Текст книги "Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика"

Автор книги: Валентин Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

^{Вита Магда в поисках правды добралась до приемной самого товарища Ворошилова. 1953 г.}

Здесь мы усложнили задачу, увеличив количество вопросов и поставив под сомнение законность призыва наших мужей в армию без их согласия. Тем более, что Витя Караванский в кадрах уже свое отслужил.

Проникнуть в приемную председателя Президиума было значительно сложнее, чем в Министерство. В первом эшелоне приемной, на самом входе в величественное здание, мы предстали перед молодым человеком. Он вежливо спросил, по какому делу мы пришли, терпеливо выслушал наши объяснения и также вежливо объяснил, что все это нужно изложить в письменном виде.

Я вынула из папки несколько листков своего заявления и протянула их референту. В заявлении подробно излагались обстоятельства дела и мои претензии к советской власти. Молодой человек стал читать текст. Его серьезное лицо иногда озарялось улыбкой, иногда становилось скучным. Особенно его развеселили строки, в которых я задавала вопрос, где в Конституции записано, что после окончания высшего учебного заведения можно насильно забирать в армию.

Но человек он был, видимо, неплохой, в чем-то нам даже сочувствовал, и потому шепотом посоветовал быть терпеливыми и настойчивыми, так как впереди нас будет ожидать полное непонимание и сплошные отказы. Заявление на имя товарища Ворошилова надо переписать заново, сократить его и более четко отразить суть прошения. Именно – прошения, а не заявления. Заявлять что-то товарищу Ворошилову он бы не советовал.

Все же нам удалось пробиться на второй этаж в приемную председателя Президиума. Здесь нас встретила женщина, строгость которой могла соперничать только с ее недоступностью. Досадливо и нетерпеливо она выслушала нашу, теперь уже, просьбу и попыталась жестко и бесцеремонно разбить в пух и прах наши построения. Но мы стояли на своем – хотим работать с мужьями, и – все. И все же, дама позволила нам пройти в кабинет начальника приемной.

Встретил нас дядечка в белоснежной рубашке с голубыми подтяжками. В руках у него был подстаканник с крепким чаем, на лице – очаровательная улыбка. Он выслушал уже хорошо отрепетированную речь и вышел из-за стола. Дядечка решил, видимо, несколько отвлечься от больших государственных дел и поговорить по душам с провинциальными «дурочками». «А почему бы вам, дорогие девочки, не получить назначение на целину? – лукаво подмигнул он глазом. – Там сейчас нужны инженеры-электрики».

«Мы согласны ехать поднимать целину, но только с мужьями. Объясните, по какому праву их забрали в армию без согласия?»

Настроение высокого чиновника начинало портиться. Он стал нервничать и нетерпеливо позвякивать ложечкой в стакане:

«Сейчас идет большое сокращение Советской Армии. Мы сокращаем армию количественно, но мы укрепляем ее качественно молодыми квалифицированными специалистами. Вот получат ваши мужья назначения куда-нибудь в Сибирь, – и поезжайте с ними. А по таким вопросам в приемную председателя Президиума Верховного Совета приходить, по меньшей мере, смешно. Если у вас все, то – до свидания».

«Нам бы к товарищу Ворошилову на прием попасть…» – робко протянула Люся.

«Товарищ Ворошилов сейчас не принимает, он – на даче. До свидания, дорогие дамы», – и белая рубашка повернулась к нам спиной.

Мы с Люсей Караванской сходили еще на Фрунзенскую набережную в здание Министерства Обороны СССР. Но здесь нас без заранее заказанных пропусков вообще на порог не пустили. И тогда нам стало ясно, что в Москве правды мы не найдем. Дальше ходить по инстанциям не было смысла. Разве что – в Министерство среднего машиностроения, но такого, как нам уже объяснили, не существует.

Я и Люся возвратились в Харьков и стали искать работу. Вскоре Караванская поступила на работу на 201-й завод, освоилась там, и через некоторое время туда же работать пошла и я. Люсю с работы не отпустили, а я вот приехала.

А вы, наши дорогие, наслаждались в это время красотами Крыма. Но мы вас и здесь нашли. Если от нас смог товарищ Ворошилов скрыться, то вам это не удастся!..

Вот такую интересную историю о мытарствах в высоких кабинетах столицы рассказала неутомимая и беспокойная Виктория Магда.

Пробыли «декабристки» всего пару дней. Погуляли по сырой Керчи, поднялись на заснеженный Митридат и, прикупив крымских вин, разъехались по домам. Вита – в Харьков, Тамара – в Киев.

* * *

Занятия первого цикла по изучению изделий под названиями «тройка» и «четверка» закончились. Наступило время экзаменов, на которых надо было показать, чему и как мы научились. Их было четыре. Первый – по специальности, второй – по схемам, третий – по проверкам и четвертый – по снаряжению. Экзаменационная комиссия состояла из преподавателя, предмет которого подвергался проверке, нескольких других специалистов, представителя Центра из Москвы и командира Князева.

Все было, как на настоящих экзаменах: билеты, отдельные столики для подготовки и неизбежное волнение. Вот только шпаргалок не было. Их заменяли описания, схемы и инструкции, которые выдавались под расписку в зависимости от содержания билета. Никакие посторонние записи вне специальных блокнотов категорически не допускались.

4 января 1956 года на экзамен по специальности – радиолокационному каналу подрыва изделия – пришел полковник Капустин. Он, как старший по званию и опытный инженер-испытатель, сразу же взял инициативу проведения экзамена в свои руки. После ответа на обязательные вопросы задавал свои – неожиданные и каверзные. Если ответ на его вопрос был нечетким или неполным, с удовольствием дополнял отвечающего и при этом радовался, как ребенок. Он явно гордился и своими доскональными знаниями, и своей ролью на экзамене. Мне он задал несколько дополнительных вопросов и, как мне показалось, ответы его удовлетворили.

Экзамен по специальности успешно сдали все. Да иначе и быть не могло. После институтских экзаменов по распространению радиоволн академику Брауде С. Я. и теоретическим основам радиотехники профессору Кащееву Б. Л. любые экзамены казались легкой викториной. А освоить еще один радиолокатор, которым являлся наш «Вибратор», не представляло никакого труда.

Экзамен по электрическим схемам принимали подполковник Хихоль и майор Тихий. Этот экзамен был посложней, так как охватывал электрические схемы всех блоков изделия в комплексе. Надо было уверенно провести подготовительный или исполнительный сигнал по нескольким листам схем через многочисленные разъемы и соединения. И не только провести, но и указать параметры сигнала на каждом этапе его преобразования. Экзамен длился почти весь день без перерыва на обед. И он был сдан всеми без потерь.

^{Володя Кузнецов, которому на первой медкомиссии сказали: «Здоров, как бык!». 1956 г.}

Экзамен по комплексной проверке изделия на работоспособность на стендах, или так называемый «проигрыш», производился бригадой. Несколько экзаменующихся, выполняя по инструкции команды руководителя бригады, имитировали работу изделия на всех этапах его полета. Одна часть находилась непосредственно у изделия и вызывала срабатывание механических контактных узлов. Другая – сидела у стендов и контролировала на пультах параметры электрических сигналов.

До сих пор помню первые команды, которые я подавал в начале работы: «Правая по полету чека – отрыв!» Стоящий на специальном помосте курсант немедленно отзывался: «Есть, правая по полету чека – отрыв!» – и выдергивал из верхней части корпуса чеку.

При команде: «Вдвинуть и выдвинуть БДВМ!» – вертушку временного реле рукой приводили в движение и слегка прокручивали. Как мы уже знаем, неизбежный подрыв изделия при несанкционированном падении его на землю вызывался одним головным контактным узлом – ГКУ и двумя боковыми контактными узлами – БКУ.

На экзамене имитация их срабатывания вызывалась после команд: «Вызвать срабатывание ГКУ!» и «Вызвать срабатывание БКУ!». Осуществлялось это ударами деревянной колотушки по корпусам этих узлов.

На учебных проигрышах эти операции всегда вызывали оживление, которое майор Бугаенко немедленно пресекал:

– Никаких хиханек и хаханек во время работы с такими ответственными узлами быть не может. Помните, какую операцию вы выполните – взрыв изделия!

Конечно, на экзамене никаких вольностей во время исполнения этих операций не было.

Руководителем бригады на экзамене выпало быть мне. Оценка бригадиру ставилась с учетом соблюдения последовательности и четкости отдачи команд. Оценки членам бригады определялись по правильности выполнения команд и докладов о контролируемых параметрах. На этом экзамене вся наша бригада получила отличные оценки.

Экзамен по снаряжению изделия был тоже групповым. Заключался он в установке капсюлей-детонаторов в тротиловые блоки, окружающие центральную часть. Каждый из 32 капсюлей-детонаторов нужно было осторожно извлечь из упаковки, перенести к изделию, удерживая его обеими руками, и ввинтить на посадочное место. В некоторых труднодоступных местах это сделать было нелегко, потому требовалась особая точность и осторожность движений.

Как это ни странно, но достаточно досконально изучив конструкции двух типов изделий, мы тогда ничего не знали об истории создания этих конструкций. За все месяцы обучения не было прочитано ни одной лекции на эту тему. Все сведения такого рода были закрытыми и недоступными. Оставались только домыслы и предположения. Сейчас уже можно воспроизвести краткую хронологию создания первой советской атомной бомбы РДС-1, составленную по опубликованным материалам последних лет.

Теперь об этом пишут…

Первая советская атомная бомба РДС-1 (хронология создания)

28 сентября 1942 года появилось распоряжение Главного Комитета Обороны № 2352 «Об организации работ по урану». Этому предшествовало получение разведывательных данных об интенсивном развертывании американцами работ по Манхэттенскому проекту, цель которого – создание атомной бомбы.

11 февраля 1943 года ГКО принимает решение об организации Лаборатории № 2 АН СССР для изучения атомной энергии. Руководителем Лаборатории в марте назначен Игорь Васильевич Курчатов. В состав ее вошли: Алиханов А. И., Арцимович А. А., Померанчук И. Я., Флеров Г. Н., Кикоин И. К., Петржак К. А. В 1944 году в Москву возвратился из эвакуации Институт химической физики, в котором работали Зельдович Я. Б. и Харитон Ю. Б. Они пополнили коллектив Лаборатории.

20 августа 1945 года руководство по созданию атомного оружия возлагается на Специальный Комитет при ГКО во главе с Берия Л. П. Его заместитель – нарком боеприпасов Ванников Б. Л. Для решения технических вопросов при Специальном Комитете создан Технический Совет под руководством Ванникова Б. Л.

30 августа 1945 года распоряжением Совнаркома № 2227-567 создается Первое Главное Управление при СНК СССР. В состав его входили руководители различных наркоматов. При ПГУ имелся свой Технический Комитет, в который входили Ванников Б. Л., Завенягин А. П. и ученые-атомщики: Курчатов И. В., Иоффе А. Ф., Капица П. Л., Харитон Ю. Б.

Большую роль в продвижении проекта следует отдать работе разведки, поставившей огромное количество информации нашим ученым.

9 апреля 1946 года Совмин СССР издал распоряжение № 806–327 о создании при Лаборатории № 2 специального Конструкторского бюро по разработке ядерного оружия – КБ-11, начальником которого назначается Зернов П. М., а главным конструктором – Харитон Ю. Б. В качестве месторасположения КБ-11 был избран г. Саров, позднее – Арзамас-16. В настоящее время здесь находится Российский Федеральный Ядерный Центр – ВНИИЭФ.

Перед КБ-11 ставилась задача создания двух вариантов бомб: урановой – с пушечным сближением и плутониевой – со сферической имплозией. Испытания плутониевого заряда предполагалось совершить до 1 января 1948 года, уранового – до 1 июня 1948 г.

1 июля 1946 года было составлено техническое задание на атомную бомбу. Оно состояло из 9 пунктов и оговаривало тип делящегося материала, способ его перевода в критическое состояние, размеры и массу бомбы, разновременность срабатывания электродетонаторов, требования к высотному взрывателю и самоликвидации системы в случае отказа.

Для создания атомного заряда потребовалось проведение множества теоретических исследований и разработок новых технологий:

– определение критической массы;

– создание теории эффективности;

– методов отделения изотопов урана и плутония;

– способов механической обработки делящихся материалов;

– организации производства полония для нейтронного инициатора;

– отработка конструкции инициатора;

– изучение процессов взрыва сферического заряда ВВ;

– создание теории имплозии;

– изучение сжимаемости материалов;

– разработка электродетонаторов, системы автоматики, корпуса бомбы.

В феврале 1948 года были скорректированы сроки по созданию бомбы: предписывалось обеспечить изготовление и предъявление одного комплекта бомбы РДС-1 к 1 марта 1949 года.

Разработка атомного заряда РДС-1 началась в НИИ-6 в конце 1945 года с создания макета по устным указаниям Харитона. Модель была разработана к началу 1946 года, и к лету изготовлена в двух экземплярах.

К концу 1946 года была начата разработка документации на натурный заряд. В начале 1947 года в КБ-11 начато проведение исследовательских взрывных работ.

25 декабря 1946 года был запущен первый в СССР уран-графитовый реактор и произведена управляемая цепная ядерная реакция. Пуск реактора подтвердил правильность выбранного пути.

В конце 1947 года были получены первые микрограммовые количества плутония, в 1948 году – миллиграммовые, в начале 1949 года – граммовые.

Конструкция РДС-1 во многом опиралась на американскую атомную бомбу «Толстяк». Было принято принципиальное решение повторить американскую атомную бомбу. Хотя некоторые системы: баллистический корпус, электронная начинка – были советской разработки.

Атомный заряд представлял собой многослойную конструкцию, в которой перевод активного вещества – плутония в критическое состояние осуществлялся путем его сжатия посредством сходящейся сферической детонационной волны во взрывчатом веществе.

Заряд взрывчатого вещества из сплава тротила с гексагеном состоял из двух слоев. Внутренний слой формировался из двух полусферических оснований, внешний – собирался из отдельных элементов.

Система автоматики бомбы обеспечивала осуществление ядерного взрыва в нужной точке траектории падения бомбы. Для повышения надежности срабатывания изделия основные элементы автоматики выполнены по дублирующей схеме.

Главным конструктором советской атомной бомбы в 1948 году Сталин назначил Духова Н. Л.

29 августа 1949 года в 6 часов утра РДС-1 была взорвана на башне полигона в Казахстане.

18 октября 1951 года с самолета Ту-4 была сброшена первая серийная атомная бомба.

Интернет, http://www.atomas.ru

^{Конструктор советских атомных бомб Юлий Харитон рядом с одним из своих творений.}

* * *

10 января в конференц-зале состоялось совещание по итогам первого этапа обучения. В президиуме сидели преподаватели во главе с подполковником Князевым и представитель Центра майор Орлов.

Князев положительно оценил наши успехи по освоению новой техники, сообщил о результатах экзаменов и зачитал приказ о поощрении наиболее отличившихся благодарностями и грамотами. Отмечены были все командиры взводов, командиры бригад и курсанты-отличники.

Затем он предоставил слово майору Орлову, который курировал в Центре наши курсы:

– Товарищи офицеры! Вы закончили первый цикл работ по изучению конструкций некоторых видов изделий. Вас научили, как их приводить в рабочее состояние и применять в боевой работе. Но это только начало большой и трудной дороги, которая называется армейской службой. И на всем протяжении службы вам предстоит постоянно осваивать все новые и все более совершенные образцы военной техники.

Некоторые из вас считают, что они уже все знают, все освоили, и ожидают особых условий прохождения воинской службы. Некоторые недовольны условиями быта, которые у нас, как вы позже убедитесь, совсем неплохие. Некоторые требуют бесперебойного и безусловного снабжения, обеспечения форменной одеждой и денежным довольствием. В армии такое недопустимо: командование эти вопросы решает без ваших напоминаний и, тем более, требований. Что положено – то непременно будет. Некоторым не нравятся требования воинской дисциплины и правила безопасности работы режимных объектов. Все это определяется не нами, а воинскими уставами, приказами начальников гарнизона и строгими правилами обеспечения секретности.

Привыкайте, товарищи офицеры, к условиям армейской жизни и поскорее забывайте гражданские вольности.

Теперь о главном. Командование наших войск решило продлить ваши сборы и провести второй цикл обучения. Не нам обсуждать причины и целесообразность этого решения. Радуйтесь, что это происходит на юге, в Крыму, а не где-нибудь в другом месте.

Вы должны освоить вторую специальность, расширив таким образом ваши знания и умение, что будет полезно для вашего дальнейшего продвижения по службе. Второй цикл работ начнется после того, как вы побываете в отпуске. Несмотря на некоторые недостатки первого цикла учебы, вы его заслужили. 40 дней досрочного отпуска командование предоставляет, чтобы вы отдохнули и с новыми силами принялись за учебу.

Все необходимые документы и денежное довольствие уже готовы. Желаю удачного отдыха, товарищи офицеры!

После этой не совсем приятной речи Орлова засыпали вопросами. Большинство из них касались будущих мест службы, условий проживания, возможности трудоустройства жен, перспектив работы и возможностей ротации. На большинство вопросов майор отвечал примерно так:

– Послужите – увидите. Родина и командование вас не забудут. Все, что необходимо для успешной службы, будет: и жилье, и соцкультбыт, и перспектива. Главное – хорошо и добросовестно относитесь к порученному вам делу.

На следующий день в административной части нам выдали отпускные документы, деньги и билеты, заявки на которые командиры взводов собрали заранее.

Глава IV
Отпуск

За сполох чистый, сполох ранний

далеких радостей моих

я не отдам очарований

туманной памяти о них.

М. Алигер

У каждого из нас в детстве были милые сердцу речки и леса, горы и тропки, дворы и улицы, которые спустя много лет греют нас золотыми снами.

В. Чивилихин

• Воспоминания о военных лагерях • Дома на Холодной горе • Друзья с улицы Ярославской • Театр им. Т. Г. Шевченко • Корифеи украинской сцены • Семья Слоневских • Первая встреча с Лилей Колесниковой • В гостях у Тищенко

В отпуск я ехал со смешанными чувствами. С одной стороны радовало сорок дней полной свободы в кругу близких и друзей. С другой стороны, тревожило то, что мои сердечные подруги обиделись за то, что я их всех пригласил на прощальный вечер. За четыре месяца – ни одного письма. Особенно виноват я был перед той, с которой сидел за одной партой…

Меня ждали только дорогая мамочка да друзья с улицы Ярославской. Холодногорские приятели-соседи, закончив институты, разъехались по назначениям в разные стороны нашей большой страны.

Вовка Титов, школьный товарищ с Блискучего переулка, получил распределение куда-то за Волгу на строительство военных объектов. Горик Яловой, друг с улицы Технической, после окончания юридического института очутился в приморском городе Феодосия. Шурик Морозов, сосед по дому, окончил электротехникум связи, пошел служить в армию и пребывал где-то на Карельском перешейке.

В Харьков мы со Славой Магдой ехали в одном купе. Годы совместной учебы на одном факультете и совместная служба сблизили нас настолько, что мы стали добрыми и неразлучными друзьями. Правда, между нами имелось одно существенное различие: он еще в институте женился на прекрасной девушке Вите, а я все еще пребывал в холостяках. В результате этого у Славика уже в самом начале службы было множество забот и волнений, а меня они только ожидали. И то – пока только гипотетически.

Вагон вздрагивал на рельсах, стаканы с чаем в подстаканниках позвякивали ложечками, бутылочка коньяка завлекательно покачивала своим вогнутым мениском, а мы вели неторопливую беседу о жизни. Со Славиком нужно и можно вести только неторопливую беседу. Он никогда никуда не спешит, говорит медленно, вдумчиво и авторитетно. В его слова необходимо вслушиваться, анализировать и, я бы сказал, смаковать их. Ни в коем случае не следует торопить Славика, так как развитие и изложение его рассказа не только не ускорится, но может и замедлиться. Он умеет вызывать уважение к собственным словам и удачно этим пользуется. Лучше всего, если вы вообще будете молчать, слушать и наслаждаться основательностью услышанного.

^{Слава Магда. 1956 г.}

Учитывая то, что в купе мы были не одни, наша беседа носила в основном ностальгический характер. Вспоминали случаи из институтской жизни и лагерных сборов в Воронеже и Змиеве, куда нас посылала военная кафедра.

– Все это, как мы теперь понимаем, была напрасная трата времени и средств, – сказал Славик. – Ничему нас там не научили и не могли научить. Только лишний раз показали казенщину службы и бестолковость начальства, отсталость техники и глупую немотивированность дисциплины. Получалось так, что большие начальники с большими звездами придумали эти лагеря не для того, чтобы поднять престиж военной службы, а, наоборот, – вызвать к ней отвращение. А ведь в лагерях, – продолжил он, – надо вызывать интерес к армии. Показывать ее неповторимую уникальность, новейшую технику, культуру службы и быта. А они исходят из злобствующей установки: служба в армии – не мед и не сахар, это не гражданка, это значительно хуже, и вам она не должна понравиться!

– Ты, Славик, нарисовал очень мрачную картину. Вспомни, сколько интересного и веселого привезли мы из лагерей. Годами с удовольствием вспоминали топографические занятия на местности, тепловую закалку в раскаленных будках радиолокаторов, лекции безграмотных старших лейтенантов и вечерние прогулки с песней по стадиону под командованием сержанта Вороного. Помнишь, как запевали:

 
…Тишина везде вокруг, а коню не спится,
Ему чистая вода и кобыла снится.
Конь мой, конь, конь вороной,
 
 
Ходим мы с тобой,
Бродим мы с тобой —
Бережем страны покой!
 

Помкомвзвод Вороной при этих словах в растерянности соображал: про него эта песня или про коня.

– Вороной был вообще легендарной личностью, – согласился Славик. – Он с видимым удовольствием муштровал «студентов» на стадионе и в поле. Только его ограниченные умственные способности могли позволить ему после этого спрашивать у них же совета, какие лампы и детали выгоднее всего красть из разукомплектованных радиолокаторов.

^{Сержант Вороной проводит занятия. Воронеж, 1952 г.}

В результате этого сержант был немедленно «сдан» начальству лагерей для дальнейшего разбирательства. Хорошо, если все это окончилось для него гауптвахтой… Тогда вместе с Вороным посадили на гауптвахту Вадика Гарцуева. Как раз перед нашим отъездом из лагерей. Мы едем домой в Харьков, а бедный Гарцуев отправляется продолжать срок пребывания на сборах. А посадили его из-за пререканий с тем же Вороным.

– Да и у тебя, Вишневский, с помкомвзвода был конфликт.

– Это точно, – ответил я. – Случилось это на полевых занятиях, которые Вороной, как правило, устраивал на солнцепеке. Я тогда носил темные очки, что уже само по себе раздражало сержанта. Он усматривал в этом какое-то смутное нарушение устава, но какое – сформулировать не мог.

В тот день мы расположились на пожухлой траве глубокого оврага и с безучастным равнодушием слушали монотонное чтение устава. Я прислонился к глиняной стенке, расслабился и, глядя в упор через светофильтры на Вороного, самым настоящим образом уснул. Моя продолжительная неподвижность и подозрительное внимание к уставу строевой службы его сразу же насторожили. И в это время у меня предательски сверкнула тонкая струйка слюны. Вороной все понял, захлопнул устав и не скомандовал, а – взревел: «Рядовой Вишневский, встать! Снимите очки, и чтобы я их больше нигде, никогда и ни у кого не видел!».

Воспоминания о лагерных сборах как о необычных приключениях всегда пользовались успехом. На любых встречах и вечеринках они веселили и поднимали настроение. Теперь их занимательная сторона отходила в сторону, позволяя сравнивать лагерную жизнь с тем, что мы имели сейчас. Одно дело послужить месяц-другой ради развлечения, другое – годы, а может быть, и всю жизнь.

Славик Магда был тем человеком, с которым можно говорить честно и откровенно, и потому я задал ему прямой вопрос:

– Как дальше служить будем? И будем ли служить вообще?

Мой друг на какое-то время задумался, а потом, наклонив голову чуть в сторону, сказал:

– Не знаю, как ты, а я буду уходить из армии. И как можно скорее.

– А я еще посмотрю: куда получу назначение и что придется делать…

Но вагонные колеса постукивали на стыках рельс и впереди нас ждал отпуск. О грустном думать не хотелось. Хотелось надеяться на лучшее.

^{Мама – Мария Феоктистовна, я и отчим – Михаил Иванович, в Румынии. 1946 г.}

* * *

На вокзале меня встречали Саш и Витя Бороденко, мои задушевные друзья. Вместе поехали на Холодную меня уже ждали родители.

Дома был накрыт праздничный стол. Мама, по обыкновению, наготовила и напекла множество вкусностей. «Як на Меланине весiлля», как определяла она масштабы содеянного. Были среди них и мои любимые вареники с сыром, и румяные сладкие «хрустики». Отчим, Михаил Иванович, постарался оживить стол водкой и вином, без которых у нас никогда не обходились застолья. Все было, как всегда, – обильно, вкусно и душевно.

Мама рассказывала о работе в школе, об учебе на заочном отделении, о родственниках, о знакомых.

Она осуществляла свою заветную мечту – закончить институт и получить высшее образование. До войны она училась в Одесском педагогическом институте, но не успела его закончить. Война надолго отодвинула эти планы. Несмотря на то, что у нее уже был многолетний педагогический стаж и никто не побуждал ее к учебе, она все же поступила в институт. Трогательно было слушать, как она с гордостью рассказывала об успешно сданных зачетах и экзаменах, о высокой оценке ее контрольных работ маститыми профессорами.

Слушая маму, отчим только улыбался. Его мало тревожило то, что у мамы не было высшего образования. Не особенно приветствовал он и мамину учебу, которая отнимала много времени и душевных сил. Но, как человек покладистый и мягкий, он мирился со всеми этими издержками и потерями.

Рассказы отчима, работавшего директором фабрики-кухни ХЭМЗа, касались больше трудностей снабжения его большого сложного производства, а также неприятностей общения с руководством треста столовых и ресторанов.

В Харьков наша семья попала почти случайно. Сразу же после окончания войны мама вышла замуж за капитана – артиллериста, освобождавшего наше село от немцев.

Спустя некоторое время отчим вызвал нас к себе в воинскую часть, которая располагалась в Румынии. В трудные послевоенные дни командование Красной Армии разрешало такие поездки. С одной стороны, они скрашивали жизнь офицеров в чужих странах, с другой, – позволяли подкормить их семьи армейскими пайками.

Когда пришло время демобилизовываться, встал вопрос, куда нам возвращаться в Союз. Во время оккупации наша квартира в Одессе была разгромлена и безвозвратно потеряна. В Харькове жил и работал наш близкий и влиятельный родственник Петр Федорович Слоневский. Он пригласил нас к себе, обещая помочь и работой, и жильем. Свое слово он сдержал, и мы некоторое время жили в его доме. Потом отчим получил квартиру на Нижней Гиевке, улице, которая проходит на границе Лысой и Холодной горы.

Одноэтажный кирпичный домик довоенной постройки с множеством маленьких комнат имел полуподвал, в котором размещались кухня и подсобные помещения. Отсюда был выход прямо в старый сад. И хотя особых удобств в доме не было, но зато было тихо и уютно, как в деревне. Здесь и прошла моя школьная и студенческая юность.

* * *

Среди всех улиц города Харькова есть две улицы, которые мне более всего близки и дороги. Это – Карла Маркса и Свердлова. Первая из них, сравнительно спокойная, была словно предназначена для проживания, лечения и учебы. Вторая – шумная и суетливая, служила местом развлечений, питания и торговли. По первой, тихо шелестя широкими шинами, ходили голубые пузатые троллейбусы. По второй – звеня и громыхая, тряслись синие трамваи, на площадках которых гроздьями висели нетерпеливые пассажиры. По приезде в Харьков, некоторое время нам пришлось жить в подвале на улице Карла Маркса.

В этом районе я пошел в 118-ю школу, находившуюся в то послевоенное время на улице Ярославской между Карла Маркса и Свердлова. Здесь в 7-м классе познакомился со своими первыми харьковскими друзьями: Шуриком Олейником, Толиком Шевченко, Виктором Гончаром. Все мы жили недалеко от школы, часто друг с другом встречались, ходили в одни и те же кинотеатры и спортивные секции.

^{Мои лучшие друзья – Саша Олейник и Витя Бороденко. 1949 г.}

Но основным местом встречи был двор низенького одноэтажного дома на углу Карла Маркса и Ярославской. Здесь, в одной из квартир, жил мой одноклассник Олейник. В семье его звали Шура, что у нас трансформировалось в доверительное «Сюра». Это был способный и спокойный мальчик, который учился только на отлично. Он жил вместе с родителями и старенькой бабкой в крохотной однокомнатной квартире, перегороженной надвое шкафом и буфетом.

Шурик познакомил меня со своим соседом по двору Витей Бороденко, вихрастым задиристым пареньком, работником сцены в театре. Он был на два года старше меня, опытнее и, главное, – добывал деньги на жизнь собственным трудом. Мы быстро подружились и стали друг с другом обмениваться тем житейским опытом, который к тому времени уже удалось накопить. Витя раскрыл передо мной замечательный мир театра, я – мир учебы. В результате я стал постоянным посетителем театра имени Т. Г. Шевченко, а Витя успешно закончил вечернюю школу. На этом он не остановился и поступил в УЗПИ. После окончания вуза стал заведующим лабораторией в Харьковском сельскохозяйственном институте. Но это было уже намного позже.

Часто приходил Толик Шевченко, живший неподалеку на Чеботарской улице, известный в Харькове боксер. Он был неоднократным чемпионом Украины и Вооруженных Сил СССР в тяжелом весе. Мы любили и уважали этого большого добродушного парня с густым румянцем на красивом лице. Гордились тем, что Толик боксировал с самим Николаем Королевым и Альгирдасом Шоцикасом.

^{Толик Шевченко – спортивная гордость Украины. 1953 г.}

Начинал он свою боксерскую карьеру вместе с нами, своими одноклассниками. Но мы после первых же учебных боев у тренера Емельянова перестали посещать боксерскую секцию ДЮСШ. Толик же упорно и настойчиво поднимался по спортивной лестнице и в конце концов стал одним из сильнейших боксеров СССР. Иногда он дарил нам красивые значки с очередного первенства, и мы без зазрения совести выхвалялись ими перед знакомыми девушками.