355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Черных » Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник » Текст книги (страница 11)
Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 20:27

Текст книги "Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник"


Автор книги: Валентин Черных



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

РАССКАЗЫ

МЕЦЕНАТ
Рассказ

Александр Михайлович Тихомиров и его жена Полина собирались в театр. Тихомиров достал из шкафа парадный костюм – черный, старозаветного покроя. Костюм предназначался для торжественных случаев: в район, когда он сидел в президиумах совещаний, в театр, на праздник урожая и для выступлений перед выпускниками средней школы.

Костюм был тяжелым и позванивал нацепленными орденами и медалями. Ордена и медали у Тихомирова были только трудовые: два Трудового Красного Знамени, один «Знак Почета», одна медаль «За трудовое отличие», другая – «За трудовую доблесть». Военных наград у Тихомирова не было, во время войны он был мальчишкой.

К моменту изображаемых событий Тихомирову, следовательно, перевалило за сорок, а его жене было чуть меньше сорока. Женщина она ладная, с хорошей фигурой – она ее сейчас и демонстрировала, стоя перед зеркалом шифоньера, выбирая костюм для театра. Выбрала она темно-синий кримпленовый с белыми лацканами.

Тихомиров проверил, прогорели ли дрова в печке, прикрыл заслонку, закрыл форточку, взял баян, и они с Полиной вышли.

Отъезжавшие стояли группками в три-четыре человека. Отдельно стояли три молоденькие учительницы. И в стороне от всех модистка, красивая, стройная, высокая. Бабы демонстративно не обращали на нее внимания, мужики, наоборот, поглядывали в ее сторону – больно уж она выделялась: все женщины в пальто, а она в куртке, все в платочках, а она распустила густые рыжие волосы по плечам.

У самого автобуса стоял Пехов, мужчина одних лет с Тихомировым и из одного с ним тракторного звена. Он сосредоточенно рассматривал автобусный баллон, стараясь не смотреть в сторону модистки, а его жена, наоборот, не сводила с нее глаз. Модистка же ни на кого не обращала внимания – стояла, подставив лицо яркому весеннему солнцу.

И тут подошел парторг Буянов с женой.

– Если все в сборе, – сказал он, – тогда в путь.

В театре они выделялись. Кроме модистки и учительниц, на всех женщинах были темно-синие с белыми лацканами кримпленовые костюмы. Они напоминали взвод солдат в форме, тем более что держались тесной группой. И колхозные мужчины выделялись темными костюмами с нацепленными орденами и медалями. Многие городские пришли вообще без галстуков, в вязаных жилетах, застиранных штанах. Городские жевали на ходу бутерброды, пили прямо из горлышек бутылок, если не хватало стаканов; смеялись, ни на кого не обращали внимания. Раздался последний звонок, и все хлынули в зал.

На сцене был выстроен почти настоящий класс и стояли настоящие парты. Двое друзей в школьной форме – блондин и брюнет – вели диалог.

– Не понимаю, – говорил брюнет. – И не хочу понимать. Ты же лучший математик в школе. Ты должен поступать в институт.

– Я не могу, – печально отвечал блондин. – Мама болеет, две сестренки, их надо кормить и учить. Мне придется идти работать.

– А почему бы не пойти работать сестрам? – спрашивал брюнет. – Здоровые уже девицы. Учатся плохо, да и не хотят учиться. Они замуж хотят. А ты потеряешь несколько лет. А для математики нужны молодые мозги. У меня тоже братья. Ничего, пусть идут работать, а если хотят учиться, окончат вечернюю школу. Не надо жертв, тем более что эти жертвы никто не оценит. Даже если твои сестры не окончат среднюю школу, мир не много потеряет, рожать они будут и с восьмилетним образованием. А наука лишится блестящего математика.

– Есть еще одно обстоятельство, – печально сказал блондин. – Ты же знаешь, я дружу с Антониной.

– Ну и дружи на здоровье, – сказал брюнет.

– Но дело в том, что она беременна, – сказал блондин.

– Ну и что? – удивился брюнет.

– Она беременна от меня, – сказал блондин. – Она родит через полгода. Какая же учеба с маленьким ребенком?

– Пусть сделает аборт, – сказал брюнет.

– Как можно! – сказал блондин. – Врачи говорят, что если прервать первую беременность, то у нее может никогда не быть детей. Так что выхода у меня пока нет. Ты уезжай поступать, а я останусь.

– Ну и дурак, – сказал брюнет.

– Какой уж есть, – печально ответил блондин. – Извини, но я не могу бросить мать, сестер и Антонину.

– Значит, ты предпочитаешь бросить математику? – спросил брюнет.

Блондин молчал. Заиграла печальная музыка, занавес начал закрываться, в зале вспыхнул свет, и женщины, не ожидая, когда закончатся аплодисменты, бросились во главе с Венькой Ильиным к выходу, чтобы успеть занять очередь в буфете.

Их усилия увенчались успехом, они были первыми, а учительницы и модистка – одними из последних, потому что, наверное, считали, что неприлично бежать опрометью через фойе к буфету. Ну, если вы такие совестливые, постойте.

Полина взяла себе пирожное и лимонад, а Тихомирову пиво и бутерброд с колбасой. Но Тихомиров тоже протянул деньги буфетчице и попросил:

– Четыре ситро и четыре пирожных.

– Ты чего это? – не поняла Полина.

Тихомиров молча составил бутылки на свободном столике и пригласил учительниц и модистку. Учительницы благодарно улыбнулись ему, модистка улыбнулась тоже, одна из учительниц начала было доставать деньги, но Тихомиров остановил ее жестом. Пожелав им приятного аппетита, он вернулся к Полине. За их столиком сидели Пехов с женой.

– Учительницам ладно, но ей-то за что? – спросила Полина.

– Не обеднеешь, – спокойно сказал Тихомиров.

– Да разве в деньгах дело! – задохнулась от ярости Полина. – Если хочешь знать, я могу всем в этом театре купить лимонада и пирожных.

– Всем не надо, – остановил ее порыв Тихомиров.

– Всем, значит, не надо, а ей надо? – уже дрожащим от обиды голосом говорила Полина. – За что же ты меня при всех позоришь?

– А мы сейчас это ситро на ее рыжие патлы выльем, – предложила жена Пехова.

– Не советую, – сказал Тихомиров.

– А что ты ее защищаешь? – начала заводиться жена Пехова. – Может, его эстафету решил принять. – Она кивнула на мужа.

– Молчи! – вдруг почти выкрикнул Пехов.

Присутствующие начали оборачиваться в их сторону.

– Спокойно, – предупредил Тихомиров. – Дома поговорим.

Теперь на сцене был большой роскошный кабинет. За большим столом в модном костюме сидел брюнет и отдавал приказания. Он говорил по селектору, отвечал по телефонам, к нему входили люди, брюнет подписывал бумаги, а с краю длинного стола заседаний тихо сидел блондин в скромном костюме и ждал, когда освободится брюнет. Наконец брюнет сказал секретарше:

– Ни с кем не соединять, никого не пускать.

– Сейчас должны шведы приехать, – напомнила секретарша.

– Пусть ими пока займется мой заместитель, – сказал брюнет и подсел к блондину. – Извини. Расскажи, как на родине-то.

– Все хорошо, – сказал блондин. – Тобой все гордятся.

– А как у тебя? – спрашивал брюнет. – Как сын, как дочь?

– Сын шофером работает, дочь швеей на фабрике. Я все так же бухгалтером на рембазе.

– Давай откровенно, – сказал брюнет. – Ты же проиграл жизнь. Ведь бухгалтером на рембазе мог бы работать любой, а ты ведь был блестящим математиком. Я же тебе в подметки не годился, а видишь: руковожу крупнейшим заводом. Кому были нужны твои жертвы? Кому? С Антониной ты разошелся и женился на другой. Матери ты мог бы помогать даже больше, если бы выучился, потому что заработок ученого и бухгалтера не сравнишь. Конечно, надо думать о других, но еще надо идти и к своей цели. У человека должна быть мечта. И никто не вправе требовать, чтобы мечту приносили в жертву, потому что кому-то это удобно.

Брюнет говорил это с пафосом, и в зале зааплодировали.

…Потом актеры выходили кланяться, их приветствовали аплодисментами. Актеры тоже начали аплодировать, и из зала поднялся наконец толстый лысый мужчина, раскланялся и взмахом руки поднял в зале молодого парня. Тот тоже вышел на сцену и неумело поклонился.

– Это автор, – прокомментировала сидевшая позади Тихомирова девушка.

– Он в нашем пединституте учился, – пояснил молодой человек девушке. – На три курса старше меня.

– Окончил или выгнали? – посмеиваясь, спросила девушка.

– Окончил, вроде, – сказал парень.

– Тогда не гений, – посмеиваясь, сказала девушка. – Гениев обычно выгоняют за неуспеваемость.

Автобус мчался сквозь ночь. Изредка светились окна в деревенских домах, одно-два на всю деревню.

– Барахляный спектакль, – сказал вдруг Венька Ильин. – Все хотят учиться. А кто же на земле работать будет? А этот, с животом, еще доказывает: плюй на всех и иди учись. Скоро и плюнуть будет не на кого. Плюнешь и в начальника попадешь. Все выучились.

Но Ильина не поддержали. Многие уже спали, только на задних сиденьях спорили учительницы. От них доносились слова: «концепция», «сверхзадача», «доминанта»…

Днем Тихомиров, Пехов, Лаптев, Венька Ильин – все члены звена работали в ремонтных мастерских. Во дворе была выстроена отремонтированная уже колхозная техника: комбайны, колесные и гусеничные тракторы, копнитель, плуги, сенокосилки. Техника сияла в свете заходящего весеннего солнца новой краской: желтой, оранжевой, голубой.

Тихомиров запустил тракторный двигатель. Послушал обороты и заглушил.

– Шабаш на сегодня, – сказал он.

Он собрал инструмент, аккуратно сложил его и, накинув куртку, вышел из мастерской.

…Дом модистки был на окраине деревни. Модистка в легкой нейлоновой куртке, спортивных брюках, заправленных в сапоги, пыталась поправить покосившуюся изгородь. Тихомиров поздоровался с ней, прошел было мимо, посмотрел по сторонам, проверив, не смотрят ли, и вернулся. Взял из рук модистки топор, забил покрепче опорный кол и подтянул изгородь.

– Гвозди есть? – спросил он.

Модистка отрицательно покачала головой.

– А проволока?

– Проволоку найду.

Вдвоем дело пошло быстрее, модистка поддерживала, а Тихомиров прикручивал изгородь проволокой к опорным столбам. И тут он увидел проходивших мимо баб.

– Сейчас сообщат Полине, – сказала модистка.

– Сообщат, – согласился Тихомиров, продолжая работать.

…Полина возникла внезапно. Она встала у изгороди, пожирая глазами модистку.

Модистка улыбнулась ей и предложила:

– Заходи, Полина, чаю попьем!

Полина еще несколько секунд молча рассматривала Тихомирова и модистку, потом так же молча повернулась и зашагала к правлению.

– Испугалась? – спросил Тихомиров.

– Нет, – ответила модистка.

– Могла и наброситься на тебя.

– Ты защитил бы.

– Само собой, уж не допустил бы, – сказал Тихомиров. – Я, пожалуй, пойду…

…Тихомиров шел по улице.

– Александр Михайлович, – окликнули его.

Тихомиров обернулся. К нему бежала секретарша председателя колхоза Марина.

– Вас в контору вызывают. К Буянову.

Тихомиров медленно приближался к конторе колхоза. Из конторы вышла Полина и, отвернувшись, прошла мимо.

Тихомиров вытер ноги о половик и вошел в кабинет парторга Буянова.

– Садись, – пригласил Буянов и поинтересовался: – Как с ремонтом?

– Нормально, – ответил Тихомиров. – Считай, закончили. Дня два на всякую мелочь осталось.

Некоторое время они посидели молча. Потом Буянов достал из папки лист и начал читать:

– «Семья – это ячейка государства! И мы эту ячейку должны оберегать. А Веригина, аморальная личность по кличке Модистка, беспринципно разрушает семью Пехова, и поэтому мы, общественность, выражаем ей свое несогласие, недовольство, презрение и требуем, чтобы она покинула пределы нашего колхоза». Всего двадцать восемь подписей. Сегодня утром принесли. А сейчас твоя Полина прибегала. Что будем делать?

– Я не знаю, – сказал Тихомиров. – Ты парторг, ты и решай.

– А ты член бюро, – сказал Буянов. – Я с тобой советуюсь. У нас должен быть аргумент, чтобы ответить общественности.

– А что на эту глупость можно ответить? – спросил в свою очередь Тихомиров. – Ты представь, если эта самая общественность однажды выразит тебе свое несогласие и потребует, чтобы ты не жил со своей женой Любкой, а вернулся к своей бывшей жене Аньке Стругалевой?

– Что ты сравнил! – возразил Буянов. – Я с Анькой двадцать два года как разошелся.

– А если б ты сегодня с ней расходился, что бы ты ответил на требование общественности?

– Послал бы ее, естественно, куда следует, – ответил Буянов, но тут же спохватился: – Как зоотехник Буянов… А как секретарь парторганизации, сам понимаешь, не могу. В общем, над проблемой будем думать. А пока пригласим из района лектора по семье и браку, и это будет нашим первым ответом общественности. Не забыл, сегодня из отдела культуры приезжают?

– Не забыл, – сказал Тихомиров.

Тихомиров приближался к клубу. И вдруг он заметил одиноко сидевшего под деревом Пехова. Рядом стояла початая бутылка водки.

– Перестань, – сказал Тихомиров. – Сопьешься.

– Пусть, – ответил Пехов. – Я все равно смысл жизни потерял. Не могу я без нее.

– Тогда возвращайся, – сказал Тихомиров.

– Теперь не примет. Ой, как тяжело мне.

– Это ей тяжело, – сказал Тихомиров. – Против нее вся деревня поднялась, а ты вот в кустах отсиживаешься.

– А что я могу сделать? – спросил Пехов.

– Не знаю. Но делать что-то надо.

В зрительном зале сидела комиссия из районного управления культуры. В комиссию входила пожилая женщина предпенсионного возраста, назовем ее начальницей, и молодая женщина, инспектор. Вместе с ними был только парторг Буянов.

Со сцены из-за закрытого занавеса доносились звуки настраиваемых инструментов. Но вот занавес раздвинулся. На сцене был ансамбль Тихомирова: ударник, бас-гитара, саксофон – и сам Тихомиров с аккордеоном. Солистом был Венька Ильин, чуть в стороне стояли в длинных вечерних платьях две учительницы и модистка. Тихомиров подал знак, ударник выдал оглушительную дробь на своих барабанах, потом эта дробь перешла в ритм, напоминающий звук работающего двигателя. Под этот ритм подстроился весь ансамбль, и Ильин запел.

Песни в фильме, по моему убеждению, должны быть сюжетными. Эта, например, о тракторах. Какое облегчение, с одной стороны, приносит трактор! С другой стороны, он так грохочет, что трактористы говорят на повышенных тонах, со стороны может показаться, что они ругаются, а на самом деле они просто немножко оглохли. С одной стороны, хороший заработок, а с другой – сплошной радикулит, потому что кабину продувает. Летом на тракторе жарко, а зимой холодно. Сейчас на трактор призывают женщин. Это хорошо, потому что трактористов не хватает, и вообще у нас равноправие. С другой стороны, на тракторе такая вибрация, что для женского организма это очень плохо. С одной стороны, сегодня мы больше запашем, а с другой стороны, завтра могут родиться дети с дефектами. Вывод был с одной стороны: пора делать хорошие тракторы.

Начальница что-то быстро писала в блокнот, молодая инспекторша, не выдержав, хохотала, а парторг Буянов поглядывал на ту и на другую, пытаясь определить реакцию комиссии, чтобы сориентироваться.

Потом обсуждали программу. По одну сторону стола сидели начальница и инспектор, по другую – Тихомиров, его ансамбль и парторг Буянов.

– Не скрою, – говорила начальница, – ваша программа произвела на меня более чем странное впечатление. Я уважаю Александра Михайловича как руководителя художественной самодеятельности, но он ведь еще выступает в роли композитора и поэта.

– А что, нельзя, что ли? – спросил Венька. – Что, постановление такое есть? Наоборот, у нас поощряется совмещение профессий. Вот я, к примеру, и тракторист, и комбайнер, и шофер.

– Ради Бога, – сказала начальница. – Никто не запрещает. Но ведь у нас есть прекрасные композиторы. Например: Фрадкин, Френкель, Флярковский, Шаинский, Колмановский. Вам что, они не нравятся?

– Ну почему же! – возразил Тихомиров. – Хорошие ребята. Но их все исполняют. И по радио, и по телевидению. А нам хотелось исполнить такое, какое только у нас, а у других нет.

– Но это не критерий, – возразила начальница. – Свое, чужое. Всё наше. И все имеют право брать из копилки культуры.

– Из копилки берут, когда своего не хватает, – снова встрял Венька Ильин. – А у нас свое есть. И еще вы ошиблись. – Ильин ткнул пальцем в программу. – Песню про трактор написал я, так что Михалыч не все сам делает.

– Ах, значит, вы написали? – воскликнула начальница. – Вы что, газет не читаете? А газеты призывают: девушки, на трактор! А вы, значит, против призывов партии и правительства?

– Он член партии и не может быть против призывов, – вставил парторг Буянов.

– Ах так! – обрадовалась начальница. – Тогда будем разговаривать как коммунист с коммунистом.

– Давайте, – согласился Венька. – Между прочим, в песне я не против, чтобы женщина работала на тракторе. Но женщине надо давать только легкие трактора, скажем «Беларусь», а на тяжелых им работать нельзя.

– Поймите, – возразила начальница, – песни о тракторах не предмет для искусства.

– А что предмет? – спросил Венька и запел модную в этом сезоне песню: – «Облака, облака, облака, никогда, никогда, никогда, и всегда, всегда, всегда любовь». Это, что ли, предмет?

По-видимому, начальница поняла, что с Венькой ей не справиться.

– Тогда я хочу выслушать мнение секретаря партийной организации, – сказала начальница.

Буянов задумался, полистал блокнот со своими записями и наконец изрек:

– У секретаря партийной организации мнения нет.

– Как это нет? – удивилась начальница.

– Нет, и все, – сказал Буянов. – А почему это у секретаря должно быть мнение по каждому поводу? Это несерьезный подход. Я подумаю, осмыслю, посоветуюсь. Лично мне, например, песни нравятся. Хорошие песни и душевные.

– Значит, ваше мнение, что песни хорошие и душевные? – уточнила начальница.

– Это мнение зоотехника Михаила Петровича Буянова, – подтвердил Буянов. – А мнения секретаря партийной организации Буянова пока нет. Но будет.

– Да, – сказала начальница, – ситуация.

И тут взял слово Тихомиров:

– Мы благодарим комиссию за ценный разбор. Мы учтем все замечания к вашему следующему приезду. А теперь всех прошу к столу пить чай. Когда вы еще доберетесь до дому!

– Чаю я бы выпила, – высказала наконец свое мнение инспектор.

И всем сразу стало легче. И все двинулись к кабинету директора клуба, в котором был накрыт стол. Тихомиров и Венька замыкали шествие.

– С этого надо было начинать, – резюмировал Венька. – Поначалу пропустили бы по рюмашке и были бы сговорчивее.

…Подобревшую комиссию усадили в «газик».

– С удовольствием приедем еще раз, – на прощание сказала начальница.

– С нетерпением будем ждать, – заверил ее Тихомиров.

– А ты чего им поддался? – начал снова Венька, когда комиссия отъехала.

– А кто тебе сказал, что я поддался? – удивился Тихомиров. – Чуть-чуть подправишь для видимости, приедут во второй раз и примут.

– А если «чуть-чуть» не пройдет? – не унимался Венька.

– Еще раз попросим приехать, – спокойно пояснил Тихомиров. – В конце концов им надоест ездить.

– А если упрутся? – допытывался Венька.

– Тогда попросим область рассудить нас.

– А если область их поддержит?

– Тогда обратимся выше. Кто-то должен не выдержать, устать и сдаться…

Учительницы жили ближе всех к клубу и отошли первыми. Потом ушли Венька и музыканты. У своего дома распрощался Буянов, Тихомиров поколебался, но все-таки пошел с модисткой дальше. Было по-весеннему светло, и они были видны отовсюду: из домов, из дворов, из магазина – стандартной коробки с витриной на всю стену, в которой ничего не выставлено. Модистка будто и не замечала этих взглядов и шла спокойно и гордо. Тихомиров топал рядом, стараясь не смотреть по сторонам.

– А может, пригласить нам писателя? – вдруг спросил Тихомиров. – Ну, того, что пьесу написал. Пусть бы он выступил, разъяснил.

– А зачем приглашать? – удивилась модистка. – Ничего он нового не скажет. Все, что он хотел сказать, он в пьесе сказал.

– В общем-то конечно, – согласился Тихомиров. – Но может, посоветуемся с ним по твоему вопросу с Пеховым?

Модистка махнула рукой:

– Советуй тут, не советуй, не могу я без него. Затмение на меня нашло. Так и тянет к его дому, чтобы только увидеть его. Иногда по три раза за вечер прохожу мимо. Смеются надо мной бабы. Я думаю, его жене однажды надоест, возьмет она ружье и застрелит меня – поверь, есть у меня такое предчувствие. И пусть застрелит.

– Перестань глупости говорить, – оборвал ее Тихомиров. – Безвыходных положений не бывает. Найдем выход.

…Дом Тихомирова оказался закрытым изнутри. Тихомиров дернул посильнее, и крючок соскочил, но дверь из комнаты тоже оказалась запертой и не поддавалась.

– Полина, – попросил Тихомиров, – открой.

– Не открою, – ответила Полина из-за двери. – Иди к своей любовнице.

– Не дури, – просил Тихомиров. – Не ломать же дверь.

– Попробуй только, – пригрозила Полина. – Милицию вызову.

Тихомиров потоптался возле закрытой двери, потом достал с чердака тулуп и пошел на сеновал. Здесь на шестах сидели куры, лениво жевала свою жвачку корова, за стеной в хлеву сонно похрапывала свинья. Тихомиров еще некоторое время посидел во дворе, выкурил папиросу, рассматривая высокие звезды, завернулся в тулуп и закрыл глаза.

На следующий день в мастерских опробовали отремонтированные тракторы. Во дворе расставили чурки от городков, и Тихомиров начал выписывать восьмерки среди неустойчивых чурок. Весь сложный путь он проделал, не свалив ни одной. Тракторист он был высочайшего класса. Потом тракторы выстроились на «линейку готовности».

Тихомиров медленно подошел к дому. Осторожно дернул за ручку, и, к его удивлению, дверь открылась. Он вошел в кухню. За столом сидели Полина и дочь Анна.

– Привет, – сказала Анна отцу. – Садись ужинать. – И она придвинула к столу табурет.

– А меня теперь дома не кормят, – Тихомиров продолжал стоять.

– Опять, значит? – спросила дочь.

– Опять, – подтвердил отец. – Вчера не впустила в дом, забаррикадировалась.

– Да она террористка! – ужаснулась дочь. – Нет, мать, это не метод. Ну что такое закрыться в доме? Так внимание общественности не привлечешь. Ты уж лучше закройся в конторе и заложниками возьми председателя и главного бухгалтера. Тогда работа в колхозе остановится, и уж тут у Тихомирова спокойная жизнь закончится.

– Она у него и так закончилась, – сказала Полина. – Пока не перестанет помогать модистке, у нас с ним война. Такое мое условие.

– А как же мне быть? – спросила Анна. – Я материю купила, хотела модистке платье заказать. Как ни крути, лучше ее портнихи в районе нет.

– В область езжай, – сказала Полина.

– Ну что ж, отец, – подвела итог разговора Анна. – Мать явно свихнулась, будем определять ее в психбольницу.

– Неизвестно еще, кто кого определит, – сказала Полина.

– Ну, в этом врачи разберутся. – И Анна, взяв сверток с материей, стала надевать плащ.

– Пойдешь к модистке, – предупредила Полина, – домой не пущу.

– Попробуй, – спокойно сказала Анна. – Закроешься – все окна побью. Ты меня знаешь, если я пообещала, я сделаю. Я уже не говорю, что позор будет на всю деревню, еще и стекол рублей на двадцать купишь. Я тебе не отец, со мной терроризм не пройдет. – И Анна вышла, хлопнув дверью.

Утром отец и дочь завтракали.

– Она что, бастует? – спросила Анна, кивнув на закрытую дверь.

– Сами разберемся, – сказал Тихомиров и поинтересовался: – Ты скажи лучше, чего Михаил не приезжает. Надо ведь все о свадьбе обговорить.

– А свадьбы не будет, – ответила Анна.

– А чего ты думала, когда заявление в загс подавали? – спросил Тихомиров.

– Какое это сейчас имеет значение, что я думала тогда?

– Хороший он парень.

– Хороший, – согласилась Анна. – Но я поняла, что не люблю его.

Потом Тихомиров провожал Анну до автобуса. У автобуса уже скопились деревенские с мешками и корзинами. Шофер открыл дверь, и все бросились в автобус, стараясь занять место поудобнее. Последней в автобус вошла модистка.

– Если что, – сказал Тихомиров дочери, – поживи дома. Сейчас автобусы по расписанию ходят, из деревни многие на работу в райцентр ездят.

Анна благодарно ткнулась лицом в отцовский ватник.

– Ничего, ничего, – утешал он ее. – Перемелется – мука будет. – И осторожно погладил волосы дочери.

Анна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы отцу и поднялась в автобус.

Тихомирова вызвали в контору к председателю. Здесь же сидел парторг Буянов.

– Собирайся в область, – сказал председатель Тихомирову. – Получишь запчасти в «Сельхозтехнике». – Оглядев замасленный ватник Тихомирова, он добавил: – Оденься по-парадному, по кабинетам начальства будешь ходить.

Затрезвонил телефон. Председатель послушал, чертыхнулся.

– Иду, иду, – сказал он. – Все, выезд через полчаса, – повернулся он к Тихомирову.

– К концу дня только доберемся, – засомневался Тихомиров.

– Что не сделаешь сегодня, закончишь завтра. Командировка на два дня. Все. – И председатель вышел.

– Есть просьба, – сказал Тихомиров.

– Давай, – отозвался Буянов.

– Тот раз мы пьесу смотрели… А писатель наш, местный. Может, пригласим для беседы с народом вместо лектора по семье и браку? Писатель все-таки!

Буянов задумался.

– А что! – одобрил он. – Мысль дельная. Сколько мы лекторов по семье ни приглашаем, все Клара Цеткин да Клара Цеткин и еще Август Бебель. А он парень молодой, современный. Пьесу серьезную написал. Приглашай. С оплатой не обидим. И если хочешь знать, это может стать лучшим ответом нашей общественности.

Тихомиров в черном пальто, черной шляпе и белом шелковом кашне был торжественно важен. Входя в театр, он приподнял шляпу, и вахтерша его беспрепятственно пропустила.

В приемной директора театра сидела молоденькая секретарша.

– Здравствуйте, – сказал Тихомиров. – Я из колхоза «Стальной конь». Наша общественность решила устроить встречу с писателем Скоробогатовым, пьесу которого мы недавно посмотрели.

Секретарша молча написала адрес на листке бумаги и протянула Тихомирову.

– Идите и пригласите к себе этого местного гения.

– Может, сначала позвонить? – засомневался Тихомиров.

– А у него нет телефона…

Дом был двухэтажным, еще довоенной постройки. Писатель жил в коммунальной квартире, на это указывали четыре кнопки звонков с табличками фамилий. Тихомиров позвонил. Писатель открыл сам. Был он в мятой рубахе и спортивных шароварах и недоуменно смотрел на Тихомирова, по-видимому не понимая, зачем он понадобился этому торжественному человеку во всем черном.

– Я из колхоза «Стальной конь», – отрекомендовался Тихомиров.

Писатель жестом пригласил его войти. Комната была небольшой, из обстановки были стол, пишущая машинка, раскладушка, два стула и три книжные полки, поставленные одна на другую. Еще в одном из углов возвышалась какая-то кипа, прикрытая брезентом.

Писатель снял со стола машинку, сел на стул, а на второй пригласил сесть Тихомирова.

– Слушаю вас.

– Нам очень понравилась ваша пьеса «Еще не вечер», – сказал Тихомиров.

– Хорошая пьеса, – подтвердил писатель.

– Поэтому я и приехал к вам посоветоваться, – сказал Тихомиров. – По жизненно важным вопросам.

– А почему ко мне?

– Я понимаю так, – объяснил Тихомиров. – Если что болит в теле, идешь к врачам. К ухо-горло-носу. Или к урологу. А вот как жить человеку, какое правильное решение принять, тут тоже должен быть специалист. И это – писатель.

– Вы правильно считаете. Писателей в свое время называли «инженерами человеческих душ».

– Вот я и решил посоветоваться с вами, – сказал Тихомиров. – По поводу себя, по поводу жены, по поводу одной женщины и по поводу моей дочери.

Писатель окинул Тихомирова внимательным взглядом.

– Ни в одном глазу, – поняв значение этого взгляда, сказал Тихомиров. – Я вообще редко пью. По праздникам или за компанию.

– А может, вам все-таки в райком обратиться? – предложил писатель. – Они знают местные условия и могут дать более правильный совет.

– Нет! – подумав, отказался Тихомиров. – В райком ходят по другим вопросам, по которым есть твердые установки… Но вы не беспокойтесь. Мы вам заплатим.

– За что? – спросил писатель.

– За советы. Адвокатам же платят за советы.

– За советы я денег не беру. Правда, до сегодняшнего дня никто мне их и не предлагал. Ладно. Попробуем разобраться в ваших ситуациях. Вы посидите, я сейчас… – Писатель вышел в коридор.

Тихомиров слышал, как он стучал в соседнюю комнату. Там, по-видимому, никого не оказалось. Тогда писатель стал стучать в другую дверь. Ему ответил старушечий голос. Писатель о чем-то спросил.

– Громче говори, – требовала старуха.

– Червонец дайте, – громко сказал писатель. – Вечером верну.

– Не дам, – сказала старуха. – Прошлый раз три рубля почти неделю не отдавал.

– Евдокия Петровна! – почти кричал писатель. – Друг ко мне приехал, уважить я его должен.

– Сегодня твоя очередь коридор мыть и туалет. Почему не моешь?

– Помою, – пообещал писатель. – Выручи, Евдокия Петровна.

– Не дам. – И Тихомиров услышал, как захлопнулась дверь.

Писатель вернулся не то чтобы растерянным, но немного смущенным.

– Извините, – сказал Тихомиров. – Я так думаю, на сухую какой разговор? Может, я сбегаю, возьму чего?

– Нет уж, – сказал писатель. – Вы мой гость. Я вас приглашаю в ресторан. Пообедаем и все обсудим. – Писатель достал галстук, повязал его, пригладил углы воротника рубашки. – Пошли, – решительно сказал он. – Вперед и выше. Шире размах прыжков в воду.

На улице решительность писателя поубавилась. Он шел нарочито медленно, поглядывая по сторонам.

– Подождите меня минуту, – попросил он Тихомирова, бросившись к человеку на противоположной стороне улицы.

Тихомиров видел, как жестикулировал писатель, что-то доказывая. Молодой мужчина выслушал, засунул руку в карман, вынул оттуда мелочь и показал писателю. Писатель махнул рукой и вернулся к Тихомирову.

– Приятель, – пояснил он Тихомирову. – Почти друг.

Показалась вывеска ресторана, и писатель еще больше замедлил шаг.

– Извините. – Писатель, по-видимому, увидел еще одного приятеля. Последовал короткий разговор, и приятель достал из кармана трехрублевку. Писатель вернулся к Тихомирову приободренным.

Меж тем вывеска ресторана все приближалась. Писатель еще замедлил шаги, особенно тщательно всматриваясь в каждого прохожего, но приятелей больше не попадалось. И тогда Тихомиров решился:

– Что же получается? Я отнимаю ваше драгоценное время, а вы меня еще к тому же ведете в ресторан. Нет! Пусть решит фортуна. – Он достал пятак. – Если орел, вы меня приглашаете, если решка, приглашаю я, а вы, соответственно, в следующий раз.

Тихомиров подбросил пятак. Пятак несколько раз подпрыгнул и лег орлом. Тихомиров бросился к монете и радостно сообщил:

– Решка!

И писатель вздохнул с облегчением.

– Ладно, – сказал он. – Через неделю я дам ответный обед.

Ресторан в эти предвечерние часы был почти пустым. Официант расставил закуску, разлил водку.

– За знакомство, – сказал писатель. – Виктор, – и протянул руку.

– Александр Михайлович, – сказал Тихомиров. Они пожали друг другу руки.

…За окнами стемнело. В зале ресторана включили свет. На эстраде рассаживались музыканты.

Писатель отложил вилку.

– Значит, так. Приступаем к разбору вашей ситуации. Есть жена, дочь, и появляется другая женщина, к которой вы неравнодушны. Так?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю