Текст книги "Зависимость (СИ)"

Автор книги: Валентина Титаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Я не это хотел сказать, – шепотом. – Просто ты внезапно стала мне в сотню раз ближе той, что фальцетом выстанывала моё имя пять минут назад, – ухмыляется отчего-то грустно. – Я боюсь, потому что меня разрывает на мелкие кусочки при виде тебя. Я был неправ, Ын Ха.

– И я тоже была неправа, когда думала, что мы сможем просто жить дальше, словно ничего не было, – вздыхает шумно, кутаясь в тёплый кардиган. – Но ведь было, Чимин, было. Я не хочу снова больно.

– Я больше никогда… – он запинается, подходя к ней слишком близко. – Только позволь мне… – опускается на колени, перехватывая чужие руки, – знать, как у тебя дела. Позволь мне стать кем-то, кого не ненавидят.

– Чимин, – выдыхает она, чувствуя, что сдаётся. Потому что доверять людям очень хочется.

– Я сам себя ненавижу, – словно в бреду, шепчет он, сжимая её ладони в своих руках.

– Чимин…

– И ты меня ненавидишь, – не вопрос, а вполне себе утверждение. – Давай будем дружить против меня вместе, – на выдохе и уже тише: – Пожалуйста.

========== Откровения ==========

Комментарий к Откровения

Песня к главе: Jimin – Promise

Спасибо Вам.

– Чимин, – начинает Ын Ха, поднимая взгляд в потолок, чтобы предательские слёзы не катились вниз по щекам, делая слабой. – Ты, правда, думаешь, что нас ещё можно спасти?

Чимин не знает.

– Пожалуйста, – прижимается к её груди он, не чувствуя, как её ведёт из стороны в сторону и как сердце замирает в отвращении.

Чимин понимает. Он бы себя, такого, никогда бы не простил. Но что-то внутри скребётся и просит, чтобы его поняли, чтобы не ненавидели и не осуждали. Он всю свою чёртову жизнь с этим чувством, уже почти сросся с ним, сроднился. Ему хочется тепла, а от Ын Ха оно невероятное исходит, он не может к нему не жаться, его не желать, к нему не стремиться. У него сердце в тахикардии заходится в ожидании её ответа. Дышать будто трудно становится, стены будто давят на него и почти сдавливают.

– Ты же ничерта не знаешь, чтобы просить меня об этом. Я едва ли твоё присутствие переносить могу, – она морщится, стараясь оттолкнуть его от себя, но он крепче жмётся к ней, комкая в ладонях одежду, хватается за последний шанс. – Чимин… – просит она, но он не хочет её слышать, сильнее обнимая за талию. – Чимин! – уже громче. – Не надо, пожалуйста, – отчаянно бьёт его по плечам, словно выдыхаясь. – Не заставляй меня.

И у Чимина внутри всё колет и болит. И у него грудную клетку сдавливает от горечи, которая уже почти осязаемая, которая уже на кончике языка осела.

– Я знаю, как тебе больно, – начинает он, утыкаясь лицом ей чуть выше живота и чувствуя, как она дрожит. – Нам ничего не стоит сломаться, но мы должны научиться отпускать, чтобы стать сильнее, – убеждает и её, и себя тоже. – Чтобы выжить, Ын Ха, – поднимает голову он, встречаясь с ней взглядом, полным искренней мольбы. – Мы должны сделать это всем назло: ты и я.

– А если я не хочу? – спрашивает она немного резко. – А если я уже сломана, что тогда? – он видит, как на её глазах выступают слёзы. – Скажи мне, Чимин, что тогда?

Ын Ха снова и снова бесполезно пытается взять себя в руки, но голос предательски дрожит, а ноги подкашиваются, слабея. Она смотрит вниз, на Чимина, на бетонный пол под его коленями, на обшарпанные стены…

– Прости, – его голос словно отражается ото всюду эхом, заставляя слёзы вновь скатываться вниз по щекам вместе с твёрдым «Нет». – Прости.

– Нет, – шипит она, закрывая лицо ладонями. – Нет. Нет! – почти кричит на него, тяжело дыша. – Чимин, как ты мог сделать это? Разве тебе не жалко наших жизней? – спрашивает она сквозь сжатые зубы. – Чимин, чёрт возьми, почему ты не убил меня тогда?

Он взгляд в сторону отводит, стараясь дышать, но выходит плохо. Почему даже просто говорить об этом так больно? Почему Чимин с каждым словом на миллионы маленьких ничто распадается, по полу рассыпается, смешиваясь с пылью и грязью?

– Я долгих три года убеждала себя, что всё проходит, что я обязательно смогу начать жить заново, – он слышит в её голосе истерику и голову вниз клонит, опуская руки, – и тут пришёл ты и снова всё испортил. Мне было так больно за тебя, что сердце удары пропускало. Мне было так жаль тебя, что я свою боль хоронила в ворохе из воспоминаний зря, – продолжает говорить она на одном дыхании, не замечая даже, что слёзы на щеках неприятно стягивают кожу, высыхая. – Я три года жила в страхе, что это повторится. Я шарахалась от каждого, кто хотел прикоснуться ко мне. Я боялась, Чимин, никогда больше не оправиться, – как-то почти жалостливо. – Я боялась машин, потому что вспоминала, как… – закрывает глаза, шумно сглатывая уже давно стоящий в горле ком, – было невыносимо больно. Вот здесь, – показывает на сердце. – Но я не могу ненавидеть тебя, – она усмехается грустно, будто сама удивляется своим словам. – Точно так же, как и полюбить вряд ли смогу.

Она дышит тяжело, сбиваясь. Смотрит куда-то сквозь Чимина, поверх, но только не на него.

– Мне жаль, – выдыхает он тихо, клоня голову вниз ещё больше.

Ын Ха вздрагивает от его голоса. Молчит. Кусает внутреннюю сторону щеки, беспомощно ладони в кулаки сжимая до неглубоких полумесяцев от недлинных ногтей. Ын Ха думает о том, что всё это как-то неправильно и нелепо. Но! Им нужно выговориться, рассказать о том, что грузом на душе лежит, не давая возможности двигаться дальше и отпустить прошлое. Им обоим нужно начать слушать и слышать друг друга.

– Давай просто поговорим, – наконец, собирается с мыслями и шепчет она. – Расскажи мне то, что заставит тебе поверить и простить. Расскажи мне о невыносимой боли, чтобы я знала, что страдала не одна, что ты тоже это чувствовал, – слова больно царапают горло, проталкиваясь с трудом. – Заставь меня понять и убеди, что понимаешь.

– Ты не хочешь этого знать, – выдыхает он еле слышно.

И чувствует, как сердце куда-то вниз ухает, внезапной болью во всём теле отдаваясь. Чимина клинит не по-детски, когда в голове мысли с новой силой начинают роиться, воспоминания с самых дальних полочек доставая и не без удовольствия разворачивая.

– Нет, Чимин, это ты не хочешь, чтобы я знала, – бросает Ын Ха ему прямо в лицо, делая шаг назад, от него.

Он глаза закрывает, сбившееся дыхание в норму всё привести никак не может. Перед глазами проносятся картины недавнего прошлого, выкинутые на помойку, но внезапно вновь ожившие. Они проходятся по сердцу тупым ножом, оставляя на ещё не заживших шрамах новые следы.

– Что ты хочешь знать? – хрипит он, не поднимая головы. – О том, как отец избивал мою мать – не так, чтобы сильно: до первой крови? – горько усмехается, закрывая глаза. – Или как приводил домой шлюх и трахал их в соседней комнате, пока моя мать кашляла кровью, обнимая меня? – он чувствует на себе пронзающий взгляд, и дыхание учащается. – Или о том, как меня избивали в школе, потому что… – шумно сглатывает, наконец, поднимая с пола взгляд на Ын Ха и замечая в её глазах боль, – просто так? Или о поступлении в университет на отделение международных отношений, где за первое место в рейтинге ебали так своими знаниями, что я дома только поспать и успевал?

– Чимин… – только и может выдавить она из себя, все слова застряют внутри комком обиды. Ему было непросто.

– Что ты хочешь услышать от меня? – уже громче и отчётливее спрашивает он, чувствуя внезапную злость на весь мир. – Как я учился как проклятый, чтобы доказать отцу, что родного сына если не любить, то хотя бы уважать надо? – столько злости и обиды слышится в его голосе, что у Ын Ха сердце в груди сжимается. – Этого хватит или мне полностью наизнанку вывернуться? – от его слов сквозит раздражением и едва заметным отчаянием, но она не находит слов, чтобы ответить ему, только на шаг ближе становится незаметно даже для себя. – Хочешь услышать о боли? Моя мать два года пролежала в постели, не вставая, – в его глазах маленькие слезинки мерещатся, обнажая душу. – Она умерла за несколько дней до нашего первого секса. Я готов был шею тебе свернуть тогда, потому что… – запинается, зарываясь ладонью в свои светлые волосы. – Мне не хватило денег на операцию, – выдыхает. – Она умерла, потому что я недостаточно делал для неё, – его голос дрожит. – Мне нужно было бросить учёбу, тогда больше времени можно было бы уделить работе. Тогда бы я смог накопить нужную сумму. Тогда она была бы жива, – словно в бреду, выплёвывает он и давится собственными словами. – Если бы я не был таким эгоистом, она бы не умерла. Мне стоило брать больше заказов. Мне стоило…

Чимин плачет.

По его щекам беспомощно катятся одинокие слёзы. Только сейчас он выглядит таким беззащитным и сломленным. Только сейчас Ын Ха зарывается в его волосы пальцами, легко перебирая недлинные прядки и выдыхая искреннее «Чимин, мне жаль».

– Я убил её, – продолжает он, поднимая покрасневшие от напряжения глаза.

– Ты никого не убивал, – шепчет Ын Ха, позволяя Чимину прижаться к ней. – Ты сделал достаточно, – её тихий голос не успокаивает, но дарит какую-то мимолётную уверенность в её словах.

– Нет, недостаточно. Я был очень плохим сыном. Я должен был спасти её. И не смог…

– Чимин, люди умирают: это больно, но необходимо, – убеждает Ын Ха, продолжая гладить его по волосам. – Ты не мог ничего сделать.

– Я мог учиться и работать усерднее, я мог никогда не позволить этому случиться, – продолжает говорить он, комкая в своих ладонях её одежду. – Я должен был тогда, в клубе, Хосоку на его «Чимин, не хочешь заработать?» ответить «Хочу» и запросить побольше, – усмехается грустно. – И тогда всё было бы в порядке.

– При чём здесь Хосок? – не понимает Ын Ха, отстраняясь и пытаясь заглянуть ему в глаза.

А там чёрный-чёрный омут, на дне которого плещется сожаление. Чимин отшатывается от девушки, словно обжигаясь о её слова. Внутри него всё загорается и тухнет неожиданно, сбивая дыхание.

– При том, что он заплатил за твой первый раз, – он поднимается с саднящих колен и смотрит себе под ноги. – И довольно много.Ты же не думала, что трахать тебя в машине было пределом моих мечтаний? – усмехается горько и немного грустно.

– Ты врёшь, – выпаливает Ын Ха, делая несколько шагов от него.

– Постоянно, – соглашается он, поднимая на неё свой взгляд. – Но не в этот раз.

– Хосок не мог…

– Как ты вообще могла с ним встречаться? – игнорирует её слова Чимин, задавая уже несколько лет интересующий его вопрос. – Ты даже не представляешь, насколько он ублюдочный.

– Ты говоришь неправду, – отрицательно качает она головой.

– Нет, тебе просто хочется так думать.

– Ты лжец, – выплёвывает она презрительно. – Нельзя просто взять и изнасиловать человека, а потом перекладывать вину на другого.

– Это просто работа, которую я должен был выполнить, – безразлично пожимает плечами он, хотя в душе пожар не гаснет.

– Это мерзко, Чимин, – вонзает слова прямо в сердце. – Ты мерзок.

Он знает.

Так же, как и то, что нет смысла возражать или оправдываться. Потому что оправданные мерзости всё равно остаются мерзостями, как не крути. Чимину хотелось бы никогда не знать значение этого слова. И ещё многих слов… но поздно, это всё слишком в нём, чтобы избавиться.

– Я перестал обращать на отвращение внимание уже давно, – выдыхает он спустя время, изо всех сил стараясь игнорировать презрение, что на дне карих глаз напротив плещется. – Потому что вся моя жизнь – мерзость в чистом виде. Ты хотела слышать о боли? – возвращается он к её просьбе, горько усмехаясь. – О том, к примеру, как я стал всеуниверситетским посмешищем? Как моя личная жизнь внезапно перестала быть личной?

Ын Ха только выдыхает тихое «Чимин», боясь узнать правду. Она так хотела этого, так хотела, чтобы они просто поговорили и поняли друг друга, но это оказалось больнее, чем она думала. А Чимин этой болью жил. А Чимин засыпал с ней и с ней же просыпался. А Чимин пропитался ею насквозь: вдоль и поперёк.

– Трахаться за деньги было невесело ещё с самого начала, – говорит он, в свои волосы ладонями обеих рук зарываясь беспомощно.

Ын Ха выдавливает «Чимин» снова, но ничего добавить не может, замечая на своих щеках влажные дорожки от слёз. Боль – всего лишь мгновение, вспышка, взрыв, думала она раньше. Только вот… Чимин в этом мгновении жил годами. Только вот он каждый день ходил в университет, говорил с друзьями, отлично понимая, что когда он ляжет в постель вечером, боль будет ждать его, не давая забыть.

– Это так противно, когда ты себе не принадлежишь, когда вся твоя жизнь зависит от того, насколько ты отдашься, – кривит губы в оскале он, чтобы позорно не сдаться и не выдать своё отчаяние.

– Хватит, – просит Ын Ха, но он продолжает говорить, чувствуя, что только сейчас тот момент, когда нужно избавиться от этого груза:

– Нужно быть впечатляющим, нужно улыбаться, будто тебе всё нравится, нужно целовать чужие губы…

– Прекрати, – она перебивает его и закрывает уши руками, но всё равно слышит.

Каждое его чёртово слово.

– Будто тебя не выворачивает наизнанку неплотным ужином, – продолжает говорить он, наблюдая за метаморфозами на её лице. – А знаешь, что самое смешное?

Он спрашивает и едва не давится собственным почти истерическим смехом. Она сама хотела узнать, как чувствовал себя он. Она сама хотела услышать о боли. Поэтому он снова игнорирует её жалобное «Чимин». И слёзы в её глазах тоже игнорирует.

– Когда у тебя даже не стоит на того, с чьей руки сегодня должен жрать, – выплёвывает он, замечая, как её руки безвольно опустились вниз, а по щекам продолжили катиться слёзы. – И ты, блять, всё порно в мире под закрытыми веками проигрываешь заново, только бы возбудиться, только бы расплавиться под чужими руками как можно натуральнее… – его голос срывается под конец, и он стену бьёт со всей силы кулаком. Так, что даже в ушах звенит.

Они молчат.

Чимин дышит рвано и часто, прикрыв глаза. Он чувствует, что совершил ошибку, что вышел из себя, что не стоило ничего этого говорить… Он не хотел. Но стало легче. Ему действительно стало легче. Только отвращение к себе не прошло, а стало гораздо ощутимее. Чимин стоит так какое-то время, прислонившись лбом к холодной стене, пока не чувствует, как его обнимают сзади, утыкаясь носиком куда-то между лопаток.

– Что нам делать теперь, Чимин? – шепчет она дрожащим голосом, обдавая кожу под рубашкой горячим дыханием.

– Давай попробуем обо всём забыть…

========== Один ==========

Комментарий к Один

Мы движемся навстречу финалу, чувствуете это?

Ах да, совсем забыла!

Если Вам внезапно интересно (ну, мало ли), то к фанфику выпускается мидквил под названием “Спаси себя сам”: https://ficbook.net/readfic/7944366

－У нас не получится, Чимин, － шепчет Ын Ха ему в спину, чувствуя, как слезинка прокладывает влажную дорожку вниз по щеке, и вытирая её сомкнутой в кулачок ладошкой. － У нас ничего не получится, мы сломлены.

Чимин дышит тяжело, будто загнанно, она чувствует, как его спина напрягается при каждом вздохе, болезненно отдаваясь внутри. Он думает, что слишком опасно всё это. Он ничего не хочет чувствовать. Как раньше. Почему всё внезапно стало так сложно, когда должно быть гораздо проще и легче? Спустя столько времени должно было отпустить уже, но не отпустило. Воспоминания всё ещё болью отдаются внутри, вынуждая терять контроль, когда терпеть больше не остаётся сил.

Чимин глаза закрывает, ногтями впиваясь в бетонную стену перед собой. У него под веками взрываются вселенные сотнями маленьких отблесков прошлых ошибок и будущих надежд. Чимин знает, что это роскошь для него – надеяться, но иначе не может и не хочет. Потому что жизнь – дар Божий, который он с огромным успехом просрал, занимаясь самоуничтожением. Самобичевание – последнее, к чему он вернётся, отчаявшись, это он понимает совершенно точно.

－Мы живы, － он резко разворачивается к ней лицом, открывая глаза и собирая ладони Ын Ха в свои большие и холодные. － Малышка, мы живы, － улыбается очень искренне, будто только что прозрел. Или даже без «будто». － Мы дышим, － как ребёнок, только что открывший глаза и внезапно познавший новое.

Он выглядит таким воодушевлённым, что сердечко в один миг удары пропускать начинает, то ускоряя, то замедляя свой темп. У Чимина в глазах огоньки горят, которых там отродясь не было. И радости там столько, сколько никогда Ын Ха ни в одних других не видела. Чимин счастлив, кажется. Настолько, что его глаза превратились в две маленькие щёлочки, а пухлые губы － растянулись в искренней улыбке. Ын Ха не знает, как реагировать на это, но, кажется, ей спокойно на душе. И сердце стучит ровно, уже не сбиваясь. Это странно – вот так радоваться. Это непривычно – вот так близко, почти рядом, но не больно. Совсем. Только немного тревожно и безгранично грустно.

－ Ты так этому рад? － спрашивает Ын Ха, выдыхая и подозрительно на него косясь. Это всё же очень… непривычно? Она его таким никогда не видела, кажется.

Она понимает, что он прав. То, что они оба живы, уже хорошо и даже замечательно. Но этого недостаточно, чтобы суметь отпустить прошлое.

－ Ты не понимаешь… – взволнованно шепчет он, аккуратно опуская свои руки на её плечи и чувствуя, как она вздрагивает от прикосновения. – Вдохни поглубже, – просит, слегка встряхивая. – Ну же, давай. Чувствуешь? － спрашивает, наблюдая за её реакцией с неподдельным интересом. － Не болит, – выдыхает он облегчённо и в её большие глаза заглядывает в надежде увидеть там то же самое. – Внутри ничего не болит.

Ын Ха на пару минут выпадает из разговора, в его счастливых интонациях дрейфуя, будто не было ничего плохого. И никогда не будет. Будто этот мир дарит свет… и всё. Только свет. Будто с наступлением ночи на землю не опускается темнота, проникая в сознание зыбким: «Ничего хорошо не будет», и будто убеждая, что будет.

Ын Ха взгляд вниз опускает, давит из себя жалкое подобие улыбки, безуспешно пытаясь собраться с мыслями, которых сейчас слишком много. Чимин видит в ней безжизненность и обречённость. И его ломает очень, вдребезги разбивая душу и сердце. Это он сделал её такой. Вопреки всему. Вопреки тому, что людям не позволено причинять другим людям боль, он делал это.

－ Только у тебя, Чимин, не болит, – отвечает она сквозь ставший ком в горле и поднимает на него глаза. – Я рада, что ты в порядке, и я… – она запинается, шумно втягивая воздух и будто давая себе время на размышление. – Постараюсь забыть, – она кладёт руки поверх его на своих плечах. – Но ты же знаешь, что это будет непросто… Боль очень сильно меняет людей, не мне тебе рассказывать.

Чимин помнит.

– Мы изменились, – обречённо соглашается он и кусает внутреннюю сторону щеки в попытке запихнуть обратно воспоминания о боли. – Наши улыбки больше не кажутся настоящими, – еле сдерживается, чтобы не выдавить горькую дежурную улыбку. – А мы сами уже － насквозь фальшивые, – он замолкает на мгновение, чтобы втянуть побольше воздуха в лёгкие. – Но у нас ведь есть ещё шанс? Шанс начать всё заново и забыть плохое, хоть его и было предостаточно в наших жизнях?

Он надеется.

– А разве мы не безнадёжны в своей боли? – спрашивает Ын Ха, безуспешно пытаясь остановить слёзы. – Разве всё это можно забыть, Чимин? – она переводит взгляд на него, молчит, собираясь с мыслями, и продолжает уже тише: – Вот ты смог забыть, что происходило в твоей жизни? Разве ты смог, когда каждое воспоминание отдаётся тяжёлым тупым по сердцу?

Чимин не смог, она знает совершенно точно. Каждое его слово пропитано этим неловким и навязчивым чувством, когда внутри всё в ком стягивается. Когда внутри всё сгорает, оставляя пепел, который уже и не тлеет, остывая. И Чимин остыл.

Немного.

– Прошло недостаточно времени… – хрипит он в ответ.

– А его никогда не будет достаточно, – усмехается она грустно. – Потому что там, внутри, всё остановилось на одном моменте и от этого никуда не деться.

Чимин знает.

Знает, что забыть не получится, но настолько старается убедить себя в обратном, что даже начинает верить. Он сходит с ума, кажется, когда руки дрожат, а ноги – совсем не держат. Он словно в агонии бьётся, когда она уходит, сказав последнее, ударив по дых в последний раз. Очень больно. Чимин не был готов. И никогда не будет. Он осматривается вокруг и ничего не видит… Никого. Он как всегда. Он как обычно. Он снова о д и н.

Он не знает, что Ын Ха с этим же чувством борется, возвращаясь за столик, садясь на своё место, дежурно улыбаясь, пряча от Чонгука взгляд. Она знает, что эта боль не пройдёт, потому что Чимина прощать неправильно. Потому что он не заслуживает. Потому что ей страшно его прощать.

Юнги сидит рядом и молча своей ладонью накрывает её холодную, лишь слегка сжимая. В его взгляде понимания океан волнами разливается, поддаться вынуждает, заплакать. В чужое плечо лбом упереться и отпустить сотни «нельзя» внутри. Позволить себе быть слабой, потому что сильной никогда не была и даже притворяться получалось плохо.

Ын Ха сейчас не видит растерянного взгляда Чонгука, когда его сестра начинает внезапно плакать, удивлённого лица Йевон, когда её муж внезапно обнимает другую. Она не видит сейчас ничего, кроме всепоглощающей темноты перед глазами, кроме прошлого, медленно растворяющегося в настоящем.

– Он заслуживает прощения, Юнги, – хнычет она так тихо, что только ему слышно. – Он заслуживает… Но я не могу, – добавляет приглушённо.

– Тогда не нужно, – отвечает он так же тихо, гладя её по волосам. – Это должно быть искренне.

Она хочет искренне.

Она хочет всё забыть.

Забыть – значит, не помнить. Забыть – значит, попрощаться навсегда. Забыть – схоронить глубоко-глубоко внутри остатков жалкой души.

– Прочитай это, – Юнги шепчет ей на ухо и вкладывает в ладонь сложенный в несколько раз листочек. – Не спрашивай, я всегда вмешиваюсь в его жизнь, надеюсь, что больше не придётся, – он улыбается и вытирает слезинки с её щёк, после чего поворачивается к Чонгуку. – Она в порядке, – приобнимает второй рукой Йевон за плечи и выдыхает: – Ты же знаешь, что моя Вселенная в этих глазах, малышка?

– Знаю, – отвечает она тихо, опуская свой взгляд в пол.

– Ты же знаешь, что я не дам тебе денег на аборт? – в той же манере, спрашивает он, пытаясь заглянуть в глаза. – Я же невероятный жлоб, забыла?

– Как ты?.. – Йевон смущённо отводит взгляд в сторону, так и не заканчивая предложение.

– Тэхён рассказал, – объясняет Юнги, целуя в щёку.

– Вот маленький паршивец! – злится Йевон, чувствуя на себе взгляды друзей. – Он же обещал молчать.

– Ты будто не знала, что он не умеет хранить тайны, – хмыкает Юнги, улыбаясь своим словам.

– Знала, – отвечает она, обвивая его шею руками.

– В смысле аборт? – переспрашивает Юна ошарашенно. – Ты беременна? И я узнаю об этом последней? Не, ну это прям обидно было, – обиженно надувая губки и прижимаясь к Чонгуку плотнее. – Правда ведь?

Тот только смеётся в ответ, поднимая бокал за друзей. Он видит, как Ын Ха оживляется, теребя в руках листочек. Она действительно в порядке. И она рада за них.

И с к р е н н е.

***

– Я же не любил её, Юнги, – раздражённо говорит Чимин, залпом осушая стакан и морщась то ли от горького привкуса, то ли от собственных слов.

– А она тебя?.. – отзывается друг в ответ, усмехаясь. – Это переходящее, Чимини…

***

Люди могут умирать сотню раз за жизнь, но только один － навсегда.

========== Эпилог ==========

22 марта

2021 год

8.00

Познавшему боль

и не познавшему счастья.

Иногда я думаю, а что было бы, не войди я в кафетерий именно тогда? Не будь я такой невнимательной, всё обошлось бы? Не будь я такой слабохарактерной, всё было бы совсем иначе? Не было бы этой боли? Мне не пришлось бы учиться врать настолько хорошо, что, порой, самой начинать верить в свои слова, убеждая в правильности? Ведь не пришлось бы. Знаю.

Я не любила тебя, когда ты был идеалом в моей голове, когда перекидывал рюкзак заученным жестом с одного плеча на другое и поправлял свои густые светлые волосы назад. И когда ты разбил этот образ в одно мгновение тихим шёпотом с привкусом боли, я окончательно поняла, что не любила тебя.

Никогда прежде.

Прошло много времени. Я не знаю всего, что с тобой случалось, и не хочу знать. Я не хочу знать, как тебя каждый день ломало, как сотни чужих «хочу» проникали тебе под кожу и оставляли незаживающие раны. Я не хочу знать, что сделал тогда Чонгук и чего не сделал. Я не хочу проклинать нашу первую встречу, сильный ветер, горячий кофе, твою футболку… Я не хочу чувствовать твою боль, мне своей хватает, её даже в избытке, кажется.

Я не любила тебя тогда.

Не люблю тебя и сейчас.

Я смиренно выполнила твою просьбу, но.

Твои глаза похожи на звёзды, хочу, чтобы ты знал.

Я отпускаю тебя от себя. И прощаю. Не знала, что даже написать это будет так трудно. Но я стараюсь, видишь, чернила не размазываются от моих слёз. Это значит, что я держусь на уровне «стабильно нормально» и мне от этого хорошо.

Когда ты получишь это письмо, мы сможем начать сначала. Заново узнать друг друга и понять.

Мы в вечном поиске правды,

которой нет.

Не влюблена в тебя

До этих пор,

Твоя жена.