Текст книги "Джунгли зовут. Назад в прошлое. 2008 г (СИ)"

Автор книги: Валера Корносенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Я смотрела на мужчину исподлобья, поджимая губы.

– Я не буду перед всей съемочной бригадой голыми сиськами трясти! Да что ж такое! Миллион фильмов без постельных сцен, почему именно в нашем она должна быть⁈ Я против, Алекс! Против! Ты вообще меня слышишь?

– Да пойми же! Это хождение по грани между жизнью и смертью необходимо подчеркнуть именно нежностью и тонкостью женской фигуры. В медицинском бараке, в условно санитарных условиях, показать острую, пряную страсть, символизируя этим желание жить и надежду на будущее. Это сильно, Аня!

– Да что за бред? Почему секс – символ мира? Давай ребенка туда впишем. Маленькую чумазую девочку, возможно, осиротевшую, которую вытаскивают с эвакуируемых территорий. Пусь она эмоции вызывает!

– Да! Точно! Девочка пусть смотрит, как вы сексом занимаетесь.

– Ты головой не ударялся? Ты что несешь?

– Эм… ну да… не то. Что-то я заработался, может кофе выпьем? Вот! Придумал! Солдат какой-нибудь будет подглядывать.

– О, боги! Да за что мне все это? Еще и подглядывать кто-то будет? Ты помнишь в чем главная идея фильма-то?

– Что ты в конце концов так разошлась? Тебя же совокупляться не просят и крупным планом не снимают процесс. Подумаешь голая спина! Эка невидаль. Хотя, надо бы и часть жопки в кадр пустить. Спокойно! Спокойно! Тебе соски заклеют бежевым пластырем, а на бедра намотают простынь. Разочек чуть привстанешь, сверкнешь чаечкой…

Мужчина недоговорил, потому что ему пришлось уворачиваться от бомбардировки подушками.

Ценой пары разбитых чашек, миллионов выжженных нервных клеток и сроком в десять дней, сценарий фильма был готов.

Александр, в процессе написания, еще возил его в универ, консультировался с каким-то своим любимым преподавателем, тот в свою очередь посоветовал пару кадров поправить. Да и в театре его коллеги не могли не заметить ежедневное выпадение их товарища из социальной жизни. В итоге тоже приложили руку к процессу съемок.

Время летело неумолимо. Наш фильм с планируемых пяти-семи минут растянулся до всех двадцати. Но то, что мы придумали, воистину грело мне душу и сердце. Коллективными усилиями у нас лепился, не побоюсь этого слова, шедевр!

Главными действующими героями стала пара молодоженов, в жизнь которым мы вписали такие превозмогания и швыряния то на пик, то на дно, что мне даже самой было страшно показывать подобное людям. Игра на эмоциях, битье по святому и болезненная пытка муками совести – при создании этого фильма мы использовали все грязные приемы из возможных. Впихнуть невпихуемое в короткий отрывок видео ролика, который своим содержанием тянул, как минимум на полноценный сериал, да еще и сделать это нужно было не скомкано, а понятно, доступно, достоверно. Проникновенно и незабываемо.

Удалось показать и затронуть тему финансового кризиса. Мощное наступление на Российскую Федерацию по всем направлениям – осложнения гуманитарных, научных и спортивных контактов, попытки выведения России за скобки мировой политики, демонизацию как руководства нашей страны, так и просто русских: расчеловечивание нас, как нации. Все это с мощнейшим давлением со стороны СМИ и международных организаций. Провоцирование дипломатических скандалов, очерняющих РФ.

Заговоры, заведомо неверные и даже предательские действия по взаимодействию с Украиной. Разгорание войны и перетекание местных конфликтов во всемирное саморазрушение и самоуничтожение. Несправедливость, ошибки самоуправства самодуров, граничащие зачастую с тупостью и ведущие к смертям многих и многих людей.

Темы затрагивались острые и болезненные. Не успевал мозг усвоить одно, а сюжет уже нес новое потрясение, следом за ним еще и еще.

И заканчивался фильм смертью главных героев в зоне боевых действий. Показывалось то, как они, символизируя собой «простой народ», несли долгие годы тяжкий крест. Теряли дом, надежду, хоронили детей. Преодолевали себя. Восставали из пепла. И как их любовь была всю жизнь для них путеводной нитью, которая не дала сойти с ума.

Показали, как они боролись до самого конца, и что все их старания в итоге были напрасны. Печальный конец оставлял жуткое послевкусие горечи и обиды за страну, за державу, за русский народ.

Была поставлена финальная точка. Больше менять ничего не хотелось. Сценарий был готов.

Оставались, конечно, рабочие вопросы о возможности съемок тех или иных сцен. Но это уже планировалось решать в процессе согласования с оператором-постановщиком и режиссером. Все это требовало точечной детализации и расчета, с учетом всех нюансов закулисной романтики.

Девочки, прочитав сценарий, готовы были бежать, бить, карать предателей родины, иностранных врагов, кого угодно, так их разрывало от избытка чувств. Только не понимали кого и куда, но кипели решимостью.

Мы с Александром согласованно решили взять выходной. Выложились мы по максимуму, опустошенность в душе гложила и терзала изнутри. Даже дышалось с трудом. Говорить не хотелось вовсе.

Требовалось отвлечься и на что-то переключиться.

Глава 6

Несмотря на мрачный контент, наши съемки проходили постоянно под дружный ржач и шутки участников. То свет падал так, что, казалось бы, молодые-красивые выглядели притомившимися алкашами, и обязательно кто-то замечал и вворачивал пошлость на эту тему. То выяснялось в самый ответственный момент, что забыли организовать необходимый реквизит. Сразу же со всех сторон летели варианты замены. Словно объявили негласный конкурс «Кто дурнее».

С одной стороны было интересно. Но шли дни, поддерживать бешеный ритм становилось все сложнее. Копились усталость и недовольство. Я понимала, что спешка никого не настраивает на благодушный лад. Хотя, вероятно, на съемках фильмов всегда так? Пора бы уже было и привыкнуть.

В гримерку влетел всклокоченный Алекс, застав нас за нанесением финальных штрихов моего образа.

– Аня, я не понял, кто у нас продюсер? Ты или я? Что за споры? Ты сама прекрасно знаешь наш бюджет. Реклама в фильме – это нормально.

За эти дни не раз возникали спорные ситуации, но до этого удавалось свести все к шутке и решить мирным путем.

– Против нормальной рекламы я ничего не имею против, а эти-ваши-не-пойми-что я рекламировать не буду! У меня ощущение складывается, что вы задались целью мою репутацию этим фильмом под плинтус загнать окончательно.

– Мы же, вроде, «на ты» перешли?

– Ну, ты!

Шел шестой день съемок. Причем длился процесс от рассвета и до поздней ночи. Обстановка накалялась, актеры начинали нервничать и выказывать свое недовольство. Все чаще случались конфликты. Вот и сейчас, вынужденное нововведение в сценарий меня вывело из себя.

– Алекс, у нас и так по таймингу расхождения. Как потом монтажер работать будет с таким материалом? – я хваталась за соломинку, изворачиваясь, лишь бы не позориться.

– Было бы у нас больше времени, да актеры более именитые, ты могла бы еще покапризничать, но, объективно, это деньги и неплохие. Сцена на шесть секунд, и, если тебя вообще интересует мое мнение как профессионала, я не понимаю твоего недовольства и претензий.

– Серьезно? Не понимаешь? Да ты меня просто ставишь в ряд с толпами классических алкашей. Да я вообще не пью, чтоб ты знал!

– Так и не пей. Ты закусывай, а выпьет, вон, Костик.

Мне хотелось взреветь от недопонимания и невозможности дальше препираться, отстаивая свое мнение. Ведь подсознательно я понимала, что Алекс прав. Деньги, пусть и такой ценой, лишними в бюджете, пожирающем мои скудные накопления, точно не будут.

Ситуация была до крайности нелепой, тем более, не стоила траты такого количества времени на нее. Но объективные причины у меня были. Очередной знакомый Алекса нам любезно подогнал лоты на рекламные вставки в фильм. Самые «жирные и вкусные», по его словам, и все бы ничего, если бы у меня не было аллергии на рыбу в этом теле, а рекламу алкоголя я всячески порицала.

Ах, если бы мне предстояло рекламировать запеченных осетров под Каберне. Как же. Кильки в томате производства «Вкусные консервы», вкушаемые под водочку «Смирновъ».

То я нежная, трепетная лань, наивно хлопающая глазками… И тут кадр меняется: я сижу в окопе, хлещу водку с солдатами, выгребая грязными пальцами переваренных рыбешек из банки.

Меня передернуло.

– Про мою аллергию, конечно, ты слышать тоже ничего не хочешь?

Мужчина вплеснул руками, закатывая глаза к небу.

– Не начинай. Это решенный вопрос. Съемка остановится – выплюнешь. Таблетку выпьешь, медик у нас дежурит, в конце концов. Катя! – Алекс угрюмо обернулся на гримершу, притаившуюся словно мышка и греющую уши, – Будь добра, выйди на две минуты, у меня с Анной приватный разговор.

Недовольно поджав губы та засеменила на выход.

Мужчина взял меня под локоток, притянул к себе и полушепотом продолжил.

– Ты пойми, в любом деле главный должен быть кто-то один. Такие препирательства мы можем себе позволить только наедине. Когда идет съемочный процесс, весь коллектив в сборе, наемные сотрудники держат ушки на макушке, собирая малейшие сплетни. И поверь, подобные ссоры до добра не доводят. Если нет жесткой системы, и каждый второй волен нарушать прямые приказы начальства, атмосфера будет вольной. И начнутся массовые капризы, зачастую приводящие к смене того или иного актера. А это, сама понимаешь какие проблемы и сложности за собой влечет.

Я смотрела на своего кумира широко распахнутыми глазами. Казалось бы, такая мелочь, а ведь он прав. Нельзя показывать слабость. Актерский состав у нас подобрался далеко не из профессионалов. Перспективу «попасть в телевизор» одобрили все, и все в срочном порядке обнаружили у себя актерский талант. Друзья, их родственники, одногруппники, соседи. Прославиться хотели все. Не смущал ни скандальный сюжет, ни перспективы нажить себе проблемы столь сомнительными развлечениями.

Также Алекс кинул клич среди своих, и потекли рекой различные непризнанные гении, новоиспеченные выпускники ГИТИСА, и прочие творческие личности. Нам даже пришлось устраивать кастинг.

А сейчас, так глупо капризничая и споря, я ставила авторитет Алекса под сомнение. Прикусив губу, я хмуро кивнула. Все равно после съемок постельной сцены, я уже пробила дно, и дальше падать по моему мнению было некуда.

* * *

– Через час-полтора солнце садиться начнет, свет будет плохо падать. Поэтому следующая сцена на сегодня у нас идет последняя, давайте отснимем ее пулеметной очередью и пойдем домой! Где наши атакующие? Реквизит готов?

– Александр Сергеевич, мы не можем снимать, – к режиссеру подбежала запыхавшаяся девушка-ассистент, – у нас презервативов нет!

Мы с девчонками стояли поблизости и слышали этот разговор, поэтому, переглянувшись, дружно прыснули со смеху.

– Мне не послышалось? Презервативы? Зачем ей? – задыхалась от смеха Ритка.

– Вам лишь бы поржать, – Алекс бросил на нас укоризненный взгляд. – А мне вот не до шуток. В презервативы заливается краска, имитирующая кровь, и при съёмках выстрела в человека, она выплескивается, имитируя место ранения.

– Серьезно? Я думала это шутка.

– В процессе съемок, зачастую, столько нюансов и нелепиц, что я уже ничему не удивляюсь, и вам не советую. – мужчина повернулся обратно к ассистентке, – Света, ты вот мне скажи, я похож на человека, у которого совершенно случайно в кармане завалялось пятьдесят лишних презервативов? Неужели я настолько очевидные вещи должен объяснять? В пяти минутах езды населенный пункт, садитесь с водителем и дуйте в аптеку. В темпе вальса. Если через двадцать минут не вернетесь с реквизитом – уволю обоих. Услышала меня?

Девушка стояла, широко распахнув глаза и часто кивая.

– Ты еще здесь?

Света выдала практически идеальный старт для марафонца, развернувшись на месте и припустив в направлении стоянки транспорта съемочной группы.

– Я проконтролирую, на всякий случай. – Рита, все еще отсмеиваясь, бросила нам на ходу, и, не оборачиваясь, направилась следом.

Уж не знаю, что там произошло. Но спустя полчаса запыхавшаяся и пунцовая Светлана отчитывалась перед Алексом о выполненном поручении.

За ее спиной, корчась в беззвучном хохоте кривлялась Рита.

– Ну, что опять? Смешинка попала? Полчаса прошло, ты все смеешься.

– Аня… а-ха-ха… о боже, – она в очередной раз согнулась, упираясь руками в колени в попытке отдышаться, – это надо было видеть. Это что-то. Свету надо премировать. Такая самоотверженность и самоотдача. А-ха-ха… – ее вновь согнуло от хохота.

Подготовка к съемкам уже завершалась, актеры вставали на исходные позиции. А в процессе дубля было категорически запрещено не то что ржать, дышать-то разрешалось через раз.

Схватив подругу за рукав, потащила ту в сторону на безопасное расстояние. Алекс и так злой и нервный, еще больше его агрить, а тем более срывать дубли, без того затянувшегося съемочного дня не хотелось.

Грубо сунула никак не успокаивающейся Рите открытую бутылку воды. А та реально уже не смеялась, лишь производила нечленораздельные подвывающе-икающие звуки.

– Выпила и замолчала. Быстро. Сейчас съемку начнут, а ты тут стонешь.

– Ань, ты бы это видела, – подруга горячо зашептала мне свежую сплетню, когда, наконец, взяла себя в руки, – Частный сектор, аптека, внутри три бабки, видимо, в данном заведении проводятся местные встречи по интересам. Влетает запыхавшаяся Света с криками «Срочно. Пропустите. Вопрос жизни и смерти. Дайте мне сто презервативов. Любых. Главное быстрее. Меня там мужики ждут. Уволят, если не привезу». Нет, я не заржала, глядя на Свету, не покатилась со смеху, поймав растерянный взгляд аптекарши. Но когда я перевела взгляд на бабок… – подруга крепко зажала рот рукой, наклонив голову и ее плечи вновь затряслись в беззвучном смехе, – Фу-ф. Это было нечто. Эти лица, ту бурю чувств и эмоций от негодования до ликующего восторга от новой сплетни, я буду помнить всю жизнь.

Представив подобную картину, тут уже не выдержала я, и крепко зажала рот ладонью, сотрясаясь от смеха.

* * *

Помимо съемок, на которых Соня и Рита по возможности присутствовали, снимая интересные кадры и пытаясь лепить хоть какой-то контент для канала, шла насыщенная работа по упорядочиванию и легализации моей экстрасенсорной деятельности. Кто бы мог подумать! Я еще и работать-то не начала, никому ничего пообещать не успела, а уже оказалась всем должна.

Юрист, которого посоветовала Юлия, был дядечкой несколько странным и закрытым. Не думаю, что получила бы рекомендации на плохого специалиста. Но был он сотрудником безынициативным и сверх того, что ему поручалось, не действовал. По сути, логично. Если ты руководитель, ставь грамотно задачи, и получишь развернутое их выполнение. А если просишь сделать «что-нибудь такое, сама не знаешь что…», не обессудь и получить в ответ нечто подобное.

Меня эта ситуация напрягала и не устраивала, но времени заниматься поиском другого специалиста не было от слова совсем. Я реально зашивалась. Даже с таким количеством помощников.

– Вот эти три случая берем, остальное или на потом, или никогда. Объективно, Ань, их слишком много! Сколько уже времени прошло, а интерес все не стихает. Солить их, что ли?

Девчата как раз-таки инициативу проявляли чересчур активно. Когда я приходила домой и падала без сил, на меня налетали два маленьких торнадо и заставляли остатки моих, выкрашенных обратно в натуральный цвет волос, шевелиться.

– Сонь, я даже не разделась. Ну, дайте передохнуть хоть часок после съемок? Сегодня весь день на ногах. Это точно до завтра не терпит?

– Аня. Я это уже неделю слышу. Нельзя! Ни до вечера, ни до следующего пришествия. Договориться и все организовать нужно сегодня, чтобы завтра с самого утра мы уже были на квартире и снимали, наконец, контент! Ты еще помнишь, для чего мы все это затевали? Алло-о? Кана-ал! Конте-ент! – Девушка эмоционально размахивала руками, привлекая мое внимания.

Я откинулась назад, падая на кровать в пух подушек и застонала. А вслух пробубнила.

– Я передумала. Не хочу я никого спасать и экстрасенсом быть не хочу.

– Я тебя укушу сейчас! Ну, Ань! Я и с Алексом договорилась. Завтра до вечера снимают массовки, в которых ты не участвуешь. У тебя выходной. Вот и проведем его с пользой!

Я в удивлении приоткрыла один глаз.

– Да ладно? Прямо так и отпустил? – я даже забыла, что была уставшей.

Алекс за дни нашего недолгого знакомства показал себя отъявленным трудоголиком. Поэтому слова «Алекс» и «выходной» никак не вязались в моем мозгу в одно предложение.

– Лирику в сторону. Ты со своим Алексом скоро в мумию превратишься. Я вообще не понимаю к чему эта гонка бесконечная? Разве мы куда-то опаздываем?

– Девчат, я и правда сильно устаю, но все равно считаю, что нам с таким режиссером сказочно повезло. Я и не рассчитывала, что кто-то проникнется идеей моего фильма настолько же сильно и будет отдаваться по полной. Актеры, кстати, все от него стонут и бегают ко мне жаловаться.

– Хороший полицейский, плохой полицейский? М-м-м… Ролевые игры? Да вы затейники! Одобряю! – Рита засмеялась.

А Соня уперла руки в бока.

– Вы меня будете слушать? Или я пошла! Я тоже, между прочим, весь день работала.

– Прости, Сонечка, что ты хотела?

– Мы с секретарем подобрали из толпы страждущих три интересных случая, которые ты могла бы попытаться раскрыть, а мы бы отсняли контент для канала. У нас острая нехватка контента.

Я напряглась.

– Ты же знаешь, что без Сенсея мои силы восстанавливаются плохо. Я не уверена, что смогу хоть что-то. Разве это честно давать надежду отчаявшимся людям?

– Не переживай, их предупреждают, что сейчас у тебя сложные времена, гарантий никаких никто не дает. Да и бесплатно же!

– Вот именно, не больно-то их жалей. Там каждый второй приходит с сущей ерундой, типа поиска друга детства или первой любви. Всякую чушь тащат, лишь бы в телевизор попасть. А про случаи наведения или снятия порчи я вовсе молчу. Идиотов хватает.

– А что вы отобрали за случаи?

– Наконец-то! – Соня всплеснула руками, – Я уже думала, ты не спросишь. – подруга плюхнула толстую папку с бумагами на кровать рядом со мной и начала выкладывать какие-то списки. – Так, так, так, берем вот эту тетку, у которой муж ушел, мы проанализировали, это довольно частый и животрепещущий запрос. Даже если ты причин не расскажешь, можно отсебятины наплести.

– Ой, нет. Лезть в чужое семейное добро желания минимум. Что еще?

– Какие-то проблемы с ребенком. То ли дурная компания, то ли любовь неразделенная. Тоже интересно. Тут затрагиваются как проблемы «отцов и детей», так и вопрос отношений. Насколько я поняла, мама одна придет и будет на дочку жаловаться.

– А от меня-то они что хотят? Чтобы я из ребенка зомби сделала, который будет прилежно дома сидеть и читать книжки?

Соня пожала плечами.

– Выслушать-то ты ее можешь? А вдруг.

– Ладно, ладно, – я подняла руки в открытом жесте. – Это, пожалуй, будет даже забавно.

– Ну и на сладкое: женщина-загадка с фотографией некоего молодого человека. Она хочет сперва проверку твоих экстрасенсорных возможностей, а потом только расскажет, зачем на самом деле пришла.

Я выразительно посмотрела на подругу.

– Что еще за бредни такие?

– Не кипятись. Там просто тетка такая забавная. Я не смогла мимо пройти.

Я лишь махнула рукой. Спорить с подругами было бессмысленно.

Глава 7

– Вы не понимаете. Вы должны меня принять как можно скорее. У меня с ребенком беда!

Я отвела взгляд от фото, которое уже битых двадцать минут крутила в руках. Подняла взгляд на дверь. В проходе в сопровождении представителя охраны стояла запыхавшаяся, раскрасневшаяся женщина. Она с отчаянием смотрела на меня и было в ее взгляде что-то, что цепляло.

Рита тихо выругалась, останавливая съемку.

– В чем дело? – я взяла ситуацию в свои руки.

– У меня дочь пропала.

– Вам же наверняка говорили, что я поиском людей не занимаюсь.

– Я вас умоляю! Хотите, на колени встану?

За ее спиной раздался неразборчивый, недовольный бубнеж, и, расталкивая столпившихся, в комнату просочилась Соня.

– Прости, Ань. На минутку только отошла. Это наша сегодняшняя третья кандидатка. У которой трудный подросток. Она сидела в коридоре, не знаю, что на нее нашло.

– Вы поймите, промедление может стоить ей жизни! Все хорошо ведь было. Ну, как хорошо… Неважно. В общем, она пропала!

– Так. Выведите ее на пять минут. Мне нужно закончить, потом я займусь ей.

Охранник вывел упирающуюся женщину в коридор и закрыл дверь, а я перевела взгляд на свою первую клиентку. Дама была и впрямь колоритная. Жгучие черные волосы, черные глаза. Яркая, пестрая одежда, тяжелые золотые украшения. На первый взгляд, ее наряд казался слишком аляпистым, но, приглядевшись, можно было понять, что это лишь ширма. И аляповатая одежда – лишь отвлекающий маневр. Взгляд у женщины был умный и пронизывающий. Он настораживал и пугал.

Гипнотизировать ее я даже не пыталась. Бездна ее глаз завораживала и сбивала намерения. Поэтому я и гипнотизировала фото в отчаянной попытке хоть что-то почувствовать.

– Извините. Я не могу вам помочь, – я протянула женщине фото человека, о котором та просила рассказать.

Сколько я не концентрировалась, не призывала силу, ничего я увидеть не смогла. И продолжать этот фарс не видела смысла.

– А ты забавная. Я тебя другой представляла, – женщина неожиданно заговорила низким, поставленным голосом.

– Спасибо вам, что поверили в меня и пришли, но давайте мы с вами закончим, следующая посетительница, как мне показалось, действительно нуждается в помощи. Я не могу сейчас выделить время на беседу с вами.

– Тебя преследует смерть.

Я было дернулась, чтобы крикнуть охранника, но в мою кисть вцепились горячие, сухие пальцы, унизанные перстнями.

– Девочка, не спеши. Я не просто так пришла. Меня привело провидение. Оно мучило меня два долгих месяца, толкая прийти и предупредить тебя. Мне пришлось придумать повод. И быть очень настойчивой. Хорошо ты устроилась. На прием не попасть, как к президенту! – она тихо рассмеялась, но тут же себя отдернула, сделавшись серьезной, – Послание мое банально, но все же я должна его тебе озвучить. И, надеюсь, что от меня отстанут! – последние слова она произнесла зло, возведя глаза к потолку.

Я замерла, растерянно вытаращившись на посетительницу, хотелось проследить за ее взглядом, но я мотнула головой, сосредоточившись.

– Тебе угрожает опасность. Берегись черных людей. Ты можешь не справиться. Это все, что я знаю. Как и почему, не спрашивай. Ответить не смогу. Мне пора. А ты будь начеку. Темные силы не дремлют.

Она встала, и, позвякивая многочисленными золотыми цепочками, цокая высокими каблуками, пошла на выход. Виляя бедрами, плотно обтянутыми узкими изумрудными брюками. Внешность этой женщины выносила мозг. Яркие брюки дополняла оранжевая пестрая блузка с глубоким декольте, в котором, поверьте, было на что посмотреть. На первый взгляд нелепая, аляпистая, кричащая, но одежда ей определенно шла, выгодно подчеркивая прелести ее фигуры.

Произнесенные слова крутились на языке. Бояться черных людей? И что бы это могло значить? Имеется в виду цвет кожи? А может, речь идет о цвете глаз, которые зеркало души…

Настрой работать и так был, откровенно говоря, никакой, а теперь я вовсе разнервничалась, то и дело повторяя про себя ее слова. Хотелось их обдумать и покрутить после, в одиночестве.

Рита спокойно перебирала провода и что-то регулировала в камере. Она вела себя так, словно не видела и не слышала, что происходило в комнате еще минуту назад. Это напугало еще больше.

– Рит? – я позвала подругу, но та не откликнулась.

Сглотнув, я позвала еще и еще. Потом не выдержала, вскочила, приблизилась, схватила за плечи и встряхнула девушку. Та начала часто моргать, озираясь по сторонам.

– Ты чего, Ань? Ой, а где цыганка? Я что-то и не заметила, как она ушла.

Мои руки безвольно упали. Если до этого и была толика сомнений, что женщина меня просто пугала, теперь же я не знала, что мне и думать.

* * *

Не прошло и пары минут, как в комнату вновь вбежала взбалмошная тетка. Вид у нее был потрепанный. Заношенная, неопрятная одежда, сальные волосы с отросшими сантиметров на десять корнями, обгрызенные ногти, синяки под глазами. Вид она имела отталкивающий, и, если бы еще добавить к этому ансамблю амбре из перегара, я, вероятно, приняла бы ее за обычную бомжиху-алкашку.

Я посмотрела на вошедшую следом Соню с немым вопросом во взгляде, та лишь рассеянно пожала плечами. А женщина времени зря не теряла, в считаные мгновения достигла меня и вцепилась мертвой хваткой.

– Вы должны мне помочь! Моя девочка, – она некрасиво скорчилась и шмыгнула носом, – она пропала два дня назад. Я все ноги сбила, всех друзей, знакомых, соседей опросила. Весь район на уши поставила. Все ее ищут, понимаете? Возьмите, возьмите, – мне в руку вложили фотографию. – Это свежая. Она у меня хорошая… помощница моя… мы одни, понимаете? Никого у меня нет кроме нее, – женщина сжала мою руку вместе с фото, отчаянно взвыв.

Я отшатнулась, не понимая, что происходит.

– Так. Успокойтесь! – я с усилием освободила кисть, подошла к столу и расправила на нем смятую карточку.

С изображения на меня смотрела совсем юная девушка, только начавшая формироваться. Лет тринадцать от силы. Худое, угловатое личико, всклокоченные розовые волосы, черная футболка и пышная юбочка. Черно-белые полосатые чулки и кеды в клеточку.

Выглядело это вполне мило. К неформалам я всегда относилась с интересом. Ведь дети перебарывали свои страхи, смущение, заявляя о себе своим внешним видом и поступками. В памяти многих эмо остались странными существами с полосато-клетчатым принтом, неконтролируемыми эмоциями и огромной розовой челкой. Они должны были носить черно-розовое, густо обклеивать рюкзачки значками и всем показывать порезы на запястьях.

Падение железного занавеса в девяностых повлекло за собой «нащупывание» новых возможностей. Как ребенок учится ходить, так народ учился не зажимать себя в установленных кем-то «свыше» рамках. Лишь спустя лет пятнадцать начался творческий «разгул» от всей широты русской души. Люди жадно впитывали новые веяния. Улицы, музыкальные магазины и сердца наполнялись осознанием того, что каждый человек имеет право быть не таким, как все. Имеет право быть особенным. Имеет право быть индивидуальностью.

Настоящие эмо, на самом деле, были солидной субкультурой. Их прародителем выступал американский хард-кор восьмидесятых. Розово-черная идеология выражала молодежный протест в силу убеждения в необходимости веганства и стрейт-эйджа. У них была целая сложная система отказа от алкоголя, наркотиков и других допингов. Даже жаль, что у них было мало последователей.

Как по мне, это здорово иметь некую общность, примыкать к группе людей, чьи взгляды совпадали с твоими. Вот только на каждое действие всегда находилась «затычка». Нелюди, которым яркие личности не давали покоя, и это мне тоже было известно. Среди эмо, как и в любых других субкультурах, проходили постоянные проверки на «подлинность». Они заключались в невинном выяснении того, знал ли человек, истоки, ту ли музыку слушал, а порой доходило и до травли и гнобления. Не они первые, и они – не последние, кто поражал обывателей нестандартным видом и иной позицией в жизни. Готы, кибер-панки, пост-панки, гранжеры, металлисты, скинхеды, ролевики… Кто только не поражал незамутненные умы постсоветского населения своими выходками и громкими заявлениями на публику.

Сейчас же мне было ясно, что девочка из-за своей неординарной внешности, возвращаясь вечером одна домой попала в беду. Вот только чем я могла помочь этой женщине, я до сих пор не понимала. Гипноз здесь не помощник.

– Так! Стоп. Тихо. Постарайтесь вспомнить все последовательно. Сейчас любые детали могут стать решающими. Куда она шла? С кем? Зачем?

Женщина, в очередной раз всхлипнув, утерла лицо рукавом и начала свой сбивчивый рассказ.

– Мне гордиться нечем. Я плохая мать. Наш кормилец, мой муж, погиб четыре года назад. При нем мы как сыр в масле катались. Он любил своих девочек и баловал. После его смерти выяснилось, что все наше имущество записано на его мать и мы не имеем никаких прав на квартиру. Как-то так вышло, что замужней женой я стала рано и ни дня в жизни не работала. А когда мне пришлось столкнуться с этой ситуацией, я была подавлена горем, растеряна. Да и что там, сама была еще дитя… – женщина перевела пустой взгляд на окно. – Мать же его вцепилась в наследство своими загребущими клешнями… А… Бог ей судья. Чтобы как-то прожить, я мою подъезды. Как-то так вышло, что сейчас даже техничка в магазин должна иметь диплом о высшем образовании. У меня его, к сожалению, нет. Мы долго перебивались по редким друзьям, которые каким-то чудом не отвернулись от нас, пока более-менее обустроили свой быт. Все это конечно же сказалось и на моей девочке. Она росла принцессой, но ее розовый мир в одночасье рухнул. Но она молодец, сжала зубы, справилась. Она мне иногда помогала, когда я срывала спину. И в тот день она вызвалась помыть подъезд на Гомельской. Она стеснялась очень, хотя я никогда ее не принуждала, она сама настаивала на помощи. Поэтому ходила она поздно вечером, когда вероятность встретить кого-то была минимальна. Но что-то случилось. Никто ничего не видел. Бедная моя девочка…

– Да уж. И какую помощь вы ждете от меня?

– Найдите ее! – И столько мольбы и отчаяния в голосе, что мое материнское сердце сжалось, пропустив удар.

Девочку было очень жаль. Двое суток прошло, вероятность найти ее живой стремилась к нулю. Но что я могу? Да и нужны ли кому мои оправдания? Не стала ничего говорить о своих «капризных» силах, лишь кивнула и сосредоточилась на фото.

– Ее странные друзья ее не видели в тот день…

– Тсс… – показала знак «не шуметь».

Ситуация для бандитской ночной Москвы двухтысячных вполне обыденная. Девочку мог обидеть кто угодно. Хоть пьяный сосед в подъезде, где она мыла. А, протрезвев, испугаться содеянного. Хоть малолетки во дворе, хоть катающаяся на машине ночью, обдолбленная молодежь. Если бы разрешилось это приключение миром, девочка уже была бы дома. А так… не знала, что и думать.

– Где же ты, милая? – я водила рукой над изображением, концентрируя свою силу и от всей души желая понять, где нам искать потеряшку.

И сила откликнулась! Меня заволокло белым туманом, я и испугаться не успела, моргнула, и вот я уже стою на бетонном полу. Озираюсь. Какая-то стройка. Слышу невдалеке голоса и вскрики. Пытаюсь сделать шаг, но мое тело какое-то ватное и бесформенное. Даю ему команду двигаться вперед, и оно медленно, словно облако перетекает в соседнюю комнату. Вижу трех подростков. Они отчаянно спорят на повышенных тонах. Их голоса приглушенные, как сквозь воду. Мой разум распознает лишь обрывки.