Текст книги "Дар (СИ)"

Автор книги: Валентина Ad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

На экране вижу свой профиль и-и-и… меня восхищает тот образ, который транслируют мне мои собственные глаза. Доктор прав, Макс был прав – ОНИ шикарны. Моя спина в их власти выглядит необычайно соблазнительно. Не узнаю себя, так как девушка на фото настоящая богиня – величественная богиня сошедшая со старинного полотна неизвестного художника, который жил в то время, когда на земле плодились единороги, кружили эльфы, царила идиллия между банальностью и волшебством. Если такое время когда-то было. Но на фото я богиня, а в реальности – заблудившийся в жизненных дебрях жалкий человечек живущий в мире далеком от волшебства и чрезмерно смертном.

Возвращаю айфон хозяину. Смотреть долго на собственные снимки нет сил. Я должна ненавидеть ИХ, а не любоваться ИМИ.

– Надеюсь этого вам достаточно, чтобы хорошо изучить мой скелет и понять как действовать, когда я буду лежать на операционном столе.

Доктор ухмыляется.

– Я тоже на это надеюсь. А еще, я буду молить бога, чтоб у меня не дрогнула рука избавлять вас, да и мир, от подобной экзотики. Сара, если ничего не изменится, операция состоится уже послезавтра, так что у вас остается не так много времени изменить свое решение, а у меня – услышать не первый, но очень желанный отказ от моих услуг.

– Я не передумаю. – Доктор видит только одну сторону моей «медали», а я не горю желанием поворачивать к нему другую. Стою, сунув руки в глубокие карманы пушистого халата. – Рентгеновские снимки вы будете делать тоже не покидая кабинет или как?

– А вы видите здесь аппарат? – Доктор неохотно отрывается от своего телефона, опуская его в карман халата, тяжело выдыхает и дарит мне ироничную улыбку. – Простите, за подобный юмор. Нет, Сара, фотографии ваших внутренних органов и скелета мы будем делать в другом месте. Так что прошу следовать за мной.

Рентген отнял у меня еще пять минут времени и на сегодня это были все процедуры. Больший остаток дня был полностью предоставлен мне: хочешь – валяйся на кровати, хочешь – гуляй в сквере, а если есть желание – вообще на несколько часов можешь покинуть клинику.

Выбираю первый вариант, с той лишь разницей, что валяться решаю не в кровати, а в полюбившемся кресле. Стаскиваю с постели мягкий плед, хорошенько в него заматываюсь и уютно устраиваюсь.

Смотрю в окно – на улице который день подряд царит солнце. Зелень вокруг молодая, сочная, почти ядовитая. В мире все только наладилось, а у меня…

Становится безумно грустно. Понимаю, что начинаю жалеть себя, чего никогда в жизни не позволяла себе прежде, разве только последние несколько недель. Понимаю, что последние события превратили меня в размазню. Былые победы на льду, кажутся далеким сном. Незаметно будто ныряю в свое сиротское, но беззаботное детство, вспоминая самые первые победы и поражения. Не все в моем спортивном прошлом было гладко. Мне часто приходилось превозмогать боль и отчаяние, разбивать колени, недосыпать, недоедать, перемерзать, ненавидеть спорт, но подниматься и идти дальше, быть сильной и упорно следовать к победе. И я побеждала. Неоднократно побеждала. Но это было в прошлом. Сейчас мне не нужны победы, я готова сдаться. В этот раз мир или судьба, быть может рок, взяли надо мной верх. Я смиренно уступаю первенство смерти.

Спасение от самоуничтожения нахожу за пределами клиники, скользя взглядом за окно где кипит жизнь, и радует, что она кипит. Это будет продолжаться и завтра, и послезавтра, и тридцать, и сто лет спустя, вне зависимости от моих поступков, проступков и конца. Этот мир даже не заметит моего исчезновения, а единственный человек, который ощутил бы это, уже не здесь, не рядом.

Чувствую, как мои веки тяжелеют. Не успев до конца отойти ото сна ночного, меня легко убаюкивают тишина и покой дня. Может я превратилась не в ангела смерти, а в ангела сна? И именно поэтому не в моих силах выспаться.

                                Глава 22

Стою на краю обрыва. Одежда на мне грязная, порванная, и какая-то не моя – то ли длинное платье до пят, то ли мешок.

Небо надо мной черное, пронизанное нескончаемыми молниями. Раскаты грома заставляют вздрагивать. Кажется еще чуть-чуть, и сама вселенная упадет на голову.

Внизу вижу какой-то водоем – возможно море, может быть слишком широкая река или огромное озеро. Вода от меня слишком далеко, между нами не менее двух, а то и пяти, километров. Вода темная и злая, сильный ветер издевательски треплет волны, будто пытается выбить из нее эту чернь.

От подобной картины становится не по себе. Своим колючим холодом ветер пронизывает меня насквозь. Обхватываю себя руками. Ладонями начинаю судорожно растирать доступные участки спины, пытаясь хоть как-то согреться.

Мои глаза устремлены в никуда. Мой взгляд пугающе-отреченный. В нем уже нет жизни, хотя я продолжаю чувствовать, как нос втягивает в себя воздух, как поднимается и опускается грудь, как тело наполняется озоновой свежестью.

В страшном поднебесье появляется определенно отчаянная птица. Несмотря на крупный размер, полет ей дается нелегко. Кажется, ветер вот-вот оборвет ей крылья, но она не сдается и назло стихии продолжает свой непростой путь.

Отвлекаюсь от птицы, опуская взгляд на воду. Ничего подобного я в своей жизни не видела. На бушующей морской глади появилась красивейшая китайская вишня. Откуда она взялась в этой почти кромешной темноте, не понятно и не известно. Она буйно цветет. Нежно-розовые цветочки пахнут жизнью и их очень, очень много. Вишня огромная, сильная, молодая. Это видно по сочным зеленым листочкам, по упругим ветвям, которые способны выдерживать вес в миллион волшебных соцветий. Я вижу ее ствол будто под рентгеном. Все дерево пронизано огромным количеством артерий, вен, капилляров. Я вижу подобие кровеносной человеческой системы, по которой движется жизнь – вода. Прозрачно-голубые вены гоняют по всем ветвям, листьям и цветам влагу. Дерево сказочно прекрасно.

Стоит мне один-единственный раз моргнуть и картинка немного меняется. У красивого ствола появляется силуэт. Темное пятно отдаленно напоминает человека и он… Господи, в руках силуэта что-то сверкнуло и я отчетливо слышу тупой удар. Это был топор, который беспощадно вонзился в сочный ствол вишни. Раз, еще один, затем еще, и еще…

– Хватит! Прекрати! – кричу я, от испуга пряча лицо в ладонях.

Меня никто не услышал. Раздается очередной удар, за которым следует еще один.

Вижу, как с каждым ударом на ветках пышного дерева становится все меньше и меньше цветов. Зато под ним образуется розовый сугроб.

Район живота пронзает острая боль. Хватаюсь за него обеими руками.

– Что это?

Выставляю ладони вперед. Они чем-то испачканы. Еще раз касаюсь ими живота. Господи! Это кровь! МОЯ кровь!

Испуганно склоняю голову. Весь низ моего ужасного наряда медленно пропитывается кровью. Слышу очередной удар – боль. Удар – боль. Удар…

Подозреваю – непонятным образом я связана с этой вишней и еще немного, мы обе будем перерублены напополам.

– Прекрати! Пожалуйста, остановись! Довольно!

В этот раз на мой отчаянный крик силуэт реагирует. Он оставляет в покое дерево и оборачивается, сопровождая собственные движения отвратительным душераздирающим смехом.

В обернувшемся ко мне лицом человеке узнаю… узнаю… себя.

– Господи, что происходит? Что, черт возьми, здесь творится?

Смех моей тени не прекращается. Кажется еще немного и из моих ушей польется кровь, на столько противен каждый новый хохот.

Сильнее зажимаю рану на животе руками. Чувствую, силы покидают меня. Еще несколько ударов и все будет кончено, но… Мой силуэт испаряется, оставляя в покое вишню, а заодно и меня.

Дерево уже не такое пышное и я физически ощущаю, что гораздо слабее, но оно выстояло. Вишня не переломалась.

Неприятные звуки проникают в мои ушные раковины, будто мелкие насекомые. Слышу глухое потрескивание, непонятный шорох. Такое впечатление, будто у моего уха кто-то очень медленно распечатывает пачку чипсов. На животе, там, где находятся мои руки, ощущаю движение, как если бы его аккуратно перетягивали жгутом.

Подношу к лицу руки, на них нет свежей крови.

Поднимаю глаза к вишне. Вижу ее словно сквозь огромное увеличительное стекло в сильно ускоренной перемотке. Поврежденный ствол дерева очень быстро затягивается свежей корой. Совсем скоро о случившемся  с ней несчастье будет напоминать только глубокий шрам.

В голове все путается.

В какой-то момент  на фоне картины в целом, подсознание выдает изображение улыбающегося таксиста-азиата, который плавно превращается в так называемого прадедушку с пушистой белой бородой и безумно добрыми искрящимися глазами. Они резко исчезают и я вижу… На том самом месте где совсем недавно находилась моя тень, вижу доктора-красавца. В его руках огромных размеров ножницы. Одно кольцо которых крепко сжимает правая рука, второе левая. Он зло улыбается и с азартом принимается… Он неаккуратно и бездарно начинает стричь дерево, срезая густые ветви с цветами. Они падают, но не успевают опуститься на воду, превращаясь в перья, и в таком виде приземляются на воду, которая тут же поглощает их.

Птичий крик заставляет оторвать взгляд от доктора-психопата. Поднимаю голову вверх. Птица все еще продолжает свой путь издавая при этом странные звуки. Один взмах ресниц и… птица превращается в Макса. Он что-то пытается мне прокричать, но я не понимаю его. До меня доносятся только обрывки птичьего крика вперемешку с «САРА» и «ЖИВИ».

Вдруг в один миг все меняется.

Исчезает Макс, доктор, темнота, ветер. Небо становится голубым. Солнце желтым. Вода зеленовато-синей спокойной скатертью. И только вишня остается прежней. Она не так прекрасна, как всего несколько минут назад, но жива.  С немного осыпавшимися и заметно поредевшими ветвями, большим рубцом посередине ствола она все же выстояла. Я снова вижу ее вены, которые с неимоверной скорость разносят по всем ее веткам жизнь.

Я продолжаю стоять у обрыва. Моя одежда чистая и только теперь я вижу, что это легкий летний сарафан. Он будто отражает в себе небеса, излучая нежную голубизну. Мои волосы игриво ниспадают на плечи, спину. Спину, за которой я величественно расправляю крылья. Два огромных нежно-серебристых крыла. Они прекрасны. Я – прекрасна, нисколько не похожа на себя настоящую, но точно знаю, что это я. Крылатая девушка, в глазах которой искрится жизнь – это Я. Моим миром правит безмятежность.

Непонятно откуда у вишни появляется дятел. Он цепко хватается обеими лапами за молодую кору дерева и начинает ее долбить. Удары настолько противны, что заставляют вынырнуть меня из забытья, где мне впервые за долгое время было по-настоящему хорошо. Почти так же, как на ромашковом поле, когда впервые за долгое время мне удалось поспать без кошмаров.

Просыпаюсь.

Раскрываю глаза. Поеживаюсь. Но мне никак не удается избавиться от противных птичьих ударов.

– Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук…

До меня доходит – это не сон. Это реальность пробралась в иллюзию. На самом деле дятел стучит в моем настоящем, и я сразу замечаю его усердие, стоит мне только подойти к окну. Небольшая птичка с красным хохолком старательно добывает себе пищу в коре незнакомого мне, но большого и красивого дерева.

Улыбаюсь. Вот она жизнь. Вот она реальность. Вот красота.

Вспоминаю сон, который уже начал теряться, он, по меньшей мере бредовый, но отлично отображает реальность: ничего не понятно, запутанно, странно. Радуюсь благополучному хэппи-энду. Пусть хотя бы во снах все будет красиво ведь даже это, на сегодняшний момент, для меня большая роскошь.

К концу дня я растеряла практически все воспоминания о сновидении вот только обрывистое «САРА» и «ЖИВИ», будто назойливая букашка кружит в моей голове.

Ерунда. Все это ерунда. Нечего искать смысл там, где его просто быть не может.

                                Глава 23

До назначенной на послезавтра операции больше ничего интересного со мной не происходит. Никаких бредовых снов, кошмаров, видений, никакой пугающей реальности. Все часы накануне я была полностью предоставлена самой себе и это время я растрачивала не самым лучшим образом – на сон, прием пищи, чтение и отдых у окна. Все. А ведь совсем недавно о подобном времяпрепровождении я могла только мечтать. Мой день был расписан по секундам – тренировки, выступления, соревнования опять тренировки. Мне некогда было притормозить, нужно было все успеть и всего достичь. В глубине души даже радуюсь, что весь безумный круговорот моей жизни прекращен. Наконец я могу просто поваляться в кровати с книгой в руках.

В день операции за мной заходит Алия. Она не одна, а в паре с креслом для инвалидов.

– Что это? – моей естественной реакцией стало удивление. – Я прекрасно себя чувствую, это ни к чему.

Алия понимающе улыбается.

– Знаю, что вам это ни к чему, но таковы правила. Вы должны добраться до операционного стола максимально комфортно, расслаблено. Так у нас принято.

Я покрепче затягиваю пояс полюбившегося халата и открыто смотрю Алие в глаза.

– Не знаю, что и как у вас принято, но я в состоянии добраться до операционной без этого… этого приспособления. Признаться, это кресло меня откровенно пугает. Возможно, когда мне удалят к… – осекаюсь, – когда операция будет завершена, мне и понадобится нечто подобное, но точно не сейчас.

Девушка растерянно переводит взгляд с кресла на меня и обратно. Судя по ее реакции, я первая, кто отказался от подобной услуги. За времяпрепровождение в стенах этой клиники люди выкладывают приличные суммы и, само собой, хотят по максимуму воспользоваться всеми предложенными услугами.

– Но…

– Алия, давайте сделаем так. – Подхожу к растерянной девушке. – Я возьму вас под руку и с удовольствием прогуляюсь, куда прикажете. А этот агрегат, пусть ждет своей очереди.

Беру девушку под руку, но она не в восторге от моего предложения.

– Даже не знаю, я могу получить за это выговор.

– Алия, вы о чем? Доктор Шульц пару дней назад сообщил, что моему здоровью может позавидовать любой космонавт и что, вы думаете я не смогу преодолеть расстояние в несколько дверных пролетов? Наказывать вас за то, что даете человеку возможность пользоваться ногами по назначению, глупо. Но, если что, знайте, я готова взять всю ответственность за содеянное на себя.

– Спасибо.

– Не за что.

Так, взяв молодую помощницу под руку, я шагаю в назначенное время в назначенное место. С каждым шагом все отчетливее чувствую судорожный трепет на спине. Сердце не бьется – грохочет. Кровь в венах носится по всему телу с такой скоростью, будто вот-вот закипит. Весь организм протестует против предстоящего в него вмешательства. Не удивлюсь, если ноги просто откажут донести меня в нужный кабинет. Возможно, в предоставлении кресла что-то и есть.

Операционная – светлое и стерильное помещение в котором уже суетятся три человека. Одна девушка возится с неизвестными мне мониторами и проводами. Вторая – копошится у передвижного столика с медицинскими инструментами. Третья тоже чем-то занята, но ровно до того момента, пока в кабинете не появляюсь я.

Вся троица одета в нежно-персиковые халаты, шапочки и маски. Я не могу видеть их лица целиком, но прекрасно вижу ужас и любопытство в каждой паре глаз. Девушки переглядываются. Скорее всего, они уже подписали документ о неразглашении, и теперь больше всего на свете им хочется увидеть то, что под грифом «секретно», а затем с удовольствием обсудить это в своем маленьком коллективе. Нисколько не сомневаюсь, что по завершению операции эти «сестры» где-нибудь в курилке будут смаковать каждую деталь сногсшибательной тайны. Их будет интересовать каждая мелочь: как так получилось – откуда на моем теле взялось подобное уродство, монстр я или ангел, как я с этим жила, тяжело ли носить метровые отростки, умею ли я летать, врожденное это увечье или приобретенное, как решилась на операцию и тому подобные нюансы. Это все совсем недавно интересовало и меня саму, но я переросла это. Так мы, люди, устроены – нам жизненно необходимо знать ответы на все вопросы, тем более на те, на которые их сложнее всего получить. А еще лучше на те, которые абсолютно не касаются нас лично.

Время летит очень быстро. Минута, может две, три, пять, не больше, в операционной появляется и сам доктор Шульц.

Я уже лежу на операционном столе. Заботливые медсестры торопливо уложили меня, но снять халат я отказалась. Глядя в потолок, ловлю себя на мысли, что очень долго отказывала себе в подобной позе. Чувствую причиняемый крыльям дискомфорт, но это не имеет значения, они, как и я, просто ждут своего часа.

– Не передумали? – первое, что звучит из уст доктора-красавца.

– Нет.

– Что ж, очень жаль. Вы даже не представляете на сколько.

Прежде чем доктор прячет нижнюю часть лица за повязкой, улавливаю на нем непонятную улыбку. Она не похожа на все те, что я уже видела на его лице. В этот раз изгиб его губ вызывает у меня нервную дрожь.

Нервы. Это просто нервы.

Как могу, пытаюсь взять себя в руки.

– Сара, вы готовы? – снова звучит шоколадный голос.

– Да.

– Тогда, пришло время сбрасывать маски, так сказать. Отдайте ваш халат Лиле и приступим.

Одна из девушек протягивает ко мне руки. Встаю. Без лишних слов исполняю просьбу.

Стараюсь не отрывать от пола собственные глаза, но не слышать изумленное «АХ» со всех сторон, просто невозможно. Мысленно смеюсь. Быстро ложусь обратно на операционный стол вниз животом. Не просто, но мне удается сдержать лишние конечности. Крылья смирно покоятся между лопаток, прикрывая часть ягодиц.

– Девушки, попрошу оставить все эмоции за дверью и забыть о них.

Прозвучавшие слова доктора смешат меня еще больше. Дайте ребенку килограмм мороженого и скажите, что он может лизнуть его один раз, не более, и, спрятав его в морозильную камеру, просто любоваться им. Слабо верится, что этот кусок пломбира уцелеет. Я – мороженое, а вокруг меня собралось целых четыре ребенка. С доктором Шульцем пришла еще одна медсестра. Интересно, останется ли от меня что-то, после того, как все четверо с аппетитом налетят на такое экзотическое мороженое?

– Сара, сейчас наш анестезиолог введет вам препарат, и вы уснете. Когда очнетесь – ваша проблема будет решена. Можете сосчитать до тридцати, но, даю вам слово, «тридцать» произнести будет вам не под силу.

Дальше все как в тумане и-и-и, доктор оказался прав – до тридцати я так и не добралась, но четко помню последнее двадцать один.

САРА... ЖИВИ… САРА… ЖИВИ... САРА… ЖИВИ…

Вишня не просит богов залечить раны от топора. Со временем на ее стволе и так все зарастает новой корой…

ОНИ прекрасны… ТЫ прекрасна…

САРА… ЖИВИ… САРА… ЖИВИ…

 Это то, с чем я погружалась в сон. Набор различных вырванных из контекста слов. Они звучат навязчиво, глухо и колко, но не долго.

Сознание отключается, а вместе с тем, я перестаю что-либо слышать, видеть, чувствовать.

В состоянии искусственного сна мне ничего не снится. Единственное что я смогла вспомнить после пробуждения, слова прадедушки Гавриила, который скорее явился, принеся с собой белое сияние, нежели приснился:

«Внученька моя, зачем же ты все себе усложнила? Я ведь предупреждал – не в твоей власти лишить себя того, к чему ты не причастна. Все усилия твои напрасны, но ты поймешь это слишком поздно, а я ведь предупреждал».

Все.

                                Глава 24

Очнулась я в полной тишине собственной палаты. За окном раннее утро. В комнате свежо и сумрачно.

Жажда – все, что я чувствую в первые секунды. Пить – единственное желание.

Пытаюсь пошевелиться и тут же жалею. Желание дотянуться до тумбочки, на которой замечаю кем-то предусмотрительно оставленный стакан с водой, отражается микроскопическими миллионами спазмов по всему телу. Я тут же возвращаюсь в реальность.

Как могу, осматриваю себя и выдавливаю болезненную улыбку. Туловище, приблизительно от пупка до подмышек туго обмотано какой-то тканью, возможно бинтом. Наверное, приблизительно так обматывали когда-то мумии – туго и надежно. Руки и ноги свободны, но без помощи спины, мне не удастся ими воспользоваться. Чтобы дотянуться рукой до стакана, мне придется напрячь спину, как ни крути.

Жму спасательную кнопку.

Одна, две, три, четыре, пять, шесть… Проходит шесть секунд, а в моей палате не спешит появиться хоть кто-нибудь.

Семь, восемь, девять… Судорожно облизывая превратившиеся в сухофрукт губы, жму кнопку пять раз в секунду и ничего.

Десять, одиннадцать…

– Наконец-то! – сходу кричу я. – Сколько можно? Когда вы не нужны, от вас не избавишься, а тут… – Не узнаю саму себя в этой агрессивно орущей истеричке. – Простите, Алия, просто я сейчас с ума сойду от жажды. По-моему, я даже всю собственную слюну выпила. Так пить мне еще ни разу в жизни не хотелось.

Последние слова произношу как можно вежливее, хотя вряд ли это что-то изменит.

– Это нормально. После анестезии всегда так. Простите, Сара, – голос девушки подавлен и от него веет такой грустью, что я тут же начинаю корить себя за излишнюю нервозность. – Я… мне… я как раз находилась в другой палате. Вашей соседке тоже потребовалась моя помощь, только поэтому я задержалась. Простите, еще раз. Я сейчас все исправлю.

Девушка молнией несется к моей койке, но в мою сторону даже не смотрит. Ей как будто неприятно глядеть мне в лицо, в глаза.

Красивая рука с длинными пальцами берет стакан и подносит к моему рту, глаза продолжают игнорировать меня.

– Спасибо, я сама. – Почти выхватываю стакан и делаю жадные первые глотки.

– Не торопитесь, сразу нельзя много пить, может стошнить.

Но я словно не слышу предупреждения. Посуда с водой опустошается очень быстро.

– Можно еще, пожалуйста.

– Сара… – девушка впервые решается взглянуть мне в глаза, хотя лучше бы не делала этого.

Воспоминания о самом недавнем прошлом скользкими змеями проникает в мое настоящее.

– Алия, пожалуйста. Обещаю, меня не вырвет. Я просто хочу пить.

– Как скажете.

Смиренно медсестра протягивает руку и берет стакан. На письменном столе стоит графин с водой, туда она и отправляется за очередной порцией для меня.

За все то недолгое время, что я провела в больнице, не могу сказать, что идеальная блондинка с экзотическим, подходившим ей не больше чем корове седло именем, стала моей подругой, но никогда с ее стороны я не ощущала такого холода. Сейчас же на меня отказывались смотреть даже ее глаза, в которых в тот единственный миг, когда она все же взглянула на меня, мне удается заметить в них эмоцию – страх.

Алия совершенно точно боялась приближаться ко мне без лишней надобности. Ей было страшно находиться со мной в одном помещении и она уже даже не старалась казаться вежливой, нацепив на лицо хотя бы профессиональную улыбку. В поведении девушки однозначно произошли изменения, мне они не нравились, а больше всего не нравились причины, по которым это случилось. Не нужно обладать никаким даром, чтобы догадаться – девушке стали известны истинные причины моего здесь пребывания. Не удивлюсь, если уже вся клиника, а не только та четверка из операционной, судачит обо мне. Возможно, она просто боится меня.

Исподлобья сверлю взглядом перепуганную до предела медсестру. Интересно – что она думает по этому поводу?

– Алия, это ведь вы были на вчерашней операции четвертой помощницей доктора Шульца? – Девушка кивает одобрительно, но робко и без слов. – Ваши мысли по этому поводу?

Наполненный до краев стакан снова в моих руках. Делаю несколько больших глотков, но не спешу опустошать. В этот раз жажда меня отпускает, не знаю – надолго ли. Теперь я просто смакую воду, да и весь момент целиком.

– Вы о чем?

Девушка начинает нервничать еще больше, но смотреть на меня не решается.

– Алия, вы прекрасно знаете, о чем я.  Давайте оставим всяческие игры в покое и просто поболтаем по душам. Так что вы обо мне думаете?

Я прикована к постели, Алия делает шаг к окну и начинает разглядывать мой пейзаж. По большому счету, мне должно быть безразлично любое чужое мнение по поводу моего видоизмененного скелета, тем более сейчас, когда все исправлено. Но почему-то меня волнует – как увидели меня совершенно посторонние люди.

– Болтать «по душам» с пациентами, нам строго настрого запрещено. А на счет моих мыслей о ВАС… Вы мне симпатичны. Вот и все, что я позволяю себе о вас думать.

– А что НЕ ПОЗВОЛЯЕТЕ? – подхватываю я.

– Я не позволяю многое. – Все еще продолжая разглядывать что-то за окном, Алия старательно ускользает от ответа, но меня это не останавливает.

– Я тоже. Но наш разговор не об этом. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я заметила в ваших глазах страх, которого еще вчера не было. Вы по-прежнему будете утверждать, что я вам симпатична?

– Да. – Алия резко оборачивается ко мне, словно в подтверждение собственных слов. – Вы мне нравитесь, как человек, как женщина, как успешная спортсменка. Но то, о чем вы меня просите, я не могу обсуждать ни с вами, ни с кем бы то ни было. Я подписала документ…

Я демонстративно хихикнула.

– Да бросьте вам, Алия. Не судачить обо мне на право и лево и подписаться под этим – это одно, а поговорить о моей проблеме, бывшей проблеме, это другое. Не находите собственную отговорку глупой?

Я допиваю воду и протягиваю стакан. Девушка торопится взять его, чтоб вернуть на место. Вместо ответа Алия берет кувшин с водой и переставляет его с письменного стола на тумбочку. Тумбочку же придвигает так близко к кровати, как только это возможно. Этих не хитрых действий достаточно, чтобы всякий раз как мне захочется пить, а что-то подсказывало мне, что это будет происходить достаточно часто, я могла сама себя обслужить.

Стоя практически надо мной, Алия начинает говорить.

– Пусть я буду глупой. Только что вам от того, кто и что о вас думает? Вам больше не о чем беспокоиться. Вы стали простой каплей в серой пустой массе. Наверное, вы этого и добивались. Так что думать о вас больше чем о любом другом представителе человеческой расы никто никогда не будет. И я, в том числе. А сейчас простите, но меня ждут другие пациенты.

Подобный ответ заставляет мой рот приоткрыться. Я не успеваю подобрать челюсть, как Алия исчезает из палаты.

Что это было? Может я как-то не так истолковала ее тон и слова или эта девушка осудила мой поступок? Я – капля в серой массе. Капля в серой массе. Серая капля…

Ерунда. Что она может знать о конечностях, к удалению которых была причастна, но о появлении которых не знала ровным счетом ничего. Откуда ей знать, о той боли, которую я терпела, пока непонятные кости пробивались из моей плоти. Откуда, ей знать, что выделяющие меня из серой массы отростки забрали у меня больше, чем я могу пережить. Откуда этой «Мальвине» знать, какую цену я заплатила за эти два крыла, о которых никогда никого не просила. И, естественно, Алия просто не может знать, как страшно засыпать, когда не знаешь, куда тебя унесут этой ночью делающие тебя уникальной конечности. А я уверена, что именно в них заключались все свалившиеся мне на голову беды. А сейчас их нет. ИХ БОЛЬШЕ НЕТ.

– ИХ-БОЛЬШЕ-НЕТ. – Произношу вслух, чтоб прочувствовать каждое слово, чтоб осознать, ощутить, понять.

                                Глава 25

Спать не хочется, но чем себя занять – понятия не имею. Прикрываю глаза и превращаюсь в заевшую пластинку.

ИХ-БОЛЬШЕ-НЕТ-ИХ-БОЛЬШЕ-НЕТ-ИХ-БОЛЬШЕ-НЕТ-ИХ-БОЛЬШЕ-НЕТ-БОЛЬШЕ-НЕТ-БОЛЬШЕ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕЕЕТ!!!!!!!

Подобные мысли волшебным образом вызывают на моем лице улыбку. Губы растягиваются, я чувствую это, но время от времени напоминающая о себе пульсирующая боль в районе лопаток, не дает насладиться счастьем в полной мере.

Пару часов лежу в полной тишине и покое. Я больше никого не зову и, видимо, ни у кого не возникает собственного желания навестить меня.

Ближе к полудню появилась Алия.

– Время обедать. – С этими словами на все той же тумбе появляется разнос с какой-то едой. – Вы сами в состоянии или за вами поухаживать?

Девушка продолжает играть в прятки – ее глаза все так же избегают моих, а на лице дежурная улыбка.

– Я в состоянии, только не голодна.

– Как хотите.

Без лишних разговоров, Алия забирает ароматную стряпню и исчезает. Почти сразу после ее бегства, в палате появляется доктор Шульц.

Он выглядит немного устало, но все так же красив. А еще, по неизвестным мне причинам, тоже избегает моего лица. Может это эпидемия?

– Добрый день, Сара.

– А он добрый? – не сдерживаюсь я и с ходу бросаю вызов.

Брови доктора на секунду взмывают вверх. Лицо серьезное. Его глаза тоже ищут спасение за моим окном. Может пока я лежала на операционном столе во дворе клиники построили восьмое чудо света, раз именно этот вид так привлекает моих не частых гостей?

– Вам виднее.

– Я бы так не сказала. – Я внимательно изучаю профиль доктора, надеясь, что рано или поздно, он все же решится взглянуть на меня.

– Это почему? То, чего вы так желали свершилось. Вам стало легче? – вот он, его вызов, его взгляд. – Скажите, сейчас вы чувствуете себя счастливой?

Доктор приблизился ко мне и в этот раз его взгляд не отпускал мой. Теперь я чувствую в этом человеке больше чили, чем сладости.

– Думаете, в таком положении я могу судить о степени собственного счастья? – своими глазами я скольжу по прикованному к койке туловищу.

– Но ведь ИХ больше нет. Вы так этого хотели, и мне кажется странным, что вы еще не танцуете. Даже в подобном состоянии.

Я иронично улыбаюсь.

– Еще станцую.

– Не сомневаюсь. – Доктор немного подвигает одеяло, которым укрыты мои ноги, и присаживается на кровать. Крыльев у меня больше нет, вне всяких сомнений, но я почему-то чувствую все тот же нервный трепет. – Кстати, именно по этой причине я здесь. Операция прошла успешно, хотя у меня и были по этому поводу кое-какие сомнения. Но, как говорится, все «слава богу». Так что уже через недельку, другую, вы сможете нас покинуть.

– Думаю, мои слова не станут для вас неожиданностью, но я намерена покинуть эти стены немного раньше. Как на счет завтра? В крайнем случае, послезавтра.

Доктор Шульц вымученно улыбнулся.

– Вы правы, Сара, подобным заявлением вы нисколько не удивили. У нас здесь не тюрьма и вы хоть сейчас можете навсегда исчезнуть из нашей клиники, но… Мне кажется, для человека, который не в состоянии даже дотянуться до стакана с водой, слишком рано помышлять о быстром побеге. Хотя, повторюсь, мы не тюрьма и насильно удерживать никого не станем. – Доктор встал. – А сейчас позвольте осмотреть вас и я дам вам более точный прогноз.

Молча и не без усилий я переворачиваюсь со спины на живот. Доктору тоже потребовалось какое-то время, чтобы добраться до места, где еще вчера были крылья.

– Ничего себе! – в двух самых простых словах заключена небывалая радость и удивление, на минуту мне даже показалось, что он снова увидел ИХ и от счастья вот-вот захлопает в ладоши.