Текст книги "История вторая: Самый маленький офицер (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Алён, – вдруг взял Сиф девушку за руку.

– Да? – немедленно откликнулась она. – Что такое?

– Ты князя… любишь? – Сифу в таком состоянии было легко спрашивать. Словно во сне, и в любой момент можно проснуться, забыться…

Алёна мигом налилась краской, словно поспевающее на глазах яблоко, и невнятно пробормотала:

– Семью же любишь, а он мне ближе, чем родня…

Почему-то эта новость испортила Сифу настроение, и он, чувствуя себя Тилем, капризно попросил:

– Наклонись!

– Зачем? – удивилась Алёна, послушно наклоняясь к лицу Сифа.

Сиф какое-то время помедлил, стараясь поймать ускользающую мысль. Вот она оформилась в голове, и он её, не торопясь, озвучил:

– Мне Раста тоже как семья. Но князю я завидую.

И, слегка зажмурившись, дотянулся и поцеловал Алёну. Быстро, неумело – впервые в жизни. После этого стены комнаты завертелись в венском вальсе, и откуда-то издалека до него донёсся голос перепуганной девушки:

– Сиф! Сиф, что с тобой?! Господи, Сиф, очнись!

Но он всё глубже уплывал в воронку этого диковинного вальса. Или комната уносилась от него прочь – он не успел разобрать прежде, чем мир сузился до маленькой щёлки и, мигнув, окончательно исчез.

Некоторое время мальчик словно качался на волнах, ощущая своё тело, боль ссадин на коленках и горячую-горячую руку Алёны чем-то далёким и почти ненужным. А может, это его рука была ледяной, поэтому Алёнино прикосновение обжигало?

Когда тело оказалось совсем далеко, Сиф ещё чуть-чуть покачался на волнах, не думая ни о чём, а после начал постепенно выплывать всё ближе и ближе к реальности. Там раздавались два знакомых голоса, только Сиф никак не мог сообразить, кому же они принадлежат. Ему даже стало обидно, что он никак не разберётся. Где он? Кто говорит? Кто сбрызнул его лицо водой? Между прочим, холодной, а это не всегда приятно! Могли бы устроить ему более комфортное пробуждение?!

– Ну вот, сейчас глаза откроет, – услышал он женский голос с ясно различимым забольским акцентом. Говорившая была ему знакома, очень знакома. Он её даже почти сразу же узнал: то была Эличка Кочуйская, санинструктор из батальона…

– Сиф, да очнись ты ради Бога! – воскликнул второй голос, тоже женский и тоже знакомый. Только мальчик никак не мог сообразить, кто говорит, – ведь, раз здесь Эля, он сейчас находится в роте, а там других девушек попросту нет…

Чтобы окончательно во всём разобраться, Сивка с усилием открыл глаза и несколько раз сморгнул, прежде чем зрение стало относительно чётким. Вместо ожидаемого полога палатки он увидел ровный белый потолок с пластиковым покрытием и стильной металлической люстрой. Значит, не полевой госпиталь?

– Сиф, не смей больше так отрубаться! – чуть не плача воскликнул таинственно-знакомый голос, от беспокойства которого на сердце появилась приятная тёплая тяжесть. Но что происходит?

– Подумать только, я вновь вижу Индейца, который так старался при мне не выражаться! – с лёгкой смешинкой произнесла Кочуйская где-то сбоку от Сивки. Теперь он разобрал, что голос принадлежит не девушке, а женщине, но, без сомнения, это был голос «старшего сержанта Элички».

– Навкаже блато, – облизнув губы, сказал Сивка, которого звучание забольских слов в его собственном исполнении успокоило.

– О, больной ругается, значит, идёт на поправку. Алёна, отойдите, сейчас применю элементы армейской некромантии, – заявила Кочуйская и вдруг как гаркнет: – Унте… Фельдфебель Бородин, подъём!

Это знакомое армейское «па-адъё-ём!» со звучным «м-м» на конце и, против всех правил русского языка, с двумя ударениями, не оставило офицерику никакого выбора: тело само взлетело в вертикальное положение, руки вытянулись по швам, а пятки пристукнули воображаемыми каблуками. После всего этого Сивка покачнулся, но устоял и принялся озираться по сторонам.

Он находился в Алёнином номере забольской гостиницы. Только откуда здесь голос Кочуйской, который заставил его на бессознательных рефлексах вскочить на ноги?

Это что, почудилось? Из-за…

– Ну и горазд ты девушку пугать обмороками, – заявила Кочуйская, опровергая его предположение о глюках. «Старший сержант Эличка» стояла в двух шагах от него, в белом халате и с перекинутой через плечо толстой русой косой – ничего общего с куцым огрызком косички прошлого. Санинструктор, или, вернее, доктор за шесть лет стала полноватой улыбчивой женщиной. Сиф глядел на неё и недоумевал, как же он мог её забыть. Этот наклон головы, эту улыбку, эти глаза…

– Сиф, не пугай меня так больше! – чуть поодаль застыла бледная, ещё не отошедшая от испуга Алёна. – Ты вдруг завалился назад, закрыл глаза и потерял сознание. Лежал весь белый и почти не дышал! Я… ты… – она шмыгнула носом и тыльной стороной ладони вытерла глаза. – Что с тобой случилось?!

Сиф, всё ещё воспринимающий мир сквозь мерцающий туман, сморгнул несколько раз и медленно отозвался:

– Прости, что не предупредил. На меня так большинство сильных лекарств действуют. Обезболивающие… чаще всего.

Но Алёна лишь ещё ожесточеннее шмыгнула носом, а затем и вовсе всхлипнула.

– Дурак! – вырвалось у неё жалобно. – Я думала, ты и вовсе сейчас помрё-ёшь… Ты такой бледный был! Я дёрнулась тебя тормошить, трясла-трясла, а ты даже не пошевелишься, только безвольно голова мотается, когда встряхиваю! Потом уже доктора вызвала, жду, а ты всё глаза не открываешь…

– А потом пришла я, и в сознания тебя привела старыми армейскими методами: тут надавить, там по щекам нахлестать, водой полить, как цветок в горшке, и, глядишь, Индеец уже не белый, а, как трава, зазеленел, – весело подхватила Кочуйская. И даже этот смех, просвечивающий сквозь слова, как солнце в листве, был Сифу до боли знаком. И навевал обрывки воспоминаний – далёких-далёких. Наверное, это ещё обезболивающее сказывалось…

– Если бы ты не очнулся сейчас, я бы… я не знаю, я бы рядом с тобой… рухнула…

– Ну, для впечатлительных девушек у меня в запасе есть нашатырь, – бывшая «старший сержант Эличка» рассмеялась, подбадривая Алёну. – Но чтобы Индеец – да не очнулся, чтобы выругаться: почему такие-сякие его водой поливают без спроса? Нет, тут без вариантов было!

Сиф захлопал глазами, стараясь всё как-то разместить в ещё вялой голове. Кочуйская… Алёна… Обезболивающее…

Из размышлений его вывели судорожные всхлипы Алёны. Сиф довольно смутно представлял, что должен делать в такой ситуации, но вообразил на месте Алёны Расточку, и дело пошло на лад. Подойдя к девушке, он сжал её руку и с повинной наклонил голову:

– Извини. Больше постараюсь сознание не терять, честное офицерское.

– Дурак, – повторила Алёна всё так же жалобно, но, ещё пару раз всхлипнув, плакать перестала.

Кочуйская вежливо кашлянула:

– Индеец, когда кончишь успокаивать свою девушку, объясни мне, пожалуйста, с чего у тебя такая реакция на обезболивающее.

– Свою девушку?! – хором повернулись к доктору возмущённые Сиф и Алёна. Потом Алёна коснулась уголка губ и покраснела. Сиф принялся сосредоточенно разглядывать ковёр на полу – кстати, точно такой же, как и у Одихмантьева, так что от его разглядывание уже скулы сводило зевотой.

Кочуйская рассмеялась:

– Чужие девушки не так переживают обычно, когда молодые люди вдруг теряют сознание.

– Так то – обычно, – немедленно зацепилась за это слово Алёна. – Я, может, это… чувствительная. Нервная, вот!

Сиф улыбнулся, почему-то пребывая в сомнении относительно того, к «обычно» или нет отнести случай с Алёной.

– Так я жду ответа, – напомнила Александра, с понимающей улыбкой наблюдая за ними, и вдруг добавила, отводя взгляд: – Больше всего это было похоже, прости, на… наркотический передоз.

Сиф краснеет пятнами, это Алёна уже поняла. Вот и сейчас его лицо стало двухцветным, и с каждой секундой границы пятен прорисовывались всё чётче.

– Я… на войне… психостимуляторы жрал, – с трудом, переводя дыхание на каждом слове, выговорил он.

Алёна встрепенулась, подумав, что Сифу снова плохо, но он сглотнул и улыбнулся ей одними губами, что всё в порядке.

– Мелкий был, думал – круто, – немногословно пояснил он Кочуйской. В его понимании, он действительно мелким только когда-то был. Когда всё воспринималось понарошку. Даже не в девять лет…

Доктор вздрогнула, будто боялась услышать именно это, но ничего не сказала. С войной она была знакома не понаслышке. Наверное, бывшего санинструктора было сложно удивить даже восьмилетним ребёнком, употребляющим наркотики. Пройдясь по комнате туда-сюда, она запахнула свой белый халат и поглядела в окно:

– Ты… поосторожней тогда, Индеец. Ведь случайность может добром не кончиться, а для Дядьки ты… что-то, подороже, чем полгалактики.

Сиф понурился и твёрдо сказал, словно мантру:

– Я в порядке. Со мной это бывало неоднократно. Со временем эффект ослабнет.

Александра, вся в своих раздумьях, покивала, посоветовала больше пить и распрощалась. Уже на пороге обернувшись, она спросила чуть слышно, по-забольски:

– А старое имя-то ты вспомнил?

– До свиданья, – вместо ответа процедил Сиф, усилием гася мгновенно вспыхнувшее раздражение. Александра вдруг улыбнулась, чуточку безумно:

– «Да пошли вы», то есть. Что же, и пойду.

… Оставшись одни, Сиф и Алёна молча сидели какое-то время, разглядывая ковёр. Когда Сифу уже до чёртиков надоели бежевые и бордовые ромбики, он повернул голову к девушке и тихо спросил:

– А мне не приглючилось?

– Что? Доктор?

Но оба они знали, что Сиф имеет в виду совершенно другое. Алёна ещё раз коснулась кончиками пальцев губы, куда пришёлся тот странный предобморочный поцелуй. Говорить об этом не хотелось, и она спросила, наивно меняя тему:

– Откуда тебя Александра Анатольевна знает?

– А ты ещё не догадалась? – ухмыльнулся Сиф.

– Ну… по войне, что ли?

– В точку. Она появилась в батальоне полковника – тогда капитана, кажется, уже после меня.

– А почему она тебя Индейцем звала? Ведь есть же у тебя нормальное имя!

Сиф иногда поражался степени наивности Алёниных вопросов. То, что для него было само собой разумеющимся, вроде привычки обращаться по прозвищу-позывному, для неё было чем-то странным и необычным. «Впрочем, она ведь никогда не видела войны, – снисходительно подумал Сиф, которой любил чувствовать, что он в чём-то превосходит Алёну. – И никогда не увидит, я надеюсь».

– У меня был позывной в батальоне – Индеец. К тому же, он задолго до имени появился. Был ещё один, внутренний, когда я в разведке был, но им пользовался только разведвзвод, так что не считается, – подробно разъяснил он, но неожиданно получил ещё больше вопросов, отчего, всё ещё плохо «ворочая мозгой», задумался на несколько минут.

– Подожди, как это – задолго до имени? А когда же князь тебе имя дал? И полковник твой – фамилию? – Алёна наморщила лоб и стала сразу казаться ещё старше. – Разве не сразу?

Сиф рассмеялся и с видом учителя начальной школы, разъясняющего детям, что Земля и вправду шарообразная, а не квадратная, сообщил:

– Имя мне Великий князь дал си-ильно позже. Остальные как-то не додумались. Вон, полковник изобрёл фамилию – когда совсем припёрло, да и то со скрипом, даже я помню. Он аж советовался с кем-то, – Сиф прикрыл глаза, стараясь поймать ускользающие воспоминания, и неуверенно добавил: – Кондратом и Кромом, кажется…

– Перестань корчить такую дурацкую рожу, – потребовала Алёна, рассердившись. – Откуда я могу что знать, если ты мне не рассказываешь?!

– А как я тебе могу рассказывать, если я помню с навкин хвост?! – обиделся в свою очередь Сиф.

– А у неё есть хвост? – удивилась Алёна.

– Нету, – мрачно буркнул мальчик в ответ. Напоминание о «склерозе» как обычно вогнало его в тоску.

– Но что-то же ты помнишь!

– В этом деле лучше полковника спроси. Уж он-то точно всё помнит, – Сиф насупился и сообразил, что, вообще-то, умирает от раны и обезболивающего одновременно. Впрочем, о втором напоминало странное течение мыслей – далёкое от линейного настолько же, насколько крот далёк от солдата, строящего окоп, хотя землю копают оба.

Алёна недовольно вздохнула, но опускаться до нытья: «Ну хоть что-то расскажи-и!» – не захотела. Сиф сидел рядом с ней задумчивый, про внешний мир почти позабывший, и тормошить его она тоже не рискнула: мало ли, вдруг опять плохо станет. Лицо мальчика до сих пор оставалось бледным, будто вылепленным из воска, а ямки над бровями не исчезали.

Наверное, Алёне стоило бы настоять на своём – так она бы отвлекла Сифа от невесёлых сумбурных размышлений, в которых мешались и сама Алёна, и Расточка, и Тиль, и Леон, и командир… Но не всем в мире дано столь тонко чувствовать собеседника и подстраиваться под него, говоря так и тогда, когда и как это строго надо. Обычно ты всего лишь выстраиваешь поведение собеседника по себе, подстраиваешься не сам, а пытаешься подстроить его. Душа другого человека – не просто потёмки, а тёмная комната с зеркалами во всю стену и минными растяжками на полу.

И тебе, Сиф, стоило бы сейчас вырваться из плена этих размышлений, чего зря настроение портить и себе, и Алёне! Но в жизни всё бывает не всегда так, как надо бы. Вернее, в конечном счёте, всё будет именно так, как надо, но на некоторых этапах…

«Имя…» – звучало в голове у Сифа. Имя – это то, что связывает человека с людьми. Как раз по имени люди обычно обращаются друг к другу. По имени можно найти человека, по прозвищу – навряд ли. Если сейчас кто-то из старых знакомых будет искать Сивого или Индейца – разве найдёт? Точно так же, как если искать по прозвищу этого таинственного Леона. Тупиковый путь.

– Алён, как ты думаешь, когда вернуться князь «со товарищи»? – Сиф почувствовал, что авантюра искушением зачесала ему нос изнутри, так что захотелось чихнуть.

– Они там будут минимум до обеда, я думаю, – оживилась Алёна, которой уже надоело молча сидеть. – А что?

– Мне надо увидеть Тиля. И расспросить его хорошенько, – не стал ничего скрывать от неё Сиф. Он считал, что уж кому-кому, а Алёне довериться можно.

– Тиль – это твой местный друг? Этот странный художник?

– Почему он странный? – возмутился Сиф, хотя и сам знал, что обыкновенным, вменяемым человеком Тиля точно не назовёшь.

– Он какой-то… не того, – Алёна как бы невзначай поднесла палец к виску. – Ты только не обижайся. Но…

– Да понял я, понял, – пробурчал раздосадованный Сиф. И Алёне Тиль не пришёлся по душе.

– А зачем тебе с ним увидеться? – полюбопытствовала девушка.

– Он… имеет отношение к этому КМП, – нехотя признался Сиф. – Это он нас предупредил. Так что теперь мне надо к нему…

– Тебе надо хотя бы переодеться во что-то! – со странной логикой перескочила на другую тему Алёна, взмахом руки очерчивая окровавленную рубашку и продранные брюки.

– Ну, переоденусь.

– И куда ты вообще в таком состоянии пойдёшь? Да ты рухнешь у ближайшего же фонарного столба!

«Вот курица-наседка», – мысленно проворчал Сиф, хмуро наблюдая за Алёной, в которой пробудился материнский инстинкт. Девушка уже была готова вскочить и куда-нибудь побежать.

– Назло тебе дойду до дерева. Под кроной дерева тенёк, знаешь ли, – язвительно сообщил Сиф и вскочил сам. Сразу же пришлось бороться с шалящей гравитацией, которая начала вертеться во все стороны вместе с комнатой. Сиф присел обратно, вздохнул, как перед нырком, и встал снова. Переждав чуть-чуть, он вполне нормально отправился по шатающемуся полу в сторону выхода. Если сосредоточиться на продвижении вперёд, то, наверное, удастся дойти до своего номера и там переодеться.

– Постой! – следом вскочила и Алёна. – Ты правда в таком состоянии куда-нибудь пойдёшь? Ты серьёзно?!

– А что, на твой взгляд, надо сидеть здесь и ждать, пока он сам сюда придёт? – Сиф досадовал на себя, что не сдерживается, сама мысль, что он почти кричит на Алёну, ему казалась отвратительной. Но с каким-то внутренним упрямством он не мог не сердиться на девушку, которая так за него беспокоилась, хотя он-то, Сиф, в отличие от неё, прошёл войну, и остался целым и невредимым!

Лёгкий, почти незаметный шум в голове мешал сосредоточиться и изобразить более мирный тон, да и сил заставить себя успокоиться не было.

Думая обо всём этом, Сиф вполне успешно преодолел расстояние, отделяющие его от двери в коридор, и даже сумел выйти, но дальше пришлось опереться о стену, которая всё норовила куда-то уехать. Мир периодически расцвечивался странными яркими пятнами, так что приходилось то и дело щуриться. Рядом появилась Алёна, вконец обеспокоенная, и предложила свою помощь, уже не отговаривая ни от чего, за что мальчик был ей благодарен. Так, осторожно и медленно, они добрались до номера напротив и вошли внутрь – Сиф во всей этой кутерьме даже не потерял карточку-ключ от двери.

– Ф-фух, – выдохнул он, дойдя до своего дивана и садясь. Посидев какое-то время, он был вынужден признать: – Да, я так далеко уйду…

– Вот именно! – тут же откликнулась Алёна. – Ты не можешь его попросить придти сюда?

Сиф не торопился отвечать, стягивая с себя рубашку. Мимолётно промелькнуло смущение, что он в таком виде предстаёт перед девушкой, но, в конце концов, она же при перевязке присутствовала!

И тут противной трелью зашёлся внутренний гостиничный телефон, отчего Сиф на диване неловко подпрыгнул, впервые осознав, что в том, что он не чувствует половины спины, есть свои минусы – например, потеря ловкости.

– Взять? Ты сиди! – махнула рукой Алёна, но именно поэтому Сиф решительно встал и снял трубку.

– Алло, это сорок восьмой номер? – монотонно спросил голос и, не дожидаясь подтверждения, всё так же размеренно и бесстрастно сообщил: – Простите за беспокойство. Вас хотят увидеть…

– Кто? – почти без заминки удивился Сиф. Он никого здесь не знает!

– Ивельский Стефан Сергиевич и…

– Пустите их, – перебил немедленно Сиф с заколотившимся сердцем и бросил трубку. Ему не было нужды выслушивать вторую фамилию. Он обернулся к Алёне и с широко распахнутыми, сумасшедшими глазами выпалил: – Это он!

Алёна отнеслась к этому объявлению без энтузиазма, но с заметным облегчением, Сиф же метался, меряя шагами комнату, пока не зазвучал звонок в дверь. Тогда мальчик птицей подскочил к двери и широко распахнул её, не в силах унять возбуждение.

– Вы меня чуть ни убили, сдарий офицер, – добродушно проговорил Ивельский, сторонясь. Тиль же, не заморачивая голову происходящим, шагнул вперёд и крепко сжал обе руки друга, испуганно разглядывая повязку.

– Ты… – человек-набросок разом посерел и стал каким-то невыразимо блёклым. – Я же просил…

– Он стоит на ногах, Анатолий, – настойчиво проговорил Ивельский по-забольски. – Рана неопасна, видишь?.. Простите, сдарий офицер, но Анатоль не мог успокоиться, не зная, что с вами.

Тиль вряд ли слышал старика. Он коснулся пальцами повязки, виновато отдёрнул руку и пробормотал:

– Сивый, как ты мог?

– Я в порядке.

– Ты ранен!

– Почти нет. Это пустяк, – уверенно ответил Сиф, высвобождая хотя бы одну руку, чтобы сделать приглашающий жест: – Заходите, сдарий Ивельский. Пошли, Тиль, – и продолжил уже по-русски: – Алёна, это Тиль, а это Стефан Сергиевич Ивельский. А это Алёна.

– Очень приятно, – церемонно наклонил голову Ивельский. Тиль молча разглядывал девушку, так что та смутилась и от этого с вызовом встряхнула головой.

– Взаимно! – ответила она Ивельскому. Тиль по-прежнему молчал, и она ему ничего не сказала.

– Сивый, ты точно в порядке? – после некоторой тишины спросил Тиль по-забольски. Сиф взглядом извинился перед Алёной за то, что она ни слова почти не понимает в их разговоре, и ответил:

– Правда! Обезболивающее действует, кровь почти остановилась. У меня был доктор, Тиль, – Сиф невольно повторил настойчиво-терпеливый тон Ивельского и, вдруг осознав, резко повернулся к пожилому спутнику Тиля. Тот, казалось, понял невысказанный вопрос, подошёл ближе и еле слышно произнёс – видимо, чтобы не расслышал Тиль: – Я опекун. Он…

– Я понял, – с тяжёлым вздохом кивнул Сиф. Раньше он всё списывал на действие ПС, замечая, конечно странность Тиля, но стараясь не слишком об этом задумываться. Теперь же окончательно стало ясно, что не в одних психостимуляторах дело. Впрочем, ему ли об этом не знать, когда он сам с трудом вспоминает прошлые события, регулярно срывается на шёпот помимо воли и не может адекватно мыслить, когда дело касается Шакалов и войны?

– Доктор… – Тиль недоверчиво скривился. – Но всё равно ты ранен!

– Это пустяк!

– Но я же просил…

– А я офицер!

– Но я так перепугался! – Тиль сделал жалобное лицо, и Сифа тут же начала подгрызать совесть.

– Ну а теперь успокойся, – попросил он. – Со мной всё хорошо! Царапина быстро заживёт, правда!

– Обещаешь?

– Честное офицерское, Тиль!

После этого Тиль немного успокоился, и все вчетвером с Алёной и Ивельским уселись за стол, а Сиф включил электрочайник, чтобы сделать чаю.

– Надеюсь, мы не помешали столь неожиданным вторжением, – извиняющимся тоном проговорил старик. За столом беседа из вежливости велась на русском языке.

– Что вы! – возразил Сиф, мучительно думая, как бы переговорить с Тилем наедине о КМП.

– Всё равно нам нечего делать, пока князь в посольстве, – пожала плечами Алёна, дотягиваясь до закипевшего чайника и заваривая чай из стоящей рядом баночки. Конечно же, забольский. – А иначе Сифа, вон, тянет в какие-то авантюры, хотя ему точно стоит спокойно посидеть! – материнским тоном сказала она, погрозив мальчику пальцем.

– Наверное, надо сходить в аптеку за каким-нибудь лекарством? Я могу, – предложил Ивельский. Сиф при слове «лекарство» выразительно скривился, но Алёна восприняла идею на ура, поскольку ей Кочуйская выписала рецепт, а одна девушка боялась не найти аптеки или не объясниться с аптекарем. Не успел Сиф обрадоваться, что Ивельский уйдёт и не сможет понять их беседы с Тилем, как Алёна решила сходить вместе со Стефаном Сергиевичем, и друзья остались совсем одни.

– Тиль, а как тебя нашёл Леон? – закрыв за ушедшими дверь, с порога спросил Сиф, боясь, что чем дольше собирается с силами для прямого вопроса, тем меньше этих самых сил останется.

Тиль подождал, пока Сиф сядет рядом с ним на диван, и пожал плечами:

– Ещё в детдоме. Почти сразу же. Он спас меня.

– От чего?

Тиль смерил друга долгим взглядом:

– Ты знаешь, что такое голод по «песку»?

Сифа столь явственно передёрнуло, что ответа просто не потребовалось. Этот выцветший, серый мир, это безволие и отупение он помнил слишком хорошо. Ощущения никогда не забывались, из памяти стирались лишь события.

– Я думал, я умираю, – прошептал Тиль. – Мне хотелось убить себя, только бы что-то изменилось. А тут он – словно посланец с небес.

– Он приносил тебе «песок»?!

– Только благодаря нему я не покончил с собой, как остальные, почти все. Ты можешь себе представить моё счастье?

– Очень хорошо, – сжав зубы, ответил Сиф, стараясь не выказать бушующих чувств. Каков навкин «посланец с небес»! Тиль же мог потерпеть совсем немного – всего полгода! И больше почти никогда бы не тосковал по жраче!

– А потом он нашёл Ивельского, и тот меня забрал из детдома! – продолжил Тиль с воодушевлением. – Стефан Сергиевич нашёл мне изостудию, а потом, на совершеннолетние, подарил мне свою вторую квартиру, доставшуюся ему от уехавшей дочери! Ту самую, где я живу. Он раньше её сдавал, а теперь это моя собственная квартира.

– Да, он много для тебя сделал, – Сиф почувствовал глубокое уважение к пожилому лейтенанту в отставке, его поразила любовь старика к чужому, на самом деле, подростку – теперь уже молодому человеку.

– Хамелеон? Много, – согласился Тиль.

– Да не Леон! Ивельский, конечно же! – рассердился Сиф. – Это Ивельский помог тебе стать художником, дал дом и до сих пор тебя поддерживает!

– Ну, Стефан Сергиевич, конечно, тоже… – не слишком уверенно согласился Тиль, теребя край своей футболки – на сей раз оранжевой. Он не мог сидеть спокойно, словно моторчик внутри заставлял пальцы бегать, щупать, теребить.

– Вот именно.

Тиль ещё подумал и привёл неоспоримый, на его взгляд, довод:

– Но ведь его нашёл Леон!

Сиф не стал возражать, чтобы не обидеть Тиля своим отношением к Хамелеону. А предусмотрительный Хамелеон, нашедший себе верного союзника в лице подростка, страдающего от наркотической ломки, вызывал у офицерика уже тихую ярость.

Чего у Тиля не отнимешь, так это чутья на настроение собеседника. Человек-набросок взъерошил угольные волосы, которые и без того выглядели так, словно в них перелётная птица пыталась свить гнездо, помолчал и спросил тихо-тихо:

– Сив… Что тебя грызёт?

Сиф так же чуть слышно ответил:

– Я хочу понять, что это за человек такой, твой Хамелеон. Чего ему от тебя надо. И сможешь ли ты безопасно исчезнуть… когда КМП накроют.

– Ты так уверен, что накроют? Ха! – Тиль гордо улыбнулся. – Да нас никогда не накроют! Леон предусматривает всё!

– Уже похоже на какого-то божка… – пробормотал Сиф, – всемогущего и всезнающего…

Они ещё помолчали, и вдруг Сиф выпалил:

– Но одного Леон точно предусмотреть не мог!

– Чего? – недоверчиво спросил Тиль.

Сиф на одном дыхании проговорил весь свой на ходу придуманный план, который вряд ли что-то даст, но отчаянно хотелось попробовать. Тиль фыркнул:

– Думаешь, он не знает, что в делегацию входит… как там тебя по бумажкам…

– Иосиф Бородин? Знает, думаю. Но если дело всего лишь в имени… – Сиф ухмыльнулся совсем не по-офицерски. – Имя – не беда, когда хватает прозвищ. Разве он предусмотрел существование хиппи по прозвищу Спец?

– Ты с ума сошёл!

– Из нас двоих ты выглядишь более сумасшедшим, – не сдержался Сиф, лихорадочно обдумывая детали.

Но тут возвратились Алёна и Ивельский, учтиво беседующие о родстве славянских языков на примере забольского и русского, и стало не до обсуждений безумной и бессмысленной авантюры.

– Александра Анатольевна велела обрабатывать рану три раза в день в течение недели, – продемонстрировала мазь Алёна. – А дальше – можно реже.

– … раз в год, то есть, – раздосадовано буркнул Сиф.

– Сиф, ну что ты такой вредный! – возмутилась девушка и, слегка покраснев, бросила укоризненно: – А ещё це… – но не договорила, покраснела ещё сильнее и отвернулась, хмуря брови.

Сиф тоже смутился, хотел что-то сказать про обезболивающее и эффект, который оно оказало, но это так и осталось в разделе планов. Язык весьма самовольно не повернулся.

– Кстати, а можно поинтересоваться? – вдруг подал голос Ивельский. – «Сиф» – это от какого имени произошло?

– Сивый, – тут же отозвался Тиль.

– Иосиф, – одновременно с ним произнесла Алёна.

– Какое совпадение имени и провзища! – Ивельский улыбнулся. С ним было как-то очень легко вести беседу. Он, казалось, случайно находил интересные темы для разговора и умел их оживлённо поддерживать.

Правда, были и те, кому данные темы интересными не казались.

– Это намеренное совпадение, – нехотя объяснил Сиф. – Ведь прозвище было раньше имени.

Ивельский лишь с любопытством приподнял брови, показывая, что не против выслушать историю. Алёна тоже ехидно улыбнулась, склонив голову набок:

– Сиф, но ведь что-то ты помнишь?

Сиф побултыхал чаем в чашке и, скривившись, залпом допил. Чай-то, конечно, был вкусным, но разговор мальчику разонравился.

– Вы невыносимы, все разом, – объявил он, без восторга глядя на Тиля, тоже не скрывающего любопытства. – Что тут рассказывать… Имя в своё время пытался придумать полковник – тогда капитан. Обсуждал-обсуждал с Кромом, это его друг и командир присоединившейся к нам роты, и Кондратом, прапорщиком разведвзвода, под началом которого я потом и служил. Но, как я понял, тогда они так и не сошлись во мнениях, так что долгое время я ходил с одной фамилией и тремя прозвищами-позывными.

Офицерик принялся вертеть в руках чашку, припоминая давние события. Слушатели сидели молча.

22 сентября 200* года. Забол, река Ведка.

– Потолковать надо. Можно даже сказать – посоветоваться… А ты, Сивка, подожди меня здесь, – сказал Заболотин, поднимаясь со своего места.

Кондрат с любопытством скользнул взглядом по тихо сидящему в уголке пацану, пробормотал что-то себе под нос и первым выбрался наружу. Он двигался с удивительной для своей комплекции ловкостью и, можно сказать, с кошачьей грацией. За ним вышли и Заболотин с Кромом. Капитан жестом предложил отойти.

– Та-ак, – задумчиво протянул Вадим. – С прапорщиком разведвзвода о любви не толкуют…

– Я тебя когда-нибудь пристрелю и спишу на боевые потери, – с угрозой пообещал Заболотин. – Дай мысль сформулировать.

– Вы о своём воспитаннике хотите поговорить, – уверенно проговорил Кондрат.

– Навкино болото, почему все с ходу меня читают, как раскрытую книгу? – рассердился Заболотин. – Неужели нельзя почитать мысли кого-нибудь другого, а меня оставить в покое?!

– Я не читал ваших мыслей, – совершенно серьёзно ответил Кондрат и ещё задвигал челюстями, словно что-то пережёвывая. Заболотину подумалось, что Кондрат безо всякой натуги может разгрызть грецкий орех вместе со скорлупой, только дай ему. Разведчик тем временем смилостивился и пояснил чуть насмешливо: – Просто вы дела батальона при вашем мальчике обсуждаете совершенно спокойно, а тут такая секретность.

– Никогда ничего не скрывай от разведки. Целее будут собственные нервы, – всё ещё сердито пробормотал капитан.

– Ведь мы же разведка, – усмехнулся Кондрат и развёл руками: – Так положено.

В полумраке лица белели смутными пятнами, словно плавая в сыром осеннем воздухе. Камуфляж совершенно растворялся на фоне растущих у берега ив, в которых изредка шелестел тихоня-ветер. Три офицера помолчали немного, потом Заболотин медленно заговорил:

– Самым разумным было бы отправить Сивку в тыл при первой же возможности. Но… он не хочет, да и я, признаться, тоже. Он…

– Он просто создан для того, чтобы стать «сыном полка». В данном случае – батальона. Верно? – закончил за капитана Кондрат. На этот раз Заболотин не стал ругаться насчёт чтения мыслей и просто кивнул.

– Мне нравится мальчика, хотя он и дикий, – подал голос Кром. – Хотя я, конечно, не в вашем батальоне, а так, временно присоединился.

– Шустрый больно, – заключил Кондрат, и стало непонятно, ругает он или одобряет.

– Я хочу его оставить с нами, – твёрдо сказал Заболотин. – И собираюсь доложить в штаб.

– Дело верное, – одобрил Кондрат. – Долго раскачивались.

– Беда в том, что не доложишь о безымянном мальчике, – развёл руками капитан. – А придумывать… Сивка в штыки воспринимает любые попытки завести об имени разговор.

– Значит, ему прозвище по душе больше, – Кондрат говорил размеренно и ровно, словно зачитывал написанное. Сиплый его голос всегда оставался на одной ноте, поговаривали, что даже когда он кому-то из солдат выговаривает, он голос не повышает. – Ну и не настаивайте, его право.

– Нет, фамилию точно надо дать, – возразил Кром. – Иначе как в штаб докладывать предлагаете? Безымянный Бесфамильный?