто кто-то следит за нами, – и он озабоченно огляделся по сторонам.
– Ерунда все это, товарищ лейтенант, – подал голос подоспевший инженер установки. – Это тени. Переинструктировали нас, когда отправляли сюда. Вот и мерещится всякая чертовщина.
– Ладно, поживем – увидим. По машинам! Залезайте в силовую, – приказал мне и Щеглову лейтенант, – там только один боец, вам просторно будет. Поехали…
Когда тронулись, я припал к окошку, чтобы еще разок глянуть на Ириновку. Луна забежала за тучку. От дороги в сторону березнячка, окаймляющего деревенское кладбище, метнулась темная, на фоне снега, фигурка человека. Померещилось? Нет, точно видел.
– Ты спать будешь? – спросил Вовик Щеглов.
– Я хочу на ледовую дорогу посмотреть. Ведь по озеру поедем. – И подумал: «Не забыть бы доложить лейтенанту о человеке, который убежал в березняк. Осторожность не помешает. Ведь не зря нас предупреждают о бдительности каждый день!..»
Из дневника старшины Михаила Гаркуши:
«11. Февраль 1942 г.
Начали получать по 700 грамм хлеба. Блокада еще держится крепко, но все воспрянули духом. Через Дорогу жизни идет вся помощь. Прибыло в батальон 20 человек сибиряков. Как-то удивительно видеть перед собой здоровых, краснощеких людей. Буду учить их на радистов, комбат поручил».
Придется передвинуть «Редут»
Лесное. Штаб батальона
В канун 24-й годовщины Красной Армии из штаба корпуса в батальон пришло две шифровки. В первой сообщалось, что на подходе, на этот раз уже с Большой земли, еще один «Редут». И с эвакуированного радиозавода, который в тылу уже развернул выпуск установок, вскоре поступит станция. Было решено «Редут-10» через Ладогу не переправлять, а разместить его в районе Соколий. Теперь нужны новые расчеты.
– Где же взять людей?! – озабоченно сказал Бондаренко. – Ведь и так в батальоне недоукомплектованы штаты…
– Придется все же прислушаться к совету корпусного начальства: призвать в батальон женщин, – улыбнулся Ермолин.
– Что-о?! Никогда не дам на это согласия! – отрезал Бондаренко. – Не хватало, чтобы у нас на «дозоре» любовь начали крутить. Обойдемся внутренними резервами.
– Как знаешь, – пожал плечами батальонный комиссар. – Во втором полку ВНОС уже служат девушки. Рано или поздно и нам девчат придется набирать.
– Лучше поздно. А сейчас не надо и говорить на эту тему… Что же делать? – Майор связался с дежурным по штабу: – Пригласите ко мне Осинина… Нет?.. Тогда Чер-вова. – Он положил трубку и сердито произнес: – Вечно этого Осинина на месте нет.
– Поэтому Червов и назначен вторым инженером батальона, – сказал Ермолин. – А Осинин, ты же знаешь, ламповую проблему решает. Пошел на «Светлану», вдруг в ее цехах после эвакуации завода остался кто-то из рабочих. Может быть, удастся ремонт ламп организовать.
– Неплохо было бы…
В кабинет вошли Червов и Осинин.
– О, когда ж это ты, Сергей Алексеевич, вернулся? – удивился батальонный комиссар.
– А что стряслось?..
Комбат пригласил инженеров сесть и протянул шифрограмму:
– Вот ознакомьтесь и доложите свои соображения.
– Это же здорово! – воскликнул Осинин, прочтя шифровку. – Одиннадцать «Редутов», а?!
Червов улыбнулся, добавил:
– С комплектованием расчетов предвижу сложности. На радиостанции-то мы найдем сибиряков. А кого операторами назначить?
– Видишь, инженер сразу сообразил, в чем загвоздка, – вздохнув, сказал комбату Ермолин. – И я про то же…
– Операторов подготовим из тех же сибиряков. Неделя сроку еще есть, сам засяду с ними, – заявил Осинин. – Двух старших операторов снимем с других «дозоров». А потом расчеты восполним…
– Когда потом? Легко же у тебя, Осинин, все получается, – покачал головой Червов.
Сергей вспыхнул. Хотел было что-то возразить, но в последний момент раздумал, махнув вяло рукой, отвернулся, насупившись. Вмешался комиссар:
– Легко? С виду только так кажется. Поработать придется много. Расскажи, Сергей Алексеевич, что там в цехах «Светланы» творится? Выкрутимся ли? Запасы ламп ведь иссякают, а Большая земля новых не шлет.
– Надо кого-то отправлять в Москву. За генераторными колбами. Без этого не обойтись, – ответил Осинин. – А на заводе жизнь теплится. Удивляюсь я ленинградским рабочим. Есть нечего, света нет, да и самого завода, можно сказать, нет! А они копошатся, возятся… С ремонтной бригадой договорился, что часть ламп она нам восстановит.
– Спасибо тебе, товарищ инженер, – сказал Бондаренко. Он смутился: видно, понял, что напрасно за глаза ругал Осинина. – А кого послать в Москву? – тихо спросил комбат.
– Думаю, Купрявичюса, – не задумываясь, ответил Осинин. – Он ведь специалист по лампам.
– Как же я сниму инженера с «шестерки», которая одна только и следит за воздухом над Дорогой жизни? Нет, ищи другого, – покачал головой Бондаренко. – Купрявичюса из Ириновки никуда ни на шаг не отпущу! Есть еще причина для этого.
Бондаренко выдвинул ящик стола и достал листок. Озабоченно зачитал:
– «Совершенно секретно тчк Соловьев Бондаренко тчк В районе Ириновки запеленгована работа вражеского передатчика тчк Есть предположение зпт что радист информировал противника о «Редуте-6» тчк На дозор направлен наш сотрудник тчк Примите меры по усилению бдительности зпт охраны дозора тчк О мероприятиях информируйте тчк».
– «Девятка» тоже сообщила, что, когда двигалась от Ириновки, один из операторов заметил подозрительного человека. Придется, видимо, менять дислокацию «шестерки», – добавил Бондаренко.
– Больно место хорошее. И линию специально тянули, – вздохнул Осинин. – А может, повременим? Вдруг все это случайность или ошибка.
– Враг мог уже передать сведения о местонахождении «Редута». Что тогда? – спросил комбат.
– Если так, то налет наверняка бы уже состоялся. Немцы не станут ждать, тут же забросают «дозор» бомбами, – не сдавался Осинин.
– А если передвинуть «Редут»? – предложил Ермолин..
– Конечно, лучше его перебросить, – согласился Червов. – Метров на пятьдесят в сторону от церкви. И хорошо замаскировать. Технические характеристики станции вряд ли изменятся. А прежнюю позицию сохраним – как бутафорию. По-прежнему охранять будем…
– Правильно, Георгий Николаевич. Так и сделаем! – завершил разговор комбат.
Это был Мухин…
Ириновка, на другой день
После бессонной ночи Купрявичюс еле волочил ноги. Оборудование и подготовка запасной позиции для «Редута» вымотали и инженера, и всех свободных от дежурства. Обессилевшие бойцы отдыхали в землянках. Альгису тоже хотелось спать, но он вспомнил, что договорился встретиться сегодня с главным инженером торфоразработок. По нынешним временам «шестерка» забирала много энергии, которой и раньше-то не хватало ириновским торфоразработчикам, добывавшим для Ленинграда топливо. Начальник установки Ульчев сам хотел сходить в контору. Но Купрявичюс сослался на то, что Ульчеву надо поговорить с прибывшими на «дозор» капитаном из особого отдела и помощником нач-штаба батальона Юрьевым.
Уже почти рассвело. Купрявичюс наклонился и растер снегом лицо. У входа в контору обмахнул валенки. Главный инженер, распахнув дверь кабинета, напутствовал какого-то крепыша с бородкой…
– А-а, пожаловал! Входи, входи, коллега, жду тебя! – обрадовался главный инженер, протягивая Купрявичюсу руку. – Через порог не здороваются, – добавил он и мимоходом бросил бородачу: – Ну, будь, Платоныч, помогай, как договорились…
Тот, надвинув на лоб шапку, посторонился, пропуская Купрявичюса, и юркнул мимо него в коридор. У Альгиса отчего-то тревожно засаднило сердце.
– Кто это? – спросил он главного инженера, оглядываясь на дверь.
– О, добрая душа! Хозяйственник с Большой земли, перевозками занимается. Отвоевал свое, списали вчистую после ранения. Но все одно рвется на передний край…
– Фамилия как, фамилия! – нетерпеливо перебил Купрявичюс.
– Читко… Иван Платонович. Я документы смотрел. Никак, знакомы? – удивился главный инженер.
– Читко… Читко… – поморщился Купрявичюс. – Нет, ни о чем не говорит… Фу-ты, напасть какая! Но я же видел его, и не раз, нутром чувствую!
И вдруг он вспомнил уполномоченного особого отдела фронта, который приезжал на установку еще осенью и беседовал с ним. Тогда, заканчивая разговор, тот сказал: «Предупреждаю, если объявится каким-то образом Мухин, немедленно сообщите нам! Он изменник Родины!..»
«Точно! Человек, который только что был здесь, похож на Мухина! Надо проверить…»
Купрявичюс, не говоря ни слова, выбежал из кабинета. Но крепыша и след простыл. Альгис метался возле барака, не зная, в какую сторону податься.
– Где он может быть?! – требовательно спросил он у выскочившего на крыльцо главного инженера.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Видно, к тракту двинул, говорил, что порожняком в Кобону возвращается. А в следующий рейс с Большой земли телогрейки сюда завезет.
– Он тебе привезет! Быстрее к дороге… – И Купрявичюс тяжело побежал. Главный инженер потрусил за ним, выкрикивая на ходу:
– Он и военными интересовался, вами, значит? Чего, мол, они тут в тылу шастают… Столько постов – ни проехать ни пройти, а на передовой каждый штык дорог…
– А ты ему что? – спросил Купрявичюс, задохнувшись от бега и переходя на шаг.
– Ничего особенного, говорю. Охраняют, значит, надо.
– А где располагаемся… спрашивал?
– Н-не помню… И так все знают, что у церкви…
К утру, как правило, трасса была пустынной. Они увидели, что из кювета на дорогу выбрался человек.
– Это он… Сто-о-ой! – закричал Купрявичюс. Человек оглянулся и тут же метнулся к лесу.
– Не уйдешь! Сто-о-ой!.. – Купрявичюс вытащил из кобуры пистолет и дважды выстрелил в воздух.
Преследуемый остановился, прицелился. Сухо щелкнули выстрелы, точно палкой заколотили по дереву. Выронив оружие, Купрявичюс охнул и сел в снег. Главный инженер, опустившись на колени, едва не плакал:
– Это что ж такое… У-би-и-или!
Он поднял пистолет. Но беглец уже скрылся в лесу. Главный инженер выстрелил несколько раз наугад и снова склонился над Купрявичюсом. Тот еле дышал…
Услышав пальбу, прибежали капитан-особист и Ульчев с Юрьевым. Купрявичюс открыл глаза:
– Это был Мухин, – с трудом сказал он и опять прикрыл веки.
– …Ведь я требовал от вас усиления бдительности! – разъярился полковник Соловьев, когда комбат доложил ему по телефону о случившемся. – Что с инженером, жить будет? – спросил он.
– Пуля прошла навылет ниже плеча. Но легкое вроде бы не задето. Казакова говорит, что должен выкарабкаться, – ответил Бондаренко.
Из донесения о боевых действиях 2-го корпуса ПВО за февраль 1942 года:
«…В течение месяца авиация противника налетов на Ленинград не производила. Германские ВВС сконцентрировали все внимание на ледовой дороге через Ладожское озеро, пытаясь сорвать перевозку грузов… 26 числа с 20.00 до 20.23 городу была объявлена «воздушная тревога». По данным спецустановок РУС-2, появилось четыре цели. Однако, не дойдя до зоны действий активных средств ПВО, самолеты резко изменили курс на северо-восток… Бомбардировщики произвели бомбометание в районе деревни Ириновка. Позиция «Редута-6» не пострадала…»