Текст книги "Дар (СИ)"

Автор книги: Валентина Ad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Беру украшение в руки, чтобы добраться до крошечной записки под ним.

«Ты была, есть и всегда будешь моим ангелом. Обязательно вернусь к тебе с победой. Люблю».

Остатки стучащего в груди органа в очередной раз разорвались. Оказывается, получать подобные презенты с того света, больно до ужаса.

– Я тебя тоже люблю…

Целую цепочку и вешаю себе на шею. Этот ангел всегда будет со мной. Это МОЙ ангел, МОЙ Макс. На минуту погружаюсь в прошлое, в один из дней ледникового шоу, в котором мы с Максом выполнили номер в костюмах ангелов. Как только все это со мной началось, я часто вытаскивала из памяти это выступление. Белоснежные крылышки безумно смешили меня, а Макс не без удовольствия старался включить в наше выступление наибольшее количество поддержек – «Ангелы должны летать, не правда ли?». Тогда мы смеялись. Как же все это было весело. Мы даже фотографии в сеть с этой передачи выложили, уж больно мы были очаровательны в милых костюмах с хорошенькими белоснежными крылышками. А сейчас…

Все что у меня осталось на сегодняшний день – это травмированная психика, изуродованная спина, и память о тех днях, которые никогда не вернуться.

Спина…

                                Глава 29

Целуя кулон, отпускаю его. Он удобно ложится мне в ложбинку между грудей. Я хотела увидеть спину с тех самых пор, как проснулась после операции, и только теперь этот момент настал.

Снимаю с себя куртку и футболку, с бинтовым «корсетом» решаю разделаться в ванной. Джинсы остаются при мне, слава богу, ниже пояса ничего не выросло, хотя последние несколько дней я отчетливо чувствую ягодицами чье-то постороннее касание. Правда это происходит только когда я в кровати, в одном нижнем белье.

В квартире невыносимо душно. Кислород, кажется, здесь умер лет сто назад. Раздвигаю занавески, широко распахиваю окно, в нос тут же ударяет приятный запах дождя и свежести. За окном все так же льет. Может быть на небесах тоже есть моря и реки и кто-то случайно перевернул одно из? Если мне повезет, совсем скоро я могу это узнать. Хотя вряд ли. Самоубийце путь на небо заказан. Ну и пусть.

Вобрав в себя полную грудь свежести, иду в ванную.

Зеркало исправно транслирует все прелести моего измученного жизнью лица. Кажется, у меня появилось несколько морщин, первых, в не такой уж и долгой жизни.

Глаза все такие же пустые, лицо серое, губы пересохшие, волосы хоть и вымытые, Алия вчера настояла, но толку от этого мало, они все равно выглядят хуже, чем самый дешевый парик.

Провожу ладошкой по лицу. Бессмысленно касаюсь лба, глаз, носа и скольжу по губам. Раньше Макс любил так делать. Он говорил, что у него очень чувствительные нервные окончания на пальцах и так он запоминает меня до мельчайших подробностей. Он говорил, что когда мы не вместе, он легонько прикрывает глаза и проводит рукой по воздуху, а ощущает в нем меня. Он говорил, что благодаря подобному дару, ему не страшны расстояния в сотни и тысячи километров, которые иногда разделяют нас. Он говорил что я, навсегда не только в его сердце и душе, а еще на кончиках пальцев. Но это было так давно… Вспоминать меня нынешнюю, ему вряд ли захотелось бы.

Резко отвожу в сторону глаза. Я сама себе противна. Как так все вышло? Почему это все произошло со мной? Наверное, на эти, и сотни других вопросов не дающих покоя, мне не суждено получить ответы. Ладно. Пусть так и будет. Какая теперь разница. ИХ больше нет, а значит, я спокойно могу отправиться к Максу. Принято считать, если люди любят друг друга по-настоящему, они обязательно встретятся в любом из миров.

Не торопливо принимаюсь снимать свой «корсет». Раз, два, три, четыре, пять… Господи, да Алия потратила на меня не менее ста метров бинта!

Сбиваюсь со счета в самом конце. Несколько последних мотков падают на кафельный пол. Хочу стать к зеркалу боком, но не успеваю.

Огромных размеров крылья расправляются за спиной слишком неожиданно. Они заполняют собой практически все пространство. Они стали еще прекраснее и излучают едва уловимое свечение. А еще, их размер уже не полметра, и даже не метр. В расправленном виде мои крылья не мерее полтора метров каждое. От подобного зрелища мне делается не хорошо.

– НЕ-Е-Е-Е-Т!!!!!!!! – я поворачиваюсь к зеркалу спиной и ясно вижу два гигантских отростка торчащих из моей спины, но абсолютно не ощущаю их тяжести. – Этого не может быть… Этого не может быть… БЫТЬ-ЭТОГО-НЕ-МОЖЕТ!

Выбегаю в коридор на одной из стен в котором тоже висит пусть не такое большое, но все же зеркало. Возможно, в ванной слишком спертый воздух, поэтому мой мозг выдал галлюцинацию.

Коридор. Зеркало.

– Нет, не может этого быть!

Комната – шкаф – зеркало.

– Это не возможно! Это не возможно, не возможно, не возможно…

Все зеркала моей квартиры упорно транслируют одно и то же. Да что там зеркала, я чувствовала ИХ так же отчетливо, как собственную голову на плечах. Хотя, не счет головы я уже не уверена. Может проводя свою операцию доктор Шульц задел мне мозг? Это, по крайней мере, более реальное и правдоподобное объяснение подобному зрелищу.

Страх. Непонимание. Ужас. Паника. Смех. Истерика. Слезы. Ненависть.

В моей голове смешалось все. Мой рот выдает странные звуки – помесь смеха, икоты, хрюканья, всхлипывания. Мне никогда не доводилось встречаться с сумасшедшими (если не считать Полину), но почему-то в эти минуты мне кажется, что они выглядят приблизительно так, как я сейчас. Не всегда, конечно. Думаю, в минуты обострения.

Ношусь по квартире от одного зеркала к другому, будто буйно помешанная, пока не валюсь на свой любимый ковер. Чтобы лишний раз поверить собственным глазам, касаюсь ИХ. Я чувствую шелк перьев. Мои пальцы ИХ чувствуют, а не верить еще и им, у меня нет оснований.

Больше не кричу, не плачу, не смеюсь, только слушаю противное:

Этого не может быть… этого не может быть… этого не может быть… – в голове.

Я видела свои фото «ДО»  и «ПОСЛЕ». Я видела ИХ отделенными от меня так же четко, как сейчас вижу ИХ снова у себя на спине. Я чувствовала послеоперационную боль. Меня осматривал после операции доктор Шульц. Мне по несколько раза на день Алия делала перевязки. Эти люди не могли не заметить крылья размером с себя. А как же шрамы и восторженные слова по поводу их заживления?

Лежу, как обычно, подтянув колени к груди. ОНИ смирно лежат рядом.

Минута, две, три…

Я могу пролежать так до бесконечности, до крайней точки, до исхода. Но это слишком длительная смерть. Что мешает шагнуть с карниза? Ничто не мешает. Пусть я стану делом номер «666», хуже точно не будет. Тем более, весь мир и без того уже знает о существовании по соседству такого урода как я. Что ж, видно не избежать мне клинических исследований и бесконечно долгих лабораторных опытов, пусть даже после смерти. Так и вижу, как над моим трупом столпилась стая докторов, профессоров, журналистов, и каждый хочет быть первым, кто раскроет великую тайну мутации.

– Нет! Черта-с два! – с этими словами испуганно вздрагиваю от слишком неожиданного раската грома, где-то совсем близко, быть может на моем балконе. – Я не буду крысой, не буду, не буду!

Иду в ванную. Отрезаю кусок шланга от стиральной машины. Вооружаюсь ведром. Набрасываю куртку. Шагаю за дверь.

Лифт. Улица. Автомобиль.

В этот раз бог миловал – стервятники разлетелись собирать другую сенсационную информацию. Спасибо дождю, он сыграл в этом не последнюю роль.

Ставлю ведро у машины и быстро открываю бак. Просовываю в него шланг. Отсасываю. Чувствую приток бензина ко рту. Наполняю ведро горючим доверху.

– Никому не достанется от меня даже кусочка.

Шагаю обратно в дом.

План родился и созрел в голове в сжатые сроки, я от него не в восторге, но другого выхода не вижу. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Эти слова принадлежат не мне, но я готова подписаться под каждым из них.

 Осталось убрать все легко воспламеняемые вещи из ванной комнаты, если я решила покончить с собой, это абсолютно не значит, что я должна прихватить с собой и нескольких соседей, которые, вполне возможно, могут пострадать, если огонь будет слишком сильным. В саму ванну вылить бензин, плотно закрыть за собой дверь и с зажженными спичками окунуться в горючее. Если повезет – от меня даже зубов не останется.

Лифт. Квартира.

Переступив порог делаю вынужденную остановку. На полу вновь валяется письмо.

Ставлю ведро на пол, а конверт беру в руки. По большому счету могу больше не читать весь этот бред, но мне хочется это сделать. Думаю, ОНИ в курсе, что я собираюсь сделать и мне безумно интересно узнать ИХ реакцию по этому поводу.

Беру в руки белоснежную бумагу. В этот раз не чувствую ни тревоги, ни волнения. Руки больше не дрожат, сердце не пытается покинуть грудную клетку. Все худшее, что могло со мной произойти – произошло, не зависимо от этих писем.

Не спеша шагаю в комнату. Приземляюсь не на ковер, а усаживаюсь в кресло. Распечатываю конверт, в этот раз точно зная, кто отправитель, а каллиграфический почерк и замысловатые вензеля в словах, только подтверждают мои догадки.

                                Глава 30

«И снова здравствуй, Сара.

Все в этой жизни проходит и приходит. За летом непременно придет осень, за осенью зима, а за смертью новая жизнь. В этом нет большой трагедии. Все люди смертны, каждый дождется своего череда. Такова наша природа и тебе точно не под силу это изменить. Ты просто должна принять то, что у каждого человека свой путь, свое количество отпущенного ему на земле времени. Кому-то дают сто лет, кто-то уходит в пять, а кому-то отпущено тридцать. Если ты постигнешь эту не хитрую премудрость, ты сможешь все принять, простить, отпустить, жить.

Дети знают, что их родители уйдут раньше, но они живут с этим знанием, не пытаясь что-то изменить. Родители знают, что они должны уйти первыми, и не делают из этого трагедию, а многие, даже детей успокаивают, поясняют, что так должно быть, чтоб те не скорбели по ним сильно. Да, иногда все случается иначе, но суть в том, что от перемены слагаемых результат неизменен – все умирают, как ни крути. Сара, ты должна это принять.

Сара, ты не послушала меня и поступила как упрямый ребенок, сделав по-своему. Я говорил, предупреждал, дитя по-своему поступало. Скажи, кто виноват в свалившейся на тебя популярности? Ответь – твой поступок что-то изменил? Как по мне, ты сама себе все усложнила.

Сара, твои крылья от тебя никуда не денутся и ты не сошла с ума, они все еще при тебе. Ты ведь не можешь найти объяснение подобной метаморфозе, так почему ты решила, что тебе под силу избавиться от них?

Хочу предупредить тебя на счет очередного глупейшего поступка на который ты решилась. Брось эту затею. Ты от себя никуда не денешься. Прислушайся ко мне хоть в этот раз – не уродуй себя и не делай еще хуже. Я видел людей выживших в пожарах, жуткое зрелище. Постарайся все понять, принять, обо всем поразмыслить. Ты не сможешь скрыться от себя в загробном мире, это тоже не в твоей власти.

Внученька, услышь меня – ЖИВИ. Не истязай себя тяжелыми размышлениями. Когда ты поймешь суть своего пребывания в этом мире, ты сможешь уберечь многих от глупых и необдуманных поступков, подобных твоему. Тебе не просто так дарованы крылья. Ты должна носить их с высоко поднятой головой, в которую время от времени вкладывают нужную информацию кажущуюся тебе кошмаром. Но это не так. Внученька, всему свое время, позволь ему прийти.

Сейчас же хочу поведать тебе одну историю, которая избавит тебя от многих вопросов, их просто не станет, и подтолкнет к более светлым размышлениям. Глубоко надеюсь, хоть немного успокоить тебя.

Твои биологические родители обычные смертные люди. Не засоряй голову разными небылицами – ты не дочь богов, как предполагают некоторые журналисты. Сложившееся за годы твое личное мнение о них чистая правда – они оба простые бессердечные люди. Моя внучка (твоя мать) не даст тебе ответов ни на один из твоих вопросов, она просто их не знает. Отец давно покойник.

 Правду открою тебе я, мне, наконец, разрешили это сделать.

Жила-была ничем не примечательная семейная пара. Где-то работали, о чем-то мечтали, на что-то надеялись. Случайно выяснилось, что он бесплоден. Так же случайно узнали о ЕЕ беременности. ОНА не сумела доказать свою верность. ОН категорически отказывался верить в чудеса. ОНА решила избавиться от ребенка ставшим плодом раздора, ОН – уйти от НЕЕ.

Ребенок оказался слишком живучим. ОНА рожает и отказывается становиться ему мамой, покинув на пороге приюта, но это не спасает ИХ, бесплодный в конечном итоге, брак.

Это конец одной истории и начало другой.

Девочка росла смышленой, крепкой, доброй. Человечность и способность сострадать, любить и прощать, быть сильной и побеждать – вот что текло в ее жилах, не смотря на детдомовское детство не слишком веселую юность и деспотичных приемных родителей. Таких, скажешь, много – да. Но выбор пал на тебя, по каким причинам не известно даже мне. Единственное, что я знаю – это связано с твоим далеким прошлым, точнее твоими прошлыми жизнями.

Ты и представить себе не можешь, как долго шла подготовка к твоему первому… ну, назовем его «сновидению». А когда тебе было решено даровать крылья, не придумали никакого гуманного способа это сделать. Люди так устроены, что им проще один раз увидеть, чем сто раз услышать. Они просто начали у тебя расти, как и сила, которую ты получила вместе с ними и это не только способность видеть ближайшее чужое будущее. С каждым днем твои силы растут и ты чувствуешь это так же отчетливо, как и рост крыльев. Кстати говоря, могу тебя успокоить, они больше не будут беспокоить тебя, так как больше не растут.

Дальше ты знаешь все, о том, что с тобой произошло. Не знаешь – с какой целью. Внесу немного ясности.

Чтобы в дальнейшем помогать людям справляться с их болью, ты должна понимать то, что они чувствуют. Иногда мало сказать «я знаю, как тебе сейчас».  Люди не верят ПУСТЫМ словам, они должны видеть свою боль в твоих глазах. А ты никогда не сможешь понять человека, который не знает, как ему жить дальше, после потери любимого, родителей, друга, пока сама через это не пройдешь. Именно по этой причине ты, нет, тебе предоставили возможность прочувствовать ВСЁ. Но не более.

К событиям последних дней никто кроме тебя самой не причастен. Никто не собирался превращать твою жизнь в Ад, как ты считаешь. Но и никто не гарантирует тебе Рай на Земле.

К происходящему нужно относиться только как к происходящему. К случившемуся, как к прошлому, которое не изменишь. А будущее каждого из нас зависит от каждого из нас. Человеку даны пути, а он уж выбирает, по какому из них шагать. Выбор всегда остается за самими людьми, если это не касается смерти. Хотя с каждым годом все большее количество людей берет на себя и это.

В общем, не стану запутывать тебя еще больше. Того, что я изложил, уже в избытке хватит на не один взрыв в твоей голове. Если конкретно – Сара, не пытайся свести счеты с жизнью, тело изуродуешь, станешь калекой, в полной мере прочувствуешь огонь на коже и не только, но не умрешь. Это я тебе точно говорю. Думаю, ты уже должна понять – мне нет смысла обманывать тебя. Я желаю тебе только лучшего.

ПРИМИ, ПОЙМИ, РАЗВИВАЙ – эти слова должны стать девизом для тебя на ближайшее время. То, что у меня не получилось передать словами, многого я и сам не знаю, ты совсем скоро увидишь во сне, после которого во всем разберешься.

С любовью, твой прадедушка Гавриил».

Мысли, слова и образы, в который раз перепутались в моей голове. Одно я уяснила точно – поджигать себя не стоит. Влачить свое существование в еще более уродливом обличье нежели сейчас будет чересчур.

– Неужели мне даже умереть не дадут? И почему, скажите, все вокруг твердят, что я кому-то что-то должна? – кричу в потолок, который ни в чем не виноват. – Почему это я ДОЛЖНА спасать чужие души, когда и свою-то, которую неделю подряд, не могу вытащить из беспросветной черной дыры? Почему я?..

Сижу в полумраке собственной комнаты час, два, а может десять, не знаю. Вот только сил подняться с дивана и сделать хоть что-то, просто нет. Как оказалось – у меня отобрали не только право на собственную жизнь, а даже на смерть.

Нахожу в кармане куртки мобильный.

Галерея.

Масик.

– Как же я тебе сейчас завидую…

Целую любимую улыбку. Большим пальцем касаюсь до боли знакомых черт лица. Опять целую. Прижимаю телефон к груди и сворачиваюсь на диване привычным клубочком. Огромные крылья тут же накрывают меня, нежно и ласково, как должно быть любящие мамы укутывают перед сном своих малышей, но мне это не знакомо. Иногда так делал Макс, но и этого уже никогда не будет. Крылья мое проклятие, но, похоже, это то немногое, что у меня осталось.

Выбора нет. Выхода нет. Принять, понять, развивать.

Что ж, попробуем, терять мне нечего, а если жить предстоит не столько, сколько хочется, а сколько кем-то там отведено, нужно занять это время чем-то, пусть даже и принятием себя такой, какая есть. Вот только не сегодня. Сил нет. Для одного дня слишком много впечатлений и потрясений. Глаза закрываются сами по себе.

                                Глава 31

– Что за бред ты несешь?

– Это не бред. Просто все случилось не так, как ты ожидала, поэтому тебе сейчас тяжело понять, что на этом жизнь не заканчивается…

– Что ты такое говоришь? Чего я ожидала? Ты считаешь, что я растила ребенка, представляя себе ее смерть, так, что ли?

– Нет, конечно, просто все привыкли, что родители уходят первыми, а не дети. Но…

– Послушай меня, милочка. Я не знаю, какой червяк съел твой мозг и точит твое гнилое сердце, но ты не вправе раскрывать свою пасть. Я растила свою Дэйю шесть лет! Я вскормила ее вот этой самой грудью, когда мне самой доставалось не больше одного черствого куска хлеба на день. Я заплетала ей косы вот этими руками. Я читала ей сказки тем же ртом, из которого сейчас на тебя обрушиваются самые скверные слова. Да простит меня за это господь. Я любила ее тем самым сердцем, которого у меня больше нет. И ты берешься объяснить мне, что на этом моя жизнь не заканчивается?

Высокая темнокожая женщина лет тридцати с небольшим красноречиво сопровождает каждое свое слово жестом, я же скромно стою напротив, терпеливо выслушивая оскорбления.

Я мулатка. Моя кожа – шоколад. Мои глаза – уголь. Мои волосы – ночь. Мои губы – мясистый сочный помидор. Тело подтянутое, но вместе с тем упитанное, лоснящееся, как у водяной выдры. Одета я так же скромно, как и моя собеседница – в серый льняной сарафан без бретелей, перетянутый на талии грубой веревкой выполняющей функции пояса, и старенькие вьетнамки. Я – не я, но в то же время понимаю, что это Я.

Местность мне знакома, я уже бывала здесь ранее, только не наяву. В прошлый раз, когда имела возможность наблюдать за красотой практически девственной природы, на этом самом берегу бабочка унесла на своих прекрасных крыльях жизнь маленькой девочки с глазами самого черного кофе и звонким заразительным смехом. Сейчас же, судя по всему, я общалась с ее матерью.

В этот раз я не вижу ни золотого песка, ни бескрайнего неба, ни кусочка морской глади. Я в одном из тех самых домиков, которые в прошлый раз только имела возможность заприметить в сказочно красивой зелени.

Интерьер в доме достаточно прост, но в то же время все гармонично и со вкусом подобрано. Вся мебель из натурального дерева: многочисленные пуфики, журнальный столик, кресла, диван, шкафчики и полочки. Крышу покрывает какая-то сушеная трава, стены из тонких бревен, но их не много, остальное либо стекло, либо открытое пространство. Скорее всего, это домик отдыхающих, сбежавших от суеты мегаполисов в минимально цивилизованные края. Я нахожусь на каком-то курортном острове далеко не для среднестатистических жителей, и моя собеседница совершенно точно просто работница в этом экзотическом раю, не более.

– Ния, как же ты не понимаешь – твоей Дэйе было предначертано прожить столько… – странно слышать из собственных, пусть и не совсем моих губ, имя женщины, которую я видела впервые в жизни. Наверное, девушка, речью которой я пользуюсь знает эту даму. Думаю, МЫ, то есть эти две чернокожие женщины хорошие знакомые, может быть даже подруги и точно сотрудницы.

– Хочешь о судьбе поговорить? Давай поговорим. – Единственная часть тела чернокожей дамы, которая не излучала гнев, были глаза. Они не могут что-то излучать так-как были мертвы уже который день. – Ей значит «предначертано»? А что предначертано мне? Жить с вырванным сердцем или умереть перерезав себе глотку? Что скажешь?

– Я не знаю. – Шепчу я. – Я не могу этого знать.

– Так откуда же тебе известно о том, что было предначертано моей малышке, моей Дэйе?

– Я не могу этого знать. Но если это произошло, значит, так должно было произойти. А самоубийство это твой осознанный выбор, а не судьба. Вот в чем разница.

– А откуда тебе это знать? Может это и есть мой путь? Может мне так предначертано и от судьбы не уйти? – вызывающе проговаривает Ния.

Но я готова отбивать атаку.

– Нам могут быть предначертаны и уготованы многие вещи, но смерть от собственных рук мы всегда выбираем сами.

– Посмотрите, какая умная! А ответь мне Тикито еще на несколько вопросов – глаза женщины зловеще сузились, – у тебя есть дети? Ты когда-нибудь чувствовала биение другого сердца рядом со своим так близко, как будто у тебя просто на просто выросло второе? Ты когда-нибудь слышала самые важные слова в нашей жизни «я люблю тебя» не из уст озабоченного мужлана, который таким образом решил подстраховаться, чтоб ты наверняка дала, а искренние и абсолютно безвозмездные?

Сначала я оторопела от собственного забавного имени – Тикито. Непривычно, но я не берусь поправлять Нию. По каким-то причинам я нахожусь сейчас здесь в подобном обличье, значит так нужно.

– Ответ на все твои вопросы у меня один – НЕТ.

Ухмылка на большом темном лице, все равно что блеск молнии в бездне.

– Я не удивлена, веришь. Я знала это с первой минуты, как только ты начала нести весь этот бред. Ты не можешь понять моего горя, и я не виню тебя за это. В этом случае я соглашусь с тобой – всему свое время, а мое почти пришло. Помяну свою девочку в сорок дней по-человечески и отправлюсь к ней.

– Это вряд ли, – иронично проговариваю я.

– Что именно?

– Что ты отправишься к ней.

– Это почему это? Думаешь, у меня духа не хватит?

Я физически ощущаю иронию на собственном лице, которая не может остаться не замеченной.

– Нет, в этом сомневаться не приходится. Просто… Ты ведь в курсе, что самоубийцы и те, кого призвали по исходу их времени, находятся на разных этажах потустороннего мира? Или ты считаешь, что дочь радостно дожидается тебя в Аду? Ведь в Рай ты однозначно не попадешь, если поступишь так, как надумала.

Женщина вмиг изменилась в лице, похоже, подобную ситуацию она не рассматривала.

– Нет но…

– Нет никаких «НО» и быть не может. Если ты в самом деле любишь свою девочку так сильно, ты не шагнешь туда, где прожив хоть миллионы лет, не сможешь повстречать свою Дэйю. Да, у меня нет детей. Но я бывала на твоем месте и так же как ты готова была шагнуть в пропасть. Но нашелся человек, который остановил меня так же, как это пытаюсь сейчас сделать я. И знаешь, я благодарна ему за это. Я не знаю, что и как устроено в Аду, но сомневаюсь, что там тебе будет позволено хоть что-либо. Посмотреть фотографии своей девочки или обнять ее любимую игрушку и втянуть носом остатки ее аромата, видеть ее во снах или прийти к ней на могилу ты можешь только здесь, а там, вряд ли. На то это место и зовут Адом, а он у каждого свой. И что-то мне подсказывает, что мифические танцы на раскаленных сковородках по сравнению с тем, что ждет тебя там на самом деле – детские забавы.

Я, абсолютно точно, вселилась в тело мулатки, но, судя по моим речам, не в одиночку. Меня никогда не интересовали вопросы о сверхъестественном, тем более о загробных жизнях. Но я так искренне, страстно, и со знанием дела произношу каждое слово, что сама по ходу дела начинаю верить в то, что говорю. По мере того как из меня выливается подобный поток слов, я имею счастье наблюдать, как Ния меняется в лице. На смену гневу приходит замешательство. Полную уверенность в единственно верном решении заменяет испуг. В мертвых глазах что-то шевельнулось, хотя тяжело судить, что именно.

Глаза женщины испуганно мечутся, дыхание участилось, как и удары сердца, которые слышны даже мне.

– Я никогда не размышляла над тем, что хочу с собой сделать, с этой стороны… Я просто хотела быть рядом со своей девочкой… – грозная с виду женщина растаяла. Из глаз покатились слезы. – Я не хочу так, как ты говоришь. Я не хочу так…

– ТАК – никто не хочет, просто мало кто о подобном думает.

Обнимаю Нию. Чувствую как под моими руками содрогается большая каменная глыба, которая постепенно превращается в мягкий податливый пластилин.

– Что же мне тогда делать?

– Жить. Просто жить, большего от тебя никто не требует.

– Но как жить без сердца?

– А с чего ты взяла, что его у тебя больше нет? По-моему, я четко слышу его удары. Оно сильно пострадало и работает с перебоями, но ждет подходящего момента, чтоб его запустили в полную мощь новые сильные эмоции, чувства, любовь. И это обязательно произойдет.

– А если нет? – Ния затаила дыхание.

– «Если» – в твоей жизни не произойдет, верь мне.

Прикрываю глаза, мир тут же переворачивается.

Мои руки резко опускаются. В объятиях больше никого нет.

Я будто стою в стороне и вижу, как все та же Ния, прижимает к груди малыша. Ребенок довольно потягивает из маминой груди молоко. Женщина сидит на золотом песке знакомого мне побережья и со счастливой улыбкой на губах одновременно наблюдает за двумя необыкновенными и прекрасными процессами – закатом и кормлением частички себя.

– Милая, я заждался вас уже.

На песок рядом опускается темнокожий мужчина. Его огромная ладонь ложится на плечи Ние. Его впечатляющие губы, нежно касаются женской щеки, а затем опускаются на лоб младенца. Его волосы не густо усыпаны серебром лет, а возле глаз пучками собраны глубокие морщинки. Лицо круглое и добродушное, в глазах забота и любовь. Мужчина не очень молод, но искрится силой и мощью.

– Токи, прости, – женщина дарит в ответ очаровательную улыбку и целует мужчину в щеку, – но я так не хочу прерывать нашу Бахию. Только посмотри, как ей вкусно.

Мужчина с любопытством заглядывается на интимный процесс.

– Еще бы, – Токи многозначительно поднимает брови, – мне бы тоже было вкусно.

– Ну ты и… – Ния легонько толкает супруга плечом.

– Я тоже тебя люблю.

Мужчина притягивает мать своего ребенка к себе сильнее и в этот раз целует ее в сочные губы.

– И почему тебя не было в моей жизни раньше, много раньше… Мне бы хотелось, чтоб именно ты был отцом моей Дэйе. Она бы понравилась тебе.

Голос женщины пронизан тоской, но не пугающей. Она просто мать, которая не забывает о своем погибшем ребенке.

– Милая, я бы тоже хотел иметь такую дочь, как твоя Дэйя и с радостью был бы ей отцом, но… Так, наверное, было угодно господу, чтоб я появился в твоей жизни именно тогда, когда ты больше всего нуждалась в поддержке и заботе. Я не имел счастья быть отцом твоей девочки, но знаешь, она для меня всегда будет дочерью.

Мужчина и женщина снова целуются, а затем исчезают из моего поля зрения.

Я вновь оказываюсь глаза в глаза с Нией, той, которую пытаюсь уговорить не совершать огромную глупость; той, которой сейчас кажется, что жизнь закончена; той, которая даже не догадывается, что ее новое счастье и сердце, не за горами.

На собственных щеках чувствую слезы. Это слезы радости и облегчения, которое мне принесло такое доброе видение.

Говорю следующие слова на столько уверенно и возбужденно, что не поверить мне может только настоящий мертвец.

– Знаешь, а ведь если ты все же выберешь для себя Ад, ты ведь так никогда и не узнаешь, что совсем скоро здесь тебя ждет Рай.

Я вижу, что эта большая темнокожая женщина верит мне, как ребенок, у которого нет причин не доверять любым маминым словам.

                                Глава 32

Такого видеть мне еще не доводилось, но удивляться не приходится. Не знаю, наяву я помогла этой отчаявшейся женщине или просто подсознательно так сильно хотела помочь несчастному ребенку, что все это вылилось в подобное явление. Но теперь я знаю, я не только предвестник смерти, а и жизни, как оказалось. Похоже, я начинаю привыкать к паранормальному и, может быть, прадедушка не ошибся с лозунгом – принять, понять, развивать.

Раскрыть глаза меня заставляют звуки собственного возбужденно грохочущего сердца. Я все еще лежу на полу собственной квартиры и не могу понять – сон это был или явь только в каком-то параллельном измерении. Я все еще продолжаю слышать шум океана и чувствовать запах солнца. Что ж, если в этом высшие силы видят мое предназначение, я согласна. ДАР – значит ДАР. Если и в дальнейшем мои сны будут состоять не только из кошмаров, пожалуй, я смогу это принять.

Лежа в полумраке, начинаю вспоминать собственные слова произнесенные во сне, и только сейчас до меня самой доходит смысл всего, что мой голос передавал темнокожей женщине. Кто-то умирает – и это неизбежно, а кого-то можно спасти – вся суть того, что мне пытался объяснить прадедушка. И только что, в собственном сне, я смогла таки докопаться до этой истины, а не только донести ее до убитой горем матери.

Не смотря на темноту собственной квартиры спровоцированный затянутым черными тучами небом и дождем, чувствую, как в душу проскальзывает маленький лучик надежды что все еще может быть.

В сладостно-довольном состоянии я могла бы проваляться в любимой позе весь день, но в дверь постучали.

Позабыв обо всем, бегу. Широко распахиваю дверь, привычно надеясь никого там не увидеть, но…

– Сара, доброе утро, – за моим порогом стоит идеальная блондинка Алия и виновато прячет взгляд, и я понимаю почему – из одежды на мне только лифчик ну и джинсы, слава богу. – Простите, что так рано.

– Да нет, ничего. Проходи, пожалуйста, и прости за мой внешний вид. Если честно я никого не ждала. Сейчас только что-то наброшу…

Девушка принимает приглашение, но останавливается в коридоре, прямо у ведра с бензином, которое никуда не делось, а жаль. Пока она удивленно шмыгает носом, до меня доходит, что она заметила ведро, но не обратила никакого внимания на возродившиеся крылья.

Поворачиваюсь к Алие спиной и расправляю ИХ, будто потягиваясь. Наблюдаю за ее реакцией, ожидая чего-то восторженно-истеричного, но-о-о ничего не происходит. Девушка смущенно стоит у входа и никаких «Ничего себе» или «Что все это значит», даже самого обыденного «Ах», не слышно.