Текст книги "Парижские тайны царской охранки"

Автор книги: Валериан Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

20 сентября 1911 года заведующий заграничной агентурой представил документ, в котором социалист-революционер Алексей Бессель сообщал одному из своих единомышленников между прочим следующее: «Скажите Я., что есть сведения о том, что фотограф где-то и когда-то обвинялся в провокации. Пусть он напишет мне его настоящую фамилию – он должен знать. Я навожу справки».

По объяснению надворного советника Красильникова, «фотограф» есть «Пермяк», который поставлен в известность о возникших, как видно из письма, относительно его подозрений.

Ввиду сего Департамент полиции 30 сентября 1912 года предложил заведующему заграничной агентурой при сношениях с «Пермяком» соблюдать особую осторожность.

Ежемесячное содержание «Пермяка» составляло до сентября 1911 года – 400 франков, с сентября 1911 года до июля 1912 года – 500 франков и с июля до апреля 1913 года – 550 франков.

Кроме того, ему выдано за служебные командировки в 1912 году в январе – 300 франков, в феврале – 500 франков, в апреле – 600 франков, в июле – 120 франков, в августе – 50 франков, в ноябре – 160 франков, в феврале 1913 года – 275 франков и на переезд в другой город в августе 1912 года – 500 франков.

Самым лучшим средством для того, чтобы потушить зародившиеся подозрения в провокаторстве, у жандармов всегда считался перевод секретного сотрудника в другой город. К этому приему и прибегнул Красильников по отношению к Бротману.

2 июля /11 августа 1913 года Красильников сообщает в Департамент полиции Броецкому следующее: «В апреле 1911 года «Пермяк» был командирован в Италию, а именно в Кави-ди-Лаванья, где прожил более года. За это время он освещал в достаточной степени всю русскую эмигрантскую колонию, которая представляла собой значительный интерес… Помимо сведений обо всех лицах «Пермяк» нашел возможным представить фотографические снимки многих из них. Неосторожное обращение с этими снимками в одном из розыскных органов империи имело своим последствием то, что в окружающей «Пермяка» среде стали подозревать его в сношениях с охраной, и только благодаря случайности ему удалось себя реабилитировать. Тем не менее его дальнейшее пребывание в Италии становилось невозможным, и он вынужден был переменить местожительство. Таковыми ему были указаны сперва Брюссель, а затем Антверпен, где он находится по настоящее время, освещая деятельность живущих там Виктора Военного, «Медведя» и других, а также некоторых эсеров, проживающих в Кави, с которыми у него установлены дружеские отношения, поддерживаемые до сих пор. Докладывая об изложенном Вашему Превосходительству, имею честь почтительнейше добавить, что «Пермяк» теперь вполне заслуживает удовлетворения его ходатайства о выдаче ему ссуды в размере 2000 рублей – с погашением таковой в течение годового срока».

Здесь нужно отметить, что благодаря этим фотографическим неудачам Бротмана против него в среде русских эмигрантов в Италии снова возродились подозрения, снова начал возиться в нем Бурцев, еще недавно в печати совершенно реабилитировавший его. Снова надо менять местожительство; в Антверпене Бротман не засиделся и оттуда ему пришлось перекочевать в Лондон, где его и застает расследование нашей парижской Комиссии и допрос Сватикова в Лондоне.

С именем провокатора Бротмана связан один характерный эпизод изложить который мы предоставляем перу самого Красильникова:

«Сотрудник заграничной агентуры «Ниель», он же «Пермяк», – докладывает 25 июня/8 июля 1913 года Красильников Департаменту полиции, – обратился ко мне с просьбой следующего содержания. В городе Аксто-фе Елизаветпольской губернии проживал брат его Давид Гершов Бротман с семьей, состоящей из жены и трех малолетних детей, старшему из коих мальчику – 11 лет, девочке – 8 лет и мальчику – 3–5 лет. В Акстофе у Давида Бротмана была своя аптека. Приблизительно 12 месяцев тому назад Давид Бротман умер, а так как жена его не вполне нормальна, то родители умершего решили взять детей себе на воспитание, но препятствием этому является происхождение детей, не имеющих право, как евреи, повсеместного в России жительства. Старики Бротманы живут в городе Уфе, отца зовут Герш Хаимов Бротман, мать – Хая-Гильда. Сотрудник «Ни-ель» просит, не представится ли возможным малолетним детям его умершего брата поселиться в г. Уфе при его стариках-родителях, прося о последующем распоряжении не отказать в уведомлении…».

На полях карандашом написано вероятно директором Департамента: «Есть дела по подобным просьбам. Прошу дать». Ходатайства Бротмана и Красильникова были удовлетворены членом Совета Министров тайным советником Кондоиди 25 июня 1913 года…

Не только для провокаторов, но даже и для разных родственников их, антисемитское царское правительство соглашалось отменять и черту оседлости.

Бряндинский Матвей Иванович, из потомственных почетных граждан г. Казани, родился в 1879 году, бывший учитель. Бряндинский был выслан в 1907 году под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии на два года, оттуда в том же году скрылся; вторично был выслан в Томскую губернию на три года с 28 апреля 1908 года и снова скрылся в 1909 году. Состоял секретным сотрудником московского охранного отделения с апреля 1909 до мая 1912 года под кличкой «Вяткин» или «Кропоткин». Обслуживал по выражению жандармского полковника Заварзина «верхи Российской социал-демократической рабочей партии». В докладе от 26 декабря 1913 года директору Департамента полиции Белецкому, опубликованном В. Л. Бурцевым, Бряндинский сообщает между прочим следующее: «…Я был районным организатором и секретарем Московского городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинений на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33 обвинявшихся не было ни одного оправданного, и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки как члены комитетов Московского городского и Московского окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанными номерами подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников Первой партийной школы для подготовки ра-ботников-профессионалов, устроенной на острове Капри Горьким, Богдановым и Луначарским…». Затем Бряндинский как «технический член ц. к.» заведывал общепартийным бюро, объезжал членов ц. к. и извещал их «о времени и месте пленарных заседаний ц. к.». Таким путем все в партии с.-д. было в руках Бряндинского, а следовательно и Департамента полиции. Бряндинскому ц. к. также поручает «заведовать общепартийным транспортом либеральной литературы из-за границы в Россию и рассылать ее по местным организациям». «Благодаря близости к ц. к., – с гордостью заявляет Бряндинский, – я старался парализовать те начинания ц. к., о которых я мог знать и к которым имел доступ…». Благодаря указаниям Бряндинского арестовано несколько членов ц. к., захвачен в Москве исполнительный орган центрального комитета, прослежены в России «остатки или зародыши организаций», в которых начали было работать ученики партийной школы, устроенной Лениным около Парижа, арестован Алексей Росков, «несменяемый член нескольких составов ц. к.», «указаны петербургские, московские и тифлисские делегаты, имевшие возможность поехать на беспартийную конференцию, которая состоялась б января 1912 года. Громадные средства, затраченные партией на доставку нелегальной литературы в Россию, пропали даром, так как она или гнила на границе, или же доставлялась в петербургское или московское охранные отделения и лишь самая незначительная часть рассылалась по местам, причем адреса получателей служили путеводной нитью для раскрытия местных работников…, «если партия фактически не существовала, то в этом, – справедливо замечает Бряндинский, – и моя деятельность сыграла довольно значительную роль…», и за все это Бряндинский получал 150 рублей в месяц. В мае же 1912 года он был передан в ведение заграничной агентуры. В Париже Бряндинский жил на улице Клод-Бернар, 17. Письма, адресованные в заграничную агентуру, подписывал фамилией «Duperrier». Жалование платили ему в Париже 400 франков в месяц. В марте 1913 года Бряндинский уехал в Россию с тем, чтобы явиться к судебному следователю в Ярославле «по обвинению в поступлении в высшее учебное заведение по чужим документам». Приметы: рост два аршина пять вершков, глаза карие, волосы русые.

Бурдес Борис, состоял сотрудником петербургского охранного отделения в 1881 году. В 1893 году поехал в Париж и оттуда предложил свои услуги Семякину по заграничной агентуре, причем указал, что имеет связь в революционной среде благодаря своим виленским знакомствам с Борисом Гейманом, Валерианом, Леоном Френкелем (другом Бебеля), Давидом Куревичем и его сестрой Марией, затем он знаком с московским студентом Троицким, входящим в кружок Василия Мятлина, Рождественского и сестер Шефтель. 0 Бурдесе в это же время писал Н. Н. Сабурову – исправляющему должность директора Департамента полиции – начальник харьковского жандармского управления К. Н. Вербицкий, сообщая, что Бурдес был у него в числе секретных сотрудников петербургского охранного отделения в 1881 году (письмо от 29 сентября 1893 года). Вернувшись из Парижа, Бурдес представил с. – петербургскому градоначальнику сообщение о деятельности русских революционеров в Париже, причем охарактеризовал следующих лиц: Александра Карро, Бориса Геймана, Анку Берман – жену Геймана, Николая Троицкого, Марию Давыдовну, Гуревич, Татьяну и Веру Гейман (сестры Бориса), Верховеского, Григорьева, Яновича и других.

Вакман Яков Ефимович, мещанин города Кишинева, родился (приблизительно) в 1880 году. Окончил техническое среднее учебное заведение в Ворсме на Рейне в 1904 году, затем юридический и экономический факультеты в Женевском университете, доктор прав Римского университета; окончил курс прикладных наук уголовного розыска в Италии. За границей с 1902 года. В 1905 году ездил в Россию. В 1906 году снова появился за границей (Женева). В ноябре 1906 года по собственной инициативе предложил свои услуги заграничной агентуре под кличкой «Россини». Вакман освещал за границей с.-p., партийных работников, с.-р. конференцию, о которой имеется в архивах заграничной агентуры подробный доклад, съезд делегатов русских колоний в Италии (Рим, 1913 год). При освещении не забывал давать и приметы отдельных лиц. Жил в Италии по адресам: Rossini, 7, Margetta Romo, М-Ме Beatrice Battaglia, 18 villa Buonarotti, Roma.

На допросе Вакман признал себя секретным сотрудником заграничной агентуры Департамента полиции, вступившим в нее по собственной инициативе, но как и большинство секретных сотрудников, признавшихся в том, что они служили в агентуре, утверждал, что его деятельность не носила злостного характера, что он выдал всего двух, имена которых не пожелал открыть, «освещал» же и только крайне скудно Ильина (Осоргина), Гольдберга (Кобылянского) и Колосова. В комитет по отправке эмигрантов в Россию Вакман, по его словам, вошел лишь по настоянию эмигрантов Рихтера и Григория Шрейдера, у которых он пользовался полным доверием. Вакман приводит следующие слова Григория Шрейдера, будто бы сказанные им перед отъездом Вакмана в Россию: «Только Вам одному и могу доверить заботу об эмигрантских женах и детях».

Вейсман Александр Моисеевич, 49 лет, караим, потомственный почетный гражданин, родился в г. Одессе, жена Софья Миронова, урожденная Гарбель, сын Илья 14 лет, сестры Бета и Бася – последняя замужем за подрядчиком Михаилом Файштейном. Мы берем эти данные из «справки», составленной 12 февраля 1911 года и находящейся в архиве Департамента полиции.

С 1882 по 1893 год Вейсман состоял на службе в качестве агента при начальнике жандармского управления города Одессы. Затем перешел на службу в заграничную агентуру Департамента полиции и в течение нескольких лет управлял балканской агентурой. А. Вейсман пользовался большим влиянием на Балканах не только в политических, но и в дипломатических сферах; он был уволен в конце 1903 года. «Поводом к увольнению Вейсмана со службы, – читаем мы в этой записке, – послужили имеющиеся данные, свидетельствовавшие о том, что Вейсман является человеком беспечным и не стесняющимся в средствах добывания денег, а равно последовавшие разоблачения его участия в деле устройства фиктивного покушения на жизнь болгарского князя, причем он имел целью открыть означенный замысел и благодаря этому получил от болгарского правительства материальные выгоды; ввиду сего по личному распоряжению князя Фердинанда ему было воспрещено жительство в пределах княжества». Спустя некоторое время Вейсман отправился в Болгарию, где у него в Софии имеется собственный дом, но на границе был арестован и выслан в Румынию. Во внимание к его двадцатилетней службе ему было назначено из секретных сумм Департамента полиции ежегодное пособие в размере 600 рублей. Поступив потом на службу в варшавскую сыскную полицию (занимал должность делопроизводителя), Вейсман за мошенничество был уволен и предан суду, ввиду чего назначенная ему из сумм Департамента полиции пенсия была приостановлена. В августе 1905 года Вейсман заявил на приеме в Департаменте, что он освобожден от суда, и ходатайствовал о возобновлении выдачи пенсии. Спрошенный по сему поводу прокурор варшавской судебной палаты 10 сентября 1905 года за № 2023 уведомил, что в производстве у судебного следователя седьмого участка г. Варшавы имеется возникшее в 1905 году дело по обвинению делопроизводителя сыскного отделения при канцелярии варшавского обер-полицмейстера Александра Вейсмана в преступном деянии, предусмотренном 2 частью 447 и 373 статьи Уложения о наказании, и кроме того в этом же году у того же следователя возникло еще три дела о Вейсмане по обвинению его по 9 и 377 статьям Уложения о наказании.

Вот какие типы по характеристике самих царских властей стояли во главе заграничного политического розыска.

Вейсман Симон (Шимов) состоял секретным сотрудником при одесском жандармском управлении с 1892 по 1895 год, а затем был переведен в Вену для доставления агентурных сведений о политической эмиграции.

В 1913 году в газете «Речь» была помещена заметка о деле инженера Алехина, в которой было указано, что Вейсман оказал ряд важных услуг австро-венгерскому правительству; в руки Вейсмана и попал Алехин (см. первую часть, страница 64).

Верецкий Николай Николаевич, сын священника. В апреле 1903 года, будучи учеником 7-го класса Павлоградской гимназии, поступил секретным сотрудником в екатеринославское охранное отделение под кличкой «Новиков» и освещал павлоградскую с.-д. группу. В 1905 году Николай Верецкий поступает в число студентов Петербургского университета и одновременно переводится секретным сотрудником в петербургское охранное отделение. В Петербурге Верецкий состоял членом боевой организации при петербургском комитете партии с.-д. и в качестве такового получил от комитета более десяти тысяч рублей для приобретения оружия в Финляндии. Верецкий водворял это оружие в Петербург мелкими транспортами, причем только незначительную часть передавал в комитет, а все остальное оружие сдавал в охранное отделение. В 1907 году в партии возникло против Верецкого подозрение в растрате и был назначен партийный суд. Тогда для реабилитации Верецкого у него на квартире был произведен обыск, и за хранение оружия Верецкий был приговорен к трехмесячному аресту, который и отбыл при петербургском охранном отделении, а затем для окончательного восстановления доверия был послан на год в Женеву, где и работал в заграничной агентуре.

В 1908 году Верецкий вернулся в Россию и продолжил свое сотрудничество в петербургском охранном отделении под кличкой «Мухин». В 1912 году под видом высылки Верецкий был снова командирован за границу. По отношению к этой командировке приведенные нами данные (из бумаг екатеринославского охранного отделения) несколько расходятся со сведениями, почерпнутыми нами из архивов заграничной агентуры, которые гласят следующее; состоя секретным сотрудником петербургского охранного отделения (под псевдонимом «Осипов»), Верецкий в бытность свою в Париже предложил в декабре 1912 года свои услуги заграничной агентуре, не сообщив о своем сотрудничестве в петербургском охранном отделении. Верецкий назвался сначала Андреем Ивановичем Ниловым, а потом Федором Ивановичем Кличко, был принят в число секретных сотрудников под псевдонимом «Бернар» на жалование 200 франков, которое через два месяца было повышено до 500 франков. Сведения Верецкого, по отзыву имевшего с ним сношение жандармского офицера, были «правдивы и ценны».

Обстоятельные доклады Верецкого касались главным образом социа-листов-революционеров в деятельности Бурцева, у которого он, по официальному выражению, занимал «прочное положение», благодаря этому Верецкий был в курсе дел, которые возбуждались против различных лиц по обвинению в предательстве. В декабре 1913 года, когда выяснилось, что Верецкий служит одновременно и петербургской и парижской агентуре, он был отозван в Россию.

Вернувшись из-за границы в начале 1914 года, Николай Верецкий был призван на военную службу, вследствие чего оставил работу в охранном отделении, получил 900 рублей пособия. Одновременно с назначением этой награды Департамент полиции хлопотал об освобождении Верецкого от наказания за несвоевременную явку к отбыванию воинской повинности.

Приметы: лет около 30, среднего роста, волосы светло-русые; усы довольно густые, длинные; лицо овальное, худое, нос толстый.

Верецкий Михаил Николаевич, брат Николая, воспитанник Екатери-нославской духовной семинарии; с 1904 года состоял секретным сотрудником при екатеринославском охранном отделении и освещал с.-р. группу в семинарии; в том же году был исключен из семинарии за участие в беспорядках и несмотря на заступничество начальника губернского жандармского управления, обратно принят не был. В 1907 году вызван генералом Герасимовым в Петербург и командирован за границу, по возвращении оттуда в 1909 году поступил в охранную команду петербургского охранного отделения; в 1911 году «ввиду непрочности положения» ходатайствовал о назначении на должность пристава.

Верецкий Борис Николаевич, брат Николая и Михаила, хотя и не служил в заграничной агентуре, но мы же запечатлеваем его здесь как редкий пример устойчивости семейного типа: трое братьев и все провокаторы. Борис был «вспомогательным агентом» при екатеринославском охранном отделении с 1910 года под кличкой «Безусый», освещал семинарские организации; получал жалование 30 рублей в месяц. В ноябре 1910 года вследствие «чрезмерной поспешности при ликвидации семинарского украинского кружка» товарищи заподозрили Бориса Верецко-го в провокации, и в 1912 году он был принужден оставить семинарию, причем получил из сумм екатеринославского охранного отделения пособие в 90 рублей.

Виндинг Лев Дмитриевич, дворянин Полтавской губернии, по приговору Владикавказского окружного суда за преступления, предусмотренные 1656 и 1687 статьями Уложения о наказании, лишен был всех прав состояния. По Высочайшему манифесту в апреле 1913 года был освобожден и, желая «реабилитировать себя», он обратился к начальнику московского отделения по охранению общественной безопасности с предложением своих услуг, также и в Департамент полиции с просьбой о выдаче ему денег на проезд в Париж и зачислении его в заграничную агентуру. Ему предложено было отправиться в Париж и там предложить свои услуги. С дороги давал сведения о матросах крейсера «Аскольд». В Париже поступил в 82-й французский полк тяжелой артиллерии.

Циркуляром 17 августа 1916 года за № 13 45 97 признан лицом, не заслуживающим доверия и «склонным к провокации».

Владигеров, служил агентом Департамента полиции в Румынии в 1885 году, одновременно был военным агентом в болгарской миссии в Бухаресте; освещал деятельность русских эмигрантов. Об его роли сообщил эмигрантам бывший драгоман русского консульства в Рущуке Якобсон, за что и был избит Владигеровым. В 1891 году по приезде в Болгарию Владигеров был по указанию Якобсона арестован Стамбуло-вым и подвергнут якобы пытке, а имущество его было конфисковано. После двух лет заключения был освобожден и сдан в солдаты; бежал в Россию и просил у Департамента полиции 12000 франков пособия с тем, чтобы уехать за границу. 12 января 1894 года ему было выдано 5000 франков.

Выровой Захар Иванович, столяр, бывший член Государственной думы I созыва (социал-демократической фракции), родился в 1879 году. Состоял секретным сотрудником заграничной агентуры под псевдонимами: «Знахарь» до октября 1909 года и затем «Орлик», получал ежемесячно по 350 франков, а под конец 400 франков. В июле 1912 года Выровой надумал поехать в Россию, ссылался на «некоторые обстоятельства частного характера», причем надеялся получить от с.-р. явки и адреса и рассчитывал, что переезд через границу ему будет обеспечен делегацией партии с.-р. Уехал Выровой только в ноябре с паспортом на имя Михаила Иваненко и направился в Киев (прибыв туда, он должен был уведомить начальника местной охраны письмом по адресу: Рейтерская, 5, П. Ф. Боговскому).

Сообщения Вырового касались главным образом анархистов. Одно из донесений «Орлика» за 1912 год было посвящено обществу активной помощи политическим каторжанам, одним из учредителей которого был он сам. В августе 1912 года Выровой работал в Billancourt на постройке аэропланов Фармана, что дало ему возможность написать донос на некоторых русских авиаторов (с.-р. Небуков и другие). Дальнейшие сообщения Вырового касались главным образом «Братства вольных общинников» и съезда анархистов, который предполагался в 1914 году. В это время Бурцевым были получены указания на провокацию среди анархистов. Заподозрен был однако не Выровой и не Долин, действительные осведомители охраны, а Рогдаев (Николай Музиль). На этой почве возникли крупные недоразумения, вызвавшие «угнетенное состояние» среди членов группы, которые, ища в среде предателя, «стали бросать в глаза обвинения в провокации». По этому поводу Красильников доносил: «дело Рогдаева привело к тому, что существование организовавшейся парижской федерации анархистов-коммунистов можно считать поконченным».

Вскоре после этого Выровой вышел из группы анархистов. Весной 1915 года он выехал в Россию для отбывания воинской повинности, получил на дорогу 500 франков. Жене Вырового, жившей в Париже, выплачивалось после этого в течение года по 200 франков в месяц.

Герцик Борис бывший ученик технического училища Вавельберга в Варшаве, сын купца из Минска, в 1903 году поступил на службу в варшавское охранное отделение, выдавал бундистов; для придания большего значения своей личности просил полицию себя арестовать, но за попытку играть двойную роль был выселен не только из тюрьмы, но и из При-вислинского края. В 1908 году был уличен в провокации среди с.-д. в Женеве и в сношениях с заведующим заграничной агентурой Гартингом-Ландезеном. Портрет Герцика помещен в № 34 «Пролет». И там же приведена резолюция суда над ним.

Гольденберг Лев Иосифович служил в последнее время в Московском отделении Русского для внешней торговли банка. В 1909 году поступил секретным сотрудником в кишиневское охранное отделение на жалование в 40 рублей, а затем 50 рублей; потом уехал за границу, где и окончил академию в Антверпене. За границей был знаком с Лениным, его женой, которых и освещал. В 1914 году Гольденберг возвратился из-за границы и стал секретным сотрудником московского охранного отделения.

Гольдендах Евгений Юльевич, сын действительного статского советника, а ныне французский гражданин. Оказывал услуги парижской сыскной полиции, а в октябре 1912 года был передан начальником «Сюрете Женераль» заведующему заграничной агентурой. Ему был присвоен псевдоним «Дасс». Гольдендах не был по официальному признанию членом какой-либо революционной партии, но имел связи с лицами, стоящими близко к Бурцеву, почему ему и было поставлено целью «освещать» последнего. Однако «Дасс» несколько уклонился отданных ему указаний и ограничился доставлением сведений о деятельности кружка русских хулиганов, к которому принадлежали: Познанский (сотрудник агентуры), Алексеев (делал донос о мнимом покушении на царя), Леон Берман и Сергей – «Стрелок» (названный «кружок» освещался еще одним агентом наружного наблюдения).

Эта компания совершенно подходила к Гольдендаху, про которого другой секретный сотрудник агентуры В. Верецкий писал: «личность тем-нал, из евреев, живет исключительно на средства проституток». По сведениям «Дасса» члены кружка хулиганов собирались поочередно шантажировать охрану; они проектировали даже устроить в целях грабежа похищение «Вольдека» (подполковник Эргардт, помощник Красильникова). Планы эти не получили осуществления, так как «Дасс» скоро «провалился». Бурцев заявил, что Гольдендах еще 1908 году состоял агентом французской полиции и стал выяснять, «является ли Гольдендах провокатором или только шпиком». В отместку «Дасс» возбудил в январе 1913 года дело против своего разоблачителя, обвиняя его в клевете, а заграничная агентура возобновила с ним отношения, причем ему была оказана в этом деле «нужная денежная поддержка». Не ограничиваясь этим, Гольдендах подбил своего приятеля Познанского поднять другое дело против Бурцева, но, не дожидаясь разбора его, уехал в Москву; осенью 1913 года он жил там у своей сестры Лидии Юльевны Гольдендах (Пятницкая ул., д. 20, кв. 48), получая присвоенное ему содержание (200 франков в месяц). В России «Дасс» соскучился и стал хлопотать о разрешении (он не отбыл полностью воинской повинности) вернуться в Париж; к выдаче ему заграничного паспорта Департамент полиции отнесся отрицательно, но не встретил «препятствий к самостоятельному переезду границы Гольдендахом в случае, если он смог достать сам себе надлежащий документ». Летом 1914 года «Дасс» уже находился в Париже, где с ним вел через посредство Абашидзе переговоры Бурцев, предложивший ему за «исповедь» хорошие деньги. Сделка не состоялась, так как Гольдендах убедился, «что у Бурцева вообще денег нет, и что едва ли представится ему возможность раздобыть хотя бы и обещанные им 3000 франков». С началом войны Гольдендах был призван в войска и, судя по его письмам к Биттар-Монену, находился (октябрь 1914 года) в Вои-Сааба(Алжир) в качестве капрала в 3-є Compagnie 3-є groupe special.

Гончаров Стефан Григорьевич, крестьянин Старобельского уезда слободы Литвиновки. Родился в 1888 году. Бывший рядовой Кавказского железнодорожного батальона; состоял токарем в механических мастерских в рыковских копях. Был арестован по делу местного анархического кружка; бежал из-под стражи 20 ноября 1912 года; в январе следующего года поселился в Париже с женой Гликерией, урожденной Ставинской; 25, B-d Anguste Blanqui.

8 августа 1913 года Гончаров обратился с предложением услуг и был тогда же принят в число секретных сотрудников заграничной агентуры Департамента полиции под псевдонимом «Рено» с жалованием 100 франков в месяц. Гончаров доносил на русских анархистов, проживавших в Париже, как, например, на Кучинского («Аполлон»), Константиновского («Давид»), Жабова («Осип») и других.

Приметы Гончарова: рост два аршина 57/8 вершка, глаза карие, волосы темно-русые; на левой руке татуировка.

Гончаров Яков Дементьевич состоял секретным сотрудником одесского жандармского управления по группе анархистов под кличкой «Иванченко»; в мае 1911 года был командирован в Лемберг и Францию сроком на шесть месяцев, на что было ассигновано 1200 рублей. Цель поездки: приобрести за границей серьезные связи среди русских змигран-тов-революционеров, а также «проверить слух о намерении боевиков воспользоваться аэропланами для совершения в России террористических актов первостепенной важности». По прибытии в Париж Гончаров должен был сообщить о том заведующему заграничной агентурой письмом за подписью Grandsarte по адресу: M-r Ridler, 79, rue de GreneUe.

Гудин Василий Григорьевич, сын крестьянина Муромского уезда, 37 лет; бывший студент Петроградского технологического института (1902 год); «заагентурен» около 1902 года. В 1905–1906 годах Гудин, по его словам, передал свой паспорт другому лицу – революционеру, на которого потом донес. Революционера вместе с другими арестовали, судили и приговорили к ссылке на поселение (под именем Гудина).

Гудин долгое время жил в Бельгии, главным образом в Льеже; женат на бельгийке – Жанне Гейне. Во время войны из Бельгии переехал в Англию, где вскоре по рекомендации Аладьина получил место лектора русского языка при Ливерпульском университете.

Гудин состоял в партии с.-д. (большевиков). Освещал все партии. За границей находился в сношениях с заведующими заграничной агентурой

Гартингом и Красильниковым отчасти непосредственно, но главным образом через их агентов (в Англии – через чиновника Департамента полиции Литвина). В заграничной агентуре имел кличку Ney («Ней»); жалование получал 400 франков в месяц.

На допросе много путал и лгал, хотя факт своей службы в охранке тотчас признал. Протокол допроса собственноручно подписал.

Приметы: роста высокого (больше двух аршинов десяти вершков), телосложения плотного, полный; волосы светлые, усы светлые, недлинные, лицо круглое; бороду бреет.

Гурари Лев (Леон). В письме своем из Ниццы от 3 /16 ноября 1902 года заведующему заграничной агентурой Департамента полиции Ратае-ву Гурари предложил «услуги». Он писал между прочим; «Я легко могу вступить в сношение с Верой Гурари, моей кузиной, сосланной ныне в Иркутск. Прикинувшись сочувствующим и жаждущим деятельности, я смогу добыть у нее указания, рекомендации… Я искренно убежденный противник революционной деятельности и приложу все умение и усилие, чтобы обезвредить возможно большее число этих паразитов». Гурари был принят в число секретных сотрудников, но вскоре был уволен. В сентябре 1905 года Гурари обратился к новому заведующему заграничной агентурой Гартингу с просьбой принять его на службу, ссылаясь на то, что «ввиду его близкого знакомства с Прекером-Гнатовским он сможет в течение двух месяцев давать весьма ценные сведения». Гартинг назначил ему 600 франков в месяц и 1000 франков «на наем подходящей квартиры». Однако вскоре Гурари был опять уволен.

В июле 1910 года Гурари снова просил принять его на службу, указывая на то, что в 1892–1895 годы, будучи в зубоврачебной школе в Варшаве (Джеймса Леви), он «оказывал много услуг генералу Брокку» (начальнику жандармского управления). Услуги его однако приняты не были.