Текст книги "Ловушка для профессионала"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– Слушай, только не говори, что оно стоит дешево, – недовольно бросил Гершкович. – Думаешь, не знаю за то, что ты отдаешь мне вещи процентов на двадцать дешевле?

– Котя, обычная скидка для солидного клиента, – пробормотал я.

Котя выразительно посмотрел на меня, и продолжать говорить на эту тему уже не было смысла.

– Слушай сюда – Гершкович перешел от искусства к жизни более серьезным тоном, – против тебя гадость какая-то готовится. Точно не могу сказать…

– Не можешь или не имеешь права?

– Не могу, – подчеркнул Котя. – Но на таком уровне просто так ничего не говорят.

– Котя, ты сегодня прямо кроссворд какой-то.

– Ой, ладно. Мы тут с мэром отдыхали, так он мне по-дружески заметил, мол, твой дружок слишком прыгать стал.

– Очень конкретно.

– Конкретнее не бывает, – отрезал Котя. – Или тебя кое-кто плохо изучил? Или ты мало год назад навоевался, думаешь у них информации нет? Стоит кому-то косо посмотреть в твою сторону, и он уже может бежать до нотариуса диктовать завещание. «Аргус» не забыл?

– Эта фирма наехала на меня. Я только защищался.

– Мой долг тебя предупредить как старого приятеля. После смерти Логвиненко фирма «Глобус» даже побоится думать за то, чтобы войти в твою систему предприятий. Что ты за это скажешь?

– Скажу, если бы не наши характеры, мы бы с тобой объединились, Котя. Как тебе нравится название синдиката «Козерог на Олимпе»?

– Мне больше нравится «Олимпийский Козерог».

– Вот в этом вся причина. Иначе бы город принадлежал только нам.

Котя от души рассмеялся и заметил:

– Нет, мы же с тобой одинаково думаем. Так что лучше иметь хорошего приятеля, чем потенциального противника. Разве еще когда-то в этом мире уживались двое под одной короной, будь они даже братиками-близнецами?

– Это точно. Спасибо тебе, Котя.

– Ты больше ничего не хочешь сказать?

– Это портрет поэта Яшвили, хотя в Третьяковке до сих пор уверены, что на нем изображен другой стихотворец.

– Ты до Третьяковки добрался?

– Нет, там похожий есть.

– Сколько стоит твой портрет?

– Как для тебя, – специально подчеркнул я, – всего десять тысяч.

– Хорошо, – не стал спорить Котя и полез в боковой карман. Интересно, если бы я сказал «миллион», он стал бы шарить в сейфе или нет?

– Слушай, Котя, мне любопытно, может ли представлять из себя Градус угрозу для нашего общества?

– Я тебе так скажу. Если завтра Градус на тот свет пойдет, этому никто не удивится. Все мы грешники. Кто больше, кто меньше. Но то, что вытворяет Градус, даже отпетые бандиты не делают. Это не человек, а погромщик какой-то.

– Насколько я знаю, он не совсем честно занимается конвертацией. Благодаря тому, что деньги плохо ходят.

– Это они так ходят благодаря градусам, – поделился страшной государственной тайной Котя. – Допустим, ты договариваешься с Градусом, что переводишь ему безнал из расчета сорок шесть за бакс наличкой. Деньги он отдает. Как только они ложатся на его счет. Но деньги же плохо ходят, и за это все знают. Ты переводишь безнал и идешь за своей наличкой. А Градус говорит – я, мол, их еще не получил. Проходит время, и он сам звонит. Приходи, друг, за расчетом, сегодня твои бабки уже у меня. Дальше рассказывать?

– Не нужно, Котя. Клиент приходит к Градусу, а тот сходу его радует: когда мы договаривались, курс доллара был сорок шесть, однако сейчас, когда пришел безнал, он сорок шесть и восемь десятых. Хочешь, расчет по такой цене, не хочешь, отошлю назад тебе безналичку. А за это время курс вполне может стать и пятьдесят. О том, что якобы долго идущий безнал можно несколько раз быстро прокрутить и говорить не хочется.

– Вот-вот. Только этот деятель на таких операциях не остановился. Он заделался великий ростовщик. Прямо как та старуха из Достоевского. Ее, правда, клиент в конце концов топором рубанул, но Градусу это не грозит. Его по другому кончат, давно заслуживает.

– И чем он так отличился в бизнесе?

– Одалживает деньги под хороший процент какому-нибудь фирмачу, когда у него нехватка финансов, а потом способствует его полному разорению. И тут же бригада Градуса выколачивает все долги. В счет их по дешевке принимаются автомобили, дома, раздевают до коронок на зубах. А сколько они трупов понаделали, сколько выгодных городу сделок сорвали… Многим это уже не нравится. И я тебе скажу: рано или поздно – Градус нарвется. А если нарвется, так все этому только обрадуются. Потому что во всем есть предел, даже в этом, как его, беспределе.

– Если мои неприятности смогут иметь место, а с Градусом что-то случится, они усугубятся?

– Никогда. Я так тебе скажу, по секрету, как другу, может, и наоборот. Я б на ментовском месте человеку, который от Градуса город освободит, медаль бы дал.

– Пусть менты сами себе медали цепляют. У меня лично температура по поводу Градуса не поднимается. Скажи, Котя, в каких ты отношениях со своим банкиром господином Власовым?

– Товарищем Власовым. Это в коммерческом банке господин. Слушай, я когда первый раз услышал эту дурь – «коммерческий банк» чуть с хохота не удавился. А теперь сам так говорю.

– Мне хотелось бы с ним повстречаться, Котя. Этот деятель слишком жадный?

– Жадные в нашем деле долго не живут, – предельно откровенно заметил Котя.

– Сколько он берет за кредит?

– Двадцать пять процентов на карман и условия очень льготные.

– А если я ему предложу эти же деньги, чтобы он не предоставлял кредита определенной фирме?

– Тогда он только обрадуется. Эти деньги Власов продаст кому-то другому. Плюс неожиданный доход от твоей фирмы. Я так себе понимаю, будущая покойница носит кличку «Пантера»? – улыбнулся Котя. – Наш город всегда был большой деревней.

– Но не до такой же степени… – пробормотал я.

– И еще хорошо, что нас, коренных южноморцев, осталось здесь всего ничего. Если бы все не уехали, за этот расклад знал бы весь город. А так…

– А так, Котя?

– А так, ты да я, – хитро прищурился Гершкович и неожиданно добавил. – И еще одна семья. Солидная. Ей самой конвертацией заниматься захочется, не деля сферы влияния.

– А главным в этом деле новые хозяева города видят тебя?

– Что ты такое говоришь?

– Перестань, Котя. Ты же с Власовым хорошо работаешь. Это так, к примеру. Допустим, фирма «Лясем-трясем» переводит на счет другой фирмы деньги. Но ведь никто не удивляется, что безнал плохо ходит. В это время у Власова сидит мой дружок и говорит: дай мне на неделю пять миллиардов, я из них десять сделаю. Половина – твоя. И поэтому деньги несчастного «Лясема-трясема» приходят на нужный счет только через неделю. А затянется эта операция, так и через месяц. И никто не удивится, ведь деньги плохо ходят. И разборов не будет – банк государственный.

– Мне, – демонстративно подчеркнул Котя, – этого не нужно. Я на своих деньгах работаю. И тебе, – еще раз подчеркнул мой приятель, – тоже не стоит ходить к Власову. Я сам все сделаю. Так лучше будет, для всех.

– Тогда возьми назад свои деньги.

– Нет, считай теперь это скидкой «Олимпа» для очень солидного партнера.

– Значит сейчас, Котя, мы как бы в одной команде?

– Мы всю жизнь были в одной команде. Как бы, – вполне серьезно заметил Котя. – Только, на всякий случай, возьми кредит в своем, коммерческом, чтоб он сгорел, банке. Хороший кредит.

– Так я уже беру.

– И чем скорее, тем лучше, – не догадался Котя о том, что впервые за всю историю своего существования «Козерог» решился на кредит и без его подсказки. – Даже такому самостоятельному человеку, как ты, который, как оказывается, не собирается поддерживать Градуса, пусть и в виде компенсации за судьбу Чируса, и то надо соблюдать правила приличия.

– Я этих правил на приеме губернатора до ноздрей наглотался.

– Если бы только на приеме… Значит, давай подъедь к банкиру прямо уже, – так и не высказал до конца своей основной мысли Котя.

– Тогда на меня никто не будет точить зубов?

– Зубы на нас будут точить всю жизнь. Не одни, так другие. Но в этом случае, ты безболезненно можешь продолжать свою любимую манеру работать. И «Пантера» достанется не кому-то другому, – попрощался со мной старый приятель.

По дороге в мой исключительно коммерческий банк «Нектар» я думал о том, что не до конца понял Гершковича, быть может, впервые в жизни. И вариантов здесь несколько… Гадать можно до полной потери рассудка. Быть может, Чирус убил Логвиненко только потому, чтобы связывали это событие с последующей смертью Градуса? Напрасно что ли Вершигора предупреждал? А если еще вспомнить поведение Рябова, когда речь зашла о Градусе? Я давно убедился, что в этих играх на один вопрос может быть миллион логических ответов. Но только единственный из них, возможно самый нелепый, будет правильным.

В конце концов, я могу даже сделать глупый вывод о том, что лично обязан пристукнуть Градуса, хотя после этого разговора уверен, исполнители уже наготове. Поэтому нужно просто ждать. И только время покажет, какие действия предпринимать дальше. Особенно сейчас, когда губернатору любыми средствами нужно восстановить мир и покой в Южноморске, получив столь милые его сердцу инвестиции. Мэр ведь – его ставленник, а двигал Пенчука к этой должности золотоносный локомотив Котя Гершкович. Слава Богу, вот и банк.

Глаза телекамер, установленных над дверьми «Нектара», тщательно ощупали меня, и лишь затем раскрылась тяжелая автоматическая дверь, этакая подделка под старину, бьющая по глазам.

Охрана, расположившаяся в вестибюле, тут же приступила к своим обязанностям.

– Пропуск, – коротко бросил один из ребят, по всей видимости, отставной мент. Все банки почему-то любят нанимать в охрану именно ментов, ведь у них есть хоть какой-то опыт работы в отличие от бывших спортсменов.

Я молча предъявил ему пропуск и попытался пройти, но не тут-то было.

– Оружие? – также лаконично бросил начальник охраны.

– Да вы что? – возмущаюсь таким оскорбительным предположением. – Разве я похож на человека, нарушающего закон? Ношение холодного и огнестрельного оружия запрещено.

Страж двери не прореагировал должным образом на пропаганду идей правоохранения и устало повторил:

– Оружие…

– Смотрите, чтобы патроны не пропали, – сдался я и передал ему свой «маузер».

– У нас ничего не пропадает, – сказал охранник, выразительно посмотрев на меня. Я молча протянул ему нож с выкидным лезвием и признался:

– Это все.

Охранник мне почему-то поверил, зашел в точно такую же застекленную конторку, как во всех милицейских учреждениях, и открыл металлический шкаф. Среди таких полезных штучек, как пистолет «парабеллум», револьвер «лефоше», при желании выполняющий функции кастета, я заметил совершенно негодные для настоящей самозащиты многочисленные газовые баллончики и крохотные пистолеты «рэк».

Перед тем, как отправиться на свидание с банкиром, поправляю прическу с помощью расчески. На нее охрана почему-то не прореагировала. И совершенно напрасно. Это старая расческа «Баку», стоила она сорок копеек. Но при большом желании я могу воспользоваться ею не хуже, чем ножом. Правда, расческа не режет, однако для того, чтобы отправить человека на тот свет, резать его не обязательно. Достаточно одного точного колющего удара.

17

Родной дом встретил меня глухим ворчанием Трэша, на спине которого удобно расположился Гарик. Он тянул собаку за уши вверх с таким неистовством, словно хотел вместе с ней взмыть в воздух. Пес на моего наследника почему-то не обижался. Со мной эта тварь ведет себя несколько иначе. Если бы мне захотелось только протянуть руку к его загривку, уверен, Трэш бы не ограничился весьма обильным анализом крови. Напрасно что ли Воха с нежностью говорит о своем четвероногом любимчике как о идеальной машине для убийства. Мне сейчас для полного счастья не хватает только проверить слова руководителя охраны.

Так что пришлось Гарику отказаться от дальнейших попыток растягивать уши собаки, и спокойно наблюдающий за этой картиной Воха увел оскалившегося пса в вольер. Гарик не слишком огорчился и переключил свое внимание на меня.

– Папуля, – ласково протянул Гарик, – когда мы постреляем?

– Освобожусь только, и тут же начнем.

– Ты освободишься, – в голосе сыночка прозвучали интонации его мамочки. – Тебе семья нужна? Только бы по сукам скакать…

– Что ты сказал, дебил мелкий?

– Сам такой породистый, – парировал Гарик, показал мне резко поднятый вверх средний палец и скороговоркой добавил:

– Иди в жопу!

– Ну, все, козел малый, – устало процедил я перед тем, как отпустить ему дежурную затрещину, чтобы не остаться в стороне от процесса воспитания будущего поколения строителей демократического общества.

И все-таки наши дети меняются на глазах. Вместо того, чтобы получить по шее и убежать, обливаясь слезами, не забыв при этом еще раз послать меня куда подальше, Гарик, развернувшись в прыжке, нанес удар в пах воспитывающему его папаше. К великой сыновней радости, я рухнул, как подкошенный. Однако Гарик слишком рано расслабился, потому что я тут же подсек его ноги. Так теперь на нем тренироваться можно, окончательно решил я, и вполсилы врезал в ухо новоявленного спарринг-партнера. Оглушительный вопль Гарика послужил сигналом к завершению тренировки. Вдобавок влетевшая в холл Сабина тут же сгребла в охапку основное богатство нашей семьи, бросив на меня взгляд, явно позаимствованный у Трэша. Чувствуя такую поддержку, несгибаемый боец Гарик завизжал еще сильнее. Я внимательно посмотрел на жену и окончательно понял – после приема у губернатора наша жизнь постепенно входит в свою привычную колею.

– Что ты себе позволяешь? – вызверилась на меня Сабина. – Это же ребенок. Ты что, убить его хочешь? Возьми свой пистолет и стреляй. Сразу, двоих.

Я не успел оправдаться, мол, уделяю ребенку внимание, как того она постоянно требует, играю с ним, учу самообороне. Рев Гарика тут же перешел в торжественные обещания:

– Я твое яйца оборву… Глаз на жопу натяну…

Видимо, в отличие от жены, ребенок даже не допускал мысли, что папа выхватит пистолет и начнет с его помощью выяснять сложные семейные взаимоотношения.

Не комментируя угрозы сына, я молча поднялся в свой кабинет. Включил свет и тут же увидел спящего на диване Рябова. Впрочем, через секунду после того, как освещение залило комнату, Сережа уже был на ногах.

Чтобы сразу поднять настроение коммерческого директора, я прикурил сигарету и заметил:

– Мне казалось, что день головоломок уже позади.

– Какие головоломки… – бормотал Рябов, протирая глаза.

– Кофе хочешь?

– Я уже ничего не хочу, – закончил умываться по-кошачьи Рябов.

– Тогда, быть может, соизволишь кое-что объяснить? Или ты не в курсе?

– Правильным курсом идете, товарищи, – окончательно проснулся Сережа.

– Значит, товарищи идут правильным курсом, а мы в их фарватере.

– Ты же меня не слушаешь. Тогда слушай других.

– Наслушался. На всю оставшуюся жизнь. Пора выводы делать.

– Правильно. Делай.

– Уже сделал. Только сумбурные. Интересно, чего это Котя, с одной стороны, предлагает, Вершигора предупреждает, а вот Рябов…

– Рябов лучше всех тебя знает.

– Ладно, Сережа. Что это за игрища начались в нашем славном городе?

– Победившая команда окончательно переподчиняет себе бывших конкурентов.

– А от несогласных освобождается?

Сережа решил отмолчаться, однако и я не спешил продолжать прогнозировать ситуацию, тут же изменив нашу обычную манеру взаимоотношений.

– Рябов, в конце концов – ты мой подчиненный. Так что давай, докладывай, – чуть ли не по-армейски бросаю в его сторону и закрываю окно. Пусть Сережа дымом подышит, быть может, это на него подействует.

Вместо того, чтобы отвечать своему руководителю, Рябов пошире распахивает окно и замечает:

– Вот-вот. В этом ты весь. И губернатор слишком хорошо тебя знает. Мне Вершигора…

– Опять встречаетесь?

– А как же иначе? Они же прекрасно понимают, что ты скорее застрелишься, чем станешь выполнять…

– Я не застрелюсь, Сережа. Я, в крайнем случае, такое им устрою. Размечтались, чтобы я…

Рябов выразительно посмотрел на меня, и тронная речь прервалась как бы сама собой.

– В этом-то и все дело – чуть ли не грустно сказал Сережа. – Ты человек непредсказуемый. Порой даже для меня. По крайней мере, ясно одно – твое поведение должно быть нейтральным.

– Добрые значит, позволяют мне сотворять вид независимости…

– А как ты хотел? Сам ведь говорил, городом должна управлять одна команда.

– Пусть управляют, я тут причем?

Рябов пристально посмотрел на меня и заметил:

– Ты, между прочим, тоже в городе живешь.

– Я живу за городом, Сережа.

– Но кредиты берешь в городском банке.

– Ага, значит ты еще и с Котей виделся.

– После тебя.

Поддерживать свое гордое «я» уже не было смысла. Котя ведь не просто выводил меня из-под возможного удара, но и посоветовал взять кредит. И я это сделал. А значит, прислушиваюсь к советам их команды.

– Котя молодец, – наконец-то придавливаю свой нелегкий характер. – Он понимал, на словах можно обещать, что угодно. А теперь его компаньоны должны успокоиться.

– Твое появление в банке… – протянул Рябов. – Это как бы сигнал нашей… нашего согласия.

Сережа щадит мое самолюбие, хотя только что вел себя по-другому. Он специально сказал «нашего согласия», хотя правильнее было заметить – «твоей покорности».

– Хорошо, что они не знают – этот кредит было решено взять и без их… просьбы, – я решил все-таки оперировать более привычными для самолюбия формулировками. – А что твой партнер Вершигора?

– А что Вершигора? У него свои дела. Так и сказал – разве местные бандюги-бизнесмены будут довольны предстоящими иностранными инвестициями? На чем они тогда руки греть будут?

– Вот отчего генерал гарантировал, что до Чируса и без меня очередь дойдет. Именно так, очередь. А первым в этой очереди у них Градус легендарный, у которого Чирус в шестых номерах значится. И боятся они, как бы с преждевременной смертью Чируса Градус не встрепенулся.

– Ты еще горишь желанием разобраться с Чирусом?

– Сережа, этот вопрос я от тебя сегодня второй раз слышу. Значит давай решать так. Пусть им достается Градус, а нам Чирус. В конце концов это лишний раз убедит их, на чьей я стороне. К тому же Вершигора не против экономических воздействий на Чируса. Теперь мне все ясно.

Им достанется то, что награбил будущий покойник Градус и его трудовая ниша; конкуренция в нашем городе давно уже реальное явление. А мы станем наследниками «Пантеры», чтобы возместить упущенную выгоду от объединения с фирмой «Глобус». И все их волнения – чтобы Чируса раньше времени не вспугнули. И когда все закончится, в городе станет тихо, так что вполне можно осуществлять свои инвестиционные мечты.

Хорошо придумали. Иностранцы будут вкладывать деньги в Южноморск, а местная команда размещать собственные средства, быть может, в их же странах. Там-то деньги будут защищены понадежнее, чем в этой стране чудес, законы которой словно создаются для уничтожения собственной экономики и, как следствие, – капиталовложений отечественных бизнесменов в и без того хорошо развитые страны.

Я прикурил очередную сигарету. Рябов из благодарности за мое хорошее поведение не стал распространяться о воздействии табака на его драгоценное здоровье. Однако я слишком хорошо знаю Сережу, чтобы не понять – он снова прячет какой-то козырь в рукаве. Ничего страшного, у меня тоже свой джокер имеется.

– Сережа, ты контролируешь ситуацию? – словно невзначай спрашиваю Рябова, и тот укоризненно замечает:

– По-моему, из нас двоих ты не выспался. Пока я жив, веди себя, как хочешь.

– Да, особенно при нынешних обстоятельствах.

– Это явление временное. Зато мы можем продолжать свой бизнес ПОЧТИ СПОКОЙНО.

Это «почти» полностью успокоило меня. Благодаря сережиной заботе можно не обращать внимания на очередные городские разборки и заниматься исключительно любимым делом. В этом я лишний раз убедился, когда пошел проводить Рябова.

Мой дорогой наследник Гарик, похоже, успел позабыть, что еще совсем недавно он был самым несчастным ребенком на свете. Сейчас он просто светился от счастья, потому что в доме появился его лучший дружок – начальник отдела снабжения моей фирмы. Если бы я не был твердо уверен, что Гарик мой сын, то приписывал бы его появление на свет исключительно Константину: эта парочка прекрасно находит общий язык и представляет собой союз разнокалиберных пакостей. У Константина, понятное дело, масштаб покрупнее, напрасно что ли Гарик с пеленок к нему инстинктивно тянулся.

Никелированная хлопушка моего сына сиротливо лежала на ковре рядом со счастливым донельзя Костей, командовавшим: «Рота, вперед! В атаку! Ура!» – а Гарик с неописуемым восторгом гонял по комнате с опухшим ухом и персональным «магнумом» Константина. В руках Гарика этот слонобой казался пулеметом.

Рябов спокойно ушел, успев процедить в сторону рванувшегося к нам навстречу начальника отдела снабжения характеристику, не вошедшую в его личное дело – «Мешок убытков».

– Здравствуйте, – радостно захлопал Константин ресничками своих голубых кукольных глазок, придающих его мордочке ангельский вид. – Я все сделал, в лучшем виде.

Это хорошо, подумал я и посоветовал Косте забрать у ребенка свою игрушку, а Гарику – убираться с неземной скоростью. Гарик бросил на меня взгляд, полный злобы, и я обрадовался уже потому, что перед тем, как отдать Косте пистолет, ребенок даже не попытался разрядить его в родного папочку.

– И как там город на Неве, Константин?

– Стоит, не падает.

– А старичок Рогожин?

– Жучара. Старый козел. Наглый, как паровоз, на котором Ленин в их Ленинград приехал.

– Ну и что ты в этом Ленинбурге успел?

– Все сделал, в лучшем виде. Хотя пришлось, конечно… Но я же и не таких, как этот старый козел в раскрут пускал. В общем, даже девочек ему выставил. У меня такие расходы были…

Мне предельно ясно, отчего Константин прискакал сюда, а не отправился к Игорю, как было велено. Бойко он бы мог трое суток о своих затратах рассказывать, но вряд ли даже сочувствия дождался. Сейчас Косте сочувствие даром не нужно, зря что ли он так поет о нелегкой работе и затраченных средствах, намекая, что окончательно исправился и мое решение о его труде на общественных началах вполне можно отменить.

Я решил было сообщить Косте – в связи с его умелыми действиями, наказание отменяется, но начальник снабжения снова завел долгоиграющую рекламу насчет всего в лучшем виде и при этом демонстративно бросил взгляд на свой «Ориент».

– Ты спешишь?

– Поздно уже.

– Да, в это время наш малыш Костик уже ложится баиньки.

– Нет, просто меня такая телочка ждет.

– Как питерские телки?

– В лучшем виде, – выпалил Костя.

– А, так ты, кроме старичка, еще и девочками занимался?

– Для пользы дела, – затарабанил Константин, еще раз посмотрев на часы, – только ради…

– Ты еще скажи, что о моем здоровье заботился, – не сдержался я. – Ладно, беги к своей телке. Учитывая твой титанический труд, с завтрашнего дня работа на общественных началах отменяется. Доволен?

Константин радостно кивнул головой:

– Спасибо. Тогда я домой поехал?

– Чеши отсюда.

Начальник отдела снабжения радостно понесся к двери, а я, как бы невзначай, бросил ему вслед:

– Ты Бойко уже видел?

Константин остановился, словно ему вдогонку была пущена стрела, вошедшая в зад по оперение.

Он повернулся и посмотрел на меня таким растерянным взглядом, что я не удержался от смешка:

– Полные штаны от радости предстоящей встречи. По-моему, тебе пора снова переходить на работу без оплаты. И тогда-то, уверен, все будет в действительно лучшем виде. Что тебе поведал Рогожин?

– Я так устал, – начал оправдываться Константин. – Этот старый пердун утомил. Голова кругом идет.

Константин продолжал оправдываться, а я подумал, что он здорово наблатыкался выдавать мои собственные формулировки.

– Ладно, отдыхай, – смягчился я и, дождавшись, когда Константин скоростным снарядом сорвался с места, рявкнул:

– Стой, придурок!

Когда Константина именуют придурком, он сходу начинает понимать все без лишних объяснений. Начальник отдела снабжения наигранно хлопнул себя по лбу, подлетел ко мне и протянул смятый конверт, от которого несло мускатным шампанским:

– Рогожин написал данные. Собственноручно.

– Все, Костя, делай вид, чтобы тебя искали, – прощаюсь с чиновником для особых поручений и услышал урчание его «фольксвагена» еще до того, как заглянул в конверт.

В конверте лежала бумажка, на которой незнакомым бисерным почерком был каллиграфически выведен номер телефона и данные его владельца – Пошелевская Наталья Хуйдабердыевна. Все ясно, после того, как Костя однажды неверно записал номер телефона, со всеми вытекшими из его кармана последствиями, он переложил эту работу на старичка Рогожина.

Положив перед собой бумажку и, выдвинув антенну радиотелефона, набираю номер Бойко. Игорь не успел взять трубку, как я отключил связь. Я не мог понять, в чем дело, но как всегда инстинктивно почувствовал – что-то не то. Это непонятно, как доставшееся мне от далеких предков звериное чувство повышенного инстинкта, которое никогда не подводило.

Еще раз скользнув глазами по бумажке, доставленной из Питера, набираю номер телефона женщины, у которой старик Рогожин приобрел работу кисти Башкирцевой, и корявый голос автоответчика тут же поведал:

– В случае острых кишечных заболеваний…