Текст книги "Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика"

Автор книги: Валентин Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

В летнем кинотеатре, где под крышей-раковиной была просторная эстрада, собралась большая часть населения городка. Наши новенькие мундиры с блестящими серебряными погонами выделялись темным зеленым квадратом на фоне поблекшей формы гарнизонных офицеров, расцвеченной незамысловатыми нарядами их жен. В первом ряду сидели генералы Чернорез и Петленко, командиры авиачастей и работники штаба.

И вот, наконец, вышла несравненная Лидия Русланова в сопровождении баяниста. На ней была русская национальная одежда – широкий и тяжелый сарафан, розовая кофта и высоко повязанный цветастый платок. В руках – красный платочек. Невзрачный и какой-то примятый жизнью баянист в высоких сапогах сверкал клавишами баяна, висевшего через плечо на вишневого цвета ремне.

Ведущий объявил, что выступает исполнительница русских народных песен заслуженная артистка Российской федерации Лидия Русланова, и зал взорвался щедрой овацией. Все предвкушали встречу с большим искусством.

Когда аплодисменты смолкли, раздался необыкновенный низкий и не очень сильный голос певицы. Она пела одну из старинных народных песен о замерзающем в степи ямщике, о его наказе, о прощании со всем белым светом. Низкая тональность и неспешность пения оправдывались темой и содержанием песни, и были доброжелательно приняты неискушенной в вокалах публикой. Но когда и последующая песня была спета в той же тональности и манере, мне показалось, что певица бережет себя для коронных песен, так хорошо знакомых по патефонным пластинкам и выступлениям по радио. Наконец очередь дошла и до известных и любимых «Валенок», но голос Руслановой все еще не поднимался до знакомых высот. Более того, он иногда просто сипел и срывался. Слушатели были в недоумении, начали перешептываться, кто-то даже свистнул. Стало ясно, что ту всеми любимую Русланову, мы сегодня не услышим. И хотя исполнительница не смущалась и смело продолжала свой концерт, меня охватило разочарование, а потом – обыкновенная жалость к стареющей артистке.

Значительно позже, с всплеском гласности и развалом Советского Союза, я узнал, что несчастную Русланову недавно выпустили из тюрьмы. Ей разрешили концертировать только по окраинам страны да в затерянных, подобно нашему, военных гарнизонах.

А в тюрьму на 5 лет она попала вместе с мужем, генерал-лейтенантом ВВС Крюковым В. В., после того, как в 1948 году их обвинили в скупке картин в блокадном Ленинграде, хранении драгоценных камней и присвоении трофейных ценностей.

^{Заслуженная артистка РСФСР Лидия Андреевна Русланова с мужем генерал-лейтенантом Владимиром Викторовичем Крюковым. 1943 г.}

При обыске на даче Лидии Андреевны были изъяты 208 бриллиантов, множество изумрудов, сапфиров, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия. Супругов уличили также в скупке 132 полотен, среди которых 4 картины Нестерова, 5 – Кустодиева, 7 – Маковского, 5 – Шишкина, 4 – Репина, по 3 – Поленова, Малявина, Сомова, Айвазовского и многих других выдающихся русских художников.

Все это открылось тогда, когда Иосиф Виссарионович собирал компромат на Жукова Г. К., вчерашнего маршала Победы и нынешнего соперника великого вождя.

Тогда всплыли на поверхность и стали известны неблаговидные дела высших командиров Советской Армии, оккупировавшей поверженную Германию. А началось трофейное дело с противостояния двух руководителей советских органов безопасности в Германии – уполномоченного НКВД Серова И. А. и главы военной контрразведки СМЕРШ Абакумова В. С. Оба они были близкими друзьями Жукова, находились под его командованием и пользовались его доверием. Когда Сталину доложили об эшелонах трофейного имущества и ценностей, которые эти генералы не только присваивали себе, но и снабжали ими Жукова, он приказал провести тщательное расследование.

На квартире и даче маршала были произведены нелегальные обыски. В квартире в сейфе находилась шкатулка, в которой чекисты обнаружили 24 штуки часов, в том числе 17 золотых и 3 с драгоценными камнями, 15 золотых кулонов, другие золотые вещи – портсигары, браслеты, серьги. На даче улов был более солидный. Дотошные чекисты докладывали:

Две комнаты превращены в склад, где хранится огромное количество разного рода товаров и ценностей. Например: шерстяных тканей, шелка, парчи, пан-бархата и других материалов – всего свыше 4000 метров; мехов – собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракулевых – всего 323 шкуры; дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и других дворцов Германии – 44 штуки; ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамах – всего 55 штук; аккордеонов с богатой художественной отделкой – 8 штук; уникальных охотничьих ружей фирмы «Голанд-Голанд» и других – всего 20 штук.

Жуков не стал отрицать обвинения или оправдываться и в объяснительной записке написал:

О моей алчности и стремлении к присвоению трофейных ценностей. Я признаю серьезной ошибкой то, что много накупил для семьи и своих родственников материала, за который платил деньги, полученные мною как зарплату[13]13
  Соколов Б. Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи. – Минск: Родиола-Плюс, 2000.


[Закрыть].

^{Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков также был подвержен обычным человеческим слабостям.}

Тогда-то и арестовали генерала Крюкова и певицу Русланову, которые находились с Жуковым в дружеских отношениях. Сам маршал отделался ссылкой в Уральский военный округ, а других «коллекционеров», в том числе и чету Крюковых, посадили в тюрьму.

После того, как Хрущев простил и вновь пристроил к власти Жукова, на волю были выпущены и Крюков с Руслановой.

За свои стяжательские прегрешения генерал Крюков Владимир Викторович, командовавший кавалерийским корпусом, так и не попал в энциклопедию «Великая Отечественная война 1941–1945» 1985 года издания. Русланова Лидия Андреевна, заслуженная артистка РСФСР и кавалер ордена Красной Звезды такой чести удостоилась.

Но всего этого в тот осенний день мы не знали и просто обиделись на артистку, хотя букет роз Кушнир преподнес Лидии Руслановой под бурные аплодисменты зала.

Этот жест очень пришелся по душе нашему политическому наставнику генералу Петленко, о чем он в тот же вечер сказал Князеву.

* * *

Занятия по теоретическим вопросам и схемам электро– и радиоустройств проводились на объекте 66. Практические занятия с изделиями, их блоками и пультами управления проходили на объекте 70. Оба объекта-здания находились на территории аэродрома в самой его дальней части. Для того чтобы попасть на объекты, нужно было пересечь несколько ограждений колючей проволоки и пройти несколько контрольно-пропускных пунктов. В первые дни мы выходили из машин и должны были индивидуально проходить КПП, где контролер сверял наши удостоверения личности со списком. Это занимало много времени, и через какое-то время такой порядок отменили. Теперь на КПП заходил преподаватель со списком, а мы продолжали сидеть в машине.

Лекции и практические занятия по основной аппаратуре нашей специальности – радиолокационному высотомеру «Вибратор» – проводили подполковник Хихоль и майор Фомин. Оба были образованными инженерами, приятными в общении и не лишенными чувства юмора. Чувствовалось, что раньше их служба проходила не в действующих войсках, а где-то на предприятиях, изготавливающих радиоаппаратуру, или в научных подразделениях.

Хихоль был нашим классным командиром и отвечал перед начальником сборов не только за учебный процесс, но и за дисциплину и наш моральный облик. С ним легко было общаться: он интересовался нашей прошлой студенческой жизнью, учил особенностям военной службы, сопровождал нас во время поездок в город и посещения культурных заведений.

^{Мой первый снимок, сделанный в фотоателье г. Керчи. 1955 г.}

Сам «Вибратор» не представлял особой сложности, являясь одной из разновидностей радиолокатора сантиметрового диапазона. Его схему и принцип действия мы освоили легко, а вот точную частоту работы так и не узнали. Она являла собой главный секрет устройства, так как лишала возможности вызвать несанкционированное срабатывание изделия.

– Когда будете работать в войсках – узнаете, а пока можете только гадать, – с улыбкой отвечал на наши вопросы подполковник.

Несколько сложнее было с общей электрической схемой изделия, которой нас обучал майор Свиридов. Она была более разветвленной, охватывала работу всех узлов комплекса и имела много соединительных разъемов. В этих разъемах легко можно было заблудиться, прослеживая прохождение по электрическим цепям сигналов и команд.

Для того, чтобы освоить электрические схемы и конструктивные особенности изделий, имелись многочисленные ИОС – Инструкции обслуживания спецтехники, которые мы называли «иосками».

Майор Свиридов, несколько флегматичный молодой офицер, терпеливо и настойчиво прослеживал вместе с нами путь сигнала от блока к блоку и удовлетворенно улыбался, когда этот путь заканчивался в районе капсюлей-детонаторов.

Совсем несложными оказались занятия по аэродинамике изделия в полете после отрыва от самолета, которые проводил капитан Шелков. Но капитану пришлось отвечать на вопросы, связанные с самой формой изделия. К тому времени некоторые из нас видели в переводных книгах американские атомные бомбы «Малыш» и «Толстяк», сброшенные на японские города. Наши изделия поразительно внешне напоминали американские.

– Товарищ майор, почему наша «четверка» так похожа на американского «Малыша», а «тройка» – в точности копирует «Толстяка»? – спросил Кобыляцкий.

– Законы аэродинамики являются общими для всех – и для американцев, и для англичан, и для нас. Поэтому и наиболее выгодная аэродинамическая форма, рассчитанная в лабораториях разных стран, тоже будет одинаковой. Дело не столько в форме изделия, сколько в его внутренней начинке. А она у наших изделий отличается от американских тем, что все системы и блоки разработаны нашими учеными, сконструированы нашими инженерами и выполнены на наших предприятиях. И главное – наши изделия имеют совершенно оригинальную центральную часть.

– Почему же все виды изделий не получили одну оптимальную аэродинамическую форму и имеются две разновидности? – не унимался Кобыляцкий.

– Потому что первоначально разрабатывались два варианта изделий, конструктивно отличающихся друг от друга.

– Как и у американцев? Для Хиросимы – одно, для Нагасаки – другое? Или, может быть, наши конструкторы кое-что позаимствовали у американцев и решили оставить все так, как и у них?

– Товарищ Кобыляцкий! Ваши вопросы выходят за рамки наших занятий, и у нас нет времени обсуждать разные предположения. Мы должны изучать то, что стоит перед нами, а не нарисовано в книжечках и показано в кино, – и майор Шелков посчитал дискуссию законченной.

Я тоже к тому времени видел изображения американских атомных бомб, знал какую из них сбросили на Хиросиму, а какую – на Нагасаки. Удивительное сходство наших и американских атомных бомб объяснялось, конечно, не общими законами аэродинамики, как это нам пытался объяснить майор Шелков. Оно было следствием приказа куратора атомного проекта Берии ничего не менять в тех принципиальных данных и конструктивных сведениях, которые добыла наша разведка в Соединенных Штатах.

А наши нелегалы присылали настолько подробные описания конструкции американской атомной бомбы, что трудно было ими не воспользоваться. В одном из донесений (18 октября 1945 г.) они писали:

По наружному виду атомная бомба представляет собой снаряд грушевидной формы с максимальным диаметром 127 сантиметров и длиной вместе со стабилизатором 325 сантиметров. Общий вес около 4500 килограмм… Имеет 32 линзы взрывчатого вещества[14]14
  Чиков В. М. Нелегалы. Ч. 1. Операция «Enormous». – М.: АСТ, 1997.


[Закрыть].

^{Первая американская атомная бомба «Толстяк», которая послужила прототипом советской «тройки».}

В состав компонентов аэродинамических устройств входили также две чеки отрыва, расположенные в верхней части изделия. Именно они переключали электропитание с бортсети на аккумуляторы изделия.

Сюда входили также механические блоки БДВМ, блокирующие работу электросхем на начальном участке полета изделия. Они представляли собой маленькие пропеллеры, которые подавали электропитание на изделие только после определенного количества оборотов. Эти механические временные реле должны обеспечивать безопасность самолета от несанкционированного срабатывания изделия. Пока крутятся вертушки блоков, самолет может уверенно отлетать от места сброса на безопасное расстояние.

^{Первая советская атомная бомба РДС-2. Мне не удалось найти фотографию РДС-3, но она имеет такое же закрытое хвостовое оперение как и «Толстяк».}

О высотомере, основанном на изменении атмосферного давления, рассказывал майор Бугаенко. Этот дублирующий канал давал исполнительную команду в случае отказа радиоканала. Мы, радисты, естественно считали свой радиоканал надежным, более современным, и на бароканал смотрели снисходительно.

^{Костя Камплеев (слева) с товарищами.}

Каждый взвод, в основном, специализировался на своей части изделия, но изучал и другие. Особое место занимал четвертый взвод, осваивающий центральную часть изделия.

К изучению ядерного заряда допускались только так называемые химики. Мы никогда не присутствовали на их занятиях и имели о центральной части только общие представления. И хотя, надо полагать, на занятиях настоящих ядерных центральных частей не было, даже общий вид «шарика» удавалось увидеть не всем.

Теперь об этом пишут…

Багеровский аэродром

В книгах по истории Отечественной войны много раз упоминается Багеровский аэродром. Наши летчики летали бомбить его, когда он был занят немецкой авиацией, затем сами садились и взлетали с него после освобождения Керчи. Так что история аэродрома героическая.

После 1945 года мир вступил в ядерную эпоху. И хотя вначале противостояния стратегического вооружения на полуострове не было, однако Крым внес свою лепту в создание «щита Советского Союза».

Известно, что испытания водородного оружия проводились Казахстане и на Новой Земле. Но базовый центр многих экспериментов находился в поселке Багерово близ Керчи. Полигон № 71 ВВС, который иногда называли «объект Керчь-2», стал ареной чрезвычайно важных экспериментов. Прежде чем сбрасывать на северных и среднеазиатских площадках бомбы с ядерными зарядами, необходимо было проверить механизм сброса и взрыватели.

С весны 1949 года здесь прошла серия испытаний. Самолет-носитель бросал на полигон № 71 бомбы, идентичные по форме, весу и размерам первой отечественной атомной – РДС-1, с той же системой взрывателей, но не ядерные, а с обычным взрывным устройством. (Аббревиатура РДС-1 расшифровывается как «Россия Делает Сама»).

Только после того, как эксперименты прошли успешно, приступали к испытаниям настоящих ядерных бомб на полигонах Семипалатинска и Новой Земли.

Полигон № 71 был создан с целью авиационного обеспечения проведения воздушных атомных испытаний и отработки технических средств доставки ядерных зарядов, в качестве которых в то время могла использоваться только авиация. Ввод полигона в действие был приурочен к лету 1949 года, т. е. к первому испытанию атомного заряда на Семипалатинском полигоне № 2. В состав полигона входили три авиационных атомного полка: 35-й отдельный смешанный и бомбардировочный, 513-й истребительный и 647-й смешанный специального обеспечения.

Здесь же отрабатывалась система радионаведения самолетов-снарядов на цель. В качестве цели использовался крейсер Черноморского флота «Красный Кавказ». По заявке испытателей он выходил из базы и курсировал в 20–30 км от южного берега Крыма, в районе мыса Чауда. В результате удачных испытаний крейсер и был потоплен в этом районе.

Для взлета и посадки тяжелых бомбардировщиков на полигоне была построена взлетно-посадочная полоса шириной 100 метров и длиной 3,5 км. Полоса была сделана из прочнейшего бетона и до сих пор находится в отличном состоянии. К ней от огромных ангаров с бетонными перекрытиями ведут под 45 градусов рулежные дорожки.

Все основные самолеты-носители атомных и водородных бомб проходили испытания на полигоне в Багерово. Таким образом, можно смело утверждать, что крымский полуостров – колыбель «Советского атома».

Интернет, http://geocaching.ru

После гражданской свободы, нас тяготила не столько воинская дисциплина, сколько закрытый режим гарнизона. Чьи-то мудрые головы решили, что еще не готовым к военной жизни офицерам полезнее будет постоянно находиться за колючей проволокой. Не последнее место в этом решении, очевидно, сыграли специфика нашей работы и повышенный уровень ее секретности. Какие бы ни были соображения командования, но они произвели на нас тягостное впечатление.

Представьте себе – все офицеры гарнизона, многие из которых жили в Керчи, имели свободный выход, а мы должны все свободное от занятий время, проводить в постылых казармах.

Сперва это был бывший свинарник, переоборудованный в так называемую «гостиницу Серебровского». Серебровский – был одним из начальников административно-жилищной службы гарнизона.

Позже мы переехали в настоящие казармы с большими, на несколько десятков коек, комнатами, высокими потолками и звучными бетонными стенами. Если в «гостинице Серебровского» можно было хоть как-то создавать иллюзию уюта и покоя, то в настоящей казарме все было на виду. В ней всегда было шумно, беспокойно: кто-то играл в домино или преферанс, кто-то, поставив между койками столик, пил водку, кто-то устраивал спортивные соревнования. Начальники, надо им отдать должное, нечасто наведывались в казарму, предоставив командирам взводов доводить до нашего сведения приказы и указания Шашанова и Шаронова.

* * *

Дисциплина, вместо того, чтобы крепнуть в нетронутом воинскими муштрами сознании, падала на глазах. Все чаще по вечерам устраивались пирушки с водкой и вином, которые многим заменяли посещение кино в Доме офицеров. Других развлечений, таких как танцы или вечера самодеятельности, не было. Общение с девушками, естественное в нашем возрасте, ограничивалось флиртом с официантками офицерской столовой да сестрами медсанчасти.

Мы мечтали о поездках в Керчь, где могли бы познакомиться с достопримечательностями города, посетить ресторан и удовлетворить жажду общения с прекрасным полом.

Однажды нас уже вывозили в Керчь на экскурсию, которая произвела очень хорошее впечатление. Классный командир, подполковник Хихоль, прежде всего повел нас в историко-археологический музей.

На территории нынешней Керчи в античные времена располагалась столица Боспорского государства – Пантикапей. Древнейшие поселения – торговые фактории и город – основаны были в VI–V веках до н. э. и располагались по восточному склону горы Митридат. Боспорское государство занимало когда-то восточную часть Крыма, Таманский полуостров, низовье Кубани и устье Дона. Это было одно из мощных государств древнего мира, которое вело бесконечные войны с Римом. С тех времен на территории Керчи – Пантикапее осталось много памятников и артефактов, сосредоточенных в хорошем музее.

С неподдельным интересом я рассматривал камни с древними письменами, амфоры, статуи и собрание античных монет. Думаю, что и моим друзьям это было интересно. Многие вообще в первый раз были в таком музее. Командование не поскупилось, и во всех экскурсиях по музею и городу нас сопровождала и давала подробные объяснения молодая женщина-экскурсовод.

^{На экскурсии в Керченском историко-археологическом музее (слева – подполковник Хихоль). 1955 г.}

Побывали мы в Царском кургане, построенном еще в IV веке до н. э., под которым хорошо сохранилась погребальная камера высотой около 10 метров. К ней ведет широкий и длинный ход – дромос, обрамленный стенами, сложенными из рустованных камней. По мере приближения к камере стены дромоса постепенно повышаются, около середины его длины начинается перекрывающий его уступчатый свод. В конце дромоса находится вход в квадратную камеру, перекрытую высоким ступенчатым куполом.

Эти уступчатые перекрытия входа и погребальной камеры производят очень сильное впечатление, которое не могло оставить меня, любителя истории, равнодушным.

^{Вход в Царский курган. Керчь, 1955 г.}

С горы Митридат, названной именем одного из славных боспорских царей, перед нами открылся вид на город, охватывающий полукольцом удобную и вместительную бухту. Говорят, где-то здесь, на склонах горы, великий Митридат покончил жизнь самоубийством, продемонстрировав Риму свою непокорность и свободолюбие.

В тот день Хихоль повел нас обедать в единственный приличный ресторан города под символичным названием «Пантикапей». К удивлению официантов младшие лейтенанты пили не водку, а марочные вина: мускаты, мускатели и кокуры. В те времена их ассортимент был неплохим и цены доступными. Через какое-то время нас уже по этому признаку определяли: если летчики пьют водку – наши, городские, если же заказывают вина – из гарнизона Багерово.

И вот, всех этих удовольствий гарнизонное командование лишило нас приказом об отмене свободного выхода.

* * *

Началось все с очередного закрытого письма ЦК ВЛКСМ. В нем отмечались вопиющие случаи злоупотребления спиртными напитками в армейских подразделениях и приводились конкретные примеры последствий с несчастными случаями. Чтобы сохранить личный состав и технику, в гарнизонах и частях проводили грозные мероприятия, вплоть до введения сухого закона.

Присутствующий на собрании подполковник Шаронов привел несколько случаев распития спиртных напитков и на наших сборах.

– Для предотвращения пьянства и связанных с ним нежелательных явлений командование гарнизона приняло решение запретить продажу спиртных напитков в торговых точках и местах отдыха на всей территории городка.

По залу прокатился глухой ропот, который придал комсомольскому собранию новое болезненное направление. Всплеск активности удивил комсорга Ератова и встревожил подполковника Шаронова.

В ответ на приказ гарнизонного начальства мы стали припоминать все прочие обиды и притеснения от закрытого выхода из гарнизона до задержек в снабжении форменным обмундированием.

А перебои в получении вещевого и, что еще хуже – денежного довольствия, как в армии называют зарплату, уже случались неоднократно. Недавно нам зачитали длинный список разных видов форменной одежды и снаряжения, который удивил некоторыми экзотическими позициями и сроками их использования.

Согласно приказу № 155 Министерства Обороны, шинель простая выдается на 3 года, а шинель парадная – на 5 лет, ботинки – на 1 год, а сапоги – на 2 года, ремень с портупеей и ремень для кортика – на 5 лет, фляга и кортик – навсегда. Но не то что кортика и фляги мы так никогда и не получили, но нам даже не выдали теплое белье, перчатки и носки.

Конечно, ни фляга, ни, тем более, кортик нам и вовсе были не нужны, но надо же было как-то отреагировать на притеснения начальства. И мы стали требовать, хоть и ненужное, свое.

^{Юра Савельев, 1956 г.}

По словам наших взводных командиров, с которыми было легче всего общаться, вещевое и денежное довольствие не поступало от некоего таинственного Музрукова.

Тогда мы даже не представляли, что это – фамилия человека или название организации. Позже стало ясно, что это – и то, и другое, слившееся в одно понятие – предприятие, руководимое генералом Музруковым Б. Г. Находится оно где-то на Урале и является поставщиком всего необходимого для нашей части. Со временем слово «Музруков» расширило свое понятие, стало привычным и часто повторяемым. Но для нас оно тогда означало лишь одно – было источником нашего снабжения.

Спустя годы, в одной из книг, посвященных производству оружейного плутония, одна из глав называлась Б. Г. Музруков – генерал атомной промышленности»[15]15
  Новоселов В. Н., Толстиков В. С. «Тайны «сороковки». – Екатеринбург: Уральский рабочий, 1995.


[Закрыть].

Уже тогда, в Багерово, мы знали, это от Музрукова, кроме нашего вещевого и денежного довольствия, к нам на полигон поступали для испытаний новые модификации изделий. Бригады, о которых я уже упоминал, приезжали с тех же краев.

Теперь об этом пишут…

Музруков Борис Глебович (1904–1979)

Музруков Б. Г. родился 11 октября 1904 года в г. Лодейное Поле. В 1922 г. окончил среднюю школу, поступил на рабфак, затем в Ленинградский политехнический институт. В 1929 г. Музруков Б. Г. заканчивает институт и его направляют на Кировский завод мастером. Уже через два года он – заместитель начальника цеха, затем начальник цеха, а в 1938 г. – главный металлург завода. В 1939 г. под его руководством на заводе было освоено изготовление литых башен для танков вместо клепаных, за что в мае 1939 г. он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

В октябре 1939 г. по решению Политбюро и приказу наркома тяжелого машиностроения Музруков Б. Г. назначен директором Уралмаша. За организацию серийного изготовления танков Т-34 и САУ в январе 1943 г. Музрукову Б. Г. присвоено звание Героя Социалистического Труда. В 1951 и 1953 гг. – лауреат Государственной премии.

В 1947 г. решением правительства Музруков Б. Г. был переведен на химкомбинат «Маяк». За работы по созданию и освоению производства плутония для первой атомной бомбы Музруков Б. Г. в 1949 г. одним из первых в стране становится дважды Героем Социалистического Труда.

После «Маяка» Музруков Б. Г. некоторое время возглавлял 4-е Управление Минсредмаша. В июне 1955 г. он становится директором КБ-11 (ВНИИЭФ) и руководит им почти 20 лет до ухода – на персональную пенсию союзного значения в 1974 г. В 1962 г. награжден Ленинской премией. Период его работы во ВНИИЭФ отмечен огромным объемом разработанных атомных зарядов для всех родов войск, а также развитием промышленной базы и социальной структуры города.

Генерал-майор Музруков Борис Глебович награжден тремя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Кутузова I степени, орденом Отечественной войны I степени. Умер 31 января 1979 г.

Интернет, www.Vniies.ru

Шаронову кое-как удалось нейтрализовать взрыв негодования, направив его в сторону письма, но покинули мы собрание расстроенные и обозленные.

Конечно, гарнизонным офицерам «сухой закон», хоть и вносил некоторые неудобства, но все же – был терпимым, так как они имели свободный выезд в Керчь. Но для нас, молодых и неженатых, отсутствие спиртных напитков в условиях закрытого выхода, казалось катастрофическим.

Думаю, это решение отцов-командиров оградить нас от пагубного зелья, было не до конца продуманным. Оно посеяло новые семена недовольства армейской жизнью. Если многие и так не имели желания служить, то теперь появилось желание покинуть армию навсегда. И не столько из-за «сухого закона», сколько от осознания того, что армия и свобода личности – понятия несовместимые.

К этому прибавился приказ о том, что в столовую и из столовой курсанты должны ходить строем. Якобы для выработки строевой выправки… Правда, этот приказ оказался мертворожденным и ни разу не был выполнен, но свое отрицательное действие оставил.

Шел третий месяц военной жизни. Я свыкся с армейской формой: офицерский китель уже не стоял колом, галстук не казался ненужной удавкой, серебряные погоны не мозолили боковое зрение и даже фуражка стала легче и удобнее. А аэродромная форма мне просто нравилась. Я быстро запомнил основное правило ее ношения – кожа к коже, и с удовольствием надевал легкие хромовые сапоги и остро пахнущий ремень с непривычной портупеей. Синие, хорошо сшитые бриджи, заправленные в сапоги, делали фигуру длинноногой и спортивной. Хотелось если и не маршировать, то бегать и прыгать. Все было ладно пригнано, ничего не болталось и не оттопыривалось. В такой форме легко было пролезть в узкий люк, преодолеть препятствие, выдержать порыв ветра и дождя.

С наступлением холодов приказом по гарнизону была введена зимняя форма одежды. Мы надели длинные, почти кавалерийские шинели и шапки-ушанки с голубоватым искусственным мехом. Стало тепло и уютно, но длина шинели несколько смущала, так как у остальных офицеров гарнизона она была короче. Другое отличие наших шинелей от местных заключалось в том, что спинной шов у нас еще не был распорот. С нераспоротым швом шинель походила на пальто. Ее невозможно было свернуть в скатку, как это предписывалось в прошлых уставах и все еще находило отражение в современных правилах ношения формы.

С этой недоработкой швейных мастерских быстро и бесцеремонно начали бороться воинские патрули. Они останавливали длиннополых офицеров, командовали «кругом» и здесь же, на месте, лезвием бритвы разрезали шов на несколько сантиметров. Мне казалось это глупым а патрулям – грубейшим нарушением формы. Каждый смотрел даже на такую мелочь по-своему. Такой взгляд со временем появился и у меня. Я тоже стал замечать малейшие нарушения в форме: незастегнутая на все пуговицы шинель под портупеей, не соответствующий летней или зимней форме головной убор, не то расстояние между звездочками на погонах.

* * *

Несмотря на то, что мы уже достаточно хорошо освоили изделия и стали носителями секретов с грифом «СС ОП», формально вручать нам в руки новое оружие командование не имело права. Ведь до сих пор мы не приняли воинскую присягу.

И вот этот день настал. Для командования и личного состава это должно было быть знаменательным событием. Были отпечатаны и размножены фотографическим способом пригласительные билеты такого содержания.

Командование, партийная и комсомольская организации подразделения тов. Князева приглашают Вас 19 ноября с. г. на товарищеский вечер-концерт в гарнизонном Доме офицеров. Начало вечера в 18 часов.

Программа вечера:

1. Торжественная часть.

2. Концерт художественной самодеятельности.

3. Товарищеский ужин.

4. Танцы и короткометражные фильмы.

^{Пригласительный билет на присягу. 1955 г.}

^{Здание Дома офицеров, в котором мы принимали присягу. 2006 г.}

Как видим, о принятии воинской присяги в приглашении не было ни слова, но о «товарищеском вечере-концерте» сразу же узнал весь гарнизон. Разрешалось присутствовать на торжестве вместе с офицерами и их «боевым подругам», как любил говаривать генерал Петленко. Начальство и преподаватели были с женами. Особенно бросалась в глаза дородная рыжая жена генерала Петленко, одетая в длинное и яркое платье. Не осталась незамеченной то ли жена, то ли подруга подполковника Шаронова, которую наши остряки сразу же прозвали «шароновской мумкой». С женами были также майоры Бугаенко и Свиридов.

Некоторые курсанты тоже пригласили девушек. Это были хорошо знакомые лица из подразделений бытового обслуживания и медсанчасти. Вызвал удивление и восторг младший лейтенант из электриков Варенников, который с собой привел дочь начальника гарнизона генерала Чернореза. Среди нас уже давно ходили слухи о необыкновенном и дальновидном увлечении нашего коллеги. Кто-то где-то его видел с генеральской дочкой, но вот так – открыто, у всего гарнизона на глазах, они появились впервые.