Текст книги "Слишком сильный"

Автор книги: Валерий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Я в одних трусах чувствовал себя несколько неловко, но тут Клод вынул точно такое же одеяние, какое было на нем, и протянул мне.

– Да брось. Неудобно. Наверно, это чьи-то шмотки, – задергался я.

– Здесь все мое! – величественно усмехнувшись, проговорил Клод.

«А-а-а. Ну, если все здесь его, тогда-то еще ничего!» – подумал я.

Открыв деревянную дверь, мы вошли в низкий пустой зал. Пол был деревянный, стены и потолок были из матового стекла – через них зал и освещался, никаких конкретных светильников в зале не было. У дальней стены зала стояли отлично сделанные, похожие на настоящие, три манекена-каратиста, в нормальных кимоно, с симпатичными лицами, почти как живые – но, увы, не настоящие!

– Нравятся?! – кивнул Клод.

– Колоссально! – воскликнул я.

– Какого выбираешь? – шутливо сказал Клод.

Я кивнул на того, что стоял против меня, – голубоглазого блондина с ослепительной улыбкой.

– О! Этот злой, нехороший! – улыбнулся Клод.

– Все равно – этот мне нравится! – сказал я.

– Ну хорошо! – сказал Клод и вдруг открыл в стене небольшую незаметную дверку. Там в небольшой нише оказалась панель компьютера с экраном дисплея. Клод поиграл на клавишах. И вдруг я с изумлением увидел, что мой муляж быстрым спортивным шагом направился ко мне, потом, согласно обычаю каратистов, сложил ладони перед лицом и сделал поклон. Потом остановился, застыл.

– Чего это он? – ошарашено проговорил я.

– Приветствует тебя! – насмешливо пояснил Клод.

Я поклонился. Блондин улыбнулся еще радостней и шире. Здорово они сделаны – без проводов, без антенн, двигаются абсолютно самостоятельно, крепко стоят на ногах, да, наверное, еще здорово и дерутся! Здорово был похож на человека! Отличие – на лице: на шее были не очень яркие пятна – красные и черные. Такие же пятна были на кимоно – что-то они обозначали.

– Чего это он в пятнах весь, как жираф? – спросил я Клода.

– Обозначены зоны, наиболее опасные для удара, – объяснил Клод. – При точном ударе в красную зону он теряет сознание, как у вас говорят, – улыбнулся Клод, – вырубается. При сильном ударе в черную зону может наступить смерть.

– А зачем они нарисованы-то? – проговорил я.

– Чтобы учиться попадать! – снисходительно улыбнувшись, ответил Клод.

Не хватало мне только спросить у него: «А зачем попадать?» – чтобы превратиться в его глазах в полного идиота.

– Ну, начнем? – Клод посмотрел на меня и потянулся к клавишам. – Тебе какую программу – нормальную или… попроще?

– Нормальную мне! – спокойно ответил я.

Клод надавил несколько клавиш, и в тот же момент манекен этот ловко присел в низкую стойку, кибадачи, издал страшный каратистский вой – «киай» и подлетел ко мне. Я мгновенно вспомнил все, чему меня учили, и выдал «гяку-дзуки» – прямой удар вертикальным кулаком по корпусу противника: но кулак мой не дошел: манекен четко закрылся блоком «сото-уке», и тут же как молния сверкнул его удар «нуките» – прямо мне в глаза; я успел прикрыться верхним блоком «аге-уке», но он тут же пошел на страшный удар-молот сверху, называемый «тэтсуи-дзуки», – я мгновенно прикрылся скрещенными над головой руками, двойным верхним блоком «аги-джи-уке». Остановив удар, я тут же, опуская руки из блока, сумел засадить ему «эмпи-наваши» – неплохой удар локтем сбоку. Он отшатнулся. Самое страшное, мелькнуло в моем сотрясенном мозгу, что каратист никогда не останавливается, какую бы боль он ни испытывал, удары отработаны у него целыми сериями, он не может отскочить и попрыгать в сторонке, как боксер, он должен рубиться безостановочно, пока не будет повержен или противник или он сам.

Мысли мои шли сами по себе, а руки работали уже почти автоматически: проведя «эмпи-наваши», потрясший противника, я тут же нанес ему «тате-дзуки» вертикальным кулаком и добавил правой – боковым ударом – «маваши-дзуки». Он пошатнулся, стал стремительно валиться и, как бы падая, сотворил мне «уро-маваши-гери» пяткой по затылку.

Я отключился. Когда я очнулся, надо мной стоял Клод, поднеся к моему носу флакон с каким-то горьким, но очень приятным запахом. Я потряс головой, осмотрелся. Партнер мой неподвижно стоял в двух шагах от меня, улыбка в этот раз была грустной, соболезнующей.

«Ах ты, чертова кукла! – подумал я. – Ты же изделие человеческих рук. Как же ты осмеливаешься вырубать человека!»

– Извини, – испуганно проговорил Клод. – Включил не ту программу. Ты сказал, что занимаешься каратэ, я думал, ты опытнее.

– Опытнее, опытнее, – проворчал я, поднимаясь и потирая затылок. – Кто ж знал, что этот красавец так дерется!

– В следующий раз приведи Дусю, – улыбнулся Клод, – пусть она устроит ему скандал.

– Дуся и не захочет знаться с таким!

– Захочет! – откликнулся Клод. – Она любит поскандалить, не то что ты. А из тебя, извини меня, никогда не выйдет никакого каратиста!

– Почему это? – Я обиделся.

– Потому что я видел, как ты дерешься. Ты согласен принять любые удары, но сам никогда не прикоснешься ни к красной, ни тем более к черной зоне противника!

– А без этого… никак нельзя? – смущенно пробормотал я.

– А без этого… ты сам будешь… покойником… не здесь, конечно, а в более острой ситуации.

– Это понятно, – вздохнул я.

– Ну что, еще раз? Или боишься?

– О чем ты говоришь?!

– Ну хорошо…

На этот раз кукла двигалась поспокойнее, удавалось уходить от ее ударов, кой-чего делать самому. Ровный бой продолжался долго, хотя я и дышал, как положено в каратэ, низом живота, все равно уже запыхался. Наконец Клод нажал на клавиши, мы остановились, вздохнули с облегчением, и манекен, как показалось, тоже.

– Ну как? – спросил Клод.

– Нормально! – ответил я.

– Это не нормально! – ответил Клод. – Это пустая трата времени и денег!

– Ах да, денег! – Я полез в карман. – Сколько я тебе должен?

– Не в этом дело! – воскликнул он. – Просто меня потрясает твоя тупость!

– Она самого меня потрясает! – вздохнул я.

– Ты по-прежнему не коснулся ни одной мало-мальски опасной зоны!

– Не достал! – пробормотал я.

– Не ври!

Я промолчал.

– Меня бесит ваша русская привычка – ничего не доводить до конца и все делать спустя рукава!

– Где ты увидел эту привычку?

– Глядя хотя бы на тебя!

– Ничего подобного! Если надо, я могу!

– Да. Ну давай!

На этот раз на меня накинулся какой-то тайфун: меня кидало, трясло, переворачивало. Перед гаснущим уже моим взором мелькнуло черное пятно на плече робота, и я, издав нечеловеческий вопль, рубанул ударом «тэтсуи». Глаза у него помутились, потом изо рта пошла кровь (неужели настоящая?), потом он издал тихий хрип, колени его подогнулись, и он упал. Мы с Клодом постояли молча. Я тяжело дышал.

– Что делать? Иначе нельзя! – проговорил Клод.

Он нажал несколько клавиш, и покойник ожил. Повесив голову, он понуро побрел в свой угол и там застыл.

– Ну, мне пора! – поглядев на часы, произнес Клод. – Урок математики проходит в Сорбонне. Читает знаменитый профессор. Пойдешь? – Он посмотрел на меня.

– Вообще, честно говоря, хотелось бы отдохнуть, – сказал я.

– Ну хорошо. Куда тебя завезти?

– В гостиницу, – сказал я.

Весь следующий день мы бродили с Данилычем по Парижу… Вот здесь ходил Жан Вальжан… А здесь работает Мэгре!

В пять часов в номер позвонил Клод и сказал, что если я не возражаю, он заедет за мной. Я не возражал. Я уже привычно уселся на упругое сиденье, мы ехали в открытой машине по широким, роскошным улицам. Клод сказал мне, что если я не возражаю, он заедет за своим другом в американское посольство.

– Он что, американец? – спросил я. Клод кивнул.

– Откуда же у тебя друг-американец?

Клод заносчиво отвечал, что у него имеются друзья во всех странах мира.

Мы свернули в узкую улочку. За красивой решеткой стоял белый особняк, с балкона его свешивался американский флаг. Вдоль ограды стояли демонстранты, они буквально сотрясали толстые прутья решетки и яростно вопили примерно следующее:

– Американцы – негодяи! Вы ответите нам!

Мы остановились у тротуара, с трудом найдя место среди посольских машин. Две машины были перевернуты, на каменных плитах сверкали осколки стекла.

– Да, туговато приходится твоему другу! – проговорил я. – Не знаю даже, выйдет ли он. Протестуют против размещения американских ракет во Франции? – тоном опытного человека осведомился я.

Клод резко повернулся ко мне и некоторое время насмешливо смотрел на меня.

– Представь себе – наоборот! – язвительно произнес он. – Волнуются, что американцы уберут ракеты из Франции!

– Как так? – изумился я.

– Да вот так вот! – разведя руками, проговорил Клод. – Ты газеты, вообще, читаешь?

– Ваши? – пробормотал я.

– Для начала хотя бы свои! – насмешливо проговорил он.

– Читаю, вообще-то… – проговорил я. – А что?

Вообще-то, честно говоря, я не читал газеты – как-то не привык. Иногда только, готовясь к политинформации. Сейчас, конечно, я клял себя за эту привычку.

– А что там? – повторил я уже встревоженно.

– Если бы ты имел привычку читать газеты, – назидательно проговорил Клод, – ты бы узнал чрезвычайно важную вещь!

– Ну можешь ты сказать, не измываться? – взмолился я.

Демонстранты кричали все громче, за ограду полетели какие-то бутылки. Полиция стояла абсолютно безучастно.

– Ты бы мог узнать, – проговорил Клод, – что русские и американцы договорились… об уничтожении в Европе ракет средней дальности!

– Но это же очень хорошо! – не удержавшись, воскликнул я.

– Думаешь?! – усмехнулся он.

– Ну а как же? – растерялся я. – Без ракет-то ведь… хорошо?

– Оказывается, не совсем! – жестко произнес Клод. – Посмотрим, например, что пишут наши газеты! – Он взял с заднего сиденья кипу газет… На интересной бумаге они печатают их – тонкой, прозрачной, как салфетка, но очень прочной. – Так… «Фигаро»! – Клод распахнул перед собой газету. – «Опасное соглашение»… Как раз об этом! Вот… «Можно еще гадать на тему о том, кто в итоге выиграет от подписания договора по евроракетам – СССР или США. Но совершенно ясно, кто проиграл, – Европа». А вот – «Круа», католическая газета: «…Перед лицом советского арсенала из обычных вооружений и химического оружия Европа оказывается с голыми руками».

– Та-ак! – проговорил я. – И из-за этого они так волнуются? – Я кивнул на демонстрантов.

– А тебе этот повод кажется недостаточным? – проговорил Клод. – Не знаю, может быть, ваших людей ничто уже не волнует, а наших пока что волнует все!

– Так что же… ракеты не убирать? – сказал я.

– Убирать, обязательно! Но, как видишь, это нелегко, по крайней мере, у нас! – насмешливо добавил он.

– Как друг-то твой сумеет прорваться? – Я уже начал немного волноваться.

– Вырвется – он парень крепкий! – улыбнулся Клод.

Действительно, тут за оградой показался худой парень в белом свитере и очках без оправы, поймал брошенную в его сторону бутылку, ослепительно улыбнулся. Он отпер узорную калитку и между двумя меланхоличными полицейскими выскочил на тротуар. Он направился к нам, но тут из-за желтого фургона выскочили несколько бритых наголо парней в черных куртках и накинулись на него. Он явно знал каратэ, но они все же свалили его с ног и с криками «Предатель!» нанесли несколько ударов тяжелыми ботинками. Когда мы подскочили, желтый фургон уже отъехал, а он поднял очки и уже вставал.

– Знакомые ребята! – кивнув вслед фургону, улыбнулся он.

– Вот, познакомься, пожалуйста, – слегка насмешливо проговорил Клод. – Наш друг из России, Александр!

– О-о-о! – радостно завопил он. – Фред!

На лбу его уже набухала большая синяя шишка.

– Как жаль, что они не узнали вас: вам бы тоже досталось! – улыбнулся он.

– А чего полиция не вмешалась? – Я сочувственно глядел на его шишку.

– Вам так нравится полиция? – усмехнулся Фред. – Полиция и политика – разные вещи, и чем реже они сталкиваются, тем лучше!

– Так что ж, лучше шишки получать? – Я, не удержавшись, прикоснулся к ней.

– Политика – это драка! – сказал Фред. – Без этого нельзя. Иначе это не политика, а всеобщая пассивность!

– Правильно. А пока, если не хочешь получить еще, поехали! – сказал Клод.

Мы уселись. Машина тронулась.

– Это все так. Репетиция! – кивнув назад, сказал Клод. – Настоящий бой с бритоголовыми будет через неделю, когда мы проводим демонстрацию против ракет! И еще неизвестно, какие силы присоединятся к бритоголовым. Судя по газетам, против очень многие! – Всунув руку, он пошуровал ворохом газет.

– Ну хорошо. Подеремся! – взмахивая рукой вверх, весело крикнул Фред.

– Но ведь надо же тогда… подготовиться! – заволновался я.

– Готовься! – насмешливо проговорил Клод. – Я распоряжусь, чтоб с тобой занялся тренер каратэ.

– Отлично! – обрадовался я.

Началась напряженная жизнь. С утра я ходил на уроки в лицей, где мне приходилось нелегко, – там в отличие от нас базарят не только на переменах, но и на уроках. Любой разговор – по химии, по физике, по литературе – неизбежно упирался в меня – приходилось подолгу рассказывать, что я думаю о том-то и о том-то. Завал.

Потом я шел в тот секретный подвальчик (Клод дал мне свою запасную волшебную открывалочку). Такого в моей жизни еще не было. Мною (иногда с Клодом, иногда отдельно) занимался тренер-японец. Он двигался и улыбался, как автомат, только еще быстрее и резче. Единственно, чем он отличался от автомата, что пару раз у меня на глазах брал у Клода деньги. Вряд ли автомату нужны деньги. Еще, правда, он говорил исключительно по-японски. Сначала Клод мне переводил, потом я уже научился все понимать сам – да что тут, собственно, было понимать? Надо было делать! Он показывал – а я пытался делать. Вот и весь разговор. Для начала он учил меня стоять. Главное в каратэ, понял я, – это стойки. Надо стоять, не падать при ударах, все терпеть – в этом основа. Оказывается, каратисты, да и вообще японцы, приветствуют друг друга при встрече словом «ос!», что означает «терпи!». И я терпел.

Он ставил меня в стойку «кибадачи» – изначальную стойку каратиста: ноги согнуты-расставлены, кулаки выставлены вперед. После этого он вешал мне на руки тяжелые чугунные кольца, ставил на кулаки, на плечи и на голову пиалы с водой и, то ли оскалившись, то ли улыбнувшись, говорил: «Ос!» И я терпел. Терпение это длилось до бесконечности. В первый раз, когда мне вскоре надоело терпеть, я пошевелился – все пиалы упали и облили меня, и в то же мгновение тренер очень резко и больно жахнул меня бамбуковой палкой по голове. Тут я буквально озверел… Но что можно было делать? Обижаться на него как-то глупо – такая его работа, лезть на него с дракой – довольно-таки безнадежно. Я понял, что надо через это пройти, – иначе никуда не придешь. Я снова застыл в стойке.

На третий, кажется, день начались движения, я стоял в стойке и резко выставлял и убирал то левый, то правый кулак. Тренер стоял с палкой в руках и считал по-японски до десяти; с каждым счетом я должен был мгновенно выбрасывать вперед один кулак и убирать другой.

– Ити! (Раз!)

Ни! (Два!)

Сан! (Три!)

Си! (Четыре!)

Го! (Пять!)

Року! (Шесть!)

Хити (Семь!)

Хати! (Восемь!)

Ку! (Девять!)

Дзю! (Десять!)

Если я на мгновение задумывался о чем-то и чуть задерживал кулак впереди, мгновенно (как, я не успевал заметить!) следовал резкий удар бамбуковой палкой по руке и яростный, просто злодейский оскал. Ну что ж, все правильно: он добивается, а я не делаю! Я понял, что от мыслей лучше тут отключиться.

Ити!

Ни!

Сан!

Си!

Го!

Року!

Хити!

Хати!

Ку!

Дзю!

Я понял: все то, чем мы занимались с Эриком раньше, было не каратэ, а так, престижным времяпрепровождением для толстых бездельников.

Ити!

Ни!

Сан!

Си!

Го!

Року!

Хити!

Хати!

Ку!

Дзю!

Однажды, когда Клод заехал за мной в отель, мы медленно, лениво ехали в открытой его машине по Елисейским полям и я подумывал, не поехать ли на Монмартр, не пошляться ли по лавкам молодых художников, поболтать с француженками, Клод вдруг сообщил мне, что его американский друг Фред снова подвергся нападению бритоголовых, которые никак не могут простить ему, что он хочет убрать свои ракеты из Европы, – и теперь Фред с сотрясением мозга лежит в больнице.

– Ну, куда? – спросил Клод, когда мы проехали светящиеся фонтаны и достигли площади Согласия.

– К Фреду поехали! – воскликнул я.

– В больницу уже поздно, поедем завтра, – проговорил Клод. Ну, куда?

– На тренировку, конечно! – воскликнул я.

Они будут бить нас по головам, а мы будем прощать? Как же!

Ити!

Ни!

Сан!

Си!

Го!

Року!

Хити!

Хати!

Ку!

Дзю!

Глава XVII

Я уже втянулся в парижскую жизнь, и она, надо сказать, безумно тревожила меня. Буквально почти все французские газеты писали, что как только американцы уберут свои ракеты из Европы, туда ворвутся русские волки и всех растерзают. С чего они это взяли? Посмотрели бы на меня – и им сразу стало бы все ясно! Но они почему-то не хотели на меня смотреть. Как я ни просил Клода отвезти меня на какую-нибудь пресс-конференцию и дать мне выступить – ничего такого не получалось. Мне даже стало казаться, что они специально изолируют меня. Наконец однажды Клод сообщил мне, что на следующий день состоится большой брифинг для телевидения, для местных, а также наших журналистов и дипломатов по вопросу ракет. Клод сказал, что постарается достать билет для меня.

– Достань! Достань, а?! – умоляюще сказал я.

Никогда раньше не ощущал я такой тяги к общественной жизни. В этот день, как обычно, я отбивался от моих шустрых сверстников в лицее (некоторые уже стали ухватывать русский язык!), потом, как всегда, был на тренировке, потом упражнялся у Клода на его домашнем компьютере.

В отель я явился как обычно поздно. Данилыч в домашних туфлях скучал перед телевизором – у него явно не сложилось здесь такой бурной жизни, как у меня.

– Ну, где шляешься? – радостно улыбаясь, проговорил он, видно, соскучился.

– Дела, дела! – рассеянно проговорил я.

– Может, меня с собой завтра возьмешь? – попросил Данилыч.

– Завтра брифинг для наших и прочих журналистов и дипломатов, – заглянув в записнуху, деловито проговорил я, – но мне, к сожалению, дадут лишь один билет!

– Жалко! – Данилыч сник. – А может, сейчас пойдем пошатаемся? – он оживился. Я вздохнул. – Понимаешь, какое дело: за годы зарубежной службы скопил кое-какую деньгу, хочу здесь купить жене шубу. Где же ее покупать, как не в Париже? Согласись.

Я охотно согласился.

– Ты, я гляжу, колоссально уже сечешь в этой жизни. Может, поможешь разобраться? – попросил он.

Ну что ж, если он просит… Данилыч – хороший мужик, надо помочь!

Я вздохнул (надеюсь, незаметно) и снова стал одеваться.

– А куда пойдем? – радуясь, как мальчишка, на лестнице спросил у меня Данилыч.

На секунду задумавшись, я ответил, что, наверное, надо ехать в высотный универмаг Монпарнас-де-Мен на бульварах, там магазины торговой фирмы «Си-энд-эй», наиболее приличной из общедоступных.

– А вдруг уже закрыто? – глянув на часы, всполошился Данилыч.

Я успокоил его, сообщив, что французские универсальные магазины работают допоздна.

Мы вышли на нашу авеню Мак-Магон, побрели на метро на станцию Этуаль. В метро, как всегда, колготилась молодежь, играли, пели, выклянчивали деньги, сидели и лежали бездомные – клошары, – довольно, надо признать, жизнерадостные при их ситуации. Все это уже слегка утомляло меня. Отвык я от метро!

Все-таки худо-бедно доехали до Монпарнаса. Я бойко вел Данилыча по глухим и пустынным подземным переходам, некоторые были уже закрыты; приходилось поворачивать защелку на потолке – и тогда вертушка открывалась, эту калитку из тяжелых железных труб можно было повернуть.

Мы доехали, перешли бульвар Монпарнас, оставив сзади элегантную, мягко освещенную изнутри шелковыми абажурами «Брассерию», – здесь в основном «брассерии», а не рестораны и кафе, как принято считать. Потом мы по пологой лестнице поднялись в универмаг. Стеклянные двери разъезжались перед нами, не потребовалось даже волшебного «Сезам, откройся!». Сезам открылся – и мы нырнули в волны потрясающих запахов. Я мало до того интересовался духами, но теперь, даже уехав давным-давно из Парижа, вдруг чувствую иногда в автобусе или в метро необыкновенный прилив восторга, небывалого счастья… Сначала удивляюсь, потом принюхиваюсь и понимаю: от кого-то пахнет французскими духами. А здесь был целый океан запахов; из одной волны мы переходили в другую. Тут же сверкали драгоценности, бриллианты, колье. Торговля шла в этаких маленьких загородках, роскошных, блистающих избушках. Вдали маячил отдел радиоаппаратуры – оттуда неслась заводная музыка, – но я даже не стал поворачивать туда голову, чтобы не расстраиваться понапрасну.

Отдел мехов располагался на четвертом этаже. Мы неторопливо поднимались туда.

– Так где же все-таки ты пропадаешь? – снова спросил меня он.

– Дела. День в лицее – контачу с ребятками, потом с Клодом общаюсь. Работать учусь на компьютерах. Знаете, какие у них компьютеры! Всюду стоят! Даже на автомобиле. Радар стоит, предупреждающий столкновение; поступает отраженный сигнал от встречного, тут же идет на компьютер – и он мгновенно выбирает: сделать поворот в какую сторону или врубает тормозную систему. Авария исключена практически. Или, скажем, маршрут. Набираешь на клавиатуре начальный и конечный пункт – моментально на дисплее самый короткий маршрут!

– Ну, такое нам пока не грозит, таких автомобилей пока у нас не предвидится, – усмехнулся Данилыч. – Так что лучше тебе не привыкать!

– Да нет! Вообще компьютер колоссально четкой делает жизнь. Ну, например, что вы хотите?

– Хочу, чтобы у нас такое было, – улыбнулся Данилыч.

– Сделаем! – воскликнул я. – Вернемся домой – я такого шороху подниму!

– Смотри-ка, активный стал! – удивился Данилыч.

– Еще бы, тут станешь! – воскликнул я.

Я стал, забыв о роскошных товарах вокруг нас, горячо рассказывать о последних здешних делах: о том, что местные бритоголовые побили американского паренька Фреда за то, что американцы собираются убрать ракеты из Европы.

– Надо с этими бритоголовыми разобраться, – проговорил я.

– Ну и как ты собираешься с ними разбираться? – поинтересовался он.

– Как. Нормально. Так же как и они с нами разбираются. Клод меня к своему японцу определил, тот меня колоссальному каратэ учит! Еще немножко – и будет полный порядок!

– А ты не боишься, что Клод тебя специально накачивает, специально слишком сильным делает?

– Как? – удивился я. – А зачем?

– Ну так. Появишься ты перед всеми крупным планом, в образе этакого супермена, рявкнешь: «Я тут один за мир, а вы все подлецы, сейчас я вас всех за это разнесу!» – и напишут все: советский мальчик поразил всех своей агрессивностью, действительно, нельзя нам оставаться без американских ракет!

– Да?.. А я разве такой?

– Да вроде нет… Но гляди, сделают тут из тебя!

Мы так разговорились с Данилычем, что даже забыли, зачем пришли: прошли уже мимо мехового отдела – вспомнил я, что характерно, о цели прихода.

– Стоп!

– А, да. Чуть не забыл! – хлопнул себя Данилыч по лбу и засмеялся.

Мы свернули туда. Навстречу нам вышла красивая и очень элегантная женщина, улыбнувшись, поздоровалась и спросила вежливо, что бы мы хотели купить. Тут висело всего две шубы, в основном, видимо, для рекламы, а весь салон был занят ковром, диванами и креслами. Откуда-то сверху лилась тихая музыка.

Данилыч сказал, что он хочет купить жене шубу из белки.

– О! Это замечательно! – воскликнула она. – Как велика ваша жена? Примерно, как я?

– Да нет. Значительно меньше, – почему-то вздохнув, проговорил Данилыч.

– Ну приблизительно как кто? – спросила она. Мы вслед за ней повернулись к отделу шляп, где в отличие от нашего отдела полно было покупателей и покупательниц.

Данилыч некоторое время вглядывался.

– Вот, пожалуй, как эта. – Наконец кивком головы он указал на хрупкую, миниатюрную брюнетку.

– О, у вас изящная жена! – улыбнулась продавщица.

– Но ведь, наверно… неудобно… просить примерить? – застеснялся Данилыч.

– Ну почему же? – удивилась продавщица.

Она быстро пошла туда, они о чем-то быстро и весело поговорили и, уже обнявшись как подруги, подошли к нам.

Покупательница поздоровалась и сказала, что она очень рада помочь гостям из Советской России. Как они догадались, что мы из Советской России, осталось загадкой.

– Ваша жена брюнетка? – спросила продавщица.

– Блондинка, – сказал Данилыч.

Улыбнувшись, она поиграла на клавишах компьютера, потом раздалось приятное позванивание, разъехались дверцы лифта, и по слегка наклонному полу к нам подъехала длинная никелированная вешалка с серыми беличьими шубами и остановилась точно напротив нас.

– Выбирайте! – сказала продавщица.

Данилыч перебрал несколько шуб, потом вытащил одну из них.

– Примерь, пожалуйста! – Продавщица протянула шубу покупательнице. Та надела шубу, запахнулась, потерлась щекой о мех и блаженно зажмурилась.

– Годится? – посоветовался со мной Данилыч.

– Ну! – восхищенно воскликнул я.

– Сколько? – пробормотал Данилыч.

– Восемь тысяч франков! – ласково улыбнулась продавщица.

– О! Нормально! – обрадовался Данилыч. – В кассу?

Продавщица показала на кассу – блестящую никелированную будку слегка в стороне. Данилыч пошел платить, продавщица помогла снять шубу добровольной нашей помощнице, поблагодарила ее, та ушла. Потом вдруг продавщица достала из стола какие-то щипчики странной формы, залезла ими глубоко в рукав шубы и вытащила оттуда странную штучку, похожую на красную пластмассовую скрепку. Тут мягко зазвонил телефон. Она сняла трубку, заговорила. О, если бы наши девушки так говорили – дружелюбно, весело, ласково, тщательно заканчивая слова и фразы! В смысл я вникать не стал, специально отошел подальше, слышал только голос. С Данилычем мы столкнулись в центре зала.

– Ты куда? – спросил он.

– Да так. Пошататься решил. Она там по телефону… по личному делу говорит.

– А-а… Ну, вроде закончила. Пошли?

Мы подошли к ней. Данилыч протянул чек. Она взяла его, потом свернула шубу атласной подкладкой наверх, обернула красивой бумагой с красно-синим вензелем торговой фирмы «Си-энд-эй», перевязала прозрачной бечевкой.

– Желаю вашей жене быть еще более прелестной в нашей шубе! – проговорила она.

Размягшие, растроганные, мы спускались с шубой по лестнице.

– Хорошая девушка! – качая восхищенно головой, говорил Данилыч.

Мы спустились вниз, к выходу на площадь. Стеклянные двери разъехались перед нами с мелодичным звоном. Я еще подумал, что, когда мы с Данилычем входили, этого звона не было, – но, видно, так здесь принято провожать солидных клиентов. Мы уже стали спускаться по ступенькам, когда из дверей торопливо вышел огромный брюнет и быстро побежал по ступеням вниз. Что-то тревожное шевельнулось в душе.

«Может, украл что-то?» – подумал я.

Брюнет обогнал нас, потом вдруг резко развернулся и встал грудью перед Данилычем.

– Простите, пожалуйста! – проговорил он. – Не могли бы вы на секунду вернуться? Необходимо выяснить одно недоразумение.

– Ну что ж… пожалуйста, – растерянно проговорил Данилыч. Прижимая к животу сверток с шубой, Данилыч вместе со мной пошел обратно. Когда он проходил обратно, снова раздалось позванивание.

«Чего они тут раззвонились?» – с нарастающей тревогой подумал я.

Сопровождающий вежливо показал нам рукой. Мы вошли в обычное служебное помещение, с телефонами на столе и, ясное дело, с компьютером. Единственное, что мне не понравилось, что на диване сидели два полицейских в форме и, как только мы вошли, они вежливо уступили нам место и, расставив широко ноги, встали рядом в дверях.

– Вы из России? – ласково проговорил брюнет, доставивший нас сюда.

– Да. А какое это имеет значение в данном случае? – спокойно улыбаясь, спросил Данилыч.

– Произошло одно маленькое недоразумение. Если вы согласитесь это уладить, все останется между нами, – проговорил брюнет.

– Внимательно слушаю вас. Что это за недоразумение? – спросил Данилыч.

– Видимо, просто в спешке вы забыли уплатить за шубу. Если вам это не трудно, уплатите сейчас.

– То есть как это не заплатил? Заплатил, ясное дело! – растерялся Данилыч. – Вот же – это продавщица завернула шубу. Я, как вы понимаете, не смог бы так аккуратно завернуть. И чек, наверное, внутри!

– Патрик! – проговорил длинноволосый блондин, сидевший за телефонами. – В таком случае я вызываю дежурную машину. И думаю, надо вызвать прессу, – для нее этот инцидент небезынтересен.

Данилыч сидел бледный как полотно.

– Стоп! – Я поднялся. – Не надо прессы! Можно, мы поговорим тет-а-тет? – Я кивнул на Данилыча.

– О, разумеется! – сказал брюнет. Мы отошли с Данилычем в угол.

– Чушь какая-то, – проговорил Данилыч. – Двери прореагировали как на краденую вещь.

– Понимаете, – зашептал я. – Она вытащила из рукава шубы какую-то красную скрепку! Может, в этом дело?

– Она одну вытащила… эту штуку? – спросил Данилыч.

– Да. Одну! – вспомнил я. – Потом зазвонил телефон, она стала разговаривать, потом вы с чеком подошли.

– Молоток! – радостно произнес Данилыч и хлопнул меня по плечу. Потом повернулся, подошел к шубе. – Развяжите сверток! – скомандовал он.

Брюнет достал нож, вытряхнул длинное лезвие, разрезал бечевку, шуба раскрылась.

– Чек лежит… в чем же дело? – растерянно обратился он к блондину.

– Посмотрите, все ли датчики вынула продавщица из шубы? Датчик забыла, поэтому и двери зазвенели! – пояснил Данилыч.

Брюнет достал из кармана уже знакомые мне щипчики, полез ими в один меховой рукав, потом в другой, вытащил датчик, похожий на скрепку. Он показал его блондину, и они вдруг захохотали. Мы с Данилычем смеялись тоже.

– Ну, все нормально? – сгребая шубу и пытаясь увязать ее обрезками бечевки, произнес Данилыч и, обхватив покупку, направился к выходу.

– Минутку! – Ослепительно улыбаясь, брюнет снова преградил Данилычу путь. – Мы должны извиниться перед вами!

– Да ладно, об чем речь! – воскликнул Данилыч. Но брюнет, пихая шубу животом, уже грубовато, как друга, оттеснил Данилыча к дивану. Мы снова сели.

Блондин тем временем набрал три цифры на телефоне.

– Господин Режис? – проговорил он. – Если вас не затруднит, спуститесь к нам: нужно объясниться с покупателем.

Вкатился лысый круглый толстячок, увидел на столе красный датчик и сразу все понял.

– О! – горестно воздевая руки, воскликнул он. – Простите нас! Поверьте, такого рода ошибки наши работники совершают крайне редко, и уверяю вас, они не остаются без последствий!

– Вы хотите сказать, что накажете продавщицу?

– Безусловно, безусловно! – воскликнул заведующий.

– Я очень прошу вас этого не делать! – твердо проговорил Данилыч. – Если вы хотите, чтобы мы расстались друзьями, я требую, чтобы вы не наказывали продавщицу. Она очень нам понравилась, отлично работает, уверяю вас! – Данилыч разволновался. – Учтите, я через месяц зайду, если ее не будет, я разозлюсь.

– Раз вы на этом настаиваете… – заведующий развел руками. – Требование покупателя – для нас закон! Рады вам служить!