Текст книги "Слишком сильный"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Главный – парень со шрамом на брови – протянул мне горсть денег.

– Ну что ты, зачем? – Мне даже стало жарко от стыда. – Мне не надо!

– Не надо? Почему? – громко воскликнул второй.

Вокруг нас снова стали останавливаться зеваки. Я чувствовал, что начинается новая интермедия, – теперь уже не с Дусей, а со мной.

– Мне не нужны деньги! Я так! – стараясь говорить как можно тише, ответил я.

– Ты нам нравишься! – воскликнул главный. – Мы как раз собираемся с гастролями вокруг света! Поедем с нами!

– Вокруг света? Надо подумать! До завтра!

Я рванул в сторону. Тут я снова увидел моих знакомых девчонок, ползающих по камням и собирающих монетки.

– Девчонки! – воскликнул я (по-французски это было «мадемуазельс»). – Пойдем вместе ужинать! Я угощаю!

Действительно, у меня оставалось еще почти сто пятьдесят франков, а тут такие отличные девчонки на коленях собирают какие-то сантимы!

– О! – радостно воскликнули они. – А куда? В ресторан «Максим»?

Я ответил, что ресторан «Максим» мне, наверное, не потянуть, а если что-нибудь попроще, то пожалуйста. Мы ринулись через толпу. По дороге мы оживленно болтали (я подумал, что, вернувшись, сам смогу преподавать французский!). Девчонки рассказали, что закончили восемь классов лицея (после восьми лет учебы у них уже выбирают жизненный путь – как, впрочем, и у нас). Теперь они учились в музыкальном училище при консерватории, мечтали играть в оркестре «Гранд-опера» – главном парижском театре.

– Но и брейк вы отлично играете! – сказал я.

– О! Благодарим вас! Вы так добры!

Это был редкий случай, – пожалуй, что первый в моей жизни, – когда панковская раскраска не уродовала людей, а даже вроде как украшала. Ясное дело, что завтра на занятиях они будут выглядеть как подобает. Мы подошли к заведению, над которым было написано по-английски «Мак-Дональдс». Я вспомнил, что еще в Ленинграде, рассказывая про Париж, Данилыч говорил мне, что такие «мак-дональдсы», завезенные из Америки, – самые дешевые и самые быстрые закусочные, – там готовят одно только блюдо, так называемый гамбургер – горячий бутерброд с бифштексом внутри. Впрочем, одно дело – слышать, совсем другое – попробовать самому. Мы вошли в уютное помещение. Под потолком с тихим позваниванием медленно вращалась абстрактная скульптура. Мы встали в небольшую очередь.

– Вы хорошо говорите по-французски! – вежливо сказала одна из девушек.

– Как – хорошо? – Я сделал вид, что возмутился. – Вы поняли, что я не француз?!

– Ну конечно! – воскликнула другая. – Вы славянин, правильно? Югослав? Поляк?

– Русский! Ленинград! – эффектно произнес я.

– О-о! – Они восхищенно всплеснули руками.

Даже дома я не имел такого успеха! Посмотрела бы на меня сейчас несчастная Ирка Холина!

Над прилавком висели два огромных цветных телевизора, и на экране демонстрировался процесс изготовления гамбургера: машина накладывает мясо на булку, потом мясо посыпается зеленью – все это ослепительно яркое, – потом все запекается в раскаленной печурке. Аппетит разгорелся, естественно, еще больше. А вот из окошечка выехали на подносе гамбургеры уже в натуральном виде – ничуть не хуже, чем на экране. Очень вежливый паренек-продавец положил нам гамбургеры на большие деревянные тарелки; девчонки сказали: «Кока-кола», – и он поставил им по жестяной баночке с кока-колой.

– Джюс! – надменно сказал я. И паренек, вежливо улыбаясь, поставил мне баночку ананасового джуса.

И стоило все это удовольствие на всех всего семьдесят пять франков, а я-то боялся, что будет слишком дорого, – денег, слава богу, хватало!

На столах в стаканчиках стояли красивые соломки, похожие на граненые карандаши с красными полосками. Я захотел взять несколько штук на память, показать дома ребятам, потом застеснялся, потом подумал: «А чего, собственно, стесняться?» Взял соломку, воткнул в баночку, а потом пару соломинок положил в карман; никто не обратил на это никакого внимания – подумаешь, проблема! Только Латникова бы, наверно, разразилась тут речью: «Ты теряешь свое достоинство!..» Впрочем, когда она вернулась бы из этой поездки, в которую она бы поехала вместо меня, у нее в чемодане оказалась бы груда таких соломок – в подарок ее детям или там внукам, неважно!

«Надо же, – подумал я, – Латникову вспомнил! Выходит, все мои ленинградские заботы и здесь со мной!»

В такой задумчивости я быстро проглотил вкусный, горячий, душистый гамбургер. Девчонки, надо заметить, не отстали от меня.

– Ну что? – воскликнул я. – Еще по одному?

Они скромно потупились.

– Ясно! – сказал я. – Гулять так гулять.

Я снова подошел к стойке, встал в очередь. Потом оглянулся, чтобы спросить девчонок, что брать, – опять кока-колу или, может, «орандж» – тоже вкусная на вид штука!

Тут я увидел в дверях Клода. Он вошел и стал озираться, кого-то разыскивая. Неужели меня? Странно! У меня сложилось впечатление, что я ему и его друзьям не особенно нужен. Нет, наверное, не ко мне, просто так забежал перекусить. Хотя вроде бы странно – немножко далековато от его дома. Хотя и я тоже от дома не близко.

– Хелло! – На всякий случай я небрежно поднял руку.

– О! Вот ты где! – Клод устремился ко мне.

Как же он меня нашел? А, информация в компьютере, я же записал куда пошел! Ясно.

– Я тебе нужен? – удивился я.

– Ты почему ушел без меня? – строго спросил Клод. – Я тебя ищу.

– А. Ну хорошо. – Я спокойно кивнул, потом подошел к девчонкам. – Что бы вы хотели: колу, джюс, орандж?

Клод от изумления чуть не уронил очки. Потом взял себя в руки, церемонно поклонился девушкам и отвернулся от них.

– Спасибо, ничего не нужно! – скромно проговорили они.

Я пошел к стойке. Клод, вместо того чтобы развлекать дам, увязался за мной.

– Будешь гамбургер? – спросил я.

– Русский купец гуляет! – сквозь зубы процедил Клод.

– Почему же – купец? – сказал я. – Что уж, по бутерброду нельзя съесть? Девчонки голодные.

– Голодные?! – прошептал Клод. – Ты знаешь, сколько у них денег? Нет, не вообще, а именно сейчас – в этом вот ридикюле? – Клод кивнул на потертую торбу, стоящую рядом со стулом одной из моих спутниц.

– Ну, сколько? – воскликнул я.

– Столько, – проговорил Клод, – сколько ты, глупый человек, не будешь иметь за всю свою жизнь!

– Ну уж!.. – подозрительно глядя на торбу, сказал я.

– Пожалуйста! – вежливо улыбаясь, проговорил парень за стойкой.

– Четыре гамбургера! – сказал я.

– Три! Я не буду! – проговорил Клод.

– Четыре! Я съем два, если что!

Тут деньги уже стали кончаться, но, слава богу, хватило.

Я понес гамбургеры девчонкам. На этот раз они ели быстро, смущенно. Клод довольно пристально смотрел на них. Потом они встали. Я тоже встал, галантно поцеловал им руки (видела бы меня Ирка Холина). Они упорхнули.

– Советую тебе посмотреть, на какой машине они уедут отсюда! – усмехаясь, проговорил Клод.

– Ну? На какой? Интересно? – заглатывая второй, а точнее, третий гамбургер, поинтересовался я.

– Уверен, что на роскошной! – произнес Клод. – То, что люди зарабатывают деньги, ни о чем не говорит. У нас и дети миллионеров считают копейки! Например – я!

– Я тоже, кстати, могу подзаработать! – Я открыл чемодан. Дуся выглянула, сухо поздоровалась с Клодом, потом схватила полгамбургера и забросила в свою огромную пасть.

– О! Моя невеста! – улыбнулся Клод. – Да ты, я вижу, освоился – чувствуешь себя в Париже довольно непринужденно!

– Да вроде бы да! Тут получил даже приглашение на гастроли вокруг света! Так что контакты кое-какие налаживаются! – не удержавшись добавил я, намекая, что это только Клоду и его мрачным товарищам я почему-то не пришелся по душе.

– Но пока твои успехи невелики! – серьезно проговорил Клод.

– С чего ты взял? – воинственно спросил я.

– Отзывы в прессе! – ответил он.

Клод достал из спортивной сумки газету «Франс суар», шелестел очень тонкими, почти прозрачными страницами, потом развернул газету на нужном месте и протянул мне. Моей персоне была посвящена целая статья! Трудно перевести название статьи буквально, но примерно было написано так: «Еще один москвич приехал в Париж за нарядами».

Это была наглая ложь! Во-первых, я был не из Москвы, а из Ленинграда, хоть тут бы старались не соврать; во-вторых, наряды меня абсолютно не интересовали, – видимо, они имели в виду… какого-то моего предшественника. Я же, если честно, хотел бы купить тут что-то клевое… но, к сожалению, поистратился.

Я пробежал статью и хотел уже небрежно вернуть газету Клоду, но тут под статьей увидел еще и карикатуру на меня. Надо же! Герой дня, вернее, вечера, поскольку газета называлась «Вечерняя Франция». Карикатура изображала меня – довольно похоже! Я сидел в люльке, в чепчике, в кружавчиках (клевета) и держал возле уха телефонную трубку. Провод спиралью уходил за горизонт. Надпись гласила: «Чтобы сказать вам, что я думаю, я должен сначала позвонить!»

Да-а! Шустрые ребята! С ними надо держать ухо востро! Действительно, честно говоря, на пресс-конференции я выступал не блестяще!

– Довольно остроумно! – возвращая Клоду газету, улыбнулся я.

– Обычно на этом месте помещают карикатуру на президента! – улыбнувшись, сказал Клод.

– Передай президенту мои извинения! – поклонился я. – Ну, все? Я могу идти?

– Могу тебя завезти на машине! – предложил Клод.

О! Даже так! Огромный успех!

– Да спасибо… Я бы хотел еще немножко пошляться.

– Надеюсь, не всю ночь? – сварливо проговорил Клод.

– А почему бы и нет? – сказал я. – Ведь завтра не в школу!

– Нет, в школу! – поднимаясь, произнес он. – Завтра идем ко мне в лицей.

– О!

Глава XVI

Данилыч с каменным лицом ждал меня в номере.

– Какие планы на завтра? – поинтересовался он.

Я скромно сказал ему, что завтра мы с Клодом идем на занятия в лицей. Тут уж Данилычу было нечего сказать. Тогда я строго спросил, а что делал он.

Данилыч удивленно посмотрел на меня, но все же ответил, что у него тут много друзей в посольстве и торгпредстве и, кроме того, его многое интересует здесь, как кандидата экономических наук, надо разобраться.

– Вы – кандидат экономических наук?! – изумился я.

– Представь себе! – усмехнулся Данилыч. – И все свои таланты трачу на тебя!

– Ну, наверное, часть талантов все-таки оставляете для себя? – улыбнулся я.

– Дерзишь, парень, дерзишь! Набрался вольнолюбивого французского духа! – сказал Данилыч, покачав головой, но чувствовалось, что наш разговор ему нравится. Нормальное общение между людьми, неважно, кто учитель, кто ученик, просто оба – умные люди!

Это не то что иметь дело с Латниковой, которая парит над тобой как коршун, так и ищет незащищенное место, чтобы клюнуть. Можно себе представить, с какой охотой идешь в школу, где такие учителя, а тем более такой директор!

Другое дело – Данилыч! С ним можно разговаривать по-человечески.

– А что удалось купить? – поинтересовался я.

Данилыч посмотрел на меня, потом, вздохнув, достал из шкафа целлофановый пакет, вытащил оттуда кофточку с каким-то ярким проволочным узором на груди – он сверкал даже в полутьме.

– Да-а-а, – насмешливо проговорил я.

– Опять поддался! – сокрушенно проговорил он. – Толпа! Ажиотаж! Распродажа! А дочь моя с такой вещью не пустит меня на порог! Скажет: папа, ты сошел с ума! Она у меня воспитана в строгом вкусе. И вот на тебе!

Мы некоторое время смотрели на этот чудовищный плод безвкусицы; что-то я на француженках такого не встречал – специально для приезжих дикарей. Но, в конце концов, на кофточку было наплевать. Данилыч сам все прекрасно понимал. Мне нравилось другое: что педагог, лицо как бы неприкосновенное, не боится мне открыто рассказывать о своих глупостях и ошибках. Так можно жить.

– Может, кому-то из твоих знакомых это подойдет? – совсем уже убито проговорил Данилыч.

Я вспомнил про Ирку Холину – для нее это была бы идеальная вещица. Но зачем привозить из Европы сор? Ну, ясное дело, это здесь я так высокомерен, у нас эта кофточка имеет вес… Ну ладно, хватит ломать голову над всякой ерундой, ночь уже.

– Ну все! Глубокий, освежающий сон! – швыряя кофточку в шкаф, произнес Данилыч.

Но освежающего, а тем более глубокого сна не получилось: только мы стали засыпать, как вдруг что-то трахнуло в окно, оно прогнулось, чуть не выпрыгнуло к нам, потом с каким-то вздохом вернулось обратно. Потом донесся грохот, – казалось, он идет не из какого-то места, а сразу со всех сторон. Мы с Данилычем сразу же вскочили, выбежали на балкон. Париж был цел. Освещенная Триумфальная арка стояла неподвижно. Но что-то произошло, причем где-то очень недалеко. По пустой улице, по мокрым блестящим камням, промчалась темно-синяя полицейская машина с крутящимся огоньком.

– Какой-то взрыв! – проговорил Данилыч.

Я хотел срочно звонить Клоду – узнать, что происходит, – но Данилыч сказал, что такие взрывы, увы, в Париже не редки и все подробности мы узнаем рано утром.

Утром, когда нам принесли завтрак в номер, Данилыч спросил у пожилого официанта, что произошло.

– Опять какой-то взрыв! – со вздохом произнес тот. – От этих взрывов уже скоро можно оглохнуть! – Он потряс ладошкой около уха.

Поставив кофейник, кувшинчик со сливками, вазочку с джемом и блюдечко с рогаликами-круассанами, он вежливо поклонился и вышел. Вступать в полемику он не хотел, тем более с русскими, которые сами – это читалось по его глазам – сами вполне могли устроить этот взрыв!

Я быстро оделся и помчался в лицей – накануне Клод подробно описал мне, как его найти.

Это было солидное желтое здание недалеко от дома Клода. Я понял, что это школа, по обилию ребятишек возле подъезда. Я спокойно прошел сквозь их толпу, поднялся по широкой лестнице на третий этаж – и в первую дверь, как велел мне Клод накануне. В большой комнате с большими столами-партами светло-серого цвета у окна стояли высокие цветы, просвеченные солнцем. Было полно девчонок и ребят, они входили и выходили, как и у нас, вопили, хохотали… но чем-то отличались от наших. Я бы сказал, что они были серьезнее нас – красивые, некрасивые, простые, надменные, – они явно все чего-то хотели, даже тут до начала занятий чего-то настойчиво друг от друга добивались, спорили, доказывали. У нас тоже такое бывает, но далеко не всегда.

Я чувствовал себя тут не совсем ловко, каким-то самозванцем – неужели Клод их не предупредил? И сам бы мог, пригласив меня, явиться хоть чуточку пораньше, не бросать меня. Ну ладно, такое, значит, его гостеприимство. В углу, перпендикулярно доске для занятий, висела небольшая темно-зеленая доска с объявлениями. Я стал разбирать каракули – и некоторые каракули поразили меня.

«Учитель Леверсье! Не могли бы вы разговаривать повежливее – перед вами граждане свободной конституционной страны!»

«Мадам Дорк! Будьте любезны готовиться к занятиям серьезнее. В ваших лекциях отсутствуют последние открытия в области химии – мы не хотим вырасти невежами. Жан Дюран, ученик».

Я стоял, балдея, перед этой доской, но через плечо поглядывал на ребят, – может, все-таки кто-то заметит, что я пришел?

У нас бы меня посадили в президиум, согнали бы зал, какой-нибудь Ланин прочел бы доклад о том, как он любит меня. А тут… полная анархия!.. Впрочем, неизвестно, что лучше.

Среди ребят я узнал несколько знакомых – тех, что носились в половине школьной формы по Елисейским полям. Вот этот был особенно весел! Он увидел мой взгляд и подскочил ко мне.

– Салют! – проговорил я.

– Привет! – радостно проговорил он. – Ты меня узнал?

– Узнал! – ответил я. – Уже в брюках? – Показывая на его ноги, сказал я.

Мы захохотали.

– Жан Дюран. – Он протянул мне руку.

– Саша Горохов. – Я пожал руку. Все сгрудились вокруг нас.

– Здравствуйте, – сказал я. Все загомонили, стали по очереди называть себя.

– Что, министр дал уже деньги? – Я посмотрел всем на ноги: все были в полной форме.

– Еще не дал. Но даст! – сказала девушка-негритянка. – Пока мы поверили ему в долг, посмотрим, порядочный ли он человек.

В классе было несколько негров и негритянок, арабов и арабок, и я не заметил, чтобы существовала какая-то вражда. Впрочем, если стояли парочки, то в основном одной национальности.

– А где Клод? – спросил я у Жана.

– Месье миллионер очень занят! – подняв палец, проговорил Жан.

– А он почему не участвовал в демонстрации? – спросил я.

– Он считает, что обеспечен достаточно и не хочет просить с государства лишних денег. Так он понимает свой гражданский долг! – сказал парнишка-араб.

«Ишь ты! Молодой, а уже думает про государство!» – подумал я.

– А у вас бывают демонстрации? – спросила худая рыжая девушка.

– Нет. У нас не бывает… таких, как у вас, – подумав, сказал я.

– Значит, вы всем довольны? – спросила она.

– Нет, почему же… не всем, – ответил я.

– А почему же не устраиваете демонстрации? – прицепилась она.

– А потому… потому, что у нас очень много пассивных людей! – неожиданно для себя выпалил я.

– О! Это что-то новое о России! – с усмешкой произнес араб.

– Что нового-то! – воскликнул я. – Мало знаете про нас!

– Это, кстати, ваша вина! – усмехнувшись, проговорил Жан.

– Вообще, да, – согласился я. – Но вот я приехал – узнавайте! Все засмеялись, сгрудились еще тесней.

– Ну, как вам Париж? – спросила девушка-негритянка.

– Колоссально! – воскликнул я. Все почему-то снова засмеялись.

– Хотели бы жить здесь? – спросила рыжая девушка.

– Мне очень нравится одна девушка… в Ленинграде! – ответил я.

Тут они даже зааплодировали. Мне стало немножко стыдно. Ясное дело, я говорил правду, но как-то уж больно эффектно, выигрышно все преподносил… как какой-нибудь опытный журналист. «Насобачился!» – подумал я.

– Да, простите, а что был ночью за взрыв? – чтоб как-то отвлечь внимание от своей персоны, спросил я. Кроме всего, это действительно было важно.

– Арабы взорвали офис авиакомпании возле церкви Мадлен. Эта компания поддерживает слишком тесные связи с Израилем, – сказал парнишка-панк.

– А что, разве нельзя поддерживать с ними отношения? – спросил я.

Все, и я в том числе, посмотрели на паренька-араба. Может, это было бестактно: он-то не имел отношения к взрыву. Но он, к моему изумлению, не стал оправдываться.

– А что Израиль сделал с арабами? – воскликнул он.

– А при чем здесь мы! – воскликнул панк. – Зачем вы разрушаете Париж?

– Вы не должны поддерживать наших врагов! – побледнев, проговорил араб.

– Зачем вы приехали к нам и еще командуете! – воскликнула рыжая.

– А зачем вы колонизировали нас? Это вы в нас нуждаетесь, а не мы – в вас.

Намечалась потасовка, но никого это вроде не удивляло. Надо же, страсти здесь бурлят – у нас о таких серьезных вопросах речь не заходит. А мне как? На чью сторону? Или разнимать?

Тут, к счастью, явился наконец-то Клод, поманил меня в сторону, и я, не скрою, с некоторым облегчением вышел из толпы.

– Привет! – Он пожал мне руку. – Ну как первое знакомство?

– Нормально, – ответил я.

– Не побили еще?

– А могут?

– Конечно. Ты ж говорил, что тебя в своей школе для начала побили.

– Но то в своей – необидно.

– Значит, не доверяешь нам? – усмехнулся Клод.

– Чего? Побить меня? – Я засмеялся. – Нет. Пока нет.

Спор в толпе разгорался. Все уже разделились на две, а точнее, на три партии.

– Ну и порядки тут у вас! Церкви взрывают! – воскликнул я.

– Церкви взрывают у вас! – холодно отпарировал Клод. – А у нас – не церкви, а авиакомпании.

– А это лучше? Куда полиция смотрит?

– Ты так любишь полицию? – надменно проговорил Клод.

– Нет… ну порядок все же нужен… – пробормотал я.

– Какой порядок? Как на кладбище, где все молчат? – спросил Клод.

– Ну, не молчат… но…

– Что «но»? – осведомился Клод.

– Но все-таки что-то соблюдают.

– У нас живут разные люди, – высокомерно проговорил Клод. – И мы гордимся тем, что у нас они не утратили свою национальную и социальную активность.

– Но ведь выходит… война идет? – растерянно пробормотал я.

– Идет, – согласился Клод.

– Какой же ты борец за мир?! – воскликнул я.

– Да, я борец! – важно произнес Клод. – Я настоял на том, чтобы Омара, – он показал на араба, – приняли в наш лицей.

– Но ведь его изметелят сейчас! – воскликнул я.

– Если хочешь – иди помоги! – хладнокровно произнес Клод.

– Что же я, драться, что ли, приехал сюда? – удивленно воскликнул я.

– А что… по магазинам шататься, как твой Ланин? – насмешливо проговорил Клод.

Я вздрогнул. Хоть Ланин не такой уж мне друг, но обидно.

Со стороны толпы вдруг донесся хохот, – видно, кто-то сказал что-то удачное, жалко, я прослушал. Смеялись все, и Омар в том числе. Толпа стала расходиться. Появилась еще одна симпатичная девушка – в строгом твидовом костюме и очках. Уже освоившись – даже пожалуй, слишком, – я подошел к ней, протянул руку. Она немного удивилась, но руку пожала и представилась. Это оказалась… директриса школы и, кроме того, учительница истории, которая должна была сейчас вести урок. Правда, и другие ребята общались с ней хоть и вежливо, но довольно свободно.

Я прикидывал, куда мне сесть, чтобы не привлекать внимания, но все вдруг стали выходить в коридор, спускаться по лестнице… Клод объяснил мне, что урок истории, как это часто у них бывает, будет проходить на улице, что сейчас они поедут оказывать помощь к зданию авиакомпании у церкви Мадлен.

– А как же… история? – растерянно проговорил я.

– А то, что сейчас происходит, разве не история? – вполне резонно ответил Клод.

Высыпав из школы, они усаживались в школьный микроавтобус. За руль уселась директриса, другие ребята рассаживались по своим машинам (Клод сто метров от дома не мог преодолеть без машины), некоторые садились на мопеды, мотоциклы, велосипеды с моторчиками и без моторчиков.

Рыжая девушка села на велосипед с моторчиком, рядом негритянка оседлала велосипед без мотора. Рыжая включила двигатель.

Мы мчались по бульварам. Как и всегда, мелькали роскошные витрины магазинов, белые столики на тротуарах, реклама, но я уже не пялился так, как в первый день, смотрел лишь так, мельком… Я уже чувствовал себя не зевакой-туристом, а человеком, живущим здешней суровой жизнью.

Мы въехали в узкую улочку, ведущую к церкви. На тротуаре лежали разбитые стекла, обгорелые обрывки плакатов, на которых были видны улыбающиеся женщины, какие-то пальмы и храмы. Сама витрина была затянута зеленым брезентом. У двери с выбитыми стеклами стоял полицейский. Уже после нас подъехала синяя машина, и несколько полицейских вошли внутрь мимо дежурного.

– Помощь не требуется? – выходя из автобуса, вежливо спросила учительница полицейского в дверях.

– Благодарю, мадемуазель. Не требуется. Внутрь пока что заходить нельзя, – сдержанно улыбаясь, проговорил полицейский.

Мы остановились на тротуаре. А я-то надеялся, пока мы ехали, что мы окажемся в самой гуще событий, может, даже примем участие в расследовании.

Вдруг рыжая девушка, прислонив свой мопед к соседнему дому, стала поднимать с асфальта осколки стекла и складывать их в черный целлофановый мешок. Другие тоже достали мешки и тоже последовали ее примеру. Сначала я обалдел и просто не мог понять, что они делают, то ли собирают сувениры с места происшествия, то ли что… Только минуты через три я сообразил, что они просто убирают мусор с тротуара, просто чистят свой город. Ну молодцы! А мне даже в голову такое не пришло. Ну молодцы! И ребята, что колоссально, не отставали от девушек. Потом Жан вытащил из автобуса щетку, ведро, и они начисто вымыли тротуар.

Честно говоря, я был просто-напросто потрясен. Так заботиться о своих улицах! Неспроста у них так везде чисто – словно идешь не по улице, а по комнате. А мы? Сделали бы такое? Или стояли, ждали, пока это все сделает дворник? И юный миллионер Клод тоже принимал активное участие в уборке. Странные вещи у них творятся: миллионеры работают так же старательно, как бедняки! У нас Эрик, который навряд ли является миллионером, усиленно уклоняется от любой работы, считая, очевидно, что она унижает его достоинство. А тут миллионер ползает на коленях и чистит тротуар!

Пакеты с битым стеклом сложили в автобус, поскольку нигде поблизости не было видно ни баков, ни свалки. Парнишка-араб о чем-то поговорил с полицейским и вернулся в автобус мрачным.

– Ну что? Твои соплеменники взорвали? – спросила его рыжая девушка.

Тот мрачно кивнул.

– Жертвы есть? – не удержавшись, спросил я.

– Нет. Это было ночью! – горячо воскликнул араб.

Автобус тронулся. Ребята в машинах и автомобилях устремились за нами.

– Куда теперь? – спросил я у Жана.

– Теперь к военному министерству, – вольготно развалясь на автобусном сиденье, улыбнулся Жан.

– Что… на экскурсию? – поинтересовался я.

– Нет! – продолжая улыбаться, Жан покачал головой.

– А, понял! – воскликнул я. – Перед зданием военного министерства учительница будет вам рассказывать о какой-нибудь войне из истории? Неплохо.

– Нет! – улыбаясь, Жан покачал головой.

– Не нам преподадут урок истории – урок истории преподадим мы! – несколько высокомерно произнесла негритянка.

Мы обогнули знаменитый во всем мире фонтан и остановились у старинного величественного здания военного министерства.

Перед зданием, на каменной площади, маячила уже порядочная толпа. Они хором выкрикивали:

– Министр – дрянь! Президент – обманщик! Министр – дрянь! Президент – обманщик!

Мы выскочили из автобуса и подошли к толпе. Тут и Клод притормозил на своей роскошной машине, выскочил из нее и присоединился к нам. Тут уже стояло немало красивых машин, – это, честно говоря, меня здорово удивило: люди имеют такие шикарные машины и еще чем-то недовольны, шумят, требуют! Казалось бы, имея такую машину, требовать что-то еще как-то неловко. Однако получается, не это здесь главное, а что-то другое.

– За что они ругают военного министра? – столкнувшись в толпе с Клодом, спросил я.

– Стало известно, что они, – он кивнул на дворец, – собираются принять участие в морских учениях НАТО в Ирландском море. Кроме этого, стало явным еще одно обстоятельство: наши военные собираются работать над созданием нового танка вместе с военными ФРГ. Наше правительство нарушает обещания!

– Ясно! – проговорил я.

– С тех пор как введена общая компьютерная система, тайны трудно скрывать. Я тебе рассказывал, что мой отец и его друзья нащупали код этого министерства, – сказал Клод.

Вдруг шум в толпе усилился. До нас донеслось, что на площадь вышел чиновник и что-то объявил.

– Сообщил, что военный министр даст вечером объяснение по телевидению! – выныривая рядом с нами из толпы, сказал Жан.

Люди, весело переговариваясь, стали расходиться. Школьники стояли толпой возле учительницы, она что-то сказала, все рассмеялись.

– Чего ребята, а? Чего дальше? – подходя с некоторым опозданием к ним, стал спрашивать я.

– Едем к Бобуру! – оборачиваясь ко мне, проговорил араб.

– Зачем? – удивился я. Вот так урок!

Мы снова сели в автобус. Директриса лихо рулила. Я вдруг подумал, что ее надо познакомить с Данилычем, – что-то общее!

– А в классе вообще уроки бывают у вас? – спросил я араба.

– Бывают… иногда… – ответил он. – Но историю мы изучаем на улицах. Историю революции мы обсуждаем на площади Бастилии, в здании Конвента.

– Обсуждаете? Или изучаете? – уточнил я.

– Приятно не изучать историю, а делать ее! – улыбнулся Жан. Перед Бобуром было обычное столпотворение. Дудели в дудки, плясали – и тут же спали, прямо на площади.

– Я видел его здесь сегодня утром! – азартно выкрикнул мальчик-араб.

Все рассеялись в толпе. Я не успел даже спросить, чего ищут, как раздался крик рыжей девушки:

– Он здесь!

Школьники собрались возле беззубого старика с закрытыми глазами. Он сидел, вытянув вперед ноги в рваных кроссовках, его голова, откинутая на бортик бассейна, была неподвижна.

– «Скорая помощь» обычно не забирает таких! – пояснил Жан.

Они осторожно внесли старика в автобус, мы медленно поехали. Потом въехали во двор какого-то старинного дома. Навстречу нам вышли санитары с носилками и женщина-монахиня в белой крахмальной накидке на голове. Санитары положили старика на носилки и понесли. Все вдруг стали вынимать деньги и сдавать их учительнице. Я тоже кинул двадцатку. Клод, будучи, по слухам, очень богатым, дал пятьдесят.

– На лечение? – спросил я. Жан кивнул.

Мы шли по галерее во внутреннем монастырском дворике. Я чувствовал себя как-то неспокойно. Чем-то этот бродяга разбередил меня. И вдруг до меня дошло: это же Зотыч! Местный французский Зотыч! Но о нем-то сейчас заботятся – а как там мой?

Мы уже мчались по улицам в автобусе. Я лихорадочно шарил по карманам: куда я девал бумажку с названием лекарства для Зотыча? Чуть было совсем не забыл! Холодный пот выступил у меня на лбу.

– Ты что-то потерял? – глядя на меня с некоторым испугом, спросил Жан.

– Вот! – Я наконец-то выковырял из угла кармана скомканный бумажный комочек. – Вот! – С некоторым даже торжеством я показал ничего не понимающим ребятам этот листочек. Все-таки не забыл! – Остановите, пожалуйста, на секунду у ближайшей аптеки! – попросил я водителя.

Тот кивнул и через некоторое время свернул и остановился у аптеки. Я вошел в стеклянную дверь. Брякнул колокольчик. Услышав его, к мраморному прилавку вышел молодой усатый аптекарь в белом халате.

– Добрый день, месье! – вежливо поклонился он. – Что вам угодно?

– Тромбо-вар, – по бумажке прочел я.

– Момент, – проговорил он, повернулся к компьютеру, стоящему у стены, нажал несколько клавиш. На экране появились зеленые светящиеся строчки. – К сожалению, – пробежав по строчкам глазами, произнес он, – это швейцарское лекарство, а не французское, в настоящий момент у нас такого нет. – Он развел руками.

– Плохо, – убито пробормотал я.

– Если бы вы могли немного подождать… – предложил он.

– Сколько подождать? – спросил я.

Он снова нажал несколько клавиш, посмотрел на строчки.

– Завтра к девяти утра у нас будет это лекарство. Думаю, что трех упаковок вам хватит?

– Спасибо! – воскликнул я. – Обязательно приду! Задаток вам дать? – Я полез в карман.

– Ну зачем же? Мы вам верим. – Он протестующе поднял руку.

– Спасибо! – проговорил я и выбежал на улицу.

Вторая часть урока была посвящена собственно истории, но поскольку учительница рассказывала о событиях французской революции именно в тех местах, где они происходили, казалось, что это было совсем недавно: вот, даже кресла те же!

В конце урока мы стояли в зале Конвента… Вон там, наверху, сидели революционные депутаты – это называлась «гора», а вот здесь было «болото». Потом мы стояли в вестибюле, где лежал раненый Робеспьер, свергнутый трусливыми буржуазными депутатами, – кровь текла из раны на лице, было очень трудно ее вытирать… Волнение душило меня. Ну и уроки тут у них! Зато надолго запомнятся…

После этого был урок физкультуры, каждый направился заниматься любимым своим спортом. Клод, оказывается, тоже увлекался каратэ! Мы подъехали к железным воротам. Клод вытащил маленькую черную штучку с кнопкой, нажал ее – ворота разъехались. Мы съехали по наклонному пандусу в темный подвал, оставили машину, потом оказались в уютной раздевалке. Клод открыл дверь шкафа и надел отличное белое кимоно с ярким черным иероглифом на спине и короткие белые штаны – «каратэги».