Текст книги "Слишком сильный"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава IV

Забавно было после двухлетнего перерыва входить в свой класс. Многих уже не было: они были отсеяны строгой директрисой и педсоветом, ушли в другие школы или ПТУ. Я все понимал, не понимал только одного: как мог «отсеяться» классный отличник и умница Долгов, – неужели он тоже почему-то не соответствовал «новым требованиям»? Какие же это новые требования?

Оставшиеся все, конечно, здорово изменились, особенно девчонки, их было просто не узнать: все были слегка накрашены, на каждой было энное количество драгоценностей. Поэтому Ирка Холина, с которой мы раньше вроде дружили, сейчас со своим скромным бирюзовым колечком на тонком пальчике на все мои попытки как-то отвлечь и развеселить ее отвечала отрывисто и трагически. Всякие аметисты и топазы на подружках-соперницах она еще терпела, хоть и тяжко вздыхала, но когда появившаяся в дверях Маша Гурко буквально ослепила всех бриллиантами в ушах – Ирка не выдержала, вскочила, всхлипнула и выскочила в коридор. Я нашел ее в дальнем, глухом загибе коридора, где мы раньше когда-то любили с ней находиться. Я, как мог, пытался утешить ее, говорил, что у нее все еще впереди, а в конце концов дошел до того, что решил для ее утешения прочесть одно мое старое стихотворение «Пруды», посвященное ей.

– Помнишь, у меня такое стихотворение было «Пруды»? – спросил я у нее.

– Какие еще «Труды»? – мельком глянув на меня красным глазом, плачущим голосом проговорила она.

– «Пруды», – сказал я.

– Нанималась я, что ли, все помнить? – дернув плечиком, проговорила она.

Именно в таком тоне, как я уже заметил, было принято теперь разговаривать хорошеньким девушкам. Стоило уехать на два года – как слабоумие распространилось с ужасной силой!

Я все же прочел:

 
Ты помнишь, как однажды голышом
Я лез в заросший пруд за камышом,
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.
 
 
Я жил на берегу, я спал в копне.
Рождалось что-то новое во мне.
Как просто показать свои труды!
Как трудно рассказать свои пруды!
 
 
Я узнаю тебя издалека:
По кашлю, по шуршанию подошв,
И это началось не с пустяка,
– Наверно, был мой пруд на твой похож.
 
 
Был вечер. Мы не встретились пока.
Стояла ты. Смотрела на жука.
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.
 

– Какой еще жук? – с досадой и недоумением воскликнула она, когда я закончил. Из всего стихотворения она, видимо, услышала только одно слово, настолько она была захвачена мыслями о бриллиантах. Резко повернувшись, она пошла в класс – страдать дальше.

Я тоже вернулся и стал смотреть продолжение маскарада. Вот дверь со стуком распахнулась, и верхом на Мяфе въехал в класс наш «неформальный лидер» Пека.

– Вот моя лошадка, знакомьтесь! – завопил Пека.

– Иго-го! – радостно заржал Мяфа.

– Хочешь травки, лошадка? Кушай травку!

И Мяфа стал жевать принесенные в класс цветы. И многие, что интересно, одобрительно гоготали и приглашали лидера к себе:

– Пека! Ко мне садись!

– Пека! Ко мне давай! Отличное место у окошечка занял!

Они смотрели на него просто умоляюще! Но Пека «спешился» лишь у последней парты, где сидел Генка. Генка расцвел, но несколько преждевременно – Пека движением плеча спихнул Генку в проход. Все, разумеется, радостно засмеялись.

Генка, к моему удивлению, заискивающе заговорил:

– Ну чего ты, Пека, выступаешь? Вместе бы посидели! Чего тебе, жалко, что ли?

Пека не отвечал. Генка понуро взял портфель, побрел между парт и сел ко мне.

– Ладно уж… с тобой буду сидеть! – вздохнул он.

– Ладно уж… сиди! – сказал я.

Пека, устроившись на задней парте (все, понятно, повернув головы, смотрели на него), вдруг расстегнул школьную курточку, и под ней открылась роскошная желтая футболка – на ней английскими буквами с намеком на иероглифы чернело слово: «Каратэ»! Я вдруг с удивлением заметил, что глазки Иры моментально высохли и она стала метать в сторону задней парты быстрые взгляды. Влюбилась в Пеку, верней, в его футболку с надписью «каратэ»! Да, интересные дела!

Но тут вошел учитель математики – новый для меня, раньше я его не видел, – и я переключил внимание на него.

На перемене все занимались, по примеру Пеки, исключительно каратэ: пытались достать ногой лампочку или хотя бы подоконник, барабанили, по указанию Пеки, по деревянным предметам.

– Во – самая лучшая деревяшка! – Под его предводительством все накинулись на Генку.

После уроков мы вышли с Генкой вдвоем – никто не захотел с ним, а значит, и со мною вместе идти.

– Знаешь, что мы с отцом будем делать? – вдруг шепотом произнес он. – …Модель школы! – Глаза его горели безумным огнем. – Со всеми, кто там есть! И с каждым будем делать что захотим!

Я в ужасе смотрел на него.

Вдруг из-за угла с гиканьем выскочила толпа. Впереди мчался Пека, вращая перед собой какую-то палку.

– Боевая тренировка! – вопил он. – Бей их!

Генка рванул в сторону, и я вдруг тоже заметил, что бегу! Дома я долго ходил, тяжело дыша, – то ли запыхался, то ли так разволновался… Я вдруг понял, что если еще раз от них побегу, меня точно хватит кондрашка на нервной почве. Нет уж, все! Теперь они от меня будут бегать!

…Я плохо помнил, где находится тот роскошный подземный дворец, в котором мне «посчастливилось» побывать вчера. Я долго ходил по дворам и вдруг увидел длинную очередь людей с сумками пустой посуды. Я вспомнил, что в том подземном дворце в углах таинственно сверкала пустая посуда.

Вдоль очереди я спустился по ступенькам в сырой подвал. Очередь утыкалась в обитую железом дверь. Маленькое окошечко в этой двери было закрыто.

– Какой-то перерыв там у них! – понуро сказала старушка, стоящая первой.

– Ясно! – я вышел из подвала и зашел с другой стороны.

Там был двор продуктового магазина: в грязи валялись ящики; брызгая, проезжали фургоны; грузчики в фартуках катили по наклонной эстакаде какие-то бочки. Странно, вообще, что здесь такая грязь, – ведь здесь же вносят еду!

Я кое-как пробрался к двери, вошел в цементный коридор, увидел лесенку вниз и пошел туда. Там была приоткрытая дверь из красивого обожженного дерева – эту дверь я помнил!

Я вежливо постучался.

– Кто там еще? – послышался хриплый голос Эрика.

Я вошел. Помещение было тускло освещено одной лампочкой, огонек которой изображал живое пламя, – тени слегка покачивались на стенках. Рядом с Эриком за столом сидели еще двое – таких же солидных людей, с усами и бакенбардами.

Они медленно повернулись в мою сторону.

– Чего надо? – с трудом разглядев меня, спросил Эрик.

– Ничего. – Я с восхищением оглядывался по сторонам, на расклеенные по стенам картинки «красивой жизни». – Просто… понравилось мне у вас… можно побыть?

– Ишь ты… соображает! – проговорил Эрик, и он и его дружки мрачно усмехнулись. – Ну ладно… сиди! – снисходительно проговорил Эрик.

Я робко присел на краешек скамейки.

– Ну ладно, Эрик, давай дальше! – проговорил тучный усатый блондин.

– Ну что дальше? – небрежно заговорил Эрик. – Оттрубили полгода с Лехой на Сахалине. Вокруг ни души, только зеленые гимнастерки, наш брат. Ну, чувствуем – сил уже нет! Пошли к начальнику нашей части. Полковник Сердюк, как мы все его называли – полкан. «Так, мол, и так, – говорим, – хотя бы на сутки отпустите на материк». – «А вы знаете, что это не положено?» – «Так точно, знаем!» Поглядел на нас глазками-буравчиками. «Ну хорошо. Через час на материк летит вертолет. Ровно через сутки он пойдет обратно – через сутки секунда в секунду будьте на месте его посадки. Все? Иначе и вы под трибунал пойдете, и мне головы не сносить!» – «Ясно, товарищ полковник!» Полетели на материк, там с ходу забурились к одним знакомым на рыбокомбинат, короче, до вертолета два часа, а Леха на ногах не стоит. Ну, тут еще цунами вдруг налетело, наводнение, машины не ходят, на единственной дороге – воды по грудь, причем бешено несущейся. Короче, – Эрик затянулся сигаретой, – я Леху на себе, по грудь в воде, шестьдесят километров пробежкой! Вот так! – Эрик погасил сигарету в блюдце. – Короче, выскочили на площадку – уже вертолет вертушку закрутил. Ну, остановили, подняли нас. Спускаемся в части – полкан стоит уже, ждет, глаз с вертолета не спускает. Выхожу с Лехой на плече – у полкана слезы на глазах. «Так и так, – докладываю, – товарищ полковник, прибыли согласно вашему приказанию!» Поцеловал меня, повернулся и ушел! Наступила эффектная пауза.

– Да-а! – взволнованно проговорил я.

Эрик повернулся ко мне.

– Понимает, умный мальчик! – усмехнулся он.

В двери показалась полная женщина в белом халате.

– Эрик! Очередь! – проговорила она.

– Нашла чем удивить! – зевнул Эрик. Женщина исчезла. Эрик лениво поднялся. – Ну что, к тебе, что ли, сходим? – обратился он к усатому блондину.

– Можно! – вяло откликнулся он.

– А можно, я с вами? – попросил я.

– Что ж… иди! – поглядев на меня, сказал Эрик.

– Ученик твой… по части рукоприкладства? – поглядел на меня блондин, когда мы вышли.

– Нет… но, видимо, хочет, – усмехнулся Эрик.

– Хочу! – воскликнул я.

…Когда на следующий день, небрежно беседуя о том о сем, вошли мы с Эриком в зал, где выстроились каратисты, Пека, стоявший первым, буквально побелел – даже роскошная футболка его вроде бы побледнела вместе с ним.

Все начали, держа ладони у лба, мелко кланяться, приговаривая: «Здравствуйте, сэнсей!». Получалось как бы так, что и мне они тоже кланяются.

В перерыве, когда мы отдыхали. Пека подсел ко мне.

– Что ж ты не сказал, что вы с сэнсеем вась-вась? – с отчаянием в голосе прошептал он.

– Я еще много чего тебе не сказал! – с легким оттенком угрозы ответил я.

До перерыва мы занимались просто разминкой – приседания, растяжки. После перерыва пошли более крутые дела: каждый подбегал к макиваре – вертикально закрепленной японской доске – и как только мог сильно, не жалея, естественно, пальцев, наносил несколько мощных ударов кулаком. Вот моя очередь… я бил, бил… макивара даже не шевелилась! Я уже слышал, как за моей спиной начинают хихикать. Я понял, что сейчас решается моя судьба, вспомнил о «психической волне», зажмурился, кинул себя на макивару – и с восторгом почувствовал, как она спружинила.

– Сила есть! – донеслась до меня снисходительная реплика Эрика.

Я испугался, что кто-нибудь добавит «ума не надо», но здесь эта поговорка была не в ходу. Пека лихо мне подмигнул. Все было о’кей.

Глава V

На следующий день в школе все уже знали, что я каратист и кореш «самого Эрика», – это, оказывается, было самое важное для репутации среди парней, все остальное учитывалось меньше. Многие, кто в первый день «не узнавали» меня, теперь вдруг начали дружно узнавать, подходили, спрашивали, где же я так долго пропадал: чувствовалось, что жизнь без меня была для них абсолютно невыносимой.

«Да, интересно, – подумал я. – Стоит один раз как следует стукнуть кулаком – как тебя сразу же все начинают уважать!»

– Да… маленькое объявление! – произнес Ланин в конце уроков. – В нашей школе открылся кружок… по очень интересному и перспективному направлению в технике – микроминиатюризации. Желающие обращайтесь с вопросами к Лубенцу! – Он показал на Генку.

Но никто не обратился. Со слов «неформального лидера» Пеки все уже знали, что дело это – лабуда, вот каратэ – это да, но только не всех туда берут… Поэтому на объявление это никто не прореагировал. Может, кто и хотел прореагировать, Но – позориться перед Пекой?

При выходе из класса Пека подошел ко мне и сказал специально громко:

– Эрик вчера звонил, сказал, что заскочит за нами. Дело есть!

Я с достоинством кивнул.

Генка и его папаша сидели за своими инструментами, специально распахнув дверь в коридор, но все проходили мимо. И я прошел.

Потом все почтительно стояли и смотрели, как мы с Пекой неторопливо, вразвалочку шли к белому «мерседесу» Эрика. Эрик посмотрел на нас через дымчатые стекла машины, отстегнул изнутри заднюю дверцу:

– Падай!

Мы резко рванули с места. Эрик врубил «стерео». Вот это жизнь! Мы остановились у точечного дома.

– Одиннадцатый этаж, квартира пятьдесят шесть! – лениво проговорил Эрик.

Мы быстро выскочили из машины, как пожарники или как оперативные работники, взлетели на одиннадцатый этаж, позвонили. Нам открыла красивая женщина в японском халате.

– Мы от Эрика! – вполголоса проговорил Пека.

– А! – не сразу сообразив, сказала она. – Хватайте! – Она показала на два больших фирменных пакета, брякающих посудой.

Мы схватили их, мгновенно спустились вниз, загрузили в багажник.

– А… деньги мы забыли ей отдать! – всполошился я.

– Солидные люди такой мелочовкой не интересуются! – усмехнулся Эрик, и мне стало стыдно за мою наивность.

Мы еще раз двадцать «слетали» к различным солидным людям, причем у одного капитана я жутко опять опростоволосился, отказавшись взять иностранные бутылки, но Пека шепнул, что это «самое то», и долго благодарил капитана.

Потом мы заехали на рабочее место к одному из друзей Эрика. Ко всем его друзьям обязательно стояли очереди – на этот раз это была очередь с макулатурой. Одновременно хлопнув дверцами «мерседеса», мы дружно вышли всей нашей командой. Очередь с завистью смотрела на нас. Мы небрежно прошли через служебный ход. Макулатурщик сидел и слушал магнитофон. Мы сидели, спокойно развалясь, и говорили о футболе, причем все игроки классных команд были близкими приятелями Эрика, назывались запросто по имени или даже по прозвищу.

Потом раздался стук в служебную дверку. Хозяин открыл. Вошел толстый мясник в окровавленном фартуке, прижимая к груди какой-то большой промокший пакет.

– Ну давай, быстро, что там у тебя! – сиплым голосом проговорил он.

Хозяин полез в шкаф и достал штук двадцать глянцевых, роскошных изданий Конан Дойла «Приключения Шерлока Холмса». Детская, в сущности, книжка, но здесь она, видимо, котировалась.

– Ага, – глянув на заглавие, проговорил мясник. Он вывалил на стол пакет – там оказались коровьи языки.

– Хватайте! – сказал Эрик и кинул нам с Пекой по языку.

Мы схватили.

Когда мы снова уселись в машину, Эрик посмотрел на очередь и сказал:

– Мне их искренне жаль. Они еще не догадываются, что все книги, на которые они рассчитывают, давно «ушли»!

Мы резко рванули с места.

Мы стремительно мчались по улице, и вдруг я увидел пустую бутылку, стоящую возле водосточной трубы.

– Бутылка! – радостно завопил я, хватая Эрика за плечо.

Тот брезгливым движением скинул мою руку с плеча.

– Никогда не надо мелочиться! – назидательно проговорил он. Мы пронеслись мимо бутылки, я даже не успел оглянуться на нее. «Все-таки жалко, двадцать копеек!» – подумал я, но ничего, естественно, не сказал.

Потом мы сидели в подвале, в «бутылочном раю», и слушали клевую музыку. К нам, естественно, стояла очередь, но работать как-то не было настроения: мы достаточно уже сегодня затарились у «солидных людей».

Вдруг раздался бешеный стук в служебную дверь.

– Кого там еще несет? – лениво проговорил Эрик и приказал мне: – Пойди погляди!

Я отпер дверь и обомлел. Передо мной стоял Зотыч. Где он был это время – непонятно, но чувствовалось, что жил он не в роскошных отелях.

– Санек! – радостно завопил он. – Как ты здесь? Ну, я рад! В руке у него была пустая бутылка, похоже, та самая, что мы не взяли с тротуара.

– Твой знакомый? – обращая на меня взгляд, спросил Эрик.

Я посмотрел на Зотыча… Ну и видик!

– Да нет… так! – небрежно ответил я.

– Вали, дядя! Сегодня не подаем! – проговорил Эрик и приказал мне: – Закрой за ним!

– Завтра, завтра! – взявшись за дверь, резко сказал я. Зотыч растерянно посмотрел на меня.

– А как же?.. – Он поднял руку с бутылкой. Я молча взял ее у него, небрежно сунул ему двадцать копеек. Я хотел – была такая секунда! – дать ему еще и язык, но потом подумал, что это несолидно. Зотыч, мелко кланяясь, вышел. Я резко задвинул засов.

– Шляются тут всякие! – проговорил Эрик.

Глава VI

На следующий день на перемене ко мне подошел весь такой стремительный, деловой Ланин и уверенно сказал:

– Так мы договорились, старик?

– Договорились! – так же деловито ответил я. – А о чем?!

– Ты что – забыл? – Он удивленно поднял бровь. – Помнишь, в кабинете у шефши (так он называл директрису) ты говорил, что хочешь пойти в кружок мягкой игрушки?

– А, да. Действительно. Что-то такое говорил. А надо?

– Я сразу просек: ты парень четкий!.. Надо, старик! Школа должна – мы с шефшей наметили – уже по результатам первой четверти войти в число образцовых, а с внеклассной работой… – Он сокрушенно развел руками. – Ясно? Ведь в кружок микроминиатюризации, к Генке своему, ты же не пойдешь? – Он тонко улыбнулся.

– Нет, разумеется! – улыбнулся я.

– Умные люди всегда поймут друг друга! – сказал он. – А мягкая игрушка – дело святое. Про нее никто худого не скажет! – Он подмигнул.

– Но там вроде… девушки одни? – Я задумался.

– В точку попал! В том-то и секрет! – Довольный Ланин хлопнул меня по плечу. – Потому и посещаемость низкая. Думаешь, их игрушки интересуют? Это повод! Главное им, чтобы место было, где пококетничать можно, посплетничать!

– Значит, я иду как объект сплетен? – усмехнулся я.

– Точно, старик! – засмеялся Ланин. – Ну, о чем ты еще задумался?

– Думаю, как увязать мягкую игрушку с действиями «Юных борцов за мир»? – сказал я.

– Значит, выход на международную арену интересует?

– А тебя – нет?

Мы рассмеялись. Я знал, что такой «деловой» разговор нравится Ланину больше всего.

После уроков я пошел в этот кружок. Четыре девочки, которые там оказались, бешено оживились, застреляли глазками.

– Вы наш новый руководитель? – радостно воскликнула одна.

– В некотором смысле – да! – солидно ответил я ей.

Тут открылась дверь, и вошла Янина Карловна. У нас в младших классах она преподавала рисование и сейчас, видимо, тоже в младших классах преподавала рисование. У нее были выпуклые очки, она довольно сильно хромала – не сейчас, а всегда, когда я еще поступал в школу. Одно время она даже вела наш класс, потом нас отняли у нее, – видимо, потому, что не туда вела. Сейчас она испуганно поглядела на меня, видимо услышав последние слова.

– Простите, а кто вас назначил руководителем? – проговорила она воинственно, хотя у нее это выглядело очень смешно.

– Министерство культуры, – небрежно проговорил я.

– Ну, раз так! – У нее из-под одной стекляшки потекла слеза, отвернувшись, она стала собирать со стола какие-то щеточки, пилочки.

«Что такое? – испугался я. – И тут нехорошо вышло, какой-то я разрушитель: Пеке жизнь поломал, теперь здесь».

– Да я пошутил, Янина Карловна! – проговорил я. – Неужели вы меня не узнаете?

– Горохов! – приглядевшись, радостно воскликнула она. – Вернулся!

Она вдруг всхлипнула и обняла меня, как будто я вернулся с того света. А ведь действительно, в самом деле – мог бы и не вернуться. Она права. Если вдуматься, она первая, кто меня по-человечески встретил в этой школе! А то, действительно, остальным как бы наплевать: есть человек, нет человека – все равно. Как-то исчезли в этой школе чувства – сразу я этого не понял, – только удивлялся: что-то не так… Ведь Латникова тоже видела меня раньше, а при встрече повела себя официально, словно незнакомая. Так, видать, нынче принято. Тем более приятно встретить Янину Карловну.

– Ну, а вы как поживаете, Янина Карловна? – спросил я.

– Да все так же – как каторжник, таскаю свою колодку по этажам! – Она кивнула на свой тяжелый ортопедический ботинок.

Нет, честно, хорошо, что есть еще такие учителя, с которыми можно нормально поболтать.

– Вы совершенно не изменились! – искренне сказал я.

– Поздно уже мне меняться! – вздохнула она. Вздох был тяжелый, чувствовалось, что ее еще пытаются изменить.

– И не меняйтесь! – воскликнул я. – Если все изменятся – то что будет?!

– Ну спасибо, утешил! – улыбнулась Янина Карловна. – Ты что, хочешь заниматься в нашем кружке?

– Хочу! – ответил я. Не мог же я сказать, что прибыл сюда по спецзаданию: «поднимать уровень внеклассной работы».

– Хорошо, что ты к нам пришел, – сказала Янина Карловна. – Без мальчишек скучно, я сама очень люблю мальчишек. За все время у нас был один – Петя Иванов.

– Пека?! – изумленно воскликнул я.

– Да, – Янина Карловна кивнула. – Работал неплохо, с душой, но дружки задразнили его «девчонкой», и он ушел.

Да-а… вот этого я не ожидал. Оказывается, у Пеки в душе тоже что-то такое есть, о чем я не знал.

– А что он здесь делал? – спросил я, оглядывая полки. В основном, тут была стандартная продукция: телевички, зайчики, хрюшки.

– У него было задумано нечто гигантское! – усмехнулась Янина Карловна. – Он хотел сделать куклу Дусю, высотой два с половиной метра, чтобы ходить с ней по улицам, смешить людей. Хороший был паренек! – вздохнула Янина Карловна.

– А почему был? – спросил я.

– Сейчас он уже стал немного другим. Мне кажется, он даже стесняется своего прошлого!

«А ведь я тоже стесняюсь своего прошлого: от Зотыча отрекся, от Генахи – тоже! – подумал вдруг я. – Ну прямо какой-то ковбой: лихо дал Зотычу двадцать копеек и захлопнул дверь!»

– А что-нибудь осталось от этой Дуси? – вскользь поинтересовался я.

– Что-то осталось… Девочки, работайте, не отвлекайтесь на разговоры! – сказала она девчонкам. Потом открыла высокий шкаф, оттуда выпал связанный из бамбука крест.

– Крест! – удивился я.

– По-нашему это называется – крестовина, – сказала Янина Карловна. – На нее надевается платье.

– И платье Пека шил? – изумился я.

– Шил! – улыбнулась Янина Карловна. – Но шил у себя дома, тайно, чтоб из дружков никто не узнал. Вообще, что это за мужчина, который так боится своих дружков?

– Абсолютно с вами согласен. Ой, голова! – Я увидел голову.

– Да… вон куда запрятал! Уничтожил, так сказать, все улики. А жаль, человек был, безусловно, одаренный. Голову, во всяком случае, слепил занятную.

Лицо у Дуси было длинное, вместо волос – мочалка, глазки голубые, нахальненькие и веселенькие. Огромная челюсть хлопала на пружинке.

– Да-а, ну и личность! – засмеялся я.

– Хотел ходить рано утром по остановкам, где люди ждут автобуса, и всех смешить! – вздохнула Янина Карловна. – Но не пришлось.

– Да что мы так о нем говорим, словно его вообще больше нет! – воскликнул я.

Янина Карловна вздохнула.

– Ладно… посмешим народ! – Я надел голову Дуси на руку. – А как вообще все это собиралось?

– Должны где-то быть три бамбуковые трости – для головы и для рук, – сказала она. – Надо поискать.

После кружка я пошел ее провожать.

Мы вспоминали наш прежний класс, тех ребят, которых Латникова теперь убрала из школы, а также, какими раньше были те ребята, которые остались.

– А помнишь!.. – восторженно восклицала она.

– А помните! – вспоминал я.

Был дружный класс, была веселая жизнь! Теперь все разбились на «команды».

Янина Карловна шла медленно – приходилось как-то приспосабливаться к ее шагам.

Вдруг я увидел, что далеко впереди идет нам навстречу шобла во главе с Пекой, – явно ищут, с кем бы сцепиться. Но что больше всего меня убило, что среди них, так же воинственно переваливаясь с боку на бок и поглядывая исподлобья, шел Генаха! Бросил, значит, отца вместе со всеми его микроскопами! Не выдержал!.. Или не бросил? Ну, так бросит, если связался с этой компанией.

– Янина Карловна, – вежливо проговорил я. – Давайте, пока нет машин, на ту сторону перейдем!

Она поглядела сначала на шоблу, потом – из-под очков – на меня. Во время войны Янина Карловна была разведчицей, ее пытали в гестапо (отсюда и больная нога) – что ей какой-то Пека с шоблой. Но у меня не было такой закалки!

– Ну, если хочешь – перейдем! – сказала она.

Я вовсе не боялся их, я боялся, что начнут смеяться: нашел, мол, чувиху для прогулок!

И когда мы уже переходили, я поймал себя на гнусном желании – показать, что я иду самостоятельно, отдельно от старушки, сам по себе. Я почувствовал это и содрогнулся.

Но Янина Карловна шла, весело разговаривая, не замечая моих переживаний. У парадной она со мной рассталась. Я хотел проводить ее до квартиры, но она, улыбаясь, сказала мне, что лифт не работает, а подъем по лестнице займет у нас несколько часов и что лучше мне мчаться по своим делам.

Благодарный, я поцеловал ей руку, сказал, что давно ни с кем так весело не беседовал, и пошел.

Шобла, конечно, все видела. Меня волновало не то, что они меня видели на улице со старушкой, к тому же с училкой, а совсем наоборот: что они могли подумать, что я этого стесняюсь.

И надо было еще раз растолковать им, что я их ни капельки не боюсь. Поэтому я забежал домой, взял вещички и пошел на тренировку. Я готов был сцепиться с любым, вплоть до нашего уважаемого «сэнсея» Эрика. Но когда, немножко припоздав, вошел в зал, оказалось, что сегодня не я в центре внимания. Сегодня все потешались Генахой. И действительно, в домашних тапочках, в отцовской пижаме (так он представлял себе одежду каратиста) он был неподражаем!

Когда я вошел, все радостно учили его кланяться.

– Еще раз! – требовал Эрик.

– Здравствуйте, сэнсей! – сложив ладони перед носом лодочкой, кланялся Геха.

– Не то. Мало почтительности! Да, дуб ты еще тот! – куражился Эрик. – Работать тебе еще и работать! Сто раз: «Здравствуйте, сэнсей!»

Геха тяжко вздохнул. Потом замолчал.

– Ну? – властно проговорил Эрик.

– Здравствуйте, сэнсей! – хрипло проговорил Геха, сложил ладони лодочкой и поклонился.

– Вот так! – жестко проговорил Эрик. – Еще девяносто девять раз! Остальным – прыжками по кругу! Раз! Раз! Раз! – Он жестко захлопал в ладоши.

Мы, тяжело дыша, прыгали по кругу. Генка, как в церкви, отбивал поклоны.

– Стоп! – резко скомандовал Эрик. По его команде положено было застывать немедленно, пусть в самой нелепой позе, в которой тебя застала команда, – от наших дурацких поз Эрик ловил дополнительный кайф. – А к тебе эта команда не относится! – повернувшись к Гехе, который тоже застыл, насмешливо проговорил Эрик. – Ты продолжай. Сколько тебе еще осталось раз?

– Сбился, – после долгой паузы хрипло проговорил тот.

– Тогда, всю сотню сначала, чтобы в следующий раз не сбивался! – жестко проговорил Эрик.

Застыв, мы все смотрели на Генку.

– Здравствуйте, сэнсей! – наконец поднялось из его груди.

– Громче! Ничего не слышу! – воскликнул Эрик.

– Здравствуйте, сэнсей! – рявкнул Геха.

– А сейчас мало почтительности.

– Здравствуйте, сэнсей.

– Вот так. Проба не засчитывается, по новой – сто раз! Благодаря этому мальчику, и мы все повторяем по новой – и так будет до тех пор, пока он не выполнит задание как следует! – отчеканил Эрик.

Мы снова запрыгали, Генка начал кланяться.

– Стоп! – Эрик хлопнул в ладоши. – Все сначала!.. Это ты так уроки можешь отвечать – здесь изволь говорить четко и ясно! Поблагодарите мальчика – и начнем все сначала. Раз! Раз! Раз!

Мы снова прыгали, Геха снова кивал. Что интересно – и он вспотел не меньше нас. Что делать! Таким способом Эрик «выгонял из нас дурь» и делал настоящих мужчин!

– Стоп! – глухо, словно из-под воды, донесся до меня голос Эрика. Все застыли в самых нелепых позах: кто с задранной ногой, кто с открытым ртом. Эрик медленно, с холодным выражением лица шел вдоль шеренги. Долгая пауза давила.

– Ну хорошо, – наконец произнес он. – Встать в строй! – не поворачивая головы, сказал он Гехе.

Медленно передвигая ноги, вытирая пот, Геха встал в строй.

– Поза лотоса! – скомандовал Эрик.

Все плюхнулись на пол и каждый, как смог, завязал свои ноги узлом. Геха, поглядывая на соседей, тоже наконец закрутил свои ноги.

– Готово? Можно продолжать? – насмешливо спросил Пека у Генки. Тот кивнул. Все заржали. Главное – Эрик был убежден, что все делает Гехе на пользу, кует из него «жесткого мужика». Да так оно, наверное, и было.

– Теперь отжаться на руках!

Все в позе лотоса отжались от пола на руках.

– Так… держать, держать!..

Геха тяжело сопел рядом со мной.

– Хоп! – Эрик хлопнул в ладоши. Все с облегчением шлепнулись на паркет. Все сипло дышали. Эрик долго смотрел на свои японские часы «Сэйко». – Так, – озабоченно проговорил он и слегка задумался. – Иванов!

Пека отпечатал три шага вперед. Поклонился.

– Да, сэнсей!

– Поведешь дальше занятия.

– Слушаюсь, сэнсей!

Эрик медленно удалился. Пека неторопливо, вразвалочку занял его место перед строем.

– Приветствие, – сухо обронил он. Сначала мы даже не поняли, потом наконец сообразили:

– Здравствуйте, сэнсей!

Генка сообразил не сразу, выговорил последним, и взгляд Пеки, естественно, остановился на нем.

– Лубенец!

Генка тяжело выступил.

– Да… сэнсей! – выговорил он.

– Персональное задание! Отработка ударов головой! – Он показал на вертикально торчащую у стены макивару. – Прошу!

Мы знали, что такого упражнения никогда раньше не было, его специально придумал Пека, чтобы покуражиться, но молчали.

Генка подошел к макиваре и так смешно набычился перед ней, что все засмеялись.

– Хоп! – резко скомандовал Пека.

Генка неуверенно боднул макивару.

– Сильнее! – выкрикнул Пека.

Генка боднул.

– Это не удар! – выкрикнул Пека.

Генка в отчаянии со всего маха трахнулся головой, видимо, перед глазами у него помутилось: он ойкнул и сел на пол.

– Встать! – отрывисто хлопнул в ладоши Пека.

Генка, слегка покачиваясь, поднялся.

– А можно, я покажу, как это делается? – вдруг проговорил я.

Пека удивленно посмотрел на меня. Все понимают, что это он специально «духарится» над новичком, но я же не новичок, «имею вес» – так мне-то зачем это надо?!

Я как бы не понял Пекиного взгляда, подошел к макиваре, отстранил Генку и с размаху трахнулся головой. Перед глазами пошли черные круги, я бил снова и снова. Сознание темнело.

– Ну хорошо… Хватит, Пека… Останови! – доносились до меня голоса.

– Ничего, умнее будет! – донесся сквозь гул голос Пеки.

– Прекратить! – вдруг послышался властный оклик.

Поворачиваясь, я распрямился. В дверях, широко расставив ноги, стоял красивый, элегантный Эрик. Все затихли.

– Так! – медленно переводя взгляд на Пеку, зловеще произнес Эрик. – Отличное придумал упражнение!

Все, ощущая иронию, неуверенно засмеялись.

– Только ты забыл главное правило! – прищурившись, Эрик смотрел на потупившегося Пеку. – Если хочешь, чтобы твое упражнение сделали безукоризненно, – покажи сам! Прошу! – Он указал рукою на макивару.

Пека, склонив голову, подошел к макиваре.

– Раз! – Эрик хлопнул в ладоши. Пека боднул. – Раз! Раз! Раз! – Эрик звонко и четко бил в ладоши, Пека бился головой.

– Хватит, Эрик! – Я схватил его за руку.

Потом мы ехали с ним в машине.

– Что делать? – переключая скорости, говорил он. – Каратэ – единственный способ выжить в экстремальных условиях в этом жестоком мире! Это не только драка – это способ воспитать себя так, чтобы в самых тяжелых условиях оказаться жизнестойким. Пример: учебное задание – тебя сбрасывают над неизвестной тебе территорией, без денег, документов и еды, и ты должен вернуться назад в трехдневный срок. Разрешается все, кроме одного – быть задержанным!